Текст книги "Особый порядок"

Глава девятая

I

Чтобы лучше понять человека, нужно поставить себя на его место. А поставив, осознаешь, что оказался не в своей шкуре. Так, бывало, и я, автор, оказывался довольно-таки часто не в своей шкуре, оказывался как-то в волчьей шкуре. Как-никак среди людей живём. Есть люди что волки, а с волками жить – по-волчьи выть. К счастью, далеко не всё так ужасно. Так вот, я и теперь намерен поставить себя на место Андрея Ивановича, то есть побывать в его шкуре, чтобы лучше понять его натуру. Ну, поставил себя на его место, как бы влез в его шкуру – теперь я вроде не я, но и не совсем Андрей Иванович. И всё-таки…

Андрея Ивановича, оказывается, мучили, раздирали сомнения, глубоко засевшие не столько в уме, сколько в сердце. Он мало что понимал – больше чувствовал. Нередко само предчувствие некогда особенно помогало Карлину, но то было сочетание разума и чувства, когда сердце было холодным. А обилие чувств всегда сужает объём разума.

Его тянуло к Анастасии Алексеевне. Он страшно боялся признаться, открыться, потому что не понимал, что происходило с ним. Карлин, будет вам известно, никогда не произносил вслух того, чего не понимал…

Довольно вас мучить догадками, а скажу откровенно, прямо: либо он был влюблён в Анастасию Алексеевну, либо предчувствовал (подозревать – не значит быть убеждённым), что Илья имеет непосредственное отношение к преступлению. И в том и в другом следовало разобраться. Предположим: если Андрей Иванович влюблён в Анастасию Алексеевну, то тогда как быть со вторым случаем? Позволит ли сердце назвать Илью убийцей? Если назовёт, то как сердце может это допустить? А если допустит, значит, в нём нет никакой любви? А мать и сын, как-никак, единая ниточка, которую легко можно порвать. Разорвать же её означало крах сложившихся нравственных устоев. А как, скажите, жить без них? Совестливому человеку без этого ну никак. А делать что-то нужно… Эх, насколько всё запутанно и перепутано!

Утро. Поднималось солнце. Ветер бился в окна. Андрей Иванович вышел из дома. Постояв на улице какое-то время, будто пребывая в нерешительности или выжидая время, пошёл дальше. Шёл он неторопливо. Приветливо обходился со встречными, со знакомыми, заводя с ними короткие разговоры.

Неожиданному гостю Анастасия Алексеевна несказанно обрадовалась. Илья радушия не показывал, в нём заметно проявлялось беспокойство. Он знал, что Андрей Иванович некогда занимался криминалистикой и умеет распутывать преступления, – вот это как раз и беспокоило Илью, и стал он переживать, что Карлин уже подозревает его в убийстве.

Андрей Иванович вместе с Анастасией Алексеевной прошли в зал. Илья оделся и вышел из дома.

– Что это Илья так засуетился?

Она вздохнула и ответила:

– Полагаю, пошёл к вам домой, к Ирине.

– Разве?!

– Он побаивается ходить к ней, когда вы у себя дома.

– Не знал я этого.

– Я тоже много чего не знаю.

– И что вам, например, хотелось бы узнать?

Анастасия Алексеевна смутилась и не могла сразу сообразить, что ответить.

– Тогда, – не дождавшись, продолжал Андрей Иванович, – попробую сам угадать.

Смятение сменилось удивлением и любопытством. Глаза её обрадовались и заговорили: «Наконец-то! Слава богу! Я так давно этого ждала! Ну, начинай же…» А он не начинал, казалось, испытывал её терпение.

Карлин умел читать по глазам.

«Надо же, как издевается», – подумала она, и через мгновение гость тихо произнёс:

– Например, о любви.

– Как? – сорвалось у неё.

– Да не как, а о чём, – улыбнулся он.

– Ну да, – согласилась она, хотя не совсем осознавала.

Замешательство в ней, отчасти испуг сбили с толку Карлина, и разговора о любви не получилось. Но он понял, что был в неё влюблён, и увидел, что влюблена в него и она. Погостив ещё какое-то время, он ушёл, оставив Анастасию Алексеевну в большом недоумении.

II

Полдень. Андрей Иванович вернулся домой.

– Илья приходил к нам? – спросил он Ирину.

– Приходил, – удивилась она.

– Приходил?

– Да.

– И что?

– Я сказала, что мне некогда; правда, немного с ним постояла на улице.

– Получается, прогнала его?

– Получается так… А когда мы пойдём к Одовцевым?

– Да хоть сейчас.

Они вышли из дома. Шли молча.

– Ветер изменился: стал холодным и сырым, – наконец сказал Андрей Иванович. – Похоже, погода изменится.

– Значит, испортится, – сказала самой себе Ирина.

Андрей Иванович хотел согласиться с ней, но решил промолчать…

Входили в дом. Ирина испытывала беспокойство, точно такое, какое было и тогда, когда входила она в дом Одовцевых впервые. Хозяева гостям были не просто рады. Скажите, как можно просто радоваться долгожданным неожиданным гостям?.. Андрей Иванович сразу нашёл тему для разговора с Татьяной Тимофеевной. Ирина молчала. Николаю никак не сиделось на одном месте.

– Да что ты разбегался, – возмутилась Татьяна Тимофеевна. – Видишь, мы разговариваем с Андреем Ивановичем, а ты займи разговором Ирину.

– А лучше, – предложил Карлин, – если вам не хочется с нами быть, пойдите тогда в другую комнату, думаю, вам там наедине будет спокойнее объясняться.

Николай так и сделал, ушёл сразу. Ирина оставалась на месте.

– Иди, иди, – настаивал Андрей Иванович.

Ушла и она. Татьяна Тимофеевна улыбнулась и тихо ему заметила:

– До чего она у вас… как дитя.

– Такая вот уродилась, а переделывать, то есть перевоспитывать, вероятно, уже поздно.

– Ничего не поздно, – не согласилась хозяйка.

Гость не стал возражать. Они говорили о многом, но не смели говорить о покойном Михаиле Михайловиче, а в мыслях он был у них постоянно, отчего разговор периодически прерывался и нависала тяжёлая пауза.

– Как хорошо, что ты зашёл, нам как раз нужна помощь.

– Какая? – удивился Карлин.

– Оконные рамы вставить на места: похолодает скоро, не завтра так послезавтра.

Андрей Иванович, вызвавшийся ей услужить, сказал:

– Тогда прямо сейчас и начнём.

Гость поднялся с дивана и направился к выходу.

– Сейчас Николая отправлю тебе в помощь, а мы побудем на кухне.

Андрей Иванович вышел в сени, где находились приготовленные, протёртые от пыли внутренние оконные рамы. Следом вышел и Николай. Он пояснил, что все рамы сбоку пронумерованы, чтобы знать, откуда какая выставлена. Начали с кухни – поставили и закрепили; получилось хорошо, быстро. Так закончили со вторым, затем с другими. Осталось последнее, десятое.

Андрей Иванович, отправляя Николая в дом, сказал:

– С последним окном я сам справлюсь.

Николай думал возразить, но Карлин настоял на своём – ничего не поделаешь, Николаю оставалось уйти. Прошёл он на кухню, где готовился не то обед, не то ужин – по крайней мере, задумано застолье на вечер.

– Уже всё? – спросила его мать.

– Ну, сейчас Андрей Иванович сам последнюю раму вставит.

– Прекрасно. Скоро и у нас будет всё готово.

А тем временем Андрей Иванович занёс раму в комнату, в которой некогда на полу обнаружили бездыханное тело Михаила Михайловича. Карлин медлил. Он стоял у окна, глядя на улицу.

Светило опускающееся солнце. Слышно было, как за окном дул ветер. Андрей Иванович поднял затвор нижнего шпингалета, а верхний, напротив, опустил, и оконная створка как бы сама свободно открылась; другая, левая, не поддавалась. Андрей Иванович не стал с нею мучиться, оставил как есть. В комнату ворвался холодный ветер. Открытая створка, качаемая ветром, казалось, вот-вот хлопнет, закрывшись, и стекло со звоном разобьётся. Ветер вдруг утих, и створка замерла в ожидании очередного порыва.

– Андрей Иванович, – раздался голос Татьяны Тимофеевны откуда-то из глубины дома.

Он спешно вышел из комнаты и подошёл к ней.

– Ты управился? – спросила она.

– В общем, да. Осталось последнее окно.

– И мы заканчиваем – вот, начинаем выставлять на стол.

– Тогда я пойду заканчивать с последним.

Татьяна Тимофеевна чему-то немного удивилась и улыбнулась, чего уже Андрей Иванович никак не мог видеть. Он вернулся в комнату, чтобы без промедления вставить оконную раму. Но без промедления, как оказалось, не получилось. Андрей Иванович, подходя к окну, вдруг остановился, как будто натолкнулся на невидимую преграду. Он увидел, что створка окна, которую он открыл буквально минуту тому назад, была закрыта, и не просто закрыта, а заперта на нижний шпингалет.

– Кто мог это сделать? – спросил сам себя удивившийся Карлин и тут же сам ответил: – Да никто. Просто мистика какая-то!

Действительно, в комнату никто не входил. Он снова открыл створку окна. Опять в комнату влетел ветер. Створка раскачивалась на ветру. Новый порыв ветра – и вдруг она захлопнулась с шумом так, что затвор нижнего шпингалета опустился вниз. Андрей Иванович не верил своим глазам. Решил он повторить – как говорится, провести эксперимент. И опять то же самое.

«Вот так мистика», – подумал Карлин и стал мучительно вспоминать: была ли в тот злополучный день ветреная погода. Вспоминал – и вспомнил: был ветер, да ещё какой.

Андрей Иванович смотрел в окно на дом напротив, на дом Мудриковых, и вдруг по его губам проскользнула еле заметная брезгливая улыбка со словами:

– Так! Значит, так…

Он запер уличную раму на второй шпингалет и быстро вставил внутреннюю, надёжно её закрепив. Постоял ещё возле окна около двух минут, поглядел в сторону дома Мудриковых, после чего вышел из комнаты. Лицо Карлина стало другим – просветлённым, но не подумайте, что радостным и счастливым.

Собрались все за столом… Засиделись гости опять допоздна.

III

Гости простились с Одовцевыми и вышли на улицу. Было уже темно. Стало ужасно холодно – даже пробежала по телу дрожь.

– Ну вот видишь, всё и обошлось, – весело сказал Андрей Иванович племяннице, вспомнив её недавнее напрасное беспокойство.

– Дядя, а ведь и ты стал каким-то другим.

– Что, так заметно?

– Не скажи! Стал заметно оживлённым. Отчего это ты такой?

– Представляешь, я и сам не пойму. Что, действительно так заметно?

– Очень даже.

– Значит, посещение нам с тобой пошло только на пользу.

– Как там говорится? Кто ходит в гости… – Ирина задумалась, – тот поступает мудро!

– Непременно!

Они пришли домой…

Андрей Иванович теперь ясно осознавал, что поймал удачу, которую следовало проверить: либо подтвердить свои подозрения, либо опровергнуть. Он предчувствовал правильное предположение. Карлин знал по опыту, что отрицательный результат – это тоже результат, который предусматривает иное осмысление, а значит, новые поиски. Андрей Иванович припоминал встречи с Ильёй, разговоры с ним, которые только теперь стали наполняться подлинным смыслом.

Ах, это вечное противостояние разума и чувства! Так становилось жаль Анастасию Алексеевну, которая испытывала к Андрею Ивановичу добрые, если не больше, чувства. Впрочем, и он сам заслуживал не меньшей жалости, но нисколько в ней не нуждался. Такова уж его порода, деятельная натура…

IV

Сложные задачи могут разрешаться логическим путём, а простые отчасти невозможно постичь. И не зря говорится: всё гениальное просто; особенно это становится понятным, когда уже знаешь и анализируешь обстоятельства после случившегося.

Кто совершил преступление, читатель уже подозревает. Однако этого недостаточно, необходимо в том убедить и других, собрав доказательства. А где их искать?.. Но пока не поддавался логике, анализу сам мотив, умысел преступления. За что так поплатился добрейший Михаил Михайлович?

Давно сложился стереотип: как начнёшь день, так его и проведёшь. Впрочем, сегодня же и увидим.

Наступило утро. Андрей Иванович проснулся, поднялся с постели. С утра он в хорошем настроении: он чувствовал, что удача сегодня непременно должна ему улыбнуться, лишь бы только самому не оплошать.

Он вышел из дома. На улице серо из-за растянувшейся сплошной пеленой тучи. Дождя не было. Такая погода наводила на него уныние, но нисколько не притупляла разум. Карлин свернул с улицы и вошёл во двор дома Мудриковых. Убедился, что дома никого нет: дом находился на замке. Он проследовал по двору, свернул за дом, где стояла лестница, ведущая наверх, на чердак. Карлин постоял на месте, осознавая, не поступает ли он не совсем хорошо и правильно, и, решив для себя, что плохого в этом ничего нет, полез наверх по лестнице. Дверь фронтона дома оказалась заперта на крючок, Карлин снял его с петли и открыл дверь. Оказавшись внутри, он постоял на месте какое-то время и, когда глаза привыкли к мраку, медленно прошёл вперёд. Подошёл к окну, сначала пригнулся, а затем присел на корточки.

– Прекрасный вид, вот где позиция, – сказал он, глядя в окно.

Карлин попробовал открыть окно – открылось свободно, без усилий. Убедившись, что оно открывается, закрыл обратно. Затем стал осматриваться вокруг себя. Скажите, а что можно увидеть во мраке? Криминалисту нужен свет, чтобы отыскать одну-единственную маленькую вещь.

Карлин был раздосадован на самого себя, что не мог предусмотреть самого элементарного, какой-то, как оказалось, важной ерунды, из-за чего теперь нужно будет вновь сюда возвращаться. Но утешил себя словами:

– Ну да ничего не поделаешь. Подумаешь, ещё раз приду сюда; одним разом больше, одним разом меньше – какая разница?

Карлин вышел, закрыл дверь на крючок и стал спускаться. Спускаться вниз по лестнице казалось ему как-то неловко.

«Почему, когда спускаешься, возникает чувство страха?» – пришло ему в голову.

Андрей Иванович оказался внизу, и вопрос этот остался без ответа. Карлин вышел со двора на улицу. Он уже направился к себе домой за фонариком, но повстречалась ему Татьяна Тимофеевна – так обычно и случается в такие минуты: обязательно с кем-нибудь да повстречаешься некстати.

Андрей Иванович был раздосадован и впервые оказался недоволен Татьяной Тимофеевной. Недовольство было таким коротким, мгновенным, что Одовцева просто-напросто не успела заметить замешательство Карлина, он это понял и искренне обрадовался.

Она отпросилась с работы, так как почувствовала недомогание. Татьяна Тимофеевна просила Андрея Ивановича зайти к ней. Делать теперь было нечего, пришлось соглашаться…

V

Возвращался Карлин домой вечером, когда стемнело. Улица пахла печным дымом, выходившим из труб. Андрей Иванович испытывал душевное волнение, сомневался и не совсем осознавал, что с ним происходило.

Внутренняя неопределённость всегда приводит к сомнению. И вывести его из этого состояния могла, по его же разумению, только сестра, Елена Ивановна. Как ни любил Андрей Иванович откровенничать с Ириной, но она ещё не умела разбираться в серьёзных жизненно-бытовых делах – это во-первых, а во-вторых, глупо ему, взрослому человеку, просить помощи у наивной молодой девушки…

В доме наконец всё утихло. Елена Ивановна тихо вошла в комнату брата.

– Тебя что-то беспокоит?

– Ещё как даже.

– И ты не хочешь со мной поделиться? – она уселась на мягкий стул.

– Поделиться?! Я не знаю, что меня более всего теперь беспокоит. Я стал двойственным, даже тройственным.

– А ты расскажи мне, я выслушаю, попробую понять тебя, потом определимся в той чертовщине.

Андрей Иванович вновь улыбнулся.

– Экое вот слово-то, «чертовщина», – с иронией заметил он. – Это ты правильно сказала: будто какой-то чёрт внутри меня укоренился.

– Это я так сказала, само вышло.

– Разумеется, как само происходит всё и со мной… Так вот, милая сестрёнка, я не знаю, что со мной происходит. Я сам не знаю, влюблён ли я?.. Мне нравится бывать у Татьяны Тимофеевны, разговаривать с нею или быть просто рядом и глядеть на неё. Возле неё мне спокойно и по-ребячески радостно. Но к ней хожу как-то с неохотой, как будто меня к ней кто-то или что-то ведёт насильно. Совсем другое дело – Анастасия Алексеевна.

Андрей Иванович вдруг замолчал, задумался. Елена Ивановна молча смотрела на него и ждала, когда он продолжит, и он продолжил:

– Не знаю почему, порой мне хочется, как мальчишке, прибежать к ней, но при этом знаю, что разговора у нас открытого, непринуждённого не будет, какой бывает с Татьяной Тимофеевной. Меня охватывает бессмысленное беспокойство, когда нахожусь рядом с нею. Досада раздирает меня, что уродился я таким, что перед нею я чувствую себя мальчишкой. А после, как расстанусь с нею, мне становится и скучно и грустно – как у Лермонтова…

– А в общем-то, не всё так сложно, как ты воображаешь, и картина такова, что ты влюблён в Татьяну Тимофеевну, а Анастасия Алексеевна влюблена в тебя. Ты это испытываешь и неосознанно боишься за неё, что тебя и пугает. Такое со многими происходило, и происходит, и будет происходить.

– Но и это не всё. Ты действительно угадала, чего я боюсь; меня беспокоит вместе с тем и её сын.

– А он здесь при чём?

– Очень даже при чём. Но о нём в другой раз, когда буду уверен.

Елена Ивановна посмотрела на часы: время перешло за полночь. Она поднялась со стула, постояла какое-то время, раздумывая, что сказать перед уходом, и сказала:

– А наверное, боимся или нет, беспокоимся более всего за тех, кого мы действительно не знаем… Спокойной ночи! – Как знать, как знать, – пробурчал он (не то возразил, не то усомнился) и посмотрел на выходившую из комнаты сестру. – Спокойной ночи, – пожелал он ей прежде, чем она успела закрыть за собой дверь.

VI

Наступило утро следующего дня. Андрей Иванович знал, когда Мудриковы уходят на работу, и выжидал время. Он уже проводил своих домочадцев и остался один. Затем он оделся, положил в карман небольшой фонарик и вышел на улицу. На улице морось. Карлин шёл медленно, а дойдя до дома Мудриковых, как ни в чём не бывало свернул с улицы и вошёл в ворота. Оказавшись за ними, быстро проследовал по двору и свернул за дом. Поднялся по лестнице, открыл дверь с крючком, ведущую на чердак, и вошёл внутрь. Карлин достал из кармана фонарик, включил его, и яркая струя света мгновенно рассекла сумрак. Белое пятно то ползало, то бегало по поверхности насыпи на чердаке, то вдруг останавливалось, высвечивая каждую выступающую деталь, образующую падающую тень.

Карлин по опыту знал, что интересное будет впереди, возле окна, где нужно будет тщательным образом осматривать каждый квадратный сантиметр. Но криминалистическая тактика велит осматривать и путь подхода, что он и делал. А мало ли что? Криминалист ничего не должен исключать и уж тем более пропускать или упускать из виду.

Карлин всё ближе подбирался к окну, нагибаясь всё ниже, освещая место перед собой. Он сел на корточки и стал тщательным образом осматривать место, перешагивая так же, не вставая. Как гласит истина, кто ищет, тот всегда найдёт. И луч электрического света вдруг осветил запылённый маленький тёмный цилиндрический предмет. Как раз то, что искал Карлин. Он поднял его и стал рассматривать.

Это была гильза. Осмотрев её, он шёпотом сказал:

– Вот как раз-то ты мне и нужна.

Карлин достал из внутреннего кармана заранее приготовленную бумажную салфетку и завернул в неё обнаруженный предмет. Свёрток положил во внутренний карман куртки, выключил фонарик и также спрятал его в карман. Он ещё раз посмотрел через окошко на дом Одовцевых, вздохнул глубоко, выдохнул, выпрямился и направился к выходу. Спустился по лестнице и вышел со двора.

Итак, улика лежала в кармане Карлина, и работа только начинается. Как эксперт-криминалист, он прекрасно осознавал, что пока не имеет никакого юридического права (а может, даже и морального) делать какие-либо выводы: некомпетентен тот эксперт, который даёт заключение, не проведя даже предварительного исследования. А под исследованием подразумевается целый ряд действий: сравнение, совмещение или сопоставление, вычисление и другое. Для сравнения или сопоставления необходимы справочная литература или образцы, которые нужно ещё заполучить, а прежде нужно отыскать орудие преступления – огнестрельное оружие, для чего нужно провести целый ряд оперативно-розыскных мероприятий. Найденная улика даёт лишь право полагать, предполагать причастность к преступлению. Обнаруженный предмет определяет всего лишь групповую принадлежность, группу огнестрельного оружия. Следы, оставленные на стреляной гильзе, значительно сужают круг установления оружия. А следы обязательно остаются, их нужно увидеть, найти и сравнить со специальной справочной литературой, которой у Карлина теперь не имелось. Придётся выходить из положения иначе. Такая вот только малая часть теории и практики расследования преступления. Необходимо провести ряд процессуальных действий.

Карлин задумался над словом «процессуальные», затем улыбнулся и с иронией самому же себе заметил:

– Ничего себе процессуальные действия, когда я теперь недолжностное лицо.

Андрей Иванович осознал, что он теперь лицо частное и за все эти нарушения ему мало что грозит, если не считать административного порицания. Если только не повредит следствию.

Он вернулся домой, зашёл в свою комнату, выложил на стол свёрток, быстро снял куртку и сел за стол. Включил настольную лампу, развернул маленький свёрток и стал рассматривать находку, вернее читать её. Да-да, именно читать; экспертам этот термин хорошо известен и не является сколько-нибудь странным, потому что на каждом предмете, имеющем криминальное прошлое, остаются следы, образованные конкретным предметом, в данном случае огнестрельным оружием. Криминалистика – наука точная. Не то что дедукция (ничуть не принижая её достоинство), которой пользуются оперативные сотрудники или следователи. Криминалистам нужны вещи, предметы – хлебом не корми. А инициативный криминалист – больше, чем следователь или оперативник. Но известно, что инициатива наказуема и беспокоит инициатора.

VII

В обеденное время Андрей Иванович отыскал затерявшуюся в его комнате визитную карточку с номерами телефонов и адресом следователя прокуратуры Моисеева. Отыскав её, после обеда Карлин стал звонить ему, напрашиваясь на встречу. Следователь согласился, даже обрадовался, и назначил встречу у себя в квартире. Делать теперь особенно было нечего, и Андрей Иванович стал выжидать время.

Часы ожидания всегда кажутся томительными и долгими. В такие часы уходишь в раздумья. Уйдя, находишь в них некое утешение. Или предаёшься воспоминаниям, всё равно каким, лишь бы прошло время.

Карлин мысленно строил планы, обдумывал их. Он нисколько не испытывал радости, напротив даже: сделалось ему тоскливо и досада тяжёлым грузом легла на грудь.

Теперь Андрею Ивановичу определённо ясно виделось, что по-особенному жалко Анастасию Алексеевну и жаль по-человечески Илью. Но от принципа отступать Карлин не мог и не хотел, так как малодушие противно было самой его натуре, порою невероятно противоречивой. Некогда за его принципиальную, настойчивую натуру одни коллеги уважали его, другие недолюбливали, а иные считали гордецом, однако пытались подражать ему. Одно дело подделываться, а совсем другое – быть по сути, быть таковым по природе.

Теперь как-то вскользь, подсознательно, проявлялось в Андрее Ивановиче разочарование, что рано ушёл со службы, – мог бы ещё быть полезным обществу. В школу он вернуться никак не хотел: отвык от неё, да и сколько времени уже прошло – много чего успел забыть. Для школы, как сам полагал, теперь груб: нет-нет да и сорвётся пара непристойных слов с языка, что никак не должно быть дозволительным для учителя, тем более для словесника. Впрочем, от самих учеников ныне и ужаснее можно услышать (о времена! О нравы!).

«Куда идёт нынешняя молодёжь? Каковы её идеалы? Как она представляет будущее? – спрашивал себя Андрей Иванович. – Что такое счастье вообще? И каковым оно видится, представляется?.. Наверное, нужно будет о том поговорить с Ириной, – решил для себя Андрей Иванович, – и если получится, если поймёт, то и с Димой».

На этом как раз мысли были прерваны, так как в дом с шумом вбежал Дима, которого привела из детского сада Елена Ивановна. Андрей Иванович вышел из своей комнаты. Елена Ивановна увидела лучистые глаза брата, и у неё самой вдруг вспыхнула в глазах радость. Она хотела его о чём-то спросить, но Дима увёл её за руку в детскую. Вскоре вернулась с лекций Ирина, заметно уставшая, а затем пришёл с работы и Сергей Петрович. В доме всё оживилось…

За окнами начало темнеть. Андрей Иванович оделся и известил Елену Ивановну, что собирается в гости и, вероятнее всего, вернётся поздно. Она молча его выслушала и проводила до калитки. Дальше Елена Ивановна провожала брата взглядом, пока он не скрылся из виду, затем вернулась в дом.