Автор книги: Андрей Азов
Жанр: Языкознание, Наука и Образование
Возрастные ограничения: +12
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 15 (всего у книги 17 страниц)
Это не однозначные понятия, что известно каждому студенту философских наук. Неужели Кашкин никогда не раскрывал «Материализм и эмпириокритицизм» В.И. Ленина, где блестящие страницы отведены Беркли и берклеанству?..
Вот что говорит Байрон (XI, 2):
What a sublime discovery’t was to make the
Universe universal egotism,
That all’s ideal – all ourselves! I’ll stake the
World (be it what you will) that that’s no schism.
Oh Doubt! – if thou best Doubt, for which some take Thee,
But which I doubt extremely – thou sole prism
Of the Truth’s rays, spoil not my draught of spirit!
Heaven’s brandy, though our brain can hardly bear it.
Дословно:
Что это было за возвышенное открытие – сделать
Вселенную универсальным эготизмом,
Где всё идеально, всё – мы сами! Я ставлю (о заклад)
Мир (будь он всё, что вам угодно), что это – не схизма.
О Сомнение! – если ты то Сомнение, за которое многие тебя принимают,
Но в чем я весьма сомневаюсь, – ты, единственная призма
Для лучей Истины, не отнимай моей тяги к духу,
К этой небесной водке, хоть наш мозг с трудом выносит ее.
Здесь играют слова universe-universal, brandy-brain; слово spirit означает и «спирт», и «дух», что дает основание Байрону называть «идеальное» «небесной водкой».
Как видим, строфа весьма сложна в оригинале, синтаксически очень многослойна, трудна интонационно (заметим, что в 1-й и 3-й строках на рифму выдвинут артикль, в произнесении неотделимый от существительного). Что же удивительного в том, что такая конструкция не под силу некоторым – скажем вежливо – умам?
В моем переводе строфа звучит так:
Что за открытие! Вселенье эготизма
Во всю вселенную! Мир идеала – мы!
Но эта мысль (клянусь! мир о заклад!) не схизма.
Сомненье! Коль тебя сомненьем все умы
Чтут одинаково (сомнительно!), – ты, призма
Для света Истины, не стой на страже тьмы.
Дай Spiritus мне пить (не спирт: здесь нет описки),
Хоть многим он стучит в виски, – небесный виски.
Что здесь мы видим? Прежде всего – весьма точный перевод, в котором сохранены и мысль, и тон, и манера подлинника, и его ирония; в котором затем воспроизведена игра слов. И хотя «добавлен некий Spiritus», как пишет Кашкин (232, 1, 1), но добавлен он для раскрытия двоесмыслицы со словом spirit («дух», «спирт»).
Но Кашкин вопиет: «разве это стихи»? А что же это, – Эллиот, что ли? Кашкин исходит яростью: «И, главное, разве это ясное выражение байроновского выпада против идеалиста-мракобеса?» (там же). Столь же ясное, сколь ясно у Байрона, – у которого, впрочем, не выпад, а тонкая ирония: он даже делает вид, что готов согласиться с Беркли («не схизма»), и умоляет сомнение не мешать ему пить «небесную водку». Это понимать нужно!
А вот Козлов (в переводе именно этой, ВТОРОЙ, строфы, а не ПЕРВОЙ, перевод которой подсовывает читателю на следующей странице Кашкин), пишет:
Во всей природе видеть лишь себя,
Ее за дух считая, толку мало;
Но ереси не вижу в этом я;
Свести сомненье надо с пьедестала, (?)
Чтоб, веры в дух и правды не губя, (??)
Оно нас не лишало идеала. (???)
Хоть от него порой несносна боль,
Всё ж идеал – небесный алкоголь.
Судя по этому переводу, Байрон – тупица, нанизывающий взаимоисключающие утверждения. Но, кое-кому, видимо, Байрон в таком гриме нравится больше…
Итак, оба «ребуса», обе «абракадабры» существуют лишь в сознании моего критика. Так, один путешественник по Сибири уверял, что вся страна пахнет собакой, крашеной под енота. Но он – всю дорогу обонял воротник собственной шубы…
Перейдем теперь ко главному боевому слону Кашкина, – к его утверждению, НАСКВОЗЬ КЛЕВЕТНИЧЕСКОМУ о том, что я «исказил образ Суворова», причем – по всем намекам – сознательно, намеренно, злонамеренно!
СПРАШИВАЮ ВНОВЬ: а для чего бы я, русский и советский человек, стал это делать?..
Кашкин пишет:
Особенно ясно видно искажение Георгием Шенгели смысла байроновской поэмы в том, как воспроизвел переводчик образ Суворова (232,1, 4).
Как Иван Кашкин искажает истину, также особенно ясно видно из данного им разбора тех мест моего перевода, где речь идет о Суворове, – что сейчас будет доказано.
Но клевета об Искажении Образа Суворова (в дальнейшем, ввиду частого повторения этой формулы, я буду применять аббревиатуру ИОС) – имеет свою историю.
На упоминавшемся выше (стр. 18)[119]119
В настоящем издании – с. 223 – А. А.
[Закрыть] собрании 11/Ш 48 Кашкин, впавший в свой критический делириум, в течение часа разнося и понося мой перевод, ни единым словом не обмолвился об ИОС. Ни словом, ни вздохом, ни взвизгом! Следовательно: либо он не читал моего перевода, а только полистал его, чтобы уловить для своего критического пиршества парочку блох, либо никакого ИОС (за полным отсутствием такового) не усмотрел.
Спустя два с лишним года, на собрании переводчиков, посвященном общим вопросам перевода, выступила некая Егорова, бывший редактор Детгиза (чей путь из Детгиза отнюдь не был устлан фиалками), и, поговорив о том, о сем, обрушилась на мой перевод с вопросом об ИОС. – «А как в оригинале?» – спросил кто то с места. На это гр. Егорова дала классический ответ: «Мне нет дела до оригинала!» Этот плодотворный принцип усвоил, как мы уже видели, Кашкин и положил в основу всей своей критики. Отмечу в скобках, что гр. Егоровой, не-члену CCEI, неведомо как попавшей на закрытое собрание, после собрания адъютантессы Кашкина трясли руку и благодарили.
Немедленно выступил и засиявший Кашкин и понес ту же чушь. На следующий день выступил я и, с текстами и словарями в руках, доказал, что я правильно понял и верно перевел «суворовские строки» ДЖ, и что так же их понимали и переводили мои предшественники: и Козлов, и Соколовский, и Каншин, и француз Ларош[120]120
Кашкин в своей статье использовал последний момент для нечистоплотных намеков: «Шенгели подкрепил свою трактовку ссылками не на текст Б [бесстыдная ложь! – Г. Ш.], а на французский подстрочный [ложь: художественный. – Г. Ш.] перевод Лароша… Конечно, переводчик волен при необходимости (!) привлекать для проверки и подстрочник…» (233, 2, поел. абз.). – Я лишь отмечаю эту мелкую гнусность; оспаривать ее не стану. – А вот сам Кашкин переводил Чосера, действительно, с английского школьного «ключа», полученного в подарок от ныне им, Кашкиным, травимого Е.Л. Ланна.
[Закрыть]. Но это не помешало Кашкину и его кружку «стоять на своем». Инстинкты ведь сильнее разума…
С этого момента и пошло! При каждом удобном случае адепты того переводческого ордена, где первосвященствует Кашкин, шептали, говорили и кричали об ИОС, а в Гослитиздате сколотили упомянутую «комиссию по качеству» (список членов которой весьма любопытен), состряпавшую разгромный разбор ДЖ, не возымевший – к чести гослитиздатовского руководства – никаких (тогда!) последствий. Я не читал этой кляузы; мне лишь сообщили ее «выводы».
Так как, безотносительно к ДЖ, вскоре раздались с трибуны секции переводчиков (из уст ее председателя, М.А. Зенкевича) требования переделки переводимых текстов, приспособления их к нашим взглядам, – то меня взяло сомнение: «а может быть, действительно, надо было отойти от Байрона, смягчить его формулировки, дать ретушь?». Я отважился послать письмо по самому высокому адресу страны (с приложением английского текста, дословного и моего перевода) и спрашивал: вправе ли переводчик отходить от оригинала и не вызовет ли такая ретушь неблагоприятный внешнеполитический резонанс? Мне было отвечено – тов. Чукановым, работником ЦК, – что центральная партийная пресса уже высказалась о недопустимости каких либо «обработок» классиков, о необходимости переводу быть точным[121]121
Под «высказыванием центральной партийной прессы» о необходимости переводу быть точным, вероятно, имеется в виду статья «Против идеологических извращений в литературе» (Правда, 1951, 2 июля, с. 2), в которой осуждалось стихотворение В. Сосюры «Люби Украину», а также критиковались его переводчики на русский язык А. Прокофьев и Н. Ушаков, вольно украсившие свой перевод коммунистическими штампами. – А. А.
[Закрыть] – и сообщено, что мой перевод «суворовских мест» ДЖ возражений не вызывает.
Видимо, о моем письме стало известно в Гослитиздате, так как директор, т. Котов, пожелал рассмотреть «криминальные места» моего перевода лично, – что и сделал, в моем присутствии, по копии тех текстов, которые я приложил к вышеупомянутому моему письму, – и признал, что возводимые на мой перевод обвинения истине не соответствуют. Этот вывод он сообщил тут же, при мне, вошедшему в кабинет главному редактору т. Пузикову.
В результате 8 глав ДЖ были включены (на время! о чем дальше) в Однотомник Байрона, и его составитель проф. Р.М. Самарин, и специальный редактор, поэт В.А. Рождественский, отозвались о моем переводе так:
«В однотомное издание произведений Байрона, которое подготовлялось под моим наблюдением в Гослитиздате в 50–51 гг., я, среди прочих переводов Г.А. Шенгели, включил также и отрывки из романа “Дон Жуан”, выбрав этот перевод как наиболее близкий к подлиннику и дающий наиболее полное – в сравнении с другими русскими переводами – представление об этом произведении Байрона.
Среди отрывков, включенных мною в Однотомник, есть также и “суворовский эпизод” романа, – описание осады и штурма Измаила, просмотренный по моей просьбе переводчиком в целях большей точности перевода».
1952.3.9. Р. Самарин (проф., д-р филологических наук)
«Приглашенный Гослитиздатом в качестве литературного редактора переводов Г.А. Шенгели, включенных в Однотомник Байрона (ряд поэм, “Чайльд Гарольд” и “Дон Жуан”), я, по сопоставлении русского и английского текстов, имел возможность убедиться в том, что переводчик проявил исключительную добросовестность, как правило всюду следуя принципу максимальной смысловой точности.
В частности, переводя ДЖ (труд, уже получивший положительную оценку в советской печати), Г.А. Шенгели не отступил от этого принципа, несмотря на большие технические трудности.
Прозвучавшее недавно утверждение, что переводчик “исказил образ Суворова и русских солдат” (в главах ДЖ, посвященных взятию русскими Измаила) лишено оснований. Переводя соответственные места, Г.А. Шенгели стремился соблюсти надлежащую точность и сказал о Суворове и русских солдатах всё то, что о них сказано Байроном, в том же духе и колорите, без пропусков и “нажимов”, – в пределах, возможных для стихотворного перевода.
Таким образом, об ошибках переводчика в трактовке образа Суворова и его бойцов, данного Байроном, а тем более об “искажениях” не приходится говорить».
1/III 52 Всеволод Рождественский
Оба эти документа находятся у меня (как и все вышецитированные) и могут быть предъявлены любой комиссии.
И всё же Кашкин разразился статьей «Удачи и неудачи», помещенной в февральской книжке «Нового мира» за 52 год.
В этой статье (отзыв об «Избранном» Байрона в издании Детгиза) он заявил, что редакция Детгиза, включившая в крохотную книжку несколько отрывков из моего ДЖ (всего 92 строфы из разных глав),
устранила самые вопиющие переводческие ошибки, опустила наиболее неудавшиеся в переводе строфы и целые сцены, вместо которых остались в тексте лишь многозначительные троеточия («Новый мир», № 2, 1952 г., 267, 2, 3).
Всё, сказанное Кашкиным в этой тираде, сплошная ложь и шулерство.
Если из 2.000 строф редакция избирает менее сотни, то можно ли утверждать, даже при минимальной стыдливости, что остальные 1908 строф суть «наиболее неудавшиеся в переводе»?
Если сказано, что редакция «устранила самые вопиющие ошибки», то это не может не относиться к напечатанным строфам (что же «устранять» в ненапечатанных?). Но ТЕКСТ НАПЕЧАТАННЫХ СТРОФ ОСТАЛСЯ НЕПРИКОСНОВЕНЕН, – в чем может убедиться каждый, сличив его с текстом отдельного издания (чтобы облегчить эту процедуру, укажу, что Детгиз напечатал Посвящение полностью; из песни II взял строфы 11–14, 27–31, 38–41, 46–55, 60–68, 91–97, 100–101, 103–108; из песни IX 24–28; из песни X 58–70; из песни XII 3-20). Две-три поправки (устранение слова «жид»; замена слова «телескоп» словами «подзорная труба», чтобы школьник не подумал об астрономическом телескопе, и еще что то) сделаны мною самим. Таким образом «устранение вопиющих ошибок» – чистейшая кашкинская ЛОЖЬ, – сознательная или бредовая, решать не берусь.
Далее. Когда печатаются отрывки, то начала их означаются троеточиями вообще. Так, в переводе Вильгельма Левика (отрывки из «Чайльд Гарольда»), напечатанном в том же сборнике и расхваленном Кашкиным в той же статье, таких троеточий – 34. ПОЧЕМУ ЖЕ там они не «многозначительны» и не означают пропуска «наиболее неудавшихся строф»? ЯВНОЕ ШУЛЕРСТВО!
Вдобавок, приведенные из моего перевода цитаты искажены: вместо «миг» напечатано «мир», так что получается бессмыслица (267,2, поел, абз.); на полуфразе вместо запятой стоит точка (268, 1, шестая снизу стихотворная строка), – опять бессмыслица. Опечатки здесь или нарочитое искажение, не знаю, но думаю, что «здесь нет описки», – судя по общей манере Кашкина и учитывая, что и в его статье в «Литгазете» (1 декабря 1951 г.), где мне мимоходом «влетело», приведена строка, которой – в таком виде – у меня нет (столбец 5, абз. 1).
И это благоуханное варево «Новый мир» преподнес своему читателю! Когда я указал, с материалами в руках, на всё это замредактору «Нового мира» Тарасенкову, он стал убеждать меня, что всё это «пустяки», что опровергать их «не стоит», а лучше-де мне написать «принципиальную статью» о переводе, – но тут же оговорил, что я не должен принимать этот совет за «заказ статьи».
Я ожидал, что «Новый мир» принесет в моем лице извинения своему читателю за его дезинформацию, но журнал предпочел вторично, в декабре 52 г., предоставить свои страницы уличенному клеветнику. Получается, как в Америке (в параллель словам Г.М. Маленкова): «сперва мы вас изругаем, а потом вы будете нами обруганы».
Рассказав эту Vorgeschichte, перейду к ИОС в последней кашкинской редакции.
Байрон был противником войн, если они ведутся не за свободу:
…except in Freedom’s battles,
Are nothing but a child of Murder’s rattles. (VIII, 4)
Дословно:
<война>, за исключением битв за Свободу,
Есть лишь порождение похвальбы Убийством[122]122
В дословном переводе Шенгели ошибается, не до конца разобрав синтаксис оригинала. Как следует из 3–4 строф VIII песни «Дон Жуана», не война, а военные почести: приветствия, мосты, арки, пенсии, титулы, высокое положение в обществе, – лишь порождение погремушек (или грохотаний) Убийства. – А. А.
[Закрыть].
В моем переводе:
…война (не за Свободу!) – зло;
Ее – хвастливое Убийство родило.
Байрон находил, что
The drying up a single tear has more
Of honest fame, than shedding seas of gore. (VIII, 3)
Дословно:
Осушение единственной слезы более заслуживает
Подлинной славы, чем пролитие морей крови.
В моем переводе:
Нет! отереть хотя б одну слезу с любовью —
Почетней во сто раз, чем мир обрызгать кровью.
Байрон утверждал:
And such they are – and such they will be found:
Not so Leonidas and Washington,
Whose every battle-field is holy ground,
Which breathes of nations saved, not worlds undone.
How sweetly on the ear such echoes sound!
While the mere victor’s may appal or stun
The servil and the vain, such names will be
A watchword till the future shall be free. (VIII, 5)
Дословно:
Таковы они [войны][123]123
Военные почести. – A. A.
[Закрыть] и такими будут всегда;
Но не так у Леонида и Вашингтона,
Чье каждое поле сражения – святое место,
Кто спасали жизнь [букв, «дыхание»][124]124
Здесь также не понят синтаксис оригинала: «breathes» – не существительное, а глагол: не «спасали дыхание», а каждое поле боя дышит спасенным народом, поет о спасенных народах. – А. А.
[Закрыть] народов, а не разрушали миры.
Как сладки для слуха эти отзвуки!
Пока обычные победители пугают и ошеломляют
Раболепных и пустых [людей], подобные имена
Останутся лозунгом, покуда будущее не станет свободным.
В моем переводе:
Мы знаем цену вам, «заслуги боевые»!
Но славные поля, где бился Вашингтон,
Где бился Леонид, – навек места святые:
Не мир там рушили, там был народ спасен!
Как услаждают слух нам имена такие!
Они останутся (среди других имен,
Приятных для рабов, заманчивых для моды)
Бессмертным лозунгом грядущей в мир Свободы!
Будучи противником войн, будучи гуманистом, Байрон восставал и против всякой милитаристской бутафории и демагогии. Это звучит в десятках мест. Но, обличая ужасы войны, он умел разбираться в их причинах. Так, мы читаем:
Two villanous Cassacques pursued the child
With flashing eyes and weapons…
…And whom for this at last must we condemn?
Their natures? or their sovereigns, who employ
All arts to teach their subjects to destroy? (VIII, 92)
Дословно:
Два свирепых казака преследовали ребенка,
Со сверкающими глазами и саблями…
…Но кого, в конце концов, мы должны обвинять в этом?
Их натуру? или их государей, употребляющих
Всякие хитрости, чтобы научить своих подданных уничтожать?
В моем переводе:
Два диких казака, как будто на врага,
Сверкая саблями, на девочку бежали…
…Но кто здесь виноват? кого б мы обвиняли?
Природу? иль царей, умеющих внушать
Безгласным подданным, что надо – убивать?
Негодуя на ужасы войны, Байрон сочувственно говорит о проявлениях личной доблести, о воинском таланте, о пробуждении добрых чувств и т. п. В частности, говоря о Суворове и русских солдатах, он во многих местах подчеркивает эти моменты.
Вот ряд примеров (этими цитатами плюс последующие, относящиеся к другим темам, исчерпываются ВСЕ строки, где Байрон дает характеристику или оценку русских):
Suwarrow, who had small regard for tears,
And not much sympathy for blood, surveyd The women…
…with a slight shade
Of feeling:..
…sometimes a single sorrow
Will touch even heroes – and such was Suwarrow (VII, 69) Дословно:
Суворов, кто мало обращал внимания [букв. – «глядел»] на слезы
И мало имел сочувствия для крови, оглядел Женщин…
…с легкой тенью
Сострадания…
…порою единичная скорбь
Трогает даже героев, – а таковым был Суворов.
В моем переводе:
На слезы и на кровь Суворов далеко
Податлив не был, но…
На скорбных девушек глядел, и в сером свете
Глаз – тень сочувствия была…
…боль одного порой[125]125
Строго говоря, оригинальное «а single sorrow» – не «боль одного», а «некая скорбь», что, впрочем, отражено в дословном переводе. – А. А.
[Закрыть]
Героев трогает. Суворов же – герой.
Дальше:
…[Juan] took his place with solemn
Air ’midst the rest, who kept their valiant faces
And levell’d weapons still against the glacis. (VI, 34)
Дословно:
…[Жуан] занял своем место с торжественным
Видом среди прочих, сохранявших смелые лица
И поднятое оружие против гласиса.
В моем переводе:
Вернулся, влился в строй, где каждый, бодр и смел,
На гласис вражеский свой направлял прицел.
Дальше:
Cossacques were all cut…
But perish’d without shivering or shaking. (VIII, 76)
Дословно:
В моем переводе:
Их истребили всех…
Но все бестрепетно удел встречали свой.
Дальше:
Was made at length with those who dared to climb
The death-disgorging rampart once again. (VIII, 79)
Дословно:
Оказались, наконец, вместе с теми, кто дерзнули взлезть
На изрыгающий смерть вал еще раз.
В моем переводе:
Попали наконец в тот уголок опасный,
Где русским, лезущим на вал, каленый град
Нес гибель…
Дальше:
The soldiers, who beheld him drop his point,
Stoppd as if once more willing to concede
Quarter… (VIII, 117)
Дословно:
Солдаты, видя, что он опустил свое лезвие,
Остановились, как если бы еще раз попытались оказать
Пощаду…
В моем переводе:
Увидя, что клинок он опустил, солдаты Сдержали свор напор: ему был каждый рад Жизнь сохранить…
Дальше:
’Т is strange enough – the rough, tough soldiers, who
Spared neither sex nor age in their career
Of carnage, when this old man was pierced through,
And lay before them with his children near,
Touchd by the heroism of him they slew,
Were melted for a moment… (VIII, 119)
Дословно:
Это было довольно странно: грубые, жестокие солдаты, кто
Не щадили ни пола, ни возраста на своем пути
Убийств, – когда этот старик был пронзен
И лежал перед ними близ своих сыновей, —
Тронутые героизмом убитого ими,
Смягчились на мгновение…
В моем переводе:
И странно: грубым тем, свирепым солдафонам,
Привыкшим убивать и женщин, и детей,
При виде старика, лежавшего пронзенным
Близ них, средь ими же убитых сыновей,
Жаль стало храброго…
Кстати: две первых строки этого отрывка приводит Кашкин (233, 1,1), уверяя, что столь черными красками я рисую вообще суворовских «чудо-богатырей». Читатель видит, что я перевел точно байроновский текст («солдафоны», конечно, грубей, чем «солдаты», но, учитывая эпитеты оригинала и тройную внутреннюю рифму, вдалбливающую у Байрона эти эпитеты – enough – rough – tough – нельзя говорить о том, что я «переборщил»). Но читатель видит также, что Кашкин, как всегда, вырывает цитату из контекста и замалчивает положительные штрихи, данные на мрачном фоне. Нечестный прием.
Дальше:
In one thing neertheless’t is fit to praise
The Russian army…
…they ravish’d very little. (VIII, 128)
Дословно:
В одном отношении, однако, должно похвалить
Русскую армию…
…они насиловали очень мало.
В моем переводе:
Здесь должен я сказать, что и в чаду побед
Солдаты русские остались благородны
В одной из областей…
…женщин редко лишь насиловали там.
Дальше:
Much did they slay, more plunder, and no less
Might here and there occur some violation
In other line; – but not to such excess
As when the French, that dissipated nation,
Take towns by storm… (VIII, 129)
Дословно:
Они достаточно убивали, больше грабили, и нередко
Могли происходить здесь и там некоторые насилия
По другой линии, – но [не было] таких эксцессов,
Как у французов, этой беспутной нации,
Когда они берут города штурмом…
В моем переводе:
Там щедро резали и грабили нещадно,
И силу кое где пускали тоже в ход
И по другим статьям, хотя не слишком жадно.
Французы действуют (распутнейший народ!)
При штурме городов иначе…
При этом надо отметить, что Байрон довольно игриво говорит об изнасилованиях вообще:
But six old damsels, each of seventy years
Were all deflowerd by different grenadiers. (VIII, 130)
Дословно:
Всего шесть старых дев, каждая семидесяти лет,
Были дефлорированы разными гренадерами.
В моем переводе:
Шесть престарелых дев семидесяти лет
Солдатам отдали свой непорочный цвет.
И еще:
Some voices of the buxom middle-aged
Were also heard to wonder in the din
(Widows of forty were these birds long caged)
“Wherefore the ravishing did not begin!”
Дословно:
В моем переводе:
Звучали голоса иных тревожных дам,
Довольно зрелых лет, что слишком долго жили,
Как вдовы, взаперти по сумрачным домам:
«Что ж медлят русские? Что ж нет еще насилий?»
Таким образом, из приведенных примеров (далеко не полных) видно, что Байрон умел отдавать должное героизму русских войск, их «отходчивости», их более высокому нравственному уровню, чем, например, у французских солдат, – и пр.
Из этих же примеров видно, что я, переводчик, воспроизвел все соответственные места с надлежащей точностью и бережностью, что подтвердится и в дальнейшем.
Перейдем теперь к «нападкам» Байрона на русских и на Суворова.
Коснемся темы «грабежа», уже проступившей в одном из приведенных отрывков.
Отметим, прежде всего, что отдавать взятые штурмом города солдатам на грабеж, со всеми последствиями этого, было в нравах эпохи и, если и не поощрялось просвещенными вождями, то и не очень преследовалось.
Приведу в параллель несколько отрывков из «Петра Первого» Алексея Толстого. Шереметев говорит адъютанту: «Там в обозе бабенка одна. Жалко – пропадет, – замнут драгуны» (отд. изд. 1947 г., стр. 593), и далее: Петр говорит: «Почему в городе не остановлено побоище? почему идет грабеж?…солдат был пьян и волок девку» (стр. 779). И эти штрихи, исторически верные, никем не воспринимаются, как «оскорбление русского солдата» или «русского народа». Даже Кашкин и Егорова, при всей их чувствительности, не протестовали…
Напомню, что у Н. Каразина в некоторых рассказах упоминается (дело было в 1865 г.) грабеж солдатами взятого Коканда или Самарканда (книги под рукой нет, страниц указать не могу). Напомню также, что в книге М. Алиханова-Аварского «Поход в Хиву», СПБ, 1899, говорится (дело было в 1873 г.): «…наши заметили огромный караван… Подполковник С. и те же офицеры и солдаты, боясь упустить добычу… в карьер бросились на прикрытие каравана» (стр. 116) и «…Кауфман потребовал безусловной покорности: – Только в ней вы можете обрести спасение города, населения и имущества» (стр. 270).
Таким образом, затрагивая эту тему, Байрон не отступает от истины и не сгущает красок.
Что же он говорит?
Вот ВСЕ его цитаты:
There was not now a luggage boy but sought
Danger and spoil with ardour much increased. (VII, 49)
Дословно:
Там не было теперь ни одного обозного, который не искал
Опасностей и грабежа с возрастающим пылом.
В моем переводе:
Любой обозный ждал, в волненьи чуть дыша,
Когда же грабежом украсится атака.
Spoil – в словаре Мюллера – «добыча, награбленное добро»; в словаре Александрова – «воровство, грабеж, похищение; военная добыча»; в словаре Рейфа – «добыча, грабеж», spoiler – «хищник, грабитель». Таким образом, я понял правильно и перевел верно. И эвфемизм «добыча», который предлагает стыдливый Кашкин (233, 1, 2), внутреннему смыслу байроновского текста не соответствует: ведь не об отбитых же пушках и захваченных знаменах мечтает «обозный парень»! Вдобавок Соколовский в своем прозаическом переводе здесь говорит: «Даже в обозе не было ни одного мальчишки, который не бредил бы грабежом». И француз Ларош переводит: amour du danger et du pillage.
Дальше:
Дословно:
Тут он [Суворов] повернулся
И продолжал учение самым классическим русским [языком],
Пока каждая высокая героическая грудь не зажглась
[Жаждой] денег и завоевания…
В моем переводе:
Тут повернулся он и русским языком,
Весьма классическим, вновь начал в грудь солдата
Вдувать желанье битв, венчанных грабежом.
Эпитеты Байрона high, heroic – «высокая, героическая» – резко ироничны; «деньги» (cash – «чистоган»), очевидно, должны появиться в результате идущего за победою грабежа; ирония байроновскихэпитетов мною отражена в «возвышенном» эпитете «венчанных». Как видим, Байрон говорил, что Суворов учил солдат, пока каждый не запылал стремлением к деньгам.
Как же Кашкин смеет утверждать, что у Байрона
…главное, нет того, чтобы Суворов «вдувал желанье битв, венчанных грабежом» (233,1, 2),
когда эта мысль (если уж не вполне эти слова) есть у Байрона? Почему он, клевеща на меня, обманывает читателя, умалчивая о подлинном тексте и о том, что у Сокловского сказано: «Суворов достиг того, что грудь каждого солдата зажглась жаждой славы и грабежа»? что у Лароша стоит: «noble ardeur рог le pillage et la gloire»? Впрочем, если бы он не обманывал читателя, то и клевета бы не удалась!
Дальше:
Pick’d out amongst his followers with some skill
Such as he thought the least given up to prey. (VIII, 102).
Дословно:
Выбрал среди своих спутников рассудительно
Тех, кто, как он думал, меньше увлечены добычей.
Prey – «добыча»; beast of prey – «хищный зверь». Речь о том же грабеже, о добыче путем насилия.
Я перевожу:
Двум парням, кажется, не слишком опьянелым
Мечтой о грабеже…
Соколовский так же переводит: «способным воздержаться от грабежа»; Ларош так же: «les moins portes au pillage».
Дальше:
…they were heated by the hope of gain. (VIII, 103).
Дословно:
Они были разгорячены надеждой на выгоду.
В моем переводе:
…солдат на бранном поле
Со славой наряду поживою влеком.
Соколовский переводит: «надеждой на добычу»; Ларош: «lespoir du gain». Даже всегда «мажущий» Козлов дает:
Герой добычи просит и, влеком
Любовью к ней, всегда дерется с жаром.
Где тот герой, что будет драться даром? [?? Г. Ш.]
Спрашивается, почему Кашкин, коммивояжер Козлова, не усматривает здесь, особенно в последней строке, «оскорбления» русских героев?
Дальше – уже приводилась VIII, 129:…they slay, more plunder – «они убивали, больше грабили». Plunder – во всех словарях – «насильно отнимать, грабить».
СЛЕДОВАТЕЛЬНО, – какое же право имеет Кашкин говорить о том, что я «искажаю», что мною дается
какая то странная неприглядная картина (233, 1, 1) <и> всюду подчеркнута снисходительная, уничижительная интонация (233, 2, 8)?
Приглядная тут или неприглядная картина, – она дана Байроном и опирается на нравы эпохи. Фальсификацией Байрона, превращением его инвектив в манную кашку я заниматься не стану.
Перейдем к теме «крови». Байрон, как мы видели, ненавидит войну и связанные с нею жестокости. Поэтому, он достаточно суров в своих формулировках:
…the second’s ordination
Was also in three columns, with a thirst
For glory gaping o’er a sea of slaughter. (VII, 50).
Дословно:
…строй второго подразделения
Состоял также из трех колонн, с жаждой
Славы разевавших рот на море резни.
В моем переводе:
…Еще подразделенье
Победы жаждало. Ту жажду утолят
Потоки крови лишь…
У Соколовского это переведено неверно; у Лароша: «Госёап du carnage».
Дальше:
Suwarrow, who was standing in his shirt
Before a company of Calmucks, drilling,
Exclaiming, fooling, swearing at the inert
And lecturing on the noble art of Killing. —
For deeming human clay but common dirt,
This great philosopher was thus instilling
His maxims, which to martial comprehension
Proved death in battle equal to a pension; (VII, 58).
В тексте я подчеркнул те места, которые в своей цитате подчеркивает Кашкин, – чтобы читателю ясней была проницательность и прямота моего критика.
Дословно это значит:
Суворов стоял в одной рубашке
Перед ротой калмыков, обучая,
Восклицая, дурачась, ругая ленивцев.
И проповедуя благородное искусство убийства.
Ибо он считал людскую глину лишь за обычную грязь;
Этот великий философ внушал, таким образом,
Свои максимы, которые воинственному сознанию
Доказывают, что смерть в бою равна [выходу] на пенсию.
У меня переведено так:
Суворов в этот час, вновь командиром взводным,
В рубашке, сняв мундир, калмыков обучал,
Их совершенствуя в искусстве благородном
Убийства. Он острил, дурачился, кричал
На рохль и увальней. Философом природным.
От грязи – глины он людской не отличал
И ма́ксиму внушал, что смерть на поле боя
Подобно пенсии должна манить героя.
Подчеркнутые слова, как сказано, подчеркнуты и Кашкиным, приведшим эту строфу полностью (232, 2, 5); очевидно, этими подчеркиваниями Кашкин намеревался «особенно ясно» показать мое «искажение смысла». Он и ПОКАЗАЛ! Читатель видит, что все эти места есть у Байрона! Такому «искажению смысла» должен поучиться любой переводчик!
Да, конечно, у меня есть «надставка»: «вновь командиром взводным»; в этой строфе этих слов оригинал не дает. Но в VII, 52 сказано, что Суворов, обучая войска, исполнял «должность капрала» – corporals duty, а в этой строфе говорится, что он обучал «роту» —
company; роту или взвод – неважно. Таким образом, надставка вполне обоснована. У меня сказано «рохль и увальней», а в оригинале одно слово: inert – «вялый, ленивый, неуклюжий». Но в той же VII, 52 сказано, что он обучал awkward squad; первое слово означает «увалень», второе «взвод», а вместе – взвод новобранцев, предполагаемых всегда «неуклюжими». Какой же криминал в добавлении слова «рохля», – особенно учитывая, что Суворов exclaiming, swearing, – «кричал, ругался»?
Итак, Кашкин, подобно одному библейскому пророку, желая «проклясть», – «восхвалил»!
Но при этом он, усовершенствованный в искусстве благородном передержек, умолчал, что даже Козлов эту строфу перевел так:
Суворов в это время, горячась,
В одном белье производил ученье.
Уча резне, над трусами глумясь,
Он расточал и брань, и наставленья.
Смотря на плоть людскую как на грязь,
С горячностью отстаивал он мненье,
Что смерть, когда причина ей война,
Отставке с полной пенсией равна.
Какая «странная, неприглядная картина!» – говоря словами Кашкина; как подчеркнута «уничижительная интонация!». Вдобавок, «рохли» стали «трусами», что похуже и что – неустранимо. Но Кашкина это устраивает…
Дальше:
Suwarrow now was conqueror – a match
For Timour or for Zinghis in his trade.
While mosques and streets, beneath his eyes, like thatch,
Blazed, and the cannon’s roar was scarce allay’d,
With bloody hands he wrote his first despatch;
And here exactly follows what he said:
“Glory to God and to the Empress (Powers
Eternal: such names mingled!) Ismail’s ours”. (VIII, 133)
Подчеркнутые слова в оригинале выделены курсивом.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.