Текст книги "Чисто шведские убийства. Отпуск в раю"

Андерс де ла Мотт, Монс Нильссон
Чисто шведские убийства. Отпуск в раю

Информация от издательства

Original title:

Döden går på visning

В тексте неоднократно упоминаются названия социальных сетей, принадлежащих Meta Platforms Inc., признанной экстремистской организацией на территории РФ.

Все права защищены. Никакая часть данной книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме без письменного разрешения владельцев авторских прав.

Copyright © Anders de la Motte & Måns Nilsson 2021

Published by agreement with Salomonsson Agency

© Издание на русском языке, перевод, оформление. ООО «Манн, Иванов и Фербер», 2023

* * *

Мы любим Эстерлен и потому постарались описать его историю и географию как можно точнее. Но в некоторых случаях, когда того требовал сюжет, мы позволили себе немного отклониться от правды

Действующие лица

Петер Винстон, 49 лет – Комиссар уголовной полиции, отдел по расследованию убийств, Стокгольм

Тира Бурен, 52 года – Шеф криминалистов

Туве Эспинг, 28 лет – Младший детектив, полиция Симрисхамна

Юнна Устерман, 44 года – Журналист, главный редактор «Симбрисхамнсбладет»

Джесси Андерсон, 42 года – Знаменитый риелтор, телезвезда

Фелисия Одуйя, 33 года – Хозяйка «У Фелисии», Комстад

Элин Сиденвалль, 25 лет – Ассистентка Джесси

Софи Врам, 63 года – Хозяйка конефермы, инструктор по верховой езде

Кристина Лёвенъельм, 49 лет – Психолог, бывшая жена Петера Винстона

Ян-Эрик Шёхольм, 72 года – Артист на пенсии

Поппе Лёвенъельм, 54 года – Хозяин замка Ерснес, второй муж Кристины

Альфредо Шёхольм, 61 год – Костюмер, дизайнер одежды

Аманда Винстон, 16 лет – Дочь Петера и Кристины

Никлас Мудиг, 33 года – Хоккеист-профессионал из Лос-Анджелеса

Ларс-Йоран «Эл-Йо» Улофсон, 60 лет – Пасечник, а также шеф полиции Симрисхамна

Даниэлла Мудиг, 33 года – Инфлюэнсер. Наездница, занимается конкуром

Маргит Дюбблинг, 75 лет – Председательница муниципального совета Йислёвсхаммара

Свенск и Эландер – Полицейские, служащие полиции Симрисхамна

Фредрик Урдаль, 36 лет – Электрик из Тумелиллы

Хассе Пальм, 57 лет – Электрик из Шёбу

Боб – Пес породы колли, принадлежащий Фелисии, постоянно крутится в кофейне

Плутон – Длинношерстный кот, постоянно крутится в Бэккастюган

Пролог

Солнце еще изо всех сил цеплялось за весеннее небо, но все же понемногу опускалось в воды пролива Борнхольмсгаттет. Чайки парили высоко над дюнами, а лучи низкого вечернего солнца превращали море в жидкую ртуть. Вода сейчас, в середине мая, еще оставалась холодной, и пляж пустовал. В живописном рыбацком поселке Йислёвсхаммар, расположенном за полкилометра отсюда, начали зажигаться фонари, а на горизонте угадывался серый силуэт грузового судна, медленно направлявшегося на запад.

В былые времена в этих местах хозяйничали пираты. Устраивали на берегу фальшивые маяки, заманивали суда на мель, а моряков – на смерть. Остовы кораблей и останки людей еще покоились где-то на дне, погребенные под песком предательских отмелей. Может быть, поэтому этот живописный край все еще нес на себе печать чего-то недоброго, череды злодейств.

Фургон из тех, что нанимают для переездов, свернул с шоссе и покатил по безымянной проселочной дороге, вившейся среди золотых рапсовых полей и сквозь сумрак прибрежного леса. Дорога оканчивалась разворотной площадкой совсем рядом с последними дюнами и настолько близко к морю, что до обоих сидевших в машине мужчин донесся запах водорослей и соленой воды.

Перед фургоном высилась недавно сваренная металлическая ограда с основательными автоматическими воротами. Табличка рядом с воротами гласила: «Йислёвсстранд. Ваше место в жизни. Ваш стиль жизни». Чуть ниже помещалась еще одна, предупреждающе-яркая, с текстом гораздо более суровым: «Посторонним вход воспрещен!»

Водитель, квадратный мужчина с двумя толстыми складками на загривке, подвел машину к домофону у ворот. Опустив окошко, он с видимым усилием высунулся из кабины, отчего у него между штанами и футболкой показался голый живот, и нажал кнопку вызова.

Загорелось кольцо диодных лампочек, и на водителя уставился глаз камеры.

– Джесси Андерсон, – раздался из динамика женский голос – резкий, как удар хлыста. У говорившей был американский акцент.

– Здрасте, это Ронни из «Эстерленфлютт», – по-сконски протяжно проговорил водитель. – Мы привезли этот… – Ронни поискал нужное слово. – Крюк.

Металлическая решетка плавно заскользила вверх.

– Come on in[1]1
  Заезжайте (англ.).


[Закрыть].

Пространство за оградой по большей части являло собой строительную площадку с бытовкой для рабочих, мусорными баками и кое-какой техникой. Впереди угадывался ряд абсолютно одинаковых, недавно залитых фундаментов, из которых торчали в вечернее небо пластиковые трубы. Слева стоял фасадом к морю единственный пока готовый дом.

– Ну и ну!

Дом был выстроен из бетона, стали и стекла. Прямые линии, острые углы. Ни карнизов, вообще ничего, что нарушало бы прямоугольную форму.

– Бункер какой-то. С пятьсот квадратных метров, наверное. Как по-твоему?

Напарник водителя, Стиббе, молча кивнул.

На подъездной дороге стояли две машины, одной из которых был белоснежный «Порше»-кабриолет. Ронни заглушил мотор, и оба вылезли из кабины, одновременно хлопнув дверцами.

Навстречу им уже шла женщина лет сорока с небольшим: длинные светлые волосы, узкая юбка, ворот блузки щедро расстегнут. Высокие каблуки цокали по каменной плитке.

Не успел Ронни открыть рот, как женщина раздраженно подняла палец, продолжая говорить по мобильному телефону.

– Can I put you on hold for just a minute, James?[2]2
  Джеймс, подождете минутку? (англ.)


[Закрыть]

Ронни и Стиббе многозначительно подмигнули друг другу – как всегда, когда клиентка бывала хорошенькой.

– Вы Джесси Андерсон? – спросил Ронни, хотя видел лицо женщины и в газетах, и по телевизору.

– Вы опоздали почти на два часа, – резко заметила Джесси.

Ронни пожал плечами.

– Скульптор, Улесен, с упаковкой не справился. Нам со Стиббе пришлось ему помогать, времени ушло больше, чем…

– Это не мои проблемы, – отрезала Джесси. – Сроки надо соблюдать. Завтра я позвоню вашему начальству, потребую пересмотреть счет за доставку. А теперь разгружайте, у нас мало времени. Элин покажет, где смонтировать скульптуру.

Она махнула женщине помоложе – темноволосой, в очках, – резко повернулась и зацокала обратно к дому, снова вернувшись к телефонному разговору.

– Sorry for that, James. As I was saying, don’t pay any attention to the rumors. The market in Skåne is booming and Gislövsstrand is an excellent investment opportunity…[3]3
  Простите, Джеймс. Как я говорила, не обращайте внимания на слухи. Рынок в Сконе переживает подъем, Йислёвсстранд – великолепная возможность для инвестиций… (англ.)


[Закрыть]

– Элин Сиденвалль, ассистентка Джесси, – представилась молодая женщина. Ей было лет двадцать пять, в речи слышался стокгольмский выговор. Блузка застегнута под горло, а каблуки значительно практичнее, чем у начальницы. В одной руке женщина держала папку-планшет. – Скульптуру надо установить внизу, в гостиной.

– Внизу? – спросил Ронни. – В наряде ничего про лестницу не сказано.

Элин заглянула в документы.

– Установить в гостиной на нижнем этаже, – прочитала она.

– Вот именно. Про лестницу ничего нет, – констатировал Ронни.

– Это дом ступенчатой этажности, он выстроен на склоне, – сухо объяснила Элин. – Холл, кухня, гостевая, гардеробная и еще несколько комнат – на верхнем этаже. Общие пространства, спа и хозяйская спальня – на нижнем этаже с выходом в сад и к морю. Скульптура будет стоять в гостиной, непосредственно под кухней. Вот, сами посмотрите!

Она протянула Ронни планшет и постучала по нему пальцем.

Обычно Ронни в таких случаях начинал протестовать, но шеф предупредил их, что с этой клиентки надо сдувать пылинки.

Элин Сиденвалль вопросительно вскинула бровь.

– Ну? Работаем?

Ронни смиренно вздохнул и откинул задвижку на задних дверцах фургона.

– Две сороки весны не делают, или как ты там говоришь, а, Стиббе? – проворчал он, удостоверившись, что Элин его не услышит.

Прошел почти час. Перевозчикам удалось стащить скульптуру вниз по лестнице и установить ее в гостиной. Элин зорко наблюдала за ними и прерывала их труды, как только возникал хоть малейший риск того, что они заденут стены или перила. Потом она взяла рулетку и лично удостоверилась, что скульптура стоит именно там, где должна. Однако Джесси Андерсон осталась недовольна. Ронни и Стиббе пришлось трижды перетаскивать скульптуру взад-вперед, прежде чем Джесси наконец отпустила их с миром.

Элин проводила обоих к выходу. Ронни – может, у него резко понизился сахар, а может, дело было в незапланированном спуске по лестнице – не удержался и нарушил инструкции шефа.

– Про вас вчера в газете было, – сказал он. – Николовиус написал новое письмо; вот он вас припечатал. – Ронни, к своему удовольствию, заметил, что ассистентка скривилась. – Кто бы ни был этот Николовиус, он ненавидит вашу начальницу. И вряд ли он в этом одинок, верно?

Элин промолчала.

Ронни подмигнул ей и полез в фургон.

– Откроете ворота? – спросил он, опустив окошко.

– Поезжайте, и они откроются автоматически, – сухо ответила ассистентка.

Элин Сиденвалль еще постояла, глядя, как закрываются ворота и исчезают в прибрежном лесу габаритные огни фургона. Одинокий уличный фонарь бросал на асфальт круг света, за пределами которого тьма казалась еще гуще. Чайки смолкли. Где-то вдалеке кричала неясыть.

Жутковатый звук заставил Элин передернуться, и к ней вернулось чувство, преследовавшее ее со вчерашнего дня, когда она прочитала то самое послание.

«Эстерлен не станет мириться с этим злодеянием, – писал человек, называвший себя Николовиусом. – Час возмездия близок. Виновные дорого заплатят за свою жадность».

Эти слова не давали Элин покоя. Неужели она одна из виновных? И что имел в виду анонимный автор, говоря, что они дорого заплатят?

Элин вдруг необъяснимым образом показалось, что за ней кто-то наблюдает. Словно в непроглядной темноте таились не только совы.

Кто-то желал им с Джесси зла.

Снова прокричала неясыть.

– Глупости, – буркнула Элин. Джесси же говорила – не надо принимать близко к сердцу. Они не позволят какому-то консерватору, который трусливо прячется за псевдонимом, напугать себя.

Элин глубоко вдохнула раз, другой, вернулась в дом и убедилась, что заперла за собой дверь.

Рядом с просторным холлом поместилась внушительная кухня с поверхностями из нержавеющей стали и гладкими каменными столешницами. Из динамиков доносилась негромкая музыка.

Элин поднялась на лестничную площадку, которая словно парила над гостиной. В гостиной Джесси восторженно рассматривала только что смонтированную металлическую скульптуру: почти двухметровый, толщиной с человеческую руку, гигантский рыболовный крючок. Крюк установили на постаменте так, что его крепление было развернуто к морю, а острие направлено на площадку, где стояла сейчас Элин. В целом инсталляция напоминала огромную, запрокинутую назад «J».

– Magnificent[4]4
  Великолепно (англ.).


[Закрыть], верно? – Джесси провела рукой по металлу от петли, где должна крепиться леска, наискось по изгибу и дальше, по острию с мощной зазубриной. – The Hook[5]5
  Крюк (англ.).


[Закрыть]! На него вот-вот начнут клевать покупатели. И заинтересованная пресса.

Несмотря на шутливый тон Джесси, Элин пришлось подавить дрожь. Скульптура казалась ей отвратительной, но она сочла за лучшее промолчать.

– Ты правда думаешь, что это сработает? – спросила она.

– Сколько раз можно объяснять? – фыркнула Джесси. – Это же основа риелторской стратегии. Крючок – способ отвлечь внимание, сместить фокус.

Пальцы с длинными, кроваво-красными ногтями задержались на зазубрине.

– И газеты вместо «Местные жители продолжают протестовать против застройки для миллионеров» напишут: «Местный художник дарит скульптуру знаменитому риелтору».

Джессика опустила руку.

– У нас все готово для tomorrow[6]6
  Завтрашнего дня (англ.).


[Закрыть]?

Элин кивнула.

– Председатель совета по вопросам культуры придет в десять.

– А газеты?

– «Симбрисхамнсбладет», «Истадс Аллеханда», «Сконска Дагбладет» и «Сюдсвенскан» готовы. «Ди Уикенд» тоже хотят кое-что сделать, но раньше следующей недели не смогут никого прислать.

– Окей. Да уж, не «Вэнити Фэйр»… – Джесси криво улыбнулась. – Но мы молодцы. Вот видишь, скульптура уже окупается. Этот мерзкий крюк привлечет сюда посетителей фестиваля искусств, а жителям того и надо. Вуаля – и больше никаких жалоб! Никаких анонимных писем в газету, никто больше не собирает подписи против застройки. Клиенты вернутся, и деньги потекут рекой.

Джесси снова погладила гладкий металл.

– Они у нас на крючке, – пробормотала она. – Все разом.

С улицы вдруг донесся какой-то шум.

– Что это? – сказала Элин.

– Наверное, перевозчики пакуются.

– Нет, я видела, как они уезжают. Несколько минут назад.

– Значит, надо выйти и посмотреть, что там.

Джесси поднялась по лестнице, прошла через кухню и прихожую – Элин следовала за ней – и распахнула дверь.

– Вот дерьмо!

Дрожащий призрачный свет рядом с бытовкой отбрасывал длинные тени на гравийную площадку.

– Пожар! – охнула Элин.

Из мусорного контейнера вырывались неровные языки пламени. Огонь словно только-только проснулся и теперь пытался обрести оплот.

– Смотри! – Элин указывала на «Порше» Джессики.

По белому лаку тянулось написанное красными буквами «СВОЛОЧЬ». Запах краски из баллончика еще висел в воздухе, смешиваясь с запахом гари и дыма.

Джесси постояла молча, сжав зубы и быстро оглядывая строительную площадку.

– Fucking cowards![7]7
  Чертовы трусы! (англ.)


[Закрыть] – заорала она. – А ну покажитесь!

Звук ее голоса пометался между постройками и замер. Пару секунд было тихо, слышалось только потрескивание разгоравшегося огня. Вдруг возле горящего контейнера что-то зашевелилось. Элин задержала дыхание.

Из теней наполовину высунулась темная фигура. Черная одежда, лицо скрыто лыжной маской. Фигура, одной рукой указывая на женщин, другой угрожающе провела себе по шее.

Из горящего бака донесся хлопок, в небо взметнулись искры. Языки пламени стали ниже, отчего тени сгустились еще больше, а когда огонь разгорелся с новой силой, фигура в черном уже исчезла.

– Час возмездия, – прошептала Элин. – Совсем как в письме Николовиуса.

Джесси повернулась к ней и спокойно, ледяным тоном проговорила:

– В прачечной есть огнетушитель. Живее, пока пожар не разгорелся! Когда огонь уляжется, позвонишь в авторемонтную мастерскую, найдешь того, кто до завтрашнего утра закрасит эту гадость.

– Н-но надо вызвать пожарных, – запротестовала Элин. – И полицию! Вдруг он еще здесь.

– Мы никуда не будем звонить, – отрезала Джесси. – Позвоним – завтра же угодим в «Симбрисхамнсбладет», а этим трусам только того и надо! – И она указала на пылающий контейнер. – Этот диверсант, кто бы он ни был, уже далеко отсюда. Неси огнетушитель, туши пожар, а потом займись моей машиной! И никому ни слова. Всего этого просто не было. Элин, ты меня поняла?

Глава 1

Шесть недель спустя

Заканчивался июнь. В двери осторожно заглядывало шведское лето.

Комиссар уголовной полиции Петер Винстон сидел за рулем вот уже почти три часа. И даже почти семь, если считать всю дорогу от Стокгольма.

Винстон был хорошо сложен – при росте больше метра девяносто он не страдал сутулостью, свойственной многим высоким людям. Коротко стриженные светло-рыжие волосы, гладко выбритые щеки; и хотя Винстону еще не было пятидесяти, он давно уже начал седеть. Кое-кто из коллег-женщин утверждал, что седина в сочетании с вечным костюмом-тройкой придавала ему респектабельный вид – оценка, которая вызывала у Винстона неоднозначные чувства.

Сейчас Винстон сидел за рулем черного «Сааба» – одного из последних автомобилей, сошедших с конвейера, прежде чем фабрика в Тролльхеттене закрылась. Винстон всегда ездил только на «Саабах», и при мысли о том, что эта машина, с большой вероятностью, может оказаться последней, ему иногда делалось тоскливо. Именно поэтому Винстон берег ее как зеницу ока. Регулярно отгонял на техосмотр, мгновенно ликвидировал малейшую неисправность, а мыл и полировал до тех пор, пока не начинал видеть в блестящей поверхности собственное отражение.

Винстон поерзал на сиденье. Последний раз он останавливался где-то в районе Гренны, долговязому телу хотелось размяться и заправиться чашечкой хорошего кофе. Но ехать оставалось уже недолго. Точнее сказать, наверное, оставалось недолго.

Голос навигатора, обитавшего в мобильном телефоне, – голос, который вел Винстона уже шестьдесят миль, – вдруг зазвучал неуверенно.

– Развернитесь, – сказал он, тут же передумал и посоветовал ехать прямо, после чего снова порекомендовал развернуться.

Винстон сосредоточился на противоречивых инструкциях навигатора, отчего не обратил внимания на устроенную в полотне грунтовки решетку, которая не давала коровам бродить по дороге, и хватился, только когда покрышки с грохотом прокатились по решетке и машину тряхнуло.

Винстон тихо выругался, проверил, не повредилась ли подвеска; все было как будто в порядке. Но навигатор после встречи с решеткой окончательно утратил самообладание.

– Неизвестная дорога, – взволнованно сообщил он. – Неизвестная дорога, неизвестная дорога!

– Да слышу я, слышу, – раздраженно проворчал Винстон и выключил звук.

Он проехал еще пару сотен метров, но, поскольку его электронный штурман так и не пришел в себя, Винстон остановил машину на обочине. Всюду простирались зеленые поля, там и сям виднелись ивовые аллеи и мелкие перелески. Винстон достал из бардачка проверенные карты автомобильных дорог, но о существовании этой грунтовки, похоже, не знали даже геодезисты Королевского автоклуба.

Винстону оставалось только одно.

Прошло уже больше семи лет с тех пор, как они с Кристиной развелись, но ее номер до сих пор был у Винстона в списке контактов первым. Наверное, его давным-давно следовало заменить каким-нибудь другим. Проблема заключалась в том, что другой номер так и не появился.

Они с Кристиной познакомились почти восемнадцать лет назад, вскоре после того как Винстон начал свою службу в убойном отделе стокгольмской полиции. Не нашли другого места для встречи, кроме как в прачечной.

«А я думала, под этой горой отжатых простыней никого нет», – язвительно заметил голос у него за спиной. Он обернулся; за спиной стояла она. Высокая, темные волосы заплетены в косу, очки сдвинуты на кончик носа (потом она призналась, что очки ей на самом деле не нужны, зато пациенты относятся к ней серьезнее).

«Меня зовут Кристина. Не Тина и не Стина, ладно?»

Оказалось, что Кристина живет выше этажом, и Винстон на той же неделе пригласил ее прогуляться.

«Вообще мне следовало бы отказаться, – заметила она. – Вы, наверное, привыкли, что женщины сразу соглашаются?»

Кристина сделала паузу, чтобы подождать, не начнет ли он протестовать; Винстон не запротестовал. Она угадала. В Винстоне было что-то, что нравилось женщинам.

«Но… – продолжила Кристина, склонив голову набок, – на этот раз я сделаю исключение. Кино и ужин. Где-нибудь, где недорого».

Они посмотрели французский фильм, и перед заключительными титрами Кристина взяла Винстона за руку. Через полгода они начали жить вместе, а еще через полгода Кристина забеременела, и они заключили брак в ратуше, всего за месяц до рождения Аманды.

Пока Аманда была маленькой, Кристина, психолог, довольствовалась частичной занятостью в психологическом центре на Мариаторгет, работая при этом над книгой и над диссертацией. Винстон меж тем делал карьеру в полиции. Прошел путь от убойного отдела до Комиссии по расследованию убийств. Объехал всю Швецию, участвовал в расследовании нескольких громких случаев и приобрел вполне заслуженную репутацию дельного следователя. Где-то по дороге – как, когда и почему осталось неясным – их брак сошел на нет. «Бывает, что что-то просто заканчивается и никто в этом не виноват», – подытожила Кристина.

Когда ее приняли в ординатуру Лундского университета, Винстон ничего не имел против – во всяком случае если и имел, то недолго. Он не стал спрашивать Аманду, не хочет ли она остаться с ним в Стокгольме. Винстон очень любил дочь, но Кристина сильно превосходила его в родительских качествах. Аманде лучше было жить с матерью.

Так что Винстон просто помог им с переездом. Помучился, но собрал их новую мебель и с тех пор по возможности часто навещал их в Лунде.

Аманда подросла и стала ездить на поезде одна; теперь она навещала отца в Стокгольме. В последние годы визиты дочери начали становиться все более редкими, а теперь его общение с Амандой свелось в основном к переписке и видеозвонкам, отчего у Винстона кошки скребли на душе. Во всяком случае сейчас он убеждал себя, что как раз пытается исправить положение.

Кристина, как всегда, ответила после первого же гудка.

– Ты уже рядом?

– Привет, это Петер. – Фраза была в общем ненужной, но Винстон счел, что телефонный этикет ее требует.

– Ты уже рядом? – Кристина не стала делать вид, будто заметила его приветствие.

– Не совсем. Навигатор начал спотыкаться где-то после Санкт-Улофа. Я сейчас где-то в чистом поле.

– Столик с молочными бидонами видишь?

– Чего?

– Столик с молочными бидонами. Такой стол, на котором стоят пара молочных бидонов из нержавейки…

– Я знаю, что такое молочный столик, – раздраженно перебил Винстон. – Я с десяток таких столиков проехал за последние пятнадцать минут. Они что, всё еще в ходу?

– Нет, конечно. Но туристы такие столики обожают. Здорово же, когда говоришь: «А я был в Сконе и видел молочный столик». А еще междугороднюю электричку, а еще конюшню.

Винстон, как всегда, не понял, издевается над ним Кристина или говорит серьезно, и сказал:

– Я только что переехал противокоровную решетку.

– А, ну тогда ты на верном пути. Кстати, я на тебя страшно злюсь. – Способность мгновенно менять тему разговора тоже была фирменным умением Кристины. – Утром я говорила с Бергквистом.

– Да? Зачем? – Винстон ощутил беспокойство. Бергквист, его шеф из Комиссии по расследованию убийств, человек холерического темперамента, имел массивную нижнюю челюсть и мешки под глазами, что придавало ему сходство с бульдогом.

– Затем, что сначала ты отказался быть на дне рождения Аманды. Так же как в последние три года. А теперь, всего за пару дней до праздника, внезапно передумал и собрался сюда, взяв двухнедельный отпуск и объяснив это спонтанным решением. Но я же тебя знаю. Где ты и где спонтанность? Вот я и позвонила Бергквисту. И выяснила, что ты болен. Ты же болен, да?

Винстон вздохнул.

– И когда ты собирался рассказать, что у тебя обмороки? – продолжала Кристина.

– Я хорошо себя чувствую, я не хотел, чтобы вы беспокоились…

Слова Винстона отчасти были правдой, но обмороки тревожили его больше, чем ему хотелось в том признаться.

Отражение в зеркале заднего вида немного изменилось, и Винстон поднял взгляд. По кустам, росшим поодаль, прошелся ветер.

– Это просто от перенапряжения, – попытался он замять тему. – Я слишком много работал, а ел и спал плохо, как ты и говоришь. Врач утверждает, что несколько недель отпуска – и все наладится. Свежий воздух и покой – единственные лекарства, которые мне нужны. – Винстон изо всех сил старался говорить убедительно, не только ради Кристины, но и ради самого себя. На самом деле он не знал, что с ним. Врач заставил его сдать множество анализов, но результатов пока не было.

Снова какое-то движение, на этот раз в боковом зеркале. Винстон вытянул шею. Что-то рядом с машиной?

Голос Кристины продолжал выговаривать ему из телефонной трубки. Что-то насчет того, что Винстону уже под пятьдесят, пора научиться следить за здоровьем. Потом, безо всякого предупреждения, из трубки зазвучал голос Аманды:

– Привет, пап, тебе еще далеко до дома?

– Привет, милая. Вряд ли… – уклончиво ответил Винстон. Он надеялся, что Аманда не слышала, как они с Кристиной говорят о его здоровье. Ему не хотелось, чтобы дочь решила, будто он приехал не только для того, чтобы поздравить ее, и сменил тему: – Поздравляю! Ты как, готова отпраздновать шестнадцатый день рождения на всю катушку?

– Да, тут просто чума затевается! Поппе с мамой арендовали громадный шатер для праздников. Оркестр, салют, целая толпа гостей. Больше сотни! Тебе понравится.

В последнем утверждении крылась ирония, в этом Винстон был уверен. Он терпеть не мог толпы. Он просто не видел смысла в том, чтобы обмениваться банальностями с людьми, которых он видит в первый и, скорее всего, последний раз в жизни.

Поппе, второй муж Кристины, приходился Аманде отчимом. Звали его, конечно, не Поппе, а гораздо более по-взрослому; имя его Винстон постарался не запоминать. Поппе занимался тем, что вкладывал деньги в разнообразные проекты и владел, в числе прочего, замком в Сконе – там теперь и жили Кристина с Амандой. Человек в стиле «охота-на-фазанов-гольф-и-красные штаны» – так Винстон описывал его, когда возникала необходимость. Но и Аманде, и Кристине этот человек нравился, так что у него, вероятно, имелись достоинства, ускользавшие от Винстона.

– Я слушала подкаст про настоящие преступления, там рассказывали об одном твоем деле, – продолжила Аманда. – Душитель из Упсалы. Так интересно! Ты его выследил по порванному шнурку, да?

Аманда в последнее время начала интересоваться работой Винстона, что грело ему душу.

– В общем, да. Хотя делом занимался не только я, и там был не только шнурок…

Машина Винстона по какой-то причине качнулась, и через боковое окошко на него вдруг воззрились чьи-то большие глаза, да так неожиданно, что Винстон чуть не заорал.

Корова. Точнее, несколько коров.

Его машину плотным кольцом окружали коровы.

– Извини, мне пора. Увидимся вечером, – проговорил Винстон по возможности твердым голосом. Пегие и буро-белые коровы, глядевшие в боковое окно, продолжали наблюдать за ним пустым взглядом; нижние челюсти у них медленно шевелились. Через несколько секунд Винстон понял, что ошибся. Это не коровы, а быки. С десяток, а то и полтора быков возникли из ниоткуда и теперь не давали его машине двинуться ни взад, ни вперед.

Винстон завел мотор и осторожно посигналил. Быки и ухом не повели. Винстон предпринял еще одну попытку, на этот раз посигналив от души. Результата не последовало. Быки обступили «Сааб» и глазели на Винстона.

Какое-то время Винстон раздумывал, не выйти ли из машины, не разогнать ли их. Но он, во-первых, сомневался, что сможет открыть дверцу, а во-вторых, – признаться в этом было болезненно для его самолюбия – просто не решался вылезти из машины. Винстон вообще недолюбливал животных, считая их непредсказуемыми и докучливыми, и окружившее его стадо быков служило подтверждением этой точки зрения.

Винстон не мог ни тронуть машину с места, ни выйти из нее. Оставалось только сидеть и дожидаться, когда быкам надоест играть в гляделки.

«Сааб» снова качнулся: один из быков принялся чесать бок о дверцу. Винстону казалось, что он слышит, как камешки, застрявшие в шерсти, со скрежетом царапают лак. Он немного опустил стекло и попытался отпихнуть быка, но тут другой бык повернул к нему морду и попытался просунуть язык в образовавшийся проем, отчего Винстон тут же испуганно поднял стекло. Надо было признать очевидное: он будет сидеть так, пока быкам не надоест. Или пока кто-нибудь его не спасет. Но кто?

Туве Эспинг возвращалась в полицейский участок Симрисхамна. Единственный принадлежавший участку автомобиль без маркировки был на ремонте, и Туве сидела за рулем собственного старого «Вольво»-комби. В салоне машины, грязной изнутри и снаружи, пахло псиной и лошадьми одновременно – но Эспинг давно перестала обращать на это внимание.

Утро и некоторую часть дня она посвятила разнообразным допросам. Сначала съездила к фермеру, у которого украли дизель, потом – к пенсионеру, чей почтовый ящик вот уже в третий раз пострадал от банды местных квадроциклистов. Под конец поговорила с дачником, который спилил два принадлежавших коммуне дерева, портивших ему вид. Не сказать, чтобы тяжкие преступления. Не о том она мечтала, когда подавала заявление в полицейскую школу. Но после пяти лет в патрульной машине Эспинг все же доросла до следователя. «Младший детектив», – значилось на ее новенькой служебной визитке. Эту должность Туве занимала меньше полугода и пока еще не смогла избавиться от ощущения, будто своим повышением обязана тому факту, что другой кандидатуры не нашлось. По этой причине она намеревалась поскорее разделаться с бесконечными делами, которые оставил после себя, прежде чем уйти на пенсию, ее утомившийся предшественник. Ей не хотелось становиться полицейским, который, обутый в «биркенштоки», слоняется по району с газетой в одной руке и стаканчиком кофе в другой, ожидая, когда расследование «созреет». Субботние выезды оказались хорошей идеей. Люди, как правило, были дома, и Эспинг удавалось провести несколько допросов за один раз.

Сегодня она могла бы закрыть еще три дела, итого на этой неделе – восемь. Несомненный рекорд для полиции Симрисхамна.

Эспинг с довольным видом выбила дробь на руле и слегка газанула, отчего гравий защелкал по брызговикам. Объездной дороги, по которой она ехала, не существовало ни на одной карте. Обычное дело для Сконе – дорога через поля, о которой знают только местные.

Завидев впереди стадо быков, Эспинг сбросила скорость. Подъехав ближе, она обнаружила, что они окружают какого-то водителя, который по глупости остановился на пастбище. Водитель так и сидел за рулем, явно не решаясь выйти. Эспинг беззвучно рассмеялась. Заплутавший турист, который испугался коров. Как хорошо, что сейчас до него дотянется длинная рука закона – она же рука помощи.

Винстон заметил, что на дороге появилась еще одна машина. Красный, облезлый от старости комби с черной водительской дверцей. Машина остановилась. Водитель вылез и без малейших колебаний направился к быкам. Точнее, направилась. Женщина – лет под тридцать, среднего роста, в плаще и высоких резиновых сапогах, с зачесанными в конский хвост светлыми волосами.

Приблизившись к быкам, она широко развела руки и решительно сказала:

– А ну давайте отсюда!

Быки не шелохнулись – только хвосты раздраженно хлестали по бокам. Винстон поймал себя на том, что затаил дыхание.

Женщина, не выказывая ни малейших признаков страха, продолжала двигаться прямо на быков. Когда до них оставалась какая-нибудь пара метров, ближайший бык двинулся прочь – сначала медленно, потом перешел на подобие галопа. Последовала цепная реакция, и через несколько секунд все стадо было уже метрах в двадцати, на лугу.

Винстон опустил окошко. Острый нос женщины усыпали веснушки. Голубые глаза были умными и внимательными.

– Спасибо за помощь! – Винстон постарался говорить беззаботно.

– Да ерунда. Они еще молодые. Любопытные, но не опасные, с ними надо только порешительнее.

У женщины был сконский выговор, с округлыми глубокими «р». Выговор, который Винстон понимал с преогромным трудом.

Эспинг рассматривала сидевшего в машине мужчину. На вид под пятьдесят, довольно приятный, если не считать озабоченного выражения на лице. Рыжеватый блондин, высокий, рубашка, галстук, жилет. Пиджак висит на специальной вешалке, пристроенной на спинке водительского сиденья. Машина сияла чистотой. Эспинг с интересом заглянула в салон. Светлая кожаная обивка без единого пятнышка, на заднем сиденье ничего не навалено; нет ни старых парковочных квитанций, ни даже стаканчика кофе между сиденьями. Ничто не указывало ни на то, где работает этот франтоватый человек, ни на дело, которое завело его в эту глушь.