Текст книги "Рассказы о русском флоте"

 Мастер на все руки

Есть люди, о которых говорят: «Мастер на все руки». Такой человек любое дело знает и делает хорошо. Мастером на все руки, можно сказать, был наш эсминец «Гремящий». Он умел бить фашистов на воде, под водой и в воз духе.

Однажды «Гремящий» вместе с «Сокрушительным» шёл в конвое, направлявшемся в Мурманск. (Конвой – это вереница транспортов, тихоходных грузовых судов, и кораблей охраны.) Было лето, стоял полярный день. Однако небо затягивалось тучами. Тучи сгустились. Посыпался снег. В белой пелене не было видно даже ближних судов. В это время и появился эсминец фашистов.

Наши сигнальщики первыми заметили врага. «Гремящий» и «Сокрушительный» громыхнули из своих орудий. У вражеского корабля, как потом выяснилось, было разбито машинное отделение. Только снег, полетевший ещё гуще, спас фашистов от гибели. Снежная мгла скрыла их. А искать повреждённый корабль, чтобы добить, наши эсминцы не могли. Им нельзя было отходить от охраняемых судов: поблизости рыскали другие корабли фашистов.

«Гремящий» и «Сокрушительный» повели транспорты севернее, во льды. Там было спокойнее: фашисты побаивались плавать во льдах.

Оторвавшись от противника, наши суда снова вышли на чистую воду и двинулись к Кольскому заливу. Передние транспорты уже входили в залив. И казалось, все опасности остались позади. Но уставшие от долгой вахты моряки «Гремящего» по-прежнему зорко следили за морем. Эсминец шёл за концевым транспортом, охранял его, поморскому – прикрывал от возможного нападения. Транспорт был огромный. В нём уместилось десять железнодорожных составов военного имущества.

Как хорошо, что моряки эсминца во все глаза оглядывали море! Вблизи «Гремящего» рас сы́палась волна. На поверхности образовалась водяная яма. В сером сумраке той ямы мелькнула рубка фашистской подводной лодки. Лодка выходила в торпедную атаку. Сейчас она выпустит торпеды и взорвёт транспорт…

Со всей возможной быстротой, поморскому – самым полным ходом, «Гремящий» рванулся вперёд, чтобы таранить врага. Но корабль не проломил лодку, а только проскрежетал днищем по обшивке. Вот как получилось: одна волна открыла лодку, а другая спасла её от таранного удара.

Транспорт, дымя всеми трубами, невредимый шёл к причалам Мурманска. Фашистская лодка не успела выпустить торпеды. И это уже было прекрасной победой «Гремящего». А на эсминце пока не радовались: все были заняты боевой работой. В то место, куда погрузилась лодка, сбрасывали глубинные бомбы. Двадцать взрывов вспучили море. А после двадцать первого на поверхность всплыло большое пятно соляра. Соляр – жидкое топливо лодочных двигателей. Он легче воды, вот и всплыл из разбитой лодки как известие о том, что фашистская лодка отвоевалась.

«Гремящий» хорошо расправлялся и с воздушным врагом, отважно защищал от бомбардировщиков транспорты и мурманский порт.

В один из налётов эсминец стоял в порту рядом с большим судном – плавучей мастерской. Бомбардировщики летели двумя стаями. Одна направлялась бомбить городские дома, другая – суда, причалы и склады порта. «Гремящий» открыл огонь по второй. Уклоняясь от снарядов корабельных зениток, самолёты рассы́пали строй. Они сбрасывали бомбы беспорядочно, не целясь. Но один по-прежнему шёл на эсминец и плавучую мастерскую. Фашистский лётчик намеревался разбомбить судно и корабль разом. Наконец снаряд с «Гремящего» поджёг врага. Однако фашист из боя не вышел – видимо, решился таранить эсминец горящим само лётом.

Была единственная возможность спасти корабль и спастись самим – за считаные секунды влепить снаряд прямо в лоб самолёту, сбить его таким способом с курса, с направления. Можно только восхититься мужеством корабельных артиллеристов. Комендоры орудия правого борта прицелились точно, выстрелили быстро. Объятый пламенем, ревущий бомбардировщик получил снаряд прямо в лоб.

Падая в залив, самолёт пронёсся над «Гремящим», и летчик всё же успел сбросить бомбу. Бомба весом в полтонны взорвалась вблизи корабля. Волна ила и грязи, поднятая со дна мощным взрывом, ударила в эсминец. Она прокатилась по палубе, сшибла с ног и разметала по палубе комендоров. Но через минуту все были на своих местах и снова стреляли по вражеским самолётам.

При защите Мурманска был у «Гремящего» случай, который никогда не забудут очевидцы. Зенитчики корабля подожгли «юнкерс». В воздухе он взорвался, его обломки ударили в самолёт, летевший рядом. Второй «юнкерс» тоже загорелся и врезался в землю.

За войну зенитчики эсминца сбили четырнадцать и подбили двадцать три самолёта.

Да, мастером на все руки был «Гремящий»! Он побеждал врага на воде, под водой, в воздухе. Вернее-то сказать, мастерами на все руки были моряки эсминца во главе со своим командиром, капитан-лейтенантом Борисом Николаевым. Они, бесстрашные и умелые, удостоились высокой чести: в 1943 году корабль получил гвардейский военно-морской флаг. Две с половиной сотни моряков эсминца сменили тогда на бескозырках обычные ленты на ленты гвардейские – с золотыми полосками.

 Грозная «Малютка»

В Заполярье мало дорог. И фашисты возили своим сухопутным войскам оружие и продовольствие по морю. В обратный путь транспорты врага тоже шли с грузом. Они увозили норвежскую никелевую руду и финскую целлюлозу. Никель – это металл, без которого не сделать хороших танков и пушек. А целлюлоза – вещество, без которого не сделать пороха.

На охоту за транспортами фашистов вышли наши подводные лодки. Сложной, опасной была охота за вражескими судами. Их охраняли эсминцы, миноносцы, сторожевые корабли, катера, самолёты. Разгружались и загружались транспорты во фьордах Норвегии и Финляндии.

Фьорд – очень узкий, очень длинный, извилистый залив. Берега его – высокие скалы. Вход во фьорд сторожат пушки. В воде скрыты мины. Только сам враг знает, где найти фарватер – безопасную дорогу. И всё же наши подводные лодки топили врага даже во фьордах.

У нашего флота были разные подводные лодки. Самые большие – крейсерские, потом – средние, потом самые маленькие – «малютки». Осенью 1941 года, таясь от вражеских наблюдателей, «малютка» М-171 прокралась во фьорд. С помощью приборов подводники прослушивали море, не шумят ли в нём винты вражеских кораблей. Шумов не было. Враг не догадывался, какая гостья в его владениях.

В порту у причалов стояли два немецких транспорта. «Малютка» выпустила в них торпеды. Тут же она ушла глубже в воду и двинулась в обратный путь. Моряки ждали: вот-вот начнут рядом с лодкой взрываться глубинные бомбы. Но никто за «малюткой» не гнался, никто её не искал. Будто фашисты не слышали, как громыхнули торпеды, будто не видели, как тонут суда. Это было загадочно и тревожно.

В самом узком месте фьорда (поморскому – в узкости) лодка вдруг остановилась. Моторы работали хорошо, все механизмы были исправны, но «малютка» не двигалась. И моряки поняли: лодка попала в противолодочную сеть. Как ловят рыбу нитяной сетью, так фашисты поймали нашу лодку сетью металлической.

Дали задний ход – лодка ни с места. Нос её прошёл в ячею, а середина – она шире носовой части – застряла меж стальных прутьев. Подводники знали, что нужно делать в таком случае. Нужно раскачивать лодку. То как бы всплывать, то как бы погружаться. Чтобы лодка всплыла, чтобы стала легче, из её средней цистерны сжатым воздухом вытесняют воду. А чтобы лодка погрузилась, чтобы стала тяжелее, вытесняют, наоборот, водой воздух.

И вот когда вода вливается в цистерну, на поверхность моря поднимается воздушный пузырь. Очень большой, величиной с деревенский дом. Бросай в пузырь глубинную бомбу – попадёшь точно в лодку. Это наши подводники тоже знали. Однако другого выхода у них не было. И они начали раскачивать свою «малютку».

Как только воздушный пузырь вышел к поверхности, вражеский сторожевой корабль сбросил по обеим сторонам от лодки две глубинные бомбы. А больше взрывов не было. Фашисты уже считали лодку своей добычей и не хотели уничтожать: скоро она израсходует воздух, кончатся у неё запасы электричества в аккумуляторах, и М-171 сдастся в плен.

А «малютка» между тем старалась выбраться из сети. Она опустилась на предельную глубину и попыталась поднырнуть под сеть. Попытка окончилась неудачей: сеть была и на большой глубине. Лодка снова уперлась в неё и остановилась. Фашисты почувствовали строптивость лодки. Стали снова бросать глубинные бомбы. Не часто бросали, но через равные промежутки времени. Как бы говорили нашим подводникам: «Кончайте бесполезное сопротивление. Всплывайте!»

Командир подводной лодки, старший лейтенант Стариков, сам понимал: рано или поздно всплывать придётся. Уже не хватает воздуха в отсеках, морякам всё труднее дышать…

Итак, офицеры и матросы получат гранаты. Лодка всплывёт. Они выскочат на палубу, будут бить врага гранатами. Комендоры побегут к орудию – на «малютке» есть небольшая пушка. Самое ответственное дело поручат инженер-лейтенанту Смычкову. Если не удастся отбиться от фашистов, он бросит гранату в артиллерийский погреб: там лежат снаряды. Взрывом своих снарядов лодка будет уничтожена. Она не достанется врагам…

Мужественный командир пока не даёт команду на всплытие. Есть крохотная надежда все же преодолеть заграждение. Судя по времени, уже начался морской прилив. Вода во фьорде поднимется. «Малютка» попытается пройти над сетью. Если, конечно, фашисты не поднимут сеть ещё выше.

Самым малым ходом на самой маленькой глубине М-171 двинулась вперёд. И тут все услышали шорохи под днищем. Лодка ползла над верхним тросом сети, чуть касаясь его. А в фьорде было тихо. Фашисты не замечали, как уходит верная добыча.

Они вскоре спохватились. Погнались за лодкой. Частые взрывы глубинных бомб сотрясали море. Хотя взрывы были опасны, моряки «малютки» считали себя самыми счастливыми на всём свете. Они в просторном море! Это не узкий фьорд, перегороженный сетью. Тут можно воевать на равных.

«Малютка» ушла от преследователей. У своего берега, там, где стояли наши артиллерийские батареи, она всплыла. Свежий воздух хлынул в отсеки. Моряки дышали им и не могли надышаться. Под водой-то лодка была почти сутки! Под защитой своих, советских орудий подводники зарядили аккумуляторы. А потом по шли домой – в порт Полярный, что недалеко от Мурманска.

За многие подвиги на море подводная лодка М-171 удостоилась гвардейского звания. А её командир, Валентин Георгиевич Стариков, стал Героем Советского Союза.

Морской лётчик

Самая тяжёлая изо всех бед, какие только бывают у людей, – это война. Враг разрушает дома, сжигает хлебные поля. И нет у него жалости ни к детям, ни к старикам. Он старается испугать людей: «Вот какой я жестокий! Я всё могу. Могу и помиловать, если покоритесь».

Человек трусливый покоряется. Жизнь труса становится хуже собачьей. А человек храбрый сражается с врагом. В бою он может погибнуть, может не дожить до победы. Но храбрый человек не за себя одного воюет. Он воюет за счастливую жизнь всего народа и потому не страшится гибели. И вот ведь как получается: порою храбрый воин остаётся живым в самых гибельных испытаниях. Недаром говорят: «Смелого пуля боится!»

Морской лётчик – командир эскадрильи Сергей Курзенков возвращался на свой аэродром. Над территорией, занятой противником, его обстреляли зенитки. Самолёт загорелся. Была ночь. В тёмном небе истребитель казался летящим факелом. Осколки снарядов задели и самого лётчика. Он потерял много крови, ослабел, однако был уверен, что дотянет до аэродрома.

Их было два брата Курзенковых, два морских лётчика. Александр воевал на Балтийском море, Сергей – в Заполярье. Земляки братьев, жители подмосковного города Наро-Фоминска, собрали деньги на постройку истребителей и подарили каждому по самолёту. Курзенковы, сражаясь за себя, за своих родных, сражались за родной город и за всю Родину. Фашистов били так хорошо, что оба стали Героями Советского Союза. К той ночи, о которой пойдёт рассказ, Сергей Курзенков уже двести раз вылетал на боевые задания и сбил двенадцать вражеских самолётов. Боевые вылеты и победы над лётчиками фашистской Германии дались ему непросто. Он был ранен четыре раза. В госпиталях, однако, не залёживался. Его умение летать и вести воздушный бой были очень нужны на фронте.

Вот и теперь он рассчитывал на скорое возвращение в строй, на продолжение боевой службы в родном полку. До аэродрома было уже недалеко. Курзенков по радио попросил включить на посадочной полосе прожекторы. «Поняли! – ответили ему. – Ждём».

И в эту самую минуту взорвались бензобаки. Истребитель окутался жарким пламенем. В середине огненного вихря был самолёт, в середине самолёта – человек.

Курзенков предполагал, что огонь может добраться до бензобаков, и мгновенно отстегнул привязные ремни, чтобы выброситься с парашютом. Но он не смог выбраться из кабины: на это не хватило сил.

«Сгораю…» – подумал лётчик.

Если бы на его месте оказался человек со слабой волей, он бы погиб. Страх сковал бы ему и без того бессильные руки. И мысль сковал бы. Курзенкову тоже было страшно. Однако воля его была крепкая, и он ясно представлял, что ещё можно сделать для спасения. Он резко отклонил ручку управления к борту. Самолёт, всё ещё послушный рулям, перевернулся вверх шасси. Лётчик теперь сидел в истребителе вниз головой. Сейчас нужно было толкнуть ручку от себя. И он толкнул ее. Силой инерции Курзенкова вырвало из кабины.

Всё это происходило на высоте трёх километров. Большая высота позволяла открывать парашют не сразу. И лётчик не беспокоился, что его могут настичь и ударить обломки самолёта. В падении он спокойно отсчитывал секунды. Числом секунд определял расстояние, оставшееся до земли. Занятый таким важным делом, лётчик ни о чём другом не думал. И разумеется, не предполагал, что, уцелев от осколков, попавших в самолёт и в него самого, избежав пламени, охватившего истребитель, он в третий раз окажется на краю гибели. И очень скоро.

Отсчитав примерно сорок секунд и пролетев в свободном падении два километра, Сергей Курзенков открыл парашют. Воздух ударил в широкий купол. Лётчика тряхнуло так сильно, что с ног соскочили унты – меховые сапоги, а с левой руки – рукавица. Вспоминая о том, что про изошло дальше, сам лётчик говорил: «Непередаваемый ужас заставил меня сжаться в комок». Купол парашюта оторвался и остался в ночном небе подобием крохотного облачка: лямки парашюта были иссечены осколками зенитных снарядов и не выдержали рывка. Лётчик падал на землю. До земли оставался ещё километр.

Он не погиб, не разбился насмерть. Он попал на крутой склон сопки, покрытый глубоким снегом. Потеряв от удара сознание, скатился по снегу от вершины к подножию…

Через несколько часов сознание вернулось к человеку, которого так сурово испытывала судьба. И когда он понял, что живой, ему, раненному и разбитому, захотелось жить и жить. Но он не мог двигаться после такого падения. И четвёртая гибель – от лютой стужи – начала грозить ему.

Курзенков не впал в отчаяние. Неподвижный, он продолжал борьбу за себя. Единственное, что он мог ещё, – это слушать. Только при великом желании жить можно было услышать далёкий-далёкий скрип чьих-то шагов по снегу. Лётчик услышал этот звук трущихся снежинок. Он вытащил пистолет и начал стрелять в воздух.

Солдат Александр Рябов пришёл на выстрелы. Своим полушубком он закутал ноги лётчика. Шарфом обмотал руку, ту, что была без рукавицы. Оставшись сам в одной гимнастёрке, побежал по лютому морозу за помощью.

После сложнейших операций, оправившись от пятой раны, лётчик Сергей Георгиевич Курзенков вернулся в полк, к своим боевым товарищам. Впоследствии он стал командиром этого известного всему Заполярью истребительного полка. В том полку, к слову сказать, служил и морской лётчик Борис Феоктистович Сафонов, сбивший лично тридцать фашистских самолётов и первым удостоенный звания Героя Советского Союза дважды. Там же, в послевоенное время, проходил службу морской лётчик Юрий Алексеевич Гагарин, ставший первым в мире космическим лётчиком.

Атакуют торпедные катера

Был июль 1944 года. Советский самолёт-разведчик обнаружил у берегов Норвегии небольшой конвой противника. Двигался конвой на восток, в один из фьордов, где у фашистов был порт и склады. По пути к конвою присоединялись новые транспорты. Прибавлялись и корабли, охранявшие их, поморскому – корабли охранения.

Хорошая, ясная погода сменилась ненастьем. На воду опустился густой туман. Наша воздушная разведка потеряла противника из виду. То ли он продолжает движение, то ли остановился где-то? В том районе моря охотилась за фашистскими судами подводная лодка С-56. Она и обнаружила пропавшего было врага. В конвое шло уже шесть транспортов, а охраняли их три миноносца, три сторожевых корабля, шесть тральщиков и пятнадцать сторожевых катеров. Верно, транспорты везли что-то очень ценное, если было столько сторожей. Храбрые подводники искусно подкрались к конвою и выпустили торпеды в миноносец. Удар был точный. Миноносец взорвался, потонул. А командир С-56, прежде чем лодка ушла на глубину, по радио сообщил командованию и состав конвоя, и место, где он находится.

Если была бы хорошая погода, за транспорты и корабли фашистов взялась бы наша авиация. Самолёты-штурмовики, самолёты-торпедоносцы и пикирующие бомбардировщики грозно расправлялись с врагом на море. Но погода была нелётная. И командующий Северным флотом адмирал Арсений Григорьевич Головко поручил эту боевую задачу отряду торпедных катеров.

У фашистов двенадцать боевых кораблей и пятнадцать сторожевых катеров. Да и на транспортах стоят пушки и пулемёты. Сколько же должно быть наших, чтобы одержать победу над таким сильным врагом? Атаковать конвой будут восемь советских корабликов. Столько готово в этот час к бою. Но и восемь, если воюют отважные, умелые моряки, – сила грозная.

У торпедного катера большая скорость. Он словно летит по морю. В пенном буруне его почти не видно. Носом он целится в корабль врага, а значит, целится и торпедами. Торпеды лежат в двух аппаратах по бортам. Как вылетят торпеды из аппаратов и пойдут своим ходом в цель, катер развернётся и зажжёт дымовые шашки. Скрытый дымовой завесой, выйдет из боя. Это, конечно, упрощённое описание тактики, то есть боевой работы торпедных катеров. В бою всё бывает сложнее, труднее, опаснее.

В кильватерной колонне, гуськом, один за другим, восемь торпедных катеров спешили на перехват конвоя. Шли вдоль вражеского берега. Погода начала меняться. Катера то рассекали полосы сизого тумана, то мчались под ясным небом.

Наблюдательные посты фашистов с высоких сопок заметили наш отряд. Береговые орудия начали стрельбу. Тогда один из катеров, увеличив скорость, понёсся между берегом и колонной. За собой он оставлял полосу густого дыма. Стрельба прекратилась: артиллеристы уже не видели катеров. Это было хорошо для наших. Но плохо было то, что наблюдатели предупредили фашистов на кораблях: «Идут советские катера!» Внезапной атаки не получилось.

Как только катера вышли из-под обстрела, так увидели конвой. Транспорты, окружённые кораблями и катерами, направлялись во фьорд. Командиру отряда капитану третьего ранга Владимиру Николаевичу Алексееву надо было в считаные минуты решить, какие транспорты и какие корабли атаковать. У фашистов их в общей сложности тридцать два! Выбранные цели надо распределить между своими катерами. Одни будут пускать торпеды в транспорты, другие – в охрану. По радио катерам отдан боевой приказ.

И катера пошли – на самой большой скорости. Кораблики бросались из стороны в сторону, беспрерывно ставили дымовые завесы. Этим они спасали себя от прицельного огня противника, не позволяли врагу целиться точно. И всё равно вода вокруг катеров кипела от разрывов, воздух был наполнен грохотом, гулом, свистом. Осколки градом стучали по защитным броневым плитам. Около десяти минут – под таким огнём! – катера сближались с конвоем. Командиры катеров с железным мужеством рассчитывали, как лучше атаковать свою цель. Промахнуться нельзя: у катера всего две торпеды.

Флагманский катер, тот, на котором находился командир отряда, закрылся дымом от немецких сторожевиков и приблизился к большому транспорту. Гитлеровцы с высокого борта бьют из пулемётов и пушек. Снаряды взрываются у са́мой кормы. Погиб радист катера, ранен помощник командира. Но вот фашисты побежали от своих пушек, попрыгали в воду. Они увидели, что в середину их транспорта идут две торпеды. После грозного, оглушительного взрыва судно окуталось паром и дымом, затем разломилось надвое, и обе части пошли на дно.

Два миноносца охраняли самое ценное судно. Они встретили катера ураганным огнём. Наш катер поставил дымовую завесу, ушёл за неё и, тут же выскочив из дыма, выпустил в миноносец две торпеды. Другой катер торпедировал второй миноносец. А третий, пока враги были в замешательстве, потопил транспорт. В стороне от этой схватки погружался в море торпедированный сторожевой корабль.

Катеру лейтенанта Юрченко первая атака не удалась. Он выпустил торпеду в танкер, который шёл с горючим в конце колонны, но не попал. Вражеских кораблей было много, а для борьбы с ними оставалась лишь одна торпеда. Это было досадно командиру, умевшему стрелять метко. Двумя неделями раньше катер Юрченко потопил большой немецкий транспорт – ударил ему точно в середину. И теперь лейтенант, сохраняя торпеду для другой цели, решился взять танкер на абордаж – высадить на его палубу своих моряков. Пулемёты катера стреляли по фашистам, суетившимся на палубе. Круто развернувшись, катер остановился у борта вражеского судна. Гранатами, автоматными очередями наши моряки согнали противника в воду. Тут же перескочили на танкер, заложили в машинном отделении подрывные патроны, подожгли шнур. Катер поспешно отошёл от обречённого танкера. Грянул взрыв, за ним – второй, с гулом и пламенем. В нём исчезли и танкер, и горючее, так нужное войскам фашистов.

Воздух над морем, где шёл бой, был исполосован дымами. Дымовые завесы, во множестве поставленные, сливались, разрывались, перемешивались. Они разъединили корабли. И трудно было понять, где свои, где чужие. В густой мгле противники чуть ли не сталкивались, обменявшись пулемётными очередями, ныряли во мрак. На катер Юрченко почти наскочил сторожевой корабль фашистов. Наш кораблик увернулся от столкновения, вражеские снаряды, посланные в катер, пролетели мимо. А торпеда, пущенная катером, на этот раз настигла свою цель. Удар был точный – сторожевик взорвался. Две победы!

Но вот взрывом снаряда разворотило корму нашего катера. В пролом хлынула вода. И тут выскочили из дымовой тучи четыре сторожевых катера противника. «Расстреливают в упор! – передал лейтенант последнее донесение по радио. – Прощайте…»

С начала боя, с того момента, когда восемь торпедных катеров сблизились с конвоем, прошло чуть больше двадцати минут. Все торпеды были израсходованы. Потопив три транспорта, грузовое судно и три корабля охранения, наши катера уходили домой. Шли только семь. Командующий флотом на своём командном пункте и товарищи на катерах – все слышали донесения Юрченко по радио: о потоплении сторожевика, о подрыве танкера. И прощальные слова слышали. Всем было жалко храбрых моряков. Печалясь о погибших товарищах, североморцы утешались тем, что за один наш маленький катер враг заплатил семью своими большими судами и кораблями.

Однако рассказ об атаке торпедных катеров на этом не кончается. Шло время. Беспрерывный северный день сменился беспрерывной ночью. Боевые действия в Заполярье стихли. И тогда североморцы узнали: лейтенант Юрченко, которого считали погибшим, жив!

Было вот как. Сторожевые катера противника после боя подбирали на воде своих моряков. Выловили они и раненого советского лейтенанта. Юрченко попал в плен. Фашисты отправляли пленных в концентрационные лагеря. В концлагере на территории Норвегии оказался и наш командир. Когда зажила рана, Юрченко начал готовиться к побегу. Он подружился с норвежцем, тоже узником фашистов. Вдвоём они и бежали от эсэсовской охраны. Долго пробирались через леса и горы в соседнюю страну – Швецию. В Швеции фашистов не было. Перейдя границу, друзья уже были вне опасности. Шведы помогли нашему моряку добраться до советского посольства. А посольские работники отправили Юрченко на родину.

Можно представить, как радостно встретились боевые товарищи! Тогда же командующий Северным флотом адмирал Головко вручил лейтенанту Виталию Демидовичу Юрченко – за участие в разгроме вражеского конвоя – орден Красного Знамени.