Текст книги "Гоблины: Жребий брошен. Сизифов труд. Пиррова победа (сборник)"

– Арабская пословица: «Умный поймет если подмигнуть, а дурак – если толкнуть», – с горечью произнес тогда Джамалов-старший и отвесил сыну тяжелую затрещину.

– «Странствующий глупец лучше сидящего на одном месте мудреца» – монгольская пословица, – в тон ответил Ильдар и был вознагражден повторной отеческой оплеухой.

Древние монголы, что и говорить, народ мудрый. Вот только в ближайшей перспективе перед Ильдаром реально замаячило двухгодичное странствие – в вооруженные силы РФ. Путешествовать туда молодому человеку с ярко выраженной кавказской внешностью, да еще и с замашками интеллектуала, представлялось делом хлопотным и ничего хорошего не сулящим. Выход оставался только один – устроиться на службу в милицию. Как в меньшее из двух зол.

Через два месяца, пройдя все положенные в таких случаях проверки, Джамалов уже готов был приступить к службе в батальоне ППС Колпинского РУВД. Как вдруг на глаза ему случайно попалось объявление о наборе сотрудников в оперативно-поисковое управление. И хотя Ильдар слабо представлял себе характер деятельности этой милицейской структуры, он безо всяких колебаний отнес документы туда. Причина была проста: в ОПУ вновь поступающим на службу сотрудникам автоматически присваивали офицерские звания. Даже при отсутствии высшего образования.

Так Ильдар попал в «опушку». Поначалу судьба вновь благоволила ему – Джамалова поставили не на линии («грязь месить, объект водить»), а сразу засунули в подразделение аналитики (что немудрено, с его-то интеллигентским бэком!). В таких, по милицейским меркам почти тепличных, условиях он благополучно прослужил без малого пять лет, успев за это время дорасти до старшего лейтенанта, а также до счастливого мужа и отца двух очаровательных близняшек. Избранницей Джамалова стала секретчица отдела Светлана, очарованная галантными манерами «прелесть какого симпатичного азера». Авторство последнего термина принадлежало женщинам из «опушной» канцелярии.

И тут – пришла беда откуда не ждали. После очередного московского теракта великие милицейские умы крепко задумались, да и разродились новой концептуальной идеей. А именно: в целях усиления борьбы с терроризмом в рамках оперативно-поисковых управлений они задумали создать по всей стране специализированные «кавказские группы». Откатать рабочую модель взялись на питерской площадке. Видимо исходя из тех соображений, что все революционные идеи традиционно зачинались в городе на Неве.

Сотрудников в спецгруппу набирали из числа лиц южной внешности. А поскольку таковых в штате питерского ОПУ было совсем немного, не избежал подобной участи и Джамалов, причем с учетом выслуги его сразу поставили на должность бригадира. На обучение ушел ровно месяц, после чего новообращенных «кавказцев», благословив, выпустили на улицы города с целью «отрабатывания» контингента рыночных торговцев и криминальных группировок, состоящих из выходцев с Кавказа.

Возможно, в теории идея была не так уж плоха. Вот только на практике всё сложилось, мягко говоря, не как в теории: едва начавшись, деятельность «кавказской группы» оказалась фактически парализована. Причем их же коллегами. Филеров-кавказцев принялись регулярно тормозить на улицах и в метро все прочие питерские милиционеры с целью проверки документов. Затем в органы внутренних дел стали обращаться бдительные граждане – они принимали кавказцев-шпиков, сидящих в машинах и сосредоточенно наблюдавших за чьими-то окнами, за террористов-смертников. Соответственно, группы быстрого реагирования ОВО вынуждены были срываться на вызовы. Где возникала одна и та же конфликтная ситуация: овошники подходили к машине со стандартным требованием предъявить документы, а в ответ слышали из приоткрытого окна фразу с кавказским акцентом: «Свои, брат!» После чего им предъявлялся спецталон, подписанный самим начальником Главка. Однако милиционеры отказывались верить своим глазам: «Ах ты… еще и непроверяйку купил?!» И – понеслось! Нередко дело заканчивалось банальным мордобитием. В ходе которого потери несли и та, и другая стороны. (К слову, Ильдару в одной из таких стычек сломали нос.)

Дошло до того, что один из заместителей начальника ОПУ был вынужден методично объезжать районные отделы милиции с папкой личных дел подшефных «черкесов» под мышкой, убеждая тамошних сотрудников не мешать работе его подчиненных. Официально личные дела филеров показывать никому нельзя, но, к сожалению, другого способа доказать, что члены «кавказской группы» – «не верблюды», не существовало. Однако коллеги-милиционеры «на земле» всё равно упорно отказывались верить своим глазам и предъявленным документам.

Словом, идея-гора родила воплощение-мышь. В конечном итоге эксперимент был признан не состоявшимся и «кавказскую группу» расформировали, вернув ее сотрудников в родные отделы. Вот только сладкое аналитическое место Джамалова к тому времени было уже занято, а дополнительных штатных единиц в отделе в обозримом будущем не предвиделось.

Так Ильдар оказался в подвешенном состоянии: на линии его не брали, а во вспомогательных подразделениях некомплекта не наблюдалось. Ситуация складывалась из ряда вон: оснований уволить Джамалова не было, а перевод негласного милицейского сотрудника в гласные службы запрещался ведомственными инструкциями.

В общей сложности «цветком в проруби» Ильдар проболтался около трех месяцев, после чего руководство ОПУ, прознав о формировании в Главке новой спецслужбы, с немалым облегчением поспешно делегировало его в «гоблины». При этом мнением Джамалова, естественно, никто и не думал интересоваться.

Так странствующий глупец продолжил свои странствия…

…Ильдар, мучительно размышляя, стоял перед распахнутыми дверцами гардеробной, пытаясь организовать подобие сборов. Получалось плохо, поскольку шныряющие под ногами и дурашливо визжащие дочки – дошколята-близняшки Лейла и Маша – не оставляли ему ни малейшего шанса на вдумчивость. А подумать следовало, так как в гардеробе Джамалова имелось не так много вещей, которые органично смотрелись бы на заезжем торговце хурмой и мандаринами. А именно таким родом деятельности занимались азербайджанцы, в комнату которых с завтрашнего утра он должен был временно вселиться.

– Папа, а ты в командировку едешь? – в бессчетный за вечер раз спросила маленькая Лейла.

– Да. В командировку. Я ведь тебе уже говорил.

– Значит, ты командир?

– Почти.

– А другие командиры с тобой едут?

– Обязательно.

– Папа, а я кушать хочу! – это уже подала голос Маша.

– Я тоже хочу! – немедленно поддержала сестру Лейла.

– Света! Свет! – зычно заголосил Ильдар. – Мы есть хотим!

– Очень-преочень! – завопили дети.

В комнату на зов заглянула Светлана Джамалова – миниатюрная пухленькая блондинка, от которой дочки – девочки с ярко выраженными восточными чертами лица – унаследовали исконно славянский соломенный цвет волос. Весьма необычное, надо признать, сочетание.

– Потерпите, братцы-кролики! Вот сейчас приедет тетя Люся, и будем садиться за стол.

– Мы не братцы. Мы сестрицы, – деловито уточнила Лейла, а Ильдар картинно схватился за голову:

– Что, опять тетя Люся? Вай ме! Она же была у нас два дня назад?!

– И что такого? Я что, не могу пригласить на ужин лучшую подругу?

– Хорошо. Можешь. Пригласить… Но если она снова будет трындеть про то, как Петя закодировался и стал другим человеком, а пока не кодировался – он был тоже человеком, но не другим, я спущу ее в мусоропровод! Вот честное слово!

– Ну знаешь! – возмутилась Света, и в этот момент раздался звонок в дверь.

– Тетя Люся приехала! – истошно завопили дети и наперегонки бросились в прихожую. Лейла выскочила первой, а вот немного замешкавшуюся Машку Ильдар успел шутливо перехватить. Та, как водится, принялась всячески брыкаться.

Через полминуты из прихожей донесся захлебывающийся звонкий голосок Лейлы, спешно выкладывающей последние новости:

– Тетя Люся! А папа завтра едет в командировку!

– Да ты что?! Не может быть! А куда? – послышалось в ответ всегда раздражающее Ильдара неприятное сюсюканье.

– В Москву!

– Надо же! – Люся понизила голос и, заинтригованная, поинтересовалась у Светланы. – А чегой-то твой вдруг собрался? Раньше вроде бы никогда не ездил?

– Не знаю. Говорит, какое-то срочное задание.

– Ну-ну… Свет, извини, но я к вам с ночевкой. – Услышав про такие новости, Ильдар в своей комнате бессильно выругался. – Из вашей тьмутаракани ехать обратно к себе на Ваську я сегодня просто не в состоянии.

– О чем разговор? Конечно!

– Вот и славно. Ой, забыла совсем! Держи, Лейлочка, конфетку. А где Маша?

– Я здесь!!!! – Вырвавшаяся из отцовских рук Машка пулей вылетела в прихожую: за конфету она могла сделать если не всё, то очень многое. Заполучив оную, Маша мгновенно пихнула конфету за щеку и вместо спасибо доверительно и как-то очень по-женски наябедничала: – Тетя Люся, а папа сказал: если ты опять будешь трындеть про дядю Петю, он спустит тебя в мусоропровод! – После чего добавила, теперь уже абсолютно по-мужски: – Так что ты того, тетя Люся, следи за рынком!

«За базаром!» – автоматически поправил Ильдар.

Которому после таких вот бесхитростных детских откровений сделалось и смешно, и неловко одновременно.

Бад-Хомбург,

пригород Франкфурта,

Германия,

21 августа 2009 года,

пятница, 15:12 мск

Бежавшая впереди всех Ленка затеяла свою любимую игру в павлина Мора. Кто такой был этот павлин, Катя не знала, но смысл игры заключался в том, что, смешно растопыривая руки по бокам, Ленка, а за нею и Максимка кричали: «Я – павлин Мор» и, курлыкая, прыгали по кочкам. То ли потому, что эта игра была из той «прошлой» жизни, то ли просто удивительно хорош был догорающий день, но Катерине показалось, что никакой болезни нет, и Ленка здорова. Она тоже расставила руки и побежала вдогонку за дочкой. Глядя на них, в игру включился и Борис, а перед четырьмя курлыкающими павлинами зло было явно бессильно.

Потом они катались на лодке, и сказка продолжалась.

– Куда плыть, капитаны? – весело спрашивал у детей сидящий на веслах муж.

– Вперед, к тому зеленому острову! – слаженно командовали брат с сестрой.

Зеленый остров оказался всего-навсего гигантскими зарослями, в которых они едва не запутались, но и это не могло испортить впечатления от волшебной прогулки. Когда лодка уткнулась в берег, дети выглядели веселыми и радостными, и Катерина была счастлива.

Но сказка закончилась так же внезапно, как и началась. Ленка неожиданно погрустнела. «Устала, ножки болят, не могу идти», – капризно отвечала она на расспросы встревоженной матери. Настроение у Катерины тут же упало, и она с ужасом подумала о том, что такая внезапная усталость служит симптомом лейкоза. Ни о чем другом Катя теперь и думать не могла. События последнего месяца фрагментами оживали в ее голове, не складываясь в реальную картинку. Единственной реальностью оставалась Ленка, которую муж сейчас нес на руках. И Катерине казалось, что она была готова буквально на всё, лишь бы спасти дочь…

…От ужина дочка отказалась и уснула сразу же, как только ее голова коснулась подушки. В знак солидарности с больной сестрой пораньше сегодня улегся и Максим. Расстроенная Катя погасила в их комнате свет и вернулась к мужу.

– Спит?

– Спит, – кивнула Катерина и устало потянулась за сигаретами.

– Да погоди ты психовать! Может, она устала только потому, что набегалась за день?

– Может, и так, а может, и по-другому, – голос Кати звучал отрешенно, бесстрастно. – Неужели ты не понимаешь, что…

– Стоп! – резко осадил ее Борис. – Прежде всего, я предлагаю тебе успокоиться и трезво взглянуть на ситуацию!.. Успокоилась? Отлично. А теперь скажи, что ты решила?

– Что я могу решать, когда от меня ничего не зависит? Всё идет как идет.

– Но ты же сама читала в Интернете, что детские лейкозы лучше всего лечат в Германии. Вот и доктор Шварцкопф… или как его там… говорит…

– Борис! Шестьдесят пять тысяч евро! И это только за саму операцию! А сколько времени уйдет на восстановительный курс, не берется сказать никто!

– Значит, сначала будет шестьдесят пять. И сколько потребуется – потом.

– Примерно шестьдесят пять стоит наша питерская квартира. А где мы возьмем остальное?

– Достанем. Заработаем. Вернее, я достану и заработаю.

– Как?

– Руками. Если получится, то и головой.

Смутная тревога плеснулась в глазах Катерины.

– Борис, в последнее время меня не покидает чувство страха.

– За Ленку? Ну, разумеется.

– Не только за Ленку. Но еще и за нашу семью. Персонально за тебя.

– В таком разе я предлагаю разделить ответственность, – не слишком весело усмехнулся Бугаец. – Ты будешь бояться за семью. А персонально за себя я буду бояться самостоятельно. Договорились?

– По-твоему, это смешно? – печально покачала головой Катя.

– По-моему, это разумно. Ну, так что ты решила?

Катерина молчала. О том, что пересадка костного мозга является «последней надеждой» для больных с тяжелыми формами рака крови, она знала. Но до тех пор, пока у нее оставалась пусть крохотная надежда на то, что диагноз в последний момент может подвергнуться корректировке, она и слышать не хотела о трансплантации.

– Давай не будем торопить события? – наконец выдавила она. – В конце концов, диагноз окончательно еще не поставлен.

– Мне кажется, ты просто всеми силами оттягиваешь час принятия решения, – пожал плечами Борис. – Хотя в глубине души, сама для себя, давно всё решила.

И в этот момент у Бугайца зазвонил телефон.

– Рад тебя слышать, чертяка!.. Что? Нет, не разбудил, здесь же время на минус два от вашего. Что? Ну да, от нашего… Ленка? – Бугаец покосился на жену. – Нормально Ленка… Нет-нет, даже немного получше… Вот и я говорю… Серый, погодь секундочку, я только на балкон выйду. А то здесь, в номере, прием хреновый… Во-во. А еще говорят: заграница, высокие технологии… Я сейчас!

Борис торопливо вышел на балкон и плотно прикрыл за собой дверь…

* * *

– …От этого твоего Харлама слышно чего? Работа будет?

– Вроде как. Но недельки через две-три, не раньше.

– Фигово. Бабки край как нужны.

– Извини, дружище, то мой косяк. С негром с этим. Думал, играючись, в ресторан зайти. Вот и зашел – супу выпил.

– А с Сидором что?

– Не переживай, там всё по-людски. Аванс жене его отписал, так что не под забором закопали. Опять же семья какое-то время без щей не останется. Правда, катер национализировали. С-суки!

– Теперь какой-нибудь полкан ментовский рассекать станет.

– Ну, это к гадалке не ходи.

– А пока Харлам телится, какой другой халтуры часом не предвидится?

– Да общался я тут давеча с нашей доброй милицейской феей.

– И что?

– В принципе, есть одна темка. Вот только мутная и не шибко дорогая.

– Не шибко – это как?

– Штук 15–20, думаю, стрясти можно.

– В моем положении – всё хлеб. А муть в чем?

– Человек почти Божий и полностью не при делах. Вся вина лишь в том, что другому человеку мешает. Короче, с души воротит от энтой драмы.

– И что ты ответил?

– Сказал, сначала с тобой перетру.

– Считай, что перетер. Я вписываюсь!

– А подумать?

– На досуге. Когда черта по времени?

– Дня три-четыре.

– Я вписываюсь. У нас сегодня что? Пятница? Тогда в воскресенье утром мы с Максом возвращаемся. Встретишь, если будет возможность?

– Не вопрос… А сына на хрена с собой тащишь?

– К теще отвезу. Катьке здесь с мало́й и без того забот хватает.

– Тоже верно. Слышь, Бугай, я, конечно, доброй фее всё передам, вот только… Короче, эту тему ты уж тогда самостоятельно, ладно? Опять же гонорар дербанить не придется.

– Это с твоей стороны типа благотворительность или?

– Или. Я ж тебе говорю: с души воротит. Я лучше потом, на харламовском заказе оттопчусь.

– Ну, дело твое… Никак потихонечку сентиментальным становишься?

– Ага. Становлюсь.

– И давно за собой наблюдаешь?

– Недавно. С того самого дня, как вечерком в парке прогулялся. С Сидором… Всё, дружище. Послезавтра я вас жду. Катюшу поцелуй. И Ленку, конечно…

Глава шестая
Последний день Ивана Демидовича

Санкт-Петербург,

23 августа 2009 года,

воскресенье, 12:06 мск

Костя Маркелов вот уже несколько минут стоял перед вертикалью дверных звонков. Один из них, тот который второй снизу, со щербинкой скола по окружности, он когда-то устанавливал своими руками. Давно это было. Еще в те времена, когда Костя и представить себе не мог, что станет сначала провизором, а потом и зэком с очень нехорошей статьей. Бывший провизор, бывший зэк. А теперь, похоже, имеются все шансы стать бывшим жильцом. Бывшим в квартире, в которой он родился и вырос.

«Ни хрена! – скрипнул оставшимися зубами Маркелов. – Эти твари мне за всё заплатят. Причем с процентами. По самой запредельной банковской ставке». – И с силой втопил кнопку звонка.

– Чего надо? – лениво поинтересовался открывший дверь Ильдар. С трехдневной щетиной, в застиранной и растянутой майке, в рваных трениках и в тапках на босу ногу, в интерьерах убитой коммуналки он смотрелся весьма органично.

– Здороваться надо, – не скрывая презрения, сплюнул Маркелов. Ему было неприятно сознавать, что в их квартире появились какие-то «черные». – Ты кто?

– Живу здесь.

– Я тоже. Живу. Здесь. Калугины дома?

– У них другой звонок. Вот этот.

– Я знаю, какой у них звонок. Я спросил: кто-нибудь из них дома?

– Младшая вроде.

– А мне младшая и нужна.

Бесцеремонно отодвинув Джамалова в сторону, Костя шагнул в полутемный коридор коммунальной квартиры, уверенно ориентируясь, дошел до комнаты Калугиных и, не стучась, толкнул дверь. Изображая полнейшее равнодушие, Ильдар неспеша добрел до своей конуры. Здесь, тщательно закрывшись, он пулей метнулся к давно подготовленному к работе микрофонному усилителю и запустил его одновременно с диктофоном. После чего подставил к общей с Калугиными стене табуретку, уселся на нее и надел на голову гигантские профессиональные наушники. Наконец-то началась настоящая работа. Работа, которой Джамалову пришлось ждать почти два с половиной дня…

…Элла сидела в кресле, закинув ногу на ногу. Странное дело, но она почему-то не ощущала ни малейшего страха перед неприятным визитером из прошлого. Напротив, в данный момент она с плохо скрываемой усмешкой смотрела на Маркелова, который, поставив сумку на прогибающийся под ногами паркет, переминался у порога. Костя долго готовился к их первой после нескольких лет отсидки встрече, но теперь, оказавшись с Эллой один на один, вдруг растерялся и тут же забыл загодя заученный, «нагнетающий жути» текст.

– …А вы изменились, Константин Валерьевич. Не могу сказать, что возмужали, но заматерели точно. Вот только вам не мешало бы записаться на прием к стоматологу. Хотите, я могу вам подсказать адресок? Там неплохо делают металлокерамику. И берут не очень дорого.

Маркелов побледнел от ярости и невольно сжал сбитые кулаки:

– Тварь! Ты всегда была тварью и сдохнешь тварью!

– Але, гараж! За базаром следим, да? Ты кого из себя возомнил, сосед? Еще раз хрюкнешь – и выкатишься отсюда к чертовой мамочке.

– Я не хрюкаю, а говорю. Хрюкают животные. Наподобие тебя.

Былая усмешка слетела с красивого лица Эллы, как если бы ее и не было вовсе.

– А ну, пошел вон отсюда, пидорушка. Надеюсь, тебя хорошенько отымели на зоне? А? Тебе понравилось?

– Я дал вам время собрать деньги. Денег я не вижу. Я приду завтра вечером. И если я снова не увижу денег…

– И что тогда будет? Отравишь нас всех? А, провизор? А хочешь… – Элла начала медленно приподнимать юбку, обнажая стройные загорелые ноги. – Хочешь, я снова расплачусь натурой? Как в старые добрые времена? Или у тебя на женщин больше не стоит?

Теряя контроль над собой, Маркелов в два прыжка подскочил к девушке и судорожно схватил ее за горло.

– Если завтра не будет денег, я кончу вас обеих. И тебя, и твою мамашу. Тебя – с превеликим удовольствием. Ее – только лишь за то, что она выносила и породила такую змею, как ты! Поняла меня, гнида?

– По-ня-ла! – прошипела Элла. Вот теперь ей стало по-настоящему страшно.

– И не вздумай сбежать. Спалю квартиру, подадитесь в бомжи. Ясно?

– Яс-с-сно.

Костя ослабил хватку. Некоторое время он еще понаслаждался ужасом, читаемым в глазах девушки, после чего выпустил Эллу и тщательно вытер руки о скатерть. Демонстрируя тем самым, что невольно вынужден был прикоснуться к чему-то очень брезгливо-неприятному.

– В милицию обращаться не советую. В противном случае я всё расскажу про деньги. И учти, теперь у меня отыскались свидетели! Так что на этот раз уйти в несознанку не получится. Всё. До завтра… Милая…

Маркелов поднял с пола свою сумку и вышел из комнаты, хлопнув дверью так, что с люстры посыпалась застарелая сальная «пыль веков». Элла, вскочив, бросилась закрывать дверь на замок. Ее колотило в истерике – она никак не предполагала, что со всеми затюканным соседом, с ботаником и пай-мальчиком, за эти годы произойдет столь радикальная трансформация. На ее глазах щенок переродился даже не в волчонка – в самую натуральную волчину…

…Вслед за хлопком закрывающейся двери раздался настойчивый и властный стук в комнату Ильдара. Разбирать подслушивающее устройство не было времени: сбросив наушники, Джамалов сорвал с кровати одеяло и надежно накрыл им всю достаточно громоздкую шпионскую конструкцию. Диктофон продолжал работать.

– Это моя жилплощадь. Убирайся отсюда, – рявкнул Маркелов, едва только Ильдар приоткрыл дверь.

– Э-э, брат, я здесь живу… Через агентство снимаю, всё по закону, да. Хочешь, могу бумаги показать, да?

– Мне насрать на твои бумаги. Даю три дня – чтобы комната была свободна.

– Слюшай, э-э, через агентство снимали, мамой клянусь!

– Твои проблемы. Я сказал, три дня на сборы.

Маркелов развернулся и загрохотал на выход, сшибая по пути выставленную в коридоре коммунальную утварь. «Однако! – удивленно повел своей кустистой восточной бровью Джамалов. – А говорили, что хлюпик заявится, тля аптекарская. И вот – подишь ты! Однако!»

Но в целом Ильдар был немало обрадован появлением объекта, так как ему порядком поднадоело бездеятельное существование в этом клоповнике. Да и с актерским даром имелись серьезные проблемы. Тяжелее всего было даже не изображать перед соседями рыночного торговца, всеми презираемыми «чурку нерусского» – как раз в этой роли за годы милицейской службы он выступал неоднократно. Но вот ежедневные телефонные разговоры со Светланой, в ходе которых приходилось старательно поддерживать легенду командированного и создавать эффект присутствия в столице, давались Джамалову с огромным трудом. Будучи сама милиционершей, супруга любую фальшь в интонации чуяла на раз-два. К тому же, несмотря на достаточно солидный семейный стаж и наличие двоих детей, Светка до сих пор отличалась повышенной мнительностью и ревнивостью.

Ну да, бог даст, завтра вечером всё это, наконец, закончится, и, возможно, уже следующую ночь он проведет в своей постели. А что? Возвращение из командировки последним ночным самолетом – почему бы и нет, собственно? Если только не…

«Тьфу-тьфу! Если придется… то как сложится!»

* * *

Полуденный воскресный визит Маркелова на историческую родину, естественно, скомкал домашние планы личного состава «гоблинов». Сразу после краткого телефонного отчета Ильдара Мешечко объявил общий тревожный сбор, и к трем часам дня в конспиративную квартиру на Фонтанке подтянулись все те, кого дежурившему по конторе Шевченко удалось отловить в городе.

«Мозговой штурм» проводили в оперской, традиционно сдвинув несколько столов к центру комнаты и рассевшись кружком. По причине выходного дня была допущена небольшая вольность, и сейчас на столе, помимо привезенного Джамаловым диктофона, стояла початая бутылка коньяка и высилась невысокая горка шоколадных конфет. Записи Ильдара крутили уже третий раз кряду, пытаясь уловить малейшие нюансы семантики Маркелова.

«– …Слюшай, э-э, через агентство снимали, мамой клянусь!

– Твои проблемы. Я сказал, три дня на сборы…»

– А чего это в самом конце вдруг звук такой глухой пошел? – забеспокоился за свою матчасть Виталий. – Надо бы машинку проверить.

– Слишком быстро всё случилось, времени не было разбирать, и я всё это дело с ходу одеялом замаскировал, – объяснил Джамалов. – Так что с машинкой всё в порядке. И вообще – техника на грани фантастики.

– Да если б мне чуть пораньше сказали, я бы такую машинку сделал. Любо-дорого! А это так, фигня. Уровень кружка «Умелые руки».

– Э-э, не скажи! Когда у человека золотые руки, неважно из какого места они растут.

– Мужчины! А вы обратили внимание на то, как уверенно при разговоре держалась Элла? – озабоченно спросила Прилепина. – По сути, по-настоящему она испугалась лишь однажды – когда Маркелов, судя по всему, набросился на нее.

– А уж я-то как испугался! Подумал: ну как он сейчас пришьет эту девку? Было бы о чем потом доложить начальнику Главка! Товарищ генерал, ваше приказание выполнено: свидетельница надежно упрятана. В деревянный ящик.

– Она практически не боялась соседа, из чего следует, что у нее на руках есть какой-то козырь. По крайней мере вашей визиткой, Андрей Иванович, она так и не воспользовалась. – продолжила гнуть свою линию Ольга.

– М-да. Похоже, тут не просто козырь, а целый козырный валет. И, возможно, тот самый, к которому она побежала сразу после встречи с Маркеловым. Так, Ильдар?

– За валета я ничего не знаю. После явления соседа Элла никому не звонила. Но выскочила из дому как ошпаренная лань минут через десять после его ухода.

Мешечко обернулся к сидящей за компьютером Северовой:

– Наташ, у тебя есть что сказать по Виктору Галке?

– Восемьдесят четвертого года рождения. Приезжий, из Коми. Два года назад получил лицензию охранника, – коротко ответила та, продолжая сосредоточенно листать базы.

– Раз получил лицензию, значит, не судим, – заметил Шевченко.

– Логично. А где именно работает?

– Сейчас гляну… Так… Охранное предприятие «Северный полюс».

– Лично мне это название ничего не говорит. Виталь, а тебе?

– Мне тоже.

– Сейчас этих контор в городе расплодилось как грязи, – скривился Женя. – Три человека плюс одна резиновая палка – и вот уже готовое охранное предприятие… Слушай, Наташ, вот ты сказала, что он приезжий. А разве у нас дают лицензии охранникам без местной прописки?

– А у него есть прописка. Галка прописался как раз незадолго до получения лицензии… Мать моя женщина! Народ, а знаете где он прописан? В комнате Калугиных!

– Оп-па!!

– И что сие может значить? – вслух задумался Виталий.

– Всё что угодно. Например – любовь, – с ходу предложила Наташа.

– Как-то слишком общо. Любовь, она ведь разная бывает: неземная, по расчету, для секса…

– С расчетом на секс, – подхватил Тарас.

– Товарищи, ну что такое пятьдесят граммов два раза? – объявил Джамалов, заглядывая в пустой стаканчик. – Обсуждаем тут – всё одно разжевать не можем. Давайте я сбегаю, что ли?

Мешечко посмотрел на него взглядом строгого учителя.

– А ты сейчас и так побежишь. В свою новую комнату. Не зря же мы за нее платим такие деньжищи твоим землякам.

– А потому что торговаться не умеете! С такой убитой ванной и не работающей смывалкой в сортире это они еще должны мне приплачивать.

– Тебе? – усмехнулся Вучетич.

– Ну, нам. Какая разница?

– Разница есть. Ты, брат, не путай свою шерсть с государственной!

– А ну – ша! – Мешечко решительно прервал словесную пикировку коллег, хорошо зная, что она, только дай волю, может продолжаться бесконечно. – У нас не так много времени, поэтому давайте хотя бы сегодня обойдемся без этих ваших смехуечков. Виталя, ты выдал нашему рыночному торговцу витаминами брелок КТС?

– Так точно.

– Ильдар, очень тебя прошу! Завтра – никакой самодеятельности. Как только в комнате Калугиных начнется какая-то нездоровая движуха, сразу дави на кнопку. В одиночку на рожон не лезь.

– Ага, а пока вы доедете, он ее успеет придушить, откачать и обратно придушить. И так несколько раз.

– Всё, Ильдар! Не обсуждается. Теперь по дислокации: завтра, с пяти вечера во дворе будет организован пост наблюдения, он же летучий отряд экстренной помощи. Смены по часу. Первая пара – Вучетич и Крутов. Легенда… Ну, скажем, «встреча друзей и распитие пива на лавочке».

– Э-э… Андрей, помнишь я тебе говорил? – замялся Женя.

– Извини, совсем из головы вылетело. – Мешечко умолк, собираясь с мыслями. Скривился досадливо. – Блин, не вовремя это всё, конечно. Но раз уж обещал… Хорошо еще, что на ближайшую неделю мы лишились общества господина Гурцелая. Иначе завтра пасти его было бы просто некому. Разве что шефа с Натальей на передовую выставлять.

– А что стряслось с нашим рейдером из солнечной Грузии? Неужели откопали для него новую статью?

– Увы. Гурцелая всего лишь ложится в клинику. На плановую пластическую операцию.

– По увеличению члена? – предположил Тарас.

– Понятия не имею. Но в этой частной клинике имеется своя, очень серьезная охрана. Так что одним головняком временно меньше. Ладно, не будем отвлекаться. Итак: поскольку у Жеки завтра отгул, первая пара – Вучетич и Шевченко.

– Любо! Как же я люблю такую легенду!

– Сразу предупреждаю: пиво должно быть безалкогольным.

– Ну, елы-палы!

– Вторая смена – Мешечко и… Прилепина. Легенда… «Влюбленная парочка». – Северова недовольно фыркнула и еще сильнее застучала по клавиатуре. – И, наконец, если понадобится, третья смена – Лоскутков и Олег Семенович. Далее, в случае необходимости, пары будем тасовать на месте.

– А для молодого с замполичем какая легенда? – напомнил Вучетич.

– Влюбленная парочка гомосексуалистов, – с ходу предложил Шевченко.

Народ зашелся в припадке гомерического хохота. Разулыбалась даже Наташа, хотя внутри нее до сих пор клокотала обида – до появления в конторе Прилепиной легенду «влюбленная парочка» в паре с Мешком несколько раз работала она. И только Крутов единственный из всех остался серьезен.

– Андрей, мне кажется, третья пара получилась самая слабая. Причем, как ни странно, более слабое звено в ней именно Кульчицкий.

– Это из чего вдруг такие выводы?

– Достаточно вспомнить его лихое руководство на Фонтанке.

– А ведь Жека прав, – поддержал коллегу Вучетич. – Просто Олег Семенович не слишком фартовый человек во всем, что касается оперативной работы. А без фарту в нашем деле, сам понимаешь…

– Хорошо. Согласен. Тогда в этой смене вторым пойдет Сергеич. Нехай разомнет старые косточки.

В следующую секунду Шевченко снова сорвал аплодисменты и хохот зала, предложив рабочую легенду «Дедушка выгуливает внучка».

– И последнее! – отсмеявшись, сказал Мешок. – Завтра в обед я встречаюсь с Левшой.

– Это тот бывший сиделец, который привез Калугиным письмо от соседа?

– Он самый, – Андрей поднялся. – Исходя из этого не исключаю, что по результатам нашей с ним беседы в вечерний план могут быть внесены коррективы. Поэтому связь у всех участников завтрашнего банкета должна быть устойчивой, а не как всегда. А сейчас – всем спасибо, все свободны. Я к себе. Еще немного поработаю, раз уж все равно день испорчен. – Мешечко направился к двери, но, вспомнив, притормозил у порога. – Тарас, ты больше не говорил с Демидычем? Не знаешь, он принял какое-то решение?