Текст книги "Работа с риском (сборник)"

Виктор Михайлович еще раз с нежностью провел рукой по одеялу:

– Мальчишки умные, ничего не спрашивали. Вот, просьбу выполнили. – Он оглядел камерное пространство. – Зато теперь… И бессонница прошла, и болячка не так мучает… Как камень с сердца. Душевно здесь… Никаких наседок, никаких вертухаев. Красотища.

– А вторые нары зачем? – Коля по-прежнему находился в легкой прострации.

– «Пальма»-то? Ну как же! Во-первых, положено… А, во-вторых, на ночь ежели кто останется? Куда я его положу?.. Слушай, Коленька, а давай чифирнем? А? Я хороший чифирь делаю, настоящий. Молодежь-то уже разучилась.

– Спасибо… Я на работе.

– Ах, да… Пылесос. Да чего тут пылесосить? – Хозяин приподнял край матраса, обнажив деревянный настил нар. – Это ж не перина.

– А туалет… настоящий? – Коляныч указал на парашу.

– Обижаешь. Соседи снизу капризничали, мол, плохо, когда труба фановая через спальню проходит, но мальчишки им объяснили… Уважают меня…

«Ох, лукавишь, дедушка. За одно уважение такие подгоны не делают…»

– Простите, Виктор Михайлович… Но если вам комфортней ТАМ, почему вы не вернетесь?

– Ностальгия ностальгией, Коля, но туда не хочет никто. Что бы ни говорили. А кто говорит – не верь ни слову, а лучше сразу заточкой в пузо, чтобы не лепил горбатого… Эх, поставлю я, все-таки, самовар… Хотя бы купчика[30]30
  Купчик (жарг.) – слабо заваренный чай.


[Закрыть] выпьем. Распереживался я чего-то…

Виктор Михайлович извлек из тумбочки пачку индийского чая со слоном, еще одну металлическую кружку, бутылочку с водой и самодельный кипятильник, сделанный из двух опасных бритв и нескольких спичек.

– У меня заводской бурбулятор[31]31
  Бурбулятор (жарг.) – кипятильник.


[Закрыть] есть, но этот роднее. Настоящий, прямо оттуда. Да ты не стой, не стой, проходи…

Коля осторожно присел на краешек нар, пылесос оставив на пороге. Бурбулятор меньше чем за минуту вскипятил воду, хозяин высыпал в кружку половину пачки и прикрыл сверху миской. Пока чифирь заваривался, жаловался на жизнь:

– Я вот все время на свободу рвался. Два побега, три попытки… Вот вырвался наконец. И что? В чем эта свобода?.. Сижу в этих хоромах, как сыч. Даже поговорить не с кем. Мальчишки по делам все время бегают, им не до меня. Вот и получается круг замкнутый – и обратно не хочу, и здесь не ко… ко… Словечко такое модное…

– Комильфо, – подсказал Коля.

– Во, верно. А разве ж это жизнь? Всё вроде есть, грех жаловаться, ан не комильфо. Это самое поганое. Одна радость – посижу немного на шконочке, повспоминаю, и немного отпускает. А ночую только здесь. Ну, бери…

Хозяин протянул гостю угощение. Коля пригубил и поставил кружку на тумбочку – пить эту гадость особого желания не было. Да и вообще, пора отчаливать, пока заточкой в пузо не получил. Пылесос этот зоновский маразматик вряд ли купит, а слушать его старческий бред времени не было. Свободы ему, видишь ли, недостает… У подобных экспонатов полная каша в башке. Коля имел удовольствие в этом убедиться. Сначала плачется, а через минуту рубаху на груди рвет и руки к горлу тянет…

Виктор Михайлович же, закрыв глаза, отхлебнул чифиря, подержал его во рту и с наслаждением проглотил, дернув острым кадыком. Коляныч, зажмурившись, пригубил зелья. Горькое, как пролетарский писатель.

– Ну как?

– Спасибо, Виктор Михайлович, очень вкусно, но мне пора. Если надумаете приобрести пылесос, позвоните. При оплате сразу мы даем хорошую скидку и подарки от фирмы.

– И сколько он стоит?

– Две девятьсот девяносто. Долларов. Можно в рублях по курсу.

Ветеран застенков привстал, выудил из заднего кармана пачку стодолларовых купюр и протянул Коле.

– Сам посчитай, я без очков. И себе оставь за хлопоты соточку-другую.

– Вы что, покупаете пылесос? – не веря намерениям хозяина, уточнил Коля.

– Да разве ж в пылесосе дело? Ты вот приехал, поговорил со мной… Я порадовался. А за радость платить надо. Ты считай, считай, не стесняйся, у меня этой макулатуры много. А кончатся, мальчишки подвезут. Уважают… – в третий раз повторил Виктор Михайлович.

«Все бы клиенты так…»

Коля быстро, пока покупатель не передумал, отсчитал нужную сумму, включив в нее две сотни бонуса.

Хозяин допил чифирь, счастливо крякнул, поднялся с нар и без стеснения справил малую нужду в парашу. Коля собрал пылесос, приготовил гарантийные бумаги и договор с фирмой. Принялся объяснять, что делать, если вдруг пылесос сломается.

– Да брось ты, – не дослушав, махнул рукой Виктор Михайлович, – я и пылесосить им не буду. Вон, поставлю под картинку для красоты.

– Дело ваше, – не настаивал менеджер, – в таком случае благодарю за покупку.

Перед тем как покинуть спальню-камеру, Коляныч кивнул на дверное окошечко:

– Настоящее?

– Кормушка-то? Обижаешь!

На пороге квартиры Виктор Михайлович положил Коле руку на плечо, словно любимому внуку:

– Хороший ты паренек. Надумаешь, заезжай… Не забывай старика. Посидим, чифирька попьем.

– Заеду.

«Да, каких только идиотов не живет под солнцем. Впрочем, я ведь тоже из их дьявольского числа».

Встреча со странным пенсионером, как ни удивительно, заметно улучшила настроение. Причем улучшила вовсе не материальная составляющая. Хотя и деньги оказались весьма кстати. Любовь не терпит кредитов. Только наличные.

На всякий случай Коляныч заскочил в первый попавшийся обменник и проверил доллары на подлинность. Не чеченские ли? Уж больно легко расстался с ними Виктор Михайлович. Доллары оказались настоящими. Как чифирь, параша и бурбулятор…

Вернувшись в офис, он вспомнил про утренний звонок и обратился к строгой Наталье:

– Ну что, приезжали из милиции?

– Да, один. Спрашивал, как Вадик выглядит? Мол, ловят его за убийство клиента. Представляешь, нашего Вадика, который маму на «вы» называет, – за убийство. Бред!

– Он фамилию назвал?

– Не только… Я позвонить обещала, когда Вадик объявится… Но не позвоню, я не стукачка. Вот. – Наталья взяла со стола глянцевую визитку и протянула Коле.

«Региональное управление по борьбе с организованной преступностью. ЗАО „Дилижанс“. Ремонт иномарок. Вяземский Геннадий Юрьевич. Генеральный директор».

«Джонни, о-е…»

* * *

– Ну, конь панцирный! Совсем страх потерял! – Виталик пнул валявшуюся на дорожке парка банку из-под лимонада. – Скоро братве рапорта писать будет. Если уже не пишет. И патроны подносить! Шестерка!.. Я всегда чувствовал, что Гена этим кончит! Нет, ты прикинь, Коль, когда у него по бизнесу заморочки, он сразу за ксивой в карман, типа, я большой начальник, всем стоять, бояться! А как в засаду идти или на вздрючку к шефу, так он на бизнес валит, мол, охеренно занятой. Даже когда блядей по молодости снимали, ни разу не заплатил! Типа, я на службе, девочки, долг сейчас выполняю! Давайте, помогайте органам… Половым, блин…

– Ты, что ли, тоже снимал? Девочек? – уточнил Коля.

– Ну, так… Пару раз, – смутился Виталик, – но всегда платил. Служба службой, а любовь за свои. Все по понятиям.

– А с Академиком у него что?

– Что-что… Ничего личного, только бизнес. Ему Академик в свое время с землей помог под мастерскую. Понятное дело, с дальним прицелом. Вот Геныч и шестерит на него. Практически в открытую, не таясь особо. На дни рождения друг к другу ходят, водку вместе пьют.

– А начальство? В курсе?

– Конечно! А что оно сделает? Во-первых, Гена со своим автосервисом ценный кадр, за копейки им машины латает, а во-вторых, у него железная отмазка – я борец с организованной преступностью, поэтому с ней и общаюсь. Внедряюсь, типа, и ищу оперативные подходы… А потом, Академик не бандит, а великий ученый! Пойдем присядем.

Друзья уселись на покоцанную парковую скамейку, Обручев продолжал бушевать:

– Я сам не святой, подхалтуриваю иногда охраной. Да и нет у нас сейчас святых, все крутятся! Любая романтика должна быть материально подкреплена! Но надо ж и меру знать! У нас уже не Управление, а сплошные бригады. Не дай бог на чужую грядку залезть. Сразу за стволы… Я б тебе такого мог порассказать…

– Меня больше волнует собственная персона и ее безопасность.

– Надеюсь, у этого слесаря хватит мозгов оставить тебя в покое. Хотя расстались мы по-плохому. Я ему, естественно,

предъявил – куда вписываешься? Оружие ворованное – голимый криминал! Да еще визитки раздаешь! Совсем от счастья рехнулся? Он в крик – про оружие ничего не знал, а человека «пробивал» по служебной надобности, разработка, дескать, у него! И тут же сам на меня накатывает – типа, прежде чем заморачиваться, поинтересуйся, не собью ли другим масть…

Речь Виталика со временем приобрела блатной оттенок, что и понятно, – в свободное от службы время он увлекался сериалами.

– Интересно, спрашиваю, каким образом я должен интересоваться? Объявление в коридорах развесить?.. В общем, я ему прямо сказал: как хочешь Академика ублажай, но чтоб от тебя отстали. Ты тут вообще человек случайный. Информация не от тебя пошла.

– А он?

– Не знаю.

Виталик на всякий случай окинул взглядом ближайшие кусты – не притаился ли подлый филер? Потом закурил:

– Говорю же, хреново разошлись, чуть в морды друг другу не дали. Боюсь, как бы не засветил тебя по полной перед братвой.

– Зачем? Что я ему лично сделал?

– Ты ничего, зато я… К тому ж любая подобная информация денег стоит. Почему бы не продать? Шиномонтажку лишнюю открыть можно… «Господа офицеры, по натянутым нервам…»

Коля помрачнел, став похожим на Хьюго Баскервиля. Бои на ментовских фронтах приобретали все более ожесточенный характер. Осколком могло зацепить и его. Уже едва не зацепило.

Два часа назад, забрав у Наташи визитку, он стал прикидывать, что лучше – позвонить напрямую Вяземскому или все-таки сначала Виталику? Был третий вариант – вообще никому не звонить, благо его пока не вычислили. Но когда вычислят, будет поздно. Поэтому позвонил другу детства и встретился с ним в Таврическом саду, находившемся неподалеку от региональной конторы по борьбе с организованной преступностью.

– Ну, до этого, надеюсь, не дойдет, – слегка успокоил Обручев. – Гена знает, что последует адекватный ответ. Так что не переживай.

Это мало успокоило шпиона. Когда окажешься на том свете, по большому счету все равно – отомстят за тебя или нет. При жизни это немножко греет душу, но не настолько, чтобы с радостью идти на заклание. Да если и не прикончат, прославят на весь Северо-Запад. Рекламные щиты на улицах, газетные статьи, ток-шоу… Потом руки никто не подаст. Даже отец родной.

Докурив, Виталик попрощался, попросил в случае опасности сразу звонить и помчался в контору на ежедневное итоговое совещание. Коля еще минут пять сидел на скамейке, с тоской наблюдая за игравшими в бандитов детей. Дети забивали «стрелки», разбирались, а после стреляли друг в друга из игрушечных пистолетов. Живописно падали на травку, хватаясь за воображаемые раны и понарошку умирали. Потом оживали и начинали спорить, кто из них выстрелил первым. Спор перерастал в настоящую драку, прибегали бабушки и разнимали оппонентов. Из увиденного напрашивался простой вывод, что, повзрослев, люди все равно остаются детьми, но разнимать их уже некому, потому что нет бабушек…

Впрочем, вскоре горестные мысли заместились приятными. О Вере. Ведь Коляныч был уверен: пока она с ним, ничего страшного не случится. Ибо, как писал Дюма-папа, у влюбленных и пьяниц свой ангел-хранитель.

* * *

Он встретил ее, коварно выскочив из засады. Прямо у поезда, на перроне. С букетом свежих роз и улыбкой до ушей. Он же серьезный воздыхатель с далеко ползущими намерениями. Вера не протестовала («Зачем ты сюда приперся?!»), наоборот, как показалось Колянычу, даже обрадовалась, увидев его цветущую физиономию (салон красоты, солярий, визажист – чего ж не цвести?), но щеку для дружеского поцелуя пока не подставила. И не удивилась его появлению, видимо, подозревала, что он притащится на вокзал.

Она попросила подождать ее на стоянке, ей надо было сдать смену. Коля вернулся в машину, прихватив с собой розы, поставил диск сладкоголосого Оззи для создания романтической атмосферы и принялся мечтать. Утреннее небо хмурилось, обещая дождь, вокзальные менты угнетали бездомную интеллигенцию и гостей из южных республик, низкоквалифицированные молдаване лениво выкладывали плитку, пестрые нищие просили копеечку-другую на лекарства, хвастаясь язвами и гангреной… Разве это не прекрасно? Все прекрасно, потому что существует ОНА.

По пути к дому Вера рассказала, что рейс прошел благополучно, без пьяных приключений, но все равно она устала. Сегодня снова в поход, поэтому днем будет отсыпаться. Мама с Ферри уже уехали на дачу. Разумеется, Николай, как честный человек, предложил отвезти вечером возлюбленную на вокзал.

– А это не внапряг? – спросила возлюбленная.

«Боже мой, да я готов не только отвозить тебя каждый раз на вокзал, но и оставаться в вагоне. Проверять билеты, разносить чай, собирать белье и пинками будить по утрам пассажиров! Причем даром! То есть бесплатно!»

– Нет. Наоборот.

Он вновь проводил ее до подъезда, но в квартиру не напрашивался. Предложил сгонять в магазин, купить пищевых продуктов и алкогольных напитков. Вера отказалась, поблагодарила за цветы и встречу, он пожелал ей спокойной ночи (в смысле – дня) и умчался пылесосить очередной ковер-не-самолет.

Вернулся Коляныч на час раньше условленного срока. Якобы освободился пораньше (не сидеть же под окнами в машине!). Тайный умысел лежал на поверхности – оказаться в логове прекрасной принцессы и узнать, не пахнет ли там мужским потом и носками.

Вера предупредила, что у нее бардак, но в квартиру пустила. Предложила посидеть на кухне, поставила чайник. Кухня была небольшая, но довольно аккуратная, стилизованная под крестьянскую избу. Лавка, печка, рушники, кадка, связки лука на бревенчатых стенах. Самовар. И здесь побывала нога молдавских специалистов. Либо программа «Ремонт со звездами».

Пока Вера Павловна собиралась, Коля готовил тезисы, суть которых сводилась к следующему: я имел удовольствие полюбить вас практически с первого взгляда и готов идти за вами на край света, а то и куда подальше. Ответ попрошу дать в письменном или устном виде в установленные законом сроки, как говорит друг Виталик.

Мужского духа, тьфу-тьфу, он не обнаружил. Батин, в виде пиджака в прихожей, не в счет. Несколько фотографий на стене в коридоре – девочка в трико с гимнастическим обручем, с лентами и мячиком в спортивном зале. В девочке узнавалась маленькая Вера. Художественная гимнастика. «Газпром» – мечты сбудутся.

– Это ты на фотках? – задал глупый вопрос Коля, когда Вера вернулась на кухню. – Или, пардон, Алина Кабаева?

– Я. В школе занималась. Даже в сборную города хотели взять. Но не взяли. Видно, способностей не хватило. А ты где-нибудь занимался? В детстве?

– В театральной студии при Голливуде.

– А сейчас хобби есть?

«Еще какое! Ни у кого в мире такого нет! Но, к сожалению, оно с грифом «сов. секретно». Иначе отправят в психиатрический дом».

– Да… Я коллекционирую старинные пылесосы. Есть уникальные, царских времен, на дровах, есть попроще – бензиновые. Дорогое удовольствие, но приходится терпеть. Очень много места занимают.

Они выпили чая, продолжая болтать о подобной ни к чему не обязывающей ерунде. Вера вспомнила, как в детстве в деревне ее укусила за ногу щука, и она очень долго боялась купаться, как однажды ей пришлось срывать стоп-кран, чтобы забрать отставшего на станции пассажира, а потом долго отписываться. А Коля поведал о тонкостях японского театра Кабуки. То есть молодые люди нашли массу общих тем для разговора и точек соприкосновения.

Когда Вера вымыла чашки, он собрался с духом, чтобы огласить подготовленные тезисы. Поднялся и приблизился к ней на расстояние вытянутых когтей.

(Вера, я старый менеджер и могу предложить хорошую скидку как постоянному клиенту…)

– Вера… Не правда ли, что орхидеи в этом году расцвели рано? Одним словом… Я люблю тебя до слез, без ума тебя люблю. Так получилось.

Наверное, растерявшись, она хотела сказать, что он ее совсем не знает, что ей, конечно, это приятно слышать, но все это так неожиданно…

Но не успела…

В дверь позвонили. Как бывает в кино – в самый ответственный момент в жизни. Ни секундой раньше, ни секундой позже. По-снайперски – точно в десяточку.

– Ты кого-то ждешь?

– Вообще-то, нет… Может, соседка? – Вера направилась в прихожую.

«Ты-то не ждешь, – пробила Колин мозг дедуктивная мысль, – зато я жду. Привета от кандидата юридических наук. Пропасти ведь могли „академики“. Они спецы, в метре от себя не заметишь. И стрелять умеют через дверной глазок».

– Вера, подожди… Я открою.

Коля в тигрином прыжке догнал девушку и, мягко отодвинув, приник к глазку.

Подъезд, как и в большинстве городских домов, освещался естественным образом, через окна. Поэтому он разглядел лишь контуры стоявшей за дверьми личности. Но и этого хватило. Контур был характерным и узнаваемым.

– По-моему, это милиция, – прошептал безумный влюбленный, – в фуражке.

«Не исключено, за мной. После визита Вяземского в офис удивляться уже ничему нельзя».

Девушка тоже посмотрела в глазок и спросила:

– Кто там?

– Милиция… Участковый.

– Я, вообще-то, не вызывала. Может, вы ошиблись?

– Позднякова Вера Павловна здесь живет?

– Да, это я.

– Тогда не ошибся.

Вера, как требовала техника безопасности и правила приличия, сначала повесила цепочку и только потом повернула колесико замка. Участковый тут же предъявил в щелочку приготовленное удостоверение, личный номер и свисток. «Чечеткин Михаил Владимирович, – успел прочитать Коля, – капитан милиции».

Вера распахнула дверь. Участковый оказался не один, из темноты возникли еще два контура, тоже в форме с сержантскими лычками на погонах.

Чечеткин, держа руку на кобуре, быстро перешагнул порог и, оттолкнув Веру, решительно, но осторожно прошел в комнату. Бегло осмотрев ее, рысью метнулся в другую.

– Послушайте, в чем дело? – резонно возмутилась хозяйка. – Что вам надо?

– Лимонада, – ухмыльнулся один из сержантов, поправив висящий на плече короткоствольный автомат.

Растерявшийся Коляныч не знал, как себя вести – то ли бросаться грудью на автоматы, то ли дождаться объяснений. Он по-прежнему не был уверен, что визитеры прибыли не к нему. Участковый Чечеткин тем временем закончил рекогносцировку и вернулся в прихожую. Внимательно посмотрел на Колю и задал вопрос хозяйке:

– Это кто?

– Знакомый… Вы можете объяснить, в чем дело, в конце концов? Что за бесцеремонность? Я опаздываю на работу.

– Документы есть? – Участковый проигнорировал вопрос, повернулся к Николаю и протянул руку.

– Права.

– Будьте добры.

Коляныч, не протестуя, показал водительское удостоверение.

Наблюдая долгое время со стороны за работой силовых структур, он знал, что без нужды лезть в бутылку не стоит. Этой же бутылкой по голове и получишь.

Чечеткин с четверть минуты изучал пластиковый прямоугольник:

– А почему без очков? Тут написано – очки обязательны.

– Я же не за рулем.

– А, ну да… Техосмотр прошли?

– При чем здесь техосмотр? Вы б еще про аптечку спросили.

– Хм… Привычка. Извините.

Видимо, Чечеткин имел удовольствие служить в дорожной полиции и по какой-то причине был вынужден покинуть сию благородную службу. Скорее всего, по неуважительной. Добровольно кто ж оттуда уйдет?

– Что, в ГАИ работали?

– Да… Ушел. Петь люблю… А там не давали.

Он вернул Коле водительское удостоверение, после обратился к Вере:

– Вера Павловна, пройдемте в комнату. Разговор приватный.

– Я буду на кухне. Если что, кричи, – напутствовал Коляныч.

Вера кивнула и вместе с участковым прошла в комнату. Сержанты остались скучать в прихожей, шепчась про выставку импрессионистов, недавно прошедшую в Эрмитаже.

Певец из ГАИ. Еще одно маленькое подтверждение, что мир – это большая коммунальная квартира. Антон – Чечеткин – я – Антон.

Квартальный надзиратель секретничал с Верой минут пятнадцать. Может, хотел пообщаться и побольше, но девушка опаздывала. Коля пытался выстроить логичную версию, зачем органам понадобилась проводница, но ничего не выстроил. Слишком мало исходной информации.

Когда за правоохранительными структурами закрылась дверь, он, естественно, поинтересовался причиной их визита.

«Не твое собачье дело!»

– Спрашивал, не беспокоит ли сосед сверху. Много жалоб.

Вера ответила с неохотой, из чего шпион сделал вывод, что, скорее всего, она соврала. К тому же настроение у нее из солнечного превратилось в пасмурное. Коля не стал допытываться: пожелает – сама расскажет.

Во время поездки на вокзал она хмуро смотрела в окно машины и молчала. Коля хохмил на библейские темы, но Вера не реагировала. На стоянке он вновь попытался осторожно вывести ее на чистую воду:

– Вера, это, конечно, не мое собачье дело, но если нужна какая-то помощь… Порву любого.

– Спасибо… Ничего не надо.

– Я встречу тебя послезавтра?

Она ответила не сразу, но потом все-таки согласно кивнула. Он проводил ее до входа на вокзал. Перед тем как уйти, она еще раз посмотрела на ухажера. Как-то оценивающе, словно на платье, висящее на витрине универмага. Брать, не брать? Но выбор так и не сделала.

– Пока.

– Пока…

У ухажера родилась бредовая идея, что можно успеть на последний самолет в Москву и утром встретить любимую на Ленинградском вокзале. Он даже принялся просчитывать, успеет ли в аэропорт и есть ли свободные места. Но потом вспомнил, что вышел из того возраста, когда любовь доказывают подобным бестолковым образом. Ну прилетел, ну и что? Любой может. Не бегом же прибежал. Лучше бы на эти деньги в подъезде ремонт сделал.

Вернувшись домой, Коляныч позвонил Виталику. Попросил выяснить, зачем поющий участковый с танцующей фамилией приползал к Вере, да еще в сопровождении двух вооруженных любителей живописи? У того заплетался язык от усталости – видимо, на итоговом совещании пришлось много говорить.

– Как-как его фамилия?..

– Если удостоверение не поддельное – Чечеткин.

– Ладно, завтра «пробью»… А у этой проводницы подруги нет? Я бы поучаствовал. Физически, а то и духовно.

– Не знаю пока. Может, и есть.

– Ну так ты узнай. Глядишь, и самому пригодится, ха-ха-ха…

Остаток вечера прошел бездарно, Коляныч зиппинговал[32]32
  Зиппинговал – переключал каналы телевизора.


[Закрыть], сидя у телевизора с лентяйкой, пока не уснул. Сон, как у настоящего влюбленного, был нервным, с кошмарами и кровавыми видениями. Он пробирался через Гримпенскую трясину в поисках Веры, но вместо нее нарывался на беглого каторжника Сэлдона. Сэлдон просил не сдавать его участковому Чечеткину. Но тут появлялась собака Ферри и лишала Сэлдона жизни путем отчленения головы. Коля стрелял в нее из револьвера, но пули не приносили животному вреда, застревая в густой шерсти…

Днем плохо выспавшийся менеджер вяло впаривал молодой, но серьезной даме пылесос. Дама внимала не одна, а с коренастым стаффордширским терьером, лежавшим у ее ног. Выслушав балладу о сапрофитах, она запустила компьютер и набрала в поисковой системе Интернета название аппарата. Подлый Интернет тут же выдал отзывы покупателей. В основном матерные. И ладно бы отзывы. Он, зараза, застучал о методике обрабатывания клиентов. Про звонок в детский дом, про постельных клещей и систему скидок. Коле, который только что обрадовал обездоленных детей-сирот спонсорской помощью, стало крайне неловко. Особенно когда дама переглянулась с четвероногим другом, относящимся к собакам бойцовских пород. («Скажите, это та самая собака, зубы которой разрываются в голове? – «Да».) Но, конечно же, он не стал убивать хозяйку как опасного свидетеля. Пробубнив: «Не хотите, как хотите, я не настаиваю», затолкал пылесос в чемодан и растворился в пространстве, словно кэб в лондонском тумане.

После обеда позвонил Виталику, напомнить о просьбе.

– Мне ничего не нужно повторять дважды, – поставил в известность друг. – Короче, тема любопытная, давай пересечемся.

Пересеклись снова возле Таврического садика, но сидели не на лавочке, опасаясь соглядатаев и шальных пуль, а в салоне Колиного «Ниссана». Питер недавно объявили криминальной столицей, поэтому пасть жертвой перестрелки можно запросто. Даже если ты не политик и не бизнесмен.

Виталик достал из внутреннего кармана пиджака банку пива, сделал несколько жадных глотков и приступил к рассказу.

«Эта старинная легенда о проклятии рода Баскервилей. В начале прошлого века младший из семейства Баскервилей, Хьюго, получил в наследство дом и сделал из него ночной клуб, где торговал не только алкоголем, но и собачьими консервами. То есть консервами, сделанными из собак. И вот однажды, после очередной удачно проданной партии, он решил отметить это дело…»

– Короче, недели две назад из колонии веселого режима сдернул один чудик. Кажется, из Магаданской области. Ухитрился придушить вертухая, переодеться в его форменный костюмчик и выскочить за ворота. Там, конечно, всех на уши подняли, все обложили, но чудика пока не поймали. Скорей всего, он где-нибудь отсиживается, пока буря не уляжется. Прячется на болотах. Чудик сам из Питера, сел за убийство. До этого судим за грабеж. В общем, достойный представитель криминальной столицы.

– Молодой?

– Двадцать шесть или двадцать семь лет, не помню точно.

– А Вера здесь при чем?

– Ямщик, не гони лошадей… В Питер, как полагается, депеша прилетела – на всякий пожарный перекрыть места возможного появления. Перекрывают, в основном, участковые, реже – опера из розыскного. Так вот, адрес этой Веры – одно из мест возможного появления.

– Он ее родственник?

– Не совсем… У тебя что, серьезные виды на нее?

– Серьезней не бывает.

– А у нее?

– Пока не знаю. Не спрашивал.

Виталик предложил пива, Коляныч отказался:

– Рассказывай, рассказывай…

– Он ее бойфренд, как нынче говорят. А она его крошка. Жили по соседству, в одну школу ходили. Когда созрели, полюбили друг друга и даже объявили о помолвке.

Коля почувствовал себя примерно как пассажир «Титаника», которого предупредили, что шлюпок на всех не хватит.

– Но свадебка расстроилась. Жених сел. «Опустил» кого-то – денег на банкет, наверное, не хватало. На первый раз дали три года. Не условно. Невеста пообещала ждать. Видать, любовь была качественной, с гарантией… Извини, Ник, если делаю больно. Лучше горькая, но правда, чем хорошая, но лесть… Пока жених валил лес, к невесте стал клеиться какой-то студент. Настойчиво так, тоже по-серьезному, вроде тебя. Но приклеиться не успел. Жених вышел на год раньше. Официально – за хорошее поведение. Не официально – мест на зонах мало, криминальная революция в стране.

Виталик допил пиво, закусил зубочисткой и продолжил печальную повесть:

– Вышел, значит, быстро так студенту объяснил, что чужое брать нехорошо. Студент, хоть и попал в больницу, но заяву писать не стал – себе дороже. Но чудик долго на свободе не удержался, как это обычно и бывает… Вера тогда только-только на железную дорогу устроилась. Как-то ей пассажир малость нахамил. С применением грубой физической силы. В ухо дал, короче. Пассажир наш, питерский. Вера, конечно, жениху рассказала и ушибленное ухо показала.

– Погоди, она действительно ждала его?

– Наверное… Если б ты знал, каких подонков они любят! Это ж бабы, создания нелогичные, как наше правительство. Он и дуплит ее, и изменяет, и вообще клейма на нем ставить негде, а для нее – единственный и неповторимый. И в Сибирь, и на плаху. Так и тут, видать. Но не суть… Так вот, – рассказала. Жених – чувак конкретный. Пассажира вычислил, вернее, Вера адресок подсказала, билет-то у нее остался. Он у приятеля-землекопа купил обрез с места освободительных боев, утром встал у подъезда и, когда пассажир выполз, одним выстрелом в башку положил. Перед этим доходчиво объявил, за что убивает. Чтоб убитый впредь руки больше не распускал против женщин беззащитных. Даже на том свете.

«У нас нет не только шлюпок, но и спасательных жилетов. Температура воды за бортом два градуса, в океане полно акул, ближайшее судно в семи часах ходьбы. Удачного дня, чувак».

– Вера… Она знала, что он…

– Мочить идет? – помог Виталик.

– Да.

– Официально, на протокол – нет. Мол, жених сказал, что просто поговорит с пассажиром, чтобы тот извинился. А неофициально – знает только она… Жениху же не свезло. У подъезда мужик гулял с туркменской овчаркой, сцену увидел и успел прошептать «фас». Туркмен дело знал хорошо, благо, что полжизни волков давил. Даже обрез не помог. В итоге мстителю припаяли двенадцать лет строгого режима.

Теперь Коля понял, что имел в виду бензиновый наркоман, говоря, что местные боятся ухаживать за Верой. Еще бы, когда такой красавец с обрезом рядом!

– Но, видать, не сиделось ему спокойно, раз сорвался. Чувствую, по дороге еще делов наворочает, пока не поймают. Терять будет нечего, да и сейчас уже нечего. В общем, участковый попросил твою Веру тайно проинформировать, если он появится на горизонте.

– И что она?

– Пообещала. Но думаю, не отсемафорит… Первый поцелуй, первое «ого!». В конце концов, он же из-за нее сел. Может, она его снова ждать обещала. Всю жизнь. Спроси у нее, кстати…

К машине подбежал парнишка лет семнадцати и сунул под щетку рекламный буклет бани-борделя. Коля протянул руку, достал его, прочитал, раздраженно скомкал и выбросил в окно.

– Напрасно. Хорошая баня, наша… Да ты не нервничай так, – подбодрил Обручев, – до Питера еще добраться надо. Сто раз поймают. Или сам с голодухи сдастся.

– А если нет?

Виталик, прищурив милицейский глаз, посмотрел на Коляныча:

– Слушай… А может, сделаем проще? Как только он к твоей проводнице сунется, ты мне просигналь. А дальше – операция «Антитеррор». Будет задержан случайно проходившим патрулем для проверки документов.

– Сдурел? А если Вера узнает?

– Я ж те говорю – случайно прошедшим патрулем. А как тут патруль оказался, никого не волнует. Ты ж ей не будешь докладывать, а мы и подавно. Зато смотри – за побег и убийство ему по максимуму накинут, а то и вообще насовсем на каторгу оправят. И тебе хорошо – соперник устраняется, и Вере. На хрен ей такой герой? Ей семья нужна, детишки, спокойствие. Потом еще спасибо скажет. Да и дело нормальное сделаем – мудакам место в тюрьме. А то сколько он горя мирным гражданам принесет. И не сосчитаешь.

Глаза Виталика засверкали охотничьим блеском, который не укрылся от опытного разведчика:

– У тебя тоже есть интерес?

– Если ты думаешь, что мне медаль за него дадут или внеочередное звание, то могу успокоить. Не дадут. И даже премию. Для тебя же это единственно разумный вариант. Для начала попробуй ее разговорить. Вдруг она открыто скажет, что достал меня этот козел, мало ему дали. Тогда предложи спалить.

– Если б хотела, уже сказала…

– Ну, пока ты для нее первый встречный-поперечный – даже не кувыркались – зря, кстати. Чего ж душу раскрывать? Но ты не сдавайся! Любовь, как и разведка, активности требует. Завали ее в койку, а там они такие разговорчивые… Проверено электроникой.