Текст книги "Всемирная история. Древний Рим. Эпоха великих завоеваний"

Основным подразделением римского войска с середины – второй половины IV в. до н. э. стал легион, название которого происходит от глагола legere – «собирать», «набирать» и, соответственно, существительного legio – «набор». Утвердившись в качестве основного воинского соединения, легионы имели единообразную структуру и состав для разных родов войск, что позволяло выполнять все базовые боевые задачи, ставившиеся перед сухопутной армией той эпохи. Полибий свидетельствует, что в III–II вв. до н. э. собственно римская армия состояла из четырех легионов, каждый из которых насчитывал по 4200 пехотинцев и 300 всадников (Polyb. VI, 19, 7). Из 4200 пеших легионеров 3000 были тяжеловооруженными пехотинцами, а 1200 составляли легковооруженные мобильные отряды велитов. Если предполагалось, что боевые действия будут особенно трудны, число легионеров могло быть увеличено с 4200 до 5000 (Polyb. VI, 20). Тит Ливий также сообщает: «Обычно набирали четыре легиона по пять тысяч пехотинцев и для каждого легиона по триста всадников. Другое такое же войско добавлялось после набора латинов» (Liv. VIII, 8). В зависимости от потребностей ведения боевых действий базовое число в четыре легиона могло быть увеличено до восьми и даже двенадцати, если того требовала ситуация.

Четыре легиона составляли две консульских армии, соответственно, каждый из консулов обычно осуществлял командование двумя легионами. Если оперативная обстановка требовала объединения всех сил, консулы командовали образовавшимся войском поочередно, меняясь обычно через день. Отдельным легионом поочередно командовали шесть военных трибунов, часть которых избиралась народом, а часть назначалась консулами. Непосредственно легионом в течение двух месяцев руководили два военных трибуна, которые сменялись на следующие два месяца новой парой. Как именно осуществлялось в это время командование, точно не известно. Трибуны могли сменять друг друга через день, как это было с консулами в случае объединения консульских армий, или через месяц, или же решать все вопросы совместно. Неизвестно также, как были организованы отношения двух осуществлявших командование трибунов с теми четырьмя трибунами, которые ожидали своей очереди. Отсутствие единоначалия в римской армии и частая смена командиров приводили к неразберихе и путанице, особенно опасным во время ведения боевых действий.

Помимо собственно римских легионов латины и прочие италики, бывшие союзниками (socii) римлян, должны были поставлять Риму свои войска. Обычно союзнические контингенты были равны по количеству римским легионам и использовали тот же принцип комплектации и построения, имели практически идентичное вооружение. На один легион римлян приходилось называвшееся когортой формирование из 5000 союзнических пехотинцев. Конницы же в когорте союзников обычно было втрое больше, чем в легионе, – 900 всадников. Высшее командование над войсками союзников осуществляли римские военачальники, так называемые военные трибуны, средний и младший командный состав был представлен командирами из самих союзников. В бою формирования союзников практически никогда не действовали самостоятельно, а выполняли функцию вспомогательного войска, находясь на флангах легионов. Призыв союзников, судя по всему, также производился по системе, подобной римской. После прибытия их на место сбора римские офицеры отбирали пятую часть пехоты и третью часть конницы в резерв, носивший название экстраординарии (extraordinarii). Остальные же разделялись на две части, называвшиеся правым и левым крылом (алами) и занимавшие во время боя соответствующие позиции на флангах римского легиона.

Римский легион был разделен на 30 манипул (manipulus в переводе с латыни значит «горсть» соломы или сена), название которых происходит от латинского слова «рука» (manus) и связано с тем, что каждое из этих подразделений имело значок (signum) в форме кисти человеческой руки, насаженной на древко. Из тридцати манипул легиона десять составляли гастаты, десять – принципы и еще десять приходилось на триариев. Отличались эти воины возрастом и боевым опытом. Гастаты (hastati) были самыми молодыми, не имевшими длительного опыта участия в военных кампаниях либо и вовсе новобранцами. К принципам (principes) относились мужчины в расцвете сил, успевшие уже повоевать в нескольких кампаниях и прошедшие немалый боевой путь. Триарии (triarii) же были наиболее опытными зрелыми воинами, имевшими за плечами множество сражений и отличавшиеся испытанными умением, стойкостью и храбростью.

Манипулы состояли из двух центурий (сотен) во главе с сотниками-центурионами. Таким образом, в манипуле было два центуриона, причем общее командование всем подразделением осуществлял первый из них (centurio prior), второй же (centurio posterior) занимал подчиненное положение относительно первого. В этом прослеживается та же двойственность и разобщенность, характерная для командования объединенными консульскими армиями или легионом двумя трибунами одновременно. «Назначение двух начальников в каждом отряде, – поясняет Полибий, – имеет следующее основание: не зная, как будет действовать начальник, не случится ли с ним чего, между тем как военное дело не допускает перерыва, римляне не желают оставлять манипул когда бы то ни было без вождя и начальника. Если оба центуриона на месте, то один из них, выбранный первым, ведет правое крыло манипулы, а выбранный вторым – левое; если один из центурионов отсутствует, то остающийся командует целой манипулой. От центурионов римляне требуют не столько смелости и отваги, сколько умения командовать, а также стойкости и душевной твердости, дабы они не кидались без нужды на врага и не начинали сражения, но умели бы выдерживать натиск одолевающего их противника и оставаться на месте до последнего издыхания» (Polyb. VI, 24).

Во время сражения собственно римские легионы размещались в центре войска либо же занимали его правый фланг. Полибий крайне высоко отзывался о боевом построении римлян, отмечая его удобство, надежность и эффективность: «Римский боевой строй… весьма удобен, ибо каждый римлянин, раз он идет в битву вполне вооруженный, приготовлен в одинаковой мере для всякого места, времени, для всякой неожиданности. Точно так же он с одинаковой охотой готов идти в сражение, ведется ли оно всей массой войска разом или одною его частью, манипулой или даже отдельными воинами. Так как приспособленность частей к сражению составляет важное преимущество, то по этому самому и начинания римлян чаще, нежели прочих народов, увенчиваются успехом» (Polyb. XVIII, 32).

По краям боевое построение прикрывала кавалерия римлян и союзников, задачей которой было не только защищать собственную пехоту от удара с фланга, но и попытаться обойти противника либо даже нанести первый удар, чтобы расстроить его ряды. Конница, впрочем, была наиболее слабой частью римского войска. Во многом это объясняется тем, что античность не знала стремян и соответствующей конской упряжи, а значит, всадник не мог нанести ни таранный удар зажатым под мышкой копьем, ни рубящий мечом с широким замахом и использованием не только силы руки, но и веса всего корпуса. Необходимость удерживаться на коне позволяла кавалеристу лишь рубиться длинным, до 80 см, мечом либо наносить колющие удары копьем, имея при этом шлем, панцирь и круглый щит в качестве защитного вооружения. Метательное оружие, такое как лук или дротики, римская кавалерия не применяла. Делилась легионная конница на десять называвшихся турмами отрядов по тридцать всадников в каждом. Турма, в свою очередь, делилась на три десятка во главе с десятниками-декурионами, один из которых командовал также всей турмой.

Использование манипул и центурий в качестве основных тактических единиц делало войско более управляемым и маневренным, что было особенно важно при ведении боевых действий на пересеченной местности, как это было, к примеру, в гористом Самнии. «Римский военный строй и римское войско трудно разорвать, – подчеркивал Полибий, – солдаты, оставаясь в том же строю, имеют возможность вести сражение отдельными частями или всею массой по всем направлениям, ибо ближайшие к месту опасности манипулы каждый раз обращаются лицом куда нужно» (Polyb. XV, 15). Оно позволило перейти к так называемой манипулярной тактике, при которой войско применяло определенное построение и осуществляло ряд отработанных маневров.

Из пехотинцев первыми сражение начинали велиты либо легковооруженные союзнические когорты, задачей которых было втянуть противника в бой, а затем отступить, просочившись сквозь построение основного войска через интервалы между манипулами. Каждая манипула могла вести боевые действия самостоятельно, что нивелировало угрозу разрушения общего строя, смертельно опасную для фаланги. Подвижные отряды позволяли также формировать и удерживать сплошную линию, не давая противнику проникнуть внутрь римских боевых порядков через разрывы в построении и нанести удары с флангов и тыла. Манипулы могли действовать как разомкнутым строем, там и смыкать строй при сближении с врагом. Происходило это благодаря двойственной природе манипул, состоявших из двух центурий: во время сближения с неприятелем центурии следовали колонной одна за другой, а между манипулами оставались интервалы, по ширине равные строю каждой из них. Когда же расстояние сокращалось и нужно было сформировать единый строй, вторая задняя центурия (posterior) делала поворот налево в сторону разрыва и, войдя в него, поворачивала направо, заполняя таким образом промежуток и, продвинувшись вперед, образуя единую боевую линию совместно с первой передовой (prior) центурией своей манипулы.

На поле битвы манипулы располагались в три линии (acies triplex) по десять манипул в ряд, составляя фронт шириной от 240 до 400 метров, в зависимости от построения воинов в глубину в три, четыре либо пять шеренг. Первые две боевые линии – гастаты и принципы – находились близко одна к другой, поскольку являлись боевыми. При этом манипулы второй линии располагались по отношению к манипулам первой в шахматном порядке, занимая позиции напротив интервалов в построении первой линии. Такое расположение позволяло гастатам в случае необходимости отступить в интервалы построения принципов, а этим последним, наоборот, выдвинуться вперед, образовав тем самым единый строй. Третья линия, также расположенная напротив промежутков в построении второй, состояла из триариев и являлась резервной, в связи с чем находилась на несколько большем расстоянии, чем первая от второй. Количество бойцов в центуриях и, соответственно, манипулах не было одинаковым. В первых двух линиях боевого построения, образованных манипулами гастатов и принципов, каждая центурия насчитывала 60 воинов, составляя манипулу из 120 солдат. Число воинов третьей линии (триариев) было вдвое меньшим – 30 воинов в центурии и 60 воинов в манипуле.

Помимо этого на каждую центурию приходилось по 20 легковооруженных воинов-велитов, которые в строевой расчет не входили. «Что касается легковооруженных, – сообщает Полибий, – то падающее на легион количество их распределяется поровну между всеми частями» (Polyb. VI, 24). Труд Полибия содержит также информацию о вооружении велитов: «Самым юным из солдат трибуны предписывают вооружаться мечом, дротиками и легким щитом. Щит сколочен крепко и для обороны достаточно велик. По виду он круглый и имеет три фута в поперечнике. Легковооруженные, кроме того, носят на голове гладкую шапку, иногда волчью шкуру или что-нибудь в этом роде как для покрытия головы, так и для того, чтобы дать отдельным начальникам возможность отличать по этому знаку храбрых в сражении от нерадивых. Древко дротика имеет обыкновенно в длину два локтя и в толщину один дюйм. Наконечник его длиною в пядень и так тонок и заострен, что непременно гнется после первого же удара, и потому противник не может метать его обратно; иначе дротиком пользовались бы обе стороны» (Polyb. VI, 22).

Базовое вооружение основных воинов легиона – гастатов, принципов и триариев – было унифицированным и, за исключением копий, одинаковым. Оно состояло из коротких мечей, шлемов, панцирей и вытянутых продолговатых овальных либо прямоугольных щитов скутум (scutum). Высота щита составляла около 120 см, ширина – около 75 см, вес был значительным, достигая 10 кг. Полибий пишет, что скутум был «сколочен из двух досок, склеенных между собой бычьим клеем и снаружи обтянутых сначала холстом, потом телячьей кожей. Далее, по краям сверху и снизу щит имеет железные полосы, которые защищают его от ударов меча и позволяют воину ставить его наземь. Щит снабжен еще железной выпуклостью, охраняющей его от сильных ударов камней, сарис и всякого рода опасных метательных снарядов» (Polyb. VI, 23). Эта овальная выпуклость, называемая умбоном, располагалась в центре и составляла центр тяжести щита, в связи с чем с внутренней стороны находилась рукоять для его удерживания. Значительные размеры и вес не позволяли легко манипулировать щитом в бою, и воин просто держал его перед собой, прикрывая корпус, как в рукопашном бою, так и во время обстрела метательным оружием.

Первую из линий боевого построения легиона составляли самые молодые воины – гастаты (копейщики), название которых происходит от слова «копье» (hasta), именно ими они были первоначально вооружены. Их задачей было завязать сражение, а главным преимуществом являлись молодость, энергичность, желание выделиться в бою и стяжать славу храбреца. Во втором ряду стояли принципы – более зрелые воины, уже имевшие опыт боевых действий. Они должны были взять на себя основную тяжесть боя в случае, если гастаты вынуждены были отступить. Третью линию боевого порядка представляли триарии, наиболее опытные солдаты. Их предназначением было вступить в сражение в решающий момент и обеспечить римскому войску победу. Ожидая своей очереди, триарии стояли на одном колене, выставив копья-гасты перед собой. Впервые триарии упоминаются Дионисием Галикарнасским, использовавшим этот латинский термин для обозначения защитников лагеря в 508 г. до н. э. – старых и наиболее опытных воинов, которые «использовались последними в самых решающих схватках, когда потеряна всякая надежда» (Dionys. V, 15, 4). «Дело дошло до триариев» (res ad triarios rediit) – гласила римская поговорка, означавшая наступление момента крайней опасности, доведение ситуации до последнего предела, что требовало максимального напряжения оставшихся сил для благоприятного исхода боя.

В случае неудачи манипулы гастатов втягивались в разрывы боевого построения принципов. Для этого производился маневр, зеркально отражавший действия по созданию единой боевой линии. Центурия posterior, совершив поворот «кругом и налево», оказывалась в тылу центурии prior, открывая тем самым интервалы для продвижения принципов из второй линии боевых порядков на место первой линии. Манипулы гастатов оказывались в этот момент четко напротив промежутков в боевом построении принципов и получали возможность отступить в тыл. Разминувшись с гастатами, принципы производили уже описанный маневр построения единой боевой линии и в случае неудачи отступали в тыл по той же схеме, что и гастаты, уступая место триариям. Многократно отработанная во время учений и предыдущих битв, эта нехитрая схема была усвоена воинами и отточена до автоматизма, что позволяло производить все необходимые действия со стремительной скоростью, не позволявшей врагу воспользоваться плодами его первых удач.

Наиболее полное описание этой схемы ведения боя тяжелой римской легионной пехотой приводит Тит Ливий, описывая события 340 г. до н. э. в период Второй Латинской войны: «…первыми в бой вступали гастаты. Если они оказывались не в состоянии опрокинуть врага, то постепенно отходили назад, занимая промежутки в рядах принципов. Тогда в бой шли принципы, а гастаты следовали за ними. Триарии под своими знаменами стояли на правом колене, выставив вперед левую ногу и уперев плечо в щит, а копья, угрожающе торчащие вверх, втыкали в землю; строй их щетинился, словно частокол. Если и принципы не добивались в битве успеха, они шаг за шагом отступали к триариям (потому и говорят, когда приходится туго: “дело дошло до триариев”). Триарии, приняв принципов и гастатов в промежутки между своими рядами, поднимались, быстро смыкали строй, как бы закрывая входы и выходы, и нападали на врага единой сплошной стеною, не имея уже за спиной никакой поддержки. Это оказывалось для врагов самым страшным, ведь, думая, что преследуют побежденных, они вдруг видят, как впереди внезапно вырастает новый строй, еще более многочисленный» (Liv. VIII, 8, 9—13).

Единственным существенным отличием вооружения трех категорий воинов были копья. Триарии были вооружены гастой – тяжелым, достигавшим двух метров в длину копьем с наконечником в форме листа дерева или трапеции, предназначенным как для метания во вражеских воинов, так и для рукопашного боя. Остальные легионеры, как гастаты, так и принципы, имели на вооружении по два копья иной конструкции, называвшиеся пилумами (pilum). Пилум был метательным копьем, по всей видимости, заимствованным римлянами у самнитов во время Самнитских войн. Его длина составляла от 1,7 до 2 метров, причем наконечник с небольшим острием, изготовленный из мягкого, легко гнувшегося железа, доходил до половины длины. Наконечник глубоко насаживался на входившее в раструб или кольцо и скрывавшееся таким образом в металле древко. Конструкция пилума была обусловлена его основным предназначением, состоявшим не в том, чтобы ранить или убить врага, а в том, чтобы лишить его щита. Перед тем как вступить в бой мечами, пилумы бросали во вражеских воинов, целясь прежде всего в щиты. Пробивая щит, острие глубоко вонзалось в него, наконечник гнулся, и выдернуть его было невозможно. Длина же металлического наконечника не позволяла обрубить копье мечом, что заставляло вражеского воина бросать щит, которым уже было невозможно пользоваться. В итоге неприятелю приходилось вступать в рукопашную схватку на мечах, лишившись защиты, что обеспечивало римлянам существенное преимущество.

Еще одной важной составляющей неуязвимости римского войска была тщательно продуманная и умело реализуемая на практике система движения легионов в походе и размещения их во время стоянки в лагере. На марше консульская армия из двух легионов в сопровождении контингентов союзников двигалась следующим походным порядком: воины боевого охранения из союзников-экстраординариев, затем контингенты правого крыла союзников с обозами, вслед за ними два римских легиона с обозами и формирования левого крыла союзников, причем обоз последних шел впереди вместе с обозом второго легиона римлян. В случае, если атака могла угрожать арьергарду колонны, экстраординарии не открывали, а замыкали походные порядки, располагаясь после когорт левого крыла союзников. Конница во время движения прикрывала тылы и обозы своих подразделений, возглавляла авангард и замыкала арьергард, выполняя разведывательные задачи. В том случае, если вероятность нападения врага была высокой, римский легион двигался тремя колоннами, правая из которых состояла из манипулов гастатов, центральная – из подразделений принципов, а левую формировали триарии. Такое построение давало возможность мгновенно построиться в боевые порядки, осуществив простой поворот направо.

Еще более строго соблюдалось обустройство укрепленного легионного лагеря, который разбивался по всем правилам каждый раз по окончании дневного перехода, даже если предполагалось, что стоянка продлится лишь одну ночь. Именно лагерь выступал надежной опорной базой легиона, выйдя из которой можно было нанести мощный удар по врагу и которая позволяла надежно укрыться в случае поражения. Перед окончанием дневного перехода, составлявшего обычно не менее 15 км, военные трибуны в сопровождении центурионов отправлялись вперед и выбирали удобное место для расположения лагеря, обязательно с источником воды. После выбора подходящей локации определялось местоположение палатки консула, называвшееся преторием, от которого рассчитывалось расположение всех остальных структурных элементов лагеря. «Измерения производятся легко, – отмечал Полибий, – все расстояния определены раз и навсегда, а потому работа исполняется быстро» (Polyb. VI, 41). Обычной формой легионного лагеря был квадрат, длина стороны которого составляла около 800 м. По периметру он обносился рвом (fossa), имевшим три метра в глубину и четыре в ширину, земля из которого использовалась для возведения с внутренней стороны рва земляного вала (agger). По верху вала устанавливался деревянный частокол из кольев, которые легионеры несли с собой во время марша – «римляне со щитом на кожаном ремне через плечо, с дротиками в руках, не тяготятся нести еще и палисадины», – отмечал Полибий (Polyb. XVIII, 18). Нехитрые защитные сооружения из земли и дерева в сочетании с четко налаженной караульной службой обеспечивали надежную защиту лагеря.

Строительством укреплений занималась половина пехотинцев, в то время как вторая половина охраняла строителей, стоя в боевых порядках. Две стороны лагеря сооружали сами римляне, возведение еще двух было обязанностью союзников. В каждой из сторон лагеря устраивались ворота, имевшие специальные названия в зависимости от расположения стороны. Ворота стены, обращенной к неприятелю, назывались преторианскими (porta praetoria), а противоположные им – декуманскими (porta decxumana), ворота левой и правой сторон обозначались, соответственно, как правые и левые. Ворота противоположных стен соединялись двумя главными прямыми улицами – via praetoria и via principalis, пересекавшимися под прямым углом в месте, где была обустроена центральная площадь – форум. На ней располагалась палатка военачальника и земляное возвышение (собственно преторий), с которого полководец обращался к воинам.

Со стороны via principalis по направлению к преторианским воротам располагались палатка консула, квесторий с палаткой квестора[5]5
  Должностное лицо, контролировавшее казну.


[Закрыть] и казнохранилищем, палатки военных трибунов и охраны военачальника из экстраординариев. По направлению к декуманским воротам размещался основной состав тяжеловооруженной пехоты и конницы, причем палатки каждого манипула и турмы занимали строго закрепленные за ними места. Полибий отмечал, что «при неизменном размещении воинов на одних и тех же местах стоянки каждый в точности знает и улицу, и ту часть ее, где должна находиться его палатка; все происходит приблизительно так, как если бы войско входило в родной город» (Polyb. VI, 41). Это позволяло легко ориентироваться в пространстве лагеря и быстро поднимать солдат по тревоге, поскольку воины каждого подразделения четко знали, в каком направлении и в каком порядке они должны выдвигаться.

Между стенами лагеря и палатками оставлялось свободное пространство шириной около 60 м, позволявшее защитить палатки от метательных снарядов противника в случае обстрела. Оно предназначалось также для построения пехотных манипул, кавалерийских турм и когорт союзников по тревоге. Здесь же могли хранить военную добычу и захваченный скот. Вдоль вала и палисада по периметру лагеря располагались обеспечивавшие охрану велиты: «Наружная сторона лагеря занята легковооруженными, которые стоят на страже вдоль всего вала изо дня в день. Такова возлагаемая на них служба. Они охраняют и лагерные ворота, располагаясь по десяти человек у каждых ворот» (Polyb. VI, 35). Кроме того, по всему лагерю размещались еще несколько десятков постов, которые строго проверялись. Если караульный отсутствовал либо попросту засыпал, его ожидала неминуемая казнь.

В случае, если стоянка на одном месте затягивалась, полководец использовал представившуюся возможность для организации тренировки воинов. Полибий подробно описывает, как во время Иберийской кампании, после взятия в 209 г. до н. э. Нового Карфагена (Картахены) Сципион Африканский организовал четырехдневную программу занятий для своих воинов: «Один день все они должны были пробегать тридцать стадий во всеоружии, на другой день – чистить и чинить вооружение и выставлять его для осмотра перед палатками, на третий – отдыхать и развлекаться, на четвертый одни должны были сражаться друг с другом деревянными мечами, обернутыми в кожу и снабженными на концах кожаными шариками, другие – метать друг в друга копья, также с кожаными шариками на концах, на пятый день – снова бегать и возобновлять упражнения. Вместе с тем он строжайше внушал ремесленникам, чтобы вооружение воинов было в полной исправности как для упражнений, так и для настоящей войны» (Polyb. X, 20).

В целом, как видим, манипулярный римский легион был великолепно организованным воинским подразделением, что позволяло уверенно одерживать победы над любым противником. Позднеримский военный историк и теоретик Вегеций Ренат дает такую хвалебную, но при этом вполне объективную его характеристику: «Легион же, имея полное число своих когорт (10) в тяжелом вооружении, то есть принципов, гастатов, триариев и передовые отборные отряды (антесигнанов), равно как и отряды легковооруженной пехоты, то есть метателей дротиков, стрелков, пращников, баллистариев, имея своих собственных, включенных в свой состав, легионарных всадников, держась одних и тех же предписаний, дружно и согласно укрепляя лагерь, выстраивая боевой строй и ведя сражение, будучи во всех отношениях целостным, не нуждаясь ни в какой внешней помощи, – такой легион обычно может победить какую угодно толпу врагов» (Veget. II, 1).

Хорошо отлаженная система комплектования войска, создание легиона как уникального воинского подразделения, позволявшего выполнять весь спектр боевых задач сухопутного войска того времени, высочайший уровень воинской дисциплины и слаженности действий манипул в бою, постоянное совершенствование тактики – все это делало римское войско совершенным средством ведения войны в античном мире. Важным преимуществом римской армии было регулярное участие в ведшихся практически непрерывно войнах. Благодаря этому воины воспринимали походную жизнь и боевые действия как повседневное явление, не отвыкали от службы, регулярно приобретали и совершенствовали боевой опыт. Военные пользовались уважением в обществе, исключительно служба в армии открывала римлянам путь к политической карьере, а войны в защиту, во славу и благо отечества считались делом почетным и необходимым. В совокупности это делало римское государство мощнейшей в военном отношении державой, готовность которой эффективно противостоять Карфагену была несомненна.