Текст книги "За серым окном"

Глава 2. Сирота

Игорь Сиротин вернулся в Водопьяновск осенью 89 – го. Он не погиб в Афгане, подобное случается на войне.

Нет, не томился в плену и не был ранен: тяжело заболел, подцепил неизвестный вирус. Поскольку до дембеля оставалось совсем ничего, да и войска выводили в Союз, бравый сержант скрывал недуг от командиров, переносил болячку на ногах, дабы не загреметь в госпиталь.

Однажды, перед выездом с колонной, боец свалился в обморок, дальше темнота… товарищи в спешном порядке определили Игоря в медсанбат, сами отправились выполнять задание. Ирония судьбы – это спасло жизнь Сироте; рота советских десантников попала в засаду… отсюда и похоронка домой.

На Родине сержант пару месяцев провёл в бреду по госпиталям. Светилы медицины считали, – «Не выкарабкается парень», – но организм молодой, сильный – служивый пришёл в себя. После осаждал военврачей, чтобы скорее выписали, доказывал, – «Я совершенно здоров!» – Оно понятно: если не болезнь, уж полгода, то и больше, как дома отдыхал.

Оказалось, всё непросто, во-первых, – никто не установил, какую именно болезнь перенёс сержант; во-вторых, – возникла путаница с документами. Умереть, оно быстро… «воскреснуть» – не всегда.

Сиротин писал домой, звонил – безуспешно. Пробовал отправлять весточку Власовой, которая обещала ждать из армии и не обозначилась ни разу… ответа не последовало.

Наконец, дембель приехал скорым поездом в родные края, вдохнув полной грудью с орденами летний воздух, Игорь поспешил искать близких. Снова разочарование: мать с отцом съехали, узнав о «смерти» сына. С друзьями тоже облом: кто в армию ушёл, кто учиться уехал и т. д. Оставался Влад Красильников, некогда лучший друг, но… после их плохого расставания на проводах Сироты (из-за Власовой), идти к нему десантник не решился.

Сержант запаса отправился ночевать на вокзал и по дороге, на свежевыкрашенной автобусной остановке встретил школьную учительницу, Ларису Ивановну. Она, словно родного, приобняла воспитанника, расцеловала, искренне радуясь встрече и «воскрешению» парня. Приютила на ночь, помогла через бесчисленное количество знакомых отыскать, куда переехали родители Сироты.

Игорю, при прощании со спасительницей, стало невольно стыдно за школьные годы, когда трепал нервы Ларисе Ивановне. – «Да! Учителя-педагоги, вы многому научили, всегда помогали и до последнего вздоха, не бросите нас, непутёвых!» – подумал дембель, махнув пожилой даме голубым беретом из форточки красного «Скотовоза».

Афганец пылил ботинками по деревенской дороге: душа кричала, радость предстоящей встречи с родными выхлёстывалась наружу, не сдержался – запел.

Не успел Игорь сориентироваться, постоянно вглядываясь то в мятую бумажку с адресом, то в таблички домов по улицам, как из-за спины на него с криком набросились. Сержант её не увидел сперва, почувствовал – мать!

– Я знала! Знала, – плакала, относительно молодая женщина, – ты жив! Столько времени у окна простояла, ждала, вот-вот сынок объявится… отец, тот не верил, говорил мне, старый дурак: «Смирись! Крепись… сын погиб Героем!» – А я ждала… ждала и дождалась.

Давали аккомпанементы радости их встречи всё: ветерок, солнце, небо; дворовые собаки, сбившись вокруг Сиротиных, игриво виляли хвостами, прыгали. Одна старушка, пришедшая к уличному колодцу посреди деревни, уронила вёдра, расплескав воду. Бабушка прислонила морщинистые ладони к лицу, заплакала. Она поняла суть происходящего – восторг солдата и его матери, вспомнила схожий эпизод из далёкого, Победного 45 – го. Когда после полученной похоронки, летом, в эту самую деревню вернулся её сын, без руки, израненный, зато живой.

Мать не отходила от Игоря целый день. Ночью, когда захмелевший от вечернего застолья с отцом и доброй половиной колхоза сержант лёг спать, женщина оставалась возле его кровати: тихо напевала колыбели, поглаживала по волосам, поправляла одеяло. До конца не верила в счастье – молитва услышана.

Дембель быстро освоился в деревне, почти не отдыхал, хотя родители уговаривали, – «Нет, спасибо! В Госпитале належался».

Устроился работать с отцом в поле. Невзирая на перенесённую болезнь, Игорь, трудившись на свежем воздухе, быстро набрал форму, хоть снова в бой.

Могучие широкие плечи и мускулы афганца ростом 190 сантиметров приняли прежний, грозный и красивый вид, в карих глазах заблестел радостный огонёк жизни, отросли густые русые волосы. В колхозе Сироту прозвали – «Илюша», по аналогии с русским богатырём, за его огромную комплекцию, большой кулак и сорок седьмой размер ноги.

Деревня афганцу нравилась: хорошие люди, просторный дом, небольшое хозяйство; красивые девушки, отзывчивые товарищи. Тем не менее через полгода «заныло под ложечкой», молодой ведь, тянуло в город, «покорять вершины». Распрощавшись с родителями, обещая часто навещать, Сирота отправился в Москву, благо, списался недавно с сослуживцем: тот звал к себе, обещал помочь устроиться.

Реальность обернулась иной – столица не оправдала надежд Игоря.

Меньше трёх лет не был в Союзе (деревню не брал в счёт), а так всё изменилось! Чего греха таить, Сиротин надеялся если не на почести, за службу Родине, то хоть на элементарное уважение… к нему же в большинстве своём, люди относились нехорошо, – «Мы вас туда не посылали!» – то и дело твердили афганцам зажравшиеся на волнах перестройки спекулянты, братки, красавицы.

– «Верните меня в мой Афган!» – стало душевным девизом Игоря в Москве.

Если иные граждане и относились к бравому десантнику нормально, то после знакомства, когда узнавали, что воевал, обязательно спрашивали, – «Ты убивал людей? А много? Тяжело стрелять в человека? Снятся загубленные души?»

Почему подобное всех интересует? Ответа сержант найти не мог. – «Какая вам разница? Что за мода доставать неудобными вопросами? Захотят – сами расскажут! А нет – так не лезьте в душу!»

Разумеется, Игорю приходилось убивать на той войне. Снились ли ему застреленные недруги или бои? Нет, к счастью – нет. Где-то слышал: лет через десять – двадцать, начнут мучить кошмары, а пока молодой, нечего переживать раньше времени. Правда, десантник запомнил первого поверженного «духа». Они спорили с ребятами, кто раньше из них это совершит, сколько врагов «нащёлкает» в раскалённых горах… пари выиграл Сиротин. Совесть не грызла, произошло всё на посту, в первом карауле: заметил движение в темноте и нажал на спусковой крючок. Расстояние неблизкое, опыта стрельбы мало, плюс сумерки, а попал! И наповал. Прапорщик тогда похвалил его, сказал, – «Не переживай, если бы не ты его, то он тебя и половину роты вдобавок».

Утром, когда Игорь подошёл близко к трупу «духа», немного пошатнуло. Тот лежал на камнях, с открытыми глазами, в неестественной позе; ветер беспокоил одежду убитого, песок на лице мертвеца… именно этот момент отпечатался в памяти сильно. Нет, жалко не было, просто испытал ранее неизведанное чувство, понять которое может лишь тот, кто прошёл через подобное.

Выбор у Сироты оставался невелик: продолжить жить в Москве и примкнуть к бригаде афганцев; вернуться к родителям, либо на малую родину – в Водопьяновск. Игорь избрал последнее. Тянуло именно туда, где родился и вырос, да и не нравилась сержанту столичная суета, столпотворения. Дома – самый раз! Не дыра, но и не миллионник, население более двухсот тысяч человек, полным ходом идёт расширение, процветание.

Проблема одна – к кому ехать? Родители в деревне, с друзьями давно не списывался, наверное, мало кто знает, что он жив. – «Да ладно! В Москве не пропал, дома и подавно устроюсь!»

Игорь лежал в постели с Настей Власовой: обнажённые тела обдавал лёгкий, майский сквознячок – девушка прислонила голову к могучей груди десантника, гладила его, что-то шептала, он не слушал.

Сирота вернулся в Водопьяновск месяц назад, в начале апреля 1990 – го года. Сориентировался быстро, нашёл подработку на некогда одноклассника, ныне кооператора, охранял того от местной шпаны, которая массово принялась играть в мафию. Проблем со вчерашними школьниками у сержанта не возникало, одна его богатырская внешность решала многие вопросы. Однако с теми, кто пришёл к шефу неделю назад… лучше не шутить. Времена нынче сильно изменились, кооператоров, недавних «спекулянтов», в народе не любили, в том числе и милиция, потому за них особо не впрягались. Вот и доили братки всех, кто занимался тем, что приносило прибыль «не за станком».

Начальник Игоря, делиться «честно заработанным» не желал, из-за чего неделю назад «неожиданно» пропал средь белого дня. Сиротин понимал в чём дело – не дурак. Знал и другое: проблемы с людьми в спортивных костюмах могут возникнуть из-за шефа и у него, отчего решил уехать на некоторое время в холодные края, подзаработать деньжат заодно. Нельзя сказать, что прошедший Афган десантник боялся кого-то или чего-то, просто с явлением «рэкет» и его яркими представителями раньше не сталкивался, а разум подсказывал – лучше не стоит… по крайней мере, в одиночку против банды не попрёшь… не кино ведь.

Сирота снял небольшой домик на окраине Водопьяновска возле Дона, где потише, чтобы переждать недельку-другую до отправки на север. И здесь снова ирония судьбы: вышел вечером пройтись вдоль реки, услышал женский крик – в камышах трое парней стараются взять силой девушку. Остаться в стороне от рождения справедливый Игорь не мог. Ввязался в драку… как ввязался? Раскидал троицу в разные стороны меньше чем за минуту. Спасённая девочка, придя в чувства, схватила афганца под руку и крикнула, – «Бежим!»

Преодолев с километр, остановились отдышаться, тут-то и заметил дембель, кого спас.

– Настя?! – Воскликнул сержант.

– Мы знакомы? – Всмотревшись в лицо спасителя, Власова опешила, – Игорь?! – Она считала его погибшим.

– Я…

Анастасия бросилась на шею к тому, кого обещала ждать из армии, расцеловывала.

Несмотря на смертельную обиду, Сиротин не удержался! Столько раз в армии, представлял себе момент встречи с «неверной», думал, он ей всё выскажет, то и влепит пощёчину, а здесь… не устоял. Страсть взяла накопленное.

Ближе к утру, под концерт сверчков и лягушек с Дона, Игорь решился спросить:

– Почему так, Настюш? Хоть бы написала: «Прости, два года слишком много», знаешь, насколько сложно, когда ты там, а тебя бросают? Парни стрелялись из-за подобного. Это, когда ты на гражданке, тебя кинули, оно неприятно, но… напился, погулял, нашёл другую и плевать! А там… там тяжело.

Власова начала оправдываться в своей манере, мол, – «Мы переехали, навалились большие проблемы и прочее».

– Ты знаешь, как я ревела, когда на тебя похоронка пришла? – Подняв голову и посмотрев прямо в глаза Сироте, нагло соврала Анастасия, – под поезд хотела броситься… девчонки успели оттащить. Так убивалась…

– Правда? – Усомнился Игорь, мягко говоря, не без причины.

– Серьёзно! Я теперь другой человек. Сама, когда вспомню, какой стервой была… жуть. Настолько стыдно. С вами подло поступала, с тобой, Владом…

Услышав имя друга детства, афганцу стало неловко: кольнуло в сердце, мигом перед глазами пролетели картинки из прошлого, связанные с Красильниковым, – «Он, наверное, не знает, что я жив».

– Ты с ним общаешься? С Владом.

– Фу! Нет. – Сморщила носик Настя.

– Почему: «Фу»? Хороший парень, увидеться бы… извиниться за минувшее.

– Если честно, я с ним давно не говорила. Знаю, когда похоронка пришла на тебя, «Маляр» сильно расстроился, напился, плакал… не так, как я, конечно…

– Неудобно мне перед ним, – перебил Сирота девушку, – по-хорошему, надо встретиться, поговорить, не пацаны уже. Недосказанность терзает душу. В целом расскажи, как он поживает?

– Да сдался тебе этот лопух.

Игорь строго посмотрел на Власову.

– Хорошо! – Недовольно вздохнула она, – отец у него умер больше года назад, Влад в его квартиру переехал, я, кстати… – Анастасия оборвалась на полуслове, едва не выболтав, что жила с Красильниковым некоторое время.

– Что, ты? – Насторожился Сирота.

– На похоронах отца присутствовала.

– А-а. – Успокоился десантник, – что ещё нового у него?

– Ой! Он сейчас с рэкетирами трётся, у Субботы, авторитета, в шестёрках ходит, типа: «подай-принеси-отвали». Такого важного из себя строит, ты что, мафиози, блин. Фамилию сменил на Велесова, хочет, чтобы его Велесом звали. Как был лопухом никчёмным, так и остался! Кто его станет называть таким, броским прозвищем?

– Суббота он кто? – Игорь подумал: не его ли ребята наехали на шефа?

– Ну-у… тот крутой мужик. Авторитет сильный, в городе с ним считаются. Слухи ходят, что Забродский побухивать стал прилично, но всё равно, лучше не связываться: его шайка – отмороженная наглухо. Кстати, раз уж затронули тему…

– Что?

– Те парни, которых ты отметелил, отпетые уроды… они входят в группу «гулаевских». Тоже ребята не последние в Водопьяновске.

– К чему клонишь? Думаешь, я за тебя постоять не смогу? – Бравировал Игорь, хотя прекрасно всё понял.

– Не сомневаюсь! Тем не менее нам бы лучше уехать куда на некоторое время.

– Я на север собрался, завтра вечером поезд, – начал сбивчиво тараторить сержант, – сослуживец пригласил, там общагу дают, платят хорошо, хотел тебе предложить…

– Согласна! – Недослушав, поцеловала Настя Сироту, – поедим вместе.

«Может, она взаправду изменилась? Выросла?» – Подумал Игорь, а когда Власова заснула, долго размышлял о прошлом, Владе, школе, о той, кто сейчас сопит на его груди.

Странно, Настя – обычная девушка, далеко не красавица (и не уродина), ничем особенно не выделяется среди тысяч советских женщин: рыжая, карие глаза, острый нос, узкие губы; невысокая, среднего телосложения; груди почти нет, правда, ягодицы здоровые и ножки ничего… но к ней яро тянутся парни. Сколько у неё их водилось в школе? Сиротин, классе в девятом, нашёл дома у Власовой тетрадь, там подобно парням-ухарям у девочки хранился список тех, кто в неё влюблён, с кем целовалась, встречалась… их оказалось столько! что Игорь Анастасию тогда чуть не ударил. Ох и набил он кулаки, идя по этому списку. Одного Влада не тронул, рука не поднялась, да и знал Игорь, что Настя с «Маляром» крутила: она всегда, как в седьмом классе у них появилась в школе, между друзьями, выросшими с пелёнок, стояла. Что же к ней тянуло и по сей день манит молодцев? Вопрос риторический, Анастасия сама не знала точного ответа. Вероятно, интересный характер, мистическая, роковая харизма. Да, если Власова с неким парнем была тет-а-тет, чтоб поблизости не единой, посторонней души, то девушка преобразовывалась в лучших: друга, собеседника, любовницу и т. д. Кружила голову хлеще истребительной авиации… словно наркотик. А каждый наркотик имеет свойство втягивать и губить. Так и с Настей: стоило очередному «неповторимому» узнать её получше – он приходил в ужас. – «Такого не может быть!» – кричали десятки юношей, когда узнавали, что помимо них, у Власовой целый взвод тех, кого она «искренне любит».

Утром Анастасия отправилась домой, взять некоторые вещи в дорогу – оно понятно. Договорились с Игорем встретиться непосредственно перед поездом.

– Тебе билет взять?

– Сама куплю! – Чмокнула Настя Сироту в губы, – люблю тебя! Всё, до вечера, без меня не уезжай!

Афганец не находил себе места: ни сиделось, ни лежалось, ни елось и не пелось, – «Скорее бы вечер!» – торчать на месте он не мог, потому отправился на вокзал.

Рейсов до нужного города, к счастью, оказалось много: в пять вечера, девять, одиннадцать. – «Можно не переживать! Если любимая и опоздает на первый состав, второй, то к третьему точно успеет! Она такая клуша у меня, долго собирается». – Нежно думал Сиротин.

Десантник бродил по вокзалу взад-вперёд, настроение отменное! Сильнее оно поднялось, когда приметил: из поезда вышел солдат в парадной форме, ему навстречу бросилась красивая девушка. – «Неужели кто-то дождался парня из армии? Может, сестра? Ан – нет! Целуются. Да, брат-дембель, ты и представить не можешь, насколько тебе повезло – редкий случай». – Восхищался Игорь.

Грустить, потом и тревожиться, «Илюша» начал, когда Власова не появилась ни к пяти, ни к девяти часам. Но не отчаивался, имелся рейс на одиннадцать. – «Вдруг что-то произошло? Может, те уроды, что в камыши её тащили, подкараулили возле дома? Почему я согласился отпустить милую одну?! Идиот».

Сержант отправился к таксофону, набрал номер «Скорой помощи», когда трубку сняли на том конце, резко сбросил и ввёл цифры Анастасии (хитрость халявного звонка тех лет), благо, она его оставила.

Ответила мама Власовой, Игорь узнал женщину по голосу.

– Добрый вечер, тёть Ир… скажите, Настя дома?

– Кто спрашивает? – Недовольно донеслось из динамика.

– Одноклассник.

– Нету её, ушла недавно.

– Куда? – Отлегло от сердца у Сиротина, подумал: к нему на вокзал.

– Кто её знает? Я давно не слежу, толку нет. Уехала с каким-то Нуриком или Мариком, пьяная пришла на десять минут, что-то взяла из своей комнаты и укатила, сказала: завтра вернётся, а там…

Афганец недослушал: впечатал трубку на место и со всей силы стукнул по телефонному аппарату левой рукой – могучий кулак смял сталь, посыпалась мелочь.

– Хулиганим? – Раздался голос со спины, развернувшись, Игорь увидел милиционера, – пройдёмте.

– У меня поезд вот-вот отходит.

– Ничего-ничего. – Потянулся патрульный к руке нарушителя, – мы для тебя его придержим, специально.

Сирота, обычно спокойный и справедливый, не сдержался – ударил представителя власти в печень: тот рухнул на землю.

Оттащив служителя порядка за телефонную будку, Игорь схватил свою сумку и побежал к подходящему поезду, хорошо, на улице стемнело, да и состав стоит всего три минуты.

Традиционно взяв себе чая, десантник смотрел сквозь окно на огни покидаемого им Водопьяновска. Злоба раздирала: «Как я мог ей поверить?! Что изменилась, стала другой, ведь сотни раз наступал на её грабли… да и чёрт с ней. Найду себе нормальную, порядочную невесту, такую вон, как та, что парня на перроне из армии ждала».

На севере работа оказалась нелёгкой, зато доходной. Главное, коллектив хороший, дружный. Игорь поначалу полностью отдавал себя труду, пахал сверх нормы – забывался. Через некоторое время отошёл, познакомился с хорошей женщиной, про Настю почти позабыл. Потому решил задержаться в холодных краях намного дольше, нежели планировал изначально.

Глава 3. Суббота

Начало лета 89 – го давало о себе знать: солнце припекало, духота, горячие порывы ветра бросали в лицо мелкий песок, который противно скрипел на зубах, – «Стоило очки надеть!» – недовольно пробурчал Красильников.

На деле Влада тревожило иное: он второй час кружил возле здания МВД Водопьяновска (в народе «центровое»), стараясь подавить «второе Я», то нерешительное, трусливое, мешающее по жизни. Хотелось окончательно избавиться от него, чтобы внутри осталось «альтер-эго» – сильное, волевое, бесстрашное.

– Как ты собрался становиться кем-то влиятельным, чтобы о тебе услышали не раз, если элементарно стесняешься зайти к начальнику милиции? – Шептал парень под нос.

Решил поступить как в детстве, когда страшно прыгнуть с высокого обрыва в озеро, но на тебя смотрят девочки, приятели и нельзя «ударить в грязь лицом» – ты разгоняешься, ни о чём не думая, не давая страху овладеть собой и… прыгаешь!

Сжав кулаки, Влад уверенно направился в отделение.

На проходной его окликнул молодой прапорщик, почти спящий посту.

– Вы к кому, гражданин?

– К полковнику Патрушеву Николай Васильевичу. – Чётко выговорил Владислав, боясь, что робость вернётся и он начнёт заикаться.

– Уже генералу, – зевнул недовольный милиционер, – слушай, парень, может, тебе к Бакатину сразу? Чего мелко так? Всего лишь к начальнику милиции города. – Ухмыльнулся служивый.

– Мне по важному вопросу! – Приблизился хлюпик к посту.

– У генерала дел больше нет, как твои умозаключения выслушивать. Может, мы, чем сгодимся? – Кивнул сотрудник на подошедшую к посту девушку с погонами лейтенанта.

Красильников дал волю до того сдерживаемой трусости (согласно советам «явления»), поднял его от живота и пустил к глазам, «стрельнув» ими в прапорщика. Подействовало! тот вздрогнул и выронил из рук карандаш, который звонко ударился о половую плитку.

– Скажите: к нему пришёл… – Влад немного задумался, – Велесов… Владислав Александрович, крёстный знает.

– Хорошо… сейчас доложим! – Кивнул прапорщик коллеге, та куда-то отлучилась и, вернувшись через минуту, с натянутой улыбкой сказала:

– Вас ждут, проходите, пожалуйста. Второй этаж, налево, там уточните.

– Благодарю, товарищи милиционеры.

Когда Влад скрылся за поворотом на лестницу, дежурный прошептал лейтенанту:

– Ты видела? Чего у него с глазами? До дрожи… сам из себя мелочь, а взгляд… я чуть не крикнул.

– Да, – согласилась девушка в погонах, – безумные глаза, хочется одновременно и смотреть в них, и отвернуться, «распутинский» взор, жуть.

Генерал опешил, когда сотрудница назвала ему фамилию неожиданного посетителя – Велесов. Чутьё сыскаря, выработанное десятилетиями, подсказывало Патрушеву цель визита сына тайного товарища.

– На ловца и зверь бежит? – Растерянно пробормотал Николай Васильевич.

– Виновата, не расслышала. – Неуверенно переспросила лейтенант.

– Говорю: пускай немедленно пройдёт ко мне… немедленно!

– Слушаюсь.

Пуще удивился генерал, когда юный гость без прелюдий озвучил причину своего визита. Другого бы, Патрушев послал куда подальше не думая, но, во-первых, – перед ним как-никак крестник, который откуда-то знает, чем на самом деле занимался его отец; во-вторых, – руководству милиции, позарез требовался агент среди вконец обнаглевших, растущих словно грибы после дождя, вымогателей.

– Откуда говоришь, – поднялся Патрушев с буржуйского кресла, – знаешь, кем был Сашка?

Влад перевёл взгляд с портера Горбачёва на стене и тщательно рассмотрел собеседника. Давно не видел дядь Колю, тот за десять лет практически не изменился: высокий, худой, плотно сбитый, с превосходной офицерской выправкой. Кажется, возраст оставил служивого в покое после сорока пяти: мужику далеко за пятьдесят, а внешне, нисколько не менялся с годами, не старел.

– Я не говорил. Отец, страдая умом последние годы, рассказывал: никакой он не катала, не урка, а сотрудник органов под прикрытием, – приврал слегка парень. – Конечно, не верил ему, думал – болезнь. Мало ли что расскажет человек с психическим расстройством? Вчера перебирал вещи дома, наткнулся на тайничок, там коробка с фотографиями, наградами. – За пистолет Красильников разумно умолчал.

– И всё? – Хитро прищурился генерал-майор, – ла-а-дно, знаю про наградной, пусть первой тайной нашей останется. Иное говорил батя?

– Якобы вы меня крестили…

– Да, было дело, было… чистая правда.

Николай Васильевич полез в верхний ящик стола, достал оттуда сигареты.

– Куришь? – Бросил хозяин кабинета раскрытую пачку «Мальборо» на стол.

– Нет, спасибо.

– Правильно! сам я бросить не могу, здоровье требует давно. Жена ругает, а я не могу, вот на работе накуриваюсь, уже и перешёл на «фильтры», говорят, не так вредно… всё равно тянет на крепачок, «Беломора» бы или лучше самосада, как батя мой делал. Затяну, ты не против?

– Нет, что вы.

Патрушев открыл окно душного кабинета, в него ворвался лёгкий, не спасающий от жары ветерок. Генерал рассмотрел крестника: невысокий, темноволосый, щуплый парень с серыми глазами – ничего особенного, таких в школах, технарях и институтах вечно обижают, отбирая деньги на обед или заставляя делать за хулиганов курсовые. Правда, взгляд… необычный, бездонный взор: глаза Влада отпугивали и манили одновременно.

– Какой у тебя рост, сынок?

– Сто семьдесят два сантиметра, вес не вспомню, примерно шестьдесят килограмм.

– И ты хочешь с такими параметрами влиться в ряды мордоворотов?

– Мал да удал! – Бодро ответил Красильников, до капли прогнавший трусость, – отец ниже был.

– Правда, твоя правда. – Вернулся дядя Коля в кресло, – с кем именно желаешь… подружиться?

– Забродским.

Ответ удивил генерала, не из-за того, что крестник назвал имя самого «отмороженного» и влиятельного авторитета «новой волны» в городе, а потому что именно к Субботе, Васильевич и планировал внедрить агента.

– Выбор рискованный – да верный. – Выпустив дым колечком, ответил милиционер, – есть информация: Валера последнее время начал злоупотреблять алкоголем, теряет бдительность – это нам на руку.

Влад мочал.

– Хорошо, у стен тоже уши есть, – задумался дядя Коля, – вечером, часикам к семи подъезжай ко мне на дачу, это на «Родине». Знаешь где?

– Конечно.

– Там и обсудим детали, рядом пруд хороший, как раз нашёлся повод порыбачить, то уж полгода собраться не могу. Ты, кстати, уважительно к рыбалке относишься?

Красильников пожал плечами:

– Если клюёт, то нравится, если нет, тогда не особо.

– Ну-у… компанию составить можешь! Жди меня там, на пруду в беседке или рядом, найдём друг друга.

– Не прощаюсь.

Молодой человек вышел, плавно и бесшумно затворив за собой дверь (обычно та скрипела). Генерал, выпив пятьдесят миллилитров коньяку, постарался отогнать навеянные крестником воспоминания о далёкой и лихой молодости, ведь до вечера нужно освоить немало бумажной работы.

Влад вернулся домой, плохо представляя, чем скоротать время до предстоящей с крёстным встречи. Подошёл к серому окну, бросил сквозь него взгляд на депрессивный пейзаж.

– Ничего за тобой не меняется! – Выдохнул парень.

За железной дорогой, через слой пыли на стекле виднелась вытоптанная грибниками дорожка, она змейкой тянулось до лесополосы к горизонту: если пойти по ней, можно на срез выйти к садам силовиков «Родина». Красильников решил не просиживать в душной квартире, отправиться пешком именно по той тропе, которая годами вселяла, помимо меланхолии, надежду – путь к лучшей жизни.

Дорога до садоводческого товарищества занимала не менее двух часов быстрым шагом – это не пугало Влада: он целиком погрузился в мысли. Фантазия, свойственная людям его возраста, рисовала перемены, красивую жизнь: вот станет он членом группы Субботы, быстро поднимется среди братвы, его зауважают, начнут относиться с почтением, знакомые примутся просить помощи.

– Стоп! – Сказал парень, – надо завязывать с воображением. Жить настоящим, строить планы лишь холодным расчётом, а мечты, они имеют свойство сбываться, только не так, как представляется. Отныне лишь реальность и практичность. Прошлого Влада больше нет и не появится никогда! – Пообещал себе Красильников.

Патрушев прибыл в обозначенное время – хоть часы сверяй. Переодетый в рыбацкий наряд, в забавной шляпе, с удочками и рюкзаком, генерал выглядел иначе: не напоминал грозного милиционера, которого в отгремевшее время боялись отпетые бандиты. Он походил именно на дачника-рыболова.

Первым делом, Влад взял у дядь Коли бутылку с водой, его запас закончился, а жара только-только начала спадать и пить хотелось жутко! уже планировал утолить жажду из пруда.

Разложили удочки, развели огонь и, сделав импровизированный стол из прессы прошлых лет, Николай Васильевич с крестником устроились на рыбацком мостике: тихо обсуждали предстоящие дела. Со стороны они походили на отца с сыном – ничего подозрительного.

Говорили долго, иногда спорили, в конце концов, придя к согласию и построению первичного плана вербовки Красильникова в бригаду Забродского. В целом, несмотря на статус деловой встречи, обоим рыбалка понравилась! Словно правда, родные люди вырвались среди суетных рабочих дней на отдых… хотя, с религиозной точки зрения, они и есть отец с сыном – крёстные.

Палево отступило, заиграл оранжевый закат на горизонте, от воды потянуло приятной прохладой, запахом ила; пели степные птицы, зашумели лягушки – красота! Ещё бы не мешали проклятые комары, тогда совсем сказка.

– Почему Суббота? – Поинтересовался Влад, когда они с генералом закончили рыбачить и устроились за «полевым столом» из старых газет, – раньше думал, фамилия схожа кличке, оказывается, нет.

– Всё просто! – Улыбнулся Николай Васильевич, пытаясь отыскать на дне рюкзака бутылку с водкой, та не попадалась, милиционер занервничал: «Неужели жена нашла и изъяла? нет, вот она!» – Когда он был законопослушным гражданином, честно трудился на заводе, то имел привычку по субботам, громко напевать песню Харитонова: «У каждой работы имеется срок. Суббота, суббота – хороший вечерок!» – так и приклеилось прозвище.

– Никогда бы не догадался.

– Ладно, на сегодня о делах закончим… я, честно, давно не отдыхал – дай хоть вечер скоротать душевно. Сейчас ухи наварим, да под водочку – эх!

– Нет, спасибо! – Сморщился Красильников.

На самом деле, генерал сам не особо хотел пить, на завтра день предстоял сложный, а годы не молодые: лёгкое застолье с вечера, даёт о себе знать с утра далеко не слабым похмельем. Сыскарь хотел специально напоить крестника, посмотреть на его поведение, развяжется ли язык? Это для Патрушева очень важно, старая привычка.

– Не обижай старика! – По-простецки развёл руками и наделано обиделся Николай Васильевич, – не заставляют тебя напиваться… так, для души – по ма-лень-кой! Один пить с детства не могу… ну, в смысле, не с детства, с юности. Заночуешь у меня на даче, места много. Утром, правда, придётся порознь расставаться, ну тут электричка рядом останавливается.

– Ай! – Сдался Влад, – если немного, я не могу по половине стакана пить, как отец.

Согласно традиции: «выпьем чуть-чуть», закончилось приличным излиянием. Однако поведение сперва выпевшего, потом перебравшего Влада, полностью успокоило генерала. Парень стал болтлив, да говорил он про всё что угодно, кроме того, чего рассказывать нельзя категорически, хотя Патрушев и старался задать вопросы с подковыркой. – «Надёжный агент, весь в отца!» – Пришёл к выводу Николай Васильевич.

Патрушев имел огромный опыт по внедрению сотрудников милиции (в том числе нештатных) в бандитские окружения различных степеней опасности. Проведя несколько бессонных ночей за документами, донесениями, рапортами, всем, что сумел нарыть на Субботу, генерал решил пойти на достаточно рискованный шаг… Влад согласился. Исходя из личности, психологии и анализа поведения Забродского, Николай Васильевич придумал дерзкую легенду: не скрывать от авторитета, что начальник милиции Водопьяновска является крёстным хлюпика. Разумеется, с большими изменениями: будто генерал с детства дружил с матерью вербуемого, крестил его, но потом отец мальчика пошёл по наклонной, связался с бандитами, находился в розыске, оттого общаться с домом Красильниковых Патрушев перестал. Поскольку Александр Алексеевич ныне умер, они снова стали налаживать отношения.

Риск велик, но расчёт оказался верным. Суббота не являлся вором или блатным, от тюремных традиций открещивался и-и, считал, наоборот, с ментами не то что ни нельзя иметь дел, напротив, нужно дружить. Это сыграло главную роль в приближении Влада к преступному авторитету, хоть не сразу, нелегко.