Текст книги "Гоблины: Жребий брошен. Сизифов труд. Пиррова победа (сборник)"

– Не может быть! – словно отгоняя морок, тряхнула челкой Прилепина. – Бред какой-то! Просто в голове не укладывается!

– У меня тоже. Долго не укладывалось. Но ничем иным ни первый, ни, самое главное, последний эпизод со стрельбой на Фонтанке объяснить нельзя. Факты бьются и женятся.

– А почему вы решили поделиться этим откровением со мной? Что, если…

– Мы, вроде как, на «ты» перешли? – перебивая, напомнил Мешок.

– Ой, и правда. Извини… А если… Если я и есть этот самый «крот»? Такого варианта ты не допускаешь?

– Нет, не допускаю.

– Почему?

– Потому что первый тревожный звоночек прозвучал в тот день, когда Зеча убил Айрапетяна и ранил Ильдара. Или, скажем так, «человек похожий на Зечу». Это был твой первый рабочий день в конторе. Так что ты физически не могла успеть слить информацию.

Ольга задумалась. Спросила осторожно:

– Андрей, а ты… ты кого-то конкретного подозреваешь?

– Да.

– Не поделишься?

– Извини, пока нет.

– Понимаю. И что мы теперь будем со всем этим делать?

– Думаю, многое будет зависеть от нашей встречи с Тимати. Надеюсь, что в ближайшее время она все-таки состоится и мы поговорим по душам с этим афророссиянином.

– И что потом?

– А потом он, несомненно, насторожится, захочет понять, какие козыри есть у нас на руках. И в какой-то момент попытается выйти на связь с «чужим среди своих». А мы станем педантично отслеживать географию его мобильных метаний.

– В теории – красиво. Но на практике завизировать задание на получение распечаток телефонных соединений сотрудника СКП крайне сложно.

– Это не просто «крайне сложно», а практически нереально, – согласился с Ольгой Мешок. – Но у меня есть очень хороший приятель в УСТМ – Генка Певзнер. Я вас как-нибудь обязательно познакомлю. Отличный парень. И бывший его начальник – Смолов, тоже золотой мужик был.

– А почему был? Он что, умер?

– Зачем сразу «умер»? Выслужил положенное и ушел на пенсию. Сейчас в службе безопасности у Ладонина трудится. Слыхала про такого?

– Про Ладонина, естественно, слышала. А вот с УСТМ контачить ни разу не доводилось. Нам, котам помойным, доступ к высоким технологиям, сам понимаешь, категорически заказан.

– Поконтачишь еще, какие твои годы? – заверил Андрей. – Короче, в части доступа к биллингам Домингеса мы сможем решить этот вопрос неформальным способом. Точнее сказать, уже решаем. Так что историю с судьей мы обязательно докрутим, – азартно докончил он.

– И все-таки то, что ты мне сейчас рассказал, это… это просто ужасно, – вздохнула Ольга. – Андрей, а что, если… – Она в смятении опустила свою ладонь на его руку. Ладонь была теплая и мягкая, Мешечко трогательно обхватил ее пальцы, и Ольга ответила ему ободряющим пожатием. – А что, если ты все-таки ошибаешься?

– Знаешь, осознание того, что это действительно всего лишь ошибка, стало бы для меня радостью не меньшей, чем… – Андрей запнулся, молча посмотрел на Ольгу.

– Радостью не меньшей, чем что? – не отводя взгляда, спросила она.

– Чем… радость встречи с тобой…

Санкт-Петербург,

Южно-Приморский парк,

12 августа 2009 года,

среда, 20:26 мск

Лет двадцать назад в районе Средней Невки близ ЦПКиО существовало глухое и малопосещаемое местечко, которое местная братва с циничным юмором окрестила «кричи-не-кричи». Свою дурную славу местечко это заслужило по причине повышенной востребованности в качестве площадки для проведения самых лютых и непредсказуемых бандитских стрелок. Но те времена давно канули в лету. Укромное местечко ныне отдано на откуп строителям элитного жилья, да и сами бандиты давно пошли не те. И если по старинке и «забивают стрелки», то всё больше в залах арбитражного суда либо в кабинетах территориальных Управлений внутренних дел. Исключения, конечно, случаются. Тем более что найти укромный уголок для приватной встречи в городе до сих пор не проблема. Особенно в окраинных его районах. Соответственно, было такое место и на Юго-Западе – бывший имени Ленина, а ныне просто Южно-Приморский парк.

Парк этот раскинулся от Петергофского шоссе до Финского залива. Причем ухоженная его часть в наши дни относительно невелика в сравнении с запущенной территорией, куда редко заглядывают приличные граждане, – слишком велик риск нарваться на гопников, наркоманов, бомжей и прочая. Вот там-то Зеча и назначил прощальную встречу со странным заказчиком-негром. Выбрав в качестве приметных ориентиров грязный, зацветший прудик со стоячей водой и одинокий раскидистый дуб, некогда располовиненный прямым попаданием шальной молнии.

В парк Зеча с Сидором прикатили загодя. Прикатили как заправские байкеры – на мотоцикле. Привязавшись к местности, метрах в ста от заветного дуба они отыскали возвышавшуюся исполинским муравейником мусорную кучу, за которой, будучи напрочь лишены чувства брезгливости, устроили временный наблюдательный пункт. В качестве средства визуального наблюдения использовался оптический прицел СВДС[26]26
  Снайперская винтовка Драгунова складная.


[Закрыть], которую Зеча прихватил исходя из тех соображений, что с незнакомым заказчиком следует держать ухо востро до тех пор, пока деньги не начнут жечь ляжку. А они до сих пор не жгли. Напротив, пока отжигал сам заказчик, в последний момент попросивший отсрочку, перенеся встречу со вчерашнего на сегодняшний вечер. Оно понятно, что не критично. Вот только незапланированная проволочка, равно как и маленькая ложь, рождает большое недоверие.

Ровно в половине девятого в условленном месте появился Тимати – один и пешком. Не заметив ничего подозрительного, Зеча выждал немного, после чего дал отмашку, и Сидор, заложив небольшой круг, дабы не засветить наблюдательный пункт, выдвинулся на исходную…

…Сидор подошел к Тимати вальяжной, расслабленной походкой, остановившись в нескольких метрах от оперативника. Рук, естественно, не подали, демонстративно держали в карманах. Какое-то время молча стояли друг напротив друга, напряженно всматриваясь, словно бы стараясь получше запомнить.

– Ты кто? – первым не выдержал Тимати.

– Меня Зеча прислал. Зарплату получить.

– Я тебя спросил – ты кто?

– Человек. Прохожий, – безразлично ответил Сидор.

– Слышь, прохожий, я тебя на работу не подряжал. А следовательно, лично я тебе ничего не должен. Зеча где?

– Приболел… Ты это, бабки, короче, гони.

Тимати покачал головой:

– Это слишком большие деньги, чтобы я отдал их прохожему. Почем я знаю, что тебя действительно Зеча прислал?

– Можешь ему позвонить, проверить.

– Я звонил. Но, похоже, наш бдительный товарищ решил поменять сим-карту. Так?

– Просто он старую трубку потерял.

– Ай-ай-ай! Какая неосторожность! Как же это он умудрился?

– Обронил. В речку, – коротко пояснил Сидор. И добавил многозначительно: – В Фонтанку.

– А новый номер ты, естественно, знал, но забыл?

– Отчего же?

Тимати достал из внутреннего кармана новенький айфон.

– Тогда диктуй номер.

– 8-926-490-30-17,– по памяти назвал цифры Сидор.

Тимати забил номер в память дорогой навороченной игрушки и убрал айфон обратно в карман.

– Э-э, ты че не звонишь-то?

– Аккумулятор сел… Ну что, прохожий, поехали?

– Это еще куда?

– Больного навестим. Заодно я ему и деньги передам. Лично в руки. Мне так спокойнее будет.

– Очень меня колышет твое спокойствие, – оскалился Сидор. – Гони бабки, или я ухожу. Сами потом с Зечей разбирайтесь. Ну?

– Не понукай, не запрягал.

– Именно что запрягал. Мы свою работу сделали, как договаривались.

– Так это ты с ним на катере был?

– Нет, блин, Зеча сам и шмалял, и рулил.

– Ладно, всё, поехали. Адрес говори.

– Да пошел ты!..

Презрительно сплюнув, Сидор развернулся, чтобы уйти. Не прочувствовав исходящей от оперативника угрозы, он опрометчиво подставил Тимати спину, и тот своего шанса не упустил. От неожиданного по-подлому удара Сидор рухнул на землю, но тут же заученным движением перекатился влево, резво вскочил на ноги.

В правой руке блеснул нож-выкидуха.

– Ах ты, падла!

– Остынь! – спокойно приказал Тимати. – Брось нож и остынь!

В следующий момент открылась причина такого совсем не показного хладнокровия: из близлежащих кустов бесшумными тенями выскользнули три человека. Воспользовавшись легким замешательством Сидора, никак не ожидавшего подобного поворота событий, они без особого труда сломали сопротивление вооруженного человека, заломав ему руки и нанеся несколько болезненных ударов. Наблюдавший за этой сценой через оптику прицела Зеча выругался в злобном бессилии. Как это ни прискорбно было сознавать, но люди заказчика сегодня явно превзошли их в умении устраивать и маскировать засады.

– Адрес! Адрес Зечи, быстро! – в промежутках между ударами снова и снова требовал Тимати.

– Чемодан! Вокзал! Африка! – сплюнул в ответ кровавую юшку Сидор.

Намек на африку заказчик оценил по достоинству, без замаха ткнув задержанного в солнечное сплетение.

– Адрес! Ну! Мы ведь все равно его узнаем! Через номер мобильного! Просто время терять жалко. Ну, адрес, живо!

Избиение продолжилось. Смирившийся с потерей двадцати тысяч, взбешенный Зеча, которого очень давно не кидали столь цинично, поймал затылок заказчика в рамку прицела, задержал дыхание и мягко надавил на спуск…

…Тимати умер практически мгновенно: пуля разнесла ему череп вдребезги. Со стороны показалось, что голова оперативника просто взяла, да и сама по себе взорвалась. Потрясенные бойцы, отшвырнув Сидора, инстинктивно присели и потянулись за оружием, тщась определить откуда идет стрельба. Воспользовавшись таким подарком, напарник Зечи, собравшись с последними силами, бросился наутек.

По-прежнему через прицел Зеча следил за тем, как Сидор пытается оторваться от своих преследователей. Возможно, если бы до этого он не получил такого количества ударов по жизненно важным органам, Сидор и смог бы уйти. Но теперь дистанция между ним и бойцами из засады неуклонно сокращалась. И это было скверно. Очень скверно.

– Прости, Сидор! – досадливо процедил сквозь зубы Зеча и, прицелившись, сделал второй выстрел. В следующую секунду некстати подумав о том, что Бугай в недавних сомнениях своих, как ни крути, в очередной раз оказался прав.

* * *

В начале десятого Андрей доставил Прилепину прямо к подъезду ее дома: недолгое путешествие в сказку завершилось предсказуемым возвращением в совсем не сказочную реальность.

– Ну, будем прощаться? – Ольга протянула Андрею руку. – Спасибо, что подвез. И вообще – просто спасибо. За сегодняшний день. За все.

– Ольга, я хотел тебе сказать… Я хотел тебя попросить…

Прилепина ласково, но настойчиво высвободила свою ладошку.

– О чем попросить?

– Может, ты пригласишь меня на чашечку кофе?

– Андрей! Мы сегодня выпили галлон кофе на двоих! – рассмеялась Ольга.

– А если я все равно умираю от жажды? А еще я страшно голоден.

– Понятно: дайте водички, а то так есть хочется, что…

– Нет-нет, переночевать есть где, – поспешил успокоить Мешечко.

– И на том спасибо, – усмехнулась Ольга, хитро прищурилась и вдруг сдалась великодушно: – Ну что ж, пойдем. Попробуем спасти страшно голодного.

Андрей, стараясь скрыть расплывающуюся на лице торжествующую улыбку, торопливо первым выбрался из машины.

Миновав пост консьержа, они на лифте поднялись на шестой этаж. Ольга достала ключи, открыла входную дверь и, с порога нашарив в темноте прихожей выключатель, зажгла миниатюрный ночник, света от которого было не больше чем от пары десятков светлячков. Разглядев, как Мешок неуклюже топчется на месте, предложила насмешливо:

– Входите, товарищ майор, что же вы застеснялись?

Андрей тщательно потоптался на придверном коврике, вытирая ноги, вошел в квартиру и по-хозяйски закрыл дверь, с ходу сориентировавшись в непростом устройстве замка. Скинув кроссовки, Ольга секундно задержалась у зеркала («О, господи! Ну и лахудра!»). Она потянулась было за щеткой, но в следующую секунду в стекле появилось отражение Андрея: отражение встало за спиной и не зазеркально, а вполне себе реально положило ей руки на плечи, слегка потянув назад. Прилепина обернулась, встретившись взглядами, укоризненно покачала головой. Дескать: «Ах вот даже как? Экий вы прыткий молодой человек!» Андрей слегка смутился, но рук не убрал. В глазах читалось, что отступать он, похоже, не намерен.

И тут в прихожей вспыхнуло солнце. Мешечко на секунду зажмурился болезненно, а когда открыл глаза, увидел, что из дальней комнаты вышла женщина в домашнем халате.

– Еще не спишь, мамочка? – подскочила к ней Ольга и клюнула в подставленную для дежурного поцелуя щеку. – Знакомься: это мой новый коллега и начальник, Андрей Иванович.

Обломившая кайф путем включения общего света в прихожей «мамочка» оценивающе посмотрела на Мешка, подошла ближе и протянула сухонькую ладошку:

– Очень приятно. Меня зовут Ирина Владимировна.

– Мне тоже… Безумно приятно, – выдавил он, осторожно пожимая руку, и нервно сглотнул.

– Видишь, какой он у нас боевой и красиво́й! Грудь его в медалях. Только ленты в якорях не хватает. – Понимая, что сейчас над ним откровенно глумятся, Мешечко ощутил себя законченным кретином. В квадрате и в мундире. – Мамочка, Андрей Иванович сегодня весь день провел в разъездах и безумно проголодался. Мы ведь не дадим хорошему человеку умереть с голоду?

– Хорошему – нипочем не дадим, – разулыбалась Ирина Владимировна. – В смысле умереть. Я как раз днем голубцов накрутила. Уж такие вкусные получились. Вы любите голубцы, Андрей Иванович?

– Я? Да. Наверное.

– Вот и чудесно.

Мать заторопилась на кухню, а Ольга, едва сдерживаясь, чтобы не расхохотаться в голос, направилась в свою комнату – переодеться. С порога, не выдержав, она обернулась – Андрей продолжал столбом стоять в прихожей.

– Ну что же вы, Андрей Иванович? Ступайте на кухню. Если нужно руки помыть, ванная там. А тапочки – тут.

Ольга проскользнула в комнату, а Мешок, чертыхнувшись, стал покорно снимать ботинки…

Санкт-Петербург,

13 августа 2009 года,

четверг, 10:48 мск

Тринадцатое число – по определению, нелучший день для рабочего визита в кабинет начальника ГУВД. Особенно когда визит напрямую связан со служебной проверкой, проводящейся по факту беспрецедентной стрельбы в центре города. Ответственность за которую планируют переложить именно на твои погоны. Но верховное руководство в мистику не верит. Вернее, верит исключительно в одном случае – когда принимает решение о выплате/невыплате тринадцатой зарплаты. К слову, судя по разворачивающимся событиям, таковая в этом году «гоблинам», похоже, точно не грозила.

Мешечко – выбритый, вычищенный, отутюженный – курил, прохаживаясь взад-вперед неподалеку от центрального входа в здание Главка. Рядом притормозила служебная машина полковника Жмыха, и начальник «гоблинов», натужно кряхтя, выбрался из салона.

– Ну что, памперсы захватил? – вместо приветствия угрюмо спросил он.

– Сразу надел, еще дома, – в тон ответил Мешечко.

– Тогда идем.

Они вошли в подъезд, засветили постовому ксивы, толкнули вертушку и уже направились было к лестнице, но тут Андрей неожиданно потянул начальника за рукав.

– Погодь, Пал Андреич. Глянь, что там за движуха такая?

Возле стенда, где обычно вывешивают разнообразные внутриведомственные объявления и приказы, толпился народ – и в форме, и в штатском.

– В самом деле, – удивился Жмых. – Пойдем, глянем. Может, нам всем жалованье повысили?

Начальник «гоблинов» не угадал. Да и мудрено было предугадать ТАКОЕ: на стенде, строго по центру висел большой фас-портрет, с которого бесконечно устало взирало лицо чернокожего человека в форме. Правый нижний угол был недвусмысленно перетянут черной ленточкой. Мешечко и Жмых удивленно переглянулись и, оттерев плечами задние ряды, ввинтились в толпу. Под портретом обыкновенными канцелярскими кнопками был пришпилен распечатанный на принтере листок с лаконичным текстом: «Вчера в ходе операции по задержанию преступников, находящихся в розыске, трагически погиб оперативный сотрудник Следственного управления СКП РФ по Санкт-Петербургу Домингес А. Ж. Правоохранительные органы города на Неве понесли невосполнимую утрату. Вечная память!»

– Мать моя женщина! – ахнул Мешечко. – Дружище, не знаешь как всё случилось-то? – обратился он к стоящему рядом незнакомому сотруднику.

– Говорят, эскапэшники вчера вечером выехали на задержание фонтанкинских стрелков.

– Извини, каких стрелков?

– В курсе, что на днях у здания горсуда с воды судью обстреляли?

– Ну-ну, вроде было что-то такое.

– Вот они, вроде как, и поехали их винтить. Но что-то там не так, сикись-накися пошло. Пальба началась. Вот его и зацепило.

– А стрелки? – напряженно спросил Андрей.

– Одного на месте завалили. А второй ушел.

– Господи, страсти-то какие! – фальшиво вздохнул Мешок. Дождавшись, когда сотрудник отойдет, он наклонился к Жмыху и заговорил вполголоса: – Слыхал, Пал Андреич? Это ж надо, какое рвение в службе! Человек кровью и потом заработал отгулы, в кои-то веки собрался отдохнуть, а тут некстати операция по задержанию киллеров. И без него – ну никак! Пришлось всё бросать и выходить на амбразуру. Грудью. В законный выходной. Да уж, действительно невосполнимая утрата.

– Кончай глумиться! – сурово посмотрел на Андрея Жмых. – Все-таки человек погиб.

– В смысле: о покойниках либо хорошо, либо ничего? Извини, Пал Андреич, но, увы, я – не толстовец. Да и хрен-то с ним, с Тимати этим. А вот Зечу мы с вами явно недооценили.

– Думаешь, тот, который ушел, это он?

– Забьемся на сто баксов?

– Да иди ты!

– Одно не может не радовать: нам эта недооценка обошлась малой кровью. В отличие от… – Андрей кивнул в сторону некролога. – Как говорится, круг замкнулся.

Полковник Жмых с сомнением покачал головой.

– Круг не может замкнуться, он замкнут по определению. Ладно, начальство ждать не любит. Анализировать после будем.

Они выбрались из толпы зевак, поднялись на третий этаж и добрели до кабинета Пиотровского. Здесь начальник «гоблинов» немного отдышался после подъема, обреченно вздохнул, вытер пот со лба и, мысленно перекрестившись, по старшинству первым вошел в приемную.

– Сашенька, шеф у себя? – непривычно заискивающе поинтересовался он у секретарши. – Нам с Андреем Ивановичем назначено. На одиннадцать.

– Я в курсе, что назначено, – деловито подтвердила та. – Но у Владислава Юрьевича изменились планы. Он убыл двадцать минут назад.

– Так нам что, оставаться ждать? Или как?

– Нет, сегодня Владислава Юрьевича больше не будет. Через десять минут у него «горячая линия» в газете, после которой он едет в Смольный. А вечером – ужин с Интерполом.

– Понятно, – с видимым облегчением кивнул Жмых. – А что за «горячая линия»?

– Я же вам сказала! В газете! – капризно надула губки секретарша, всем видом давая понять, что своими праздными распросами они отвлекают ее от важных государственных дел. – У Обнорского в «Явке с повинной». В свете последних рекомендаций министерства обращаемся лицом к горожанам.

– А до сих пор каким местом обращались? К горожанам? – хмыкнул Мешок.

Секретарша метнула в его сторону негодующий взгляд, и Жмых почел за благо поскорее выставить зама из приемной. Пока тот не брякнул чего-нибудь еще. Невпопад и не в кассу.

Вот и верь после этого в магию чисел! Славным, исключительно славным на поверку оказалось утро тринадцатого числа. И если вчера, гуляя по Кронштадту, Ольга ощущала себя прогуливающей уроки школьницей, то сегодня пришла пора и Павлу Андреевичу вспомнить детство золотое. Те его счастливые моменты, когда в самый роковой и казалось бы неотвратимый момент вдруг раздавался радостный ребячий вопль: «УРА! Химии не будет! Химичка заболела!..»

* * *

По сравнению с последними рабочими днями, прошедшими под знаком хаоса и нервотрепки, нынешним утром в оперской было непривычно малолюдно и тихо. Сейчас здесь педантично окучивали свои «грядки» заступивший на суточное дежурство по отделу Вучетич, по должности обреченная на ежедневное «офис-менеджерство» Северова и Ольга, которую Мешок на сегодня загрузил статистической поденщиной. Вот только «грядки» Виталия были всяко поинтереснее той бумажной тягомотины, которой занимались барышни. Минут десять назад, заканчивая чистовой монтаж документального фильма с рабочим названием «Как мы гуляли на крестинах у Анечки», Вучетич опытным операторским взглядом выцепил кадр, на который он доселе не обращал внимания, изначально списав его на причудливую игру светотени. Но вот теперь в скользящем панорамном пробеге Виталий отчетливо распознал фигурку человека, взбирающегося к церковному куполу по строительным лесам. Заинтересовавшись, он принялся химичить с увеличенной картинкой, добиваясь повышения разрешения кадров с помощью всевозможных компьютерных примочек. Работа то была муторная, но, в принципе, привычная. На прежнем месте службы Вучетичу доводилось и не такие «орешки щелкать».

В «гоблины» Виталий попал в феврале этого года, переводом из УОТМ. Попал не по собственному желанию, а токмо волей пославшего его руководства Управления. Вообще-то изначально оно (руководство) собиралось послать Вучетича на три буквы и на все четыре стороны, но тут вовремя подсуетился бывший шеф Виталия, полковник в отставке Виктор Васильевич Смолов. Именно он приватно упросил Мешка забрать к себе «толкового рукастого хлопца, пострадавшего за идею». По старой дружбе Андрей пошел навстречу и за все эти месяцы еще ни разу не пожалел о таком своем решении. Да что там! Мешку просто дико было осознавать, что такого блестящего технаря-специалиста, офицера с девятью годами чистой выслуги на полном серьезе собирались попереть из органов. И за что? За искреннее желание помочь в безусловно благом деле! Вот уж воистину: «Если вас наказали ни за что – радуйтесь: вы ни в чем не виноваты».

Два года назад весь Питер содрогнулся от информации о беспрецедентном криминальном происшествии: в центре города, прямо на глазах у отца были похищены с целью получения выкупа двое его детей – 11-летняя девочка и ее 6-летний братик. Киднеппинг по-новорусски! А ведь в не столь отдаленные и для старшего поколения преимущественно благословенные времена само словосочетание «похищение ребенка» ассоциировалось всего с двумя эмоциями: безудержным смехом над гайдаевским «Вождем краснокожих» да ночными кошмарами после бабушкиных рассказов «за цыган», которые воруют непослушных детей. Про заморское слово «киднеппинг» тогда знали разве что специалисты юридического профиля, читатели англоязычных детективов в подлиннике да пытливые эрудиты, обожавшие копаться в энциклопедиях и словарях. Причем в справочных изданиях советского периода само толкование этого термина («похищение людей, преимущественно детей, с целью получения выкупа») подавалось с обязательной ремаркой-уточнением «в капиталистических странах». Но вот на страну обрушился пресловутый капитализм, и доселе неведомое слово вошло в наш обиход безо всяких словарей. Наряду с «рэкетом», «киллером» и прочими англицизмами.

На полтора месяца питерцы замерли в томительной тревоге за жизни похищенных детей. Но еще более тревожными эти сорок пять суток оказались для журналистов газеты «Явка с повинной», волею случая оказавшихся в эпицентре этих событий. Проводя журналистское расследование, они сами непосредственно занялись поиском детей, а на долю редактора газеты Андрея Обнорского выпала практически решившая исход всего дела миссия – вести переговоры с циничными преступниками. На каком-то этапе к расследованию журналистов подключилась и служба безопасности питерского олигарха Игоря Ладонина, выступившего через газету с официальным заявлением о готовности выплатить похитителям миллион долларов из собственных средств. Похитители меж тем колебались, тянули время, периодически выдвигая всё новые условия и требуя всё новых гарантий. Несколько звонков удалось запеленговать. И тогда начальник ладонинской СБ, тот самый Смолов, и обратился за помощью к Вучетичу. Который предоставил своему бывшему шефу списки с номерами антенн, ловивших сигналы мобильных телефонов злодеев. То есть внес свой посильный вклад в общее непосильное дело, завершившееся счастливым освобождением детей. Причем безо всякого выкупа.

«Спасиба» журналисты «Явки с повинной» тогда не услышали – ни от правоохранительных органов, ни от родителей спасенных детей. А Вучетича, того и вовсе прихватили за малоинтересное место и дернули на ковровое покрытие в кабинет начальника службы собственной безопасности. От мгновенного увольнения по-плохому Виталия тогда спасли лишь результаты проверки, показавшие, что за «слив секретов Родины» от людей Ладонина тот не получил ни копейки, действуя исключительно из альтруистских побуждений. Вместе с тем Вучетичу недвусмысленно намекнули, что блаженных оборотней в погонах в своих, по всей видимости доселе кристально-чистых, рядах терпеть не намерены и предложили написать заявление по собственному. Вот тут-то и выручил чувствовавший за собой вину за случившееся Смолов: прознав про созданное в Главке новое подразделение, он упросил Мешка забрать Виталия к себе под крыло. Так Вучетич остался в органах, переквалифицировавшись из оборотня в «гоблины». То был для него лучший из всех возможных вариантов исхода, если бы не одно немаленькое «но»: в УОТМ, с учетом всевозможных надбавок и накруток за секретность, Виталий получал гораздо большее жалованье. А поскольку три года назад они с супругой вписались в авантюру по ипотеке, извечная финансовая проблема одновременно с Вучетичем также переквалифицировалась. В Проблемищу…

–..Натах! Я надысь краем уха слышал, как Анюта про пожар в церкви ребятам рассказывала.

– Ребятам рассказывала, а меня так просто затрахала вчера с этим пожаром! – фыркнула Северова.

– Там что, в реале, умышленный поджог был? – уточнил Виталий, продолжая колдовать над картинкой.

Ольга невольно навострила ушки: про вчерашний визит Анечки в контору она была не в курсе.

– Утверждает, что да. Якобы какие-то сатанисты храм спалили. Так мы с ней часа три по базам шарились, информацию по сектам выуживали.

– Нашли чего-нибудь?

– Да ерунду всякую. Я ей в общей сложности страниц сто текстовок вывела, так она их сгребла в охапку и бегом домой, анализировать. А фигли там анализировать? – Северова пожала плечами. – Вот скажи, Виталь, какие у нас в Питере могут быть сатанисты? Так, клоуны ряженые. Вот на Западе… Ты фильм «Омен» смотрел? Жуть, правда?

– Очень может быть, – невпопад пробормотал Вучетич, полностью поглощенный процессом. – Ну, даже не знаю! – какое-то время спустя прокомментировал он, добившись более-менее отчетливого крупного плана. – На сатаниста этот хрюндель явно не тянет. Скорее, на гастарбайтера.

– Какой хрюндель?

– Да вон, в кадр случайный мужик залез. Это я аккурат перед вашим финальным массовым выходом из церкви снимал.

Прилепина, в отличие от Натальи, кадром заинтересовалась и подошла посмотреть.

– Ой, и правда! Интересно, что он там может делать?

– Думаю, ничего военно-морского. Явно строитель какой-то. Там на южной стороне полным ходом реставрация идет.

– Не идет, а шла. По словам Анечки, после пожара не реставрировать, а заново строить нужно, – с места внесла поправку Северова. – И кстати, в день крестин никакие строительные работы в храме не велись.

– А еще крупнее нельзя сделать? Так, чтобы лицо разглядеть? – спросила Ольга.

– Не уверен, что получится. Но щас попробую.

Северова между тем продолжала сдавать с потрохами коллегу:

– Помимо сатанистов, Анька попросила еще и досье на какого-то бывшего сотрудника БЭП для нее составить. А на кой ляд он ей сдался, так и не призналась.

– Думаешь, это он самый и есть? Выйдя на гражданку, бывший бэх увлекся скало-, вернее, храмолазанием? – улыбнулся Вучетич.

– Думаю, что досье-то я соберу, но, пока Анька не расколется за свой интерес, нипочем не отдам. Логично?

– Архилогично, Натали! Как учит нас штабная культура: контроль за молодыми сотрудниками есть «не форма недоверия, но форма борьбы за выживание»… Всё, Ольга, по картинке лучше уже не сделать. Но, в принципе, вполне опознаваемо получилось. По крайней мере видно, что не славянин.

Прилепина внимательно уставилась в монитор.

– Согласна, совсем не славянин. Таджик?

– Скорее, ближе к молдавскому типажу. Наш брат – гуцул Гугуцэ.

– Привет честной компании! Что, опять над Гришкиным хоум-видео глумитесь?

Это в оперскую сунулся Андрей. По причине счастливого избавления от вербальной экзекуции на Суворовском настроение у него было явно приподнятое.

– Андрей Иванович, идите сюда, посмотрите! – замахала руками Прилепина. – Виталий случайно такое заснял!

– Ну и что же он там такое заснял? – подходя, спросил Мешок.

– Смотрите, вот этот человек зачем-то поднимался по лесам к самому куполу. Если верить газетам, пожар начался именно там. Важный момент: человек одет в строительную робу. Но, по словам Наташи, в тот день никакие ремонтные работы в храме не велись.

– М-да, любопытно.

– Андрей, лично я особо не обольщался бы, – заметил хорошо известный своим скептицизмом Вучетич. – Допустим, в тот день работы и не велись. Но почему вы не допускаете, что кто-то из работяг мог туда залезть по каким-то своим делам? Может, у него там заначка спрятана? Или еще что.

– «Или еще что», – в задумчивости повторил Мешок, достал мобильник и набрал номер. – Олежек, привет! Категорически тебя приветствую!.. Да… Слушай, это ваши ведут дело по субботнему пожару в церкви?.. А кто конкретно?.. Еще раз, как фамилия? Я понял, не Воронин, а Хворонин. Прикольная фамилия. Слушай, а экспертиза уже была?.. И что?.. Какая бумага, селитровая?.. Понял, дальше можешь не объяснять. Инициация, соответственно, по мобильнику?.. Да нет, пока ничего, просто надо кое-что проверить. Ты мне телефон этого вашего Хворонина, на всякий случай, продиктуй… – Андрей подхватил со стола карандаш. – Да, пишу… Всё, спасибо. Я тебе еще перезвоню. Бывай! – Мешок отключил трубу и с азартом посмотрел на Виталия с Ольгой. – Ну что, братцы мои, похоже, есть контакт!

– В смысле?

– Эксперты установили, что в районе купола была установлена закладка. Там нашли обгоревшие фонарик и мобилу.

– Оп-па! – присвистнул Вучетич. – Ты хочешь сказать, что на самом деле это я удачно зашел?

– Именно так.

– Чудеса! Хотя, в самом деле, на хрена изобретать велосипед? Все гениальное – просто и ясно.

– А вот я – не гений. Поэтому мне ничего не просто и не ясно, – рассердилась Ольга. – Объясните дуре, при чем здесь фонарик?

– Объясняю. В место, в котором должно произойти возгорание, закладывается обыкновенный фонарик с разбитой лампочкой. То бишь с оголенной спиралью накаливания. К фонарику присоединяется «одноразовая» левая мобила с левой же сим-картой. Потом всё это дело заворачивается в селитровую бумагу… Я, когда пацаном был, сам такую делал. Покупал в хозмаге селитру, пропитывал ее раствором газету и поджигал.