Текст книги "Имя Руси"

С нашей точки зрения, мы находим объяснение этим туманным местам. Летописец, избегая вступать в явную дискуссию, даёт читателю намёк на то, что следует забыть о временах, когда Русь была распространена широко в Европе, а не только на славянских землях, и представляла собой идеологическую силу, дискутирующую с современным христианством.

Здесь прежде всего важен следующий фрагмент: «…тем же Словеньску языку оучитель есть Андрониг апостол в Моравы бо ходил и апостол Павел оучил ту ту бо есть Илюрик его же доше апостол Павел тоу бо беша Словене первое темже и Словеньску языку оучитель есть Павел от негоже языка и мы есмо Роусь тем и на Роуси оучитель есть Павел поне оучи есть язык Словенск и поставил есть епископа и намесника в себе Андроника Словенскоу языку а Словеньскыи язык и Роускыи: одно есть от Варяг бо прозвашась Роусью а первое беша Словене аще и Поляне звахуся но Словеньскаа речь бе» [13].

Переведём этот фрагмент: «…поэтому же Славянскому народу учитель есть апостол Андроник, так как ходил к Моравам и апостол Павел учил там, там ибо есть Илюрик (родина славян – авт.), до него же доходил апостол Павел, а там были Славяне сначала. Поэтому и Славянскому народу учитель есть Павел, от этого же народа и мы – Русь. Поэтому и на Руси учитель есть Павел, потому что учил народ Славянский и поставил епископа и наместника себе (после себя?) Андроника для Славянского народа, а Славянский народ и русский: одно есть. От Варяг, ибо стали известны как Русь, а прежде были Славяне. Ещё и Поляне назывались, но славянская речь была».

Заметим, что для избежания двусмысленностей мы явно переводим слово «язык» его значением в данном тексте – «народ». В современном языке слово «язык» существует и означает «речь», но ранее это слово имело основное значение «народ».

В этом фрагменте летописец явно хотел подчеркнуть христианскую историю прежде всего славян. Русь он позиционирует как произошедшую от славян. Однако заметим, что этим фрагментом летописец отнюдь не отрицает широкое распространение дорюриковой Руси. Он, на наш взгляд, очевидно вкладывает в понятие «Русь» современный нам смысл, понимая под этим послерюриковую Русь, являющуюся национальным русским объединением, состоящим из славян. Он просто говорит, что мы унаследовали имя «Русь», но состоим из славян.

В этом отрывке действительно складывается впечатление, что летописец хотел сказать, что нам, как Руси, при взгляде назад, на своих предков, следует ориентироваться на своё славянское происхождение, а не привязываться к истории Руси. Фраза «Славянский народ и русский: одно есть» звучит весьма радикально. Означает ли она, что на каком-то историческом этапе это действительно были тождественные понятия? Справедливости ради нам следует допустить, что эта фраза означает только, что Русь является частью славян. Правда, в таком случае получается, что летописец выразился не очень удачно или же, во всяком случае, слишком эмоционально. С нашей точки зрения, эта эмоциональность, «желание опровергнуть какие-то иные взгляды на природу Руси» и вообще дискриминация в отношении к Руси по сравнению с отношением к славянству находит своё объяснение: как мы говорили выше, в этом отражается относящийся к временам экспансии нового христианства идеологический конфликт между этим новым христианством и пан-европейской, а не только национально-славянской в те времена идеологией «Русь». То есть если Русь – это разновидность славянства, то предыстория Руси – это только лишь национальный славянский вопрос. Но если Русь включала в себя множество различных народов, это неизбежно влечёт за собой вопросы об идеологическом значении имени Русь и соотношении этого идеологического значения с новым христианством.

Вернёмся к фразе «Славянский народ и русский: одно есть». Эта фраза, с точки зрения традиционного взгляда на историю Руси, выглядит непонятно. Однако, с нашей точки зрения, наоборот, если мы считаем, что Русь постепенно вытеснялась из Европы в восточную Европу и далее на территорию современной России (см. выше этапы I, II, III), то на определённом этапе отсутствие Руси среди славянских народов выглядело бы весьма странно. Мы не будем здесь настаивать на радикальной трактовке как тождества приведённой выше фразы, но отметим, что существует важный источник (точнее, совокупность источников), говорящий о роли Руси среди славянских народов – так называемое Сказание о славянской грамоте. Приведём текст Сказания ([18], перевод наш):

«Се же буди ведомо всем народам и всем людям как русский народ ниоткуду же принял веру сию святую, и грамота русская никем же явлена, но только самим Богом вседержителем Отцом и Сыном и святым Духом.

Владимиру Дух святой вдохнул веру принять, а крещение от Грек и прочий порядок церковный.

А грамота русская явилася Богом дана в Корсуне городе русину, от него же научился философ Константин. И оттуду сложил и написал книги русским гласом (в некоторых вариантах использовано слово «языкомь», что может быть переведено как «книги написал русским народам»). И еврейской грамоте тогда же научился от самарянина в Корсуне. Тот же муж русин жил благоверно постом и добрыми делами, в чистой вере один уединившись. И он, единственный из русского народа, являлся прежде христианин и неведомо никому откуда есть был. Он был в дни Михаила царя и Ирины благоверной и потом жив был ещё. Послан был философ Константин в Мораву моравскому князю, просившему философа. И пошёл туда, чтобы научить мораву, и ляхи, и чехи, и прочий народы, и веру утвердил в них правоверную, и книги написал русским гласом (в некоторых вариантах использовано слово «языкомь», что может быть переведено как «книги написал русским народам») и хорошо научил. И оттуда пошёл в Рим, и там разболелся, и был облачён в чёрные ризы (принял монашеский постриг), и наречено было (монашеское) имя ему Кирилл и в той болезни преставился.

Спустя много лет потом пришёл Войтех (в одном из вариантов: «пришло войско латинское») в Мораву, и в Чехи, и в Ляхи, разрушил веру правую и русскую грамоту отверг, а латинскую веру и грамоту поставил и правой веры иконы пожёг, а епископов и попов посёк, а других разогнал».

Таким образом, мы видим, что Сказание прямым текстом говорит о том, что моравы, чехи и ляхи использовали «русскую грамоту». Понятие «грамота» в те времена означало то же самое, что и язык богослужения. И упоминаемые в Сказании книги – это христианские книги богослужения, Библия и т. д. Нам представляется совершенно невозможным, чтобы упоминаемые в Сказании народы использовали в богослужении «русскую грамоту», не относя себя в той или иной степени к Руси. Кроме того, как мы отмечали, одно из предложений Сказания при непредвзятом подходе может быть переведено как «книги написал русским народам», то есть Сказание относит упоминаемые народы к русским.

Приведём также следующую цитату из упоминавшегося выше «Хождения на Флорентийский собор» ([17]), в которой летописец объясняет, чем отличаются алеманцы (баварцы) от остальных немцев:

«Аламанская земля, то есть не инаа вера, ни ины язык, но есть едина вера латиньская, а язык немецкий же, но разно, яко и русь серби, тако и оне с немьци».

Переведём её:

«Алеманская земля есть ни другая вера, ни другой народ, а есть общая (с немцами) вера латинская, а народ немецкий же, но различающийся так же, как Русь сербы, так и они с немцами».

Данная ситуация является совершенно непонятной как с точки зрения норманнской теории, так и с точки зрения других теорий, рассматривающих Русь как результат экспансии какого-либо локального народа.

Возвращаясь обратно к НПЛ, на наш взгляд, в НПЛ заметна попытка отредактировать содержание летописи таким образом, чтобы она меньше вызывала вопросов у пытливого читателя. Но создать полностью непротиворечивый текст всё-таки не получилось – отрывки 2 и 3 говорят нам о том, что «послали за море к варягам, к Руси», «послали к Немцам», и в то же время отрывок 1 утверждает, что Русь – народ с озера Ильмень, названный в честь небольшой речки Руссы. Причина этого, по-видимому, в характерном для древних авторов отношении к содержанию создаваемых ими летописных текстов – это не могло быть изложением их собственной субъективной точки зрения, каких-то их личных предположений или чьих-то личных рассказов. Для древних авторов и читателей вольный пересказ автором своих собственных исторических представлений не представлял значимой ценности. Для них текст необходимо должен был опираться на авторитетные (древние или общеизвестные) источники, цитаты из которых включались в текст.

Хотя, возможно, ко времени написания дошедших до нас списков ПВЛ (они датируются в основном XV–XVII в.в., самая ранняя – НПЛ старшего извода – XIV в.) суть минувших идеологических конфликтов с Русью была уже в основном забыта. Всё-таки со времён прихода Рюрика прошло уже более 500 лет. И летописи унаследовали минувшие идеологические проблемы из-за включения более древних текстов. То есть, возможно, летописцы XV–XVII вв. и хотели бы сделать содержание летописей более понятным, в том числе и им самим, но они вынуждены были опираться на предыдущие, дошедшие до них древние тексты.

Кто был Рюрик?

Был ли Рюрик реальной исторической личностью? Дискуссии на эту тему также имеют очень длинную историю. Хотя летописи пишут о нём как о реальном человеке, очень много деталей изложения вызывают в этом сомнения. Прежде всего, рассказ о Рюрике – эта преамбула, с которой все летописцы начинают изложение истории Руси, – является предельно сжатой и неинформативной. Хотя она содержит такие удивительно подробные детали, как то, что старейший Рюрик седе в Новеграде, а Синеус, брат Рюриков, на Белеозере, а Трувор в Изборсце, она не сообщает нам ничего ни о происхождении Рюрика, ни о том, какое положение он занимал на момент прихода, кроме туманной фразы о том, что он «пояша по собе всю Русь». Так же, как мы говорили выше, ничего не сообщается о предыстории Руси. Это, на наш взгляд, говорит нам о жёстком редактировании, которому были подвергнуты исторические данные о до-рюриковской и рюриковской Руси, прежде чем попасть в текст летописей.

Единственной нитью, связывающей весь этот клубок недомолвок и тумана, относящихся к Рюрику, и последовательно излагаемой далее, начиная с князей Олега и Игоря, истории Руси, является сообщение о том, что князь Игорь являлся сыном Рюрика, точнее «Оумершю же Рюрикови предасть княжение свое Олгови от рода ему суща въдавъ ему на руце сына своего Игоря бяше бо молодь велми».

При этом Рюрик отсутствует в приводимом ПВЛ хронологическом списке «от потопа». В нём после императора Михаила назван князь Олег, затем – князь Игорь. Рюрик также отсутствует в приводимом перед началом летописи списке первых киевских князей. Первыми в нём названы Дир и Аскольд с комментарием «одино (общее) княжение», затем – князь Олег, после него князь Игорь.

Рюрик не упоминается в «Слове о полку Игореве». И вообще, «… Д. С. Лихачев констатировал, что ни одно литературное произведение XI в. («Слово о законе и благодати» Илариона и «Память и похвала Владимиру» Иакова мниха) не знает Рюрика как родоначальника династии и считают таковым Игоря» ([11]).

Вызывает вопросы окружение Рюрика – Синеус и Трувор, названные в летописи его братьями. Мог бы возникнуть вопрос, как бы складывались отношения между потомками Рюрика и потомками его братьев? Но летопись снимает этот вопрос, сообщая, что Синеус и Трувор не оставили потомства, и это выглядит достаточно странно. Есть предположение, что Синеус и Трувор – это не имена, а искажённая транслитерация в летописи выражений «свой род» и «верная дружина». Это предположение имеет старинные корни, его поддерживал также Б. А. Рыбаков. А именно, предполагается, что Синеус – это ошибочно принятое за собственное имя выражение (как считал в том числе Б. А. Рыбаков, из скандинавского источника) «sine hus», которое, как считается, означает «свой род». Аналогично имя Трувор объясняется как принятое за имя выражение «thru varing», означавшее «верная дружина».

Нужно сказать, что подобные ошибки при обращении древних летописцев к иностранным (или не обязательно иностранным) источникам не так уж редки. Мы уже приводили выше пример с использованием в ПВЛ этнонима «весь».

Если принять такое предположение о происхождении имён Синеус и Трувор, получается, что в летопись попала содержательная информация о том, что Рюрик пришёл со своим родом и дружиной, и продублированное в силу ошибки перевода сообщение, что он пришёл со своими братьями Синеусом и Трувором. При использовании летописцами иностранных источников такой факт выглядит весьма правдоподобно и может служить косвенным подтверждением использования таких источников.

Для Б. А. Рыбакова и его сторонников данное предположение являлось важным аргументом в пользу норманнской теории, поскольку они были уверены в скандинавском происхождении иностранного источника. Однако именно такое скандинавское происхождение источника было причиной критики этого предположения.

«…многие историки полагают, что в основе летописного Сказания о призвании варяжских князей лежит письменный текст на древнескандинавском языке, который дошёл до составителя летописи и был переведён им на древнерусский язык с ошибками в силу недостаточности знания им языка оригинала (…Б. А. Рыбаков полагает, что «в летопись попал пересказ какого-то скандинавского сказания о деятельности Рюрика, а новгородец, плохо знавший шведский, принял традиционное окружение конунга за имена его братьев» (Рыбаков Б. А. Киевская Русь. с. 298). Он приводит два возможных, по его мнению, варианта «шведского оригинала»: sine use или sine hus, означающие якобы «со своими родичами» или «свой род», для Синеус, и tru war или thru varing со значением «верная дружина» для Трувор. Не говоря уже о полном несоответствии этих «исконных» фраз элементарным нормам морфологии и синтаксиса древнескандинавских языков, а также семантике слов hus и vaeringi, которые никогда не имели значения «род, родичи» и «дружина», предположение исходит из того, что летописец-переписчик дважды перевёл эту фразу…). Ныне совершенно очевидно, что подобного текста существовать не могло, в первую очередь потому, что единственная известная скандинавам IX–X вв. письменность, руническое письмо, по самому своему характеру не применялась и не могла применяться для записи сколько-нибудь пространных текстов. Краткие магические заклинания, имена (владельческие надписи), наконец, формульные эпитафии на мемориальных стелах – основные виды текстов, записывавшихся руническим письмом. Лишь в XI–XII вв. сфера употребления рунического письма расширяется, и оно начинает широко использоваться в быту для различных целей, в основном в переписке. Но и в это время оно не применяется для записи пространных нарративных текстов или документов» [19].

«В 1961 г. И. П. Шаскольский справедливо указал, что приведённая трактовка имён Синеуса и Трувора зиждется только на одном – на «невероятном» предположении о норманнском происхождении варяжской легенды, к тому же она, подчёркивал исследователь, «неубедительна и с филологической стороны; её не приняли крупнейшие филологи-норманнисты В. Томсен, А. Стендер-Петерсен и др., на авторитет которых в данном вопросе можно положиться» [И].

Однако если мы откажемся от версии скандинавского источника, а предположим в качестве такового просто какой-либо европейский источник, то такое предположение будет выглядеть достаточно правдоподобно. На латыни «свой» будет выглядеть как «suits», также это слово можно интерпретировать как предлог «с», который во многих романских языках выглядит как «con». Слово «дом» в форме, близкой к «hus», присутствует во многих языках, например, английское «house», или русское «хата», «хозяйство». Корень «тру» в смысле «верный» присутствует также в различных языках, например, в английском «true». В слове «вар» мы узнаём знакомый нам корень «вар», присутствующий, как мы считаем, в слове «варяг».

Впрочем, справедливость данного предположения не является принципиально важной ни для нашей точки зрения, ни для норманнской теории. Однако оно позволяет объяснить некоторую бестелесность персонажей Синеуса и Трувора. При этом, как мы видим, попытка вывести эти имена из скандинавского языка сталкивается с лингвистическими проблемами. Но если мы считаем, что источник для этих имён принадлежал не Скандинавии, а материковой Европе, что и следует из нашего взгляда на происхождение Руси, то предположение выглядит вполне возможным.

Мы видим, что некоторой бестелесностью обладает также и Рюрик. «В 1963 г. К. Д. Лаушкин предположил, что родиной Рюрика как литературного персонажа является Ладога, там же он перешёл из фольклора в историческую литературу. Имя Рюрика учёный посчитал модификацией имени святого Георгия, патрона Ладоги… Со святым Георгием были связаны представления о солнечном божестве как родоначальнике славян и устроителе русской земли, которые затем перешли на Рюрика, ставшего самостоятельным мифологическим образом» (взято из [11]).

Связь Рюрика с Георгием Победоносцем имеет, на наш взгляд, глубокий идеологический смысл, и к этому вопросу мы вернёмся ниже.

Опишем возможную трактовку Рюрика и легенды о его призвании, исходя из наших представлений об истории Руси. Как мы считаем, вытеснение идеологии Руси из Европы привело к перемещению центра Руси на территорию современной России. Эти важные геополитические перемены сопровождались также соответствующим перемещением и правящей элиты Руси. Возможно, это был один какой-то князь, но, скорее всего, это был достаточно сложный процесс, в котором участвовали разные люди. Это объясняет нам то, что летопись говорит о пришедших русских князьях как о реальных людях. Возможно, при описании этих событий использовались и какие-то европейские источники, о чём нам косвенно говорит ситуация с Синеусом и Трувором. Перемещение было связано с определёнными идеологическими (можно их назвать религиозными) разногласиями Руси в Европе. Мы видели по многим признакам выше, что летописец предпочитал о них умолчать. Но мы тем не менее думаем, что какая-то идеологическая сущность древней Руси должна была как-то в летописи отразиться. И, на наш взгляд, именно в имени «Рюрик» и мог сохраниться этот древний смысл. К вопросу о том, что может означать это имя, мы вернёмся ниже… Здесь же отметим, что значение имени «Рюрик» могло выражать какой-то смысл имени «Русь», оно могло присутствовать в имени (титуле) пришедших князей, как представителей правящих родов Руси, например, аналогично тому, как присутствует слово «победоносец» в имени Георгия Победоносца. То есть в изложении летописей оно трансформировалось в имя, хотя изначально оно именем не являлось. Это объясняет отсутствие конкретного человека с таким именем в перечисленных выше текстах.

Русские – гребцы и шведы руотси

Подобно тому, как это было сделано в отношении имён Синеуса и Трувора, норманнская теория предлагает вывод из скандинавского языка и других слов, относящихся к Руси.

Рассмотрим в этой связи один из основных аргументов норманнской теории – сочинение императора Константина Багрянородного «Об управлении империей». В этом сочинении император, описывая путь россов по Днепру, пишет о различном наименовании порогов Днепра «по-росски» и «по-славянски». Нигде в своём сочинении Константин Багрянородный не говорит о какой-либо связи между россами и скандинавами, также как нигде не говорит о какой-либо связи названий «по-росски» со скандинавским языком. Однако норманнская теория, основываясь на субъективном представлении о россах как скандинавах, трактует это сочинение как сообщение о россах-скандинавах. Основываясь на этом представлении, норманнская теория предлагает перевод названий «по-росски» из скандинавского языка. Мы не будем здесь приводить предлагаемую скандинавскую этимологию, но заметим, что различные филологические предложения норманнской теории имеют общий изъян – предлагаемые ей «скандинавские» корни могут быть найдены и в других языках как германской группы, так и других. Но если корень слова принадлежит языку материковой части Европы, это, с одной стороны, соответствует нашему представлению о распространении Руси, с другой, не даёт никаких доказательств для норманнской теории. Вообще, на наш взгляд, задача объяснения значения слов с помощью какого-либо языка слишком неконкретная, и такие объяснения при желании всегда могут быть найдены.

Тем не менее заметим, что И. Е. Забелин [30] дал весьма убедительное, на наш взгляд, объяснение названий днепровских порогов из славянского языка.

Приведём отрывок из сочинения Константина ([29]):

«И в июне месяце, двигаясь по реке Днепр, они спускаются в Витичеву, которая является крепостью-пактиотом росов, и, собравшись там в течение двух-трёх дней, пока соединятся все моноксилы (лодки – авт.), тогда отправляются в путь и спускаются по названной реке Днепр. Прежде всего они приходят к первому порогу, нарекаемому Эссупи, что означает по-росски и по-славянски «Не спи». Порог [этот] столь же узок, как пространство циканистирия (Императорский манеж для конноспортивных игр на территории Большого дворца в Константинополе – авт.), а посередине его имеются обрывистые высокие скалы, торчащие наподобие островков. Поэтому набегающая и приливающая к ним вода, низвергаясь оттуда вниз, издаёт громкий страшный гул. Ввиду этого росы не осмеливаются проходить между скалами, но, причалив поблизости и высадив людей на сушу, а прочие вещи оставив в моноксилах, затем нагие, ощупывая своими ногами [дно, волокут их], чтобы не натолкнуться на какой-либо камень…»

Как видно из приведённого отрывка, кроме названий порогов, сочинение Константина даёт нам следующую важную информацию: русский и славянский языки являлись различными, но тем не менее родственными, поскольку название порога Эссупи одинаково в обоих языках. Если мы задумаемся, какими могли быть языки, которые Константин называет русским и славянским, то обратим внимание на следующий факт: древнерусский язык и современный русский язык достаточно близки: если написать древнерусский летописный текст в современном виде – вставить пробелы между словами, использовать современные буквы – то современному русскоязычному читателю древнерусский текст будет достаточно понятен (заметим в скобках, что шведский текст, даже написанный кириллицей, будет ему совершенно непонятен). В то же время, аналогично, нам понятно, на каком языке говорили жители Приднепровья во времена Константина – примерно на том же, на котором они говорят сейчас, то есть на том языке, который сейчас называется «украинским». То есть соотношение между «русским» времён Константина и «славянским» было примерно таким же, как между современными русским и украинским – они достаточно сильно отличаются друг от друга, и Константин справедливо считает их разными языками, и в то же время они являются родственными, и какие-то фразы в них близки. То есть, на наш взгляд, «славянским» языком Константин называет язык народов Поднепровья, который, как и сейчас, отличался от русского и являлся предком современного украинского языка (и был близок к нему).

Описываемые Константином близкие контакты Руси и Византии могут объяснить большую похожесть современных русского и болгарского языков. Об этом говорит и следующий отрывок из ПВЛ:

«Рече Святослав к матери своей и к болярам своим не любо ми есть в Киеве быти хочю жити в Переяславце на Дунай яко то есть середа в земли моей (середина моей земли — авт.) яко ту вся благая сходятся от Грек злато поволоки вина овощиве разноличныя из Чех же из Угорь сребро и комони из Руси же скора и воск мед и челядь».

По поводу сохранения в народной мифологии прежнего значения Дуная приведём следующую цитату:

«Дунай был для славянства и Руси не только границей, но и центром, местом начала и завершения самых существенных событий… Стенька Разин, согласно русским историческим песням, завершает свой путь «добра молодца» на Дунае: он просит перевезти его через Дунай и похоронить у «белого камешка» между трёх дорог, первой – Питерской, другой – Владимирской, третьей – Киевской [Исторические песни. Ч. 2. № 311]. Дунай оказывается не только рубежом, отделяющим тот свет от этого…, но и центром мира: белый камень исторической песни – это «бел горюч камень» русского фольклора, Алатырь, пуп земли. Подобные представления о Дунае свойственны исторической традиции (см., в частности, о польской историографической традиции – Поповска-Таборска, 1991. С. 7 и сл.) и фольклору славян в целом и могут быть отнесены к константам славянского самосознания (тому, что сейчас принято называть термином «ментальность»)» [44].

Впрочем, мы отвлеклись.

К числу слов, которым предлагается скандинавское происхождение, норманнская теория относит и само имя «Русь»:

«Допустимо предположить, что… наименование… Древнерусского государства… непосредственно восходит не к древнерусскому русь, а к исходному для него древнескандинавскому самоназванию участников похода на восток от Балтийского моря roþer, roþs-men, «гребцы»» ([7], стр. 101).

Обратим сразу внимание на то, что корень предлагаемого слова го]эег («грести») отнюдь не является специфически скандинавским. Он является древним корнем, присутствующим в различных языках:

английский: row

французский: ramer

испанский: remar

немецкий: rudern

Да, собственно, этот корень присутствует и в русском языке в слове грести. Слово грести, конечно, имеет определённое сходство с именем Русь, но это ещё не повод считать, что второе произошло от первого.

По сути, мы видим здесь использование следующей логической конструкции:

1. Кошелёк мог украсть человек в очках (слово русь могло произойти от корня грести, поскольку он имеет сходное звучание, и мы по каким-то причинам считаем, что понятие «русь» имеет связь с перемещением на лодках (так как норманнская теория считает, что русь произошла от морских пиратов викингов)).

2. Петя носит очки (скандинавский язык содержит этот корень, как упоминалось выше, в форме roþer, roþs-men).

3. Следовательно, кошелёк украл Петя (имя Руси произошло от слов roþer, roþs-men).

Нам представляется, что Петя не согласится с подобной логической импликацией.

Ну и мы тоже.

В качестве связи Руси с лодками приводится также тот факт, что в некоторых источниках по отношению к Руси прилагается эпитет «быстроногие». В частности, в греческой хронике Псевдо-Симеона, относящейся к X веку, «…находится испорченный и трудный для понимания отрывок, в котором речь идёт о руси-дромитах и их «божественно-озарённом» вожде (или вождях)… В этом отрывке не вызывают сомнений лишь начало и конец, где предпринята попытка этнологического объяснения слов «россы» и «дромиты»: «Русские, также называемые дромитами, получили своё имя от некоего храброго Росса:…дромитами они назывались потому, что обладали способностью быстрого передвижения». Остальная часть абзаца не даёт ясного смысла» [20]. В то же время в византийском флоте существовал класс судов, называемых «дромами», как считается, вследствие их быстроходности [21], рис. 11.

Рис. 11. Византийский флот отражает нападение русов на Константинополь в 941 году. Византийские дромоны опрокидывают лодки русов и разбивают их вёслами со шпорами (взято из [21])

Своё название суда получили от греческого Apopirai, означающего «быстрый», «стремительный». В применении этого прилагательного к судам нет ничего удивительного. Но что это за загадочная стремительность руссов?

На наш взгляд, причина заключается в сходстве слова рус с корнем rush (как мы это обсуждали выше относительно связи слова рус с названием рек), который, как мы уже говорили, является древним корнем, присутствующим во многих языках и означающим стремительное движение, натиск, напор:

Русский: рысь (бег)

Английский: rush (мчаться, гнаться)

Французский: rush (натиск, напор, погоня).

Таким образом, коллизия возникает при неверном понимании какого-то источника при очень большом сходстве слов. Аналогичная ситуация с путаницей слова рус с прилагательным красный вследствие явного сходства:

Французский: rouge

Итальянский: rosso.

Вспомним, например, высказывание Лиутпранда Кремонского: «…народ, который греки по его внешнему виду называют Rousios», а также фразу Ибн Фадлана: «Они высоки как пальмы и красны лицом». Даже современные историки спорят, например, о том, подразумеваются ли в известных описаниях византийского флота красные (пурпурные) корабли, или русские корабли?

Пожалуй, наиболее ярким примером, как в результате путаницы слов возникает новая фантастическая историческая реальность, является история с троянским конём. В этой истории всё кажется странным, но благодаря этому она и стала такой популярной. Что это за конь? И зачем троянцам притаскивать его к себе, если в такой ситуации даже неискушённый человек понимает, что это может быть какая-то военная хитрость?

Объяснение может быть найдено в том, что в латинском языке (и вообще в романских языках) очень близки слова

Equa – конь

Aqua – вода.

Таким образом, нападающие проникли в город (взяли город) не через какого-то странного «коня», а благодаря чему-то, связанному с водой: воспользовались путём для воды – водопроводом или, наоборот, каким-нибудь каналом для сточных вод. Или, может быть, перекрыли или отравили воду. Это выглядит вполне реальным, и подобные истории имели место (взято из [43]).

Возвращаясь к проблемам слов и названий, обратимся к последнему, на наш взгляд, весомому аргументу норманнской теории – эстонско-финскому названию Швеции «Root-si – Ruotsi», что явно близко по звучанию к названию «Русь». Обратим внимание на то, что это название ни в финском, ни в эстонском не имеет содержательного значения, что, скорее всего, является подтверждением того, что оно было заимствовано как самоназвание.

В отношении этого вопроса наше расследование напоминает сюжет романа про Эркюля Пуаро. В начале расследования все совершенно уверены, что преступление совершила зловещая домохозяйка и что доказать это будет несложно. Но… логика, факты приводят сыщика к установлению истинного порядка вещей, и оказывается, что убийство совершил милейший доктор.

Так же и в нашем случае – для сторонника норманнской теории объяснение такого названия Швеции со стороны финнов и эстонцев совершенно очевидно и служит прямым доказательством правоты норманнской теории.

Но соберём вместе результаты нашего рассмотрения. Мы подробно рассмотрели главный источник норманнской теории – русские летописи – и не нашли никаких прямых подтверждений норманнской теории. Эпизоды летописей, которые норманнская теория рассматривает в свою пользу – прибалтийская территория прихода Рюрика и приглашение варягов из «заморья», – могут рассматриваться только как косвенные аргументы. И, кроме того, и это является главным, прибалтийская территория и приход из «заморья» равным образом может относиться к любым пришельцам из Европы, поскольку Балтийское море является главным транспортным путём всей северной Европы. Да, свей упоминаются в списке народов, которых ПВЛ относит к варягам. Но в этом же списке ПВЛ упоминает и другие ведущие европейские народы, которых ПВЛ также относит к варягам.