Текст книги "Войны некромантов"

Рильке видел все это и не верил чужим глазам. Впрочем, Грегор не позволил ему растеряться. Из двух осквернителей остался один; барабан револьвера, судя по беспомощным жестам Вальца, был пуст; Маска Сета лежала у подножия столба, как никогда более доступная...

Постороннее вмешательство было бесспорным. Мастер ощущал какое-то омертвение на периферии своей блуждающей Ка, словно гангрена поразила его нематериальную конечность. Поэтому он торопился, не понимая до конца, что происходит, но напасть именно сейчас казалось ему заманчивым – в случае удачи он мог завладеть Маской, а заодно и сбежавшим лазарем.

Рильке разлепил веки, и панорама холма, которую он обозревал глазами волка, исчезла. Справа от него терялся в темноте ряд неподвижных фигур конных рыцарей. У лошадиных ног копошились оруженосцы-цверги, готовившие к бою оружие хозяев – лансы и полуторные мечи. Слева, ближе к северному склону, залегла стая четвероногих. Сил ордена было вполне достаточно, чтобы раздавить, разорвать на куски, сожрать живьем жалкую одинокую фигуру на холме. Но гроссмейстер не забывал, что под Менгеном ликантропов было еще больше...

Рильке поднял руку, и темная масса с нарастающим шумом двинулась вверх по склону.

* * *

Музыкальную шкатулку, издававшую дьявольские звуки, Вальц просто раздавил каблуком. Потом перевернул труп Рудольфа на спину и стащил с него пиджак. Спереди ткань превратилась в отсыревшую рваную тряпку. Пошарив в карманах, Вальц обнаружил то, что искал, – россыпь маленьких металлических цилиндров с заостренными наконечниками. Лазарь мыслил не слишком изощренно, но был в состоянии понять, что с этими предметами связано действие магического оружия...

Ему понадобилась всего минута, чтобы научиться заряжать револьвер. Не жалея обнажившихся фаланг и уцелевших ногтей, он по одной вытащил пустые гильзы и наполнил барабан патронами. К этому моменту волки, двигавшиеся значительно быстрее тяжелой конницы, преодолели две трети пути к вершине. Вальц знал об их приближении, но не суетился. Уже ничего нельзя было изменить.

И только как следует подготовившись к бою, лазарь позволил себе прикоснуться к вожделенной Маске. Она лежала там, где ее оставил Руди, – в небольшом углублении возле столба – и была прикрыта металлическим ящиком с Книгой. Вальц поднял Маску, просунув два пальца в затянутые черной пленкой глазницы.

Лазарь не почувствовал ничего особенного. Он оставался слугой, потерявшим хозяина. И все же кое-что изменилось, но он не осознал изменения. Маска Сета могла освободить даже такого, как он.

* * *

...Земля все сильнее дрожала под его ногами. Из темноты доносился топот копыт и хрип. Вальц стремительно обернулся. Как раз вовремя, чтобы в упор застрелить волка. В эту же секунду другой зверь впился в его руку, державшую Маску. Вальц пробил ему брюхо стволом револьвера... После этого он стряхнул кровь и стрелял по серым теням, вынырнувшим из темноты, а раненый волк волочился за ним, капканом впившись в руку. Когда Вальц наконец освободился от этой обузы, расколов зверю череп, его уже взяли в плотное кольцо.

У него оставалось всего два патрона в барабане. Один он приберег для всадника, протаранившего его своим лансом. Рыцарь показался отброшенному на землю Вальцу огромным, непоколебимым, тяжеловесным, но на самом деле достаточно было одной маленькой дырочки посередине забрала, чтобы железный колосс вывалился из седла. Его мощный конь едва не втоптал лазаря в землю. Вальц откатился из-под копыт, даже не замечая, что стремится оказаться поближе к меху, в котором хранил чумную крысу.

К упавшему Расчленителю рванулись волки. Со всех сторон надвинулись оскаленные пасти. Последнюю пулю он выпустил, почти воткнув револьвер в глотку ближайшему зверю, и бросил бесполезное оружие. Под руку попался металлический ящик. Его острым углом Вальц сломал ребра одному из ликантропов. Но конец был близок, и лазарь судорожно вцепился в наполненный землей мех...

Неожиданно волки отступили, повинуясь беззвучной команде. Вокруг Вальца сомкнулась звенящая стена доспехов. Лансы с тупыми турнирными наконечниками прижали его к земле и почти лишили возможности двигаться.

* * *

...Вкрадчивый голос хозяина призывал его к покорности. Очень далекий голос, но вполне отчетливый, как те, ДРУГИЕ голоса, поселившиеся в его голове... Однако влияние Маски стало в эти мгновения беспредельным, вытеснив все остальное. Противоречивые приказы недолго раздирали Вальца на части.

Предприняв последнее отчаянное усилие, он рванулся и прижал к лицу Маску Сета.

Фетиш мгновенно соединился с его кожей, запустив в глубину липкие нити. Тесная вселенная Вальца, ставшая в эти минуты безвыходной ловушкой, внезапно опустела. Вспыхнул слепящий свет, пробившийся даже сквозь закрытые веки.

Сознание лазаря рассыпалось на осколки, а тело Расчленителя провалилось куда-то вниз, оставив после себя лишь взрыхленный участок земли в форме человеческого тела. Почва на этом участке состояла из мельчайших частиц. Даже камни превратились в пыль...

Все произошло так быстро, что тевтонцы, находившиеся в четырех шагах от Вальца, видели только, как он внезапно исчез.

За много лиг от того места мастер Грегор, ни разу не пересекавший границу Четвертого рейха во избежание преждевременного конфликта, медленно пробуждался от многосуточного сна. Пробуждение длилось несколько часов. Состояние Грегора не было обычным сном – никто не может спать так долго. Грегор «отсутствовал», и даже охранявшие его тело сектанты не понимали до конца, что это означает. От них требовалось лишь подпитывать неподвижную человеческую оболочку и оберегать ее от любых внешних воздействий.

Для этой цели луниты выбрали заброшенную деревню недалеко от северной границы Булхара, последний житель которой умер с десяток лет назад. Поэтому некому было занести сюда чуму... Люди из свиты Грегора расположились здесь основательно. Карету мастера загнали в покосившийся сарай.

Потянулись долгие дни и ночи, на протяжении которых почти ничего не происходило. Только сменялась стража, выставленная вокруг деревни. И еще человек, единственный из всех одетый в светский костюм, регулярно наведывался в сарай. Он был заинтересован в успешном окончании миссии секты как никто другой. От этого зависела не только его карьера, но и жизнь...

* * *

Гемиз, который стал спутником и соглядатаем Грегора по приказу Императора, открыл дверцу кареты и содрогнулся. К тому, что находилось внутри экипажа, трудно было привыкнуть. Гемиз, не поднимавший глаз, видел только рясу сидящего человека и кисти его рук, лежавшие на коленях...

Секретарь поставил фонарь на пол и закатал рукав рясы на прозрачной, будто стеклянной руке. Рука была холодной, а мясо на ней подрагивало, как желе...

Бездыханное тело мастера Грегора находилось здесь уже около недели. Гемиз не мог назвать его трупом хотя бы потому, что не заметил ни малейших признаков распада. Он медленно поднял глаза и заглянул под капюшон.

Лицо лунита жутким образом преобразилось. Сквозь кожу ясно проступили очертания черепа с неизменной утрированной улыбкой, которую подчеркивали два ряда кривых зубов. Темные волоски отраставших бороды и усов, казалось, росли прямо из воздуха. Сквозь закрытое веко единственного глаза был виден застывший потухший зрачок. По другую сторону от переносицы тускло поблескивала монета с двуглавым орлом...

Гемиз сделал сидящему инъекцию какой-то дряни, приготовленной знахарем секты. Ему было хорошо видно, как погружается в тело конец полой костяной иглы. Гемиз выдавил содержимое шприца, и темное пятно стало расплываться там, где только что виднелась тонкая сеть кровеносных сосудов...

Секретарь делал это не в первый раз и уже знал, что должно было произойти дальше. Спустя десять минут кожа мастера утратит прозрачность и приобретет молочно-белый цвет. Фигура Грегора превратится в статую, облитую эмалью. Спустя еще полчаса он снова станет похожим на живого мужчину. Но ненадолго. Затем последует обратное превращение в жуткий студнеобразный гибрид медузы и человека.

Однако на сей раз Гемиз был свидетелем настоящего пробуждения. И предпочел скрыться до того, как мастер узнал о его присутствии. Он загасил фонарь и прикрыл за собой дверцу кареты, оставив Грегора в темноте. После этого секретарь Императора занялся кормлением почтового голубя. Тому предстояло преодолеть путь длиной в полторы тысячи лиг, чтобы достичь Моско. Гемиз еще не знал, каким будет сообщение, но то, что Грегор пробуждался, означало, что новости появятся обязательно...

* * *

Грегор открыл глаза и поднес к лицу пухлые ладони. Некоторое время он словно изучал восстанавливающиеся на них линии в луче тусклого света, падавшем сквозь дыру в крыше кареты. Потом мастер пересчитал следы инъекций на локтевом сгибе. И слабо улыбнулся. Его губы растягивались с еле слышным хрустом.

Недаром он отпускал свою Ка в странствие, чреватое вечным изгнанием в случае малейшей ошибки. Его план близился к завершению. Правда, фетиш до сих пор не принадлежал лазарю и оставался в чужих руках, но это была незначительная частность. Кроме того, Грегор выяснил, что у него появился сильный противник. Наверняка это был не ренегат из числа бывших лунитов – таких попросту не существовало. Возможно, неприятности ему доставлял один из адептов западных сект. Появление соперника оказалось для Грегора неожиданным, но не более того.

Окончание партии должно было быть разыграно на территории Россиса, что давало лунитам значительное преимущество. Даже гнев Императора, обрушившийся на секту после бегства лазаря из Свийи, не помешает мастеру осуществить задуманное. А после... после и сам Император станет лишним...

Грегор потянул носом воздух. Внутри кареты все еще витал приторный запах Гемиза. Похоже, остроносый секретарь считал, что стал своим человеком в секте. Мастер пока не разочаровывал беднягу. Грегора забавляли его глуповатые интрижки. Гемиз даже не догадывался, как мало значит он на этом свете, и с какой легкостью покинет его, когда наступит подходящий момент...

Дождь лил с унылого зимнего неба, и во рту лежащего на холме собралась вода. Немного воды было и в его глазницах; тонкие струйки стекали по обе стороны лица, отчего казалось, что мертвец плачет. Минувшей ночью шакалы уже расправились с трупами волков, брошенными тевтонцами ниже на склоне, но почему-то не тронули человека. Его босые ноги были по колено погружены в жидкую грязь, а ткань дорогих брюк расползлась и смешалась с землей.

Невидимый стервятник кружил над трупом – маленькая черная птица, парившая в других ландшафтах, где не было ни дождя, ни холма, ни окружающего леса. Были только живые и мертвые – сгустки энергии разной интенсивности и плотности... Птица кружила уже очень долго, не отлетая совсем и не приближаясь. Ее соединяла с трупом тонкая трепещущая нить. Наступило время, когда нить начала сокращаться, втягиваясь в тело мертвеца в области солнечного сплетения...

* * *

Рудольф Хаммерштайн возвращался оттуда, откуда обычно не возвращаются. Смерть в очередной раз отрыгнула, и некоторое время, пока продолжалась реанимация, он с отвращением взирал со стороны на своего опостылевшего зомби. Оказывается, бесплотное существование тоже могло быть приятным – оно напоминало непрерывно прокручиваемое кино...

Воспоминания. Эпизоды из прошлого. То, что было, и то, что могло бы случиться. Но ничего невероятного. Поэтому Руди не знал, чему верить. Его память представляла собой электрическую сеть, оседавшую на нейронах мозга, – сеть со множественными следами имплантаций. В ней не осталось ни одного «живого» места.

И тем не менее эта изувеченная система еще работала. Другое дело – на что была похожа ее работа... В общем, Руди вспоминал.

Он вспоминал свое детство, Клагенфурт тех лет, губернаторский дворец. Дикие головные боли, терзавшие его в нежном возрасте, – ими он расплачивался за пробуждение «психо». Девушку, с которой потерял невинность. Первых чудовищ чужого сознания. Первые извращения. Свою первую охоту на техна. Отца в расцвете сил и Марту – тогда еще тощего подростка...

Потом на этот идиллический фон наложились темные силуэты людей, лица которых ничто не могло раскрасить или сделать различимыми. Среди них – фигура его матери. Ее появление было похоже на выпадение роковой карты. Он не мог сложить простейшую мозаику, будто в кошмарном сне. По женскому лицу струилась чернота, смердящая, как чья-то совесть...

А еще он увидел Железную Змею или, если верить Тайле, цель их паломничества. Но разве можно было верить Тайле? При мысли об этом ему хотелось смеяться, однако смеяться было нечем. Он издал виртуальный смешок. Его сознание на несколько мгновений просто стало сознанием смеющегося существа. Ангелом возле престола Господня...

Змея представлялась ему чем-то вроде двери между мирами, соединяющей некро – и биосферу. До сих пор Руди казалось, что через любые двери можно пройти в обоих направлениях. Сейчас он не был уверен в этом.

Змея проявилась в виде гигантского одиночного рельса, свернувшегося среди темных гор в невообразимые кольца. Это видение трансформировалось в еще одну картинку из детства. Он вспомнил некое место, залитое огнями, и Монорельс, по которому стремительно проносились суставчатые поезда, полные восторженных людей. Если точнее – детей...

Наплыв. Картинка приблизилась. Он увидел веселые лица, блестящие глаза и рты, распахивающиеся в притворном испуге. Ему было непонятно это. Он привык к тому, что страх – всегда настоящий, а опасность – неподдельна. Но, похоже, худшей из опасностей, грозившей ТЕМ детям, было несварение желудка...

На его глазах поезд, скользивший по Монорельсу, рухнул вниз.

Руди не успел испытать никаких чувств. Через мгновение поезд засверкал на ближайшей излучине, взбираясь вверх, как серебряная ракета, устремленная к электрическим звездам... Из него выглядывали лица, сиявшие восторгом.

...Если верить видению, эта дверь была дверью, открывающей дорогу к самой жизни. Руди не мог доверять своим видениям – или снам, невнятным и расплывчатым. Его скептицизм был почти абсолютным, естественным и бессознательным. И все же, чтобы вырваться отсюда, ему нужна была Маска Сета. А Маска могла находиться там, где находилась Тайла. Ему ничего не оставалось, как только найти и убить девушку. И вернуть себе то, что принадлежало ему по праву первенства.

Но что же все-таки случилось с его настоящей матерью?.. Мучительно напрягаясь, он вспоминал...

Ночь ее загадочного исчезновения. Упорные слухи о том, что ее видели среди кочевников. Необъяснимую пассивность фон Хаммерштайна... А потом была стычка с сицилианским кланом Веронезе и локальная война с технами в центральной Европе. Тогда для Рудольфа и кончилось время власти. Он никогда не умел держаться на достаточном расстоянии от опасных мест...

В своих воспоминаниях он приближался к зловещему эпизоду. Кино прекратилось. Обрыв ленты. Лакуна, которую ничем нельзя было заполнить... Он пробовал приблизиться к ней, снова и снова запуская испорченный проектор...

Война... Контузия... Плен... Лакуна.

Он попробовал еще раз. Домой, в Клагенфурт, он вернулся спустя несколько лет. Не только без прежних способностей и амбиций, но и с враждебной миссией. Как назвал его Шверин фон Вицлебен – «дрессированным убийцей»? Что ж, барон не ошибся. Похоже, он вообще редко ошибался...

Итак, плен. Временная потеря контроля над «психо». Монастырь технов. Это уже было ближе к другому краю лакуны, где воспоминания Руди возобновлялись... Дресслер! Фигура настоятеля была такой же, как фигура матери, – черной, с неразличимым лицом. Злой гений Рудольфа Хаммерштайна. Колдун, похитивший его тень. Зверь, вылакавший душу...

Он больше не вспоминал. Все усилия оказались бесполезными. Существовало два Руди – ДО и ПОСЛЕ пребывания в монастыре. Между ними находилась непроницаемая завеса некоего искажения.

Чудовищное положение. И, скорее всего, непоправимое...

Его личная катастрофа заключалась в том, что он не мог обнаружить мотивы своих поступков и устремлений. Причины того, что поступал так или иначе. Это не имело ничего общего со сверхсознательным или с безмолвием разума, присущим просветленным. Хаотические течения носили его, как щепку. Все совершалось помимо его воли, и вместе с тем во всем была неотвратимость...

Не существовало более абстрактного слова, чем слово «свобода». И даже выбор – «жить» или «умереть» – был в подавляющем большинстве случаев не его выбором. Но и существа вокруг него были подвержены тысячам разнообразных влияний. Не всегда представлялось возможным отличить внутренние влияния от внешних, личное и подсознательное – от воздействия среды. Каждый, кого он знал, был марионеткой, и тысячи пальцев дергали за веревочки. Это были отнюдь не божественные пальцы...

На последнем Руди сосредоточился, прежде чем сделал окончательный вывод: ЕГО ОКРУЖАЛИ ЗОМБИ.

От этой мысли ему не стало ни лучше, ни хуже. Разница между ним и всеми остальными заключалась в глубине зомбирования. У него не было иллюзий, а самое главное – он утратил способность страдать. Даже собственную ущербность он вычислил равнодушно.

...Сгустком чего-то неописуемого он вливался в бренное тело. Зачем? Он по-прежнему не знал ответа.

Причиной было притяжение. Колдовство. Сила. Уанга. Вероятно, влияние боко... Так был устроен его мирок. Бастарда Рудольфа превратили в слишком простое существо, чтобы оно имело наглость роптать.

* * *

Наконец произошло слияние. Руди втиснулся в тесную клетку ребер, три из которых оказались сломанными, погрузился в рыхлую плоть, и его восприятию снова пришлось довольствоваться жалким набором из пяти органов чувств.

Потом он занялся поисками Реаниматора. Сначала внутри себя. Безрезультатно. Собственный организм оставался для него загадкой. Тогда он попытался найти Реаниматора снаружи. Он ожидал увидеть настоятеля Дресслера... Хунгана... Может быть, даже Иисуса. Дальше этого его фантазии не простирались.

Веки лежащего человека дрогнули, потревожив лужицы воды, в которых отражалось небо, перечеркнутое широкой черной тенью пограничного столба. Руди открыл глаза, и на протяжении некоторого времени дождевые капли ударяли прямо в зрачки. Несмотря на это, он смотрел. Пустота в его взгляде сменялась ужасом.

Вершина столба была пуста. Каменный Страж Границы, Демон Розы Ветров, Барон Самеди исчез. Потоки воды стекали по гладкому монолиту, как сотни лет назад. Раньше Руди и не представлял, что мир может оказаться до такой степени пустым.

...Он попытался встать и вспомнил другое: грохот выстрелов, запах гари, мощные удары в грудь и самое неприятное зрелище в его жизни – «питон» ан фас, плюющийся искрами и кое-чем похуже...

Вокруг было безлюдно и тихо, поэтому в первую очередь он занялся собой. Разорвал рубашку, вернее, то, что от нее осталось, и тупо уставился на шесть оплавленных металлических шариков, вдавленных в его кожу на груди и животе. Было похоже, что кто-то специально оставил на его теле этот сувенир.

Шарики тускло поблескивали. Руди вытащил один из углубления, как раз подходящего по размеру. Сомнений не осталось – серебро. Когда-то это были револьверные пули...

Ошарашенный новой загадкой, он перекатывал шарик в ладони. Пальцы другой руки продолжали ощупывать тело. Поднеся их к глазам, он увидел многочисленные бескровные порезы. Зато на месте попаданий были только вмятины и звездообразные шрамы. Целое созвездие шрамов там, где должно было бы остаться перепаханное пулями и никуда не годное мясо...

Одна из пуль угодила точно в его подкожный карман и превратила золотые диски в осколки, веером топорщившиеся над правым соском. Он извлек самые крупные из них, а те, что помельче, пришлось оставить до лучших времен, когда в его распоряжении окажется пинцет. Он не очень надеялся, что такие времена действительно наступят.

Он встал в полный рост и оперся на столб. Впечатлений у вернувшегося с того света было слишком много. Дождь поливал его ледяными струями, но зато смывал грязь. Руди остался почти голым, если не считать брюк, превратившихся в некое подобие набедренной повязки. Лучше всего сохранился кожаный пояс.

Он заглянул в пустую яму у подножья столба... Видения не обманули Рудольфа. Маска Сета исчезла. Металлический ящик со следами крови лежал поблизости.

Его взгляд переместился на объеденные шакалами волчьи трупы и размытые следы лошадиных копыт. Следов осталось множество. Похоже, здесь побывал целый отряд.

Руди огляделся в поисках фригидной стервы и кривошеего урода, пытавшегося его прикончить, но в пределах видимости не было вообще ни одного человека. Впрочем, он смутно помнил то, что происходило после начала ритуала...

Он наткнулся на револьвер, утонувший в грязи. Его лицо исказилось, словно он увидел кастрированного жеребца или падшего ангела. Какая-то особенная безжизненность была в испорченном инструменте смерти... И очень странно, что он чувствовал это.

Тут же, неподалеку, валялись обломки музыкальной шкатулки.

Руди поднял «питон», вытер его обрывками ткани и вылизал языком, глотая комочки грязи. Потом засунул револьвер за пояс, не рассчитывая всерьез в обозримом будущем почистить и смазать его как следует. В крайнем случае пушка могла пригодиться в качестве кастета.

Дело было за малым. Среди пустых гильз он отыскал четыре патрона, которые не успел использовать расстрелявший его ублюдок. Еще три завалялись во внутреннем кармане растерзанного пиджака. Патроны отсырели, но как раз это было поправимо.

Итак, Руди мог подвести промежуточный итог. Он остался голым, почти безоружным, лишился Маски, звуковых кодов и сомнительного проводника. Единственным местом в этом мире, о котором он хоть что-нибудь слышал, была некая Железная Змея. Он знал приблизительное расстояние до нее и более чем приблизительное направление, в котором следовало идти. И он пошел, руководствуясь правилом, которым руководствовались и более изощренные умы на протяжении сотен лет до него.

Это правило гласило: «кривая вывезет».