Текст книги "Дорога к вулканам"

Глава седьмая
Дорожный контроль

К вездеходу вернулся Михась и, присев на корточки, принялся складывать в брезентовый вещмешок помытую посуду.

Тим, окинув спину водителя вездехода быстрым внимательным взглядом, мысленно засомневался: – «У человека, убившего Томаса Грина, спина была узкой, сильной и хищной. А у Михася Угрюмова, оказавшегося наполовину паланцем, какая? Трудно сказать. На совесть промасленный старенький ватник тому виной. Почему? Потому, что он нашему новому подозреваемому откровенно велик. Размера, скажем, на три… Что ещё? У того типа, игравшего роль среднестатистического камчатского бича, наличествовала пегая козлиная бородка. А у Мини она, наоборот, кустистая и неопрятная. Но тоже, что немаловажно, пегая. Если её старательно смазать-увлажнить каким-нибудь косметическим гелем, то и она превратится в узконаправленную. В козлиную, то бишь… Смуглый цвет лица? Призрачная и неверная штуковина, если смотреть правде в глаза. Тут всё от освещения зависит. Городское – одно дело. Естественное природное – совсем другое. Да и разнообразные тональные косметические кремы существуют на такой случай… А, вот, рост у нашего Михася подходящий. Соответствующий – тому…».

– Когда выезжаем к прииску? – спросил Тим.

– Минут через двадцать-тридцать, на, – откликнулся водитель вездехода. – Надо чуток повозиться с гидравликой. Руль, на, плохо слушается.

– Тогда мы с Клыком немного прогуляемся.

– Прогуляйтесь, господа инспектора, на…

Они отошли вдоль низкого озёрного берега метров на сто пятьдесят и остановились.

– Гав-в, – задумчиво подёргивая пушистым хвостом, высказал своё мнение хаски, мол: – «Миню Угрюмова, конечно, можно было бы отнести к числу подозреваемых. Если бы не одно «но»…».

– Какое?

– Гав-в-в, – мол: – «Воняет от него потом и застарелой грязью – не приведи Бог. Месяца два с половиной, наверное, бани не посещал. Как с таким жутким амбре можно добраться до Петропавловска? Нонсенс. И в вертолёт, наверняка, не пустили бы, и из рейсового автобуса выгнали-ссадили бы… Но, в любом раскладе, за ним следует присматривать. Паланец, всё же, мать его… А ещё надо попробовать его разговорить. Чисто на всякий пожарный случай. Дельная информация в таких серьёзных и мутных делах, как известно, лишней никогда не бывает…».

– Разговорим. Не вопрос. Точка…

Через полчаса вездеход, оглушительно взревев, продолжил путь. А проехав порядка двадцати пяти километров, развернулся на девяносто градусов и остановился, – дорога, не дойдя до обрыва на речном берегу метров сто двадцать, резко оборвалась.

– Пойду искать, на, – выбравшись из «водительского» люка, объявил Михась, после чего неторопливо зашагал прочь от вездехода, изредка нагибаясь над землёй.

– Что он ищет? – заинтересовался Тим.

– Путь к Безымянному месторождению, понятное дело, – закурив, пояснил Дунаев. – Видишь, колеи?

– Ну, да. Глубокие и сдвоенные. Десятка три. Может, и больше.

– Тут, Брут, такое дело. Старая армейская дорога закончилась. Видимо, вояки достигли (тогда, в далёком 1966-ом году), заданной точки, оговорённой в приказе. А мы уже съехали с нагорья и оказались в бассейне реки Безымянной. Это она течёт под обрывом. Здесь почва достаточно болотистая, мягкая и нежная. Не тундра, конечно, где колеи, оставленные вездеходами, десятилетиями не зарастают-заживают. Но, всё же… Короче говоря, в этих местах не стоит ехать по свежим колеям: грунт в них будет опускаться под тяжестью вездехода, запросто можно сесть «на брюхо» и застрять на неопределённое время. Поэтому Михась сейчас и ищет старые колеи, которым, как минимум, полгода. А ещё лучше – год и больше… Кстати, именно до этого места мы и будем прокладывать нашу новую дорогу. Плюс-минус двадцать метров… Клык, если хочешь, то можешь покинуть броню и бежать рядом с вездеходом. Вязкой грязи здесь уже нет. Да и поедем мы не быстро, на уровне тридцати километров в час…

К вечеру вездеход – по тщательно выбранной сдвоенной колее – добрался-таки до посёлка золотоискателей.

«Аккуратное такое поселение», – мысленно одобрил Тим. – «Два с половиной десятка жилых сборно-щитовых домиков. Такие же сборно-щитовые (только длинные и с малым количеством окон), строения хозяйственного назначения. Наверное, склады и гаражи. Что-то завезли на вертолётах, что-то на вездеходах. Кстати, на удивление чистенько кругом. Безобразных куч мусора, сопровождающих классический российский бардак, не наблюдается. Что уже радует… Разномастные буровые установки выстроились в ряд недалеко от круглой вертолётной площадки, засыпанной меленьким тёмно-серым щебнем. А может, и гравием. Кто их всех разберёт… Ага, есть и одна бревенчатая избушка. Баня, надо понимать. И это, между нами говоря, правильно. Баня, оборудованная в сборно-щитовом строении, является откровенной и злой насмешкой над здравым смыслом. Точка».

Они помылись с дороги, от души попарились, плотно поужинали в приисковой столовой и, вежливо раскланявшись, разошлись по разным домикам.

Тиму и Клыку, как персонам, безусловно, важным, была предоставлена в распоряжение половина гостевого домика, предназначенного (по словам Сан Саныча), для высокого московского начальства, которое изредка, не чаще одного раза в квартал, посещало Безымянное месторождение.

– Гав, – забравшись в мягкое кресло, обшитое тёмно-синим вельветом, известил хаски, мол: – «Приятно, всё же, ощущать себя высоким и непогрешимым начальством, слов нет…». – Вау-у-у, мол: – «Устал я что-то, мать его. Притомился, километры по кочкам и кустарникам наматывая. Спокойной ночи, братец…».

– И тебе, дружище, того же, – чувствуя, что постепенно засыпает, неразборчиво пробормотал Тим. – Я, кстати, тоже здорово вымотался, хотя пешком практически и не ходил. Утомительное это дело, как ни крути, на броне путешествовать…

А снилось Тиму бестолковое и несерьёзное ассорти, не имеющее ни чёткого сюжета, ни какого-либо внятного смысла. Так, ерунда сплошная и законченная. То бишь, перед его внутренним взором мелькали – сплошным чёрно-белым и цветным калейдоскопом – лишь отдельные картинки и образы. Козлобородый оборванный бич, сжимавший в ладони правой руки окровавленную заточку, и мёртвое лицо Томаса Грина, искажённое предсмертной судорогой. Серые российские полицейские, равнодушно бредущие по пыльным летним улочкам Петропавловска-Камчатского, и ехидная румынская физиономия Чака Мунтяну. Предупредительный худосочный бармен, несущий литровую банку псевдо-австралийского пива, и чёрные бездонные глаза-колодцы ительменского шамана Костьки. Потрёпанный жёлто-синий Ми-8ПА и пьяненькие питерские буровики. Трудолюбивый камчатский фермер Серёга Пугачёв, кормящий прожорливых кроликов, и ракета «Булава», падающая – яркой звездой – на военный полигон «Кура». Смуглолицые и угловатые паланцы в национальных одеждах, монотонно пляшущие вокруг величественного деревянного Главного идола, и старенький геологический вездеход, облепленный – со всех сторон – вязкой серой грязью… А ещё ему снилась зеленоглазая, медноволосая, симпатичная и улыбчивая Илзе Вылкаст. И отдельно – её загорелые стройные ноги…

«Ага, вот, чего мне не хватает», – смекнул во сне Тим. – «Присутствия здесь мисс Вылкаст, конечно же. Вернее, её самой. Точка. Лиз, она очень сообразительная, да и логическим мышлением не обделена. С ней мы все местные навороченные шарады разгадали бы влёт…».

Смекнул и проснулся.

За окном всё было серым-серо.

– Гав, – сообщил из своего кресла Клык, мол: – «Дождик вовсю наяривает. Слышишь, как тревожно шуршит по крыше?».

– Действительно, шуршит, – подтвердил Тим. – Ничего страшного. По крайней мере, для меня, так как имеется надёжная плащ-палатка…

После завтрака Дунаев созвал – в конторском приисковом помещении – расширенное совещание.

Созвал, внимательно выслушал доклады-сводки подчинённых, позадавал каверзные вопросы, выслушал чёткие и дельные ответы, а после этого объявил:

– Должен сообщить вам, господа геологи, важную новость…

– Пренеприятнейшую? – уточнил чей-то язвительный голос.

– Ну, тут уж – кому как, – неопределённо пожал плечами Сан Саныч. – С точки зрения мудрой науки философии, я имею в виду… Короче говоря, к нам прибыл ревизор.

– Гав! – обиженно дёрнув хвостом-кренделем, возмутился хаски.

– Был неправ. Глупость сморозил. Приношу свои искренние извинения. Конечно же, ревизоры… Это – Тимофей Белофф, он же – Брут. Старший инспектор «Фонда охраны дикой природы», созданного при ЮНЕСКО. А это, как легко догадаться, Клык, тоже очень важный и авторитетный сотрудник означенного Фонда. Эти уважаемые господа внимательно осмотрят развёрнутое нами дорожное строительство, после чего сделают свои замечания и предложения… Мистер Белофф, какие у вас планы на сегодняшний день? Требуются ли провожатые, могущие дать соответствующие пояснения и развёрнутые комментарии?

– Справимся своими силами. Точка, – заверил Тим. – Не будем отвлекать людей от трудов праведных. А, вот, подробная карта, с нанесённой на неё текущей обстановкой, безусловно, пригодится.

– Держите, инспектор. Масштаб: в одном сантиметре – двести пятьдесят метров. Ну, и все ключевые объекты, естественно, нанесены.

– Спасибо… Что же касается планов. Предлагаю собраться здесь же, в восемнадцать ноль-ноль, и поговорить по результатам наших грядущих наблюдений. Это не поздно по времени?

– Замётано, в восемнадцать ноль-ноль. А рабочий день у нас, как легко догадаться, ненормированный…

Практически девять часов подряд (по-честному и без перерыва на обед), Тим и Клык, не обращая внимания на мелкий приставучий дождик, занимались дорожным контролем. Осматривали отсыпаемое дорожное полотно. Посещали склады и складские площадки. Лазали по руслам нерестовых рек и ручьёв, через которые (вернее, над которыми), должна была пройти строящаяся дорога. Залезали на ближайшие покатые сопки – и для того, чтобы оглядеть здешние природные ландшафты с высоты, и чтобы понаблюдать за процессом добычи щебня и гравия.

В шесть вечера совещание возобновилось.

– Есть и конкретные замечания, да и серьёзные вопросы имеются, – встав возле письменного стола главного инженера треста, сообщил Тим. – С последних, пожалуй, и начнём… В проекте чётко сказано, что ваша дорога должна отсыпаться щебнем и гравием, взятым из двух карьеров, отмеченных на карте как «К-01» и «К-02». Однако при сегодняшнем осмотре всплыла досадная нестыковка. Нет никаких карьеров. Зато есть две расположенные рядом низенькие сопки, вершины которых сейчас – в спешном порядке – разгребаются бульдозерами. Причём, предварительно на указанных сопках был безжалостно вырублен весь лес… Как теперь быть?

– Сопки, они и есть карьеры, – неуверенно высказался широкоплечий мордатый мужик с солидной золотой цепочкой на толстой шее. – Ежели, конечно, рассуждать в принципе…

– Позвольте, уважаемые господа геологи, не согласиться с этой неуклюжей трактовкой. Точка. Итак. Я жду внятных и разумных объяснений.

– Вынужден напомнить, Брут, твои же собственные слова, произнесённые в аэропорту города Петропавловска-Камчатского, – насмешливо улыбнулся Дунаев. – Мол: «Компромиссы невозможны, так как я их терпеть ненавижу…». Было такое сказано?

– Было, – утвердительно кивнул головой Тим. – Спорить не буду… К чему это вы, Саныч?

– А к тому, господин старший инспектор, что мы здесь все тоже – ужасно принципиальные. И, более того, ко всем компромиссам относимся так же, как и ты. То есть, однозначно негативно и отрицательно… Поясняю. Вот, это – Соглашение, заключённое между Правительством Камчатки и «Фондом охраны дикой природы». В нём говорится о надзоре (со стороны Фонда), за дорожным строительством, которое должно проводиться в строгом соответствии с проектной и рабочей документацией, прошедшей проверку со стороны Государственной российской экспертизы. Но о надзоре за разработкой карьеров здесь речи не идёт. Никак. Вообще. То бишь, за разработку означенных карьеров «Безымянный геологический трест» отвечает и отчитывается… м-м-м, совсем перед другими инстанциями… И этому, кстати, есть чёткое подтверждение. У Соглашения, текст которого я держу в руках, есть только одно единственное Приложение № 1. А именно, зачитываю: – «Проект дороги общего назначения от прииска «Безымянный», с выходом на армейскую дорогу Б-09 в створе 0–5 км». Всё на этом… Где, спрашивается, Приложение № 2 с проектной и рабочей документацией на разработку карьеров К-01 и К-02? А нету… Есть ли у вас претензии к качеству применяемых щебня и гравия? К их крупности, составу и геометрии размеров? Отсутствуют? Следовательно, и обсуждать нечего… Предлагаю – снять «карьерный» вопрос с повестки дня. Будем же принципиальны, чёрт побери. Зачем пачкать друг другу мозги? Ну, их на фиг, все эти мутные и хитрые компромиссы… Верно, ведь, мистер Белофф?

«Нет у них никаких утверждённых и согласованных проектов на разработку карьеров», – понял Тим. – «Сплошная наглая самодеятельность. Время и деньги экономят. А Дунаев, ясней ясного, блефует… Это с одной стороны. А с другой, Саныч полностью прав, пусть и формально. Ну, отсутствуют у меня права-полномочия на контроль за разработкой карьеров. Лопухнулись в очередной раз господа чиновники. И местные, и румын Чак Мунтяну. Бывает, конечно. Данность, данная нам в примерах многочисленных… Ладно, отыграюсь, орлы геологические, по другим важным и ключевым позициям. По полной и расширенной программе, понятное дело. Только держись…».

– Перехожу к следующему краеугольному моменту, – помолчав с минуту, объявил Тим. – А именно, к инженерным мероприятиям, призванным обеспечить беспрепятственный проход рыбы к традиционным местам нереста… Проектом предусмотрено, что ваша дорога будет пересекать на своём пути пятьдесят пять различных речушек и ручьёв, в основном, притоки рек Озёрной и Безымянной. Все эти водотоки должны быть «спрятаны» под дорогой в металлические трубы большого диаметра, а также в металлические арочные конструкции. Уточняю. Тридцать рек-речушек – в трубы. И ещё двадцать пять – в арочные конструкции. Точка… А что я сегодня наблюдал на складской площадке?

– Что? – послышались заинтересованные мужские голоса. – Что там, на площадке?

– Тридцать одна труба и двадцать четыре арки. Непорядок. И компромиссы здесь, как вы понимаете, неуместны.

– Кха-кха…, – неуверенно закашлялся мордатый мужик с золотой цепочкой. – Неужели из-за такой ерунды…

– Это не ерунда, а грубейшее нарушение официального проекта.

– Что же нам теперь делать?

– А что хотите, – мстительно улыбнулся Тим. – Например, преобразуйте лишнюю трубу в арку. Как? Предлагаю – с помощью ножовки по металлу. А ещё «болгарка» может действенно помочь. Не говоря уже о сварочных аппаратах и газовых резаках. Короче говоря, извольте, господа геологи, выправить сложившуюся ситуацию. Точка… Ещё раз про арочные конструкции. Они – в соответствии с проектной и рабочей документацией – должны быть установлены на бетонных опорах-параллелепипедах, заглублённых в речное дно не менее чем на тридцать сантиметров. Подчёркиваю, за-глу-блён-ных… А вы, бракоделы, как поступили? Устанавливали на речном дне высокие водонепроницаемые опалубки, внутри каждой размещали арматурные сетки, да и заливали всё цементом, смешанным с песком. Я лично проверил несколько готовых опор. Никаким «заглублением» там и не пахнет. Увы, но придётся всё переделать… И не надо мне возражать и перечить. Придётся. Я сказал. Точка. Двигаемся дальше…

Только в начале одиннадцатого вечера, когда совещание закончилось, Тим с Клыком добрались до приисковой столовой, которая, судя по всему, работала круглые сутки.

– И это – правильно, – сгружая с подноса на стол тарелки-миски-кружки, одобрил Тим. – Ведь работа на Безымянном месторождении ведётся практически безостановочно, в три полноценные смены. В чём, в чём, а в трудолюбии людям Саныча не откажешь… Только, вот, бедность здешнего пищевого ассортимента лёгкую тоску нагоняет. Либо макароны со свиной тушёнкой. Либо пшённая каша с каким-то тёмным, мелко-мелко-нарезанным мясом. И сладкий крепкий чай с «каменными» пряниками.

– Гав-в, – с аппетитом обгладывая лопаточную кость, предоставленную пожилым поваром, возмутился Клык, мол: – «Чего это – с «каким-то мясом»? С утра меня накормили свежей печенью северного оленя. А сейчас угощают бараниной. То бишь, мясными ошмётками, оставшимися от дикого горного барана. Очень даже недурственно – на мой изысканный аристократический вкус…».

– Интересное кино…

– Гав? Гав-в-в, – мол: – «О чём это, братец, ты задумался? Подозреваешь тутошних славных геологов в пошлом браконьерстве? Перестань, право слово. Не лезь в бутылку…».

– На Шпицбергене ты совсем по-другому рассуждал, – напомнил Тим.

– Гав-в, – мол: – «Так то – на Шпицбергене. Там нам с тобой вменялось в служебные обязанности – браконьеров ловить. Здесь же, во-первых, нам этого никто не поручал. Во-вторых, каждый выживает – как может. В-третьих, в каждой избушке – свои погремушки. В-четвёртых, сытый депутат голодного работягу никогда не поймёт. В-пятых, если подойти к этому вопросу по-серьёзному, то придётся привлечь к уголовной ответственности – за регулярное браконьерство – добрую четверть (а то и треть), взрослого мужского населения Камчатки…».

Глава восьмая
Реликтовая роща-спасительница

Ранним утром – Тим только-только приступил к выполнению стандартного комплекса физических упражнений – в окошко уверенно и длинно постучали.

Тим, выйдя в крохотный тамбур, слегка приоткрыл дверь и поинтересовался:

– Ну, и кому же там не спится?

– Я это, Михась Угрюмов, на, – известил хриплый прокуренный голос. – Здорово, инспектор! Не раздумал ещё, на, к роще берёзовой прогуляться? Погода хорошая. Дождевые тучи, на, ещё ночью откочевали к океану. Если чего, выходи. Жду, на.

– Ага, привет. Не раздумал. Буду через пять минут. Точка.

– Накомарник обязательно, на, захвати…

Тим вернулся в комнату и принялся одеваться.

– Гав, гав, – предложил Клык, мол: – «Первым делом, надо обезоружить этого подозрительного типа. Я выглядывал в окно – у него на плече двуствольное ружьё висит. И охотничий нож надо обязательно отобрать… Молчишь? Мол, так будет не по-брутальному? Предрассудки глупые. Обычная предосторожность и не более того… Упрямимся? Ну-ну. Ладно, возьму вопрос на себя…».

– Возьми-возьми, разговорчивый ты мой… А где же накомарник? Вроде, запихивал в рюкзак… Ага, нашёл. Всё, попрошу на выход.

Выйдя из домика и заперев входную дверь, Тим отправил ключ в карман штормовки и поинтересовался:

– Миня, а на фига накомарник-то сдался? Мы с Клыком вчера весь световой день шастали по округе, и ничего. Есть, конечно, и комарики с мошкарой, и слепни с оводами. Но так, в разумных количествах. Прыскаешься каждые полтора часа антикомариным спреем, и все дела.

– Скоро сам всё поймёшь, инспектор, на, – улыбнувшись щербатым жёлто-чёрным ртом, пообещал Михась. – Как захочешь надеть, на, так и надевай… Ходу! – коротко махнул рукой.

– Мы, что же, пешком пойдём?

– Пешком, на. Чай, не переломимся. Да и воздух, на, чище будет.

– Я вчера карту изучал. Реликтовая роща, если идти напрямки, она вон там находится. Градусов на пятнадцать западнее.

– Болото, на, будем обходить. Чтобы не потонуть в трясине. Ходу, на…

Светло-жёлтое солнышко легкомысленно играло в прятки – то показывалось на минуту другую, то вновь пряталось в белых кучевых облаках, неторопливо плывущих на юго-восток. Показывалось и пряталось. Утренний ветерок был тих и нежен. Температура окружающего воздуха находилась на уровне плюс двадцати двух-трёх градусов. Нормальная походная погода, короче говоря. Практически идеальная…

Путники шли по чёрной базальтовой россыпи, причём, Клык пристроился рядом с Михасем – чуть правее и сзади.

– Что за дела, на? – занервничал водитель вездехода. – Что тебе, пёс, на, надо от меня? Плетёшься, как приклеенный…

– Тяф, – якобы засмущался хаски, – мол: – «Ничего, дяденька, не надо. Честное и благородное слово. Я так просто, без всякой задней мысли. Типа – гуляю и свежим воздухом дышу…».

– Ага, ничего не надо, на. Как же… Я, что же, на, в собаках совсем ничего не понимаю? В чём-то меня подозреваешь, хвостатый? За татя и проходимца, на, держишь? Обидно, на… Брут, скажи ему.

– Что сказать-то?

– То, что с гадкими выводами, на, никогда торопиться не надо. И хозяина своего позорить не гоже, на, таким приставучим поведением, на…

– Клык, всё понял? Проникся?

– Гав-в, – неохотно отбегая в сторону, заявил пёс, мол: – «Ну, вас всех. Охламоны. Сами разбирайтесь, не маленькие. Не очень-то и хотелось…».

Несколько минут они шагали молча. Тим благоразумно выжидал, а Михась обиженно дулся. Но потом он постепенно оттаял и, будучи от природы записным болтуном, принялся активно рассуждать на самые различные темы.

Пара наводящих вопросов, и монолог паланца (пусть и «половинчатого»), тут же развернулся в нужную сторону. То бишь, Михаил Михайлович Угрюмов подробно – за пять-шесть минут – изложил свою нехитрую автобиографию.

Родился он в маленьком паланском посёлке, расположенном недалеко от русской деревни Лесная. Мать – чистокровная паланка. Папаша – русский, родом из Ключей, трудился разнорабочим в геологической партии. Вспыхнула любовь, в результате которой и родился Михась. После этого родители, как и полагается, скрепили свои отношения законным браком, но жить вместе у них не получилось. Ну, никак. Не задалось и не срослось. Разные люди. Матушка, прожив в Ключах две недели, ужасно затосковала и попросилась домой. Да и отец в паланском поселении чувствовал себя чужим. Так и жили – по разные стороны камчатского Срединного хребта, встречаясь не чаще двух раз за год, что, впрочем, не помешало им завести ещё двух дочек – Катьку и Машеньку… До шестнадцати лет Михась жил с матерью, среди паланцев. А потом, получив паспорт, переселился в Ключи, к отцу. Закончил восемь классов, выучился на шофёра, отслужил в армии, вернулся, женился на «половинчатой» чукчанке, детишками обзавёлся, прибился к геологам…

– Нормальная такая история, – одобрил Тим. – Правильная и настоящая. Точка… Слушай, Миня, а ты, наверное, и на паланском Капище бывал? Ну, на том, что расположено рядом с истоками реки Озёрной?

– Бывал, конечно. Раз пять-шесть, на.

– Говорят, что по нынешней весне его кто-то разорил?

– Как это – разорил? – непонимающе заморгал короткими ресницами Михась. – Кого и чего, на, разорил?

– Капище ваше паланское, древнее. Мол, спилил Главного идола, привязал его к снегоходу, да и утащил в неизвестном направлении.

– Кто, на, говорит? Кто спилил, на?

– Говорят… э-э-э, всякие журналисты в Петропавловске. А кто спилил – до сих пор точно неизвестно.

– Фу-у-у! Отлегло… Журналисты, говоришь, на? Значит, слухи. А я уже, на, чуть не расстроился… Хотя…

– Продолжай, продолжай, – подбодрил Тим. – Сомневаешься?

– Как тебе сказать, на.… Но лучше бы, на, лично убедиться, что всё в порядке. Чтобы кошки бездомные не скреблись на Душе, на.

– А это сложно? Ну, в смысле, убедиться?

– Километров восемьдесят пять отсюда, на. Но всё, на, по горам и скалам. Без вездехода, на. На своих двоих. Трое суток туда. Столько же обратно, на. Если погода, на, конечно, не подгадит… Не, Саныч-начальник, на, столько отгулов мне не даст. Горячая пора нынче. Дорогу надо строить, на. Срочно. Пока дождливая осень, на, не наступила.

– А на один рабочий день отпустит?

– На один, на, отпустит, – подтвердил Угрюмов. – А зачем, на?

– Затем. Я подлечу, заранее известив по мобильнику, на мотогидроплане. Приводнюсь на плёсе Озёрной. Или же Безымянной. Тебя подхвачу. Слетаем по-быстрому к Срединному хребту. Взглянем на ваше Капище… Договорились?

– Замётано, на…

Они вышли на ближайший водораздел, за которым простиралась тёмно-бежевая каменистая равнина, упиравшаяся в плотную и высокую сочно-зелёную стену.

– Заливной камчатский луг? – со знанием дела предположил Тим.

– Это точно, на, луг. Пойма реки Белочки, на, притока Безымянной. А за ней – топкое болото, которое мы, на, и обходили. Только краешком луг зацепим. Не переживай, инспектор, на… Что такое?

– Подожди, спреем попрыскаюсь.

– Ну-ну, прыскайся, на… Готов? Шагаем, на, дальше?

– Подожди. А что это за чёрные и бурые пятна слегка подрагивают возле травяной стены?

– Мишки косолапые, на, понятное дело. Всякие сладкие корни выкапывают из земли и хавают, на.

– Ры-ы-ы, – подтвердил Клык, мол: – «Они, морды клыкастые. Восемь штук. В ряд выстроились, словно трудолюбивые вьетнамские крестьяне, старательно пропалывающие рисовые грядки от сорняков. По телеку наблюдал недавно, третьего дня… Не нравится мне, честно говоря, такое экзотическое соседство. Ну, ни капельки…».

– И мне не нравится… Ты, Миня, ружьишко-то снял бы с плеча.

– Зачем? – удивился Михась. – Медведи, на, они ребята шибко умные, современные и продвинутые. Даже про раздельное питание знают, на.

– Серьёзно?

– Гав?

– А то. Коренной зуб, на, даю. Когда мишки коренья жрут, то ничего другое их, на, не интересует. Потом начнётся нерест лососевых, на. Объявят рыбный месячник. Поздняя осень – перед залеганием в берлоги, на: ягоды, падаль и грибы.

– А сугубо «мясной» период бывает? – заинтересовался Тим.

– Не-а, на. Только ежели у шатунов зимних.… Айда! Шагаем, народы, на. Шагаем. В обход, на, понятное дело…

Они осторожно спускались по крутому склону, оставляя чёрно-бурые пятна в стороне, примерно в трёхстах пятидесяти метрах.

– У мишек-то трава, на, очень высокая. Выше трёх метров, – пояснил Михась. – А мы краешком луга, на, ломанёмся. Там оно всё гораздо пониже будет, на…

Создавалось устойчивое впечатление, что комаров, мошкары, оводов, слепней и гнуса – с каждым пройденным шагом – становилось всё больше и больше. Нет, антикомариный спрей работал исправно, и насекомые практически не кусались: тыкались в физиономию и отлетали. Тыкались и отлетали. Многими-многими сотнями – почти одновременно – тыкались и отлетали…

– Достали уже, гниды штопаные! – не выдержал Тим. – Так и лезут, сволочи, в глаза и в нос. А теперь, тьфу-тьфу, и в рот… Всё, надеваю накомарник. Точка.

– И это правильно, на. Я тоже, пожалуй, напялю.… Вообще-то, у коряков, на, не принято – пользоваться накомарниками. Типа – национальная гордость не позволяет, на, уподобляться белокожим неженкам. Но я же только наполовину, на, паланец. Типа – метис. Надену, на…

Они добрались до луга.

– Пересекаем, на, – глухо, сквозь сетку накомарника, известил Михась. – За мной.

«Здесь трава гораздо пониже?», – шагая вслед за паланцем, мысленно усмехнулся Тим. – «Ну, да. Процентов, наверное, на тридцать-сорок. То бишь, густое полевое разнотравье на уровне двух метров. Ни хрена не видно, что там впереди. Мать его… И как, интересно, Угрюмов здесь ориентируется? Абориген хренов… Какие-то мелкие крикливые пичуги назойливо кружат над головой… Какие? Э-э-э… Синехвостки, овсянки и охотские сверчки. Стайка малых мухоловок перепорхнула… Ага, земля под ногами заходила меленькими волнами. Болотце, не иначе…

– Чав-чав, чав-чав, – безостановочно чавкало под ногами.

– Пи-и-и-и-и, – никак не могли успокоиться за сеткой накомарника бесчисленные камчатские насекомые. – Вж-ж-ж-ж…

Было очень жарко, душно и темно. Солоноватый пот застилал глаза и, стекая по щекам, попадал на запёкшиеся губы.

– Чав-чав. Пи-и-и-и. Вж-ж-ж-ж. Чав-чав-чав…

Наконец, всё закончилось.

Путники, успешно перебравшись через край камчатского заливного луга, выбрались на каменистое базальтовое плато.

Через некоторое время Михась, с удовольствием сдёрнув с головы накомарник, объявил:

– Останавливаемся, инспектор. Отдыхаем и перекуриваем.

Тим, освободившись от накомарника и смахнув ладонью пот с лица, поинтересовался:

– А куда подевались все комары-мошки и оводы-слепни? И где же твоё традиционное – «на»?

– Не знаю, Брут, – смущённо улыбнулся Угрюмов. – Роща, наверное, влияет, – махнул рукой налево. – Накладывает, как любят говорить в толстых романах, свой незримый отпечаток…

– Гав-в, – подтвердил Клык, мол: – «Действительно, накладывает. В том смысле, что некая аура чётко ощущается… Что ещё за аура? Ну, незримая такая… Светлая? Тёмная? Светло-серенькая, на мой взгляд. То бишь, неоднозначная…».

«Вот, значит, какая она, реликтовая роща», – посмотрев в указанном направлении, подумал Тим. – «Метров сто пятьдесят до неё. Расположена на низеньком, чуть заметном холме. Зелень сплошная: яркая и одновременно спокойная. А воздух здесь очень чистый, влажный, свежий и…, и вкусный. Словно бы море где-то совсем рядом. Да, интересное местечко…».

Они, перекурив, двинулись к роще.

Не дойдя до крайней берёзы метров пятнадцать, Михась неожиданно остановился и известил:

– Дальше идите без меня.

– Почему?

– Так надо.

– А всё же? – настаивал Тим.

– Гав? – подключился Клык.

– Мне туда, – указал рукой водитель вездехода. – Видите, кубический иссиня-чёрный кусок базальта? Это такое место специальное, молельное. Надо забраться на этот камень, встать на колени, сосредоточиться и почтительно попросить у рощи-спасительницы о покровительстве и помощи. Так издревле у паланцев заведено.

– У спасительницы?

– Так точно. Потом расскажу. На обратной дороге…

Вскоре они оказались под сенью деревьев.

– Больше всего это напоминает гигантские кусты, – осторожно проводя ладонью по берёзовой коре, сообщил Тим. – Главный ствол, от которого отходят по четыре-пять второстепенных. Только очень высокие кусты – на уровне двадцати пяти, а то и тридцати метров. Листья очень крупные, ярко-зелёные, без червоточин… И кора интересная. То бишь, по идее, раз этим деревьям более полутора тысячи лет, она должна быть очень морщинистой и поросшей всякими там мхами-лишайниками. А что мы видим? Гладенькая такая кора, бело-розовая с редкими чёрными вкраплениями. Словно бы молоденькая-молоденькая… Ну, побродим здесь слегка, пока господин Угрюмов предаётся молитвам паланским?

– Гав, – мол: – «Побродим, не вопрос…».

Они, переходя от дерева к дереву, двинулись – плавными зигзагами – вперёд. Под ногами тихонько шелестела невысокая трава, перемешанная со скромными полевыми цветами и овальными островками пышного бело-жёлтого мха.

– Действительно, местечко… м-м-м, реликтовое, – негромко пробормотал Тим. – Грибы, грибы, грибы. И, в основном, белые. Вернее, настоящие боровики. Крепкие такие – плотные, на толстых-толстых ножках, с тёмно-бурыми бархатистыми шляпками. И большие, и средние, и совсем крохотные. Практически со швейный напёрсток. А ещё я почему-то уверен, что все грибы хорошие. В том смысле, что совсем без червяков… Набрать, что ли, грибков отборных? Тем более что и полиэтиленовый пакет имеется с собой? Нет, не буду, пожалуй. Реликтовые, как-никак. Пусть растут. Точка… И живности всякой здесь в избытке. Белки-летяги азартно перепрыгивают с ветки на ветку. Бело-серый зайчишка проскакал. Тёмно-зелёная ящерка, завидев нас, спряталась в дупле. Ежиха с тремя ежатами торопится куда-то… А ты, друг хвостатый, почему так мирно ведёшь себя? Не лаешь, не бросаешься, не гоняешься… Почему?