Текст книги "Рассказы о русском флоте"

Флотский порядок

В Российском императорском флоте за порядком на корабле следил особый офицер – вахтенный начальник. Его действия и команды были подчинены строгим правилам, а не зависели от настроения. У людей разные характеры: одни вспыльчивы, деспотичны, другие, наоборот, безразличны, склонны не замечать огрехов. И тех и других не идти на поводу у эмоций заставляет Морской устав. По уставу и сейчас живёт каждый корабль. Флотского порядка неплохо бы придерживаться каждому и в обычной жизни. Разумеется, с поправками на свои условия, дела и возможности.

Каждый день в пять часов утра вахтенный начальник командовал: «Вставать, койки вязать!»[15]15
  Спальные принадлежности по этой команде закатываются в койку, которая шнуруется и укладывается до ночи в специальное хранилище.


[Закрыть] Через пять минут: «Койки наверх, умываться!» Матросы сдавали койки на палубе укладчику. Тот принимал их и смотрел, аккуратно ли связаны. В это же время на полчаса открывали для проветривания двери водонепроницаемых переборок и иллюминаторы, поднимали на верхней палубе брезентовые тенты, предохраняющие от жары или дождя.

Только успели с этим, барабанщик бьёт «на молитву!». Вся команда наверху, вахтенный командует: «Фуражки снять!» Поётся «Молитва Господня». По окончании её звучала команда: «Накройся, завтракать!»

После завтрака до восьми часов успевали сделать множество дел. «Палубу скачивать!» или «Палубу мыть!», «Мыть бельё!», «Мыть койки!». В это же время обтирали абордажное оружие, чистили до блеска всё медное или железное, прибирали палубы и шлюпки. Минёры[16]16
  Минёр – специалист по минному делу.


[Закрыть], комендоры[17]17
  Комендо́р – матрос-артиллерист.


[Закрыть], гальванёры[18]18
  Гальванёр – старое название электрика.


[Закрыть] проверяли своё хозяйство. Трюмные проверяли краны и трубы.

Приближалось самое торжественное утреннее действо – подъём флага на кормовом флагштоке. За пять минут до него извещали командира корабля, вызывали караул и музыкантов. Старший сигнальщик проверял исправность флага. За минуту до подъёма (так же и спуска) вахтенный начальник командовал: «На флаг! Смирно!» Оркестр играл гимн России и «Коль славен наш Господь в Сионе…». Офицеры и команда стояли с непокрытыми головами, пока оркестр не смолкал.

Спуск военного флага, как на стоянке, так и в движении корабля, производился до захода солнца. «Во время боя, – записано в Морском уставе, – в виду неприятеля, военный флаг поднимается не только на гафеле[19]19
  Га́фель – наклонный шест, прикреплённый к верхней части мачты.


[Закрыть], но и на мачтах, днём и ночью».

Есть на корабле ещё один флаг, который поднимается с восьми часов утра до зари на носовом флагштоке только на якорной стоянке, – это гюйс. Полагается он, в отличие от Андреевского флага, не всем кораблям, а только судам первых двух рангов. Гюйс – красное полотнище с синим Андреевским крестом, окаймлённым белыми полосами, и с белым прямым поперечным крестом.

Случалось, что гюйс на каком-либо корабле поднимали на мачте в неурочное время и при пушечном выстреле. Моряки знали: там заседает суд особой комиссии. Чаще всего судили «бунтовщиков» – так официально назывались революционеры. У кого-то нашли листовку, призывающую свергнуть самодержавие, кто-то ругал офицеров за рукоприкладство, кто-то рассказывал товарищам о тяжёлой жизни оставшихся дома…

На корабле, как только выбран якорь, чтобы отправиться в поход, поднимали вымпел командира корабля – Андреевский флаг с белыми косицами. Он был поднят днём и ночью, в походе и в бою.

У команды на корабле было множество дел. Главное из них – учения по матросским специальностям и одинаковая для всех гребля на шлюпках. Разумеется, ещё раз прибирались на палубах, во всех помещениях корабля. И вот долгожданное: «Команде руки вымыть!»

В половине одиннадцатого вахтенный начальник пробовал пищу с подноса в руках кока. Еда хорошая. «К вину и обедать!» Вся эскадра – адмиралы, офицеры и матросы – в одиннадцать часов садилась за трапезу.

«Вахтенный офицер, квартирмейстер[20]20
  Квартирме́йстер – на флоте младший унтер-офицер.


[Закрыть] следят, чтобы нижние чины ни под каким предлогом не пили более двух третей чарки за обедом и по трети за завтраком или ужином», – гласит Морской устав. Чарка – 143,2 грамма.

После обеда на корабле отдых – до половины второго. После отдыха у команды полчаса на чае питие, затем следовали трёхчасовые занятия.

Перед шестью часами одно за другим поступали распоряжения вахтенного начальника: «В палубах прибраться!», «Команде переодеться!», «К вину и ужинать!».

Поужинали. До семи часов, отдыхая, разрешалось петь песни. На стоянке с согласия начальства можно было поудить рыбу.

А что запрещалось матросам? Многое, всего не перечислить! Нельзя обсуждать начальников, нельзя подходить к каюте командира корабля и каютам офицеров. Нельзя говорить о политике и религии… «Нижним чинам безусловно запрещается употреблять бранные и непристойные слова, плевать на палубу и за борт…»

Нижние чины под постоянным надзором офицеров и унтер-офицерских чинов: боцманов[21]21
  Бо́цман – младший командир, непосредственный начальник матроса по хозяйственным вопросам.


[Закрыть], кондукторов[22]22
  Конду́ктор – воинское звание сверхсрочно-служащих в русской армии и на флоте.


[Закрыть], квартирмейстеров. Если проступок не был тяжким, то могли приказать матросу несколько раз, без передыха, влезть на мачту и спуститься с нее; с полной выкладкой отстоять по команде «смирно» время, достаточное для «науки»…

Но вот день подошёл к концу. Помолились. Флаг спущен. Зажжены отличительные и другие нужные огни. Команда получает койки. Сон быстро сморил уставших людей. Не спят лишь заступившие на вахту. «Между 1 и 2 часами пополуночи вахтенный начальник приказывает разводить огонь на камбузе для приготовления пищи и озабочивается, чтобы к утреннему чаю были готовы самовары».

Адмирал Нахимов

Адмиралами моряки не становятся сразу, как не появляется сразу большое дерево. Дерево вырастает из маленького семечка. Растёт годы – под дождём, под градом, в жару, в мороз. Поднимаясь выше, делается всё крепче. Но с высотой прибавляются и опасности, и невзгоды. Ураган пригибает маленькое деревце к земле, а большое дерево он норовит сломать или вывернуть из земли с корнем. Молния из грозовых туч никогда не бьёт в кустик – она ударяет огнём только в высокие вершины.

Путь к высокому адмиральскому званию Павел Степанович Нахимов начал очень рано, одиннадцатилетним мальчиком. Увезённый из смоленского села в Петербург, в Морской кадетский корпус, мальчик подолгу не видел родных и своего дома. На игры и развлечения времени у него не было. Занятия длились полсуток: четыре часа утром, четыре днём и четыре вечером. Будущие военные моряки изучали двадцать наук! Павел Нахимов учился прилежно, ведь, чтобы командовать кораблём, нужны знания.

Первый офицерский чин, мичмана, Нахимов добыл старательным учением. А новые чины добывались труднее. Лейтенантом Нахимов стал во время плавания на фрегате «Крейсер». То было кругосветное плавание по многим морям и трём океанам: Атлантическому, Индийскому и Тихому. Плавание продолжалось в течение трех лет, с 1822 по 1825 год. Множество испытаний выпало тогда на долю мореплавателей: страшные бури, ураганные ветры, ливни и снегопады, холод и голод. Не однажды парусный корабль мог разбиться о скалы, мог потонуть. Но моряки под командованием знаменитого капитана Михаила Петровича Лазарева преодолели все невзгоды. Они побывали в Африке, в Австралии, в Южной Америке, в Северной Америке и с честью вернулись в родной порт Кронштадт на Балтийском море.

Ещё труднее добывал Павел Степанович следующий военно-морской чин – капитан-лейтенанта. Он заслужил его в сражении с турецко-египетским флотом у греческого порта Навари́н. Была осень 1827 года. В Греции шло восстание народа против ига турецкого султана. Сначала восставшие побеждали, но султан ввёл в страну многотысячные войска, окружил её кораблями, и начались жестокие расправы. Убивали всех: и мужчин, и женщин, и стариков, и детей. В европейских странах люди были потрясены зверствами турецких солдат, жалели греков и требовали от своих правительств помощи несчастному народу. Многие сами поехали в Грецию, чтобы с оружием в руках помогать грекам в справедливой борьбе.

Русское правительство решило послать к берегам Греции эскадру своих кораблей. Оно предложило правительствам Англии и Франции сделать то же самое и общими силами приостановить кровопролитие.

Флот султана стоял в Наваринской бухте под защитой береговых батарей. Большой флот – девяносто один корабль и пятьдесят торговых судов, вооружённых пушками. Командиры трёх эскадр, русской, английской и французской, послали турецкому командующему требование – прекратить военные действия против Греции. Турки никакого ответа на требование не дали. Тогда по настоянию русских три эскадры – двадцать шесть кораблей – вошли в бухту.

Началось ожесточённое сражение. Звуки выстрелов слились в сплошной гул. Густой дым окутал эскадры. Сквозь него то тут, то там поднимались к небу яркие языки пламени, горели корабли. Прошло всего несколько часов – и весь флот султана погиб.

Самым доблестным в Наваринском сражении был русский линейный корабль «Азов», которым командовал Михаил Петрович Лазарев. «Азов» один бился с пятью вражескими кораблями и вышел из боя победителем.

Павел Степанович Нахимов управлял на «Азове» артиллерийской батареей. Ни на минуту не отходил он от своих матросов-пушкарей, хладнокровно выбирал цели, отдавал чёткие команды. На батарее были раненые и убитые. А тут ещё начался пожар. Деревянный корабль мог сгореть, мог взорваться, если бы огонь добрался до запасов пороха. Нахимов и его матросы погасили пламя. Пожар вспыхнул ещё раз. И снова погасили огонь… Павел Степанович после боя писал в письме товарищу: «О любезный друг! Казалось, весь ад разверзся перед нами! Не было места, куда бы ни сыпались книппели, ядра и картечь… Надо было драться истинно с особым мужеством, чтобы выдержать весь этот огонь и разбить противников…»

За отличие в Наваринском сражении Нахимов и получил чин капитан-лейтенанта.

Самой же радостной и желанной наградой для молодого офицера стало назначение его командиром корвета «Наварин». У корвета быстрый ход, есть и пушки – двадцать штук. Замечательно то, что это был корабль, захваченный в Наваринском сражении. Турки называли его «Нассаби́х саба́х» – «Восточная звезда».

Павел Степанович Нахимов плавал на «Наварине» три года. Он так хорошо обучил матросов, а корабль был в таком порядке, что адмирал Лазарев назвал Нахимова «отличным и совершенно знающим своё дело морским капитаном».

За умение и знания, за храбрость в боях и плаваниях Нахимова назначили командиром фрегата «Паллада». На «Палладе» было не двадцать пушек, как на «Наварине», а сорок четыре: фрегат вдвое сильнее корвета.

Потом Нахимов строил линейный корабль «Силистрия» и плавал на нём. «Силистрия» имела восемьдесят четыре пушки: линейный корабль был вдвое сильнее фрегата.

После «Силистрии» Павел Степанович командовал отрядами кораблей, а потом и эскадрой. Менялись и чины моряка – от капитан-лейтенанта к капитану второго ранга, затем к капитану первого ранга, наконец к контр-адмиралу и вице-адмиралу.

До самого высокого военно-морского чина, адмирала, Нахимову оставался один шаг, оставалась одна ступенька.

На Чёрном море было неспокойно. Надвигалась новая война Турции с Россией.

Турция была гораздо слабее России. И султан не отважился бы на новую войну. Но султану советовали воевать с северным соседом Англия и Франция. Долгое время эти страны были хозяевами на морях. А теперь приходилось считаться с Россией, с её флотом. Англию и Францию особенно беспокоило, что Россия укрепилась на черноморских берегах, что русский флот плавает по всем морям и океанам и может стать соперником их сильных флотов. Главные страны Европы решили сообща нанести России удар, который надолго ослабил бы её. Турецкий флот вооружался английскими пушками, армия – английскими и французскими ружьями. Больше того, корабли Англии и Франции пришли в Стамбул и стояли, готовые вступить в бой с русскими кораблями. Начать войну надлежало Турции.

Русский царь Николай I, правивший в ту пору, охотно решился на войну с султаном. Он и представить не мог, какая опасная гроза собирается над Россией. Не предвидел этого и князь Александр Сергеевич Меншиков, командующий сухопутными и морскими силами в Крыму. У князя не было ни военных знаний, ни способностей военного руководителя. Но были на Чёрном море боевые адмиралы: Владимир Алексеевич Корнилов, Павел Степанович Нахимов, Владимир Иванович Истомин, были матросы, о которых вскоре узнает вся Россия, – такие, как Пётр Кошка, Аксентий Рыбаков, Иван Димченко, Фёдор Заика, Прохор Карасиков… Их стараниями Черноморский флот находился в боевой готовности. И начало войны получилось для русских удачным.

Турецкое командование решило уничтожить русскую армию, оборонявшую Кавказ. Для этого туркам надо было высадить десант на берега Грузии, в тылу русской армии. С фронта в это время ударили бы турки, наступавшие со своей территории. Удайся это противнику – и русская армия погибла бы, сжатая с двух сторон, а Грузия и Армения были бы захвачены султаном.

Двадцатитысячный десант у неприятеля был готов. Но турки боялись выходить в море. В море на десантные суда могли напасть русские корабли. И турки ждали свою эскадру, которая будет охранять суда с солдатами.

Русские адмиралы узнали: турецкая эскадра вышла из Стамбула и направилась к берегам Грузии. Вот если бы уничтожить эту эскадру! Или хотя бы остановить её…

Был ноябрь 1853 года. Эскадра под командованием Павла Степановича Нахимова искала в море противника. Линейные корабли и фрегаты шли вдоль турецкого берега, готовые к бою. Легкие корабли-разведчики, как птицы, улетали от эскадры по разным направлениям. Искали врага и пароходо-фрегаты – корабли с паровой машиной и парусами. Уже началась эпоха паровых машин. Флоты многих стран обзавелись пароходами. Пароходы были ещё неуклюжие, пушек на них было мало, но зато они могли плавать в безветрие, в штиль, когда парусные корабли стоят недвижно.

В то осеннее время тихой погоды на Чёрном море почти не было. Ураганные ветры гнали крутую волну. Матросы и офицеры уставали от качки, от постоянных тяжёлых работ – то ураган изорвёт паруса, то мачту сломает. Тяготились и тем, что не обнаружена турецкая эскадра. Может быть, она уже у грузинских берегов, проскользнула незамеченная?

Утром 5 ноября 1853 года при штиле на эскадре Нахимова услышали далёкую орудийную стрельбу. Все встревожились. Лишь вечером узнали, что пароходо-фрегат «Владимир» под командованием капитан-лейтенанта Григория Ивановича Бутакова атаковал турецкий военный пароход «Перваз-бахри» («Владыка морей»). Хотя турки бились храбро, «Владыка морей» был взят в плен и на буксире доставлен в Севастополь.

А через несколько дней наконец-то обнаружили турецкую эскадру. Она стояла у городка Синоп, в бухте, защищённой артиллерийскими батареями. Синоп расположен почти на равном удалении и от турецкой столицы Стамбула, и от берегов Грузии. Здесь Осман-паша́, турецкий адмирал, устроил своим кораблям отдых перед второй половиной пути.

Был вечер, надвигалась темнота, и Нахимов отложил атаку на утро нового дня. А ночью начался жестокий шторм. Свирепый ветер изо рвал паруса на многих русских кораблях, сломал реи… Пришлось утром отправить два линейных корабля и фрегат на ремонт в Севастополь. Русская эскадра уменьшилась почти наполовину. К тому же после стихшего шторма море покрылось туманом. Опять было невозможно атаковать врага. Чтобы турецкая эскадра не ушла из Синопской бухты, Нахимов загородил выход из неё тремя линейными кораблями. Фрегат он отправил в дозор. Пароход «Бессарабия» с донесением поспешил от Синопа в Севастополь – почти прямо на север, пересекая всё Чёрное море.

У Осман-паши было семь фрегатов, два больших парохода, три корвета, два военных транспорта, два брига. Это почти полтысячи орудий. К ним надо прибавить пушки, стоявшие на суше, сторожившие вход в бухту.

У Нахимова три линейных корабля, на каждом по восемьдесят четыре пушки. Всего двести пятьдесят две. При таком неравенстве в силах Нахимов опять отказался от атаки: надо дождаться помощи из Севастополя и действовать наверняка. А если Осман-паша попытается вывести свои корабли из бухты, драться до последнего выстрела и задержать врага.

Осман-паша, хотя был вдвое сильнее, не торопился воспользоваться своим преимуществом. Он знал об английских и французских кораблях. Его конный гонец мчался по суше к султану. Паша извещал султана о русской эскадре и просил, чтобы корабли союзников пришли ему на помощь.

Но раньше помощь пришла к Нахимову. Это были три стодвадцатипушечных корабля и один фрегат под командованием контр-адмирала Фёдора Михайловича Новосильского. Теперь число русских пушек превысило число турецких. Несмотря на неблагоприятный ветер, мешавший входить в бухту под парусами, вице-адмирал Нахимов приказал атаковать противника.

Утром 18 ноября русские корабли пошли в бухту. Под градом турецких книппелей и ядер русские в полдень встали против турецких кораблей и сами начали быструю стрельбу из орудий.

Флагманский корабль «Императрица Мария», на котором находился Павел Степанович Нахимов, сразился с флагманским фрегатом «Ауни-Аллах», на котором находился Осман-паша. Через полчаса, не выдержав яростного обстрела, фрегат обрубил якорные канаты и выбросился на берег. За ним устремился к отмели фрегат «Фазли-Аллах». Горели другие корабли неприятеля. Два из них взорвались. Взрывы подняли в небо тучи горящих обломков. Пылающие головни падали на город. В городе начались пожары. Их никто не гасил. Все жители перед началом сражения ушли в окрестные деревни.

Не прошло и трёх часов, а турецкая эскадра – пятнадцать кораблей из шестнадцати – была уничтожена. Уцелел лишь двадцатипушечный пароход «Таиф». На нем бежал из Синопа контр-адмирал Мушавер-паша – так турки называли англичанина Адольфа Слейда, своего военного советника.

Все русские корабли были на плаву. Но все они имели повреждения: пробоины в бортах, изодранные паруса, разбитые мачты, обгоревшие борта и палубы.

Вечером подошли к Синопу русские вооружённые пароходы. Но их помощь понадобилась лишь при буксировке пострадавших кораблей.

Севастополь торжественно встретил победителей. Все ликовали. Известие о морской победе разнеслось по России.

После Синопского сражения ждали известий с Кавказа. Как-то будет там?

Турки, потеряв эскадру у Синопа, не высадили десант в Грузии. Поэтому в тылу у русских сухопутных войск было спокойно. И они вскоре разбили турецкую армию, наступавшую на Армению. Так победами на море и на суше закончился первый год войны.

Самым славным героем этих побед все называли вице-адмирала Павла Степановича Нахимова. На этот раз наградой ему стал не только орден Святого Георгия, который высоко ценился военными людьми и был у немногих, но ещё и стихи поэтов. А флотоводец думал не о славе и наградах. Он умел смотреть в будущее, умел предвидеть события. Его тревожил Севастополь – главная база черноморского флота. Город имел хорошую защиту со стороны моря. Мощные орудия береговых батарей не подпустят к городу корабли врага. Но на суше Севастополь не был укреплён. И если враги пойдут к нему по суше, остановить их будет почти невозможно. А главнокомандующий князь Меншиков и сам царь считали укрепления со стороны суши ненужными, излишними. Они не послушались предостережений опытного моряка.

Англия и Франция увидели, какие грозные поражения потерпела Турция, и сами вступили в войну против России. К ним присоединилось королевство Сардиния. Первую половину 1854 года союзники готовились нанести России сокрушительный удар. В портовых городах на западном побережье Чёрного моря собирались многотысячные войска. Туда доставлялись порох, ядра, продовольствие, лошади для кавалерии, сено и зерно для лошадей. Сотни торговых судов под охраной военных кораблей были заняты этими перевозками.

В портах Англии и Франции готовились эскадры для действий против России на других морях. На Балтийском море союзники намеревались взять Кронштадт, прикрывавший водную дорогу к русской столице Петербургу. На Белом море собирались атаковать порт Архангельск. Намечались военные действия на другом краю России: англо-французская эскадра предполагала высадить десант на Камчатке и захватить город и порт Петропавловск-Камчатский.

Лето кончалось. Противник всё ещё не начинал на Чёрном море боевых действий. И главнокомандующий Меншиков вздохнул спокойно. Впереди – осень, за осенью – зима. Англичане и французы, считал Меншиков, побоятся зимы и отложат вторжение в Крым до нового лета. А раз так, то нет необходимости держать здесь большую русскую армию и готовиться к отражению десанта. Князь жестоко ошибался. Неприятельские генералы действительно боялись держать свои войска зимой в сырых и холодных окопах, но они рассчитывали занять Севастополь до зимы.

И вот в начале осени триста транспортных судов подошли к Крымскому полуострову. У Евпатории выгрузились на берег более шестидесяти тысяч английских, французских и турецких солдат. Высадку такого огромного десанта охраняли девяносто паровых и парусных кораблей.

С места высадки неприятельская армия двинулась к Севастополю. Ей предстояло пройти около семидесяти километров.

Почему неприятель хотел захватить Севастополь, а не какой-либо другой русский порт на Чёрном море?

Мал ключ по сравнению с замко́м. Ещё меньше он по сравнению с воротами, на которых замок. И уж совсем крохотен по сравнению с тем, что находится за воротами. Но если нет в руках ключа, то замка не отпереть, ворот не открыть, за ворота не пройти. Городом-ключом ко всему Крыму и даже ко всему Чёрному морю был Севастополь. Поэтому враг хотел взять его.

Примерно на полпути от Евпатории к Севастополю есть речушка Альма́. В её неширокой каменистой долине в сентябре 1854 года русские солдаты вступили в бой с неприятелем. Русских было вдвое меньше. И хотя они дрались мужественно, им пришлось отступить. Сдержать врага – многочисленного и лучше вооружённого – они не смогли. Отступила русская армия не на юг, не к Севастополю, а на юго-восток, к городку Бахчисараю. Так приказал главнокомандующий Меншиков. В отступлении к Бахчисараю был свой смысл: таким маневром русские войска защитили дорогу, ведущую из Крыма в глубь России; по этой дороге будут доставляться боеприпасы, продовольствие, по ней пойдут пополнения, раненых из Севастополя тоже будут увозить по ней. Но путь врагу в Севастополь оказался открытым. И защищаться город должен был сам – силами небольшого гарнизона и отрядами моряков.

Потери неприятеля в сражении на речке Альме оказались такие большие, что союзная армия долгое время оставалась на месте и приводила в порядок свои дивизии. Да и спешить, казалось, было некуда: Севастополь в тридцати километрах, дорога к нему открыта. Укреплений у города нет. «Пройдут дни, – рассуждали неприятельские генералы, – и, атакованный с моря кораблями, а с суши пехотными дивизиями, Севастополь падёт. С ним погибнут корабли русского Черноморского флота, затем весь Крым будет отнят у России».

Но в эти опасные и тревожные дни севастопольские моряки и солдаты, все жители города, в том числе женщины и дети, копали на окраинах города окопы и траншеи, строили блиндажи[23]23
  Блинда́ж – сооружение для защиты от артиллерийского огня в виде углубления в земле, покрытого брёвнами.


[Закрыть], устанавливали снятые с кораблей орудия, обкладывали их мешками с песком, возводили перед окопами и траншеями земляные насыпи. Эти рубежи должны были стать для врага неприступными.

Опасным местом для обороны города была бухта. Длинная и узкая, она разделяет город на Северную и Южную сторону. В бухту мог войти вражеский флот. И тогда неприятель оказался бы в тылу у защитников Севастополя. Чтобы не случилось этой беды, у входа в бухту затопили парусные корабли. Жалко самим топить линейные корабли и фрегаты, так доблестно служившие в походах и боях, горестно смотреть, как уходят под воду грозные великаны, но иного выхода нет. Флот союзников во много раз сильнее и многочисленнее русского, победить его в открытом бою невозможно. Парусники встали на пути врага подводной стеной. Стена угадывалась по верхушкам мачт, торчавшим из воды. Чайки кружились над ними с криками, будто оплакивали гибель Черноморского флота.

И многие моряки плакали. Но они знали, что будет флот, будут у России на Чёрном море новые корабли, сильнее и многочисленнее, – всё будет, если не отдать врагу Севастополь.

Обороной Южной стороны города командовал вице-адмирал Нахимов. Вышло так, что противник решил атаковать город с юга. Все его дивизии подошли к южной окраине. И тут изумлённые англичане и французы увидели перед собой непрерывную линию укреплений: бастионов[24]24
  Бастио́н – крепостное или полевое укрепление пятиугольной формы.


[Закрыть], редутов[25]25
  Реду́т – полевое укрепление с наружным рвом и валом.


[Закрыть] и траншей. Они остановились, не решившись сразу атаковать такие укрепления. А остановившись, сами начали зарываться в землю – тоже строить блиндажи, рыть окопы и траншеи, устраивать укрытия для своих пушек. К этому принудили врага пули севастопольских стрелков, картечь и ядра русских пушек, штыковые удары храбрецов, пробиравшихся тёмными ночами в расположение врага.

Началась героическая оборона Севастополя. Она продолжится 349 дней и войдёт в историю как небывалый до того подвиг солдат и матросов и их командиров.

Английские и французские генералы ещё не знали, что бои за Севастополь растянутся почти на год. Им ещё казалось, что победа близка. Надо только засы́пать защитников города ядрами, бомбами, картечью, пулями – и русские, что останутся в живых, запросят пощады. 5 октября 1854 года вражеские орудия – с суши и с кораблей – открыли ураганный огонь, начали первую бомбардировку города. Они выпустили пятьдесят тысяч снарядов. На многие километры местность окуталась густым дымом и пылью. Выстрелы орудий слились в беспрерывный грохот. Но когда роты англичан, французов и турок вылезли из своих траншей, чтобы идти в город, они сами попали под ядра, бомбы, картечь и пули: русские солдаты и матросы дали отпор врагу. Враги бросились в штыковые атаки. И… бежали назад от русских штыков.

Горькой потерей в ту бомбардировку стала гибель Владимира Алексеевича Корнилова. Его смертельно ранило на Малаховом кургане, в самом опасном месте обороны. Тогда же был ранен и Павел Степанович Нахимов. Он, раненный, взял на себя после смерти боевого друга все заботы о защите Севастополя.

Бои и стычки на Южной стороне города происходили каждодневно. Временами противник повторял свои разрушительные обстрелы. Но Севастополь, теряя тысячи защитников, по-прежнему был неприступен.

На третьем году Крымской войны Павел Степанович Нахимов получил чин адмирала. Но простые солдаты и матросы задолго до царского указа уже считали Нахимова главным командиром в Севастополе. Его распоряжения, даже самые суровые и опасные, исполнялись беспрекословно. Если нельзя было исполнить их не умерев, погибали в боях, зная, что это нужно Севастополю и всей России. Матросы и солдаты видели, что и Нахимову Родина дороже собственной жизни.

А держаться было всё труднее и труднее. Англичан, французов, турок и сардинцев собралось у Севастополя уже двести тысяч. Это против сорока тысяч русских. Против каждого защитника города – пять врагов!

Широко раскинулись севастопольские укрепления. Они поднимаются на курганы, спускаются в крутые овраги, нигде не прерываются. Можно заблудиться в лабиринтах траншей и ходов, между артиллерийскими батареями и блиндажами. Все укрепления не скоро обойдёшь. И адмирал объезжал их на лошади. Однажды, когда неприятель густо сыпал ядра и бомбы во круг всадника, казаки сняли адмирала с седла, отнесли в укрытие и потребовали сло́ва, что не будет ездить в такой близости к неприятелю. Нахимов отшутился тогда, сказал, что нехорошо рядовым казакам хватать в охапку адмирала.

Нет, не мог Нахимов дать такое слово. Если бы дал, то скоро и нарушил бы его.

Сил, чтобы оборонять Севастополь, оставалось совсем мало. Не хватало пороха. Не было ядер для пушек. Лазареты переполнились ранеными. Подкрепления ждать неоткуда. Теперь командир мог помочь своему войску лишь тем, что будет с ним делить все опасности. Высокий, в чёрном мундире с золотыми эполетами, адмирал ходил по укреплениям, распоряжался, как лучше сдержать врага. Видели Нахимова русские воины, восхищались его храбростью и сами становились храбрее. Видели Нахимова враги. Они тоже удивлялись его бесстрашию – и стреляли в него из ружей, из пушек стреляли в одного человека. Знали: пока жив этот командир, Севастополь им не взять.

И вот случилось то, чего так боялись защитники города. 28 июня на Малаховом кургане, где был смертельно ранен адмирал Владимир Алексеевич Корнилов, смертельную рану получил и адмирал Павел Степанович Нахимов. Умер он 30 июня 1855 года.

Что же происходило в Севастополе после гибели Нахимова?

В конце лета неприятель подверг укрепления и город новой бомбардировке, шестой по счёту, самой сильной. Вражеские пушки за трое суток выпустили сто пятьдесят тысяч снарядов! Но и после такого огненного урагана защитники города штыками отбили атаки. Не удалось только удержать Малахов курган. Там каждому русскому воину пришлось сражаться с десятью вражескими. Русское командование решило отвести войска с Южной стороны на Северную сторону города и в прочных укреплениях продолжить оборону.

Ночью наши войска переправились через бухту и утром были готовы к новым боям.

Неприятель новых боёв не начинал. У него были убиты и ранены тысячи солдат. Английские и французские генералы наконец-то поняли, что Севастополь одолеть невозможно.

Но война на этом не кончилась. Продолжались бои на Кавказе. Там успех был у русской армии. Сначала она разбила турок в Грузии, затем – в Армении, а в ноябре 1855 года, вступив в Турцию, взяла крепость Карс. В плен попали двадцать тысяч турецких солдат и английский генерал, который командовал ими. Перед русским войском открылась дорога в глубину страны. Тут уж воюющие стороны согласились на переговоры о мире. Русское правительство было вынуждено сделать уступки Англии, Франции и Турции. Но Крым и Севастополь остались российскими.

Через полтора десятка лет начал восстанавливаться на Чёрном море русский военный флот. Это были уже совсем другие корабли – с паровыми машинами, с корпусами не из дерева, а из металла, с бортами, обшитыми бронёй, с орудиями дальнобойными и скорострельными. Создателем русского парового броненосного флота стал ученик Нахимова и Корнилова адмирал Григорий Иванович Бутаков. Он, если помните, победил неприятеля в самом первом бою пароходов.

Григорий Иванович Бутаков говорил о своих учителях: «Ни Нахимов, ни Корнилов не родились, а сделались Нахимовым и Корниловым, – сделались потому, что постоянно посвящали себя всеми силами прежде службе, а потом себе, а не прежде себе, а потом службе… Вот весь секрет этих знаменитых вождей наших, завещанный нам в огне и пламени Севастополя».

Наши люди хранят память о великих флотоводцах России.

Уже дважды в историю нашего военно-морского флота вошёл крейсер с именем «Адмирал Нахимов».