Текст книги "Очерки по истории миссионерства Русской Православной Церкви"

18. Знаменский П. В. История Казанской Духовной Академии за первый (дореформенный) период её существования (1842–1870 гг.). – Казань, 1892. – Вып. 2. – 592 с.

19. Знаменский П. В. История Казанской Духовной Академии за первый (дореформенный) период её существования (1842–1870 гг.). – Казань, 1892.– Вып. 3. – 466 с.

20. Знаменский П. В. На память о Н. И. Ильминском: К 20-летию Братства свт. Гурия. – Казань: Братство свт. Гурия, 1892.

21. Знаменский. П.В. Казанские татары. – Казань: Типо-лит. Ими. ун-та, 1910.

22. Ильминский Н. И. Беседы о народной школе // Очерк просветительской деятельности Н. И. Ильминского. – СПб., 1904.– Прил.; Отд. отт.: Казань, 1911.– Вып. 1.

23. Ильминский Н. И. Из переписки об удостоении инородцев священнослужительских должностей. – Казань: Тип. В. М. Ключникова, 1885.

24. Ильминский Н. И. Обучение церковнославянской грамоте в церковноприходских школах и начальных училищах. Кн 1: Для учителей. – СПб.: Училищный совет при Святейшем Синоде, 1891.

25. Ильминский И. И. Избранные места из педагогических сочинений, некоторые сведения о его деятельности и о последних днях его жизни. – Казань: Издание попечителей покойного, 1892.

26. Ильминский И. И. Письма Н. И. Ильминского к крещеным татарам. – Казань: Ред. «Православного собеседника», 1896.

27. Малое Е. А. Приходы старокрещеных и новокрещеных татар в Казанской епархии. – М.: [Б. и.], 1866.

28. Машанов М. А. Очерк быта арабов в эпоху Мухаммеда как введение к изучению ислама. Ч. 1: Очерк религиозного быта арабов язычников в эпоху Мухаммеда. – Казань: Тип. Ими. ун-та, 1885.

29. Н. И. Ильминский о системе просвещения инородцев и о Казанской Центральной Крещено-татарской школе. – Казань, 1913.

30. Нафиров Р. И. Н. И. Ильминский – кто он на самом деле? // Исламо-христианское пограничье: итоги и перспективы изучения. – Казань: ИЯЛИ, 1994.

31. Никанор (Каменский), архиеп. Один из питомцев Казанской Духовной Академии Н. И. Ильминский // Он же. Казанский сборник статей. – Казань, 1909. – С. 705–710.

32. Победоносцев К. П. о Н. И. Ильминском. – СПб. 1892.

33. Рождествин А. С. Николай Иванович Ильминский и его система инородческого образования в Казанском крае. – Казань: Типо-лит. ун-та, 1900.

34. Соколов О., иерей. Христианско-просветительская деятельность в Казанской епархии // История и человек в богословии и церковной науке. – Казань, 1996. – С. 30–35.

35. Спасский Н. А. Просветитель инородцев Казанского края Н. И. Ильминский. – Самара: Тип. Самарской духовной консистории, 1900.

36. Тальберг Н. Д. Победоносцев. – М.: Изд-во Сретенского монастыря, 2000.

37. Терновский С. Историческая записка о состоянии Казанской Духовной Академии после её преобразования, 1870–1892.– Казань, 1892.

38. Успенский В. Л. Казанская Духовная Академия – один из центров отечественного монголоведения // Православие на Дальнем Востоке. – СПб., 1996.-Вып. 2.-С. 118–122.

Глава 11. Камчатская миссия и митрополит Нестор (Анисимов)

Митрополит Нестор (Анисимов)

Полуостров Камчатка населяют различные народности[98]98
  Камчатский полуостров в наши дни заселен несколькими народностями, которые жили здесь и до прихода первых отрядов русских казаков-землепроходцев в XVII в. К этим народностям относятся: коряки, проживающие в северной и центральной частях полуострова; ительмены, населяющие юго-западную часть Камчатки (в пределах Тигильского района); эвены, которые расселены относительно компактными группами на территориях Быстринского, Пенжинского и Олюторского районов; алеуты, в большинстве проживающие на территории Алеутского района (остров Беринга); чукчи, проживающие на севере Камчатки, в Олюторском и Пенжинском районах.


[Закрыть], которые, в основном, вели кочевой образ жизни. В их среде были два главных человека – «тойон», наиболее богатый и влиятельный человек племени, и шаман. Религиозными верованиями Камчатки, как и соседних земель, были анимизм, фетишизм, шаманство.

Местные народы в значительной мере жили промыслом морского зверя, поэтому, согласно шаманским верованиям, объектом почитания и обрядов на праздниках алеутов, азиатских эскимосов, приморских чукчей и коряков были морские животные. У эскимосов, приморских чукчей, отчасти у береговых коряков прежде всего почитался кит, которого «встречали» как дорогого гостя, «кормили», перед ним танцевали, пели, устраивали «проводы домой» и просили его приводить с собой в следующий раз своих сородичей. Праздновали также «Спуск байдары на воду», «Укладывание байдары на зимний период», «Праздник морских животных» и т. п. Особое место в обрядности оседлого населения занимали осенние благодарственные обряды, которые проводились после окончания промыслового сезона в течение нескольких дней. Основной целью церемоний было – отблагодарить морских животных за прошедший промысловый сезон и попросить промысловой удачи на будущий.

Русские казаки появились на этой земле в середине XVII в. Постепенно местные народы учились у них оседлому образу жизни, возделыванию земли, выращиванию овощей и хлеба. От них же туземцы узнавали о православии.

Первым миссионером на Камчатке считается архим. Мартиниан, посланный митр. Филофеем (Лещинским) в 1705 г. Он проповедовал среди камчадалов, но в 1718 г. был убит во время вооруженной стычки камчадалов со сборщиками ясака. При нем на Камчатке начал подвизаться казак Иван Козыревский, известный сначала буйным поведением и разбоем, а затем – героическим морским путешествием вдоль Курильских островов и присоединением южных островов к Российской империи и, наконец, резким изменением разгульной жизни на иноческое житие с именем Игнатий. Вблизи Ключевской сопки, у р. Камчатки, он построил монашескую келью, а затем основал пустынь. Первая монашеская пустынь опекала калек и престарелых и просвещала камчадалов светом Христовым. После восемнадцати лет подвижничества, в 1732 г., по доносу, иеромонаха Игнатия вызвали в Москву, в Тайную канцелярию; в процессе следствия он был лишен сана, и более сведений о нем не сохранилось. Монашеская обитель вскоре была разорена.

Первая церковь была выстроена в 1713 г. на р. Ключевке Иваном Енисейским, который в то время управлял Камчаткой. В 1730 г. капитан-командор В. Беринг доносил в Адмиралтейств-коллегию о наличии на Камчатке одной церкви, одного священника, о начале строительства монастыря [33]. В 1737 г. С. П. Крашенинников отмечал также, что на всей Камчатке есть только один священник.

В 1743 г. на полуостров прибыла миссия во главе с архим. Иоасафом (Хотунцевским). И вскоре уже большая часть камчадалов, в том числе кочевников, приняла крещение. Были открыты школы, начала создаваться система просвещения. Но через восемнадцать лет, в 1761 г., жизнь миссии прекратилась, а приезжавшие на Камчатку приходские священники не справлялись с окормлением и просвещением народа. К 1783 г. на Камчатке уже не было ни одной школы.

К 1840 г., когда Камчатка вошла в созданную Камчатскую, Курильскую и Алеутскую епархию свт. Иннокентия (Вениаминова), больницы, школы были только в главном портовом городке Петропавловске-Камчатском и в нескольких поселках.

Основание Петропавловска связано с приездом второй камчатской экспедиции В. Беринга и А. Чирикова. В 1740 г. корабли вошли в Авачинскую бухту, и Беринг вынес на берег икону свв. апп. Петра и Павла, а затем была совершена благодарственная служба в палаточном храме. Этот день – 6 (19) октября 1740 г. – явился основанием Петропавловского порта и города. Рос великолепный порт, имеющий торговое и военное значение; строился Усть-Камчатск (в устье р. Камчатки) и небольшие военные и промышленные поселения на Курилах. На берегах Охотского моря, бурного и коварного, богатого рыбой, образовывались крупные русские поселения в устьях рек. При этом народы богатейшего региона Камчатки оставались непросвещенными. В храмах в Усть-Камчатске, в Петропавловске, в некоторых поселениях шла церковная жизнь, которая в значительной мере относилась к русскому населению, потому что воцерковление местных народов шло очень медленно, прежде всего из-за отсутствия духовного окормления и из-за недобрых примеров промышленных людей.

В записках митр. Иннокентия (Вениаминова) о путешествии по Камчатке говорится, как русские люди (в том числе купцы) занимались промыслом: они за бесценок или за водку получали от местных жителей дорогие меха, физическую помощь в добыче рыбы и икры. Местные народы оставались ограбленными и обездоленными. Редкие самоотверженные миссионеры и чиновники, пытавшиеся наладить там жизнь, основанную на православных нравственных нормах жизнь, оставались в меньшинстве и не играли существенной роли.

Святитель Иннокентий (Вениаминов) начал устраивать в Петропавловске семинарию, организовал Камчатскую миссию. Камчатка начала духовно оживать, но в 1845 г. семинария была переведена на Аляску, а в 1861 г. миссия была закрыта. Православие на Камчатке стало возрождаться с 1897 г., когда на Курильскую, Камчатскую и Благовещенскую кафедру был назначен ей. Евсевий (Никольский) (с 1906 г. – архиепископ).

В 1899 г. город Благовещенск с амурскими землями был выделен в отдельную епархию, и владыка Евсевий переехал во Владивосток. Теперь в его епархию входили земли и народы от Чукотки до Китайско-Восточной железной дороги (КВЖД). В 1907 г. к епархии были добавлены все приходы Маньчжурии, а в 1908 г. присоединена Корейская миссия с ее девятью заграничными станами [4. С. 518]. При архиеп. Евсевии только за первые десять лет в епархии число церквей возросло до 126 (было 60), образовались 3 походные церкви для нужд русских переселенцев, насчитывалось 105 школ (было 38), открыты миссии [4. С. 519].

Деятельному архим. Евсевию прежде всего не хватало помощников, и владыка обратился с просьбой прислать на Камчатку миссионера. Его письмо пришло в казанский Спасо-Преображенский монастырь к архим. Андрею (Ухтомскому), который благословил своего духовного сына Николая Анисимова ехать миссионером на Камчатку.

Николай Александрович Анисимов, впоследствии митр. Нестор (Анисимов), был родом из Вятки, из семьи военного чиновника. Его мать Антонина Евлампиевна была глубоко верующей женщиной, происходила из духовного сословия. Из книги митр. Нестора «Моя Камчатка»: «Мои первые воспоминания связаны с посещениями кафедрального собора. Помню, меня, тогда еще совсем маленького, водили в церковь бабушка или мама. Неудивительно, что, будучи мальчиком, я часто в нашей детской комнате изображал священнослужителей, совершал «службы», устраивая себе подобие архиерейской мантии, митры и облачения. Меня и брата[99]99
  Иларий Александрович Анисимов – старший брат митр. Нестора стал военным.


[Закрыть] с детских лет приучали молиться по утрам и на сон грядущий. Стоя в детской комнате на коленях перед образом, озаренным светом лампады, я молился вслух так: «Боженька, сделай меня архиереем… Боженька, дай здоровье маме, папе, брату Ларичке, крестной бабушке и… моей собачке Ландышке…» Такова была моя наивная детская молитва.

Однажды, когда я был уже шустрым мальчуганом, бабушка повела меня на архиерейское богослужение в Вятский мужской монастырь. Какой-то неземной восторг охватил мою душу, еще не искушенную житейской мудростью, когда я вместе с бабушкой в конце литургии подошел к благословляющему архиерею поцеловать святой крест…» [3. С. 37]. В тот день еп. Варсонофий (Курганов) предсказал, что Николай будет епископом.

Обучаясь в Казанском реальном училище, Николай часто посещал Спасо-Преображенский монастырь, где Господь даровал ему духовного отца в лице настоятеля монастыря архим. Андрея (Ухтомского). Ему нравилось учиться; он был восприимчивым, музыкальным, тонко чувствующим, любил русскую литературу. Великие русские писатели помогли ему не только сформироваться, найти путь к Церкви и в Церкви, но и впоследствии были помощниками в его миссионерской деятельности. Вся русская православная культура была для него драгоценным сокровищем и помощником.

На летние каникулы он уезжал домой, в Вятку. До его отправки на миссионерскую деятельность на Камчатку произошел ряд событий, и прежде всего личное знакомство с о. Иоанном Кронштадтским.

По этому поводу владыка вспоминал: «Однажды лето было омрачено тяжелой болезнью мамочки. По определению консилиума врачей она была обречена на неминуемую смерть. Мама таяла на глазах… не могла уже говорить… В это самое время пришло известие о том, что в Вятку едет прот. Иоанн (Сергиев). Мысль о том, чтобы постараться увидеть его, просить помощи о здравии и спасении жизни моей мамы, не покидала меня. Я с присущей юношескому возрасту пытливостью смотрел на богомольцев и скорее сердцем, чем сознанием, почувствовал, что идет вдохновленная молитвою православная Русь с добрым намерением, как бы подтверждая своим духовным обликом слова песнопения „Слава в Вышних Богу и на земле мир, в человецех благоволение“. Видя это множество верующих, я подумал, как же юноше осуществить свое желание и обратиться к о. Иоанну о моей болящей мамочке… Вдруг во мне созрело внезапно решение: здесь в участке проживает прибывший недавно новый вятский полицмейстер Коробицын, – а не обратиться ли мне к нему за содействием… Он принял меня… и вручил мне свою визитную карточку с надписью о том, чтобы меня беспрепятственно пропускали всюду, где находится знаменитый в те годы протоиерей. В день прибытия о. Иоанна в Вятку несметные толпы верующих запрудили движение по городу. Прямо с вокзала гость отправился в семью Поскребышевых. Несколько кварталов до их дома улицы были запружены народом, даже с пропуском полицмейстера мне с трудом удалось пробиться к заветному дому… Там в небольшом зале перед иконой стоял в епитрахили о. Иоанн и служил молебен. Я был потрясен огромной силой духа и проникновенностью, с которой он произносил молитву. Голос его при этом был преисполнен вдохновения. Когда после молебна молящиеся стали подходить ко Святому Кресту, я был в числе последних. Волнуясь, сдерживая слезы, я сообщил о. Иоанну о смертельной болезни мамы. Он спросил меня имя, перекрестился и сказал: „Дай Бог ей здоровья“. Затем велел отвезти ей освященной воды. Я выполнил это указание. Но, прежде, чем уйти домой, наспех написал записочку с именами членов нашей семьи и вручил ее старушке Медведевой для передачи о молитвенном поминовении о. Иоанну. На следующий день я отправился в Дом трудолюбия, где в церкви гость должен был совершать Божественную Литургию. И вот снова улицы, заполненные народом. Я пробрался с трудом через двор, переполненный молящимися храма. Вскоре колокольный звон и гул голосов возвестил о прибытии о. Иоанна. Верующие люди подняли его на руки и сквозь толпу пронесли его по той лестнице, где проходил я. Он узнал меня, приветливо посмотрел и сказал: „Ты уже здесь? Как мама?“ „Все в том же положении безнадежном“, – сказал я. „Будем просить у Бога здоровья, и Он утешит, спасет“. И опять с восторгающей силой Божественная Литургия, совершенная о. Иоанном. От начала до конца неугасимое пламя дерзновенной молитвы; резкое, громкое, настойчивое, требовательное обращение к Богу потрясало молящихся. В алтарь беспрестанно несли записки с просьбой к о. Иоанну о поминовении перечисленных имен. На следующий день я вторично присутствовал на богослужении, совершаемом о. Иоанном в Предтеченском храме. Туда было привезено много больных и одержимых. Под церковными сводами то и дело раздавались вопли, стоны, молитвы чающих исцеления от недуга. Молитвенный голос о. Иоанна звучал так же, как накануне – дерзновенно, уверенно, напоминая общение с Богом древних пророков…

В этот же день, несколько позже, я не вытерпел и на извозчике отправился на поиски местопребывания о. Иоанна. Едва я успел завернуть за угол нашей улицы, как увидел, к удивлению своему, показавшийся мне бесконечным поезд экипажей. На первом из них сидела Матрена Петровна Медведева со священником. Увидев меня, она замахала руками и закричала: „Куда ехать-то? К вам о. Иоанн едет“. Я быстро вернулся домой, попросил отца и бабушку встретить гостя… Сам я быстро приготовил столик, воду для освящения, церковные свечи, какие были в запасе. Между тем маму на кровати внесли в залу. К моменту начала молебна толпы верующих заполнили не только зал и прилегающие к нему комнаты, но и двор и улицу. И вот, вошел о. Иоанн и спросил: „Где ваша больная?“ Получив ответ, он благословил нашу семью и обратился ко мне: „Ну вот видишь, я приехал к твоей маме. Будем молиться, и Господь Бог вернет ей здоровье“. С этими словами он подошел к маме, лежащей в бессознательном состоянии, обласкал ее как малого ребенка, приговаривая: „Бедная ты моя, больная, Антонина“. Отец Иоанн положил ей на голову крест, бывший на нем, прочитал молитву, пригласил всех нас молиться о болящей, а у отца осведомился, чем мама больна. Затем, встав на колени перед столиком с Евангелием и крестом, о. Иоанн громогласно и дерзновенно просил Бога исцелить мать. „Ради ее детей, Господи, яви Твою Божественную милость, пощади рабу твою Антонину, верни ей жизненные силы и здоровье, прости ей все грехи и немощи. Ты, Господи, обещал просящим исполнить и дать просимое. Услыши же нас, Тебе молящихся, и даруй здоровье болящей рабе Твоей Антонине“. Отец Иоанн произносил эти слова, обращаясь к Богу с совершенной уверенностью в милости Всевышнего. По окончании молебна он подошел к матери, благословил ее и сказал твердым повелевающим голосом: „Сейчас же позвать священника. Он причастит больную, и она с Божьей помощью будет здорова“. На прощанье о. Иоанн спросил отца о нашей семейной жизни, благословил каждого и уехал… Когда мы и домашние, проводив о. Иоанна, вернулись к матери, она лежала как преображенная. Кто-то из нас спросил у нее, сознает ли она, что сейчас происходило, мамочка чуть слышно произнесла: „Оставьте меня одну“… Домой пришел вызванный мной священник. Перед началом исповеди мы простились с мамой и вышли. Когда после ее исповеди вернулись к причастию, увидели, что больная сидит на кровати, а после причащения Св. Таин спокойно встала на ноги. На следующий день она уже не ложилась в постель и быстро начала поправляться. После этого знаменательного для нашей семьи события мама прожила еще 34 года» [3. С. 46–51].

По благословению своего духовного отца и родителей Николай учился на миссионерском монгольско-калмыцком отделении Казанской духовной академии. Шел 1907 год. После того как о. Андрей сказал, чтобы Николаю готовиться к миссионерскому служению, Николай, никогда об этом не думавший, был несколько растерян. Уехать куда-то далеко, бросить родителей, своего духовного отца ему никогда не приходило в голову: «С каким-то огорчением я замкнулся в самом себе, не допуская даже мысли о возможности отъезда» [3. С. 52].

Николай просил маму помолиться, чтобы Господь указал ему путь жизни. Как-то они вместе пришли в храм на всенощную, это была суббота перед Неделей Торжества Православия. После службы священник начал проповедь о значении миссионерства, о предстоящей миссии на Камчатке, о том, что по возможности надо поддержать миссию материально. Свою проповедь он закончил словами: «Помолимся же, братие и сестры, Богу, чтобы Он послал на эту ниву делателей, ибо там жатвы много, а делателей нет» [3. С. 53]. Николай и его мать поняли, что Господь зовет его на Камчатку.

Начались сборы, в частности, Николай написал о. Иоанну Кронштадтскому письмо с просьбой благословить его на миссионерскую деятельность. «…Вскоре прибыл ответ. На своей фотографической карточке отец Иоанн написал: „Раба Божия Николая Анисимова благословляю на великий подвиг миссионерства, если он находит себя способным и чувствует в себе призвание к нему. Да явится в нем благодать Божия, немощныя врачующая. Целую его братски. Протоиерей Иоанн Сергиев. 18 марта 1907 года“» [3. С. 56].

17 апреля 1907 г., в Великий Вторник на Страстной седмице, архим. Андрей (Ухтомский) постриг Николая в монашество с именем Нестор, а вскоре (6 мая 1907 г.) он был рукоположен во диакона и через несколько дней – во иерея.

Владыка Иннокентий (Солодчин), как бывший алтайский миссионер, перед отъездом на Камчатку дал молодому иеромонаху некоторые полезные наставления: «Между прочим он спросил меня: „Вот сейчас ты понесешь три креста – монашество, пастырство и миссионерство. Какой из этих крестов легче, а какой тяжелее?.. Все три креста могут быть одинаково и тяжелы, и легки, в зависимости от того, как их нести. Если с верой, благоговением, давая себе постоянный строгий отчет в этом великом и святом служении, то любой из крестов, и даже все три сразу, будет легко нести с Божией помощью“» [3. С. 58].

Накануне отъезда от о. Иоанна Кронштадтского пришла посылка – священническое облачение самого о. Иоанна, бутылка вина и следующие слова: «Передай камчатскому миссионеру (я его монашеское имя не знаю) от меня облачение. Бог ему в помощь… А вот этот сосудик передай ему и скажи: все выпитое (больше половины) – это мной выпито за мою жизнь, а оставшееся он будет допивать в его жизни, но пусть переносит все невзгоды терпеливо, да благословит его и спасет Господь Бог» [3. С. 58–59] [100]100
  По воспоминаниям Владыки Нестора, записанным его духовными детьми, кронштадтский пастырь «передал о. Нестору неполную бутылочку хереса… Впоследствии на Камчатке в тяжелые минуты болезни одна капля этого хереса являлась для о. Нестора лучшим лекарством» [3. С. 58–59].


[Закрыть]

По прибытии во Владивосток о. Нестор некоторое время провел при ей. Евсевии (Никольском), затем морем достиг Петропавловска-Камчатского, претерпев в пути настолько сильный шторм, что их корабль занесло в Японию.

Главным пунктом его миссионерской деятельности среди местного населения стало селение Гижига. Несколько лет он целиком отдает себя камчадалам, причем рядом нет опытных священников-миссионеров. Главное – ему удается завоевать сердца камчадалов. Он становится всем для обездоленных кочевников. «За свою пастырскую деятельность я убедился в доброте, душевной простоте, правдивости, доверчивости и искренности этого народа. Когда я приезжал в их селения, они усыпали мой путь кедровыми ветками, подстилали мне под ноги меха, а иногда даже брали меня на руки и несли бережно с приветствием: „Христос воскресе!“. Они радостно и умиленно воспринимали богослужение и молитвы на их родном языке и с трогательным усердием молились. К каждому моему прибытию тунгусы расширяли свою юрту так, что в ней помещались для молитвы несколько сот человек. В зимнюю стужу приходилось совершать богослужения в облачении из оленьего меха» [3. С. 109–110].

«И мои встречи, и приезд к ним в юрты всякий раз носили самый радушный, приветливый, простой, безыскусственный характер. И никогда ни с их, ни с моей стороны не было какого-либо непонимания или сомнения. Наши сердца бились созвучно, доверительно и дружески. В жалком, закоптелом от дыма обиталище, невзирая на всю невзрачность обстановки, я убеждался в сердечной чистоте людей, живущих в этих полузвериных логовах. Каждый раз, всматриваясь в их добрые, приветливые лица, я видел, что глаза их выражают не только ласку и доверчивость к пришельцу, но и какую-то надежду на помощь и сочувствие» [3. С. 77].

Молодой иеромонах открыл первую школу в с. Тилечики: «Так на Камчатке возникла первая школа с обучением на русском и корякском языках. Огромной радостью для меня было то, что в конце концов и взрослые, и дети поняли, что такое грамотность и какая от нее польза» [3. С. 132]. Иеромонах Нестор изучил корякский и тунгусский языки, перевел на корякский Божественную литургию, частично Евангелие, а на тунгусский – молитву «Отче наш», заповеди Моисея и Заповеди Блаженства, молитву на лов рыбы, на освящение рыбы, рыбных снастей и мрежей.

Он ограждал этих бедных людей от беспредела чиновников, от разбоя промышленных людей: «…среди хищников-торговцев я был недругом, и они избегали встречи со мной в корякских и тунгусских юртах, но неуклонно осведомлялись, был ли у них Майнгу-поп Нестор и что говорил…» [3. С. 115].

Кочевники жили в юртах, покрытых кожей. Верхнее отверстие служило дымоходом, и в этом же отверстии находилось бревно с насечками для входа и выхода из помещения. В юртах – кожные болезни, насекомые, полное отсутствие гигиены. Отец Нестор возил с собой походный набор лекарств и перевязочный материал, не менее 20 пудов цинковой и ртутной мази. Его с нетерпением ждали и радостно встречали, а летом выходили на берег моря к пароходу и спрашивали: «Нет ли Майнгу-попа Нестора с хорошей мазью?» [3. С. 116].

К этому времени на Камчатке было сравнительно много прокаженных. Отец Нестор создал специальную колонию-лепрозорий (для больных проказой). Особенно памятна была о. Нестору пасхальная ночь в скромной церкви в честь святого праведного Иова Многострадального в камчатской колонии прокаженных.

Отец Нестор писал просьбы о помощи во многие города к разным лицам. Особенно его утешило краткое письмо о. Иоанна Кронштадтского: «Отец Нестор! Дерзай и уповай пред лицем Пославшего тебя на апостольскую проповедь. Терпи, как Апостолы, уповай на помощь Божию, утешай новую паству твою надеждой Жизни Вечной. Переводом посылаю тебе 400 рублей на голодающих. Протоиерей Иоанн Сергиев» [3. С. 135].

Понемногу он завоевывал для Христа эти бедные камчатские народы. И чем больше о. Нестор трудился, тем более укреплялся в мыслях о создании всероссийского братства помощи обездоленным народам Камчатки.

В 1910 г. он прибыл во Владивосток к владыке Евсевию и привез ему проект устава Камчатского братства, такой общественно-церковной организации, которая бы взяла на себя ответственность за жизнь и просвещение камчатских народов. Владыка Евсевий принял проект и благословил его ехать в Петербург.

В Петербурге о. Нестор пришел к обер-прокурору Святейшего Синода С. М. Лукьянову (1909–1911) с отчетом о миссионерской деятельности и проектом Камчатского братства. Однако Лукьянов не только отказал ему в содействии, но сделал все, чтобы этот проект не был рассмотрен Синодом.

Пытаясь найти выход из создавшегося положения, иеромон. Нестор посетил некоторых духовных лиц, завел знакомства среди купечества и в аристократических кругах Петербурга. «Директор духовных дел инославных исповеданий Харузин, глубоко верующий христианин, истинный патриот, подписался первым учредителем Камчатского благотворительного братства, после чего написал более ста адресов представителей столичной знати и дал от себя общее письмо для всех.

„Пойдите к каждому из них, – посоветовал он мне, – и никто не откажется стать в ряды членов учредителей Камчатского братства. Не смущайтесь, идите в их дома. Да поможет вам Бог. Такое великое и полезное дело вы, отец Нестор, начинаете, и долг для всех нас, русских людей, поддержать вас и помочь“. Таким образом, мне удалось за короткое время собрать свыше двухсот подписей, в том числе от членов Государственного Совета, Государственной Думы, профессоров, директора Государственного банка, генералов и других высокопоставленных лиц» [3. С. 156].

Отец Нестор был приглашен во дворец на аудиенцию к императору Николаю II. Государь утвердил орденские знаки будущего братства. Но под давлением обер-прокурора Синод отказал в создании братства. На помощь пришла вдовствующая императрица Мария Феодоровна. Закончилось все тем, что Устав братства был принят, а покровителем Камчатского братства во имя Нерукотворного Образа Всемилостивого Спаса назначен наследник, цесаревич Алексей. Вся семья государя приняла в этом проекте живейшее участие.

Согласно Уставу основными целями братства были:

• распространение православной веры в епархии среди языческих племен тунгусов, коряков, чукчей и других коренных народностей;

• просвещение их в духе православной веры «на началах братского единения с коренной Россией, ограждение края от противоправославных влияний и насаждение там, во имя Православной Церкви и под ее духовным водительством, культурных условий и порядков, необходимых для оживленного развития и процветания края» [32].

Руководство деятельностью братства осуществлял Совет, в который входили иеромонах Нестор и другие священники Владивостокской епархии, чиновники и интеллигенция Владивостока. Председателем Совета был прот. Александр Муравьев.

Почетным попечителем и руководителем братства был преосвященнейший еп. Владивостокский и Камчатский Евсевий. В его рядах состояли члены августейшего семейства – император Николай II, императрица, цесаревич и императрица-мать; а также митр. Санкт-Петербургский Антоний (Вадковский), митр. Московский Владимир (Богоявленский), митр. Киевский Флавиан (Городецкий), обер-прокурор Святейшего Синода В. А. Саблер, приамурский генерал-губернатор Н. Гондатти, командующий Сибирской флотилией вице-адмирал М. фон Шульц, начальник Владивостокского порта контр-адмирал П. В. Римский-Корсаков и другие.

В Санкт-Петербурге, Москве, Перми, Киеве и других городах открылись отделения Спасского братства, доносившие до православной общественности все те трудности и небольшие достижения, которые имелись в жизни далекого Камчатского края, и отовсюду пошла самая разнообразная помощь.

Во всех филиалах братства, согласно уставу, проводился энергичный сбор средств путем распространения орденских знаков. За право ношения орденского знака 1-й степени полагался пожизненный взнос в сумме 300 рублей, 2-й степени – 75 рублей, 3-й степени – 50 рублей и 4-й степени – 25 рублей. Попутно все отделения братства производили сбор школьных принадлежностей, церковной утвари, походных аптечек, одежды и т. п. Раз в год несколько вагонов со строительными материалами, с одеждой, лекарствами, церковными принадлежностями и книгами шли на Дальний Восток. Средства собирались по всей России. Готовились разборные деревянные храмы, школы, богадельни, больницы. И все это ежегодно отправлялось в товарном вагоне во Владивосток, а затем на пароходе Добровольного флота на Камчатку. После доставки их на место назначения производились сборка и установка. Вскоре, таким образом, удалось открыть в разных частях Камчатского края школы, церкви, приют для детей местных кочевников и т. д. Совет братства стал издавать религиозную и просветительскую литературу.

По благословению владыки Евсевия для устройства обители на Камчатку были направлены монахи из Свято-Троицкого Николаевского Шмаковского мужского монастыря. Из Петербурга, Перми и других городов по зову о. Нестора прибыли сестры милосердия. Во главе госпиталя для прокаженных встала медицинская сестра А. М. Урусова, бывшая начальница Пермской общины Красного Креста. Сестры не только лечили, но и обучали местное население шитью, приготовлению горячей пищи, прививали навыки гигиены, помогали школьным учителям.

Отец Нестор подготовил большую программу лечения целебными Паратунскими ключами. Здесь планировалось лечение не только жителей Камчатки, но и приезжающих из России. Этот богатейший Камчатский край, с необъятными запасами рыбы, пушнины, всевозможного морского зверя, должен был преобразиться. Проект лечебницы в Паратунке о. Нестор разрабатывал вместе с великой княгиней Елизаветой Феодоровной, планировался даже ее приезд для того, чтобы профессионально помочь в деле сестричества и оказания полноценной медицинской помощи. По ряду причин приезд великой княгини не состоялся, но она не оставляла без попечения Камчатку, оказывая значительную помощь деньгами и медикаментами. Помогали братству и будущий священномученик Владимир, митр. Киевский, и свт. Николай, архиеп. Японский.

В те годы была важна не только материальная помощь. Необходимы были и миссионеры для распространения православия среди коренного населения Камчатской области.