Текст книги "Белый мерседес"

10. Что делать дальше?

В последнее время нашего героя явно преследовали неудачи. Знакомый комендант общежития, где Родион незаконно занимал комнату, ушел на пенсию, а пришедший ему на смену требовал ее освободить. Не соглашаясь даже на заманчивые посулы Крестовского платить больше и не только на счет института.

Да, жизнь явно не клеилась. Богатство определенно не шло ему в руки. Он даже стал успокаивать себя, тем, что жизнь – это только повод для мемуаров. Она скорее несущийся поезд, который развозит нас по разным станциям судьбы: кого-то на нары, а кого-то в кресло депутата или президента. Но у каждого обязательно будет конечная станция. Жизнь в России именно и смахивала на такой поезд, где все непредсказуемо и нестабильно. Сегодня ты герой, а завтра, враг, которого надо изничтожить.

Что касается крыши над головой, то каждый сам кузнец своей жилплощади. Нищему пожар не страшен. Эти мысли немного согрели. Теперь, как никогда до этого, в голове у него вместо знаменитых российских вопросов «Что делать? И как жить?» Крутилось: «Где жить и что есть?»

Он не боялся начинать жить сначала и следовал «правилу 50» – не получилось, начинаю снова – одна попытка, вторая, третья… пока хватит сил.

Охота к перемене мест существует у многих. И это не связано лишь с периодами войн или политических катаклизмов. Снимаясь с насиженного места они полагают, что станут богаче, счастливее и здоровее в других краях. Людей, легко меняющих свое место жительства, аналитик Карл Густав Юнг назвал когда-то экстравертами. Экстраверт – это индивид, сознание которого обращено, по преимуществу, во внешний мир, – в отличие от индивида, замкнутого, главным образом, в себя, интроверта. Духовное пространство интровертов и экстравертов могут не совпадать и отсюда часто возникает противоречие, неприятие, отторжение.

Установлена еще и такая закономерность, что личность экстраверта и его сознание наиболее гармонично вписаны в структуру рыночных отношений. Ибо рынок – это прежде всего постоянное и интенсивное взаимодействие людей без посредства государства и его институтов.

Но бросим это научное изыскание. Вернемся к нашему герою. Если не быть обремененным постоянной работой, быть свободным, то каких только интересных встреч не бывает.

…Здесь на этой большой подмосковной народнохозяйственной свалке Родион оказался совершенно случайно. Свалка представляла собой огромное поле, изрядно заросшее кустарником и редкими деревьями. Кое-где дымились кострами очаги цивилизации, здесь были люди. На свалке найти можно все. Такая уж година. Комплекты золотых украшений, колец, кулонов, цепочек.

Крестовский познакомился с обитателями дна. Первыми его знакомыми были муж и жена. Как понял Родион, брак у них был гражданский.

– А я не бомжиха. Упаси Господи! Я женщина порядочная. У меня квартира в Москве на улице Руставели.

– Если бы не свалка, я бы голая сидела. А так, одета, обута. Книги, журналы – я все беру и дома читаю. – И она сняла перчатку и неожиданно продемонстрировала эффектный пунцовый маникюр. – Здесь нашла. А духи?! Вот, – достала она флакончик. – Сирия! Запах роскошный. А сколько раз я золото находила!

– Везет вам.

– По гороскопу я Телец, а Тельцы притягивают к себе драгоценные металлы. Помню, в прошлом году пенсию задержали. Был ноябрь. Холодно. Так вот, пришла сюда и тут же нашла золотое толстое обручальное кольцо, но продать пришлось за бесценок. Серебряные ложки находила. Тут недавно подошла к мусорке, а там два бомжа копаются. Пришлось подождать. Они отошли, а я только мусор слегка копнула, а там часики дамские, и даже ходят. Вот, смотри, – и она продемонстрировала симпатичные часы на руке. – Я же Телец!

Для ее спутника пределом мечтания было найти большой лист меди.

– За килограмм меди дают 12 долларов, – поделился он информацией с Крестовским, – за кило алюминия – четыре.

У него был магнит. Если железка липла к магниту – то она не нужна была даже на свалке. А вот если магнит не тянулся к находке, – заслуживала самого пристального внимания.

– Вы, наверное, здесь богачи! – воскликнул Родион.

– Да какой там. Иногда неделю ничего не попадается кроме медных пуговиц.

Тут произошло одно знаменательное для свалки событие – прибыла очередная машина, и не просто машина, а фургон с куриными окорочками. Не успел он свалить свой груз и скрыться за придорожной полосой, как на вываленную кучу окорочков устремилось все живое. И началась великая битва. Обнаглевшие крысы величиной с дворнягу в пылу пиршества совсем не боялись рычащих и голодных бродячих собак, а собаки в свою очередь не хотели уступать добычу одетым в лохмотьях двуногим существам. Скорее всего это кончилось бы большой кровью, если бы не раздавшийся неожиданно человеческий крик, похожий на вой и милицейскую сирену. Крик был так страшен, что сигналу опасности вняли и звери и люди. Тем временем мужик одетый в затрапезную брезентовую штормовку с капюшоном, в затертых брюках неопределенного цвета и старых видавших виды сапогах, гордо прошествовал к куче с окорочками и стал делить по своему разумению добычу.

Через некоторое время Родион, заинтересованный этой важной на местной свалке личностью, познакомился с ней. В морщинах лица и руках «дяди Коли» поселилась вечная, ничем не смываемая грязь.

– Как же вы здесь живете? – спрашивал Родион у нового знакомого. – Давно вы здесь?

Дядя Коля оказался на этой свалке ровно 20 лет тому назад, скрываясь от общества, которое уже не раз изолировало его от себя. Дядя Коля работать на благо Отчизны никак не хотел, а это совсем не вписывалось в моральный облик условно освобожденного строителя коммунизма. Вот он одним махом и решил все свои проблемы: удалился от общества, и удовлетворил все свои насущные потребности в еде и одежде.

– Я сначала думал, что минута стыда обеспечивает спокойную старость. И вот я здесь, – с начала этой свалки.

На что Родион глубокомысленно произнес:

– Жизнь – сложная штука.

– Наши свалки и мусорки куда богаче заграничных. Ты слышал, чтоб в сытой Европе выбрасывали на свалку золото, валюту. Тот-то. Да они удавятся от жадности.

– А не скучно здесь?

– Почему? – вопросом на вопрос ответил дядя Коля. – Ты считаешь, что изоляция и творчество – несовместимые вещи? Вивальди, говорят, работал запертый в женском монастыре, а какую музыку писал! Мусоргский вообще сидел в дурдоме.

Принципы дяди Колиного свободного общения с природой подразумевали полную независимость от всякой сознательной деятельности. Кроме того, даже здесь нередко проходили облавы, и Коля боялся раскулачивания, поэтому у него, как у солдата, все было просто и готово к внезапному маневру. Дощатый шалаш, покрытый кусками брезента служил ночлегом и укрытием от непогоды. Его походное приусадебное хозяйство напоминало нечто среднее между задворками склада стеклотары и партизанской базой последней войны. Пустые бутылки были единственной твердой валютой, которой он располагал и расплачивался с пронырливым свалочным людом, которые имели связь с внешним миром.

Все дни для него были заполнены охотой и собирательством. Охотился он на ворон: их мясо – хорошее подспорье к найденным в горах мусора консервам и гнилым овощам и фруктам. Помимо консервов он собирал бутылки и кирпич. Бутылки можно было сдать, а кирпич по сходной цене продать дачникам. Иногда дядя Коля занимался общественно полезным трудом: перебором мусора, за который местное начальство платило небольшие деньги.

Было время, когда дядя Коля вкалывал строителем, и построил не одну пятиэтажку для сердобольных россиян, которые теперь бросали недоеденные батоны и сырки в помойные ведра, чтобы мусоровозы доставили свежий харч к дяди Колиному столу.

– Угощайся, – радушно предложил он Крестовскому куриные окорочка, которые обжарил у своего бивака на костерке. – С запашком, но червяков еще нет. Есть можно.

– Спасибо. Не хочется.

– А ты случайно не еврей?

– Почему еврей?

– Потому что во всем виноваты евреи и американцы.

– Это почему же они виноваты?

– Почему-почему? Потому, – произнес он, наливая себе полстакана водки. – Опять нас облапошили. Союз развалили. Чечню устроили. Теперь вот сексом развращают. Это их происки. А кто сейчас у власти? Одни евреи.

– Легко искать крайних! Надо радоваться жизни. Есть же в ней и хорошие моменты. – А чего хорошего. Вон всех до нитки обобрали. Ваучеры! Ваучеры всем по справедливости. Где она справедливость?

– И что же у тебя украли?

– Не все конечно, но так несправедливо. Кто был у кормушки тот и поимел. А большинство получило пустые бумажки.

Крестовский на это нечего не ответил.

– Вчерась вон из леспромхоза на огонек забрели трое мужиков – так ели окорочка за обе щеки. – И с понятием государственного человека добавил. – Им, говорят, третий месяц зарплату не выдают, а есть-то, хочется. Все-таки я не самый бедный человек на Руси, раз ко мне ходят подкормиться.

Крестовский по наивности спросил его:

– А чего ж ты, дядя Коля, не хочешь вернуться и взять землю?

Дядя Коля ответил весело улыбаясь:

– А мне здесь нравится. Тут однажды один мужик на иномарке с охраной приехал. Новый русский. Поругался с женой. А та в отместку возьми, да выброси кейс, весь набитый долларами. Ну, вот он и пообещал отвалить половину тому, кто его найдет. Здесь, знаешь, какой бум был, когда искали этот чемоданчик.

– Нашли?

– Да нет. Но каждый хотел из грязи вылезти в князи.

– А если нашел и втихую…?

– Здесь несколько неписанных правил. – Прервал он его. – Интересная, многообещающая находка должна быть вскрыта прилюдно. И она принадлежит тому, кто первый нашел.

Тут Родион подумал, что было бы, если кто-нибудь нашел тот самый кейс с долларами, неужели все ему и достанется. Алчный блеск глаз блуждающих по свалке людей говорил, что сотоварищи готовы восстать против такого счастья в одни руки.

– Думаешь, газет не читаю? Да на свалке столько всякого чтива, весь каталог Союзпечати.

– Дядь Коль, а может у тебя с документами не в порядке, – заподозрил Родион в стойкой неприязни к мирской жизни.

– Как же, вот! – и протянул Родиону замусоленную бумажку, в которой было написано: «Справка. Выдана гр-ну Степаненко Н. Т. в том, что он ошибочно родился в 1932 году. Справка дана для определения возраста». Паспорт у него был тоже какой-то странный – помимо своей фотографии, он зачем-то поместил на соседней странице нарисованный не очень умело портрет Леонида Ильича Брежнева.

– Давай, выбирайся отсюда. Возвращайся! Дядя Коля засопел в свою грязную, не расчесанную бороду, давая понять, что ни на какую пропаганду не клюнет.

– А страшно. Если молодые мужики оттуда ко мне жрать приезжают, если на шоссе, что ни ночь, а стреляют. Скажи, нужна такая жизнь там?

– Подумай, дядь Коль.

– Я человек земли, – он легко поднялся с корточек, – живу здесь, у друзей и просто хороших людей. – И дядя Коля направился к тому месту свалки, где по его расчетам вот-вот должна подъехать машина с очередной порцией мусора и отходами.

Уходя с этой свалки, Родион размышлял: «Как человек неприхотлив, легко приспособляется к любой жизни, даже здесь на свалке. И как мало ему надо для счастья».

В тот же вечер, прихватив по дороге хлеба и бутылку молока, он приехал в общежитие, поставил на газовую плиту чайник, налил молока… Пил с большим наслаждением.

Погружаясь в сон, мы освобождаемся от власти логики и рационализма. Тогда и появляется из глубин подсознания причудливая смесь пережитого и фантастического, желаемого и противного желанию. Ночью ему приснился сон. Будто он вошел в белые своды.

Было очень красиво и торжественно. Однако, когда стал искать выход, обнаружил, что его нет. Куда ни ткнись, везде только белые стены и понял, что попал в замкнутое пространство и должен погибнуть. Он прижал ладони к стене, поднял голову вверх и стал просить повременить, у него есть еще дела на земле. Он молил и молил о продолжении и снова шел, перебирая руками по стене. И вдруг увидел: своды расступились. Его выпустили…

Проснувшись поутру в комнате общежития и прибрав за собой постель, Родион дал зарок: стать в Москве ответственным квартиросъемщиком. Он понял аксиому, что без жилища человек существовать не может. Квартиры здесь все-таки есть. Любые – c ванными сидячими и лежащими, с биде и кафелем, с клопами и без клопов, в виде сталинских апартаментов и хрущоб, блочных малометражек, панельных клетушек или даже особняков. Крестовского занимала только одна мысль, как овладеть девственно пустующей жилплощадью.

И он занялся поиском квартиры или комнаты.

11. Приходите завтра

Столица настолько равнодушна к тем, кто занимает в ней место гостя, погружена в себя, что здесь вам охотно дадут жить и умереть, не интересуясь, имеете ли вы на это право или нет.

Сколько людей в Москве страдают от нехватки жилья? Тысячи, десятки тысяч людей. Никак не меньше, а может быть даже и больше. Человек мучается, ищет квартиру, внимательно читает объявления, осматривает фонарные столбы на остановках, обильно обклеенные объявлениями. Ветер треплет бумажную бахрому с номерами телефонов. «Меняю». «Продаю». «Сниму». И – очень редко: «Сдаю».

Крестовский искал комнату, внимательно изучал предложения рынка. То не подходил район, то было слишком дорого. В деле столь ответственном, как съем, Родион не советовал бы слепо доверяться объявлениям на фонарных столбах типа: «…и горячий кофе по утрам». Бесплатным сыр бывает только в мышеловке. Не долго сбить ноги, проверяя наличие заочно обещанных удобств.

Здесь конечно может помочь агент, беря хлопоты на себя в этом деле. Но за хлопоты, естественно, надо платить. Как понял Родион, и целая армия посредников промышляет в столице этим бизнесом. У них легкие ноги, острый глаз, они, как спортсмены на коротенькие и длинные дистанции преодолевают рубежи, как ниндзя просачиваются и неуловимы для налоговой службы. Но это уже проблемы сборщиков налогов.

И вот, удача, наконец, улыбнулась ему. Сдается комната в двухкомнатной квартире. И место удобное: недалеко от метро, и телефон есть. Он аккуратно сорвал узкую белую полоску с заветным номером и торопливо стал звонить по указанному телефону. Он первый, который сорвал эту полоску с объявлением. Поэтому есть надежда, что именно он станет жильцом этой комнаты.

– Алло! Я по объявлению, – представился он. – Вы комнату сдаете?

В трубке мягкий голос пожилой женщины ответил:

– Да, сдаю.

– Я хотел бы снять.

– Что ж, приезжайте прямо сейчас, посмотрите. Вам, на какой срок?

– Полгода, год. Сколько можно?

– Очень хорошо, – ответила женщина. – Меня это устраивает. Беру я дешево…

Плата была вполне приемлемой.

– Знаете, как добраться?

– Знаю. Он летел, как на крыльях, по указанному адресу. Не опередил бы кто.

Дверь ему открыла симпатичная старушка, одетая в халатик, на ногах мохнатые тапочки. С хозяйкой он договорился быстро. Заплатил, как она попросила, ей сразу за два месяца вперед.

Задаток, как скромно попросила она его указанную сумму. Он не возражал. Какая разница, когда платить. Тем более, названная сумма у него как раз была с собой. По нынешним временам это разве деньги?

– Завтра можете придти за ключем и переезжать, только предварительно позвоните, – предупредила она Крестовского мило улыбаясь, закрывая за ним дверь.

Родион стал ей звонить на следующее утро. Голос в трубке тот же, но какой-то сухой, болезненный.

– Знаете, я сегодня в таком состоянии. Давление подскочило… Бревном лежу. Позвоните через пару дней.

Крестовский позвонил через пару дней.

– Никак не очухаюсь. Дня три еще дайте прийти в себя. Вы не волнуйтесь только – наш уговор остается в силе.

Он позвонил через три дня.

– Ну, опять никак не могу вас принять. С мужем поссорилась, позвоните через недельку…

Родион ждал неделю. Опять ссора хозяйки с мужем. Потенциальный квартиросъемщик начал слегка нервничать. Он уже объявил коменданту о своем съезде. И тот чуть ли не каждый день стал интересоваться, когда это произойдет. Когда же наконец, он освободит комнату.

А по телефону снова шли отговорки. Поводы были разные – позвоните через три дня, позвоните через неделю. И, наконец:

– Вы уж простите, пожалуйста, но, наверное, ничего не получится. Приезжайте завтра – я вам деньги верну.

Опечаленный и расстроенный впустую потраченным временем и надеждами, Крестовский отправился к хозяйке комнаты. Приехал и стал звонить в дверь, но никто не открывал, в квартире все как вымерли. Постояв минут пять он выругавшись про себя, ушел. На следующий день Родион через каждые полчаса пытался связаться по телефону с неуловимой хозяйкой. Но долгие гудки, свидетельствовали, что никого нет дома. Что ему оставалось делать? Плюнуть на деньги или идти в милицию.

Как ему было вести себя в этой ситуации? А если она куда-нибудь надолго уехала. Жалко конечно денег. Не караулить же ее сутками под дверьми. Неужели она его дурачит? А может это нелепое стечение обстоятельств? А здесь милиция. Все же выбрав день Родион вечером после опять нескольких безрезультатных звонков отправился по указанному адресу. Все повторилось, как и в прошлый раз. Напрасные звонки. Только в этот раз неожиданно к нему пристал тип, который стал интересоваться, не проживает ли Крестовский в этой квартире. Это оказался такой же бедолага. Попавшийся на крючок предприимчивой старушки.

– Что будем делать? – поинтересовался наш герой. – Может, пойдем в милицию?

– А как мы докажем, что давали ей деньги? Да и потом затаскают.

– У вас как с пропиской? Все в порядке?

– Ну, эти деньги к богу в рай!

…Спустя некоторое время Родион встретил ту самую старушку и грозно на нее посмотрел. Та, молча и безропотно вернула ему деньги.

– То-то же. «Интересно сколько человек она таким образом обманула», – думал он засовывая деньги в карман.

А жилплощадь Крестовский в конце концов снял. Познакомился с одним пенсионером и спустя несколько дней он вполне за пристойную цену стал обладателем ключей от однокомнатной квартиры на окраине Москвы.

За стенкой жила тихая молодая пара. Зато едва ли не каждый вечер над головой в квартире внятно звучала далекая африканская речь, песни далекого Сенегала, женский смех или плач, перемежаемый отборным матом. Звоном разбитой посуды. Африканцы гуляли совсем по-русски, по-купечески. В крови у Крестовского закипало чувство классовой ненависти. Хотелось подойти к соседкой двери, и подложить гранату.

Первое и последнее официальное лицо, проявившее интерес к Родиону, как жителю Москвы, был участковый инспектор.

– Стало быть, квартируем? Стало, быть, без прописки? – разглядывал он документы Родиона. – Нехорошо, – и посмотрел в глаза Крестовского особым проницательным взглядом. Именно таким, которыми чекисты в советских фильмах про войну окидывали шпионов, не желающих сознаваться, что они шпионы.

Взгляд участкового профессионально оглядел немудреную обстановку комнаты. Задержался на зажигалке «Мальборо», лежащей на столе.

– Сувенир, – Крестовский протянул ему понравившуюся зажигалку.

– Не курю, – отрезал тот. Но, немного подумав, добавил, – а вот шурин курит. И зажигалка исчезла в форменной куртке старшего лейтенанта.

«Почем нынче честность?» – так и подмывало спросить Родиона. Но остановил себя: «Ну, а кто мы все, как не физические лица, которые и при небольшой капле фантазии легко превращаются в подозреваемых».

Несмотря на сувенир, милиционер все же помнил о своем долге – штраф за нарушение паспортного режима выписал. Больше он в квартире не появлялся. Хотя мог бы зайти, опорный пункт располагался в соседнем доме.

Хозяин квартиры, человек трезвомыслящий, заколачивал деньги, торгуя иногда бесплатно полученной от государства квартирой, и ни с кем добычей делиться не собирался. Он был нормальным мелким домовладельцем, с нормальными для рынка инстинктами и повадками. Их отношения, не скрепленные штампиком в паспорте, могли бы длиться долго. Но однажды домовладелец решил перевести расчеты в иное русло, взвинтив цену в полтора раза. Дурной пример соседей, сдававших квартиру иностранцам, оказался заразителен. «Инфляция» – извинялся пенсионер. В общем, с квартиры пришлось Родиону съехать.

Он уже заметил, что как только жизнь его припирала к стене, и брала за горло, судьба услужливо находила ему выход. Помог все тот же Валера, который уже успел обзавестись жильем в виде однокомнатной квартирки.

– Проблемы с жильем?

– Проблемы.

Валера протянул ключи от своей холостяцкой квартиры, сказав:

– На, бери. И живи полгода.

– А ты?

– Я в Сибирь, начинать новое дело.

На новой квартире первым делом Родион разложил на видных местах фирменные зажигалки и блоки сигарет. Но никто к нему не пришел поговорить за жизнь, поинтересоваться уровнем дохода. Москва – большой город и здесь никому нет дела до других.

Услышав за стенкой музыку, понял, что соседи вернулись домой. Ими оказалась молодая семья с маленькой дочкой. Через полчаса он знал их по именам, а еще через несколько дней почти все, чем они живут вечером…

Ужин, телефонные разговоры с близкими и друзьями. Полночь, ритмичная музыка и поскрипывание кровати… Несколько минут душа. Тишина.

И каждый вечер, лежа перед сном, Родион высчитывал, сколько ему лет понадобится, чтобы заработать на такую квартиру, обставить ее, а затем привести звонкоголосую молодую жену, как та, которая спит с соседом через тоненькую стенку. И выходили у него какие-то нереальные цифры и нереальные годы. А как же белый «Мерседес»? Так, из спокойного, уравновешенного человека Крестовский вполне мог превратиться в завистливого неврастеника.