Текст книги "Войны некромантов"

Принцесса следила за силуэтом своего двойника, пересекавшего зыбучие пески, но на самом деле за ним следил Посторонний – из тайников сознания, где его присутствие не сумел обнаружить даже Император.

По мере того, как лазарь приближался к опасному месту, тревога Дресслера сменялась страхом. Он сохранил тело-носитель, почти избавился от чужого зомби, но какое это имело значение, если Маска Сета будет потеряна для него навсегда?..

Когда голова преследователя канула в песчаную воронку, а вместе с нею исчезла и Маска, принцесса подняла лицо к луне и сдавленно завыла. В этом зверином вое слышалось отчаяние беспредельно уставшего от жизни человеческого существа.

* * *

Ее вой оборвался так же внезапно, как начался. Император резко обернулся. Уплотненный воздух закручивался вокруг него едва заметной прозрачной спиралью. Только пыль, летящая в лучах лунного света, делала видимой защитное поле.

Грегор появился на террасе в сопровождении нелепой фигуры – высокого хмурого брюнета, зрачки которого представляли собой узкие вертикальные щели. Впрочем, незнакомец показался Императору нелепым только потому, что хозяин дворца и империи не ожидал ничего подобного. На самом деле этот человек был опасен – куда опаснее сектанта. Император почувствовал это сразу же. Про себя он окрестил чужака «живым трупом». Тот был равнодушен, как стихийное бедствие. Грязно-серый стальной предмет в его руке тоже выглядел отнюдь не подарком.

Император имел дело с новой, еще незнакомой ему силой, которую олицетворял человек в черном окровавленном сюртуке. Тот вел лоботомированного Грегора на коротком поводке – а это было достаточно веской рекомендацией... Император почти мгновенно сконцентрировал защиту в направлении непрошенного гостя.

Впервые на его памяти кто-то приближался к нему без его согласия. Оба – незнакомец и сектант – не излучали вообще ничего (примерно такая же пассивность была присуща трупам) и поэтому не обнаруживали себя до последней минуты. Оставалось совершенно непонятным, как они беспрепятственно проделали не только сотни лиг по территории Россиса, минуя заслоны имперских войск и столичной гвардии, но, самое главное, как им удалось пройти последнее, почти непреодолимое препятствие – личную охрану Императора.

Однако у него уже не было ни желания, ни времени разгадывать эту загадку. Он остался наедине с врагом. Вторжение началось. Император опасался его всю жизнь и хорошо знал, что не доживет до почтенного возраста, но все началось задолго до того, как старческая немощь лишила бы его способности контролировать свое окружение.

...Убедившись в безрезультатности попыток удержать незнакомца на расстоянии, Император первым нанес удар. «Огненный туман» не остановил человека в черном сюртуке, и даже Грегор, связанный с ним кожаным ремнем, продолжал двигаться, хотя и корчился от боли. Адской парочке не помешали ни «Ветер из бездны», ни «Карусель времени», ни «Дыхание серого карлика»... Это было хуже, чем сражаться с каменным идолом – идола Император ценой нескольких месяцев жизни мог бы развеять в дым, а незнакомец казался неуязвимым.

Хозяин дворца отступил на шаг, чего никогда раньше не делал. Его отношение к последней схватке осталось безукоризненным, а зеркало души – незамутненным. Он не жаловался, как не жалуется дерево, сломанное бурей. Ему открылась предопределенность, которой подчинялась любая сила. Мир упростился до одного-единственного эпизода.

Император понял, что нить его личного времени разорвана, и в этой реальности ему принадлежит лишь жалкий обрывок длиною в несколько минут...

* * *

Руди увидел ту, к которой его влекло необъяснимо и почти так же сильно, как лазаря к Маске Сета. Правда, с Тайлой произошли заметные перемены: он помнил ее дикой и опасной, а сейчас она выглядела, как брошенное в лесу домашнее животное. Но и это было не так уж важно.

В пределах видимости Маски не наблюдалось. Рядом с Тайлой стоял высокий величественный старик, чем-то похожий на графа Хаммерштайна, и атаковал его, генерируя мощную волну «психо». В полном соответствии с законами человеческой комедии вся сцена чертовски напоминала события пятисотлетней давности в губернаторском дворце Клагенфурта, однако, в отличие от Гуго, Руди уже обезвредил «мальчиков» из охраны...

Он преодолел защиту Императора, пройдя сквозь нее, как нож проходит сквозь масло. Он был невосприимчив к галлюцинациям, немедленно растворял любые материальные объекты, порожденные высокочастотными вибрациями, и параноидальные кошмары, «всплывавшие» из подсознания. Его «психо» подпитывалось отрицательной энергией страха, излучаемой противником.

Рудольфа не остановила даже безкислородная зона шириной в несколько метров. Он двигался в потоке воздуха, обтекавшем его со всех сторон, и на всякий случай гнал перед собой плотный компактный сгусток инертного газа. Все это обходилось ему недешево – с каждым шагом он терял полкилограмма своей массы...

Странно, но именно в эти минуты смертельно опасного противодействия Руди окончательно убедился в том, что на самом деле не был зомби. Он даже ни разу не находился в стадии клинической смерти. Некоторые эффекты можно было объяснить искаженной психикой. Все остальное – нечувствительность к боли, почти полное отсутствие эмоций, одержимость одной целью и невероятная живучесть – было следствием перекодирования сознания и неизбежного радикального изменения физического состояния.

Он считал самого себя мертвым – это было частью изощренного плана Дресслера. Программа, реализованная на уровне инстинктов, заставляла его действовать со скоростью и точностью, практически недоступными людям, прошедшим курс обыкновенной тренировки... Он действительно являлся почти идеальным исполнителем – до тех пор, пока в программе не произошел сбой, и Руди начал медленно и мучительно осознавать себя...

* * *

...Ствол «питона» уперся Императору в грудь. После этого Рудольф не медлил. Он и сам не мог бы обезвредить пулю на таком малом расстоянии. Он выстрелил в упор и увидел, как кровь выплеснулась на камни из спины стоявшего перед ним человека.

Тотчас же давление на него ослабло, подошвы перестали липнуть к полу, а человек начал падать вперед, и Руди пришлось отступить в сторону. Он закачался – настолько мало сил у него осталось – но все же наклонился, чтобы произвести контрольный выстрел. Это оказалось излишним. Он констатировал смерть от остановки сердца.

* * *

– Прекрасно, мой мальчик! – произнес рядом с ним очень знакомый голос. – А теперь иди ко мне!

Голос был женским, но с какими-то странными хриплыми нотками. Чтобы увидеть говорящего, Рудольфу нужно было повернуть голову. Он поворачивал ее одновременно с револьвером, в котором еще осталось три заряда. Он не мог позволить этой девке продолжать дурацкую затянувшуюся игру.

В поле зрения Руди появилась голова Тайлы.

Он увидел глаза настоятеля Дресслера.

Рудольф давно забыл, что такое страх, но это было по-настоящему страшно. Глаза хунгана как будто глядели сквозь прорези в маске, сделанной из живого женского лица. Оказывается, Руди помнил их спустя десять лет... Он почувствовал слабость, вялость, полное бессилие... Перед ним был тот, кого он искал и когда-то смертельно боялся. Человек, разбудивший его от вечного сна, руководивший им, пославший его с самоубийственной миссией в Клагенфурт. Хозяин его тени. Посредник между ним и Бароном Самеди...

Руди не мог причинить боль настоятелю. Сейчас он был как игрушка с выключенным питанием. И все же, все же... Какая-то остаточная энергия бродила в нем. Что-то, принадлежавшее только ему и никому другому в целом мире, заставило его медленно поднять револьвер. Одно из звеньев сковавшей его цепи было надпилено, и оставалось сделать последний рывок, после которого мог наступить неизвестный рай освобождения. Или смерть.

«Прощай, Дресслер!» – с трудом прошептал он. Его палец разорвал невидимую паутину и сдвинул с места спусковой крючок...

* * *

...Ствол «питона» коснулся чистого бледного лба принцессы. На ее лице не было ни единой морщинки и ни малейших признаков испуга. Но Руди воспринимал его теперь, как всего лишь одно из обличий хунгана.

Дресслер сверлил его взглядом. Губы девушки безобразно шевелились, выплевывая заклинания. Каждый звук отдавался в мозгу Рудольфа болезненным изменением. Часть его клеток отмирала. Заклятия боко опустошали его с ужасающей скоростью...

Через несколько секунд Руди забыл не только об освобождении, но и о том, почему хотел убить эту стерву...

Чья-то тень надвинулась сбоку. Взгляд Руди был прикован к лицу Тайлы, поэтому он увидел вначале следствие, а потом уже причину. Узкие ножи воткнулись в оба уха девушки и скрестились где-то внутри ее мозга. Руди успел заметить, что рукоятки ножей охвачены окровавленными, но очень тонкими пальцами. Пальцами, которые тоже принадлежали женщине...

Ему показалось, что из зрачков Тайлы-Дресслера выпрыгнули черные спиралевидные пружины. Энергия удара была так велика, что смерть наступила мгновенно. Дресслер не успел «переместиться» и оказался намертво связан с необратимо поврежденным носителем. Необходимо было вмешательство извне, чтобы освободить его из плотской тюрьмы. А она начала гнить с той самой минуты, когда клетки перестали обновляться и прекратилось течение крови.

Если бы Дресслер мог хоть что-нибудь осознавать, то понял бы, что на сей раз исчез из этого мира надолго.

* * *

...Голова Тайлы с мертвыми глазами и застывшим ртом опустилась куда-то вниз, а на ее месте возник череп, в глазницах которого чернели две вселенные. Под верхней челюстью Маски кривились губы – это была хорошо знакомая Рудольфу наглая ухмылка. Но сейчас он с трудом вспомнил, КТО улыбался так в последний раз... Из приоткрытого рта сыпался песок...

Руди все еще держал «кольт» на уровне глаз и теперь мог разнести вдребезги не только голову второй Тайлы (как он думал, настоящей), но и злополучную Маску Сета. Почему-то ему казалось, что это сразу же упростит все – даже оставшийся путь, который не будет слишком длинным.

Искушение было огромным, почти неодолимым. Он не хотел новой зависимости – хотя бы и от надежды обрести новое, полноценное бытие. Нельзя по-настоящему сильно желать того, о чем не имеешь понятия. Но он кое-что знал о жизни. Знал... и забыл.

Лазарь снял Маску. Руди увидел глаза Тайлы, устремленные на Грегора. В одном из них светилось безграничное обожание. Зрачок другого был неподвижен, а между веками скопилась желтая слизь. Рваная бескровная рана протянулась от правой брови до темени. Это обезобразило девушку, и все же она была больше похожа на Тайлу, которую он помнил.

Рудольф ожидал чего угодно, только не того, что произошло чуть позже. Тайла не воспользовалась плодами своей победы. Вместо этого она подошла к Грегору и опустилась перед ним на колени.

Пауза оказалась долгой. В течение нескольких минут сектант оставался безразличен и неподвижен. Зрачок его единственного глаза смотрел в одну точку... Руди ждал, чем все закончится. У него появилось ощущение, что он присутствует при символической встрече, которая для него уже невозможна и которую он мог прервать в любую минуту. Потом на губах Грегора вдруг зазмеилась тонкая улыбка.

Взгляд мастера стал осмысленным впервые с тех пор, как тот вышел из «Золотой короны». Он медленно поднял руку и возложил ладонь на покорно опущенную голову лазаря. Руди видел, как в тени под ладонью мелькают лица: среди них лицо Тайлы, зеленоватая физиономия мужчины с разорванной щекой, морщинистая мордочка какого-то старика... Превращения происходили мгновенно, а тень разрасталась, целиком обволакивая коленопреклоненную фигуру. Вокруг нее дрожал воздух, как будто она была всего лишь миражом в пустыне. Тень насыщалась тьмой; на сапоги Грегора все еще сыпался песок...

Лазарь держал Маску перед собой. Другая рука мастера потянулась к ней. Как только сектант прикоснулся к черепу, по его лицу пробежала судорога – болезненная, но отрезвляющая. Маска возвращала Грегору разум. Кое-кто не мог этого допустить.

Рудольф произнес фразу, неожиданно всплывшую из глубины подсознания. Он не помнил, где и при каких обстоятельствах слышал эти слова. Возможно, они были образцом его убогого черного юмора.

Он сказал:

– Свидание закончено!

Руди не пожалел драгоценного патрона и выстрелил дважды. На всякий случай.

В тот день удача была на стороне бастарда. Как ни странно, оба патрона оказались годными.

Первая пуля попала Грегору в висок; его голова нелепо дернулась, а руки взлетели вверх. Он отшатнулся; вторая пуля вошла в череп над ухом, перебила повязку, и монета зазвенела о камни. Было видно, как в пустой глазнице корчится членистое тельце ядовитого насекомого... Мертвый Грегор мягко распластался на террасе, словно большая жирная лягушка.

* * *

...На лицо Тайлы упал лунный свет. Оно ничего не выражало – может быть, только ужасающую внутреннюю пустоту. Руди приблизился и взял Маску из ее рук. При необходимости он готов был истратить оставшийся в барабане патрон и даже тот, последний, который лежал в кармане его сюртука, но лазарь не оказал сопротивления. Тайла просто не знала, что делать с фетишем, потерявшим всякое значение...

Руди наклонился и прошептал ей в ухо два слова: «Железная змея». Девушка дернулась и поднялась с колен. Некоторое время она смотрела на него с опаской, как на единственное живое существо в мире, кроме нее самой. Потом ее лицо разгладилось.

С непонятной улыбкой она обвела взглядом трупы: принцессу с торчащими из ушей костяными рукоятками ножей, Императора, похожего на скончавшегося от голода отшельника, мастера Грегора с обезображенной головой... Руди начал кое-что понимать. У нее больше не было хозяина. Похоже, эта несчастная, кем бы она ни казалась, только что освободилась. И так же, как и он, пока не знала, что делать со своей свободой...

Они оба – человек и некросущество – приобрели лишь ощущение абсолютной потерянности. Оба были овцами, отбившимися от стада, а мертвые пастухи лежали возле их ног.

У входа на террасу появилась уже ничем не сдерживаемая вооруженная толпа. Руди слишком ослаб, чтобы сопротивляться. Оставалась открытой единственная дверь к спасению.

Он притянул к себе Тайлу. Они обнялись, как любовники, которые не любят друг друга, но крепко наказаны одиночеством, а потом Руди опустил на лицо Маску Сета.

Темный мир лежал под звездами – мир, в котором неуютно чувствовали себя живые и совсем не было места мертвым. Люди, не узревшие божественный свет, несли в себе груз рокового прошлого, а будущее не внушало ничего, кроме страха. Поэтому счастливыми оказались те, у кого не было будущего. Они видели свет всего мгновение – достаточно долго, чтобы ослепнуть.

* * *

Руди и лазарь находились в Хвосте Змеи. Мерцающее тело Монорельса извивалось, превращаясь в немыслимо сложный росчерк дьявольского пера, вечную загадку Дамбаллы, дорогу, ведущую к посмертному существованию, или – в зависимости от того, насколько фанатичной была вера приходящих, – к новой жизни. Вера порождала тонкие вибрации, которые пронизывали материю, предотвращая окончательный распад, возвращение в прах, конец волшебства...

Впервые за несколько столетий остановилось движение по Монорельсу. Магия лунитов перестала питать основной инструмент секты, поток энергии иссяк, все инициаторы таинства были мертвы...

Тайла с трудом отодвинула прозрачную крышку с металлической окантовкой. Тусклый лунный свет, проникавший в грот, дробился внутри слюдяных пластин. Земля, которой саркофаг был заполнен до половины, оставалась сырой и рыхлой.

Руди лег в саркофаг, едва ощутив спиной могильный холод остывшего перегноя. Тайла принялась закапывать его, накрыв лицо Маской Сета. Она делала это с таким же безразличием, с каким когда-то отдавалась ему. Начисто лишенная сентиментальности, она не обменялась с ним ни единым словом, ни единым взглядом. Наконец выступающие части черепа исчезли под слоем земли. Тогда Тайла медленно задвинула крышку на место.

Скребущий звук был последним, что слышал человек в саркофаге. После этого воцарилась абсолютная тишина. Какие-то тени пробегали за мутнеющим прямоугольным окном, но Руди не мог их рассмотреть. Спустя несколько часов полной изоляции он вообще перестал себя осознавать.

* * *

...Над ним была бездонная воронка неба. Она медленно вращалась, унося его от одного берега существования к другому на непостижимой карусели мироздания. Он уже не был мертвым, но еще не был и живым. Ему не мог присниться тот общий сон, который люди называют жизнью, и далеко было до леденящих объятий смерти.

Он находился в третьем, промежуточном состоянии.

Стадия личинки, летаргия еще не сформировавшегося разума, нирвана клеток, затянувшееся рождение существа, которое не было ни человеком, ни пресмыкающимся, ни даже насекомым...

Саркофаг заменил существу кокон и материнскую утробу, а само рождение длилось не минуты или часы – оно растянулось на недели...

* * *

Прошел лунный месяц, и саркофаг оказался в Голове Змеи. Лазарь шел к этому месту другим путем, снова превратившись в Вальца. Он карабкался по горным тропам, спускался в ущелья, пробирался над безднами пропастей. По пути он ел ягоды, грибы без разбору и жевал листья коки. Они не приносили ему вреда, но возвращали иллюзию силы.

На самом деле к концу перехода сил хватало только на то, чтобы дышать и ждать. Ожидая на конечной станции, лазарь снова обернулся Тайлой... Утром она увидела саркофаг, в котором лежало ОНО. Кончилось безразличие. Последний день принес нестерпимое предчувствие конца.

* * *

...Ей было страшно, но она преодолела свой страх, отодвинула крышку и принялась руками раскапывать землю. Медленно, слой за слоем, снимала она темные сырые покровы... и не находила ни Маски, ни человеческого тела. Холод разливался по ее членам. Страх потерять разум был сильнее, чем страх найти НЕЧТО...

Наконец пальцы коснулись чего-то плотного, не рассыпавшегося от их прикосновения. Несколько секунд Тайла стояла, собираясь с духом, потом продолжала копать. Возможно, она вовсе не освобождала заключенное в саркофаге существо, а просто разрывала могилу.

...ОНО оказалось совсем маленьким, мягким и чуть более теплым, чем сама земля. Отдельные части тела не давали представления о целом, пока Тайла не взяла ЕГО на руки.

Руди больше не было. Он исчез. Вместо мужского тела в саркофаге оказался сморщенный младенец, казавшийся в сумерках пепельно-серым. Между его приоткрытыми губами чернела земля. Глаза были затянуты пленкой, к которой Тайла боялась прикоснуться.

Она держала его – такого маленького и жуткого. Это был страшный младенец. Магический плод Монорельса. Опасная игрушка извращенной природы. Новая личинка Дьявола... Или нераскрывшийся цветок ее надежды.

У нее даже не было молока, чтобы кормить его.

А он не дышал, выдерживая нестерпимо долгую паузу между жизнью и смертью. Тайла должна была извлечь землю из его носа и рта. Вдохнуть и исторгнуть из себя прах. Подарить оживляющий поцелуй. Или оставить все как есть...

Равнодушные звезды висели над нею. Она была одна, и некому было разделить с нею тяжесть выбора. Где-то на дальней излучине Монорельса стоял саркофаг, в который хотелось лечь ей самой.

И видеть сны о жизни.

Октябрь 1996 – февраль 1997