Текст книги "Работа с риском (сборник)"

– Она сейчас в Канаде, – поведала Ксюха.

– Где?!

– В Канаде. Вышла замуж за канадца. Он русский, просто живет там. Ему за шестьдесят, но ее вполне устраивает. Мальчика родила. У них свой дом в Торонто. Приезжал сюда по бизнесу, вот и познакомились.

Ну, всё – конец тайным грезам. Конечно, я не питал никаких иллюзий на Маринкин счет и умом все понимал. Но в сердце теплилась надежда, что встретишь ее случайно где-нибудь в пивной, что не сложилась у нее жизнь, что она такая же неудачница, и можно попытаться еще разок подкатить с любовью. А теперь все. Канада. Там, правда, тоже есть пивные. Но нет меня.

– Погоди… А откуда ты знаешь, что устраивает? Она ж в Канаде. Вы чего, созваниваетесь?

– Зачем? Через «Одноклассников» списались.

– Каких одноклассников? – не врубился я.

– Есть такой сайт в Интернете. Ты разве не знаешь? Там много наших. Тех, кто зарегистрировался.

В «Эрмитаж» заходил, в «Три шестьдесят две». А в Интернете пива не нальют. Чего мне там делать?

– Знаю… Но не был.

– А я заглянула.

Блин, Голубева в Канаде со старым пердуном. Обидно. Ладно бы со звездой НХЛ.

Устраивает её всё…

Надо отвлечься от бестолковых мыслей. (Будет или нет война с Канадой?)

– А ты чё в ментовку-то пришла?.. В смысле: к нам… Что за проблемы?

Ксюха опустила взгляд на сумочку, прикидывая, доставать или нет заявление. Не достала.

– Ой, Паш… Не знаю, что и делать…

– Да ты рассказывай, не меньжуйся. Свои люди, поможем…

Опять, как в детстве, дешевые понты. Ну никак без этого! На смертном одре и то буду крутого корчить между судорогами.

Кто меня вечно за язык тянет?

И главное, обратку уже не включишь.

– Ну, в общем… Ты же соседа нашего помнишь? Дядю Юру?

– Еще бы не помнить!

– Он умер в позапрошлом году. А квартира у нас приватизированная. Мы с мамой попытались его комнату получить, но куда там… Вот, подселился подарочек… Хоть уезжай. А куда? Не к отчиму же обратно.

– Что за подарочек?

– Дядь Юрин племянник. Наш ровесник. В тюрьме сидел. Полгода назад вышел и прописался. Дядя, как оказалось, ему комнату завещал. Ладно бы парень нормальный…

– Чего, дерется, что ли?

– Хуже… Он наркоман. Нигде не работает, куролесит только. Поначалу-то ничего, тихий был: придет, уколется и спит. А чем дальше, тем хуже. Я как-то колечко на кухне оставила. Золотое, но не очень дорогое. Готовила и сняла. Буквально на пару минут в комнату вышла, возвращаюсь – кольца нет. Всё обыскала. Думала, закатилось куда. Не нашла. У Кости спрашиваю – не брал случайно? Его Костей звать. Он только улыбается – на, мол, обыщи. Но наверняка он – просто больше некому. А тем же вечером снова укололся… Через неделю из прихожей шапка зимняя пропала. Я опять к нему. Бесполезно. Ничего не знаю, у тебя гости были, с них и спрашивай… Ко мне как раз тогда подруга из колледжа приходила. Он и воспользовался. Я с ним и по-хорошему пыталась поговорить, и грозилась, что в милицию пойду.

– А он?

– Что он… – Ксюха с явным расстройством посмотрела на пруд. – Сказал: будешь выступать, убью. Отчиму пожаловалась, но он даже не разговаривал с ним. Боится, наверное. У него с сердцем проблемы, нервничать нельзя. Замок на двери новый поставила, да какое там… Не закрывать же каждый раз. Когда серьги пропали, я в милицию заявление написала. Нет, а что мне делать? Я не миллионер, на двух работах кручусь. Он ведь и дальше воровать будет… Пришла к вам, меня дежурный к участковому послал. Толстый такой… знаешь, наверное?

Я молча кивнул. Как не знать! Я там всех знаю.

– Он послушал, заявление взял, – продолжила Ксюха, – сказал, разберется. Но к нам так и не приходил. Я звонила несколько раз, так он накричал только. Мол, мне не разорваться, у меня таких, как вы, полмикрорайона. А за кражу его не посадить, потому что доказательств нет. Мне-то что делать, спрашиваю? А он трубку швырнул. Представляешь?

– Это в его ключе. Кабы ты его заинтересовала, может, и подсуетился бы. А за так?..

– В каком смысле «заинтересовала»?

– В материальном, в каком же еще. Моральный интерес его не греет.

– Но это же его работа… Я же не беру со студентов деньги за то, что читаю им лекции.

О, как все запущено…

– А он берет, – по-простому ответил я.

Ксюха растерянно посмотрела на сумочку.

– И ты берешь?

Брал бы, но не дает никто. Зря я ей про машину брякнул, пустил пыльцу в глаза. Теперь решит, что я тоже взяточник.

– В разумных пределах и не у всех. По-другому нельзя. У тебя не возьму, не бойся… Ты рассказывай, рассказывай…

– Ну я, в общем, вчера домой пришла. Часов в семь. Костя у себя был. Пошла в душ и комнату не заперла. А сегодня утром стала собираться, заглянула в сумочку, а там флешки нет.

– Чего нет?

– Флеш-карты, для компьютера. Мне на день рождения подарили. Хорошая флешка, два гигабайта. Я точно помню, что в сумку убирала. В колледже никогда не оставляю, один раз туда воры залезали. А в фирме не была. Я опять к Косте. Он лежит на диване и только улыбается… Мне даже не столько саму флешку жалко, сколько содержимое.

– Компромат, что ли, на кого?

– Нет. Там материалы. Очень редкие. Я с одним издательством договорилась книгу написать. По китайской поэзии… Самое обидное, я на компьютере их не сохранила. Только на флэшке.

Так… Что-то перестает мне это нравиться. Опять китайская поэзия. У меня о ней не самые романтические воспоминания.

– Про Мэн Хао-жаня?

Веселова посмотрела на меня такими глазами, словно я зашел в Эрмитаж с тележкой для супермаркета. Прикупить пару-тройку старинных безделушек. В настоящий Эрмитаж, а не наш, распивочный.

– И про него тоже… Ты знаешь Мэн Хао-жаня?!

– Как-то грустно: склонилось к закату солнце. Но и радость: возникли чистые дали.

На Ксюхином лице – неописуемый восторг. Как у пионера, нашедшего в парте порножурнал. Как у шопингиста, попавшего на дешевую распродажу. Всего, наверно, от меня ожидала, но не китайской поэзии.

– Да, это он!.. Как же там дальше… Сейчас, сейчас… Ага. «Вот я вижу – идущие в села люди к берегам вышли, у пристани отдыхают…»

Ксюха наморщила лоб, пытаясь вспомнить продолжение, но не вспомнила.

– А ты знаешь, что Мэн Хао-жань – ученик самого Ван Вея?

Ну, как не знать! Любой интеллигентный человек, посещающий «Эрмитаж», знает старину Ван Вея и всех его учеников. На сей раз речь идет не о музее.

– Конечно.

– Мало того, они были друзьями!

– Да ты чё?! Не может быть!.. Вот это круто!

Слышал бы меня сейчас темный Гера – шифер снесло бы тут же.

– Да! И тому есть подтверждение! Некоторые стихи Мэн Хао-жаня написаны в жанре лирической миниатюры цзюэцзюй. Которую как раз развивал Ван Вей!

Это уже мне ближе. Цзюэцзюй. На Костю Цзю похоже.

– Я в шоке…

– Вот, послушай.

Ксюха, почувствовав родственную душу, вошла в транс и прочла по памяти еще несколько китайских виршей.

Я смотрел на нее и думал – за что ж ей такое? В школе вроде без задвигов была. Может, у нее все наоборот? Люди с годами умнеют, а она… Полный цзюэцзюй.

– Правда, здорово? – Она посмотрела на меня, словно мишка из цирка, выполнивший трюк и просивший сахарок.

Глаза у нее почти без туши. Реснички-то могла подвести – все же в милицию шла. Надо будет ей «Мах-фактор» подарить. Советуют профессионалы.

– Не то слово! Просто супер!

– А он флешку украл… – вдруг резко погрустнела Веселова, чуть не заплакав. – Что мне делать, Паш? Посоветуй, ты же милиционер!

Ну, что тебе посоветовать, подруга детства. Варежкой не фиг хлопать, да двери на замок закрывать. Тут милиционером быть не надо… А, вообще, у меня очень голова болит, дала бы, что ли, на молочный коктейль.

– Видишь ли, Ксюша… Участковый, конечно, раздолбай, но он, в общем, прав. Доказательств-то и правда нет. Чего ты этому уроду предъявишь? Скажет – флешку вытащили у тебя в метро или магазине. И всё. А обыскивать его не имеем право.

Ксюха совсем загрустила.

– Но… Ведь он будет дальше воровать… Что же мне, переезжать? Неужели ничего нельзя сделать?

– Увы, такие законы.

Как она сейчас похожа на саму себя тринадцать лет назад. Когда сидела без ключей на скамеечке возле дома. Только не плачет.

Блин, а почему я должен вписываться в какие-то левые темы? Подумаешь, одноклассница! И что с того? Не сестра ж и не жена. У меня своих проблем по самые брови. Вон, Кериму штуку отдать хотя бы… А тут стишки китайские свистнули. Обалдеть, какая трагедия! Не миллион баксов!

– А может, в прокуратуру заявить? – робко предложила Ксюха.

– Они не занимаются такой ерундой. Только олигархами.

– Паш, но для меня это не ерунда…

Она поднялась со скамейки, сложила пакет, на котором сидела.

– Ладно… Ты извини, что оторвала… Тебе отдыхать надо… Кого из наших увидишь, передавай привет… Я очень рада, что встретила тебя… Пока.

Она еще раз грустно и как-то виновато, не открывая рта, улыбнулась и быстро пошла по аллее, плотно прижимая к себе сумочку.

Не знаю, какая сволочь в следующую секунду снова дернула меня за язык. Может, и никакая. Меня даже не пугало, что, связавшись с Веселовой, я снова могу влипнуть. Прослеживается такая нехорошая закономерность!

Просто я, как тогда, в детстве, захотел вдруг почувствовать то самое необъяснимое тепло. Приложить замерзшие ладони к теплой печке и немножко погреться. Ведь я так давно не грелся… Не жизнь у меня, а сплошное штормовое предупреждение.

– Ксюх, погоди!.. В тюрьме, говоришь, сидел?.. Когда он дома-то бывает?

Глава 5

Вернувшись в отчий угол, я, как всякий образованный и культурный человек, принял душ, побрился, сменил одежду и допил остатки матушкиной настойки на рябине.

Для стабилизации нервной системы.

Потом закусил яичницей из одного яйца и позвонил Герману, узнать обстановку на полях страны.

Гера оказался дома и, судя по поросячьему женскому визгу, не один. Мой приятель поведал, что, после того как менты вынесли меня из «Эрмитажа», он еще несколько минут лежал на холодном полу, приходя в себя.

Прийти не смог. Хорошо хоть девчонки помогли, довели до дома. Тех двоих, с кем дрался, он знает – работяги с бетонного завода, живут рядом, в «Эрмитаже» постоянно гудят.

– А махач-то из-за чего вышел?

– Думаешь, я помню, Павлуха? Какая разница? По-любому они не правы. Суки, сзади напали, а так бы я их просто порвал!

Конечно, речь Геры была обильно приправлена сквернословием, которое я опускаю в целях экономии вашего времени.

Когда он понял, что я попал в беду, позвонил Тихоне. Тот быстро отыскал работяг и доходчиво объяснил, что, если они не заберут заявы, их ждут ужасы нашего городка.

И не только их, но и их семьи.

Ужасные ужасы.

– А мент тебе не звонил? Этот… как его… Булгаков?

– Даже если б и позвонил, я б с ним базарить не стал. Не о чем мне с ментами разговаривать.

А обещал, что позвонит. Не было им веры и впредь не будет.

– Пашуня, ты где сейчас?

– Дома, вообще-то.

– Хватай пузырек шампанского и ко мне! Каких я козочек склеил, обалдеть! Виагры ходячие! Две по цене одной. Мне одному не справиться. Поддержи друга морально и физически!

Во дает! Как он выдерживает такой ритм?

Откровенно говоря, в первую секунду я хотел ответить положительно. Почему бы не отметить счастливое освобождение? Сбегать на пару часиков к девчонкам.

Но что-то меня удержало. И вовсе не отсутствие денег на шампанское.

– Не, Гер… Не могу. Устал, как собака. Спать хочу.

– Так у меня и поспишь. – Он заговорил шепотом, видимо, прикрывая трубку ладонью. – Главное, одну на себя возьми. Беленькую. Не помню, как звать…

– Гер, я едва на ногах стою. А вечером на работу.

– Какую еще работу?! Заболел?

– Кериму на рынке обещал помочь. Я ему должен… Позвони кому-нибудь другому.

– Не, точно заболел! Его гнать надо с рынка, а не помогать. Короче, надумаешь – приходи. С тебя, кстати, причитается за освобождение.

Он повесил трубку. Причитается… Сам махач затеял, а с меня причитается.

Я включил телевизор, где шли мои любимые «Смешарики», и прилег на диван. Передохну пару часов – и на рынок. Картошка дожидается погрузки.

После «Смешариков» продолжился сериал про ментов. На сей раз я не переключил канал, а решил немного посмотреть. Ведь теперь я в некотором роде тоже мент. Хотя бы в глазах одного человека.

Кстати…

Я встал с дивана, порылся в комоде и откопал старую фотографию, приклеенную на картонный лист. Двадцать шесть лиц в овальчиках. Вот моя. Угрюмов П. Вот Веселова К. По обыкновению с плаксивым лицом. Как была плаксой, так и осталась. Вот Голубева М. Улыбочка Моны Лизы. Интересно, она все такая же красивая? Или пообтерлась на канадских гамбургерах и чипсах?

Мне стало как-то грустно, поэтому я срочно вернулся на диван. Стал прикидывать, чем бы мог пожертвовать, чтобы Маринка сбежала из Канады ко мне. От бесполезных мыслей грусть усилилась. Чем ни жертвуй – не вернется. Там у нее собственный домик и серьезный папик.

За стенкой запела караоке соседка Люська, так и не вышедшая замуж. Еще бы – какой нормальный мужик такое выдержит… Когда ж она угомонится, Монсеррат Кабалье? Шестой год про «Комарово» поет. «На недельку до второго…» Ни одного кота в округе не осталось. Эх, прощай, отдых. Под эти звуки не уснуть.

Три часа спустя я был у Керима. Объяснил ситуацию с залетом. Он не очень обиделся: тысяча не сумма, из-за которой стоит нервничать. Но и дарить ее не собирался, поэтому мне пришлось обивать финским оргалитом made in China стены будущего кабака. Другой работы не нашлось.

Погасив долг и получив еще тысячу сверху, я поблагодарил торговца и срочно отправился за провизией – брюхо наигрывало серенады Солнечной долины. («Хозяин, хозяин, почему ты меня не любишь?») Надо было подкрепиться – сегодня мне еще предстояло навестить с гуманитарной миссией Ксюху. Вернее, ее соседа. Часов в девять он должен был вернуться домой.

…Интересно, если бы мы встретились не в ментовке, а в КВД, кем бы я представился?

* * *

«Ты что ж творишь, торчок дефективный?! Давай-ка, прикинем ХХL к носу и разберем твои косяки. Ты, живность плюшевая, не бродяга и не крадун порядочный. Ты все рамсы попутал и занимаешься дешевым крысятничеством. Тащишь оттуда, где живешь. То есть у своих. Тебе, крысеныш, разве не объяснили за колючкой, что с такими бывает? Первый раз руку под лом, а при рецидиве – на „кол справедливости“ и в „петушатник“. Короче, при подобных зехерах тебя не сегодня-завтра примут мусора. После я цинкану братве в хату, кто ты есть. И будешь весь срок кукарекать. А не примут, сам кишки выпущу и заставлю сожрать. Сырыми. Вместе с дерьмом…»

Вот такая миниатюра. Вот такой цзюэцзюй. Про «кол справедливости» даже Мэн Хао-жаню не придумать. А мы, менты, по-другому и не умеем…

Но обо всем по порядку.

Перед тем, как произнести этот высокохудожественный монолог, я попросил Веселову посидеть в своей комнате и не выглядывать, даже если начнут разрушаться стены. Мол, оперативная работа не терпит чужих ушей.

Затем тихонько постучался в дверь соседа Кости и, когда он ее приоткрыл, так же тихонько провел правый по корпусу.

Когда корпус попытался подняться, я подцепил его двумя пальцами за ноздри и подтянул к себе.

Дальнейшее вы уже слышали, вернее, прочитали.

– Где флэшка, крыса?

Он покачал лохматой башкой, типа, не понимая, о чем речь.

Что ж, продолжим добычу доказательств. Следствие ведет знаток. Ему не нужны отпечатки пальцев или показания свидетелей.

– По-твоему, я похож на человека, который верит в сказочного мудака с пропеллером, залетающего в окна? Или это не Карлсон, а кто-то другой залетел, чтобы скрысить гайку, сережки и флешку?

– Я не брал, – шепчет уродец. – Клянусь…

– Мне самому поискать? – Я обвел глазами убогий интерьер, прикидывая, что можно разбить о его голову.

«Статья 182, часть 1 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации. Основанием производства обыска является наличие достаточных данных полагать, что в каком-либо месте или у какого-либо лица могут находиться орудия преступления, предметы, документы и ценности, которые могут иметь значение для уголовного дела».

Но у нас-то пока нет никакого уголовного дела. А Костик опять трясет немытой башкой. Я его теряю… Разряд! Еще, разряд! Правым в подбрюшье. И тут же левым снизу – в челюсть. Аккуратно, чтобы не сломалась…

Выдержала, крепкая.

И койка выдержала, на которую он рухнул.

Только бумажка какая-то на пол отлетела. Что это? «Булгаков Сергей Эдуардович. Оперуполномоченный криминальной милиции». Блин, это ж моя визитка, в смысле – не моя. Забыл выкинуть, так она сама выпорхнула в самый ответственный момент.

Виноват, вы этого не видели. Прячем обратно.

Вытираем пальцы о Константина, берем его за волосы, благо длинные. Поднимаем.

– Ты чего, убогий, «глухаря» включил?[39]39
  Включить «глухаря» – прикинуться дураком.


[Закрыть] Где флешка, падла?! Ты сейчас сдохнешь, а вскрытие покажет, что сдох от передоза! Если твой вонючий ливер вообще будут вскрывать…

Кулак занесен. Он догадывается, что через мгновенье, наверное, умрет. Поэтому согласно кивает головой.

– Я продал…

– Кому?!

– У метро, парню какому-то…

– Конкретней, ковбой!

Я тяну его тупую башку за волосы к полу. Он морщится от боли и машет руками, словно прижатый спичкой таракан.

– Ну… Он там всё время стоит… Рыжий такой, в камуфляже. С табличкой «куплю золото». Под ветерана Чечни косит, чтобы менты не трогали. Кажется, Олегом звать.

«Статья 9 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации. Никто из участников уголовного судопроизводства не может подвергаться насилию, пыткам, другому жестокому или унижающему человеческое достоинство обращению». Примечание. На козлов данная норма не распространяется.

И это правильно. Иначе как простому милиционеру работать?

Усиливаем нажим.

– Да, да… Точно, Олегом! Больно!..

– За сколько продал?

– Триста…

Прекращаю подвергать участника судопроизводства насилию, как того требует закон. Участник падает на пол и держится за бок. В принципе, всё. Следствие закончено, преступление раскрыто.

Правда, нет вещественных доказательств. Дело нельзя передавать в суд. Увы. Вряд ли рыжий ветеран купил флешку для себя. Наверняка уже перепродал втридорога. Но это не снимает ответственности с подозреваемого. Мы-то понимаем, что он виновен.

Статья 17, часть 1 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации: «Судьи, присяжные заседатели, а также прокурор, следователь, дознаватель оценивают доказательства по своему внутреннему убеждению, основанному на совокупности имеющихся в уголовном деле доказательств, руководствуясь при этом законом и совестью».

Интересно, про «совесть» кто придумал? Это ведь весьма расплывчатое понятие. И не у всех она есть.

– Короче, слушай сюда, баянист[40]40
  Баянист (блатн.) – наркоман.


[Закрыть] ХХLев. Если еще хоть пылинку у Ксюхи скрысишь…

Окончание фразы я опускаю. В устах любителя китайской поэзии оно звучит не совсем гармонично.

– И вообще… Чтоб ни одной жалобы… Пол на кухне помой! Приду проверю.

Бросив соседа, я вернулся к однокласснице. Она не теряла времени даром и накрыла маленький столик. Чаёк, тортик. Бутылочка «Кюрдамюра».

Вообще, у неё довольно уютно, хотя и небогато. Книжек много. Понятно – профессия. Портрет на стене – рисованная физиономия какого-то китайца, наверно, этого Вана-басурмана. Пара акварелей на китайскую тематику, красные амулеты на стенах… этот, как его… фэн-шуй.

В серванте, за стеклом фотография класса. Такая же, как у меня. Надо же… Она училась у нас всего два года, а фотку поставила именно из нашей школы.

Тут же еще один снимок. Вдвоем с подружкой на фоне пруда. Подружка, кстати, ничего…

В комнате полное отсутствие мужского начала. Нового виолончелиста не нашла. Или не хочет искать. Фэн-шуй не велит.

Ксюха сменила утренний гардероб на более яркий, но все же недостаточно фривольный. Хотя могла бы – фигура у неё вполне-вполне… Она аккуратно уложила волосы, подвела глаза. В общем, подготовилась к приему чрезвычайного и полномоченного посла органов. Но меня она не очень интересует, как женщина. Она же одноклассница. Хм… хотя Голубева тоже одноклассница…

– Ну что, Паша?

– Нормально. Я и не таких колол. Объяснил возможные варианты. Так, чисто на юридическом языке. Он судимый, врубился сразу.

– Это он флэшку взял?

– А ты сомневалась? Не домовой же. Одно плохо: толкнул ее спекулю какому-то.

– То есть… Её не найти?

– Попытаться можно, но шансов маловато.

Вот опять! Опять мой язык без костей! Нет, чтобы сказать: всё, нет у тебя больше флэшки, забудь! А то – «попытаться можно…» Идиот.

– А вы его посадите? – Веселову почему-то больше интересует судьба соседа, нежели судьба флэшки. Хотя понятно: хата освободится.

«Нет, мы его положим».

– А тебе как лучше?

– Ой, Паш… Даже не знаю. Если он больше не будет, тогда не надо. Жалко…

– Думаю, не будет… Хотя я бы посадил. Но раз не хочешь…

Только бы не передумала, а то ведь действительно сажать придется. А куда я его посажу? К себе в кладовку на цепь? Или в сортир?

– Но если что-то пропадет, сразу звони. Отправим в «Кресты».

– Куда звонить, в отдел?

– Нет-нет, я почти не сижу в кабинете. Только на мобильник.

Веселова сразу же забила мой номер в свою трубку.

– А ты был в «Крестах»?

– Конечно. И не раз. По работе.

Никто не сможет обвинить меня во лжи. Бывал. И, в общем-то, действительно по работе.

– И как там? Правду пишут, что условия ужасные?

– Ну, смотря для кого… Помню, случай был. Лето, жара, в хате плюс тридцать…

– Где?

– В камере. Ты извини, я иногда оговариваюсь. Сама понимаешь, с кем поведешься… Так вот, жара, короче. Авторитеты на последнем этаже контролерам бабла заслали, те им надувной бассейн приволокли. Прикинь? Литров на тысячу. Папики его надули, воды набрали, пальмы на стенках нарисовали и балдеют. Плавают, как на курорте. Один даже сигару закурил. Да сдуру по привычке о бассейн и затушил. Ну и всё, накрылось купание… Бассейн лопнул, вся вода хлынула вниз. Народ с нижнего этажа в двери ломится – думает, наводнение началось, «Кресты» в Неве тонут, как «Титаник» в океане… Говорят, неделю сохло. А, вообще-то, там, конечно, не сахар. По пятнадцать человек в пятиместном номере. Не празднично. Хорошо, если в обслугу попадешь – всё при деле. А просто сидеть – удавишься от скуки.

Веселова слушала внимательно, словно шпион радиошифровку из центра. Потом спохватилась:

– Ой, Паш… Я чай подогрела… Садись.

Она засуетилась, расставляя по столу чашки и блюдца.

Присели. Ксюха посмотрела на бутылку и как-то робко сказала:

– У меня вино есть.

– Я, вообще-то, на службе ни-ни, но сейчас можно. Смена закончилась.

Она достала бокалы, я откупорил бутылку и разлил сушнячок.

– С кем это ты? – кивнул я на фотографию за стеклом.

– С подругой, Катюхой. Это мой самый близкий человек. После мамы, конечно.

А у меня кто самый близкий? Кроме матери? Пустое множество, как говорят математики.

– Ну что, Ксюх, за встречу?

– За встречу, Паш… Я правда очень рада, что тебя встретила. Ты даже не представляешь, как…

Наутро я был возле станции метро.

Как вы уже поняли, не совсем по собственной воле.

Веселова, провожая, все-таки попросила помочь с поиском флешки. (Паша, я тебя не очень напрягаю? – Ну, что ты, Ксюх. Это же моя работа.)

Конечно, можно было не ходить, а вечерком позвонить ей и доложить, что розыск результатов не дал: «Асталависта, бейби!» Можно было еще разок наехать на торчка-соседа, чтобы сам выкупил.

Я и так столько времени на Веселову угрохал.

И чего ради? Кто она такая?

Ну, учились вместе. И что с того? Мало ли кто с кем учился…

Я пока не готов целовать песок, по которому она ходила. И не собираюсь дарить крышечку от фотоаппарата «Зенит».

Но я пошел. Людям надо помогать. Всегда и везде. Вне зависимости от степени знакомства и социального положения. Это моя гражданская позиция. Записали? А теперь, внимание, правильный ответ…

Вдруг Ксюха зайдет на «Одноклассники» и расскажет всему Интернет-сообществу, что простой парень Паша Угрюмов совершил практически подвиг. А Маринка Голубева в своей Канаде про это прочитает. У них же там тоже Интернет есть… Ей будет приятно – с каким крутым перцем училась!

А когда ей будет приятно, мне тоже будет приятно, как говорил герой старинной комедии…

Отыскать рыжего барыгу для такого опытного детектива, как я, не составило тяжелого умственного и физического труда.

Барыга находился на боевом дежурстве – голубой берет, камуфляж.

Он бы еще костыль под мышку сунул, ветеран XXXLев, и медалями обвешался…

Теперь надо прикинуть, какую выбрать тактику. Собственно выбор невелик: либо мягкая, либо та, что использовал накануне.

Для разнообразия я выбрал мягкую. С разбега – ногой по бубенцам! Чтоб зазвенели!

Шутка.

– Здорово, Олег…

На всякий случай он пожал мою руку.

– Как торговля?

– Ничего… А ты кто?

– Чего, не узнал? Я Паша из «Эрмитажа». Бухали там. Вместе с Геркой.

Я ничем не рисковал. Во-первых, весь местный истеблишмент хоть раз, но бывал в «Эрмитаже». Во-вторых, утром я позвонил Герману и спросил, не знает ли он рыжего Олега, скупающего золото. Типа, приятель хочет кое-что толкнуть.

Оказалось, что знает, сам кое-что ему продавал. Назвал пароль и отзыв.

– А-а, – успокоился ветеран Чечни, – вспомнил.

– Слушай, тебе вчера один торчок, Костик, флешку сдал. Серебристую такую, на цепочке.

– И чего?

– Это подруги моей флешка. Она еще у тебя?

Рыжий что-то прикинул в голове, потом согласно кивнул голубым беретом.

– Выкупить хочешь?

– Чтобы выкупить, нужны деньги. А у меня их нет. – Я откровенно лишил собеседника иллюзий.

– И что ты предлагаешь?

– Я отдам… Потом.

– Не вопрос. Оставь равноценный залог.

«Я бы тебе, козлу, равноценно в лоб закатал бы, но без разминки не могу. Поэтому придется играть по твоим правилам…»

Из залога есть футболка, мобильник и старенькие часы «Полет» производства Петродворцового завода. Снимаю часы. Невелика потеря, но… За всё надо платить. Особенно за длинный язык.

Спекуль морщится, словно часы намазаны лошадиным пометом. Подносит к левому глазу и рассматривает, словно под микроскопом.

– Паленка, небось, китайская. К тому же поюзанные…

– Слышь, воин… Китайцу, который подделает наши часы, президент лично должен присвоить Героя России.

– Старик, извини, я флэшку за штуку взял, реально! Чего мне, в убыток себе торговать? Ну, сам посуди… Оставь еще чего-нибудь.

Он начинает тараторить со скоростью пять слов в секунду, что-то втирая про демпинговые цены, затишье на рынке и инфляцию.

Я молча, с прищуром смотрю на него, словно в прицел снайперской винтовки. По-нашему, по-ментовски.

В итоге он угадывает что-то нехорошее, замолкает и нехотя лезет в карман своей камуфляжной жилетки.

Статья 61, часть 1, пункт «и»: «Смягчающими обстоятельствами признаются: явка с повинной, активное способствование раскрытию преступления, изобличению других соучастников преступления и розыску имущества, добытого в результате преступления».

– Ладно… Только из уважухи.

На его ладони сверкнула маленькая серебристая фиговина.

И из-за этого весь сыр-бор?

Часы он прячет в носок. Вдруг подъедет вневедомственная охрана и проверит документы. Тут и форма не поможет.

А я теперь буду определять время по солнцу. Если мне вдруг понадобится определить время.

День я провожу на рынке, заканчивая обивку будущего трактира. Надо же, освоил профессию обивщика, можно давать объявление в газету и зашибать бабосы.

Не знаю почему, но работал я с охотой, легко, за что получил от Керима лишнюю пятисотенную.

Сразу же заплатил абонентский долг за мобильник и теперь жил на яркой стороне. Вдруг Ксюха позвонит, а, не дозвонившись, притащится в отдел и раскроет мой подлый обман. Впрочем, почему подлый? Просто обман. Но все равно неприятно. Весь мир узнает.

Когда включили связь, я сам перезвонил ей и обрадовал удачным завершением операции. Она обозвала меня волшебником и спросила, куда и во сколько ей подойти.

Я растерялся и предложил встретиться на той же скамеечке у пруда.

Встретились в девять вечера, раньше я не мог, надо было закончить с обивкой.

Ксюха минуту-другую прыгала вокруг своей оси и довольно визжала, а потом чмокнула меня в небритую, как у настоящего мачо, щеку.

– Пашенька, спасибо… Спасибо… Ты просто не представляешь, что это для меня значит…

– Да, ладно, ничего, я же профессионал!. – Сейчас я походил на скромного американского пехотинца, только что спалившего пару афганских деревень. – Как там сосед? Не предъявлял?

– Нет, что ты! Наоборот! Утром поздоровался и даже кухню помыл, представляешь? А говорят, наша милиция никому не помогает и ничего не может… Спасибо!

– Да не за что… Извини, Ксюх… Пора мне. Дела.

Просто мне очень захотелось пива. К тому же начнет еще про «работу» расспрашивать – лажанусь по полной.

– А ты в отдел? Я тоже в ту сторону.

Еще не хватало. А, может, признаться, пока не поздно, что я в некотором роде не мент? Мол, веселый американский розыгрыш. Безобидный, в духе одноименной программы.

Не признался. Духу не хватило. Ну и ладно. Когда теперь увидимся? Если что, можно сказать – уволился.

– Нет, на участок… Надо свидетеля одного найти.

Кажется, она расстроилась. Но это не мои проблемы. Я не собираюсь с ней под ручку гулять и алкоголь пить.

– А… Жаль… Паш… Если что случится, можно тебе позвонить?

– Звони, конечно…

Когда она уходила по аллее, я, как тогда в детстве, почувствовал вдруг необъяснимое тепло, забравшееся под футболку. У тепла нет цвета, но мне показалось, что оно было зеленым.

Возле нашего подъезда опять сидела на лавочке молодежь. Она каждый день здесь сидит. Пиво кушают, семечки лузгают и гогочут. По обыкновению жопы на спинке, ноги на сидении. Не знаю почему, но сегодня я притормозил.

– Слышь, орлы… Вы бы сели нормально.

– Да тут все так сидят, – с вызовом ответила крашеная малолетка.

– А вы сядьте нормально.

– А если не сядем? – храбро спросил юноша с наушниками в ушах и с банкой «Клинского» в руке. – Ты чё, мент?

– Мент, не мент… Слазь, говорю, чучело… Убью.

И я посмотрел на него взглядом человека, который рос без папы…

Из дома я позвонил Кериму и сказал, что готов служить администратором в его злачном заведении.