Текст книги "Тройка мечей. Сборник"

Наконец издалека долетел какой-то звук, но определить расстояние она не смогла. Это был шорох – словно кто-то осторожно шел по ненадежному гравию или рыхлой земле. Тирта вспомнила, что неподалеку находилась осыпь, след оползня – они все еще были обыденностью в этом взбаламученном горном краю.

Тирта села и сбросила плащ. Ее истертый меч был при ней, и лук лежал рядом, но ночь – неважное время для лучника. Девушка медленно, осторожно протянула руку и нащупала груду камней, лежавших рядом с костровой ямой. Они все еще хранили тепло угасшего огня. Пальцы девушки сомкнулись на верхнем камне, и он удобно лег ей в ладонь. Камень был тяжелым, но она привыкла к этому примитивному оружию и неплохо управлялась с ним.

Сокольник носил на поясе дротикомет. Но от этого оружия толка сейчас было немногим больше, чем от ее лука, – если только ее спутник не был одним из тех легендарных воинов, что умели стрелять без промаха на звук. У него тоже был меч, и Тирта не сомневалась, что тот сейчас у него в руках. А еще у него была железная лапа – и Тирта невольно вздрогнула, хоть и понимала, что малейшее отвращение с ее стороны будет глупостью, – отличное оружие ближнего боя, лучше просто не придумаешь.

Шорох прекратился. Но Тирта была уверена, что тот, кто принюхивался, никуда не делся. Нет, у него имелся другой способ отыскать добычу.

Девушка не ахнула, но неожиданное нападение застало ее врасплох – она только и успела, что развернуться спиной к скале. Это существо охотилось при помощи разума! Она встретила ищущий их удар инстинктивным мысленным блоком – частью своего наследия. Но способен ли сокольник противостоять такому поиску? Тирта слишком мало знала о том, как мыслит его народ и какую защиту он может противопоставить подобному розыску.

К сожалению, подобный мысленный блок работал в обе стороны. Девушка не смела ослабить защиту разума и попытаться выяснить сущность твари, таящейся где-то в темноте. Неведомый враг пользовался мысленным поиском, а значит, это не был какой-то выследивший их изгой-бандит; искать так могла лишь Древняя раса. Она сама могла подобным образом управляться с животными, но никогда не пыталась выследить кого-нибудь из соплеменников. Это было мерзостью, идущей от древнего Зла, и ее народ противостоял этому с тех самых пор, как они пришли в Карстен или Эсткарп.

А потом поднявшийся ветерок принес кое-что еще – густое зловоние зверя. Не обычный звериный запах, какой мог бы исходить от любого известного ей животного, нет – такая вонь, словно взбаламутили осевшую грязь или что-то прогнившее испустило дух.

Ни снежные коты, ни редкие вермеди – поговаривали, что после Преображения они стали появляться в этих горах, – не навоняли бы так. Это что-то другое. Тирта послала частицу мысли лошадям – такая вонь наверняка всколыхнет все их страхи и инстинкты. Но ее мысль, нацеленная на успокоение, натолкнулась на некий барьер; можно было больше не гадать, на что способен сокольник. Возможно, долгие годы, на протяжении которых его народ обучал своих птиц и жил с ними рядом, заострили природный Талант. Он оградил лошадей мысленной стеной, и Тирта быстро помогла укрепить ее.

3

Поскольку эта тварь внизу искала их силой мысли, возведенный ими барьер должен был насторожить ее, дать понять, что ее засекли. Тирта бесшумно встала. Толстые подошвы сапог были достаточно мягкими, чтобы не хрустеть, когда она осторожно приблизилась к краю выступа, прислушиваясь и силясь хоть что-то разглядеть, но облака скрыли луну, и свет звезд не мог помочь ей. Оставалось полагаться лишь на нюх и слух.

И снова послышалось шуршание камней. Судя по всему, их преследователь неудачно куда-то ступил. Звук явно приблизился – равно как и вонь усилилась.

А потом…

Вспыхнули тусклые желтоватые огоньки, два рядом. Глаза! Из тех, которые можно заметить и без отраженного света, потому что они сами светятся в темноте.

Возможно, зрение преследователя было лучше человеческого, и он мог выслеживать добычу в ночи. Но светящиеся глаза выдали существо, когда оно начало подниматься по склону. Теперь Тирта слышала размеренный скребущий звук, как будто кто-то шарил когтями по стене, выискивая выступы и впадинки, по которым можно подняться.

Девушка отложила свой камень в сторону и потянулась за поясной сумкой. Еще в Ромсгарте Тирте подвернулся случай пополнить ее содержимое, и она отлично знала, как можно воспользоваться одним из пакетиков. Может, средство и не сработает против неведомой твари, но не попробуешь – не узнаешь. Тирта отыскала на ощупь пакетик из той же мягкой змеиной кожи, что и ее ремень. Сквозь кожу чувствовались крупинки содержимого, девушка осторожно вытряхнула на ладонь небольшую порцию.

Светящиеся глаза не моргали и не отрывали от нее пристального взгляда – они неуклонно приближались. Тирта внимательно огляделась, нет ли где второй пары – или, может, какой звук сообщит, что этот верхолаз не один. Она прекрасно понимала, что подбирающееся к ним существо всецело принадлежит Тьме – подобные твари, как утверждали сказители, водились в чертогах Вечной Ночи. Потом поблизости, на уступе, раздался еле слышный звук. Сокольник оставил лошадей и встал рядом с ней, готовый к схватке. Титре очень хотелось спросить, знает ли он, что за существо угрожает им – но она держала мысленный барьер, а говорить вслух не решилась.

Держа порошок наготове, девушка протянула вторую руку, нашарила в темноте руку в кольчуге и сжала ее, надеясь, что спутник достаточно сообразителен, чтобы распознать сигнал. А потом, подавшись чуть вперед, глядя на эти поднимающиеся к ней злые тусклые диски, ощущая, как что-то пытается продавить ее мысленный барьер, Тирта повернула ладонь и высыпала крупнозернистый порошок. Ветра, который мог бы помешать, не было, и потому она надеялась, что удача будет на их стороне.

За кратким мигом ожидания последовал вопль – такого не могло бы издать ни одно известное ей животное. Злобные глаза замигали, тварь метнулась к их выступу.

Сокольник вырвал свою руку. Тирта выхватила свой истертый меч. Что-то размером с пони ухватилось конечностями за край карниза; оно завопило и плюнуло какой-то зловонной жидкостью. Брызги обожгли кожу Тирты, словно искры от костра.

Тирта ударила и почувствовала, как клинок напоролся на столь твердую шкуру, что древняя сталь не могла ее пробить. Рядом щелкнул дротикомет. Один из моргающих глаз исчез. Раздался новый вопль, уродливое тело в последний раз приподнялось. Потом нападающий не удержался и сорвался с уступа, его вопли разорвали ночную тишину. Снизу донесся глухой стук, – должно быть, тело ударилось о какой-то выступ на склоне. Следом послышался шорох камней, – похоже, падающая тварь вызвала очередной обвал.

Мерзкий запах остался, но тварь определенно исчезла, а когда шум осыпающихся камней стих, не было слышно ни новых криков, ни звуков борьбы. Но теперь в ужасе заржал один из пони. Тирта быстро подключилась к усилиям сокольника, внушая лошадям, что опасность миновала – она и вправду так думала – и бояться нечего.

Когда лошади притихли, Тирта осмелилась подойти и погладить их по жесткой шерсти, мокрой от пота, передавая прикосновениями ощущение безопасности, успокаивая испуганных животных. Однажды ее руки соприкоснулись с единственной рукой сокольника: он тоже понимал, что это нужно сделать.

Успокоив лошадей, Тирта вернулась к краю уступа. Похоже, сокольник не ожидал нового нападения – по крайней мере, не сейчас. Однако он знал, что теперь нужно быть начеку. Тварь, которую они одолели, могла быть лишь разведчиком, и за ней могли идти другие. Девушка взглянула на небо, – похоже, до рассвета оставалось немного. Они все равно не могут двинуться в путь, пока не станет светлее. Спутник снова встал рядом с ней, и Тирта впервые осмелилась спросить:

– Что это было?

Ответ отчасти удивил ее.

– Не знаю. Ходят слухи о тварях, пробирающихся сюда с востока, – мол, после того, как тут перебили вторгшиеся войска Пагара, резня привлекла сюда невиданных ранее существ.

– С востока, – повторила Тирта. – То есть из Эскора. Барьер прорван…

Ей стало зябко, но не ночной холод и отсутствие плаща были тому виной. Причина крылась в обрывках историй о земле на востоке, которую давным-давно обрекли на запустение ее сородичи, о земле, где смерть бродила в обличье монстров, обладающих неведомыми силами. Говорят, с тех пор многие ее родичи вернулись туда и вступили в войну с Тенью. Быть может, эта война – или, по крайней мере, часть ее Зла – пробралась на запад? С приходом людей в Эскор барьер в Эсткарпе был прорван. Может, он дал трещину и здесь, когда колдуньи Эсткарпа призвали всю свою Силу, чтобы оградить эту страну? Возможно, ограждая ее, они уничтожили защиту, о которой даже не знали.

Тирта готова была рискнуть, невзирая ни на людей, ни на животных. Такова цена жизни в эти темные времена. Но что она сможет сделать, если столкнется с Темным талантом, которому ей нечего противопоставить?

– Это было не животное, – пробормотала она вслух, – и уж точно не человек, и даже не кольдер, если такие еще существуют. Однако же оно обладало некой Силой.

– Да, – отрывисто бросил сокольник. – Сила! Вечно эта Сила!

В его голосе звучал гнев, как если бы он отрицал свой Талант – и не мог отрицать.

Они сидели рядом, ожидая рассвета. Тирта куталась в плащ. Она получила жесткое предостережение, но не желала к нему прислушиваться. Да и сокольник не стал предлагать повернуть обратно. Принесенная им клятва меча заставит его до конца выполнять ее требования.

Небо посерело, редкие звезды в разрывах туч погасли. Стали видны уступ, лошади, груда их вещей у костровой ямы. Но Тирту гораздо сильнее интересовало, что́ там внизу. Как только совсем рассветет, надо будет посмотреть, что же такое подкрадывалось к ним в темноте, изучить природу их врага.

Похоже, спутник разделял ее мнение: он перебрался через край уступа и двинулся вниз, к следу, оставленному нападавшим. Тирта не отставала. Из осыпи что-то торчало. Тирта сперва приняла это за сломанную ветку не пережившего зимы дерева, а потом разглядела: из груды камней поднималась шерстистая конечность.

Совместными усилиями они разгребли камни и откопали труп ночного охотника. Тирта отступила, не сдержав возглас отвращения. Они расчистили лишь голову, верхние конечности и значительную часть раздутого брюха. Труп был серовато-белым, цвета здешних камней. Тело поросло густой косматой шерстью.

Из одного большого глаза торчал кончик дротика. Из другого текли капли слизи и скапливались у пасти, занимавшей нижнюю часть лица, – если, конечно, это можно было назвать лицом. Что ж, в этой ночной битве они действовали вполне успешно.

Хотя они не стали откапывать тело целиком, Тирта решила, что существо было ростом с нее, и предположила, что оно ходило на двух ногах, – верхние конечности заканчивались не лапами, а подобием рук с когтями, тонкими и острыми, как у сокольника.

Тирта никогда прежде не видела таких существ и ничего о них не слыхала. Но если эти твари пробрались в южные горы, то вряд ли здесь решатся поселиться даже самые бесстрашные и отчаянные изгои.

Пасть существа была распахнута, но зубы явно должны были торчать наружу, даже когда она была закрыта. Клыки были длиной с ее средний палец – острые, способные разорвать любое тело, в которое вопьются когти. Ее спутник присел, подцепил лапой кончик дротика – меткий был выстрел! – и вырвал его. Весьма разумно. Не стоит терять впустую ничего из их небольшого запаса оружия. Сокольник бросил дротик на песок и хорошенько вытер, не прикасаясь здоровой рукой.

Но делал он это машинально, поглядывая на Тирту.

– Ты тоже сражалась, – сказал вдруг он. – Как?

Рука девушки нашарила поясную сумку.

– Есть такие полевые травы – если их истереть и смешать, понимая их суть, они могут ослепить. Я решила попробовать. Я подумала, – она кивнула на труп, – что это ночной охотник. Ослепи такого – и подстрелить его будет не труднее, чем освежеванного зайца.

– Но для этого, – заметил сокольник, – нужно близко подойти. Гораздо ближе, чем счел бы разумным воин.

Девушка пожала плечами.

– Это верно. Однако человек может за свою жизнь освоить разные виды оружия. Я много бродила по полям – и работала на них. Там есть чему поучиться. Я бы не стала использовать в битве мой меч без крайней необходимости, хоть он и принадлежит мне как главе Дома. – Она наполовину выдвинула клинок из ножен, чтобы показать, насколько он сточен. – Но у меня есть лук и стрелы. – Хоть ими и не похвастаешься, учитывая ее навыки. – И нет такой репутации или поддержки, чтобы обзавестись дротикометом. Так что приходится искать другие пути.

Сокольник промолчал. Поскольку он снова надел шлем, Тирта не видела выражения его лица – лишь чуть поджавшиеся губы. Однако же ей показалось, что она может угадать его реакцию, и твердо решила не допустить, чтобы ее это рассердило. Каждому свое. Пускай он сражается сталью и дротиками, раз уж он для этого рожден.

Но она хорошо понимала, что́ воспитало и закалило ее за последние годы. У нее были свои кодексы чести и бесчестия, и ей как главе Дома – пусть даже от него осталось лишь имя и она никогда не объявляла о своем праве на него – надлежало их придерживаться. Она ни у кого не выпрашивала кусок хлеба и не искала сородичей, чтобы пристроиться под их крылышко. Она все заработала сама, вот этими руками, и если она использовала оружие, которое, по мнению сокольника, нарушает воинский кодекс, – может, для него этот ослепляющий порошок все равно что яд, – она сама за это и ответит.

Дары земли принадлежат всем. Если находка не использовалась подлым или темным способом, это защита не хуже стали, прокованной пять раз. Если же он пожелает поссориться с ней из-за этого, пускай лучше скажет все сейчас, и они разорвут сделку.

Похоже, сокольник ссориться не собирался. Он еще несколько раз воткнул испачканный дротик в песок, достал тряпку, завернул его и вставил в петлю на перевязи. И тут какой-то звук заставил их обоих вскинуться.

Тирта разглядела какое-то маленькое коричневатое существо, – возможно, чешуйчатое, и точно с несколькими парами ног. Вероятно, это был падальщик, спешащий к добыче – подобное богатство редко встречалось в этом бесплодном краю. Они оставили ночного охотника, молча поднялись обратно на выступ, выдали лошадям скудную порцию еды и двинулись дальше. Ее спутник снова ехал первым. Он направлял своего коня по тропе там, где Тирте требовалась вся ее зоркость, чтобы рассмотреть хоть какой-то путь.

К восходу они добрались до гребня горы, и тропа сделалась совсем узенькой; ее покрывали старые отпечатки копыт и узкие следы, – должно быть, их оставили вилороги, вытесненные в высокогорье и измельчавшие за несколько столетий. Они были очень осторожны, но Тирта держала лук под рукой – вдруг получится подстрелить животное и пополнить запасы.

К середине утра тропа резко пошла вниз и привела их в долину в форме чаши. Там бил источник, и берега ручейка поросли зеленью. Лошади с фырканьем устремились к воде. Тирта не прочь была задержаться и дать лошадям попастись, и тем самым сэкономить корм.

Судя по всему, они далеко не первыми останавливались здесь. К скале прилепилась каменная хибарка с односкатной крышей из жердей и толстых веток. Перед входом была устроена костровая яма. Тирта отправилась за топливом, собирая все попадавшиеся сухие ветки. Она изучала мертвые деревья, образующие настоящий завал, – видимо, следствие какой-то сильной бури, – когда наткнулась на свежие следы, свидетельствовавшие, что они здесь, возможно, не одни.

На клочке мягкой земли красовался отпечаток сапога – достаточно свежий, иначе его смыло бы ливнем, который шел два дня назад. Девушка присела, смахнула сухие листья и всмотрелась повнимательнее.

На ней самой были распространенные в приграничье дорожные сапоги высотой до середины икры, с мягкой многослойной подошвой. На нижний слой шла шкура сак-ящериц, не уступающая прочностью любым более толстым кожам, какие можно было найти в северных землях. К тому же такие сапоги не скользили. У Тирты в сумке была припрятана пара кусков такой шкуры – вдруг потребуется чинить обувь.

Это явно были северные сапоги, и притом в отличном состоянии, а это значило, что их хозяин не бродил подолгу каменистыми горными тропами. Девушка все еще рассматривала след, когда к ней присоединился сокольник.

Он поднес руку к отпечатку, стараясь не коснуться земли.

– Мужчина. Возможно, солдат. Или налетчик, которому повезло с добычей. Возможно, вчера утром.

Тирта оглянулась на хижину и подумала о своих планах дать лошадям отдохнуть. Разумно ли задерживаться здесь при таком отчетливом доказательстве, что они тут не одни? Пока она размышляла, сокольник заговорил снова:

– У него были неприятности.

Девушка увидела, как его ноздри под полумаской шлема расширились. Сокольник указал на пригнутый, наполовину присыпанный землей куст. Тирта заметила трепетание крылышек. Там кишели падальщики – жирные мухи, собиравшиеся на отбросах даже в низинных землях. Их привлекали брызги почерневшей крови на листве и пятна на земле.

Сокольник выпрямился, и в руке у него оказался дротикомет; мужчина двинулся вперед бесшумной походкой воина, охраняющего границу. Тирта никак не могла решить, следовать ли за ним. Тут явно прошел кто-то раненый – а ослабевший от ран изгой вполне способен выстрелить из засады в того, кто будет его разыскивать. И потому ее удивляло, что сокольник так решительно пошел по следу. А может, он думал, что этот незнакомец может оказаться его соплеменником, нуждающимся в помощи?

Стоя в тени большого куста, Тирта осторожно приоткрыла разум. Девушка уже делала это по пути, чтобы удостовериться, что впереди их не подкарауливает опасность, и ей показалось, что каждый раз, как она использует свой скромный Дар, тот крепнет.

Но сейчас она не нашла ничего.

Тирта вернулась туда, где они оставили пастись стреноженных лошадей. Она быстро оседлала недовольных животных и закрепила поводья так, чтобы до них легко было дотянуться. Справившись с этим делом, она стала рассматривать долину, в которой они обнаружили стоянку. Здесь имелся ручеек, бивший из земли меж двух камней, совершенно ледяной, возможно порожденный таянием снегов и исчезавший где-то в зеленых зарослях. Весна пришла сюда рано.

Под сенью высоких кустов густо цвели яркие цветы, и Тирта заметила на них трудолюбивых пчел. Эта долина была словно наполненная возрожденной жизнью чаша посреди бесплодных каменных стен. Девушка отложила свой плащ, чтобы освободить руки, натянула лук, вскинула голову, словно вилорог, охраняющий стадо, и прислушалась.

Журчание воды, жужжание пчел, хрумканье проголодавшихся лошадей, объедавших листья с кустов, – вот и все, что она услышала. Если сокольник и издавал какие-то звуки, передвигаясь, Тирта их расслышать не смогла. Да и другие ее чувства не уловили ничего тревожного.

Ее спутник возник внезапно. Он так и держал дротикомет в руке, а видневшаяся из-под шлема часть обветренного лица была застывшей и холодной. Тирта, кажется, начала понимать его – насколько ей вообще дано было понять человека его народа: от сокольника исходила ледяная ярость – подобной она никогда еще не ощущала.

– Ты нашел?.. – Тирта решила, что не позволит ему относиться к ней, как к человеку второго сорта, хоть такое отношение к женщинам и было в обычае среди сокольников. С чем бы они ни столкнулись здесь, в этом ничейном краю, они все должны делить на двоих.

– Идем, если хочешь!

Девушке показалось, что в его голосе все еще слышались нотки презрения и подозрительности, как будто он считал ее чем-то незначительным, хоть и вынужден был некоторое время исполнять ее капризы. Тирта последовала за ним с луком в руках и стрелой наготове.

По пути им попались еще пятна крови, над которыми вились мухи-падальщики. Потом они одолели заросли кустарника и вышли с другой стороны. Перед ними раскинулась широкая полоса открытого пространства, похожая на луг. На дальней его стороне обнаружилась лошадь, взнузданная и оседланная, – такой сбруей пользовались жители низин. Это был не горный пони, а торгиан – за коня этой прославленной породы владелец поместья мог бы отдать стоимость годового урожая зерна. Торгианы были некрупными и не особо красивыми, но те, кто способен был платить подобную цену, выбирали их за стойкость, быстроту и выносливость.

Конь стоял над телом, лежавшим на примятой траве; заметив чужаков, он злобно оскалился и заметался, словно собираясь напасть. Тирта слыхала, что таких лошадей обучали для боя и подковывали особыми подковами, чтобы конь мог затоптать пешего противника.

Девушка попыталась мысленно успокоить коня – так, как обычно обращалась с менее умными пони; она была уверена, что сокольник тоже старается мысленно дотянуться до нервничающего и злого животного, а гнева в коне было больше, чем страха, это нетрудно было понять.

Дважды он опускал голову и тыкался мордой в лежавшего. А потом, ловко обогнув безжизненное тело, кинулся на чужаков. Неудача – ей не удалось мысленно дотянуться до животного – удивила и встревожила Тирту. Возможно, конь разъярился до потери рассудка. Ей не хотелось стрелять в него, и она была уверена, что ее спутник тоже не собирается свалить коня дротиком.

Тирта снова попыталась дотянуться до разума коня и вложила в эту попытку все свои силы. Торгиан опять свернул. Он не стал кидаться на незнакомцев, а принялся скакать взад-вперед, не подпуская их к погибшему всаднику. Они же стояли на месте, сосредоточившись, и старались дать понять, что не желают вреда ни коню, ни тому, кого он защищал.

Конь перешел с бега на шаг, потом остановился с фырканьем; неровная прядь гривы упала вперед и наполовину скрыла глаза с проглядывающими белками. Торгиан забил копытом, и куски дерна полетели в разные стороны.

Тирта и сокольник не разговаривали, но казалось, что они все же как-то общаются, потому что они шагнули к возбужденному коню одновременно, плечом к плечу. Сокольник опустил руку, дуло дротикомета смотрело в землю. Тирта не положила лук, но и натягивать тетиву не стала.

Торгиан снова зафыркал и начал пятиться. Его гнев сменился неуверенностью. Критический момент, когда конь мог бы кинуться на них, не видя ничего вокруг, миновал.

Шаг за шагом люди шли вперед, стараясь постоянно выставлять мысленно напоказ свои добрые намерения. В конце концов конь отступил в сторону и позволил им подойти к человеку, лежавшему на окровавленной траве. На нем была кожаная дорожная одежда жителя низин, а поверх нее – кольчуга. Прорехи кольчуги были заделаны кольцами чуть большего размера, и все равно она была лучше основной массы доспехов, которые можно было купить в нынешнее время. Голова лежавшего была обнажена, свалившийся шлем откатился в сторону. Но лица все равно не было видно – лишь спутанные черные волосы, – ибо неизвестный лежал ничком.

Одна нога была вся в крови, и еще больше крови натекло на плечо из раны на шее. Сокольник опустился на колени и перевернул незнакомца; тело повернулось единым движением, словно окоченевшее.

Лицо неизвестного оказалось молодым – по меркам Древней расы; оно было искажено болью или, скорее, предсмертной мукой. Тирта заметила кое-что у него на груди, на кольчуге, и ахнула. Мертвец ее не удивил – ей часто доводилось видеть смерть, и в куда более уродливых обличьях, чем здесь.

Но никто из виденных ею прежде покойников не носил металлического знака наподобие украшения с церемониальной одежды. А сейчас ее глазам предстал ястреб с разинутым клювом, тот самый, что был ее единственной опорой. Ястребиный Утес. Но Ястребиный Утес – это она! Кто этот чужак, осмелившийся носить герб – ее единственное наследство?

Девушка наклонилась и принялась рассматривать знак, стараясь отыскать хоть какое-нибудь различие. Но гербы Дома были гордостью и сокровищем каждого клана, и чтобы кто-то скопировал или надел чужой герб? Такое неслыханное дело никому бы даже в голову не пришло!

– Твой родственник? – Голос сокольника звучал холодно и оценивающе.

Тирта покачала головой. Отрицать наличие знака было невозможно. Может быть, знак привез сюда какой-то беженец из Карстена, а потом его обворовали, ограбили, или даже он его отдал? Нет, никто не отдал бы знак Дома с головой ястреба! Это немыслимо!

– У меня нет родственников, – ответила она, надеясь, что говорит так же холодно и ровно, как ее спутник. – Я не знаю ни этого человека, ни причин, по которым он носил герб, на который не имел права. Это не знак вассала – это герб главы Дома. – В этом Тирта была уверена. – И хотя Дома больше не существует, единственная его наследница – я!

Она оторвала взгляд от этого необъяснимого символа и посмотрела на сокольника, прямо в глаза с желтыми искорками. Возможно, он, как и его соплеменники, считает, что все женщины – безнравственные лгуньи. Возможно, она не сумеет доказать, что говорит правду. Что ж, тогда пускай уходит. Но она – Ястребиный Утес, и она докажет это, когда придет время.