Текст книги "Гоблины: Жребий брошен. Сизифов труд. Пиррова победа (сборник)"

От осознания сего факта Андрею сделалось немного неприятно. В большей степени, наверное, потому, что ему был персонально неприятен сам полковник Турвиненко, о котором Мешок знал и слышал много разного всякого. Но на развитие их с Наташей отношений это неприятие практически не повлияло: до конца месяца они встречались ещё, минимум, раз пять-шесть, и все эти встречи неизменно заканчивались альковной близостью. По ведомству, естественно, пошли разговоры. Да и тьфу на них! А потом часть мужиков-сослуживцев, тех которые здоровы и в прямом, и душевном смысле (здесь, в первую очередь, Гришка Холин), как гаркнули всем неугомонившимся! «Камыши» тут же и успокоились.

Но потом из отпуска вернулись Лера с Алиской, и на смену «бабьему лету» постепенно пришла тётка-осень, а за ней и старуха-зима. Встречи сделались нечастыми, а потом постепенно и вовсе сошли на нет. Инициатива, а вернее безынициативность, в данном случае исходила исключительно со стороны Андрея. Которого и служба затянула, и быт заел. Но самое главное – в какой-то момент Мешок почувствовал, что Наташа всё больше и больше привязывается к нему. А почувствовав – испугался, так как на тот момент ещё не был морально готов радикально менять что-то в своей более-менее устоявшейся жизни. Словом, его пока ещё вполне устраивало то, что категорически не устраивало Северову. На том они и разошлись. И каждый остался при своих. Правда, такой вод парад приоритетов продолжался относительно недолго.

Примерно полгода спустя в Северной столице разразился большущий скандал: в отношении загодя списанного из органов полковника Турвиненко возбудили уголовное дело сразу по нескольким «злоупотребительским» статьям. До тюрьмы, как водится, дело не дошло – что-то замяли, что-то простили «за давностию лет», – однако крови у полковника бывшие коллеги попили немало. А посему, после того как решением суда дурная карма Турвиненко оказалась полностью очищенной, тот не стал восстанавливаться в должности, а решил посвятить себя большому бизнесу. В чем, благодаря полезным связям и знакомствам, очень быстро преуспел. А преуспев – сначала сменил модельный ряд своих авто и квартир, а в скорости – модельных ряд своих женщин. Так Наташа сперва лишилась жилья на Металлистов, а затем перед ней замаячила угроза увольнения – слишком уж много претенденток имелось на её козырное место в пресс-службе. Самостоятельные попытки Северовой уйти переводом в другое подразделение успехом не увенчались: видимо, брать на службу женщину скандально офоршмачившегося замначальника УБЭП считалось плохой приметой.

И вот тут-то ей по старой дружбе-памяти помог Мешок, которого только-только назначили на должность заместителя начальника будущих «гоблинов». Определённые сомнения у него, безусловно, имелись: как известно, хуже нет устраивать к себе на работу родственников или друзей. Экс-любовниц – тем паче. И всё-таки в какой-то момент Андрей решился, а решившись, сумел убедить Жмыха взять Северову на должность аналитика. И, как показало время, не прогадал. При всех своих закидонах и наличии за душой всего-навсего средне-технического (парикмахерского) образования, Наташа зарекомендовала себя как человек и легкообучаемый, и на лету схватывающий. Более того, с приходом Северовой былые отношения если не возобновились, то получили, скажем так, новое наполнение. Теперь их общение большей частью сводилось к взаимным словесным пикировкам, но при этом периодически Наташа позволяла Мешку совершать «доступ к телу». И тогда у Андрея внезапно нарисовывались экстренные служебные командировки и внеплановые суточные дежурства. Неизменно проходившие в тесной, но уютной «однушке» на Ленинском, на съём которой у Северовой ежемесячно уходила треть её милицейской зарплаты.

Ну да не зарплатой единой жив человек. В том смысле, что в окружении Наташи появилось немалое количество мужиков, готовых по первому зову оказать содействие и выказать сочувствие молодой, одинокой красивой женщине с квартирой. Словом, на жизнь хватало. А вот с настоящей любовью, с дружбой настоящей, дела у Северовой обстояли много хужее…

– …Так, может быть, я поднимусь? – поинтересовался Андрей и по-свойски интимно положил ладонь на голую Наташину коленку. До Ленинского они удачно долетели за двадцать минут – толком даже наговориться не успели. И теперь вроде как наступил момент расставания. Притом что расставаться Мешку совсем не хотелось. Тем более что сегодня для того имелись все необходимые предпосылки.

– А что, послушный супруг этим вечером домой не торопится?

– Абсолютно не торопится.

– Вы снова выписали себе служебную командировку?

– Этого даже не потребовалось. Мои нынче на даче.

– Ах вот оно что! А я-то, дура, сижу-гадаю: и чего это мы сегодня столь неприлично любезны? – насмешливо протянула Северова и возвратила ладонь Андрея на прежнее место. – Извини, но сегодня не получится.

– Почему?

– По чекану! Не хочу.

– А вот я очень даже хочу! – ухмыльнулся Мешок и попытался притянуть Наташу к себе.

– Руки! – требовательно приказала Северова, уворачиваясь. – Держите себя в руках, господин заместитель начальника.

– Натах, ты чего?!

– А ничего! Ежели у вас либидо из штанов наружу просится и терпеть совсем невмоготу, поезжайте на Невский и снимите там себе девочку. А если с деньгами туго, на девочку не хватает, вон: два километра до площади Победы, а оттуда по прямой – по Киевскому шоссе. За час с небольшим вполне себе до Сиверской доберетесь. До разлюбезной Иоланты Николаевны. Цветочки там пособираете, птичек послушаете. Ну и, глядишь, чего другое сообразите.

– Блин, Натаха! Ну Прилепина-то здесь при чём?

– А я при чём?!!

– Просто я думал…

– Что ты думал?!!! – окончательно завелась Северова. Не без алкогольного, к слову, подсоса. – Ты думал, что, устроив мне перевод в «гоблины», совершил тем самым величайшее благодеяние? Расплачиваясь за которое, я отныне должна трахаться с тобой всякий раз, когда твоя благоверная будет уезжать на дачу? Так?! А тебе не кажется, что ты малость задрал ценник? И что пришла пора чётко определиться: сколько ещё соитий я осталась тебе должна? Пять? Десять?

– Ну, знаешь!.. – возмущенно вспыхнул Андрей.

– Не знаю! И знать не хочу!!!

Наташа выскочила из машины, хлопнула дверью так, что на первом этаже, проснувшись, испуганно залаяла собака, и уже через пару секунд, грохоча каблучками, скрылась в своём подъезде.

Обалдевший от такого вот внезапного и ничем, по его мнению, не мотивированного приступа ярости («разве что водка у них была палёная?»), Мешок, нервно закурив, какое-то время посидел в машине, размышляя: стоит ли подниматься и пробовать исправить ситуацию? В конечном итоге решив, что не стоит, он сплюнул досадливо и уехал. Не за девочками на Невский, не в Сиверскую к Ольге, а всего-навсего домой. Спать. В гордом, хотя и не шибко приятном одиночестве.

Самое забавное, что по дороге до него дозвонилась… Прилепина. После разговора с которой Андрей вдруг поймал себя на мысли, что пьяное теоретическое предложение Наташи навестить этой ночью Ольгу в сущности имело под собой определенный практический смысл. Вот только разворачивать машину и пускаться в обратный путь было бы слишком: и тяжко, и лениво.

Ленинградская обл.,

дер. Даймище,

учебная база Гидромета,

7 июля 2009 года,

вторник, 22:54

Около одиннадцати вечера Прилепина, уже переодевшаяся в гигантского размера футболку с логотипом фирмы экс-супруга (идеальная ночнушка в условиях, приближенных к полевым), позвонила Мешку. Не желая откладывать свежеиспеченную проблему на неопределённое потом, она попыталась убедить начальство в необходимости организовать достойный отпор коварным интригам господина Чугайнова. Вот только выходило это у неё предсказуемо «не очень». У Мешка своих проблем – как служебных, так и личных – имелось выше крыши. А тут ещё какие-то местечковые бодания и заморочки.

– …Да я всё понимаю, Андрей Иванович!.. Да!.. Я понимаю, что не наш профиль. Просто хочется хорошим людям помочь!.. Я не знаю. Может, компромат какой на этого Чугайнова есть. Или что-то подобное… Ничего и не шантаж! Просто надо поставить зарвавшегося чинушу на место!.. Кто?.. Нет, редактор здесь не при делах. Уверена… Я так понимаю: ему приказали – он написал… Да… Кстати, помните того молодого мужчину, на «опеле», который любезно остановился и подбросил меня до базы? Так вот он и есть тот самый редактор… Да… Константин Павлович Гронский… Что? А! Глава муниципального образования – Александр Александрович Чугайнов. Да, Сан Саныч. Может, попросить Наташу, когда у нее будет время, покидать его по базам?.. Спасибо, Андрей Иванович… Ах да, всё забываю спросить: вы в курсе, что информация по убийству Светланы Ларионовой уже просочилась в СМИ?.. Да, «Тайный советник». А Жмых утверждал, что никто ничего… Понятно… В роль преподавательницы? Да вроде бы вошла. Сегодня, правда, была на грани провала. С этим чёртовым теодолитом… Долго объяснять, потом. Ой…

Это в комнате Прилепиной внезапно мигнул свет, и свешивающаяся с потолка на проводе лампочка погасла.

– …Ой, Андрей Иванович, извините. У меня тут что-то свет барахлит… Да… Всё, спокойной ночи. Завтра созвонимся.

Ольга отключила телефон и на ощупь сдвинула занавеску на окне. Стало чуть светлее, но ненамного. Она прислушалась: за дверью, откуда начинался длиннющий барачный коридор, вроде как скрипнули доски пола. Включив слабенькую подсветку на мобильнике, Ольга подошла к двери – так и есть: в коридоре явно кто-то шоркался.

– Кто здесь?

Ответом ей было молчание и звук удаляющихся шагов. Еще через пару секунд тихонечко хлопнула входная дверь. Ольга взяла в руку уже использовавшийся в качестве средства самозащиты молоток и, сдвинув щеколду, осторожно выглянула в тёмный коридор – никого. Крепко сжимая рукоятку, она крадучись добралась до двери, вышла на крыльцо и, осмотревшись по сторонам, углядела в ночи силуэт фигуры, поспешно удаляющейся в сторону спортивной площадки и бараков, в которых квартировали парни.

– А ну стой! – придав голосу максимум свирепости, крикнула Прилепина и воинственно потрясла в воздухе молотком. Поняв, что её (фигуру) обнаружили, та резко припустила в сторону и скрылась в близлежащих кустах. Организовывать преследование в одиночку Ольга благоразумно не стала, а посему просто вернулась в барак и основательно «забаррикадировала» входную дверь. Размышляя об этом странном происшествии, она направилась было к себе и… встала как вкопанная: сначала застыв в изумлении, а секундою позже – заколотившись в неслабом мандраже.

На стене, рядом с комнатой Раи, красовался давешний, выведенный кроваво-алым знак бесконечности. В подслеповатом мерцании корпускул света, испускаемых разряжающимся мобильником, картинка сия смотрелась особенно жутко.

Хичкок, что называется, отдыхает!

Санкт-Петербург,

8 июля 2009 года,

среда, 10:18

Этим утром в оперской «гоблинов» было непривычно пустынно. Так что в противоположных углах огромной комнаты сейчас наблюдались лишь два «оазиса»: заступивший дежурным на сутки Шевченко и оперуполномоченный Северова. Совмещая должности аналитика и делопроизводителя, Наташа по сути была единственным в конторе аттестованным сотрудником, к коему можно применить столь распространенный ныне социальный статус «офисный работник».

Северова со злобным выражением каменного лица клацала по клавиатуре, видимо, сочиняя очередной ответ на очередной запрос. Словом, занималась делом. А вот на откровенно скучающего Тараса накатил редкий приступ «енотизма». В данный момент он наводил порядок в ящиках стола, богатых разнообразным полезным и не вполне хламом. Таковым, в частности, являлись: куски шоколада, журналы знакомств, ненужные бумаги, пустые пачки от сигарет, гильзы от «ПМ», презервативы, фотографии девушек с дарственными надписями и прочая-прочая-прочая. Порядок наводился путем незатейливого вываливания содержимого ящиков на стол с последующей обстоятельной сортировкой.

– Привет честной компании! – В оперскую, утирая пот со лба, завалился Мешок. – Уф-ф, ну и жара на улице! Градусов двадцать пять, не меньше. Ого! А это что тут у нас? Переучёт вечных ценностей или уничтожение улик?

– Да флешку, блин, где-то посеял, – объяснил Тарас. – Никак найти не могу.

– Понятно. «Три солдата срочной службы ищут девушку для дружбы». Дай-ка мне служебный журнал.

– Да его еще не заполнял – сам видишь, и без того зашиваюсь. Да там и заполнять особо нечего: Кульчицкий повез молодого и Виталю на стрельбы.

– А почему Виталю, а не нашего Тиля Уленшпигеля?

– Жека у шефа на день отпросился – в Москву уехал.

– На фига?

– Да там у него с роднёй чего-то. Не то крестины, не то поминки.

– Ясно. А Холин где?

– Гришка в суде. Сегодня Извицкая показания дает. На Монаха.

– Точно, совсем из башки вылетело. А Ильдар?

– Ильдара «убойники» дернули. Опять чего-то по киллеру хотят. Иоланта, свет Николаевна – в деревне. Мы с Натахой – бдим. Кнопки – молчат. Смежники-заказчики, слава богу, тоже. Вот, собственно, и всё.

– М-да, как-то всё не задорно… Наташ, удалось что-нибудь накопать по муниципальному главе из Сиверской?

– Работаю, сейчас закончу! – раздраженно, не отрывая взгляда от монитора, отозвалась Северова. – У меня, между прочим, с утра объезд был. Плюс штабу срочно статистика за июнь понадобилась.

– А я, между прочим, тебя ни в чем и не упрекаю, – миролюбиво сказал Мешок, пытаясь погасить страсти.

Но не получилось – Северову понесло:

– Вслух – не упрекнул. А подумать – подумал.

– Ты чего сегодня такая, словно с цепи сорвалась?

– А ничего! Одному – то, другому – это. Натаха напечатай, Натаха накопай, Натаха сгоняй туда, Натаха съезди сюда. И всем – бегом! Всем – срочно! Вон, новенькую, только появилась, так сразу на природу, на парное молочко. А я целыми днями – как лошадь свадебная: рожа в цветах, а жопа – в мыле… Да и какие там в жопу цветы!

Северова финальным нервным аккордом остервенело клацнула «мышкой». В ответ рядом с ней утробно заурчал принтер, выводя справку.

– На, забирай своих провинциалов!

– А почему ты говоришь о Чугайнове во множественном числе?

– Ты вчера позвонил (Я уже спала, между прочим!)… И назвал две фамилии – Чугайнов и Гронский.

– Да я этого редактора просто обозначил. Чтобы ты газету быстрее нашла и на состав учредителей пробила. Сам по себе он мне на хрен не сдался.

– Знаете что, товарищ начальник?! – зарычала Наташа. – Надо грамотно и четко ставить служебную задачу. Я тут, как дура, валандаюсь с этими! Специально на работу пораньше приехала! А он, оказывается, «просто обозначил»! Тьфу!

Наташа сгребла со стола сигареты и, рассерженная, выбежала в курилку.

– Не удивляйся, Андрюх, она сегодня с самого утра такая, – пояснил Тарас. – Словно с цепи сорвалась. Может, критические дни? – Шевченко поворотился к висящему на стене календарю. – Надо бы начать отмечать, что ли? Чтобы в следующий раз подготовиться, – он обвел красным фломастером текущее число. – Андрюх, не знаешь, менструальный цикл обычно через сколько повторяется?

– У всех по-разному. В среднем около месяца, – с видом знатока ответил Мешок, на самом деле будучи прекрасно осведомлен в причинах нынешнего настроения Северовой. Он забрал с принтера справки, улёгся с ними на диван и погрузился в свежеотпечатанное чтиво…

…С муниципальным главой Мешечко разобрался минут за десять. Судя по информации, которую собрала Наталья, был Сан Саныч Чугайнов самым натуральным жучарой. «Выжига и плут», по ёмкому выражению мессира Воланда. Взять хотя бы эпизод с его попаданием в муниципальные депутаты: оказывается, все остальные претенденты на сей мандат требовали отмены результатов голосования по кандидату Чугайнову А. А., в связи с нарушениями областного и федерального законов о выборах, выразившимися в попытках подкупа и физического воздействия на электорат. По данным кандидатов, в день выборов в общественные приемные с самого утра стали поступать многочисленные жалобы как письменные, так и устные от избирателей на то, что им предлагают деньги от 50 до 100 рублей, водку, чтобы они проголосовали за кандидата Чугайнова. Порой предложения сопровождались угрозами физической расправы с непокорными избирателями и членами их семей в случае отказа голосовать. Прокуратурой Гатчины даже возбуждалось уголовное дело по статье 141 УК РФ (воспрепятствование осуществлению избирательных прав или работе избирательных комиссий). Вот только дело окончилось ничем, и окружная избирательная комиссия признала выборы состоявшимися.

– …Вот так у нас братва и заходит в депутатство, – подытожил краткий пересказ этой выборной истории Андрей и лениво выругался. – Прикинь, Тарас: фактически Чугайнов, имея тогда рейтинг всего 6,6 %, по итогам выборов получил 33,8 % голосов.

– Ну и молодца! – одобрительно крякнул продолжающий шмон Шевченко. – Значит, варит котелок у человека. Да и грех не воспользоваться ситуацией, ежели избиратели сплошь лохи и кретины. И вообще, жизнь надо прожить так…

– …Чтобы еще раз не захотелось, – докончил за него Мешок. – Ладно, с вами, товарищ, давно всё ясно. Равно как с вашей политической платформой и зиждущейся на ней гражданской позицией.

– Да! Я в душе – либерал. И не вижу в этом ничего зазорного!

– «Человек он был новой породы: / Исключительно честь понимал / И безгрешные даже доходы / Называл воровством, либерал!» Вот каким должен быть, по мнению поэта Некрасова, истинный либерал… Мотайте на ус, поэт-песенник. А для начала, хотя бы отпустите усы. Такие же, как у вашего знаменитого тёзки.

Андрей отбросил на пол справку на Чугайнова и, закинув ногу на ногу, занялся изучением биографии журналиста Гронского. Раз уж Наталья так перестаралась.

– …Гронский Константин Павлович… 1976 года… в девятилетнем возрасте остался без родителей… школа-интернат… не служил… журфак СПбГУ… так… начинал в «Вечернем Петербурге»… далее… ого! «Золотое перо» в номинации «Дебют года»… потом «Коммерсантъ», «Невский вестник»… вплоть до… вплоть до сентября 2008 года… Интересно… а в марте 2009-го «Оредежские зори».. М-да, карьера из серии «то взлет, то посадка»… Странно, почти четыре года заведующий отделом политики в «Невском вестнике». Чегой-то его вдруг к земле потянуло? Прямо толстовец какой-то…

– «Невский вестник»? – прислушался к его бормотанию Тарас. – У меня там девка знакомая работает. Или работала. Мы с ней больше года не виделись. Прикинь, Евой зовут?

– Журналистка?

– Да нет, какое там. Что-то типа секретарши на ресепшене. Короче, перхоть офисная.

– Э-э, не скажи. Секретарша суть есть идеальный источник информации. У тебя ее координаты сохранились?

– Визитка есть. Я почему и вспомнил за «Невский вестник» – она мне буквально только что на глаза попадалась.

– Тарас, не в службу – поищи, а?!

– Вот, блин, шлёпнул на свою голову, – сварливо пробурчал Шевченко. Тяжело вздохнув, он вынул из пазов уже перебранный ящик, снова высыпал его содержимое на стол и взялся в нём рыться.

– И все-таки, какого хрена он ушел из «Невского вестника» в провинциальный боевой листок? – продолжил вслух размышлять Мешок. – И где до этого тусовался в течение почти шести месяцев?

– Во, нашел.

Шевченко переправил Андрею картонный прямоугольник визитки.

– Мерси. Так, что тут у нас? Неизбежная… хм… Во фамилия, а? Неизбежная Ева Владимировна. Слушай, ничего если я ей позвоню?

– А мне-то что? Звони, если хочешь.

– На тебя ссылаться?

Тарас задумался, вспоминая былое, после чего решительно замотал головой:

– Не, лучше не надо. Мы с ней… того… Короче, Андрюх, если что – ты меня не знаешь!..

Ленинградская обл.,

дер. Даймище,

учебная база Гидромета,

8 июля 2009 года,

среда, 15:40

После обеда, когда студенческая бригада за № 2 продолжила на Оредеже занятия по измерению расходов воды, к Ольге подошёл Кирилл, которого гоняли в барак за исправным секундомером, так как имеющийся в наличии категорически отказывался заводиться.

– Иоланта Николаевна, вас там, у ворот, какой-то мужик спрашивает.

– Что за мужик?

– Не знаю. На синем «опеле» приехал. Говорит, вы с ним договаривались.

Вспомнив, что синий «опелёк» имеется у Гронского и что они действительно накануне вроде как договаривались, Ольга направилась к капитанскому мостику Вульф.

– Анна Бернгардовна, вы не будете возражать, если я вас ненадолго покину?

– Да ради бога. Ступайте, голубушка. Всё равно, думается мне, что через полчасика мы закончим. Если, конечно, Синюгина не утопит вертушку… Кстати, вы, помнится, сегодня к сыну собирались? Так и поезжайте себе. Мы тут и без вас сдюжим.

– Спасибо, – поблагодарила Прилепина, никак не ожидавшая такого щедрого подарка, и торопливо направилась к воротам. Крайне заинтригованная тем, какие такие соображения намеревается ей озвучить главный редактор муниципального листка. Вчера вечером Ольге показалось, что пресловутые «соображения» Константин Павлович выдумал с ходу. Исключительно для проформы, дабы не выходить из неприятного разговора уж совсем конченым продажным писакой. А вот – подишь ты! Сдержал слово, в самом деле приехал…

– …Вот. Здесь собранные мною за последние полгода материалы по деятельности местных властей в целом и господина Чугайнова в частности, – безо всяких предисловий начал Гронский и протянул Ольге увесистую папку. На долю секунды рукав его джинсовой рубашки задрался, и Прилепина увидела на левом запястье розовый, внушительных размеров шрам. – Долгое время собирал исключительно для себя. В научно-популярных целях. Думал, когда-нибудь написать на их основе книгу. Что-нибудь навроде «История города Глупова–2»… Возьмите, это значительно облегчит вам жизнь, если вы всерьез возьметесь бодаться с Чугайновым и его командой.

– А не опасаетесь, что Сан Саныч как-нибудь да и прознает о вашем… научно-популярном хобби? – спросила Ольга, с благодарностью принимая папку. Сейчас она была искренне рада, что журналист всё-таки оказался порядочным человеком.

– Ничего, мне не привыкать быть битым. Знаете, как говорят в нашем медиасообществе? «За одного битого журналиста редактор двух небитых дает». И вообще – будем считать, что вчера вы меня убедили и во мне проснулись остатки совести.

– Спасибо вам, Константин Павлович.

– Можно просто – Костя.

– В таком разе – можно просто Ольга! Спасибо за материалы, Костя. Обещаю, сделаю всё возможное, чтобы о вашей причастности к сбору этих материалов никто не узнал.

– Верю вам безоговорочно.

– Вы сейчас куда?

– Обратно. В Сиверскую… Если, конечно, вы не пригласите меня на ответную чашку кофе.

– Я бы с удовольствием, Костя. Но мне сейчас нужно ехать в детский лагерь, к сыну. Времени совсем нет – не хочется затемно назад возвращаться.

– А что за лагерь?

– «Солнышко». Знаете такой?

– Конечно. Так, давайте, я вас отвезу?

– Правда? Ой, я была бы вам безумно признательна… Я… я могу заплатить.

Гронский поморщился:

– Перестаньте. Как вам не совестно? Мне самому будет чертовски приятно оказать вам такую незначительную услугу.

– Тогда буквально десять минут, ладно? Я только отнесу вашу папку и заберу сумки.

– А можно… э-э… я вас провожу? Интересно было бы взглянуть на быт современных деятелей науки. Вы с преподавателями живете или?..

– Или. Я живу в бараке студенток. Ну хорошо, пойдемте. Проведу вам маленькую экскурсию по нашей базе…

Санкт-Петербург,

8 июля 2009 года,

среда, 16:12

Относительно небольшой, но зато очень зелёный и уютный скверик вокруг памятника Екатерине Великой, что на площади Островского, питерцы иначе как «Катькин садик» не называют. Скверик этот является объектом традиционного паломничества туристов, подавляющее большинство из которых даже не догадывается, что место это пользуется дурной славой у горожан традиционной ориентации. Поскольку уже не одно десятилетие как садик этот облюбовали городские геи. Именно по этой причине Мешок и не любил назначать встречи здесь, испытывая стойкую брезгливую неприязнь к подобного рода публике. Ну да сегодня не он выбирал диспозицию, так что пришлось смириться с предложением барышни с интригующей фамилией Неизбежная и притащиться на рандеву именно сюда.

Ева Владимировна оказалась миниатюрной брюнеткой неопределенного возраста – ей могло быть как 18, так и 28. Раскованная, очень смешливая и непосредственная, пестрящая обилием татушек и пирсинга, щедро рассыпанных по загорелому телу, госпожа Неизбежная являлась весьма благоприятным материалом для лёгкого флирта с интересным продолжением. Так что было непонятно, какая такая чёрная кошка в свое время пробежала между нею и Тарасом. Охмурить такую девушку, как показалось Мешку, было легче лёгкого. А уж «за обидеть» – и язык не повернётся, и рука не поднимется.

Все скамейки в эту прайм-таймовую пору были плотно оккупированы праздно шатающейся публикой, так что Андрею с Евой ничего не оставалось, как вежливо потеснить двух благообразного вида старичков, азартно сражающихся за шахматной доской. Наводящих, равно как вопросов со скрытым подтекстом, изобретать не потребовалось: барышня охотно делилась воспоминаниями и тараторила без умолку, одну за одной попыхивая ментоловый «Вог».

– …Костик Гронский, он вообще странный был товарищ. Такой, знаете, малёхо на голову пришибленный.

– Как же ему, такому пришибленному, доверяли отдел политики в одной из ведущих городских газет?

– Да нет, в профессиональном плане у него всегда всё было «по пять». Но вот что касается остального… Особенно в вопросах общения с женщинами. По большому счету, пока к нам не устроилась Дашка, мы вообще были уверены, что Гронский – педик. Ни разу, ни с кем, ни с одной. Ни взглядом, ни полунамеком. У нас выпускающая редактор на спор как-то попробовала его напоить и соблазнить.

– Получилось?

– Не-а. Ни фига не вышло.

– А у Даши, выходит, вышло?

– Не то слово! – соглашаясь, кивнула Ева. – Гронский как только ее увидел: всё, человека словно подменили! Уж так он за Дашкой ухаживал, уж так вился – как кошак вокруг сметаны круги нарезал. А какие подарки дарил! Хошь – золото, хошь – поездки за границу. Про всякие там лютики-цветочки – просто молчу.

– И что Даша?

– А чего Даша? Покобенилась с полгодика, повыпендривалась, а потом решила, что от добра добра не ищут. Как говорит наша выпускающий: «Не бывает женщин, которые не любят драгоценности, – есть женщины, которые просто не привыкли их носить». Ну, вот Дашка и сдалась. В смысле, дала ему. Когда же это было? Где-то в июле прошлого года… В общем, неважно. Короче, переехала она к нему. А уже в августе сбежала.

– Во как!

– Ага. Гронского тогда как раз в командировку отправили, в Москву. А Дашка пришла в редакцию, написала заявление по собственному, настояла, чтоб без двухнедельной отработки, собрала пожитки и в тот же вечер рванула к матери, в Вологду. Только ее и видели.

– Что же у них там такое стряслось? Почему вдруг так?

– Знаете, Андрей Иванович, Гронский оказался, – Ева инстинктивно понизила голос до полушепота, – оказался самым натуральным извращенцем!.. Ой! Только вы никому про это, ладно?.. Короче, Дашка мне под огроменным секретом рассказала, что он ее та-а-акие вещи заставлял делать! Уж сколько я на своем веку порнухи повидала, но чтобы такое!!.. Прикиньте: он ей…

Ева покосилась на сидящих рядом дедков и, доверительно склонившись к Андрею, так что ее упругая немаленькая грудь плотно упёрлась ему в плечо, нашёптывая, принялась посвящать его в интимные подробности интимных отношений Гронского и Даши.

Закончив свой рассказ, она чуть отодвинулась и, заглядывая Андрею в лицо, не без доли лукавства, поинтересовалась:

– Можете себе представить что-то подобное?

– Если честно – не могу, – признался Мешок.

– Вот и я не могу! А Дашке приходилось это делать. Потому как, если она отказывалась, Гронский её избивал и унижал всячески… Вот такой у нас пай-мальчик работал. Всё-таки правду люди про тихий омут говорят. Только здесь уже даже не черти – тут бесы водятся.

– И как Гронский отреагировал на бегство Даши?

– Первые несколько недель ходил по конторе просто бешеный. Взгляд безумный, глаза кровью налитые. Отдел кадров так совсем затерроризировал: всё пытался адрес Дашкиной матери в Вологде заполучить. Его в редакции эти дни за версту обходить старались. А тут вернулся из отпуска начальник отдела культуры, Петька Сизов. Он про эту историю не знал ничего, ну и с дури поинтересовался: как жизнь, как Даша – обычный, ничего не значащий трёп в курилке. А Гронский на него с кулаками набросился – видимо, решил, что Сизов прикалывается. В результате у Петьки сотрясение мозга и нос переломанный. Менты собирались уголовное дело возбуждать, да Петька пожалел дурака – не стал заяву писать. В итоге Гронского просто уволили.

– И с тех пор…

– Нет. Где он сейчас и чем занимается, лично я не знаю. Да и знать не хочу.

– М-да… Прямо страсти из индийской фильмы! Роковая любовь!

– Роковая – не то слово. Когда у них с Дашкой всё еще только раскручивалось, Костик, в порыве страсти даже татушку себе наколол. На левую руку.

– И что там было изображено? Неужто любовь и голуби?

– Да нет. Там дурь какая-то. Восьмерка на боку.

– Восьмёрка? – напрягся Андрей. – А может, знак бесконечности?

– Не знаю. Может, и знак.

– А Гронский случайно не говорил, почему он наколол себе именно этот символ?

– Нет. А спрашивать, сами понимаете, вроде как неудобно.

– Понимаю… Ева, а у вас случайно нет фотографии Даши?

– Надо дома в компе порыться. В принципе, с какого-нибудь корпоратива должна была остаться.

– А вы не могли бы…

– Если найду, сегодня же скину вам по электронной почте. Если, конечно, – девушка игриво скосила глаза на Андрея, – если адресочек оставите.

– Обязательно. Адрес самый простой: [email protected]. Запомните?

– Запросто. А почему «Мешок»?

– Это мой жутко секретный оперативный позывной, – серьезно ответил Андрей. – Так что, надеюсь…

– Я никому! Вот честное слово! – купилась на бесхитростное доверчивая Ева.

– Верю. Ну что ж, Ева, огромное вам спасибо! За то, что сразу откликнулись, за то, что помогли. Очень приятно было пообщаться.

Девушка кокетливо опустила глазки и довольно промурлыкала:

– Мне тоже очень приятно. Если честно, я и не думала, что в милиции ещё остались столь обходительные и интеллигентные сотрудники. А то был тут у меня, в свое время, один знакомый опер. Шевченко фамилия.

– И что же? – не смог сдержать улыбки Мешок.

– Оказался конченым кретином и прохвостом! – вздохнула Ева. – Знаете, если он снова когда-нибудь появится на моем горизонте, точно прибью. Не задумываясь! Вы ведь меня, Андрей Иванович, отмажете?

– С превеликим удовольствием!..

…Едва дождавшись ухода Евы, которой явно не хотелось возвращаться на работу, а тайно мечталось о романтическом продолжении нового знакомства, Мешок в нетерпении достал мобильник и набрал Прилепину: