Текст книги "Не будите спящих демонов. Персонажи народных сказаний и герои реальной истории"

Военные неудачи Голицына не могли быть затушёваны идеологическими акциями Шакловитого. Более того, беспардонная пропаганда вызвала раздражение. Женитьба и совершеннолетие Петра лишали законной силы опеку регентши над ним, а её претензии на корону представлялись и вовсе неслыханными. Не спасали престиж верховной власти и ратные успехи немногочисленных русских войск под Удинским и Селенгинским острогами осенью 1688 г., весть о которых пришла в Москву в марте 1689-го[153]153
  Русско-китайские отношения в XVII веке. Т. 2. 1686–1691. М., 1972. С. 357–360, 787.


[Закрыть]. (Командовал этими отрядами великий посол Фёдор Алексеевич Головин; очерк о нём – «Первый кавалер первого российского ордена» – также вошёл в эту книгу.) Слишком несопоставимы были в глазах обывателей эти две кампании: близкая, масштабная крымская – и далёкая, скромная забайкальская. Популярность Софьи падала – как среди простого народа, так и в кругах московской знати и кружках обслуживающей её «творческой элиты». Придворные сочинители панегириков, ещё вчера воспевавшие «тезоименитую Мудрости царевну», теперь слагали оды в честь её противников…

Первые четыре года правления Софьи и Голицына были успешны: стабилизировалось внутреннее положение России, укрепились её позиции в Европе. Но мирно уйти со сцены, когда разразился кризис, добровольно вернуться в терем правительница не могла. А Голицын не мог ни остановить, ни предать Софью… В разыгранном по чужому сценарию стрелецком «бунте» против Петра – у князя Василия роль не вполне ясная, но всё же второстепенная.

Кто действительные зачинщики очередного «антинарышкинского» выступления стрельцов? Некоторые исследователи считают, что волнения в московском гарнизоне спровоцировали… сами Нарышкины. А. П. Богданов, ссылаясь на малоизвестные документы, пишет: «…бунт стрельцов в августе 1689 года против Петра I и его родственников Нарышкиных, в страхе перед которым молодой царь бежал в Троицу и призвал войска на помощь против своей сестры Софьи и ее сторонников, был разыгран агентами Нарышкиных и на их деньги»[154]154
  Богданов А. П. Указ. соч. С. 228.


[Закрыть].

Несмотря на правительственный кризис, позиции Милославских в думе оставались прочными. К лету 1689 г. между соперничающими боярскими группировками установилось шаткое равновесие, и сторонники 17-летнего Петра искали способ склонить чашу весов на свою сторону.

Случай вскоре представился. 7 августа по распоряжению Софьи начальник Стрелецкого приказа Фёдор Шакловитый усилил охрану в Кремле. Тут же разнёсся слух, что ночью сюда явится Пётр со своими потешными, чтобы убить царя Ивана, правительницу Софью и их сестёр-царевен. Среди взбудораженных провокационным известием стрельцов прозвучали призывы «ждать набата». Доверенные люди Нарышкиных в московском гарнизоне истолковали происходящее как начало бунта. В ночь на 8 августа в Преображенское, где находились Пётр и его двор, прибыли два стрельца и известили юного государя о враждебных приготовлениях в Кремле, свидетелями которых они стали. Напуганный Пётр и его приближённые покинули летнюю резиденцию и укрылись в Троице-Сергиеве монастыре. (Уже здесь к «извету» двоих очевидцев прибавились показания ещё пятерых стрелецких командиров.)

Основанная иноком Сергием обитель издавна являлась мощной крепостью. В XVI в. монастырь опоясали каменные стены с двенадцатью башнями. В Смутное время он был одним из центров народного сопротивления польско-литовским захватчикам и выдержал их 16-месячную осаду. А в 1682 г., во время Московского восстания, здесь пряталась от собственного народа царская семья. Тогда у стен обители собралось по воле правительницы Софьи и под водительством князя Василия Голицына дворянское ополчение, и грозный стрелецкий мятеж удалось «утишить». В ту пору Пётр и Софья, Нарышкины и Милославские волей-неволей оказались в одном стане. Теперь, семь лет спустя, – по разные стороны укреплений.

Укрывшись в Троице от мнимого бунта, сподвижники Петра призвали колеблющуюся московскую знать, стрельцов и солдат прибыть в обитель, дабы защитить «природного» царя от его врагов. Напуганная далеко зашедшим конфликтом, Софья Алексеевна попыталась примириться с единокровным братом, для чего, наряду с видными думными боярами, направила на переговоры с ним патриарха Иоакима. Но просчиталась: предстоятель Русской Православной Церкви остался с Петром. Как записал впоследствии в своей «Гистории…» князь Б. И. Куракин, «по приезде патриарха Иоакима и бояр, и всех знатных, уже двор царя Петра Алексеевича пришел в силу и тем начало отнято правлению царевны Софии…»[155]155
  Цит. по: Лавров А. С. Регентство царевны Софьи Алексеевны. М., 1999. С. 164.


[Закрыть]. К исходу августа на сторону Петра перешли стрельцы. Это решило исход дела…

Факт свершившегося дворцового переворота зафиксировало соглашение между царями Петром и Иваном, по которому имя царевны изымалось из царского титула, а Пётр получал право формировать новое правительство без ведома старшего брата. Из «Троицкого похода» Пётр I возвращался в Москву фактически единственным самодержцем. (Впрочем, в ту пору юный царь довольствовался «марсовыми потехами», а государством управляли его мать и дядя – Лев Кириллович Нарышкин. Уж он-то наверняка знал, был ли заговор…)

После пристрастного розыска, длившегося всего шесть дней, Фёдора Шакловитого и пятерых его сообщников казнили. А ровно через три месяца «перенаградили» семерых стрельцов – подателей рокового «извета». Вместо пожалованных ранее заведений и промыслов им выдали по тысяче рублей на брата – огромные по тем временам деньги. Но благодарность новой власти не ограничилась серебром. «Изветчиков» (по крайней мере, четырех из семи)… отставили от стрелецкой службы и позволили им «быть в иных чинех, в каких они похотят»! Похоже, доносители воспользовались дарованным им правом выбора: приказные документы не отмечают дальнейшего присутствия «изветчиков» в столичном гарнизоне[156]156
  Там же. С. 157–159.


[Закрыть].

Когда секретная операция завершена, её тайные разработчики, заметая следы, устраняют явных исполнителей. Почётная отставка после щедрой оплаты услуг – не худший способ.

После свержения Софьи и опалы Голицына его ближайшие сотрудники по Посольскому приказу: Емельян Украинцев, Прокопий Возницын, вернувшийся из Нерчинска Фёдор Головин и ряд других дипломатов – избежали репрессий, вошли в новое правительство и впоследствии занимали в нём первостепенные должности. Так была обеспечена преемственность российской внешней политики. Изъявили верность Петру и иноземные специалисты, приглашённые на службу Голицыным. К ним претензий у новой власти тоже не оказалось.

А вот князя Василия петровское окружение не простило. Слишком повязан был он с Софьей, с кланом Милославских, слишком опасной фигурой стал. Обвинение в государственной измене ему не предъявили, о чём, по-видимому, позаботился его двоюродный брат князь Борис Алексеевич Голицын, входивший в розыскную комиссию. По крайней мере, современники событий в этом не сомневались. Так, Патрик Гордон, шотландец на русской службе, в своем «Дневнике» записал: «…несмотря на то, что князь Вас. Вас. был надежной опорой и поддержкой царевны и, как всем было известно, он знал обо всех происках против жизни молодого царя, если сам не был их инициатором, все же он был наказан не как предатель или изменник, что могло произойти лишь благодаря власти и влиянию, которое его двоюродный брат князь Борис Алексеевич Голицын в то время имел на царя и его окружение»[157]157
  Цит. по: Хьюз Л. Указ. соч. С. 297.


[Закрыть].

Ограничились тем, что обвинили поверженного соправителя Софьи в превышении власти, в незаконном титуловании царевны, в тайных переговорах насчет её коронации, а также в уклонении от активных действий во втором Крымском походе. Лишили боярства, чинов, званий, имущества (но не княжеского достоинства) и сослали с семьёй на Север, в Архангельский край… Окончательным местом поселения стал Пинежский Волок. Там в 1714 г. и умер Василий Голицын, на десять лет пережив заточённую в Новодевичий монастырь Софью.

В пожизненном изгнании разжалованный «оберегатель» российской государственности ничем особым себя не проявил. Не оставил автобиографических записок (но исправно писал челобитные о помиловании). Не помышлял ни о каком антиправительственном заговоре (но вплоть до кончины Софьи внушал опасения властям). Жил под надзором с семьёй и малочисленной дворней на казённые «кормленные деньги» и посылки родни, занимался невеликим хозяйством. Проживая на Пинеге, праздники и часы досуга любил проводить в Красногорском монастыре, куда перед смертью и завещал сохранённые, несмотря на лишения, подарки Софьи – шитые лично ею Образ Богоматери, плащаницу и воздух (покров для сосудов с причастием); в этой же обители нашёл последнее пристанище и сам князь[158]158
  О жизни В. В. Голицына в ссылке см.: Воскобойникова Н. П. К биографии В. В. Голицына // Архив русской истории. Вып. 6. М., 1995. С. 126–152.


[Закрыть].

…А до Пинеги была Мезень. Там в начале 1690-х встретились Голицыны с семьёй казнённого ещё в 1682 г. протопопа Аввакума, яростного поборника старой веры. По челобитной его сына Ивана опальный князь Василий через посредничество брата Бориса помог освободиться из ссылки жене и детям своего идейного и политического врага.

С каким из нарисованных выше портретов согласуется этот поступок? Или перед нами проблеск нового лика – не московского вельможи с повадками польского магната, но архангельского ссыльнопоселенца, страдальца и богомольца?

Сказано: «Широк человек…»

Первый кавалер первого российского ордена

Жизнеописания сильных мира сего имеют обыкновение обрастать легендами. Проходит время – и тот или иной домысел, благодаря авторитету его популяризаторов, обретает статус исторического факта. Чем крупней описываемая личность, тем пристрастней отбор подобных «фактов» для её очередного жизнеописания, потому разновременные версии такой биографии могут резко отличаться друг от друга. Скажем, властитель державы объявляется деспотом – и на него вешают всех собак. Если же деятельность главы государства признаётся прогрессивной, все главные достижения приписываются только ему. А второстепенные – в виде исключения – двум-трём его сподвижникам-фаворитам. Истинные же помощники правителя, соавторы или вовсе творцы его политики, нередко остаются в тени. (Речь не о «серых кардиналах» – им сам Бог велел не «светиться» – речь о тех, кто на своём законном месте честно выполнял свои прямые обязанности, за что был отмечен при жизни, но после смерти перестал вызывать интерес у публики, оттеснённый более броскими, более скандальными фигурами.)

Писаная история в её популярном, рассчитанном на массового читателя, исполнении заметно отличается от реальной, являясь во многом антологией мифов. И чем талантливей их создатели, тем глубже эти мифы укореняются в сознании современников и потомков.

С легкой руки Александра Пушкина в обиход вошла звонкая формула: «птенцы гнезда Петрова». И так прижилась, что пользоваться ею стали не только пылкие беллетристы, но и рассудительные историки. Корни метафоры – в самом языке. Слово «гнездо» издавна используется в переносном значении «дом», «семья». Вспомним, что знаменитый князь Всеволод Юрьевич, многодетный отец и собиратель Владимиро-Суздальской Руси, получил от современников прозвище Большое Гнездо. Ну а где гнездо, там птенцы. В разумении подданного Российской короны государь, помазанник Божий, – отец народа, невзирая на возраст и опыт. Тут Пушкин верен традиции. Да и Пётр в 1709 г. (время действия поэмы «Полтава», откуда и прилетела в нашу речь крылатая пушкинская фраза) не столь уж юн. И всё же, всё же… Язык не поворачивается называть «птенцами» государственных мужей, многие из которых значительно старше хозяина «гнезда». Особенно в начале его самостоятельного правления, когда Пётр только-только «оперялся». И, замышляя реформы, крайне нуждался в опытных и верных помощниках. В их числе – боярин Фёдор Алексеевич Головин.

По преданию, предком Головиных явился потомок греческих колонистов Стефан Васильевич Ховра, «князь Готии» (крымского побережья от Судака до Балаклавы), выехавший из Крыма в Москву в 1391 г. «От его сына Григория Ховры, – сообщает «Бархатная книга», – пошёл род Ховриных и Головиных…» Прозвище «Ховра» некоторые исследователи объясняют тем, что византийские предки Стефана Васильевича – владетели крымского княжества Феодоро – происходили от знатных выходцев из черноморского города-порта Трапезунда, принадлежавших к аристократическому армянскому роду Гаврасов[159]159
  Андреев А. Р. История Крыма. М., 1997. С. 94.


[Закрыть]. Есть, правда, и другое толкование – будто бы кличку «Ховра» получил в Москве уже сын Стефана (или, на русский манер, Степана) Григорий, и означала она… «неряха»[160]160
  Перхавко В. Б. «Купеческий» предок царя Михаила Феодоровича // Московский журнал «История государства Российского». 2003. № 8. URL: https://mosjour.ru/2017062559/ (дата обращения: 26.12.2022).


[Закрыть]. (Сравним у Даля: «ХОВРЯ об. бран. хавронья, свинья»; но ведь само-то слово хавронья – искажённое женское имя Феврония!) Скорее всего, Григорий Степанович оказался жертвой «народной этимологии» – его «обрусевшее» иноземное родовое имя получило в дальнейшем насмешливое переосмысление.

Но вернёмся к нашему герою. О его появлении на свет, воспитании, начале карьеры сведений сохранилось немного. Дмитрий Бантыш-Каменский, первый биограф Ф. А. Головина, отметил: «Год рождения его неизвестен»[161]161
  Бантыш-Каменский Д. Н. Биографии российских генералиссимусов и генерал-фельдмаршалов. СПб., 1840. С. 1.


[Закрыть]. Позднейшие исследователи установили – 1650-й. Более точной датировки нет.

Итак, Фёдор Алексеевич родился в семье царского придворного. Получил хорошее по тем временам образование: знал латынь и английский. (Примечательно, что его перу принадлежат не только деловые письма и реляции, осевшие в посольских архивах, но и научный трактат «Глобус небесный», обнародованный в Амстердаме в 1715 г., спустя девять лет после смерти автора.[162]162
  Демидова Н. Ф., Мясников В. С., Мороз И. Т. Комментарии к статейному списку Ф. А. Головина // Русско-китайские отношения в XVII веке. Т. 2. 1686–1691. М., 1972. С. 762.


[Закрыть]) Латынь Головину-младшему, как и другим отпрыскам московской знати, преподавал дворянин Андрей Белобоцкий, родом поляк, изучавший философию и богословие в Кракове, а на Москве служивший переводчиком в Разрядном приказе[163]163
  Там же. С. 764.


[Закрыть]. Не знаю, как прочих юнцов, но Федю Головина он выучил на свою голову (уж простите за каламбур). Когда Фёдора Алексеевича послали за Байкал замиряться с правившими Китаем маньчжурами (через посредничество служивших при пекинском дворе иезуитов), он взял с собой «для переводу латинских писем» и своего учителя. Тот противился дальней поездке – даже попытался укрыться у родственников. Но от истории нельзя спрятаться.

Петер Шенк. Портрет Фёдора Алексеевича Головина. Гравюра на меди. 1706

До Нерчинской эпопеи карьеру Фёдора Головина блестящей не назовёшь. В 1676 г. его перевели из стряпчих в стольники. Следующего повышения по службе он ждал девять лет. Дело в том, полагают историки, что Головины поддерживали Нарышкиных, родственников Петра по матери[164]164
  По преданию, царь Алексей Михайлович Тишайший перед смертью (1676 г.) завещал Фёдору Головину «хранить юнаго Царевича Петра, яко зеницу ока», и во время стрелецкого бунта 1682 г. именно Головин увёз будущего императора из Москвы в Троице-Сергиев монастырь (ныне Свято-Троицкая Сергиева лавра). См.: Бантыш-Каменский Д. Н. Указ. соч. С. 1–2.


[Закрыть], а те в 1682 г. потерпели поражение в борьбе с Милославскими, роднёй Ивана и Софьи. Чин окольничего Фёдор Алексеевич всё же получил, но только в декабре 1685 г., в связи с отправкой его в Даурию в качестве великого и полномочного посла. Похоже, на его кандидатуре настоял фаворит Софьи князь Василий Голицын, глава Посольского приказа и ряда других ведомств. Не потому, что Головин являлся его дальним родственником и разделял реформаторские устремления начальника, но потому, что к своим тридцати пяти стал опытным дипломатом и администратором. (Правда, некоторые историки считали, что таким образом Софья удалила из Москвы одного из влиятельных сторонников Петра. Охотно верю: у нас поныне отправляют попавших в немилость придворных послами в дальние страны.) Проблему контакта с местной администрацией кремлёвские власти решили гениально просто: воеводой Тобольска, столицы Сибири, был назначен свежеиспечённый боярин Алексей Петрович Головин. Отец посла.

В своем выборе Голицын не ошибся. И, когда в Москву пришло сообщение, что небольшой отряд Фёдора Головина одержал под Селенгинском победу над союзными маньчжурам монголами, правительство Софьи пышно её отметило – наградило участников посольства и служилых людей, оборонявших сибирские остроги, специальными золотыми знаками разного достоинства. Нарочный выехал с ними из Москвы 20 мая 1689 г., а прибыл в Удинск (где и встретился с возвращавшимся из Нерчинска послом) 7 февраля 1690 г., когда учредившее награды правительство было уже низложено[165]165
  В сентябре 1689 г. царевна Софья, её фаворит Василий Голицын и родственники Милославские были отстранены от власти, слабоумный царь Иван фактически отошёл от дел, и бразды правления при занятом «марсовыми потехами» юном царе Петре взяли в свои руки его мать Наталья Кирилловна, её брат Лев Кириллович Нарышкин и их сторонники.


[Закрыть]. Но золото оттого не упало в цене.

«Он вернулся в другую страну» – говорят о человеке, который после долгой отлучки вернулся на родину и застал там большие перемены. К нашей ситуации это клише не подходит. Уклад жизни меняется не так быстро, как правящие кланы. Ф. А. Головин, отсутствовавший в Москве пять лет, возвратился в прежнюю Россию – чтобы вместе с мужающим Петром делать её другою.

О значении договора с цинским Китаем, подписанного в Нерчинске 28 августа 1689 г., историки спорят по сей день. Одни осуждают Головина – за нерасторопность и излишнюю уступчивость маньчжурам. Другие одобряют – за то, что в условиях военного шантажа со стороны цинских властей он сделал всё, чтобы сохранить мир с Китаем, и при этом заложил в соглашение о границах возможность их будущего – исторически справедливого – пересмотра. Современный исследователь российско-китайских отношений Н. А. Самойлов пишет: «…России пришлось пойти на существенные территориальные уступки Китаю, однако историческое значение этого договора лишь в настоящее время может быть оценено по достоинству. Данный дипломатический документ, долгое время рассматривавшийся лишь с внешнеполитических и юридических позиций, являет собой пример своеобразного исторического компромисса; компромисса двух мировосприятий, отражавших специфику столь различных культур…

В течение последующих двух веков… на границе с Китаем не было серьёзных конфликтов вплоть до конца XIX в. Цинская империя также объективно выиграла от установления мира в данном регионе…

Что же касается окончательного пограничного разграничения в Приамурье, то оно произошло в середине XIX в., когда Россия смогла возвратить территории, утраченные по Нерчинскому договору»[166]166
  Самойлов Н. А. Россия и Китай // Россия и Восток. СПб, 2000. Электронное издание Восточного факультета СпбГУ. URL: http://www.sn-pfrinc.newmail.ru/books/russia_orient/china.html.


[Закрыть].

Правительство Петра высоко оценило миссию Головина. Вынужденную уступку героического Албазина ему поставили в вину – но и только. Едва Фёдор Алексеевич прибыл в Москву, как тотчас был возведён в достоинство боярина и наместника Сибирского. По свидетельству современников, восемнадцатилетний Пётр «столько любопытствовал знать о путешествии Головина, что несколько дней сряду проводил с ним в беседах: с жадностью расспрашивал он о образе жизни народов Сибири и богатстве той страны…»[167]167
  Демидова Н. Ф., Мясников В. С., Мороз И. Т. Комментарии… С. 796.


[Закрыть].

Человек общительный и хлебосольный, Головин легко сдружился с Францем Лефортом, фаворитом Петра, вошёл в «ближний круг» сподвижников государя и, пожалованный генерал-кригс-комиссаром, деятельно участвовал как в «марсовых потехах», так и в подлинных сражениях. При взятии Азова он проявил способности флотоводца и личную храбрость. Но главные битвы ждали его на поле дипломатии. На Фёдора Головина легла вся черновая работа по подготовке «Великого посольства». В 1697–1698 гг. оно посетило с дипломатическими и познавательными целями несколько стран Западной Европы. Первым послом значился искушённый в европейском этикете щёголь Лефорт, швейцарец на русской службе, владевший, по дошедшим до нас данным, шестью языками: немецким, французским, латинским, голландским, английским; наконец, русским[168]168
  Дипломатическое обеспечение Великого посольства (1697–1698 гг.). URL: https://idd.mid.ru/letopis-diplomaticeskoj-sluzby/-/asset_publisher/5H3VC9AbCsvL/content/diplomaticeskoe-obespecenie-velikogo-posol-stva-1697–1698-gg-?inheritRedirect=false (дата обращения: 26.12.2022).


[Закрыть]. (Примечательно, что, живя в России с 1675 г., по-русски он писал латинскими буквами и к тому же косноязычно. Впрочем, не отличался грамотностью и сам Пётр, чего же требовать от его иноземного любимца?!) Обычаев и правил московской дипломатии Франц Яковлевич не знал, и его функции в посольстве оставались чисто представительскими. Головин был вторым полномочным послом, но фактически являлся главным исполнителем воли Петра, подлинного руководителя миссии, вёл вместе с ним самые доверительные переговоры, нанимал на русскую службу иностранных специалистов.

(Он и в дальнейшем покровительствовал выходцам из чужих краёв. Лучше других понимал, что без их познаний и навыков не обойтись? Или помнил, как давным-давно его пращура-эмигранта приютила московская земля? Скорее всего, и то и другое.)

«И советом, и мужеством». Так переводится с латыни девиз «Et consilio et robore» на фамильном гербе нашего героя. Этот герб и портрет Ф. А. Головина украсили серебряную медаль, которую в честь отличившегося дипломата приказал выбить Пётр I по возвращении посольства в Россию. Прежде здесь никто не удостаивался подобной именной награды.

В ноябре 1698 г. царь учредил первый российский орден – святого апостола Андрея Первозванного. А в следующем году, 10 марта, боярин Фёдор Алексеевич Головин стал первым его кавалером, то есть рыцарем (см. ниже). Символично, что знаки ордена: косой крест и восьмиконечную звезду с девизом «За веру и верность» – Пётр возложил на Головина за день до похорон скончавшегося от лихорадки Лефорта[169]169
  Богословский М. М. Петр I. Материалы для биографии. Т. 4. М., 1948. С. 10–12.


[Закрыть], тем самым дав понять, кто занимает опустевшее место у трона.

Стоит подчеркнуть, что Фёдор Алексеевич не просто открыл счёт рыцарям ордена св. Андрея Первозванного: как первый его кавалер он стал главой капитула, и теперь уже из его рук должны были принимать орденские знаки новые посвящаемые (другое дело, что правило это не всегда выполнялось). О том, какое значение Пётр придавал первому российскому ордену, говорит неспешность последующих посвящений в его рыцари. Только через год после Головина этой чести удостоился за «тринадцатилетние успехи над крымцами» украинский гетман Иван Степанович Мазепа (в ту пору союзник Петра, впоследствии царю изменивший). Третьим знаки ордена получил в 1702 г. генерал-фельдмаршал Борис Петрович Шереметев – за победу над шведами под Эрестфером. Усыпанный алмазами крест на золотой цепи привёз и вручил полководцу новый фаворит Петра Александр Данилович Меншиков. Сам государь «выдержал паузу» и стал лишь седьмым кавалером ордена – в 1703 г. как «бомбардир-капитан Петр Михайлов за храбрость и искусство», проявленные при захвате шведских кораблей флотилией из тридцати лодок. Вместе с ним за ту же операцию тем же отличием был отмечен «бомбардирский поручик» Меншиков. На сей раз, как и положено, знаки ордена вручил «храбрецам-искусникам» глава его капитула.

Что такое орден? Странный вопрос – разумеется, награда. Тогда почему человека, удостоенного ордена, именуют его кавалером? Даже если награждена женщина! Ведь «кавалер» в русском просторечии – ухажёр.

В европейские языки это слово вошло из итальянского, где cavaliere изначально означало «всадник», то есть рыцарь (от cavallo – «лошадь», что, в свою очередь, восходит к латинскому caballa; сравним русское «кобыла»). Уже в Италии слово cavaliere обрело второе, «галантное», значение. (Как впоследствии в России – слово «рыцарь», производное от немецкого Ritter – «всадник».)

Теперь вспомним еще одно (исторически главное) значение слова «орден». Так в средние века стала именоваться военно-монашеская организация, патроном которой провозглашался христианский святой – из наиболее чтимых. В пору крестовых походов принадлежать к духовно-рыцарскому ордену было смертельно опасно, но и весьма почётно. С XV в. европейские монархи начали учреждать светские ордена, подражавшие орденам духовно-рыцарским. В «просвещённые» времена роль орденов стала заметно иной, нежели в «тёмном» Средневековье. Посвящение в рыцари – кавалеры ордена – стало рассматриваться исключительно как награда.

Идеей учредить собственный орден Пётр загорелся, судя по всему, во время посещения Англии, где получил (и, к чести русского государя, отклонил) коварное предложение английского короля вступить в орден Подвязки (учреждённый ещё Эдуардом III в подражание легендарному королю Артуру с его рыцарями «Круглого стола»). Почему «коварное»? По уставу этого ордена тот, кого посвящали в его рыцари, давал обет служить королю не на жизнь, а на смерть…

Орден, который задумал Пётр, получил имя святого апостола Андрея Первозванного, покровителя России, а также мореплавания. Есть версия, что этот первый русский орден был создан во многом по подобию старинного шотландского ордена Чертополоха, о котором Пётр узнал также во время своего пребывания в Англии (святой Андрей считается и покровителем Шотландии).

Первый писаный проект устава ордена св. Андрея относится к 1720 г. В его составлении непосредственно участвовал Пётр I. В проекте, в частности, оговорены требования к кандидату в андреевские кавалеры. Он должен был носить высший дворянский титул (графский или княжеский), занимать первостатейную должность (сенатора, министра, посла «и прочих высоких достоинств») либо иметь генеральский или адмиральский чин. Ордена мог удостоиться также губернатор, который не менее десятка лет оказывал государю «полезные и верные услуги». Проект устава предусматривал и другие ограничения для будущего андреевского кавалера: отсутствие телесных недостатков, возраст не менее 25 лет и состояние, позволяющее «важность сего события (награждения. – А. В.) поддержать». Одновременно к ордену св. Андрея Первозванного могли принадлежать не более 12 человек «природных российских кавалеров» и (на тех же условиях) столько же иностранцев.[170]170
  Дуров В. А. Ордена России. М., 1993.


[Закрыть]

Точно из рога изобилия сыплются на Головина звания и должности. В апреле 1699 г. он произведён в чин генерал-адмирала. С этого же времени возглавляет Посольский приказ, сменив Льва Кирилловича Нарышкина, дядю царя, – становится, по отзывам иностранцев, «первым министром». Датский посол в России Гейнс отмечал: «Это боярин с большими заслугами, таким его считают все в этой стране; царь ему более всего доверяет…»[171]171
  Богословский М. М. Указ. соч. С. 37.


[Закрыть] Английский посол Витворт извещал своё правительство, что Головин «пользуется репутацией самого рассудительного и самого опытного из государственных людей» Российской державы[172]172
  Павленко Н. И. Петр Первый. М., 1975. С. 50.


[Закрыть].

Наряду с внешнеполитическим ведомством, в подчинении Головина ещё несколько правительственных учреждений: Малороссийский, Новгородский, Смоленский и Устюжский приказы, Галицкая четверть, Монетный двор, Оружейная палата, Ямской приказ и вновь организованный Военно-морской; позже Фёдор Алексеевич станет также начальником Навигацкой школы, готовившей первых русских морских офицеров. В 1700 г. в его ведение переходит Посольская походная канцелярия Петра. С началом Северной войны она превращается в главный дипломатический орган.

В этом же году Головин получает чин генерал-фельдмаршала и в качестве главнокомандующего ведёт новонабранную 45-тысячную армию к Нарве. От позора поражения в битве с Карлом XII его спасает неожиданное решение государя: передав командование герцогу фон Круи, наёмному военачальнику, только что принятому на русскую службу, Пётр отбывает из армии вместе с Головиным, который необходим царю для переговоров с турецким послом и польским королём Августом II.

В ту пору на Руси любой дееспособный дворянин был профессиональным военным. Командовать войсками Головин умел – будь то отряды казаков под Нерчинском и Селенгинском, потешные полки у Кожухова или экипажи боевых кораблей под Азовом. Но несравненно искуснее он вёл переговоры. Неоспорима его заслуга в том, что в первые, самые неудачные годы войны со Швецией, отмечал историк Д. Н. Бантыш-Каменский, «пределы России были обезопасены прочным миром с Портой Оттоманской (1700 г.), с Данией, Польшей и дружескими сношениями с прочими державами»[173]173
  Бантыш-Каменский Д. Н. Указ. соч. С.22.


[Закрыть].

Дипломатические усилия российского политика получили международное признание: 16 ноября 1702 г. союзник Петра австрийский император Леопольд I возвёл Головина – первого из россиян – в графское достоинство Священной Римской империи германской нации.

Небезуспешными были действия российского канцлера и по финансовому обеспечению Северной войны. Он ввёл гербовый сбор в России. Управляя Монетным двором, возобновил плавку найденной нерчинскими казаками серебряной руды и увеличил ежегодное выбивание серебряной монеты с 200–500 тыс. рублей в конце 1690-х гг. до 4,5 млн в 1702 г. (Другое дело, что с ростом наличного оборота уменьшалось процентное содержание серебра в монете, и деньги быстро обесценивались. Но кратковременный эффект был достигнут.)

Если придворный чин следовало выслужить (и потому выражение «старинный боярский род» не вполне корректно), то дворянский титул передавался от отца к детям. Так что три сына Головина тоже стали графами. Наиболее известен из них Николай Фёдорович, адмирал Российского флота и кавалер ордена Андрея Первозванного.

Царь – и его первый министр, который разделяет с государем весь груз ответственности за обновляемую державу, но письма к нему подписывает по старинке: «раб твой Фетка» (исследователи отмечают шутовской характер этой подписи: подобный неофициальный тон позволяли себе только люди «ближнего круга», составлявшие так называемую «компанию» Петра; но в каждой шутке есть доля шутки).

Они разительно отличались друг от друга – и внешностью, и темпераментом. Один – долговязый; подвижен, вспыльчив. По классификации Гиппократа – холерик. Другой – невысокий, полный; сдержан в проявлениях чувств. Типичный флегматик…[174]174
  О наружности Ф. А. Головина можно судить по сохранившимся портретам, о характере и манерах – по беспристрастным свидетельствам очевидцев. Вот как, например, его описали иезуиты, посредничавшие на переговорах в Нерчинске с маньчжурской стороны. Томас Перейра: «Когда посол сел, он заполнил всё кресло, в разговоре он произвел впечатление человека искреннего… Он был остроумным и имел большой опыт в переговорах… Самообладание посла и полное отсутствие чего-либо показного делали его достойным своего положения». Франсуа Жербийон: «Сам Головин приятный невысокий полный человек. Держался он просто…» (Русско-китайские отношения в XVII веке. Т. 2… С. 714, 751).


[Закрыть] Думаю, немало резких заявлений Петра Алексеевича своевременно и тактично смягчил Фёдор Алексеевич. Они прекрасно дополняли друг друга.

Всякий, кто входил в ближайшее окружение государя, становился непременным участником царских «шумств», как иносказательно именовал свои кутежи сам Пётр. Но даже в пьяных компаниях Головин сохранял достоинство. Иоанн-Георг Корб, секретарь австрийского посольства в Москве, в дневниковой записи об одном из таких пиров отметил, что среди присутствующих на нём «московитов нашлось несколько гостей, которых выгодно выделял от прочих их вполне скромный разговор с государем, свидетельствовавший об их высоких душевных качествах». В числе благовоспитанных сотрапезников царя Корб назвал Ф. А. Головина, который «отличался… зрелой обдуманностью в решениях».[175]175
  Богословский М. М. Петр I. Материалы для биографии. Т. 3. М., 1946. С. 123.


[Закрыть]

…Излишняя полнота при кабинетной работе, изматывающие поездки, бессонные ночи, вынужденные возлияния… В конце концов и этот невозмутимый двужильный крепыш надорвался. Умер он, как и многие другие сподвижники Петра, не в домашней постели. В конце июня 1706 г. царь, ожидая шведского вторжения, отбыл укреплять Киев и вызвал туда Головина. Тот отправился в путь, но доехал только до Глухова, где занемог и, проболев несколько дней, 2 августа скончался. Письмо с известием о смерти друга и соратника царь подписал так: «печали исполненный Петр»[176]176
  Бантыш-Каменский Д. Н. Указ. соч. С. 21.


[Закрыть].

Его имя основательно подзабыто. Услышав о Фёдоре Алексеевиче Головине, собеседник по инерции понимающе кивает, а затем осторожно уточняет, о ком, собственно, речь. Почему так? Видимо, потому, что Головин ушёл из жизни прежде, чем прозвучали фанфары главных петровских побед. Героями «преславных викторий» Петра Великого, новыми кавалерами учреждённых им орденов стали другие. Их имена повторялись чаще – и в памяти потомков запечатлелись чётче. И все-таки первым рыцарем царя Петра, первым кавалером первого российского ордена был Фёдор Алексеевич Головин.

Он жил на стыке эпох; его собственная судьба во многом и стала таким стыком…