Текст книги "Гоблины: Жребий брошен. Сизифов труд. Пиррова победа (сборник)"

Придав лицу оттенок полнейшего равнодушия и предпоходной деловитости, Виктор Самвелович прошествовал коридором в спальню и, как бы ненароком, прикрыл за собой дверь. Увлеченный «шариками» Ильдар на такую его вольность никак не отреагировал, и Айрапетян облегченно выдохнул. Для пущей осторожности на цыпочках он подошел к тумбочке, на которой громоздился гигантский 32-дюймовый телевизор, и тихонечко потянул дверцу, за которой оказался спрятан небольшой домашний сейф. Виктор Самвелович набрал код. Через несколько секунд, показавшихся вечностью, электронный замок переварил введенные данные и допустил хозяина к содержимому, коим оказались папки с документами (их Айрапетян оставил без внимания) и пачки денежных купюр, несомненно поразившие бы своим количеством воображение человека неискушенного. Виктор Самвелович, продолжая пугливо озираться на неплотно прикрытую дверь, распихал три пачки банкнот по карманам. Поразмышляв, присовокупил к ним четвертую, и в этот момент зеркальная дверь шкафа-купе, простирающегося до самого потолка, медленно поехала в сторону. Айрапетян вздрогнул и изумленно воззрился на такое вот чудо, несомненно вызванное либо сквозняком, либо, на худой конец, полтергейстом. Но всё оказалось много «худее»: из-под заполненных строгими «двойками» и «тройками» вешалок послышалось шевеление, и из шкафа появился… нет, не скелет, человек. Весь в черном, включая темные очки, но при этом с диссонирующим демоническому облику «зенитовским» шарфом вокруг шеи.

Виктор Самвелович попытался закричать, но, к ужасу своему, осознал, что не в состоянии даже открыть рта от страха. А в следующую секунду человек в черном окончательно нагнал жути: сначала приложив палец к губам – «т-с-с!» – а затем изобразив характерный жест, проведя рукой по горлу. Иначе, мол, прирежу.

– Никак собрался куда? А, Виктор Самвелович? – Зеча бросил беглый взгляд на раскрытый сейф, на дорожную сумку.

– Я… мне… Да… На дачу. В Репино.

– Странно, а мне говорили, что в Нижний Новгород. Есть там такая славная гостиница, «Волна» называется. Не доводилось бывать?

– Н-нет, – отчаянно замотал головой Айрапетян.

– Вот и мне, похоже, не доведется.

– Я… я клянусь вам! Я никому ничего…

– «Ни головою твоею не клянись, ибо не можешь ни одного волоса сделать белым или черным…» Это от Матфея. Не читал? Я тоже.

Дверь распахнулась, и на пороге возник изумленный Ильдар, подорвавшийся на внезапно донёсшиеся голоса.

– Не понял? – недоуменно воззрился на незнакомца оперативник. – Бухгалтер, это что тут у тебя за чертила? Родственник?

Молниеносно выхватив пистолет, Зеча, почти не целясь, нажал на спуск. Раздался негромкий хлопок-выстрел, и Джамалов, схватившись за правое предплечье, медленно сполз на пол. Побелевший от ужаса Айрапетян инстинктивно вжался в стену. На его брюках в области ширинки, стремительно разрастаясь, образовалось темное пятно.

В комнате сделалось невыносимо тихо. Правда, всего на пару секунд, так как в секунду следующую у Зечи, неуместно весело и задорно, запиликал мобильник:

– Бугай, я сейчас немножечко занят, – огрызнулся он, отвечая. – Что?.. Блин, а раньше нельзя было позвонить?.. Хорошо… Понял… Через шесть минут буду… Нет, не понадобилась – само открылось… Ты пока тачку за дом перегони… Да…

Зеча убрал телефон, бросил брезгливый взгляд на Айрапетяна и подошел к сейфу. Присев вполоборота, так, чтобы держать в поле зрения Ильдара, он принялся делово опустошать сейф, выгребая содержимое в свою сумку: сначала документы, а затем деньги. Все это время Виктор Самвелович продолжал находиться в позе «Чжан-Чжуан», что в переводе на общедоступный означает «стоять столбом».

Завершив процедуру экспроприации, Зеча выпрямился и, подхватив сумку, вроде как направился на выход. Айрапетян с легким присвистом выдохнул. Однако шанса на хотя бы такое завершение дневного кошмара ему, увы, было не дано – почти не глядя, человек в черном, безо всяких словесных прелюдий, как-то очень буднично выстрелил Виктору Самвеловичу в голову. После чего перешагнул через распластавшегося у порога Ильдара и, опустившись на корточки, вполголоса пояснил:

– Повезло тебе сегодня. За тебя очень вовремя похлопотала одна добрая милицейская фея… Бывай. И больше не подставляйся.

Через пару секунд в прихожей громко хлопнула входная дверь. Только теперь Джамалов до конца осознал, что приходивший к нему ангел смерти Азраил лишь в самый последний момент подкорректировал списки нынешних визитов. И от осознания сего оперативнику сделалось невыносимо жутко…

* * *

…Тарас достучал на клавиатуре последние несколько слов, поставил финальную точку, заслал «сопроводиловку» на общий принтер и с облегчением откинулся в кресле. Сидящий в створе напротив Вучетич уже починил сумочку Ольги и теперь снова колдовал над радиостанцией.

– Нет, но какая женщина, эта Ольга Николаевна! – предался воспоминаниям Тарас. – Как только она вошла, я сразу почувствовал, что мое сердце забилось в два раза чаще.

– Где оно у тебя забилось? В области паха?

– Виталя, юмор – это совсем не твой конёк. Рожденный паять, острить не может… Во, хотя б ты подтверди, Женька! – переключился любвеобильный опер на вернувшегося вместе с Наташей из курилки Крутова. – Правда ведь, новенькая – баба на пять баллов?

– Я бы не спешил с выводами. Первое впечатление часто бывает обманчивым, – пожал плечами Евгений.

– Да ну вас, блин. Вечно норовят весь кайф обломать… Натах, а тебе она как показалась?

Та в ответ чуть скривилась и, капризно надув губки, удосужила-таки коллегу ответом:

– На мой взгляд, чересчур простовата. Хотя… Трудно было ожидать чего-то иного. Школа, она как казарма, ею тоже за версту разит.

– А при чем тут школа?

– Так она в ментовку прямиком из школы подалась, – пояснила Северова, возвращаясь за свой стол и принимаясь за маникюрно-косметические манипуляции. – У этой Прилепиной высокоинтеллектуальный диплом учителя физкультуры. Допускаю, что для «карманного» отдела это самое то. Но вот чего в нее так вцепился наш Мешок – решительно не понимаю.

– Я завсегда поражаюсь на тебя, Наталья. И откуда ты всегда всё про всех знаешь?

– Здрасте-приехали!. Через меня ее личное дело проходило. И вообще: у меня работа такая. Всё про вас знать.

– Она замужем? – продолжил зондировать почву Тарас.

– Кто о чем, а вшивый – о бане! – презрительно поморщилась Северова. – Формально – да, замужем. Но на самом деле последние полгода они с мужем живут порознь.

– Нет, я просто фигею! А это-то ты откуда?!

– От верблюда. Но ты ноздри особо не раздувай – там дитёныш восьми лет на руках.

– И что такого? Я люблю детей.

– Он у нас еще и педофил, – хмыкнул из своего угла Вучетич.

– Виталя, лудить твою мать! Ты меня уже достал своими подколочками!

– Мужчины, а вы в курсе, что на самом деле ее вовсе и не Ольгой зовут? – в очередной раз проявила свою глубочайшую осведомленность Наташа.

– Не понял? Это как? – удивился Крутов.

– А так, что по паспорту она – Иоланта Николаевна Прилепина. Ну да, в данном случае я ее очень хорошо понимаю: если бы у меня было такое имя, я бы просто удавилась. Или ушла в монастырь.

– В мужской? – хохотнул Вучетич.

– Очень смешно.

– А по-моему, Наташ, ты просто ревнуешь, – рассудительно заметил Виталий.

– Чего? – возмущённо округлила глаза Северова. Крайне раздосадованная тем, что Вучетич с ходу оценил ее состояние и угодил аккурат в самую болевую точку.

Действительно, до сегодняшнего появления новенькой Наташа царствовала в подразделении единолично и безраздельно. Здесь милая и славная девочка Анечка, разумеется, не в счёт. Так как при всей своей очаровательности, в «гоблины» она перешла, уже имея за плечами девять полновесных недель беременности.

– Я говорю: опасаешься появления соперницы на доселе полностью монополизированной тобой территории.

– Дурак ты, Виталя. И не лечишься!

– Есть такое дело. Так ведь мне платное – не по карману, а в госпитале ГУВД – опасаюсь. Но ты не переживай, Наташ! Всё равно ты для нас была и будешь единственной и неповторимой.

– Ну знаешь ли! – не выдержав, сорвалась Северова.

Что именно должен был знать Вучетич, так и осталось загадкой для остальных. Поскольку в следующую секунду загудела-завибрировала тревожная кнопка диспетчерского пульта и на электронной карте города вспыхнула красная точка. Шевченко, будучи сегодня «дежурным по аэродрому», кинулся к пульту и, сверившись с записями, в отчаянии схватился за голову:

– Мать моя женщина! Нет, только не это!

– Что там?

– Опять она! – простонал Тарас. – Старуха! – Он рывком пододвинул к себе телефонный аппарат, с остервенением потыкался в кнопки и вслушался. – Ни фига! Не отвечает, старая грымза. То ли у нее телефон не работает, то ли…

– Лучше без «то ли», – заметил Вучетич. – Просто не работает телефон. Может, забыла оплатить и временно отключили?

– Вот съездил бы и проверил. Заодно и телефон починишь.

– А вот хренушки вам! Я в прошлый раз ездил, теперь – Жекина очередь.

– Мужики, я никак не могу! Мне дело по Тюменеву в архив отправлять. Все сроки вышли. И вообще – я по этой старухе не в теме. Это ваша с Тарасом креатура.

– Уж скорее тогда «ебатура», – пробурчал Шевченко.

– А мне надо срочно станцию починить, – ушёл в несознанку Виталий. – Между прочим, для замполича. А за тему ты, Жека, не опасайся – с полтычка врубишься. Похоже, там сосед из нижней квартиры опять учит жену щи варить. Так ты ему пару раз ткни в ухо, он и успокоится.

– И все-таки странно. Сигнал явно из дома, а телефон почему-то молчит. Может, там действительно какая запутка приключилась?

– Да какая на фиг запутка? Бабка, по ходу, развлекается. У меня такое ощущение, что там уже весь двор знает о том, что мы ее обороняем. Вот она и пользует нас в качестве бесплатной юридической консультации и грубой физической силы.

– Она подписку о неразглашении давала? – возмутилась Северова. – Давала! А раз так, привлечь ее к ответственности, и все дела. Вмиг перестанет названивать.

– Наташа, какая ответственность, побойся бога! Старухе глубоко за семьдесят.

– Да хоть за сто! Заманали меня уже эти потерпевшие!.. Вам-то что, вы съездили и забыли. А мне по каждому вызову отписываться. Отдельную карточку заводить.

– Блии-н, и ведь именно в мое дежурство! – заныл Тарас. – Слушайте, вы давайте как-то определяйтесь! Если там, в натуре, что случилось, меня первого взгреют.

– А где у нас молодой? – лениво поинтересовалась Северова. – Самая его работа. Практически пионерская.

– С утра звонил, попросил отгул. Говорит, отравился чем-то. Юный дристун…

Дверь распахнулась так, словно бы её вышибли, и в оперскую ворвался Мешок, с близким к очумевшему выражением лица:

– Виталя, давай в машину к шефу. Живо! Едем!

– А что за движуха такая? – подскочил Вучетич.

– Офоршмачились мы, вот что! Айрапетян убит, Ильдар ранен!!!

Последовавшие на это сообщение реакции присутствующих в кабинете были следующими: Северова: «О господи!»; Шевченко: «Ни хрена себе, сходили за хлебушком. И ведь именно в мое дежурство!»; Крутов (решительно поднимаясь): «Андрей, я с вами!»

– Нет, у нас больше нет свободных мест, надо ещё замполича по дороге подхватить… Всё, мы уехали, подробности письмом. Жека, Тарас, новенькую, Ольгу, займите чем-нибудь.

Андрей и Виталий выскочили из кабинета.

– Ужас какой! – Голос Наташи звучал потрясенно и больше чем просто испуганно. – Ильдара ранили! А Гриша? Почему он ничего не сказал про Гришу?

В оперскую тихонечко возвратилась растерянная и потерянная Ольга. Оно и понятно: столь трагических событий в первый день своей службы на новом месте она ну никак не ожидала.

– Извините. Андрей Иванович сказал, что я поступаю в распоряжение ответственного дежурного по отделу.

Шевченко задумчиво посмотрел на продолжающую мигать красным статичную точку на карте города:

– Жека, – скомандовал он глухо, – давайте прокатитесь-ка вы с Ольгой Николаевной к нашей чертовой бабушке. Все равно, кроме вас, за Клинским бежать некому…

* * *

…Просторная, поражающая высотой потолков приемная начальника криминальной милиции питерского ГУВД была обставлена с нарочито дорогой простотой. Прикидочно оценивая, счёт здесь шёл явно не на один десяток… спонсоров. На кожаном диване для посетителей, где при желании можно было рассадить целый взвод, этим вечером томились трое – Гриша Холин, Мешок и заместитель начальника «гоблинов» по личному составу Олег Семенович Кульчицкий. Выражения лиц у всех троих были напряженно застывшими. А в глазах Холина, помимо общего напряжения, читалось еще и отчаяние.

Рядом с дверью, ведущей в кабинет Самого, располагалось рабочее место секретарши Илоны. Миловидная девушка в лейтенантской форме со скоростью Анки-пулеметчицы стрекотала на клавиатуре, с искренним сочувствием бросая короткие взгляды на троицу потерпевших. В очередной раз поймав на себе такой вот взгляд, Григорий не выдержал:

– Барышня, а может, вы еще раз наберете?

– В приемном покое сказали: через час. А пока прошло всего, – она сверилась с записью на перекидном календаре, – всего двадцать пять минут. Да вы не переживайте так: я с мамой переговорила, она у меня хирург…

– И что сказала мама? – перебивая, поинтересовался Мешок.

– Вот, у меня тут записано: «огнестрельное ранение нижней трети левого предплечья с дефектом ткани, многооскольчатыми переломами лучевой кости и частичным размозжением мышц».

– М-да…Звучит оптимистично.

– Да нет же, напротив, ничего страшного! – разулыбалась Илона. – Такие операции в ВМА влёт делаются. Вот если бы пуля прошла чуть ниже, тогда…

Что бы такого страшного случилось тогда, секретарша пояснить не успела, поскольку в следующую секунду из начальственного кабинета вышел раскрасневшийся, мокрый, как после бани, полковник Жмых. Он плотно прикрыл за собой дверь и обвел тяжелым, усталым взглядом своих подчиненных. Три пары глаз смотрели на него не мигая и вопрошая одно и то же: «Ну как там?»

– Пошли… Элитное, блин, спецподразделение… Счастливо, Илоночка.

– Всего доброго, Павел Андреевич. Не волнуйтесь, все будет хорошо, – прощебетала секретарша и слегка панибратски подмигнула Мешку. Дескать, мол: не бойтесь, раз криков-воплей из кабинета не доносилось, то, может, оно и обойдется.

Жмых вышел, и вслед за ним, понурив головы, потянулась гуськом троица «гоблинов»…

…Покинув здание ГУВД, «залётчики» двинулись по Суворовскому в сторону служебной автостоянки.

– Андрей, будь другом, угости папиросочкой.

Мешок молча достал сигареты, зажигалку и вслед за начальником закурил сам. Дурному примеру руководства незамедлительно последовал Холин, а вот следящий за своим здоровьем замполич довольствовался подушечкой «Дирола».

Остановились, дабы не на ходу.

– Сейчас все на взводе и на эмоциях, поэтому разбор полетов отложим, – после нескольких молчаливых затяжек подал голос Жмых. – Значит, так, Григорий: на завтра ставлю тебе отсыпной-отходной. Но чтоб в среду, к 9:00, был как штык. И не вздумай забухать! – Григорий виновато втянул голову в плечи. – Выпить – да, можно. Даже нужно. Но не уходить в запой! Улавливаешь разницу? Всё. Свободен.

Холин молча пожал командирам руки и, понурившись, двинул в сторону Кирочной. К ближайшей в этих краях станции метро.

– Андрей, учти! – строго предупредил Жмых. – Гришка – твой протеже. Если он снова уйдет в запой, на этот раз первым виноватить буду не его – тебя… Ты сейчас куда, кстати?

– Да надо бы еще в контору заскочить.

– Хорошо, я тебя закину. А вы, Олег Семенович?

– Ну, если я вам сегодня больше не нужен, – замялся Кульчицкий. – Вообще-то у меня через полчаса тренинг начинается…

– Олег, я безмерно уважаю право человека на самосовершенствование, – начал слегка раздражаться Жмых. – Однако в последнее время у меня начинает складываться впечатление, что реализация твоего права начинает идти в ущерб службе.

– Павел Андреевич! Вот честное слово! Всего четыре занятия осталось. После получу сертификат психолога и постараюсь применить полученные знания при организации работы с личным составом. Вы же знаете, какое внимание этому вопросу сейчас уделяют в Министерстве. После всех этих Евсюковых.

– Знаешь, еще парочка косяков, подобных сегодняшнему, и лично мне понадобятся услуги не психолога, а психиатра. Ладно, ступай с богом… Идем, Андрей.

Жмых и Мешок продолжили движение в сторону стоянки, однако через пару секунд их снова нагнал ушедший было Кульчицкий.

– Павел Андреевич, прошу прощения! За этой суматохой совсем из головы вылетело!

– Ну, что там еще?

– Нам на отдел разнарядка из управления кадров пришла. В среду – второй этап Спартакиады ГУВД.

– Я в восхищении!

– Королева в восхищении! – спародировал кота Бегемота Мешок.

– Мы должны выставить трех человек.

Жмых посмотрел на своего зама бесконечно усталым взглядом. По всему было видно, что сейчас он прилагает немалые усилия к тому, чтобы не взорваться:

– Бери молодого. И новенькую. Она как раз с физкультурного, – с нарастающим раздражением распорядился шеф.

– А третий кто?

– Ну и Северову. Пусть немного задницу растрясет. Ей на пользу.

– Северова может не согласиться.

– Значит, сам побежишь! Всё, Олег, уйди от греха!

Кульчицкий все-таки не зря учился на психолога – если верить «Мистеру Языку Телодвижений», в выражении лица начальства сейчас читалась явная угроза. А потому Олег Семенович скоренько сообразил, что самое лучшее для него – это испариться. Что он и сделал.

А Павел Андреевич и Мешок, не поспешая, добрели до служебной машины Жмыха. Водитель главковского автохозяйства Дима Голубович, заметив их, убрал в бардачок книжицу с кроссвордами и предупредительно распахнул дверцу:

– Погнали, Дима, – усаживаясь, скомандовал Жмых. – Сначала Андрея Ивановича в контору закинем, а потом меня домой отвезешь. – Он обернулся к Мешку: – Приеду, махану, как Холин, стакан водки и спать завалюсь. Хотя… Разве тут уснешь?

– Как там прошло, Пал Андреич? – выруливая, поинтересовался Голубович.

– Лучше не спрашивай. А то я точно взорвусь. Как триста грамм тротила. А оно тебе надо?..

* * *

…По причине позднего времени в данный момент в «логове гоблинов» находились всего два человека – заступивший на сутки Шевченко и Ольга. Тарас привычно «вконтачил», а Ольга, без аппетита, но из вежливости пила чай с тортом. На ввалившегося в оперскую Мешка оба посмотрели тревожно-вопросительно.

– О, Андрюха! Ну, как там?

– Только что мне звонили из ВМА – операция прошла нормально. Обещают, что дней через десять выпишут.

– Нормалёк! А на Суворовском?

– Тарас, пока без комментариев, – отмахнулся Андрей и перевел взгляд на Ольгу: – Ух ты, тортик! Откель у нас такое богатство?

– Днем Веник забегал – вот, принес, – пояснил за новенькую Шевченко. – Они сегодня с Анечкой своего пацана в загсе зарегистрировали, официальный тугамент получили. А по нашим временам это гораздо важнее биологического рождения: пособия там всякие, выплаты – без бумажки никуды.

– Ах чёрт! Совсем из головы вылетело! Надо ж было чего-то от нас подарить.

– Да там Натаха подсуетилась. Купила упакову памперсов. Полпуда, не меньше.

– Молодчина!

– В принципе – да. Если не учитывать, что в итоге она выгребла всю «девятку» оперативных расходов за этот месяц, – наябедничал Тарас.

– Ольга, а вы почему домой не идете? Времени десятый час?

– Я хотела вас дождаться. Чтобы доложиться по Демичевой.

– Не понял? А что у нас с Демичевой?

– Днем снова был вызов, – пояснил Шевченко. – И снова из квартиры. А телефон почему-то не работает. Вот я их и отправил, с Жекой проверить чего там.

– А Крутову что, одному западло было метнуться?

– Андрей, ты же сам сказал, что Ольгу Николаевну надо чем-то занять.

– Ладно. Отправил и отправил. Хотя на такие вызовы двоих высылать – роскошь неоправданная. Особенно по нынешним временам. Ну, и что там старуха? Снова чудит?

– Знаете, Андрей Иванович: и да и нет, – отчего-то погрустнела Ольга.

– Это как? Поясни… Только погоди секундочку… Поэт-песенник, у тебя сигареты есть? А то у меня Холин все расстрелял.

– Лови, – метнул пачку Тарас.

– Я парочку возьму.

– Да хоть все забирай. У меня еще есть.

– Премного… Слушайте, Ольга, а пойдемте-ка покурим? И вы мне заодно всё и расскажете…

…Комната отдыха, она же курилка, представляла собой небольшое, но весьма уютное помещение. Здесь наличествовали: диван, стол, пара старых продавленных кресел, холодильник с микроволновкой, маленький телевизор и навесной шкафчик с кухонными причиндалами. По стенам, помимо традиционных офисных картинок-приколов, были развешаны ручной работы шаржи на коллег и парочка весьма и весьма сносных пейзажных акварелек. Художества эти принадлежали кисти оперативного водителя Сергеича, коего Бог наградил не только ремеслом возничего, но и талантом живописца.

Войдя, Мешок сразу включил вытяжку, поскольку окна в комнате отсутствовали, и, с наслаждением задымив, уселся в одно из кресел.

– Шикарно живете! – оценила великолепие Ольга. – Мы у себя в «карманном» о подобной роскоши и мечтать не могли.

– Виталя называет эту комнату «привратницкая-развратницкая». Действительно, уютное местечко. Идеальное лежбище для медитаций и случаев, когда тебя выставляют из дома.

– А что, бывало?

– Пока нет. А далее – как знать.

Мешок произнес последнюю фразу таким тоном и посмотрел на Ольгу так, что та даже немного смутилась. Сообразив, что перебарщивает, замначальника поспешил возвратиться к казенно-деловой интонации:

– Так что Демичева?

– Приехали мы с Евгением Владимировичем, поднялись, – начала рассказывать Ольга. – Поначалу долго пускать не хотела: удостоверения рассматривала через цепочку, чуть ли не под микроскопом. Но потом всё нормально прошло. Славная такая старушка оказалась.

– Угу. Славная – не то слово.

– А телефон действительно не работает. Говорит, с сегодняшнего утра. А почему – непонятно. Я проверила квитанции: все счета оплачены.

– Так старуха вас что, из-за телефона дёрнула?

– Не только. Александра Яковлевна рассказала, что сегодня утром, когда она возвращалась из магазина, за нею увязались трое кавказцев. Сопроводили вплоть до самого подъезда. А после еще и сидели на детской площадке около часа. Уверяет, что следили за ее окнами. Представляете, как она перепугалась?

– А как вам показалось: у нее вообще с головой как, все нормально?

Ольга задумалась.

– Мне кажется, да. На самом деле, она очень интересный человек и собеседник. Евгений Александрович, он ведь почти сразу уехал, а я еще часа полтора с ней просидела-проболтала. По-моему, ей просто не хватает общения. Очень несчастный, очень одинокий такой старый человечек.

– Это, конечно, всё безумно трогательно, – поморщился Андрей. – Вот только к нашему делу не имеет ни малейшего отношения.

– Ну, не знаю. Раз уж она, пусть и временно, оказалась под нашей опекой…

– Не опекой, а защитой. Опекой занимаются специальные социальные службы.

– Всё равно! Уж насколько я в «карманном» горя и слез насмотрелась. Когда у стариков последние копейки, пенсии, даже сумки с продуктами уводили. А здесь… Смотрю на неё и, кажется, сама разреветься готова… Ненужность, одиночество – это все очень страшные вещи, Андрей Иванович. Хотя, – отрешенно докончила Ольга, – может, это от того, что и у меня самой почти то же самое…

– Здрасте приехали! Молодая, красивая. Сын уже такой самостоятельный.

– Да, сын. И мама. Но… Не знаю как объяснить… А, ладно, проехали… Кстати, в эту среду у Александры Яковлевны день рождения. Она всех приглашает. И Виталия, и Тараса, и вас.

– Вы, естественно, пообещали?

– А что тут такого? Лично я – пойду.

– Ваше право. В таком случае попрошу подарить ей от моего имени сборник детских рассказов Льва Николаевича. Помните, там есть про мальчика, который все время кричал: «Волки! Волки!» А когда волки действительно появились, ему никто не поверил.

– Думаете, она все это придумала? С кавказцами?

– Исходя из составленного вами психологического портрета – конечно. Более того, сегодня в вашем лице Демичева нашла благодарного слушателя, а потому боюсь, что теперь вызовы от нее пойдут еще чаще.

– Тогда надо попросить Виталия, чтобы он завтра подъехал и посмотрел, что там у нее с телефоном.

– Ольга, вы же видите какая у нас ситуация! Народа в конторе с гулькин, извините, хрен… В конце концов, пусть она сама обратится на телефонную станцию.

– Но ведь это в наших же интересах!

– Ладно, придумаем что-нибудь, – проворчал Андрей, туша окурок и поднимаясь. – Всё, давайте по домам. Хотите, я вас до метро подброшу?

– Нет, спасибо. Погода сегодня отличная, прогуляюсь. Все равно мне спешить некуда, Дениска в лагере.

– Как он там? Еще никого не зарезал? – улыбнулся Мешок.

– Типун вам на язык! – негодующе вспыхнула Ольга…

Санкт-Петербург,

23 июня 2009 года,

вторник, 11:27

…Питерская Военно-медицинская академия всегда считалась одним из наиболее престижных медицинских учреждений в стране. Так было и при царях-императорах, так было и при советской власти, так стало и в нынешние времена смутной демократии. Для не обладающего должными привилегиями либо неформальными связями homo vulgaris попасть сюда на починку-заштопку представлялось невероятной удачей. Посему ничего удивительного, что «героически подстреленного» преступником оперативника Джамалова поместили именно сюда.

В просторной, полувиповской палате на троих Ильдар возлежал на самом козырном месте у окна. Правая рука, загипсованная от плеча до локтя безучастно болталась на бинтовой перевязке через шею. По этой причине гонять свои любимые шарики приходилось левой. С непривычки получалось плохо, и Джамалов, раздражаясь, периодически бормотал под нос ругательства на русско-азербайджанском суржике.

Скрипнула дверь, и в палату, в наброшенных на плечи синих госпитальных халатах, неожиданно вошли «верховные гоблины» – начальник и зам-по-опер.

– Здравия желаю, товарищ полковник! – вытягиваясь на койке, просиял польщенный таким вниманием Ильдар. – Привет, Андрей!

– Да нет, это мы тебе желаем. Здравия! – уточнил Павел Андреевич, подхватывая единственный свободный стул. – Ну, как ты тут? – поинтересовался он, усаживаясь напротив.

– Почти курорт. Вот только на курорте шашлык подают, а здесь овсянку.

– Раз шарики гоняет, значит – всё путем, – усмехнулся Мешок.

– Андрей, а ты мне зарядку от «Нокии» принес?

– Не суетитесь, больной, вам вредно волноваться! – Мешок осторожно поставил на прикроватную тумбочку увесистый пакет. – Всё здесь. Включая кое-какие продукты, фрукты, минералку. Извини, шашлыка не подогнали. Зато фляжечка «Наири» имеется. Только припрячь получше.

Ильдар отмахнулся: дескать, это-то как раз пустяки, не стоило и заморачиваться. После чего тревожно всмотрелся в начальство:

– Что там Гришка? Пал Андреич, вы его того… не сильно ругайте. Клянусь, чисто мой косяк. Он здесь не при делах.

– Гляди, Андрей Иванович, еще один благородный выискался. Холин вчера тоже весь вечер на мозги капал: «Я был старший! Я отвечаю за всё!» Как тот мужик, из анекдота, помнишь? Который, уходя, поступил благородно: грех взял на себя, а ей достался только ребенок…

– Ну, все мы виновны в смерти Лоры Палмер, – пожал плечами Мешок.

– Ты, Ильдар, давай сначала поправляйся. Вот когда выпишут, тогда и будем по-серьезному разбираться: кто был ху и чьи в лесу шишки. Завтра к тебе парни из УРа подскачут, покажут свою фототеку. Ты этого черта как, хорошо запомнил?

Джамалов резко изменился в лице. Очень нехороший, зловещий огонек вспыхнул в его с восточным разрезом глазах:

– Я этого шакала очень хорошо запомнил. Он теперь – мой кровник. Я его сам лично возьму, без всякого УРа-шмура! Без этих… оборотней в погонах.

– Ну, началось! – недовольно выдохнул Жмых. – Выезд с джигитовкой. И откуда, спрашивается, у парня бакинская грусть?

– Я что-то не догнал за оборотней? – удивился Мешок.

– Тут такое дело, – оглянувшись на соседей по палате, понизил голос до полушепота Ильдар. – Я ведь поначалу вроде как сознание потерял, а когда Гришка стал названивать, очухался немного. Ну, я дал ему раскладочку, а сам до клиента дополз. Смотрю – живой еще. Видно, что не жилец, кончается, но все равно. Дышит. Я ему: «Потерпи, браток, сейчас вместе в больничку поедем». А он мне, дословно: «Волна… Он всё знал… Волна… Четыре звезды…» И всё – спекся.

– Что за чертовщина? Какая волна? При чем здесь волна?

– «Волна» – это название гостиницы, – мрачно пояснил Мешок. – В которую должен был заселиться Айрапетян по прилете в Нижний Новгород.

– И ещё одно, – продолжил Ильдар. – Когда этот урод уходил, он возле меня притормозил. Мне еще подумалось тогда: «Всё, сейчас контрольным кончит». А он мне вместо этого, с издёвочкой: живи, мол, за тебя добрая милицейская фея похлопотала.

– Как-как? Кто похлопотал? Дословно?

– Дословно: добрая милицейская фея.

– Твою дивизию! Это что же, получается в уголовке крот завелся?! – распалился Жмых. – Черт! До этого была ситуация – дерьмо. А теперь – дерьмо в квадрате!.. Ты вот что, Ильдар, об этом пока – ни гугу! Ни нашим, ни уровским!

– Вы уж меня совсем за идиота не считайте: я ведь не на голову, а всего лишь в плечо контуженный.

– Ладно, всё, давай лежи поправляйся. А мы с Андреем Ивановичем пойдем, пожалуй. После дров, которые вы с Холиным наломали, сам понимаешь, проблем – выше крыши.

Начальник «гоблинов» поднялся и, пожав Джамалову рабочую левую, двинулся к двери. Вслед за ним, козырнув двумя пальцами, потянулся Андрей.

– За «дачку» спасибо, – спохватился напоследок Ильдар. – Только скажите ребятам, чтобы больше не суетились. Это ж я просто так, смеха ради, про шашлык шлепнул. На самом деле мне родня столько всего натащила – всей палатой не сожрать. Короче, пусть не тратятся. А то неудобно, честно слово.

– Брось, – отмахнулся Мешок. – Не бери в голову, а бери в рот…

…«Верховные гоблины» шли на выход длинными запутанно-переплетёнными коридорами и пролётами ВМА. С непривычки заблудиться внутри этого памятника архитектуры, построенного более двух столетий назад, было проще простого. И, как уверяют, прецеденты случались. Даже с работающим здесь медицинским персоналом.

– …Ну и каковы будут твои соображения?

– А какие тут могут быть соображения? Жизнь – дерьмо, но мы с лопатой. Будем разбираться. Вот только… Почему это вы, Павел Андреевич, сразу на угро грешить взялись?

– Что ты этим хочешь сказать?

– А если это не у них, а у нас течёт? – осторожно предположил Мешок.

Реакция Жмыха на это предположение оказалась вполне себе предсказуемой:

– Ты что, офонарел?!

– Просто мне кажется, такой вариант тоже нельзя сбрасывать со счетов.

– Ну спасибо, утешил. Может, ты уже и подозреваешь кого?

– Я никого не подозреваю. Но сугубо гипотетически…

«Гоблины» наконец нашли спасительную дверь, сразу за которой на них обрушились извечные грохот и выхлопы Выборгской стороны. Хоть питерские риелторы и уверяют, что по престижности Выборгский район почти сравнялся со всегда элитным Московским, здесь, в районе Финбана, выживать могли только сильнейшие, то бишь коренные питерские старожилы, коих в этих каменных мешках хоть дустом посыпай – всё нипочём. Одни засушились, другие – проспиртовались.