Текст книги "Всемирная история. Древний Рим. Эпоха великих завоеваний"

Предвестником надвигавшейся войны стал первый конфликт между бывшими союзниками, разразившийся уже в 272 г. до н. э. во время осады римлянами Тарента. Будучи не в силах противостоять римским войскам, тарентинцы обратились за помощью к карфагенянам, которые незамедлительно выслали свой флот к этому греческому городу на юге Италии. И хотя Тарент был в итоге сдан жителями римлянам, а пунийский флот бездействовал, в Риме это сочли нарушением договора 306 г. до н. э., который, видимо, трактовался уже достаточно широко в том смысле, что его положения римляне относили не только к Лацию, но и ко всей Италии (Liv. Per. XIV).

Еще одно соображение, делавшее римскую экспансию на Сицилию неизбежной, приведено Полибием, отметившим, что римляне «видели также, что карфагеняне покорили своей власти не только Ливию, но и большую часть Иберии, что господство их простирается и на все острова Сардинского и Тирренского морей, и сильно боялись, как бы не приобрести в карфагенянах в случае покорения ими Сицилии опасных и страшных соседей, которые окружат их кольцом и будут угрожать всем частям Италии» (Polyb. I, 10, 5–6). После ухода с Сицилии Пирра пунийцы действительно не только вернули свои прежние владения, но и существенно усилили натиск на греческие города острова. К концу первой трети III в. до н. э. карфагеняне овладели чуть ли не всей Сицилией, за исключением восточного побережья, остававшегося под властью сиракузского тирана Гиерона II, и Мессаны, захваченной наемниками из Южной Италии, называвшими себя мамертинцами (mamertini – люди (или сыновья) Марса, поскольку Mamers – Марс по-самнитски), выходцами из города Мамертий в области Бруттий на юге Италии. Ранее мамертинцы были наемниками сиракузского тирана Агафокла, однако, лишившись нанимателя после его смерти в 289 г. до н. э., они обманом захватили Мессану, куда их доверчиво пустили местные жители. Частью истребив, частью изгнав ее граждан, наемники разделили между собой их имущество, жен, детей и, прочно обосновавшись в городе, терроризировали соседние области Сицилии, принадлежавшие как Карфагену, так и Сиракузам. Полибий сообщает, что они «сильно тревожили в пограничных странах карфагенян и сиракузян, к тому же значительную часть Сицилии обложили данью» (Polyb. I, 8, 1).

Перспектива покорения всего острова пунийцами была вполне реальной и требовала от римлян вмешательства под любым удобным предлогом. Вскоре он представился в виде обращения за помощью со стороны мамертинцев, теснимых сиракузским тираном Гиероном II. Около 265 г. до н. э. в битве у города Милы при реке Лонгано мамертинцы потерпели от его войск сокрушительное поражение и вынуждены были отступить под защиту крепостных стен Мессаны. В сложившейся ситуации спасти их могла лишь помощь извне, и «люди Марса» поспешили обратиться за ней как к Карфагену, так и к Риму. Первыми на призыв откликнулись находившиеся ближе и оперативно отреагировавшие карфагеняне, высадив в Мессане десант, заняв акрополь и оставив здесь свой гарнизон. Случившееся не могло не встревожить Рим, ведь теперь пунийцы овладели одним из наиболее значимых городов Сицилии, который к тому же контролировал Мессинский пролив между островом и Италией. Перспектива установления полного господства Карфагена над Сицилией становилась все более реальной. Риму нужно было реагировать, тем более что другая часть мамертинцев обратилась за помощью к римлянам, что давало им законный повод вмешаться. «Было совершенно ясно, – замечает Полибий, – что, если римляне откажут в помощи мамертинам, карфагеняне быстро овладеют Сицилией; ибо, имея в своих руках Мессану, которая передалась им сама, карфагеняне должны занять вскоре и Сиракузы, так как вся почти Сицилия была уже в их власти» (Polyb. I, 10, 7–8).

При всей тревожности сложившейся ситуации решение вопроса в римском сенате оказалось непростым, и, как отмечает Тит Ливий, «об этом предмете был великий спор между сторонниками и противниками такого решения» (Liv. Per. XVI). Помимо опасности развязывания полномасштабной войны с могущественным Карфагеном важную роль играли также соображения морально-этического характера. Дело в том, что всего несколькими годами ранее римляне оказались в схожей ситуации и решили ее с присущей им прямотой и жестокостью. Во время войны с Пирром с просьбой о защите к ним обратились жители города Регия, располагавшегося на италийском берегу Мессинского пролива, и Рим ввел в город восьмой легион под командованием Деция Кампанца. Вскоре легионеры, последовав примеру мамертинцев в Мессане, захватили власть в Регии и изгнали либо истребили его граждан. Реакция римского правительства последовала с существенной задержкой, обусловленной войной с Пирром, однако, когда представилась малейшая возможность, мятежный легион был сурово наказан. В 271 г. до н. э., когда армия консула Гая Генуция Клепсина взяла Регий штурмом, захваченные в плен клятвопреступники были казнены. Поступив таким образом с захватчиками Регия, римское правительство не могло просто пренебречь созданным им самим прецедентом и оказать поддержку оккупантам Мессаны. Впрочем, удобной лазейкой было то, что мамертинцы, в отличие от легионеров восьмого легиона, не были римскими гражданами и не нарушали присягу верности Риму. Это позволило рассматривать ситуацию в Регии и Мессане как два совершенно несопоставимых случая и отправить помощь одним захватчикам тогда, когда другие уже понесли за свой поступок суровое и заслуженное наказание.

В итоге римский сенат, не желая брать на себя ответственность за принятие столь значимого и спорного решения, передал вопрос в трибутные комиции (народное собрание), которые и постановили заключить с мамертинцами договор и оказать им помощь. Помимо угрозы установления пунийского владычества над всей Сицилией, этому способствовали и сугубо корыстные соображения. Полибий замечает, что римский народ постановил оказать помощь мамертинцам, поскольку был разорен предыдущими многочисленными войнами и рассчитывал поправить дела за счет трофеев, добытых в далекой богатой Сицилии. Весомую роль сыграла также позиция консулов Аппия Клавдия Каудекса и Марка Фульвия Флакка, которые активно агитировали за поддержку мамертинцев и, помимо государственных соображений, также «исчисляли частные выгоды войны для отдельных граждан» (Polyb. I, 11, 2). К овладению Сицилией стремились и крупные римские купцы, которым установление римского контроля над островом сулило несметные прибыли. В войне были заинтересованы и многочисленные молодые римские граждане из всаднического сословия, для которых боевые действия были шансом проявить себя и заработать авторитет для будущей политической карьеры.

Принятое римским народным собранием решение знаменовало окончание длительных мирных отношений города на Тибре с Карфагеном и стало прологом серии одних из величайших войн во всей истории Древнего Рима. Маленький город Лация, покорив Италию и стремительно усилившись, заявил о своей готовности ввязаться в борьбу за все Западное Средиземноморье с сильнейшей державой региона.

Часть 2. Завязка. Первая Пуническая война

…подробнее мы постараемся изобразить первую войну между римлянами и карфагенянами из-за Сицилии, ибо нелегко указать более продолжительную войну, лучшее во всех отношениях вооружение, более напряженную деятельность, более многочисленные сражения и более многочисленные превратности счастия, чем те, которые были испытаны обеими сторонами в этой войне. Самые государства хранили в то время свои учреждения нерушимо, пользовались умеренным благосостоянием и были равносильны. Поэтому всякий желающий оценить верно особенности и силу обоих государств должен принимать за основу сравнения скорее эту войну, а не последующие.

Полибий. Всеобщая история, I, 13, 10–13

Глава 6. «Кому оставлю скипетр и остров»? Битвы за Сицилию (264–260 гг. до н. э.)

Сицилии домогались как римлянин, так и карфагенянин. Равные в своих стремлениях и силах, они одновременно помышляли о власти над миром.

Луций Анней Флор. Две книги римских войн, I, XVIII, 2, 3 

Следующим объектом экспансии Рима после овладения югом Италии вполне ожидаемо стала Сицилия, являвшася естественным продолжением Апеннинского полуострова и привлекавшая завоевателей своим богатством. В этом свете принятие решения об оказании военной поддержки мамертинцам в их противостоянии с сиракузским правителем Гиероном II было лишь удачным и своевременным поводом для начала осуществления того, к чему римляне в любом случае приступили бы в самое ближайшее время. Это неминуемо вело Римскую республику к столкновению с Карфагенской державой, давно и упорно воевавшей за Сицилию с местными греческими колониями.

Суть и вектор великого противостояния пунийцев и римлян определились при первом же появлении римских войск на острове. Произошло это уже весной 264 г. до н. э., когда в Мессану прибыл римский военный трибун Гай Клавдий, возглавлявший небольшой передовой отряд готовившейся к походу армии консула Аппия Клавдия Каудекса. К моменту появления римлян обстановка в городе существенно изменилась, на помощь мамертинцам уже успели прийти карфагеняне, которым удалось занять городскую цитадель, разместить в Мессинском проливе мощную эскадру и уладить конфликт с Сиракузами. Гиерон, не будучи готовым воевать с пунийцами, предпочел отвести свои войска от города. В таких условиях задача Гая Клавдия состояла в том, чтобы побудить мамертинцев выдворить карфагенский гарнизон из Мессаны, открыто не вмешивая в конфликт римские войска. Завязались переговоры, во время которых военный трибун по меньшей мере дважды побывал в Мессане, разведывая обстановку и агитируя мамертинцев в пользу Рима, причем пунийцы не препятствовали его появлению в городе. Стремление римлян избежать открытого военного противостояния с пунийцами становится понятным, если учесть, что консульская армия Аппия Клавдия Каудекса не имела ни малейших шансов переправиться через надежно контролировавшийся карфагенским флотом пролив. Чтобы попасть на Сицилию, следовало сначала избавиться от карфагенян в Мессане и ее гавани.

Усилия Гая Клавдия были не напрасны, тем более что значительная часть мамертинцев уже тяготилась присутствием пунийского гарнизона в городской цитадели и была не прочь от него избавиться. Сориентировавшись в ситуации, военный трибун заявил, что целью римлян является не овладение Мессаной, а лишь изгнание из города карфагенян, поскольку их контроль над проливом создает угрозу Италии. Это нашло положительный отклик у мамертинцев, и они заверили Гая Клавдия в поддержке и содействии. После своего очередного визита в Мессану военный трибун предпринял попытку провести через пролив небольшую флотилию с десантом на борту, однако плохая погода и противодействие карфагенской эскадры, захватившей несколько римских судов, заставили его вернуться в Регий. Впрочем, командир карфагенского гарнизона Мессаны Ганнон вскоре отдал все захваченные римские корабли и обещал вернуть пленных, если римляне откажутся от попыток овладеть городом. Он предостерегал, что в противном случае будет действовать так, что римляне не смогут даже руки омыть в море.

Вызывает удивление миролюбие пунийского военачальника, который вначале позволил Гаю Клавдию беспрепятственно появляться и агитировать в Мессане, а затем даже вернул совершившему попытку вторжения неприятелю суда. Это миролюбие, видимо, может рассматриваться как подтверждение мнения Полибия об отсутствии в номинально действовавшем на тот момент римско-карфагенском договоре нормы, согласно которой «для римлян была закрыта вся Сицилия, а для карфагенян Италия» (Polyb. III, 26, 3). В этом случае становятся понятными действия Ганнона, не считавшего Мессану частью пунийских владений на Сицилии и потому не шедшего на откровенную конфронтацию с римлянами. То, что карфагенян пригласила часть мамертинцев, не рассматривалось им в качестве достаточного основания для того, чтобы считать город принадлежащим Карфагену, и поэтому он действовал максимально мягко, не желая быть обвиненным в развязывании масштабной войны с Римом.

Совершенно иным было поведение Гая Клавдия, не боявшегося обострения отношений с пунийцами, поскольку он выполнял задачу, поставленную римским правительством, которое уже приняло решение об овладении по меньшей мере частью Сицилии, несмотря даже на возможную войну с Карфагеном. Потерпев неудачу при первой попытке переправить войска в Мессану, военный трибун вскоре вновь решил воплотить задуманное, ограничившись на этот раз одним кораблем, но с крупным отрядом легионеров на борту. Одиночное судно, в отличие от военной флотилии, не привлекло должного внимания карфагенской эскадры, что позволило Гаю Клавдию снова оказаться в городе, однако теперь уже с существенной военной поддержкой, силы которой были, видимо, сопоставимы с засевшим в цитадели пунийским гарнизоном. Продолжив диалог с сочувственно отнесшимися к нему мамертинцами, римский военный трибун потребовал прилюдных переговоров с Ганноном и предложил ему явиться на общее собрание. Карфагенский военачальник согласился, что стало его последней роковой ошибкой. Захватив Ганнона в плен, римляне при поддержке мамертинцев вынудили его отдать карфагенскому гарнизону приказ покинуть Мессану и увести из пролива пунийскую эскадру. «Мамертины, – сообщает Полибий, – частью угрозами, частью хитростью вытеснили уже карфагенского военачальника из кремля…» и передали город римлянам (Polyb. I, 11, 4).

Лишь после потери Мессаны, в которой теперь обосновался римский отряд под командованием Гая Клавдия, карфагенское правительство осознало масштаб опасности. Добровольно покинувшего город Ганнона распяли на кресте, обвинив его в сдаче акрополя «по безрассудству и трусости» (Polyb. I, 11, 5), а в Сицилию направили крупную армию под командованием его тезки – Ганнона, сына Ганнибала. Из локального противостояния за контроль над отдельным, пусть и стратегически важным городом, римско-карфагенский конфликт окончательно перерос в полномасштабную войну. Из Лилибея, ставшего удобной оперативной базой, Ганнон направил свои сухопутные войска к Мессане, а флот расположил у мыса Пелориады на северо-восточной оконечности Сицилии (современный поселок Торре-ли-Фаро) с целью блокировать Мессинский пролив и не допустить переправы на Сицилию основных сил римлян. Одновременно карфагенский полководец лично «отправился в Акрагант и укрепил его крепость, а затем убедил граждан, которые всегда были дружественны к карфагенянам, стать их союзниками» (Diod. XXIII, 1, 2).

Прибытием пунийского войска поспешил воспользоваться правитель Сиракуз Гиерон, стремившийся покончить наконец с ненавистными ему мамертинцами и потому заинтересованный в изгнании римлян из Мессаны. Договорившись о совместных действиях, Карфаген и Сиракузы, заключив союз, приступили к совместной осаде Мессаны. Небольшой отряд трибуна Гая Клавдия вместе с мамертинцами оказался надежно заперт в городе – с моря его блокировал мощный карфагенский флот, на суше обложили занявшие позиции у Халкидской горы сиракузские войска Гиерона и расположившиеся неподалеку от селения под названием Евны (у Диодора) либо Сины (согласно Полибию) пунийцы Ганнона, (Diod. XXIII, 1, 3; Polyb. I, 11, 6–9). Осажденным римлянам оставалось лишь держать оборону и надеяться на помощь извне, тем более что состоявшая из двух легионов консульская армия Аппия Клавдия Каудекса находилась в непосредственной близости, расположившись в Регии в ожидании переправы через Мессинский пролив. Последнее, впрочем, было трудновыполнимой задачей, поскольку в проливе стояла карфагенская эскадра, а у римлян не было, по словам Полибия, «не только парусных кораблей, но длинных судов вообще и даже ни одной лодки» (Polyb. I, 20, 13).

Не имея возможности сразу переправить свои легионы в Мессану, консул Аппий Клавдий решил прибегнуть к переговорам, которые были попыткой расколоть карфагено-сиракузский альянс, а также позволяли выиграть время, необходимое для сбора и подготовки кораблей. Сообщение Полибия о том, что римский военачальник начал переговоры уже после успешной ночной переправы к Мессане (Polyb. I, 11, 9—11), скорее всего, является ошибочным, и за основу стоит принять последовательность событий, приведенную Диодором Сицилийским. Не исключены, впрочем, и повторные попытки завязать переговоры после успешной высадки римских легионов на острове, поскольку появление консульской армии в Мессане меняло соотношение сил. В любом случае, обратившись изначально из Регия одновременно к обеим сторонам, Аппий Клавдий особенно подчеркивал нежелание римлян воевать с правителем Сиракуз, стремясь отвратить его от союза с пунийцами и побудить снять осаду. Однако Гиерон, твердо решивший расправиться с мамертинцами, на уговоры не поддался и заявил, что римляне «не должны защищать убийц, которые показали величайшее презрение к добродетели». Если же Рим продолжит упорствовать в своем намерении, то всем станет ясно, что его истинной целью является не защита мамертинцев, а захват всей Сицилии (Diod. XXIII, 1, 4). Не пошли на уступки и карфагеняне, что, впрочем, вполне устраивало римлян, ведь теперь они имели полное право заявлять, что ведут справедливую войну против тех, кто отверг условия мира.

В отличие от провальных переговоров, операция по сбору флота оказалась вполне успешной – римлянам удалось собрать корабли в обладавших сильным флотом союзных Риму городах Южной Италии, таких как Тарент, Локры, Елей и Неаполь (Polyb. I, 20, 14) и успешно переправить консульскую армию к Мессане. Как сообщает Секст Юлий Фронтин, это удалось благодаря военной хитрости римского военачальника: «Консул Аппий Клавдий в Первой Пунической войне не мог переправить войско из Регия в Мессану, так как пунийцы стерегли пролив. Тогда он пустил слух, что не может вести войну, начатую без разрешения народа, и притворился, будто ведет флот по направлению к Италии: когда в результате пунийцы, поверив во взятое им направление, отошли, он повернул корабли и пригнал их к Сицилии» (Frontin. I, 4, 11). Полибий сообщает, что переправа была осуществлена под покровом ночи (Polyb. I, 11, 9).

Высадившись на острове и войдя в Мессану, Аппий Клавдий решил разгромить врагов по одному, благо те не слишком доверяли друг другу и их лагеря находились на существенном расстоянии. Первый удар римлян пришелся против войска Гиерона, считавшего, что «карфагеняне предательски допустили переправу» неприятельской армии (Diod. XXIII, 3, 1) и уже вследствие этого склонявшемуся к отступлению в Сиракузы. Диодор Сицилийский, Луций Анней Флор, а за ним и Павел Орозий и вовсе сообщают, что сиракузский царь отступил восвояси, даже не вступив в бой: «Он (Аппий Клавдий. – Авт.) настолько быстро превзошел сиракузян и пунийцев, что сам царь (Сиракуз. – Авт.), устрашенный мощью противника, признал себя побежденным, прежде чем вступил в сражение» (Flor. I, XVIII, II, 2, 6; Oros. IV, 7, 1). Полибий, однако, утверждает, что битва состоялась. Ее исход решила римская тяжеловооруженная пехота, которая вклинилась в строй сиракузской фаланги, разбив плотный строй греческих гоплитов и обратив их в бегство. Сражение закончилось полным разгромом сиракузян, вынужденных вначале бежать в свой укрепленный лагерь, а затем и вовсе отступить под защиту крепостных стен Сиракуз.

После первоначального успеха римский военачальник обратил свои легионы против войска Ганнона, который, в отличие от сиракузского царя, повел сражение от обороны, надежно закрепившись в хорошо укрепленном лагере. Битва не принесла победы ни одной из сторон: Ганнон не смог перейти в успешное контрнаступление и отбросить римлян к стенам Мессаны, однако и Аппий Клавдий не прорвался в пунийский стан. Ночью карфагенский полководец под прикрытием темноты отвел свои измотанные тяжелым боем войска из лагеря, что знаменовало окончание осады Мессаны и развязывало римскому консулу руки для дальнейших действий. Отбросив врагов от Мессаны, Аппий Клавдий «ходил теперь беспрепятственно по разным направлениям, опустошал поля сиракузян и союзников их, причем никто не выступал против него в открытое поле; наконец он расположился у самых Сиракуз и начал осаду города» (Polyb. I, 12, 4). Мощные сиракузские укрепления надежно защищали Гиерона, да и сил у римского полководца было недостаточно ни для решающего штурма, ни для планомерной блокады. К тому же приближался срок окончания консульских полномочий Аппия Клавдия, и, отведя войска от Сиракуз в Мессану, он отбыл в Рим. В сочинении «Краткая история от основания Города» позднеримский историк Евтропий сообщает, что по прибытии этот консул «отпраздновал триумф над пунами и царем Сицилии Гиероном» (Eutrop. II, 18, 3), хотя большинство исследователей отрицают триумф Аппия Клавдия Каудекса, поскольку решающих побед над карфагенянами в его консульство не произошло. Не приходится, однако, сомневаться в том, что именно достижения этого римского военачальника позволили римлянам надежно закрепиться на Сицилии, заложив основу для будущих побед римского оружия. Немалое значение имело также поначалу бестолковое и беспечное поведение пунийцев, которые, продемонстрировав благодушие и беззубость, оказались неспособны воспрепятствовать проникновению римских войск на остров, заблокировав Мессинский пролив.

Развить успех консула Аппия Клавдия были призваны сразу две консульских армии – четыре римских легиона под командованием консулов 263 г. до н. э. Мания Отацилия Красса и Мания Валерия Максима Мессалы. Вместе с союзными контингентами их войско насчитывало до 40 тысяч воинов, представляя собой грозную силу, повергшую в ужас жителей сицилийских городов. Первым после скоротечной осады был штурмом взят город Гадранион, следующими на очереди оказались Центорипы. Понимая, что противостоять римскому войску самостоятельно они не в силах, один за другим римлянам, согласно сообщению Диодора Сицилийского, сдались 67 городов (Diod. XXIII, 4, 1). О более чем пятидесяти отдавшихся на милость римлян сицилийских городах сообщает также Евтропий: «На следующий год, в консульство Валерия Марка и Отацилия Красса, на Сицилии имели место события, весьма важные для римлян. Жители Тавромения, Катаны и еще более пятидесяти городов были приняты под покровительство» (Eutrop. II, 19, 1).

Присоединив отряды из принятых под защиту городов к собственному войску, консулы выдвинулись по направлению к Сиракузам, намереваясь приступить к планомерной осаде города. Трезво оценив безнадежность своего положения, сиракузский царь Гиерон II отправил к консулам посольство с просьбой о мире и союзе. Римляне охотно пошли ему навстречу, поскольку «стремились иметь врагами исключительно карфагенян» (Diod. XXIII, 4, 1), а также «опасались, что при господстве карфагенян на море им отрезан будет подвоз съестных припасов откуда бы то ни было, тем более что и переправившиеся прежде легионы терпели сильную нужду» (Polyb. I, 16, 7). Согласно условиям заключенного сначала на 15 лет, а затем продленного навечно мирного договора, Гиерон обязывался оставить за римлянами захваченные ими сицилийские города, вернуть без выкупа всех захваченных римских пленников, а также выплатить значительную контрибуцию. Античные историки приводят разные суммы выплат – 25 талантов[6]6
  Серебряный талант имел вес 26,196 г.


[Закрыть] серебром, или 150 тыс. драхм названы у Диодора Сицилийского, 100 талантов – у Полибия и 200 талантов – у Павла Орозия и Евтропия (Diod. XXIII, 4, 1, Polyb. I, 16, 9; Oros. IV, 7, 1; Eutrop. II, 19, 2). Следует, пожалуй, принять данные хорошо осведомленного о событиях на Сицилии Полибия, расценив сумму, упомянутую Диодором, как первоначальный взнос, который следовало выплатить незамедлительно после заключения мирного договора. Свидетельство же позднеантичных историков IV–V вв. н. э. Евтропия (не ранее 310 – не ранее 387 гг.) и Павла Орозия (ок. 385–420 гг.), наиболее отдаленных во времени от описываемых событий, являются наименее достоверными. Со своей стороны, Рим гарантировал Гиерону сохранение власти над большей частью Сиракузского царства, расположенной преимущественно в юго-восточной и отчасти восточной частях острова и включавшей такие крупные города, как Акры, Леонтины, Мегара, Гелорий, Неетий и Тавромений (Diod. XXIII, 4, 1).

Заключение союза не только спасло Гиерона, но также значительно упрочило положение римлян на Сицилии. Мощный союзник обеспечивал римское войско необходимым продовольствием и должен был принимать участие в боевых действиях против карфагенян. Это даже позволило Риму вдвое сократить собственное военное присутствие на острове, ограничившись на время одной консульской армией, то есть всего двумя легионами. Карфагеняне же, лишившись союзнической помощи со стороны Гиерона, на которую они, несомненно, рассчитывали, наоборот, энергично набирали наемников среди иберов, кельтов и лигуров. В качестве опорного пункта пунийской армии был избран расположенный на южном берегу Сицилии Акрагант (или Агригент в латинской традиции), второй по значимости город острова после Сиракуз. Пунийцы прекрасно сознавали, что именно Акрагант «значительнее всех городов этой области, а потому собрали туда войска и запасы и решили сделать его опорным пунктом военных действий» (Polyb. I, 17, 3–5). Описание местоположения и мощных укреплений города, приведенное Полибием, позволяет составить представление о том, насколько удачным был выбор карфагенян и сколь трудно пришлось римлянам, когда они подступили к городским стенам: «Город акрагантян превосходит множество других городов… сильным местоположением, больше всего красотою и благоустройством. Город расположен всего в восемнадцати стадиях[7]7
  Стадий – единица измерения расстояния в древних системах мер разных народов. Римский стадий составлял 185 м, соответственно, 18 стадиев – это 3 км 330 м.


[Закрыть] от моря, благодаря чему пользуется всеми выгодами, какие может доставить городу море, и со всех сторон укреплен превосходно как самою природою, так и искусством, именно: городские стены покоятся на крутой скале с отвесными склонами, частью естественными, частью искусственными, и город омывается реками. Так, с южной стороны протекает река, одноименная с городом, а с западной и юго-западной – другая, именуемая Гипсою» (Polyb. IX, 27). Во главе обороны города был поставлен полководец по имени Ганнибал, впоследствии прозванный Старшим (Oros. IV, 7, 5).

В 262 г. до н. э. консульство перешло к Луцию Постумию Мегеллу и Квинту Мамилию Ветулу, которые, приостановив боевые действия в других частях острова, повели обе консульские армии и войска союзников на Акрагант. В самом начале осады римские полководцы допустили просчет, едва не приведший к разгрому их армий. Поскольку наступила пора жатвы, сразу после обустройства лагерей римляне занялись сбором урожая, рассеявшись по полям и не обеспечив надежного прикрытия. Карфагеняне поспешили воспользоваться представившимся случаем и нанесли из города внезапный удар по жнецам, обратив их в беспорядочное бегство, а затем ударили по сторожевым постам и попытались ворваться в римский лагерь. Лишь строжайшая дисциплина, самопожертвование и мужество спасли тогда римлян от полного разгрома. Оказав «сопротивление неприятелю, во много раз превосходившему их численностью, и хотя много потеряли своих, еще больше истребили врагов. Наконец они окружили кольцом тех карфагенян, которые почти уже прорвали валы, часть их истребили, а остальных, тесня и избивая, загнали в город» (Polyb. I, 17).

Сделав из случившегося надлежащие выводы, в дальнейшем консулы повели осаду Акраганта по всем правилам боевого искусства. Два римских лагеря были разбиты с двух сторон от города на расстоянии полутора километров от крепостных стен, между лагерями вырыли два рва. Один из рвов отделял лагеря от города, защищая римлян от неожиданной вылазки горожан, второй же охватывал лагеря наружным кольцом, предотвращая нападение извне. Надежно отрезав Акрагант от внешнего мира, римляне находились в заведомо выигрышном положении, поскольку скопившиеся в городе карфагенские войска, насчитывавшие, по данным Полибия, не менее 50 тыс. воинов, довольно скоро почувствовали нужду в съестных припасах, тогда как осаждающим «жизненные припасы и вообще все нужное собирали и доставляли в Гербес все союзники римлян, а из этого города, недалеко отстоявшего от лагеря, римляне сами непрерывно подвозили и переносили к себе припасы, так что имели все нужное в изобилии» (Polyb. I, 18, 5). В таких условиях римлянам оставалось лишь ждать, когда запасы осажденных иссякнут и они перед угрозой голода либо капитулируют, либо предпримут отчаянную попытку прорыва. Запертым же в Акраганте пунийским войскам не оставалось ничего иного, как слать в Карфаген гонцов с посланиями, взывая о помощи.

Настойчивые просьбы коменданта Акраганта Ганнибала Старшего о помощи нашли отклик в пунийской столице лишь пять месяцев спустя, когда положение осажденных уже было близким к отчаянному. На помощь осажденным отправили из Ливии громадное войско, насчитывавшее 50 тыс. пехотинцев, 6 тыс. всадников и 60 боевых слонов (Diod. XXIII, 8, 1). Во главе этой мощной армии встал опытный карфагенский полководец Ганнон Старший. Высадив прибывший из Африки мощный десант в Лилибее, он повел свое войско в расположенную на пути к Акраганту Гераклею, откуда внезапным ударом, хитростью либо благодаря предательству местных жителей захватил Гербес, бывший главным центром снабжения римских лагерей. Предпринятый маневр отрезал римлян от поставок продовольствия, вследствие чего они «оказались столько же осаждающими, сколько и осажденными, ибо нужда в хлебе и прочих предметах необходимости угнетала их так, что они не раз помышляли о снятии осады». Лишь помощь со стороны верного союзному договору Гиерона, которому удавалось обеспечивать поставки небольшими партиями необходимого минимума продовольствия, позволила консулам продолжить осаду Акраганта.

Посчитав, что римляне достаточно истощены, Ганнон двинул все свое войско, в котором было, помимо прочего, 50 боевых слонов, по направлению к Акраганту. Вперед он выслал нумидийскую конницу, задачей которой было втянуть в бой римских всадников, а затем притворным отступлением выманить их под удар основных пунийских сил. Ловкие и маневренные африканцы блестяще справились с заданием, отойдя к основным силам Ганнона, а затем «оборотились лицом к неприятелю и ударили на него со всех сторон, многих убили, остальных преследовали до самого вала» (Polyb. I, 19, 4). Конница римлян понесла чудовищные потери и была разгромлена чуть ли не полностью. Ганнон, однако, не стал развивать столь удачно начатое наступление и штурмовать римские лагеря, то ли посчитав их слишком хорошо укрепленными, то ли решив продолжить дальнейшее истощение сил римлян до момента, пока они вынуждены будут снять осаду Акраганта. Для этого пунийский военачальник велел своим воинам занять позиции в непосредственной близости от римских лагерей, на холме под названием Тор, расположенном в десяти стадиях от них по направлению к Гераклее.