Текст книги "Гоблины: Жребий брошен. Сизифов труд. Пиррова победа (сборник)"

На рапорта и перекрестные опросы в общей сложности ушло еще не менее трех часов. И как нетрудно догадаться, это было только начало. В частности, следующим утром усталому, не выспавшемуся Холину, как старшему наряда, пришлось ехать на Литейный, дабы присоединиться здесь к Павлу Андреевичу и Мешку.

Без четверти одиннадцать далеко не святая троица вошла через главный вход в здание Большого дома и в сопровождении дежурного прапорщика проследовала в кабинет подполковника ФСБ Алексея Дмитриевича Игнатковича, в обязанности которого входили надзор и кураторство питерской милиции по линии госбезопасности.

Единственной шикарной вещью в небольшом кабинете Игнатковича являлось окно с открывающимся из него потрясающим видом на Неву, здание Финляндского вокзала и памятник «пустившему газы» Ильичу[47]47
  Утром 1 апреля 2009 года памятник Ленину у Финляндского вокзала был подорван. В результате взрыва пониже спины у Владимира Ильича образовалась внушительных размеров дыра, послужившая поводом к многочисленным скабрезным шуточкам. К слову, злоумышленники не найдены до сих пор.


[Закрыть]. Остальная обстановка была предельно минималистична, можно даже сказать аскетична. Из «старорежимных вольностей» здесь наличествовал только портрет Дзержинского в типовой линейке «Путин – Медведев». Железный Феликс был изображен в полный рост и размещен на стене таким образом, что всяк входящий в кабинет первым делом натыкался на суровый, испытующий взгляд чекиста № 1. Так что человеку неподготовленному с непривычки невольно хотелось тут же проверить чистоту своих рук и освежить голову…

– …В общей сложности в сторону машины и нападавших я произвел пять выстрелов. Все гильзы найдены, сфотографированы и сданы в регистратуру экспертно-криминалистического отдела.

За последние четырнадцать часов Холин столько раз пересказывал обстоятельства стрельбы на шоссе, что сия пламенная речь практически отскакивала у него от зубов.

– И все пять, я так понимаю, ушли в молоко? – В голосе Игнаткович послышалась насмешка.

– Виноват, – потупился Григорий. – За последние лет эдак шесть-семь службы по людям впервые стрелять довелось. Если честно, грешным делом полагал, что и не придется больше. Опять же, позиция для ответной стрельбы была крайне неудачной.

– А отрываться от охраняемого лица, согласно инструкции, ты не имел права. Ведь так? – услужливо подсказал Мешечко.

– Точно так.

– Опознать нападавших сможете?

– Не уверен, слишком быстро все произошло. Да еще и погода – дождь как из ведра. Тот, который на водительском сиденье, он вообще из машины не вылезал. А которые из леса вышли, они в дождевиках с капюшонами были. Такие, по типу армейских, знаете?

– Армейских, говоришь? – отчего-то среагировав именно на такую деталь, задумался подполковник. – И все-таки, почему, имея существенный перевес в вооружении, они не стали вас добивать?

– Ну извините! – нахохлился Григорий.

– А может, они того… просто попугать хотели? И вовсе не ставили целью ликвидацию Гурцелая? – Павел Андреевич держался за эту версию как за единственную спасительную соломинку.

– Попугать, говорите? – прищурился Игнаткович. – Хорошо, Григорий Степанович, вы можете быть свободны.

– Гришка, ты нас не дожидайся, – вдогонку напутствовал подчиненного Мешок. – Поезжай домой, отсыпайся. Теперь уже в понедельник судить-рядить станем.

Холин молча кивнул и покинул кабинет.

– Просто не хотел при нем говорить, – пояснил причину демонстративного отсыла Алексей Дмитриевич. – Кстати, напомните при случае своим сотрудникам, что против автоматического оружия использовать пистолет крайне неразумно. В подобной ситуации табельная пукалка годится лишь для того, чтобы пустить пулю в лоб, дабы избегнуть позорного разоружения с последующим пленением… Так вот, возвращаясь к вопросу за «попугать»: рядом с местом происшествия уже после того, как там закончила работу оперативно-следственная бригада ГУВД, наши люди обнаружили закладку. Вернее, две. Вот такие, понимаешь, попугаи.

– Мать моя женщина! – ахнул Мешечко. – Где?!

– За поворотом шоссе. В пятидесяти метрах по правой обочине первый заряд, а еще через двадцать пять – второй. Суммарная мощность около двух килограмм в тротиловом эквиваленте. И поскольку джип у Гурцелая не целиково-бронированный, шансов уцелеть практически не было. Ни у кого из пассажиров.

Впитав в себя такое сообщение, Павел Андреевич резко изменился в лице и покрылся испариной. Забыв о приличиях, он без спроса подхватил со стола Игнатковича бутылку с минералкой. Жадно отпил.

– Ах ты, черт!.. Прости господи!.. Извини, Алексей Дмитриевич! Просто тут не захочешь – уверуешь!

– Закладки были установлены очень грамотно. Для своевременного дистанционного включения цепи покушавшимся даже не нужно было находиться точно на линии визирования цели по отношению к зарядам. А при диверсиях на дорогах самый сложный момент – это подорвать СВУ так, чтобы основные поражающие факторы пришлись на проезжающую машину. А в данном случае первый взрыв должен был стать отсекающим – после него взрывной волной джип неминуемо выбросило бы к месту второго взрыва. В общем, в этой истории за версту угадывается накачанная рука спецназёра.

– Я такое только в кино видал! – потрясенно выдавил из себя Мешок.

– А я в Чечне и в Дагестане, – как бы между прочим заметил Игнаткович. – Вот если бы… – подполковник ФСБ секундно потерял бдительность и позволил себе мечтательно расслабиться, – если бы Володя Квачков этих парней с собой на дело взял, думаю, толку было бы больше.

– Так ты полагаешь, что Квачков все-таки причастен к истории с покушением на Чубайса?

Павел Андреевич и Игнаткович были «не первый год замужем», а потому полковник Жмых порою позволял себе тыкать «старшему брату».

– Я думаю, что он причастен к истории «как не надо покушаться на Чубайса», – спохватившись, соскочил со скользкой дорожки Алексей Дмитриевич. – Ладно, это уже лирика. Посему вернемся к нашему барану. Я про Гурцелая. Забираем мы этого пассажира: и от вас, и от эскапэшников, и от греха подальше. Потому как, если с ним что случится… Ну да ладно.

– Оттуда просили? – дерзко предположил Жмых, глазами указывая на линейку портретов на стене.

– Без комментариев. – Подполковник ФСБ подтянул к себе телефонный аппарат, ткнулся в три кнопки. – Александр Львович, это Игнаткович. Поднимитесь ко мне. С бумагами по Гурцелая. Да…

– Да какая, собственно, разница: откуда просили? – мрачно высказался Мешечко. – Даже ежу понятно, что без деятельного раскаяния Гурцелая Литва соскочить может. Великой государственной тайной, короче, не является.

Игнаткович посмотрел на него поверх очков с легкой укоризной:

– Боюсь, что стараниями ваших подчиненных Гурцелая как раз таки сто раз теперь подумает, продолжать ли ему деятельно каяться.

– То есть, по-вашему, лучше было, если б джип на воздух взлетел? – не на шутку завелся Андрей. – А что? Потом, на скорую руку да на долгую муку, может, удалось бы и подготовку терактика на Литву натянуть.

– Я это не говорил.

– Но подумали?

– Андрей Иванович, по-моему, вы начинаете забываться!

– Боюсь, что эту паскудную историю я, даже если очень сильно захочу забыть, до скончания дней помнить буду, – понуро пробормотал Мешечко…

…Отстрелявшись у чекистов, верховные «гоблины» покинули Большой дом не в самом лучшем раположении духа. Состояние внутренней опустошенности и обреченности охватило обоих, поскольку поведанная Игнатковичем информация и шокировала, и нагнула одновременно. Ведь, если верить, что подобное состояние является предвестником скорых перемен, делалось очевидным, что перемены эти будут исключительно с отрицательным знаком.

– Андрей, угости сигареткой.

– Вы же на той неделе вроде как снова бросили? – напомнил Мешок, доставая пачку.

– А теперь вот снова решил поднять. От таких дел не то что курить – колоться начнешь.

Они свернули на Чайковского. Остановились, закурили и медленно направились к стоянке, где на приколе стояла служебная машина Павла Андреевича.

– Я сейчас вот о чем подумал, Андрей: получается, если бы не Гришкина сентиментальность, его, пафосно говоря, желание помочь ближнему, мы бы на сегодняшний день имели на балансе три трупа.

– Пять.

– Четыре. Водила действительно здесь не при делах, а вот на господина Гурцелая мне наплевать с высокой колокольни… Андрюх, а может, там, наверху, – полковник Жмых задумчиво поднял глаза к небу, – в самом деле кто-то есть?

– Не уверен. Но вот даосы, похоже, не вполне правы, утверждая, что «отвечать добром на зло – дает зло».

– А если отвечать злом на зло?

– По их версии: «зло на зло – дает добро».

– Глубоко, – оценил Павел Андреевич.

– Но можно и помельче.

– Это как?

– Да так, что с небес – да об землю! – с болью произнес Мешок. – Решение о перевозке Гурцелая в Громово было согласовано только вчера, причем в середине дня.

– Ты хочешь сказать?..

– Я хочу сказать, что у нас снова протекло. Как тогда, в истории с убийством Айрапетяна. И потом. Позднее.

Лицо Жмыха сделалось каменным.

– Кто из наших знал?

– Все. Включая Афанасьева, который вчера днем заходил в контору посмотреть на Анечкиного отпрыска. Ну и саму Анечку, разумеется. Равно как очень вовремя появившуюся отпускницу Северову.

– Плохо. Это всё очень плохо.

– Да уж чего хорошего.

– Честно тебе скажу, Андрюха, я уже сто раз пожалел, что в свое время повелся на твои доводы и не стал подключать к этой истории УСБ, – угрюмо признался Павел Андреевич. – Хотя чего уж теперь, после драки-то! Как говорится: как получишь в жопу – морду не сберечь. Имеются какие соображения?

– Кое-что есть.

– Я сейчас в Главк, продолжать огребать за вчерашнее. А вечерком тогда плотно засядем в конторе и всё обмозгуем. Да, и обязательно высвистай Кульчицкого. Что-то в последнее время Олег Семенович совсем задембелевал – занимается чем угодно, но только не прямыми служебными обязанностями. Надеюсь, ты не на него грешишь?

– Нет. Не на него. К слову, его единственного вчера днем и не было.

– Хоть это радует. Тогда всё, до вечера.

Полковник Жмых загрузился в машину и убыл в направлении Суворовского, а Мешечко затушил сигарету и набрал номер Прилепиной, которая, судя по количеству непринятых, пробивалась к нему уже трижды.

– Привет, Олька! Звонила? Чего хотела?.. Как прошло? Лучше не спрашивай!.. Да… Уже переслал? Молодца… Понял. А когда ты сможешь?.. Отлично. Тогда ровно через час я тебя жду. Да хотя бы все в той же «Музыке крыш»… Принято…

* * *

Из динамиков монотонно бубнил агрессивный англоязычный рэп, никак не сочетающийся с камерным, почти домашним стилем заведения, в котором пересеклись Андрей и Ольга. Но в этот довольно ранний для любителей кафешантанных посиделок час они здесь были чуть ли не единственными посетителями, а потому, пользуясь случаем, скучающий молоденький бармен с удовольствием крутил «свою» музыку. Крутил и сам же, что называется, «перся». Причем делал это столь эмоционально и искренне, словно бы все свое детство провел в молодежных бандитских группировках негритянских кварталов Нью-Йорка, где, собственно, сей жанр и зародился…

– …Погоди, Олька, дай с духом собраться. – Мешечко отхлебнул обжигающе горячий кофе и достал сигарету. – Вижу-вижу: глаза горят, пальцы по столу нервно постукивают. Накопала?

– Накопали! – азартно кивнула Прилепина. – А все благодаря Певзнеру!

– Уфф! Боюсь, еще одного сенсационного сообщения за минувшие сутки я просто не переживу. Ладно, добивай. Сделай так, чтобы я угорел плотно.

– Андрей, ну что за жаргон?

– Виноват. Был неправ. Не достоин звания офицера и все такое прочее.

– Ведешь себя как шут гороховый, честное слово! – оскорбилась Ольга. – Я ему о серьезных вещах, а он… Нет, я, конечно, понимаю, что за сарказмом ты пытаешься скрыть свои переживания по поводу вчерашнего. Но, согласись, разве я тебя не предупреждала, что эта ваша операция «Детский сад» может обернуться отнюдь не детской бедой?

– Если бы не наш «Детский сад», вчера Гришка схватил бы пулю не броником, а собственными кишками! – сердито сказал Андрей. – И хватит об этом!

– Хорошо. Как скажешь. – Ольга и сама поняла, что сейчас нелучшее время бередить саднящие раны. – Короче, сегодня утром Гена пробил заинтересовавший меня номер, на который был сделан звонок в день гибели Ивана Демидовича. Номер зарегистрирован на человека по имени Бугаец Борис Петрович, 1974 года рождения.

– И кто он, сей деятель?

– Пока не знаю. Но! В жизни этого, как ты выразился, деятеля, имел место весьма любопытный эпизод. Я наткнулась на него в одной из информационных баз ГУВД. Так вот, в апреле 2006 года машина, которой управлял некий Бугаец Б. П., была остановлена для досмотра сотрудниками ОВО при Центральном РУВД. При досмотре в салоне обнаружен автомат Калашникова со спиленным номером и патроны к нему. Поскольку фамилия достаточно редкая, а инициалы совпадают, думается мне, речь идет об одном и том же человеке.

– Согласен. Шанс очень велик.

– А теперь – самое главное! Помимо Бугайца, в салоне в момент задержания находился еще один пассажир. Как ты думаешь, кто?

– Надеюсь, не Зеча? – безо всякого выражения спросил Мешок.

– Так ты знал?!

Прилепина явно была разочарована.

– Ничего я не знал. Просто морально готов был услышать от тебя что-нибудь в таком духе. Что-нибудь столь же невероятное.

– А невероятное здесь еще и то, что история с автоматом, похоже, закончилась ничем. По крайней мере ни у Зечи, ни у Бугайца нет отметки о судимости по 222-й статье. Равно как и по прочим другим.

– А вот это как раз штуковина вполне земная, обыденная, – возразил Андрей. – С некоторых пор у нас не кадры, а ба́блы решают все. М-да, интересный получается винегретик. А в тот день дежурным по отделу у нас…

– …Была Северова. Я ведь тебе уже говорила.

– Да-да. Я как раз сейчас припоминаю, что Наташка тогда еще отправляла Демидыча в магазин, потому что больше ей отправить было некого.

Прилепина посмотрела на Мешка торжествующе:

– По-моему, комментарии излишни!

– Погоди, Олька. Я думаю, что все-таки не стоит торопиться с выводами. Оно, конечно: с одной стороны, «что и требовалось». Но с другой… Как-то это все слишком просто, что ли? – Андрей задумчиво потер лоб и не заметил, как в этот момент столбик пепла сорвался в его чашку. – Согласись, за целый день кто-то из наших всё равно мог заскочить в контору? Опять же у кого-то могла быть включена переадресация звонков со служебного номера на мобильный.

– Андрей, но ты ведь сам говорил, что подозреваешь Наташу!

– Говорил. И продолжаю говорить. Но как-то слишком всё в масть. Всё одно к одному. – Мешечко нахмурился и закусил губу. – Понимаешь, Наташка, она – гораздо умнее по жизни. И будь она… Словом, Северова такого элементарного косяка со своей стороны нипочем бы не допустила.

– Тебе виднее, – вырвалось у Ольги ядовитое.

– Оно-то так, – рассеянно продолжил размышлять Андрей, сочтя за благо не заметить дерзкого укола в свой адрес. – Опять же, с темой по перерасходу бьется…

– С чем бьется?

– Да это я так, о своем.

– И еще одно, Андрей! Я специально проверила по базе «Экспресс»: ни в какой Крым во время своего отпуска Северова не ездила. По крайней мере – ни на поезд, ни на самолет билетов она не покупала. Выходит, соврала? Отсюда вопрос: зачем?

– А ты хорошо смотрела?

– Не веришь, можешь проверить сам, – фыркнула Ольга.

– Ну, тогда я вообще ничего не понимаю!

– И я не понимаю, Андрей. Не понимаю, что с тобой происходит и почему ты вдруг так резко переменился в своем мнении относительно Наташи.

– Я всего лишь пытаюсь понять причины. Понять мотивацию.

– Ты хочешь понять мотивацию женских поступков? – усмехнулась Прилепина. – Извини, но в таком случае у тебя уйдет на это остаток жизни. Помнишь, буквально неделю спустя после моего перехода в «гоблины» мы сидели в похожем заведении и отмечали счастливое спасение свидетельницы Демичевой? – Мешечко в недоумении посмотрел на Ольгу, и та продолжила: – Я тебе тогда пыталась объяснить, что женская догадка обладает гораздо большей точностью, чем мужская уверенность. Так вот, поверь мне на слово: не испытывая по отношении к Северовой ничего личного, тем не менее я внутренне чувствую: именно Наташа виновница (прямая ли, косвенная?) тех бед, что свалились на наши головы в последние два месяца. И чем скорее ты осознаешь этот факт и примешь его как данность, тем большего количества аналогичных бед мы сумеем избежать в будущем. – Ольга поднялась из-за стола и взяла свою сумочку. – И подумай на досуге: о ком еще из наших Зеча мог сказать «добрая милицейская фея»?.. Всё, извини, мне нужно ехать, забирать Дениса из секции.

– Может, тебя подвезти? Мне все равно надо чем-то занять себя до вечера.

– Нет, спасибо. В наши края отсюда на метро всяко быстрее получится. Если что надумаешь – звони. А так – до понедельника.

– До него, – буркнул Мешок. Провожая взглядом удаляющуюся фигурку Прилепиной, он машинально поставил локти на стол и зацепил кофейную чашку. Опрокинувшись, та оставила грязно-бурый след на белой скатерти.

К столику тут же подскочила миловидная девушка-официантка:

– Ничего страшного. Я сейчас уберу.

Андрей всмотрелся в растекшееся, причудливой формы пятно:

– Барышня, а вы случайно не умеете читать знаки, оставляемые кофейной гущей?

– К сожалению – нет.

– Вот и я – увы мне.

– По-моему, немного на вилы похоже?

Официантка, не то заигрывая, не то и в самом деле заинтересовавшись, включилась в игру.

– А ведь точно, – вздохнул Мешок. – Это они и есть. Вилы…

* * *

Полковник Жмых сидел за своим служебным столом, подперев уже порядком хмельную голову руками. Перед ним стояли початая бутылка водки, стакан и блюдце с криво нарезанными кружочками лимона и колбасы вперемежку. Павел Андреевич сидел неподвижно, уставившись безразличным невидящим взглядом в противоположную стену. Может, думал о чем-то, а может, напротив, пытался отрешиться от любых мыслей и уйти во временную алкогольную нирвану.

В дверь кабинета осторожно постучались.

– Хто там? За-хо-ди! – растягивая слоги, пригласил Жмых.

– Вызывали, Павел Андреевич? – просунул голову в дверь замполич Кульчицкий и осекся, пораженный открывшимся его взору пейзажем.

– Вызывал. Андрей где?

– Мы с ним созванивались двадцать минут назад. Сейчас должен быть.

– Хорошо. Да ты не маячь, присаживайся.

Покосившись на бутылку, Олег Семенович взял стул и не без опаски уселся напротив.

В кабинете подвисла тягучая пауза.

– Хм… У вас какой-то праздник? – деликатно поинтересовался замполич.

Вопрос глупее придумать было непросто. Так что Павел Андреевич с интересом посмотрел на своего зама и пьяно ухмыльнулся:

– Он самый. Праздник.

– А какой?

– День последней капли.

– Понимаю, вы решили бросить пить. Все правильно! С вашей язвой это крайне…

– Олег Семенович, скажи мне как психолог психологу: ты в курсе такой теории, что количественное накопление неизбежно приводит к качественному скачку?

– Безусловно. Это один из основных законов философии.

– Вот это и есть теория «последней капли», – пространно объяснил Жмых. – Очень трудно прогнозировать заранее, что выстрелит, а что нет. А в нашем случае еще и «где выстрелит?».

– Боюсь, я вас сейчас не вполне понимаю, – признался Кульчицкий.

– Видишь ли, друг мой любезный…

Докончить мысль полковник не успел, так как в кабинет без стука ввалился Мешечко и удивленно выгнул бровь:

– Ого! А по какому поводу? Пир или тризна?

– Второе. Дверь запри, – приказал начальник, и Мешок послушно щелкнул замком. – Там, в шкафу, еще два стакана найди… Молодец, настоящий сыщик. Разливай.

Андрей принялся молча обносить стаканы. Украдкой он успел вопросительно посмотреть на Кульчицкого, но тот лишь неопределенно пожал плечами. Дескать: я и сам не в курсе.

– Разобрали!

Выполняя приказ, замы взяли стаканы в руки.

– И все-таки, что за повод? – не удержался Мешок.

– «Кучера из МУРа закатали Сивку. Закатили Сивку в Нарьян Мар…» – фальшиво затянул Павел Андреевич в качестве закуски. – Всё, братцы мои: кончилася макуха – нанизывай червя!

– Какая макуха? Какого червя?

Полковник Жмых досадливо поморщился:

– Вот сразу видно, Олег Семенович, что ты не рыбак.

– В просторечье «макуха» – это тот же жмых, – пояснил Андрей, опустошив свой стакан. – Что, Пал Андреич, всё настолько хреново?

– Был Пал Андреич – да весь вышел. На анализы. – Полковник Жмых умолк ненадолго, собираясь с мыслями. – В общем, два часа назад в Главке мне недвусмысленно дали понять, что более не намерены закрывать глаза на то, как старый мерин – то бишь я! – портит им борозды. Сиречь – показатели. Посему в ближайшее время в наш отдел, скорее всего, нагрянет служебная проверка. До начала которой мне категорически рекомендовано улечься в госпиталь ГУВД. Где, вкупе с последующим санаторно-курортным лечением, провести занимательно и в высшей степени полезно восемьдесят шесть суток, оставшиеся до моего пенсиона. В противном случае могут иметь место неприятные нюансы.

– Они сделали предложение, от которого нельзя отказаться?

– Именно. Так что, Андрей, принимай дела. А я, соответственно, к полудню понедельника заселяюсь в богоугодное заведение на проспекте Культуры… О! А ты чего не пьешь, Олег Семенович? Или тебе западло пить за отработанный материал?

– Что вы, Павел Андреевич?! Да я! Да я за вас! – Кульчицкий поспешно влил в себя содержимое стакана. А поскольку поспешность в таком серьезном деле вредна, водка попала ему не в то горло. Замполич отчаянно закашлялся, и Андрей с видимым удовольствием заколотил его по спине.

– Я смотрю, ты не только не рыбак, но еще и не пивун, – хмыкнул Жмых. – Худо, Олег Семенович, ой как худо: до майора дослужился, а стакана держать не умеешь… Ладно-ладно, не смотри на меня как на врага народа, шучу я. – Павел Андреевич сделался серьезен. – А теперь, пока еще у нас осталось немного времени, давай, Андрюха, выкладывай свои соображения. Те, о которых ты мне сегодня утром заикался. Коли уж загружаться дерьмом, так под самые иллюминаторы!.. Да, Олег Семеныч, ты случайно не в курсе: сегодня у нас Луна часом не в доме Сатурна?

– Не готов сказать, Павел Андреевич, – виновато развел руками Кульчицкий.

– Наверное, все-таки в нем, з-зараза! – вздохнул начальник, обновляя стаканы. – Потому как ничем другим объяснить ту жопу, в которую мы угодили, лично я не могу… Извини, Андрей, что перебил: мы тебя внимательно слушаем. Вернее – выпиваем и слушаем…

Санкт-Петербург,

14 сентября 2009 года,

понедельник, 09:46 мск

С утра в оперской наблюдался самый натуральный аншлаг. И то сказать – давненько в конторе не проводился общий экстренный сбор всех сотрудников. Не было сделано исключения даже для Анечки, что само по себе и будоражило, и настораживало одновременно. Разумнее всего было предположить, что сбор посвящается разбору полетов в связи со стрельбой на Приозерском шоссе, но тогда становилось абсолютно непонятно: за каким таким лешим требовалось выдергивать сюда кормящую мать? А если не косяк с Гурцелая, тогда что же? Да и разве можно назвать «косяком» эпизод, в котором трое «гоблинов» героически отбили попытку ликвидации охраняемого клиента? Да только у шакала позорного язык повернется сказать такое. У шакала да еще у пары десятков вышестоящих милицейских чинов.

В оперскую вошел Коля Лоскутков, волоча два стула из курилки. На его левой щеке крестом красовался лейкопластырь, налепленный с тайным умыслом слегка преувеличить размер полученного в перестрелке физического увечья.

– Двух хватит или надо еще принести?

– Изверги, это ж у кого совести хватило нашего тяжелораненного мальчика заставлять тяжести таскать? – издевательски зацокал языком Тарас. – Сиди, Кольша, отдыхай. Я сам принесу. Заодно пыхну перед посиделками.

– Хорош прикалываться, а?! – проводил его сердитым взглядом Лоскутков, а сам меж тем украдкой бросил взгляд в висевшее на стене зеркало, гордясь полученным ранением.

– Привет честной компании! – протрубил в дверях сегодня не опоздавший, что само по себе случай уникальный, Холин. – О! Сколько Лен, сколько Зин! Народ, никто не в курсе: по какому поводу объявлена встреча сослуживцев?

– Сами сидим, гадаем. Но всё одно разжевать не можем.

– А тут гадай не гадай, ордена всяко давать не за что, – оторвавшись от чтения газетки, заметил из своего угла Афанасьев. – А коли так, остаются розги.

– Ба, и ты здесь, мощный старик Розенбом! Тебя-то я и не приметил. – Григорий и оперативный водитель обменялись рукопожатиями. – Ну, ежели и Сергеича на правиловку загнали, значит, действительно всё: сушим сухари и весла.

– Гришк, уймись, а? – недовольно скривился Женя. – От тебя одного столько шума! Как от барабана.

– Что? Кто «барабан»? Ты это кого стукачом назвал? – воинственно загрохотал Холин и, шутливо боксируя воздух, приблизился к Крутову. – Я требую сатисфакции. Немедленно! Здесь и сейчас! Ольга, будьте моей секундной стрелкой!

– Что и требовалось доказать! Барабан! Голос громкий, а внутри – пусто… Всё, Гришка, отвали. Вон, иди с Ильдаром побоксируй, – кивнул Женя в сторону входящих в оперскую Джамалова и Северовой.

Холин обернулся и расплылся в довольной улыбке:

– А вот и наша отпускница вернулась! Вот кого я по-настоящему рад лицезреть в нашей патриархальной глуши. Хороша, вах, хороша! – вынес свое заключение Григорий после дружески-шутливых объятий. – Сразу видно, что в отпуске человек побывал!.. И все-таки никто с утра новости не смотрел? Может, в стране случилось что и нас всех срочно переводят на военное положение?

– Я смотрел, – отозвался Борис Сергеевич. – За истекшие сутки ничего более катастрофического, чем посещение премьер-министром градообразующего предприятия поселка Сусуман, не произошло. Так что, похоже, нынешнее мероприятие – исключительно инициатива нашего начальства.

– Думаю, ты прав, старина, – согласился Вучетич. – Помнишь, как Мюллер в «Мгновениях» жаловался? «Они большие фантазеры, наши шефы. Им можно фантазировать, у них нет конкретной работы!»

– Товарищи офицеры! – скомандовал невесть откуда материализовавшийся Кульчицкий. Следом за замполичем нарисовались выглядевший непривычно скверно Жмых и непривычно серьезный, бледный Мешечко.

– Ну что, все на месте? – устало спросил Павел Андреевич.

Мешок обвел взглядом личный состав.

– Я не вижу Шевченко.

– Тарас в курилке.

– Ну так позови его! Коллеги, рассаживаемся. Время у нас есть, но его, как всегда, мало.

Народ расселся по своим местам, шуточки-улыбочки тут же свернулись, и в комнате установилась несвойственная ее извечному бунтарскому духу тишина. А все потому, что по строгим выражениям начальственных физиономий «гоблины» сообразили: тема нынешнего сбора – она действительно серьезная.

– Павел Андреевич, вы начнете?

Жмых взял свободный стул, уселся было в самом центре оперской, но затем вдруг решил переиграть и занял место у входа: так, чтобы видеть всех и не находиться ни к кому спиной. Нервно прокашлявшись, заговорил глухо:

– Я попросил своих заместителей оперативно собрать вас всех, чтобы… э-э… чтобы расставить все точки над i. Дабы между нами не осталось недомолвок и недоговоренностей. По своему опыту, а я в системе без малого двадцать пять календарей, знаю, что в противном случае неизбежно появление слухов и сплетен, а мне бы очень не хотелось, чтобы мой уход мифологизировался, причем в столь недостойном жанре.

– Какой еще уход? – потрясенно произнесла Анечка.

Мешок недовольно шикнул на девушку, и она, прикусив язык, испуганно примолкла. А Жмых продолжил:

– Поскольку все без исключения здесь собравшиеся… Да-да, Андрей, не смотри на меня так! Я подчеркиваю – ВСЕ – мне по-своему дороги, буду с вами предельно откровенен…

…Эмоциональная и проникновенная речь Павла Андреевич продолжалась минут десять и в основном сводилась к экскурсу в недолгую историю подразделения и подведению итогов. Под конец полковник Жмых уделил внимание пятничному инциденту, но, к удивлению собравшихся, не «рвал и метал», а, напротив, отметил четкость действий сменного наряда, попавшего в чрезвычайную ситуацию. Ну а самое главное и для большинства присутствующих самое шокирующее Павел Андреевич приберег на финал:

– …Таким образом, в субботу днем в Главк ушел приказ о назначении Андрея Ивановича исполняющим обязанности начальника нашего подразделения. Соответственно, назначение на должность и. о. заместителя по оперативной работе будет находиться уже в его компетенции. Койко-место в госпитале ГУВД закреплено за мной с полудня дня сегодняшнего, так что теперь мы с вами увидимся не скоро. На этом у меня – всё… И… Извините, братцы, ежели кого когда незаслуженно обидел.

Несколько секунд аудитория обалдело пережевывала услышанное, а затем, загалдев, подскочила с мест, порываясь броситься к боевому командиру. Но тот решительным жестом погасил страсти и снова попросил тишины. Народ в недоумении вернулся на исходные позиции внимающих.

– На повестке дня у нас еще один вопрос. Но, поскольку я уже… э-э… немного в теме, мне бы не хотелось выслушивать… э-э… переживать это дважды. Андрей Иванович, прошу вас, доведите до сведения личного состава. А я, не сочтите за каприз, с вашего позволения удаляюсь. Всем спасибо.

Павел Андреевич обвел прощальным взглядом личный состав, причем дольше, чем на всех остальных, задержался на Наташе, после чего, по-стариковски сгорбившись, покинул оперскую. Напряжение в комнате зашкаливало: обозначенная полковником Жмыхом интрига пугала. Ибо если даже случившаяся на их глазах смена руководства еще не конец этой драматической истории, то страшно подумать: что же еще им сейчас предстоит услышать?

– Я так думаю, начнет заместитель по личному составу? – хмуро предложил Мешечко.

Олег Семенович отчаянно замотал головой:

– Нет-нет, я… Я не в полной мере владею информацией. Скажем так, не в полном объеме. Поэтому давайте уж сразу вы, Андрей Иванович.

– Ну хорошо, – Андрей прокашлялся и занял предыдущую диспозицию Жмыха. – Коллеги! Согласно календарю, в следующем месяце у нас намечается небольшое формальное торжество – год со дня образования нашего подразделения. Познакомились мы с вами позднее, но сам приказ вышел в октябре прошлого года.

– Что значит «формальное»? – шутливо возмутился Холин. – Лично я не согласен! Вполне себе реальное торжество. Народ, по ходу руководство собирается зажать банкет?

– Гриш, помолчи, а?

– Слушаюсь, товарищ исполняющий обязанности начальника отдела!

– Безусловно, для нас это дата, – продолжил Мешечко. – Можно даже сказать – праздник. Но, к сожалению, праздник этот лично мне представляется нынче со слезою на глазах… За этот год у нас с вами было много всякого разного: и хорошего, и скверного, и откровенно плохого. Причины тому имелись также самые разные, но в основном объективные. Поскольку службу создавали и с нуля, и фактически с колес.

– А колеса у нас, я вам доложу… – среагировал на наболевшее Афанасьев.

– Я прошу дослушать меня, не перебивая!.. Так вот, как многие могли заметить, в последние месяцы «откровенно плохого» в нашей службе стало на порядок больше. Безусловно, эта странная тенденция не могла не встревожить руководство отдела, и мы провели ряд мероприятий, направленных на анализ причин происходящего. К сожалению, сделанные нами выводы не позволяют говорить о некоем системном сбое. Вернее так – у этого системного сбоя, следствием которого стали вопиющие залеты, в том числе обернувшиеся гибелью наших «клиентов» и ранением нашего товарища, имеется конкретный виновник. И в данный момент он находится здесь, в этой комнате!