Текст книги "Понятие преступления"

Таким образом, соотношение всех видов объектов представляет собой отношение соподчинения и может быть представлено в виде совпадающих, но различных по размеру окружностей (рис. 1).

Рис. 1

Однако данный рисунок схематически показывает лишь соотносимость объектов по их размерам – самый большой общий, самый маленький – непосредственный. Истинное же соотношение указанных видов объектов несколько иное. Если представить весь объем объектов преступлений в виде шара (общий объект), то он будет весь заполнен родовыми объектами первого уровня, последние будут заполнены родовыми объектами второго уровня, эти же в свою очередь – видовыми объектами, а видовые – непосредственными. Таким образом, общий объект можно представить и как совокупность родовых объектов первого уровня, и как совокупность родовых объектов второго уровня, и как совокупность видовых объектов, и как совокупность непосредственных объектов, и как их единую совокупность.

При таком подходе сразу снимается и проблема количества объектов, на которые посягает одно преступление; их всегда пять, поскольку, посягая на конкретные общественные отношения, преступление посягает, в частности, и на общий объект, частью которого является непосредственный. Другое дело, что с практической точки зрения подобная множественность объектов довольно часто значения не имеет.

Вместе с тем возникает еще одна проблема – создание иерархической системы общественных отношений – объектов вреда. В литературе верно отмечено, что уголовное право – наиболее острая форма реагирования государства на соответствующие посягательства – сталкивается с самыми важными общественными отношениями.[549]549
  Никифоров Б. С. Объект преступления. М., 1960. С. 28; и др.


[Закрыть] Именно поэтому возникает одна из главных проблем: четкая дифференциация всех общественных отношений и выделение из них значимых для уголовного права, которая до сих пор не решена даже в работах, посвященных общественным отношениям.[550]550
  Демидов Ю. А. Социальная ценность и оценка в уголовном праве. М., 1975; Осипов П. П. Теоретические основы построения и применения уголовно-правовых санкций, Л., 1976; Фаткуллин Ф. Н., Чулюкин Л. Д. Социальная ценность и эффективность правовой нормы. Казань, 1977; и др.


[Закрыть] Пока общественные отношения выступают в науке уголовного права в обобщенном виде (отношения собственности, отношения личности, отношения общественной безопасности и т. д.), что само по себе еще не позволяет выделить общественные отношения, значимые с позиции уголовного права, и приводит к едва ли приемлемому отражению одних и тех же отношений в нескольких отраслях права (например, отношения чести и достоинства человека имеют место в гражданском и уголовном праве). Некоторая частичная дифференциация групп общественных отношений (отношения личности – отношения жизни, здоровья, чести и достоинства и т. д.) лишь в незначительной степени приоткрывает завесу таинственности над уголовно-правовой значимостью общественных отношений.

В самом первом приближении иерархическая система общественных отношений может быть создана на основе превалирования социальных ценностей, которым посвящено уже значительное количество работ. Ведь всякая иерархическая система возникает лишь при условии неравенства элементов системы. О неравенстве тех или иных ценностей, на которые посягают различного рода преступления, писал еще Ч. Беккариа: «Некоторые преступления разрушают само общество… другие нарушают имущество и честь… Наиболее вредными, а потому и наиболее тяжкими являются первые преступления».[551]551
  Беккариа Ч. О преступлениях и наказаниях. М., 1939. С. 29.


[Закрыть] Таким образом, Ч. Беккариа в иерархии общественных ценностей выше ставил интересы общества, нежели личности. О различной социальной значимости общественных отношений писали и в советской уголовно-правовой литературе.[552]552
  Демидов Ю. А. Указ. соч. С. 60; Основания уголовно-правового запрета. М., 1982. С. 134.


[Закрыть] Однако обоснованность некоторых поставленных акцентов вызывает серьезные возражения. Так, Ю. А. Демидов вычленяет абсолютные и относительные ценности,[553]553
  Там же. С. 59–60.


[Закрыть] причисляя к первым государственный и общественный строй, государственную безопасность и т. д.[554]554
  Там же. С. 59.


[Закрыть] И хотя указанная позиция применительно к абсолютным и относительным ценностям была подвергнута критике,[555]555
  Глистин В. К. Проблема уголовно-правовой охраны общественных отношений. Л., 1979. С. 29.


[Закрыть] мы склонны с ней частично согласиться, поскольку во все времена существования человеческого общества имелся один и тот же круг социальных отношений, объявляемых «табу», т. е. вполне оправдано выделение абсолютных и относительных ценностей. Однако сама иерархия общественных отношений, предложенная Ю. А. Демидовым, едва ли может быть принята.

Однако до сих пор на таком ранжировании объектов некоторые ученые настаивают. Так, по мнению С. Ф. Милюкова, «критикуемая концепция (превалирование личности как объекта посягательства. – А. К.) наносит существенный урон как раз интересам личности, благополучие которой в российских условиях в немалой степени зависит от мощи или, напротив, слабости государства. Самоунижение государства, проявившееся не только в расположении объектов уголовно-правовой защиты, но и, что значительно хуже, в многочисленных нормах Общей и Особенной частей уголовного закона, приводит… к беззащитности законопослушного гражданина».[556]556
  Милюков С. Ф. Российское уголовное законодательство. Опыт критического анализа. СПб., 2000. С. 51.


[Закрыть] Во-первых, очень хотелось бы узнать у автора, в какой период времени мощь российского государства соотносилась с благополучием российского гражданина – может быть во времена Владимира Мономаха, или Ивана Грозного, или Петра I, или Екатерины II, или Александра I, или при социализме? Во-вторых, что он понимает под самоунижением государства, не то ли, что с благословения государства были созданы массы финансовых пирамид, которые сделали нищими население России, а оно оказалось настолько сильным в условиях слабого государства, что и пикнуть не посмело (предлагаю вспомнить Албанию по этому поводу, где премьер-министру пришлось уйти в отставку при «лопнувших» двух финансовых пирамидах); не то ли, что государство до сих пор не платит заработную плату в полном объеме и никто не смеет его и пальцем тронуть; не то ли, что в уголовном законе преступления против государства отнесены в глубь Особенной части, на первое место выдвинута личность, но при этом по тяжести санкций защита государства оказалась по-прежнему на первом месте, а личность – на четвертом.[557]557
  Козлов А. П. Механизм построения уголовно-правовых санкций. Красноярск, 1998. С. 165–179.


[Закрыть]

При этом автор приводит УК Франции и УК ФРГ, в которых на первом месте в Особенной части находится не личность, а нечто иное (в УК Франции – человечество, в УК ФРГ – государство с его интересами). Можно добавить, что в УК КНР – тоже государство, в УК Польши – мир, человечность, военная служба; в УК Голландии – государство, в УК Болгарии – Республика, в УК Дании – независимость и безопасность государства и т. д. Но вместе с тем в УК Австрии, Швеции, Швейцарии, Испании и др. на первом месте в Особенной части располагаются преступления против личности. С. Ф. Милюков приводит УК Франции и ФРГ как аргумент в пользу того, чтобы на первое место не ставить личность. Нами же приведены указанные уголовные законы лишь для того, чтобы доказать одно – государства не имеют единого представления о приоритетности тех или иных общественных отношений, а это едва ли можно отнести к достоинствам законодательства, практики и теории.

Очевидно, что основа любого социального регулирования – экономический базис, экономическая система общества. В центре экономического базиса расположены производительные силы и производственные отношения. Производительные силы – это люди и средства производства в системе производственных отношений. Вместе с тем «социальная сущность производительных сил проявляется в том, что экономические законы данного общественного строя определяют структуру, размещение, пропорции, темпы и характер развития, формы концентрации и управления производительными силами, динамику роста культурно-технического уровня и условия жизни работников».[558]558
  Философская энциклопедия. М., 1970. Т. 4. С. 385.


[Закрыть] В рыночной западной экономике с нежеланием по вполне понятным причинам используют марксистскую терминологию, и потому экономисты говорят о капитале как совокупном средстве производства и труде,[559]559
  Кэмпбелл Р. Макконнел, Стэнли Л. Брю. Экономикс: принципы, проблемы и политика. М., 1992. С. 37.


[Закрыть] что в принципе ничем не отличается от марксовых производительных сил. Производительные силы не могут существовать без их воспроизводства, без соответствующего социально-бытового и культурного развития, что в свою очередь теснейшим образом связано с нравственностью в обществе. Отсюда производительные силы выходят не только на производственные отношения, но и на все иные отношения человека и общества, т. е. производительные силы через совокупность общественных отношений пронизывают все сферы общества: «социальная жизнь людей может рассматриваться как функционирование и воспроизводство общественных отношений».[560]560
  Философская энциклопедия. С. 385.


[Закрыть]

Таким образом, основой любого общества является экономический базис с производительными силами и соответствующими производственными отношениями, которые уголовное право призвано отражать в первую очередь, потому что от состояния экономического базиса зависят остальные отношения в обществе.

Коль скоро к производительным силам относятся люди и средства производства, они и составляют абсолютные ценности. Вместе с тем акцент уголовно-правовой значимости должен быть направлен на людей, так как общество в целом, его производительные силы существуют не сами по себе, а для людей и ради людей; все люди – производительная сила общества, осуществляют свои функции для улучшения собственного благосостояния и упрочения своей безопасности. Иначе теряется смысл социального объединения людей в неантагонистических формациях. Именно поэтому, думается, теория общественного договора[561]561
  Руссо Ж.-Ж. Об общественном договоре. М., 1938.


[Закрыть] и ныне актуальна, наиболее оправданна из всех существующих теорий, поскольку предполагает абсолютно справедливое общество, в котором Человек будет жить и работать ради Человека.

В то же время следует уточнить, что люди – производительная сила наиболее значимы в качестве совокупной производительной силы, а не каждого человека в отдельности. Следовательно, прежде всего главной социальной ценностью должна быть признана данная совокупная производительная сила, т. е. все население или какая-то его значительная часть. Например, при геноциде, при экоциде и других преступлениях против мира и безопасности человечества, при посягательствах на здоровье населения и т. д., мы сталкиваемся не с отдельными лицами, а со всей или достаточно большой массой людей, с производительной силой как таковой. Подобный подход может показаться неоправданным, поскольку здесь вроде бы не видны производственные отношения. Однако нельзя забывать того, что существенное уменьшение или качественное изменение (соотношение здоровых и больных в обществе) производительной силы с необходимостью сказывается на производственных отношениях, приводит к их изменению.

Таким образом, если мы всерьез исходим из материалистической концепции развития общества, то должны увязать ее с правом вообще и с уголовным, в частности, формируя его на основе материалистического понимания общества.

В этом плане можно было бы согласиться с И. М. Гальпериным, считающим, что «формулирование закона может быть более или менее опосредованно экономическими и иными социальными факторами»,[562]562
  Гальперин И. М. Уголовная политика и уголовное законодательство // Основные направления борьбы с преступностью. М., 1975. С. 51.


[Закрыть] если бы не его последующее замечание «о более значительном влиянии экономического базиса на правовые нормы хозяйственного и имущественного плана, и менее значительном – на уголовно-правовые нормы».[563]563
  Там же. С. 52.


[Закрыть] Следование таким позициям приводит к абсолютно ненормальному явлению, когда социальные ценности высшей степени значимости приобретают для уголовного права второстепенное значение. Вполне понятно, почему подобное мнение существовало, ведь как-то нужно было оправдать преимущественное влияние государства в ранее действовавшем уголовном законе. Поэтому, создавая иерархическую систему общественных отношений, надо ставить на ее вершину общественные отношения экономического базиса и людей как главную производительную силу. Отсюда и их соответствующая значимость.

С подобным не согласен Н. И. Коржанский: «Если исходить из социальной ценности объектов охраны, то на первом месте должна быть глава о преступлениях против личности. Забота о мире и безопасности человечества – дело важное, но если не обеспечена надлежащая защита конкретной личности, нет гарантий безопасности отдельного человека, то безопасность человечества не имеет смысла».[564]564
  Коржанский Н. И. Очерки теории уголовного права. Волгоград, 1992. С. 35.


[Закрыть] На лозунговом уровне можно было бы с этим согласиться, но можно противопоставить и иной лозунг: общество, серьезно не задумывающееся о защите мира и безопасности человечества, никогда не сможет реально защищать отдельного человека; и в этой ситуации оперирование отдельными примерами государств, защищающих мир и безопасность человечества, но не защищающих отдельного человека, не должны сбивать с толку никого, поскольку в таких государствах лишь декларировалась защита мира и безопасности человечества, но реально она никогда не была целью их деятельности. А главным недостатком анализируемой точки зрения является то, что автор не может предложить ясной концепции ранжирования объектов преступления на основе четких критериев. Отсюда и критическое отношение к постановке на следующее место вслед за личностью собственности и в целом экономических отношений.[565]565
  Там же. С. 35.


[Закрыть]

На наш взгляд, на второе место по значимости в системе общественных отношений следует поставить личность (ее жизнь, здоровье, честь и достоинство и т. д.) как элемент производительной силы. В литературе в целом верно личность понимается как совокупность общественных отношений, основными из которых выступают производственные; но была высказана и иная точка зрения, согласно которой человек не признан общественным отношением, но объявлен объектом посягательства.[566]566
  Пионтковский А. А. Учение о преступлении. М., 1961. С. 138; Кудрявцев В. Н. О соотношении объекта и предмета преступления // Советское государство и право. 1952. № 8. С. 59; и др.


[Закрыть] С данным мнением трудно согласиться, поскольку при таком подходе затушевана граница между объектом и предметом посягательства, а человек рассматривается как биологическое существо, что, естественно, снижает его социальную значимость и сказывается на уровне его влияния.

На третьем месте по значимости в системе общественных отношений должна быть расположена собственность, которая выступает, во-первых, в качестве основы благосостояния личности (ради чего человек включается в систему производственных отношений) и, во-вторых, в качестве конкретных средств производства, по поводу которых существуют производственные отношения. Отношения личности и собственности по объему могут быть шире соответствующих производственных отношений, и поэтому определенная их группа будет менее значимой, что должно найти соответствующее отражение в законе.

Указанные производственные отношения и их элементы (отношения личности и собственности) необходимо признавать главнейшими в системе общественных отношений. Собственно, любое общество, вне зависимости от имеющегося в нем представления о личностных и имущественных правах своих граждан, всегда охраняло и личностные, и имущественные ценности. Представляется, именно данные отношения можно признать абсолютной ценностью.

Уровнем ниже располагаются связанные с экономическим базисом отношения надстройки (государства и права). Представляется очевидным, что отношения надстройки с позиции базиса неоднозначны: одни из них связаны с базисом, поскольку регулируют, развивают, охраняют и восстанавливают базисные отношения; другие вовсе с ними не связаны либо связаны ничтожно мало. Например, отношения, связанные со шпионажем (особенно промышленным), напрямую выходят на экономический базис, чего нельзя сказать об отношениях, связанных с клеветой. Поэтому отношения надстройки по степени значимости следует разделить на указанные две группы, признав важнейшей первую. Собственно, и сейчас законодатель иногда идет по пути дифференциации определенной группы отношений, хотя и не по признаку соотносимости с базисом. Так, отношения управления разделены на более и менее значимые: связанные с должностными посягательствами и с преступлениями против порядка управления.

Последний уровень системы общественных отношений включает в себя иные отношения (например, защищаемые от надругательств над могилой, от жестокого обращения с животными и т. д.).

Группировка отношений на данных четырех уровнях – лишь первый этап дифференциации социальных отношений. На последующих этапах должно быть произведено более глубокое вычленение подуровней отношений в зависимости от степени связанности с базисными либо по иным основаниям. Разумеется, самое сложное и в построении системы общественных отношений имеет место на последующих этапах, где нужна четкая конкретизация отношений с их обоснованной классификацией. Похоже, правовая наука пока этим не занимается. Одной из немногих, на наш взгляд, работ, в которой автор вышел на определенную ступень конкретизации общественных отношений, является монография Л. П. Конева.[567]567
  Конев Л. П. Правовые отношения в общественном питании. М., 1984.


[Закрыть] Исследований такого рода, носящих уголовно-правовой характер, практически нет, тогда как они чрезвычайно важны и крайне нужны. Попытаемся доказать это на примере отношений личности. Личность связана с окружающим миром многообразно; здесь и производственные отношения (более глубоко – собственно производственные, производственно-административные, производственно-общественные и т. д.), семейные (более глубоко – супружеские, родительские, семьи и общества и т. д.), торговые, здравоохранения, неформальные и т. д. При совершении преступлений против личности происходит нарушение различных совокупностей отношений: при убийстве нарушаются почти все связи человека с обществом; с уменьшением круга общественных отношений, которым причиняется вред, смягчается и тяжесть преступления – объем нарушаемых отношений при причинении тяжкого вреда здоровью значительно меньший, чем при убийстве; при причинении средней тяжести вреда здоровью – чем при тяжком вреде здоровья, и т. д.

Мало того, даже внутри указанных групп отношений (связанных с убийствами; тяжким, средней тяжести, легким вредом здоровью) различным образом объединены отношения при совершении конкретных преступлений.

Во-первых, это зависит от нормативных правовых актов. Так, правила определения степени тяжести вреда здоровью выделяют два вида тяжкого вреда здоровью: по исходу и в зависимости от опасности для жизни в момент причинения. В первом случае, как правило, человека госпитализируют; следовательно, временно нарушены отношения производственные, семейные, трудовые, здравоохранения и ряд других. Во втором же – довольно часто подобного не происходит, потерпевший даже не госпитализирован (например, при проникающих ранениях без повреждения внутренних органов), отсюда объем нарушаемых отношений резко сокращается, тем не менее и тот и другой вред признают тяжким. Не исключено, что, оформляя опасные для жизни в момент причинения телесные повреждения в качестве тяжких, правоведы некритически отнеслись к создавшейся ситуации. Ведь если причинены опасные для жизни повреждения и виновный осознавал характер действия и предвидел возможность наступления смерти, то почему не вменить при наступлении тяжкого вреда здоровью неоконченное преступление против жизни? А если виновный указанного факта не осознавал, то на каком основании ему вменяют умышленное причинение тяжкого вреда здоровью по признаку опасности для жизни? Очень похоже на то, что здесь мы вновь столкнулись с очередной фикцией, созданной судебными медиками вкупе с юристами с одной целью – «уменьшить» количество убийств, снизить тяжесть применяемого наказания и сделать более благоприятной статистику. Так, Верховный Суд РФ рассмотрел уголовное дело в отношении Ю., который «с целью убийства (констатируем наличие прямого умысла на убийство. – А. К.) нанес удары металлической сковородой по голове и другим частям тела гр-ке Г. и ее 11-летнему сыну. После этого Ю., закрыв снаружи входную дверь вагончика, в котором остались потерявшие сознание потерпевшие, поджег вагон. Потерпевшая под воздействием огня и угарного газа скончалась, а ее сыну причинены менее тяжкие телесные повреждения». В связи с этим Президиум Верховного Суда переквалифицировал действия Ю. в отношении сына Г. со ст. 15. п. «г» ст. 102 УК РСФСР на ч. 1 ст. 109 УК РСФСР.[568]568
  Бюллетень Верховного Суда РФ. 1999. № 3. С. 18.


[Закрыть] Разумеется, пример не на тяжкий вред здоровью, но это только ухудшает ситуацию, поскольку убийство с легкой руки суда перерастает в средней тяжести вред здоровью, так как если у Ю. возник прямой умысел на убийство (иного из приведенного материала не следует) и была сделана попытка его реализации путем удара по голове (жизненно важному органу) металлической сковородой, то почему не наступила смерть ребенка от указанного действия, разве по воле Ю., скорее – по не зависящим от него обстоятельствам (сковорода оказалась не столь тяжелой, удары пришлись в наиболее крепкую кость черепа, не рассчитал силу удара и т. п.). Здесь в чистом виде ошибка в развитии причинной связи, о которой, похоже, не знает Президиум Верховного Суда и который точно был определен судом первой инстанции с соответствующей квалификацией содеянного как покушения на убийство. Решение Президиума было бы верным, если бы удары по голове не были нанесены с целью убийства (что в принципе неприемлемо при признании головы жизненно важным органом), а с подобной целью был подожжен вагончик, однако указанное из опубликованных материалов не следует.

Во-вторых, совокупность отношений, претерпевающих вред, зависит от личности потерпевшего: чем социально активнее человек, тем больший объем общественных отношений ему присущ, чем больше общественных отношений нарушено при посягательстве на личность, тем опаснее преступление. Указанное вовсе не противоречит принципу равенства всех перед законом: например, правом на жизнь в равной степени обладают и лица, в высшей степени социально активные; и лица без определенного места жительства; и преступник, приговоренный к смертной казни, даже при отклонении жалоб о помиловании, поскольку в этой ситуации его не имеют права убить конвоиры или инспектора безопасности, а лишь определенное лицо во исполнение приговора. Но в пределах данного принципа охрана личности дифференцируется. Мы должны осознать одну, на наш взгляд, абсолютную истину: отрицание права на жизнь при смертной казни не есть какое-то противопоставление праву на жизнь; в действительности оно представляет собой конечный этап в цепи дифференциации значимости личности, которая зависит от соотношения социально негативных и социально позитивных отношений в личности (коэффициента социальной негативности личности) – чем выше коэффициент негативности, тем ниже степень значимости личности. И только абсолютно высокий коэффициент негативности должен вызвать применение смертной казни. Не случайно и вред, причиненный посягающему при необходимой обороне, и вред при задержании лица, совершившего преступление, должны соответствовать тяжести посягательства и степени социальной негативности.

Однако было бы неправильным всегда связывать объем общественных отношений с высоким должностным общественным положением лица, так как формальное выполнение служебного или общественного долга, зачастую связанное со злоупотреблениями по службе, вовсе не свидетельствует о позитивности общественных отношений, стоящих за ним (социальный опыт развития доказывает это). Достаточно посмотреть на публикации в российской прессе о засилье коррупции,[569]569
  См., напр.: Россия и коррупция: кто кого // Российская газета. 1998. 19 февр.


[Закрыть] о чудовищных случаях избиения и пыток в милиции арестованных, и становится ясным, что посягательство на государственного служащего в связи с его незаконными действиями по службе лишь внешне связано с выполнением служебного долга, а по сути не является таковым в значительном большинстве случаев.

Отсюда и противодействие других лиц выполнению такого «служебного долга» может быть признано в определенных ситуациях социально полезным. Особенно наглядным примером такового является оправдание В. Засулич, покушавшейся на жизнь градоначальника Петербурга.[570]570
  Кони А. Ф. Собр. соч. Т. 2. М., 1966. С. 24–252.


[Закрыть] Именно поэтому вызывает возражение повышение статуса лиц, выполняющих свой служебный или общественный долг (п. «б» ч. 2 ст. 105 УК РФ), вне зависимости от установления социальной ценности их поведения (по крайней мере, в законе). Детализация общественных отношений, которым причиняется вред, и в подобных ситуациях окажется весьма полезной.