Текст книги "Гоблины: Жребий брошен. Сизифов труд. Пиррова победа (сборник)"

Возможно, от этого и в самом деле не было бы никакого практического толка. Но кто сие может знать наверняка?

Тем паче что грядущий август не холодного, а напротив – очень жаркого лета 2009 года очень скоро принесёт «гоблинам» и новые смерти, и новое горе.

И Жизнь, и Слёзы проявят себя в полной мере.

Вот только Любовь, как водится, малость подкачает.

Конец первой книги

Сизифов труд

Глава первая
Крёстные отцы

Ленинградская обл.,

Приозерский район,

Суходольское озеро,

1 августа 2009 года,

суббота, 20:15 мск

Вековые сосны, словно бы на одном только честном слове державшиеся на голых камнях, отражались в мелкой ряби Суходольского озера. Возле основательно отстроенного причала плескался на волнах навороченный рыбацкий катер и глухо терся кранцами о бетонную стенку. На фоне окружающего природного великолепия и катер этот, и само бетонное тело причала смотрелись чужеродно. В отличие от спрятавшегося в соснах роскошного бунгало, почти незаметного с воды: в данный момент о его существовании свидетельствовал разве что растворяющийся в воздухе легкий кашеварный дымок, знаменуя собой достойное завершение удачной рыбалки.

Пока обслуга занималась приготовлением истинно мужской еды – ушицы по-царски, два городских ВИПа, ради которых все и суетились, спустились к берегу и направились к причалу: от чужих ушей подальше, а к воде и закату – поближе…

– …Влад! Мы с тобой знакомы бог знает сколько лет. Поэтому, когда ты в очередной раз пытаешься банально-вербально разводить, меня это, мягко говоря, удручает.

– Илья, вот честное слово и красная звезда! – волновался Суконцев. – Я тебя не развожу, а просто пытаюсь объяснить. Объяснить, что в данный момент обстоятельства таковы…

– Знаешь, когда в моем кабинете подчиненные начинают лепетать за «обстоятельства», я, как тот Геббельс, хватаюсь за табельное оружие, – раздраженно перебил собеседника Ипатов. – Ровно семь месяцев назад ты явился ко мне, возбу́жденный, как уголовное дело, и клятвенно заверил, что материал на Панова собран убийственный. Если помнишь, я еще переспросил тогда: «Влад, а ты уверен, что с твоими данными клиент будет упакован по полной?» На что ты, с жегловской интонацией, рубанув рукой воздух, заявил: «Будет сидеть, я сказал!» И вот теперь ты грызешь мне мозг сообщением о том, что опасаешься поддерживать обвинение в суде, поскольку дело попало к Зимину, на которого у тебя нет выходов и который принципиален настолько, что может назначить Панову условное. Невзирая на «убийственность» собранного тобой материала.

Лицо Суконцева приняло страдальческое, почти плаксивое выражение:

– Илья, ты как всегда прав. Но в тех условиях и с тем цейтнотом, который был заложен изначально, просчитать абсолютно всё было просто нереально. Согласись, мы все-таки проделали огромную работу? Но именно с этим судьей…

– Мы не должны находиться в зависимости от сумасбродства или самодурства одного человека! – ледяным тоном сказал Ипатов. – Бизнеса у Панова уже нет, понимаешь? Вернее так: для окончательной констатации этого факта требуется одна только формальность. А именно получение Пановым реальной… это ключевое слово!.. реальной, а не условной судимости. Человек, к которому переходит его бизнес, уже заплатил нам немаленький аванс. Это очень серьезный человек, и если мы с тобой его подведем, то он подведет нас. Подведет под такой монастырь!.. Короче, ты меня услышал?

– Я тебя услышал, – печально вздохнул Суконцев.

– Вот и отлично. – Ипатов положил руку ему на плечо, изобразив на суровом лице одобряющую улыбку: – Не бзди, Влад! В конце концов, любой судья может заболеть, поиметь, залететь, умереть. Все мето́ды хороши, выбирай на вкус.

– Мы уже работаем в этом направлении. Вот только Зимин теперь находится под программой государственной защиты. Что несколько осложняет дело. Особенно в части «умереть».

– Ну, не стоит воспринимать мои слова столь буквально, – усмехнулся Ипатов. – Хотя катастрофы, как тебе известно, они ведь разные бывают. Бывают стихийные, а бывают и хорошо организованные.

– Я тоже считаю, что с «умереть» – это явный перебор. Но вот напугать… Кстати, Илья, извини, что ставлю тебя в известность задним числом, но я подключил к этой теме твоего человека. Из нашего СКП.

– Ты имеешь в виду Тимати?

– Его. У парня богатый опыт в подобных делах.

– Что есть, то есть. Но ведь ты только что уверял, что Зимин не из пугливых?

– А мы намереваемся напугать скорее не его, а общественность.

– И?

– И тогда вполне закономерно будет поставить вопрос о переносе процесса, исключительно в целях безопасности его участников, в другой регион, – пояснил Суконцев. – Лично мне в этом смысле импонирует Первопрестольная. С ее басмачами.

– С кем?

– Работниками Басманного суда.

Ипатов расхохотался:

– Ну вот, дружище, совсем другое дело. Рад, что к тебе возвращается чувство юмора. Это означает, мы на верном пути… О! А вот и наш Пафнутий пожаловал!

Колченогий старик в вылинявшей тельняшке, прихрамывая, взобрался на причал и остановился на почтительном расстоянии от собеседников. К его запущенным, а некогда почти чапаевским усам прилипли рыбьи чешуйки, так что сейчас рыбак походил на потрёпанного, многое на своем веку повидавшего котяру.

– Ну, что там у вас, старина Пафнутий?

– Всё готово, Илья Семенович. Можно пробу снимать.

– Отлично. А то мы с Владиславом Дмитриевичем уже порядком проголодались. Да и водочки выпить не грех, похолодало что-то.

– Оно так, – подтвердил местный старожил. – Ночью дождь будет.

– Так вроде не обещали, дождя-то? – удивился Суконцев. – Я с утра нарочно в Интернет лазал, смотрел.

– В Интернете, может, и не будет, – пожал плечами Пафнутий. – А вот у нас – обязательно пойдет. Вон, вишь, какая вечерняя заря бледная? Опять же, эхо замерло. Верная примета.

– Ладно, опосля проверим: какой из тебя синоптик, – усмехнулся Ипатов. – Ну, пошли, мужики. Как там это у тебя, Влад? «Щось у горлi деренчiть, деренчить. Треба горло промочить, промочить». А дальше как?

– А у горлi тарарам, тарарам, – подхватил Суконцев, по-детски радуясь завершению столь непростого для него разговора. – Треба випить по сто грамм, по сто грамм…

Санкт-Петербург,

3 августа 2009 года,

понедельник, 16:20 мск

…В этот понедельник Иоланта Прилепина решила, что имеет полное моральное право уйти, наконец, с работы пораньше и устроить самой себе подарок в виде легкого (на тяжелый не было денег) шопинга. Все выходные «гоблины» пахали как проклятые, пытаясь решить обострившуюся донельзя «проблему судьи Зимина». Вот только ни аналитические раскопки, ни совместный многочасовой мозговой штурм к однозначному толковому решению так и не привели. В итоге пока ограничились плотной физической круглосуточной охраной судьи и его жилища. Благо его домочадцы в настоящее время проводили отпуск за границей. И ко дню «Х», которым неизвестные злоумышленники назначили день начала судебных слушаний по уголовному делу бизнесмена Панова, возвратиться не успевали. В непростом положении «гоблинов» – и то хлеб.

Иоланта, в миру – Ольга, шла по тихой улочке Рубинштейна, с некоторых пор превратившейся в одну из самых ресторанных улиц города. Лето стояло жаркое, а тут еще из Европ докатилась мода на летние кабацкие террасы – вот они и повысыпали тут и там, как грибы после дождя. Так что несчастному пешеходу только и оставалось, что, чертыхаясь, лавировать между громоздящимися на узеньких тротуарах сараеподобными сооружениями и припаркованными здесь же машинами. Сама Ольга никогда не понимала удовольствия от приема пищи на глазах у пялящейся на тебя прохожей публики. Да и вечно загазованный центр города – нелучшее место для посиделок на открытом воздухе…

…Обогнув очередную террассу, Прилепина продолжила путь в сторону Невского.

– Ио! Подожди!

Ольга вздрогнула от неожиданности и обернулась: с террасы итальянского ресторана «Сардина» призывно махал рукой экс-супруг Володя. Что-то сказав своим спутникам – забавному толстячку в летней панаме и миловидной девице в весьма откровенном платьице, – он торопливо поднялся и направился к ней.

– Привет!

– Привет! – Ольга подставила щеку дежурному приветственному поцелую, а сама ограничилась простым кивком головы. – Что за новая фишка? Звать меня как осла из мультика?

– Ослик Иа здесь ни при чем. Просто с некоторых пор для меня ты действительно Ио. Во-первых, Иоланта. Во-вторых – всего лишь исполняющая обязанности жены.

– Мне казалось, что как раз с этим у тебя проблем не будет. В смысле, найдется кому исполнить. Обязанности.

– Ты ошиблась, – очень серьезно сказал Володя.

Помолчали.

– На самом деле я безумно рад тебя видеть. С работы?

– Ага.

– Голодная? Может, подсядешь к нам?

– Нет, спасибо. Жарко, есть совсем не хочется.

– Как знаешь… Слушай, а ведь у нас с тобой ситуация из разряда «на ловца и зверь». Я как раз собирался тебе звонить.

– Неужели соскучился? – насмешливо поинтересовалась Ольга.

– И это тоже. Ты-то как, не нагулялась еще?

– Еще нет.

Володя нахмурился и закусил губу.

– Короче, мне нужна бумага на Дениса, что ты не возражаешь против его выезда. Ты ведь не возражаешь, если мы с ним на пару недель сгоняем за кордон?

– Главное, чтобы он не возражал.

– А мы с ним уже всё обговорили: Денисыч мечтает о китайском заповеднике, в котором живут панды.

– Даже так? – В голосе Прилепиной послышались нотки ревности. – И когда это вы успели?

– Я был у него вчера в лагере. Кстати, Денис очень расстроился: ты ему наобещала, но так и не приехала.

– Я знаю. Но в эти выходные у меня образовалась срочная работа.

– У меня каждый день срочная работа. Даже сейчас, – Володя скосил глаза в сторону наблюдающих за ними толстяка с девицей, – у меня идут очень важные переговоры. Но, тем не менее, я как-то умудряюсь держать в голове сына и выкраивать время для него. И если бы не твои капризы, мог выкраивать больше.

– Ну, о том, что я – плохая мать, а ты – заботливый отец, я давно в курсе. Можешь не повторяться. Или ты именно за этим меня и притормозил?

– Не заводись. Я просто хочу сказать, что парню перед школой нужно нормально, по-человечески отдохнуть. А не проводить две смены подряд в помещении камерного типа. Ты видела, чем их там кормят? Меня чуть не стошнило от одного только вида.

– А я тебе, Володенька, всегда говорила: если бы ты был столь же брезглив при выборе деловых партнеров, как при выборе пищи, место в рейтинге «Форбс» тебе было бы гарантировано.

Володя посмотрел на де-юре-супругу с укоризной:

– Знаешь, Ио, я до сих пор не устаю поражаться: откуда в тебе, априори интеллигентной и хрупкой на вид женщине, столько яда и желчи?

– Извини. За те деньги, которые мне платят, быть милой и интеллигентной чрезвычайно трудно.

– Не извиняю, – начал понемногу заводиться де-юре-супруг. – Ты сама категорически отказалась от финансовой помощи с моей стороны.

– У меня такое ощущение, что любое упоминание денег в любом контексте действует на тебя как красная тряпка на быка.

– Просто я всякий раз не понимаю, когда ты иронизируешь, а когда говоришь абсолютно серьезно. Эта твоя манера просто бесит.

– Успокойся, я и сама этого не всегда понимаю, – грустно улыбнулась Ольга. И осеклась, увидев как по противоположной стороне улицы, мирно беседуя, бредут Холин и незнакомый ей мужик. Одного беглого, но зато профессионального взгляда было достаточно, чтобы понять: мужик сиделый. И, похоже, не единожды.

«Однако странную для себя компанию выбрал Гришка в первый день своего отпуска», – подумала Прилепина. В следующий момент они с Холиным встретились глазами, и Ольга явственно прочитала в них: «Привет! Ты меня не знаешь, и я тебя не знаю».

«Странно. Очень странно», – задумалась было она, но Володя нетерпеливо напомнил:

– Короче, ты подпишешь бумагу?

– А куда я денусь, раз вы обо всем договорились?

– Тогда я на днях подгоню своего нотариуса.

– Наверное, это очень удобно иметь и подгонять собственного нотариуса? – прищурилась Ольга.

– Опять начинаешь?

– Молчу-молчу… Ладно, Володя, побегу я. Пока твоя работа окончательно тебя не приревновала.

– В каком смысле?

– В прямом. Посмотри, как сердито косится на нас твоя девушка.

– Это не моя девушка, а мой переводчик. А сердится она по делу: немцы – народ пунктуальный и не любят, когда запланированные мероприятия выбиваются из графика.

– Ай-ай-ай… Какие мы неженки! – зацокала языком Ольга и снова не удержалась от язвительного: – А разве подчиненные переводчики никогда не спят со своими руководителями?

– Нет. Такая практика, насколько мне известно, широко распространена в милицейских коллективах, – зло и недвусмысленно парировал Володя.

Теперь уже настал черед завестись и Ольге:

– Ты это на что намекаешь?

– Я? Ни на что, – сделал невинные глаза де-юре-супруг. – Всё, извини, мне действительно нужно возвращаться. Нотариус позвонит тебе завтра. Пока… И привет дяде Андрею. Кстати, передай ему, что ножик, который он презентовал Денису, – редкостное говно. Китайская подделка под швейцарский Wenger.

Ольга возмущенно засопела, намереваясь ответить и позлее, и позаковыристее, но Володя уже развернулся и торопливо зашагал к своим компаньонам.

От греха и от грешной супруги подальше…

* * *

…Гриша Холин и Буза – действительно неоднократно, как это минутами раньше срисовала Ольга, судимый – зарулили в заведение «Вуду-бар» и всмотрелись сквозь густую сигаретно-дымовую завесу. Народу внутри – сухофрукту негде упасть, ни единого свободного столика. Холин уже решил двинуть на выход и попытать счастья в другом месте, однако Буза потянул его за рукав в сторону двух сосущих пиво парней, лет по семнадцать-восемнадцать. Рядом с ними стояли два стула, на которые те сложили свои сумки.

– Добрый всем вечерочек! – вежливо козырнул Буза. – Парни, потеснимся, будь ласка.

– Занято, – коротко бросил парень № 1, не поворачивая головы.

Навроде много чести.

– Алё, перхоть! Я говорю: чумоданы убери! – приказал Буза, секундно изменившись в лице и в голосе.

– Мужики, отвалите, а? – досадливо попросил парень № 2.– Вам же русским языком сказали: занято. Если не понятно, могу по-английски: this seat is taken.

В отличие от Ольги, угрозы в этом невысоком коренастом мужике юные прожигатели жизни не разглядели. И напрасно.

– Слышь, ты, умник, – недобро прищурился Буза. – Я у тебя щас мозг выдавлю.

– А что, своего не хватает? – сострил парень № 1.

– Просто жопу помазать нечем, – объяснил Буза. После чего резким движением схватил за волосы парня № 2 и несильно ударил его лицом о стол.

Парень № 1 вскинулся, но под тяжелым, очень неуютным взглядом Бузы молча подхватил сумки и, бочком-бочком, ретировался к выходу. Следом за ним подорвался пришибленный номер второй. Буза брезгливо зыркнул на оставленные парнями бокалы, пепельницу, тарелку с гренками и повертел головой в поисках «человека».

– Нет, и что за молодежь нынче пошла, а, гражданин начальник? Я бы таким самолично головы поотрывал, да и дал бы в руки, поиграться. Но, увы! Сейчас не могу: ратифицировал персональный мораторий на смертную казнь.

– На какой срок? – уточнил Холин, продолжая с легкой укоризной наблюдать за своим знакомцем. По правде сказать, Гриша малость подотвык от подобных манэ́р. На дворе, слава богу, стояли далеко не девяностые.

– Там поглядим.

Робко подошла официантка и принялась суетливо убирать со стола. Инцидент с парнями ее явно напугал.

– Красавица! – обратился к ней Буза, вольготно усаживаясь. – Нам, пожалуйста, графинчик беленькой, два стакана помидорного сока и, персонально для гражданина начальника… Чем эти двое до нас тут хрустели?

– Гренки с чесноком.

– Отлично. И гренки с чесноком. Два раза.

– Всё?

– Почти.

– А что еще?

– И – быстро!

Последнюю фразу можно было и не произносить. Официантка и так сообразила, что с этими клиентами лучше всё делать быстро. Дабы они и убрались быстрее.

Так что через три минуты Холин и Буза уже откупоривали запотевший графинчик, а еще через двадцать заказали второй такой же. И лишь когда принесли добавку, ведущийся доселе треп «ни о чем» перешел в плоскость «дело в следующем»…

– …Не знаю как сейчас, гражданин начальник, но тогда, восемь лет назад, ты правильным ментом был, – издалека начал заходить Буза, затягиваясь «Примой». – И мужиком… В хорошем смысле этого слова, не в нашем, – настоящим мужиком. Я тебе сейчас одну историю поведаю. Ни одному менту не рассказал бы, даже под пытками… А единственное в чем твои коллеги действительно профессионалы, так это в пытках…

– Благодарю за доверие, – серьезно ответил Холин. Иронизировать, а тем более насмехаться над таким собутыльником могло выйти боком.

– На прошлой неделе, в рыбный день одни хорошие люди, зная, что я откинулся и что с лавэ у меня сейчас напряжно, свели с одним кентом. С заказчиком, если по-вашему.

– Что за люди?

– Я ж сказал – хорошие, проверенные. А как их звать, тебя не касается.

– Извини, погорячился.

– Извинения приняты. Так вот, заказчик предложил работу. Разовую.

– Здесь под словом «работа», я так понимаю, имеется в виду ликвидация?

Буза кивнул оперативнику в знак подтверждения и, немного помолчав, продолжил:

– Я отказался. Но не по идейным соображениям, а по вполне прозаическим: сумма меня не устроила.

– Слишком мало?

– Слишком много.

– Сколько, если не секрет?

– Двадцать штук – до, двадцать – после. Само собой, не в фантиках с медведём.

– Неплохо, – присвистнул Холин.

– Я тоже так считаю. Вот только с моей автобиографией это однозначно пожизненное. А еще жизнь учит, что в таких случаях от аванса до получки редко дотягивают. Чаще ноги протягивают… В общем, считай это просто информацией к размышлению. Похоже, в нашем городке собираются завалить кого-то серьезного. И очень скоро. Этот, который заказчик, сказал, что времени на подготовку – меньше недели. Мол, потому и сумма такая. Типа, надбавка за срочность.

– Ну спасибо тебе, дружище. Как говорила вдова Сусанина: «Да, умел Ваня завести!» Слушай, а заказчик не оставил контактов? На случай если вдруг передумаешь?

– В наших кругах это не принято. Это как в детском саду, помнишь? Первое слово дороже второго?

– А вот эти твои хорошие люди, они…

– Их просто попросили о консультации. Заказчика они не знают. Да если б и знали…

– А сам как мыслишь, есть сейчас в Питере люди, которые могли бы подрядиться?

– Не готов сказать. Молодежь я вообще не знаю, а из старой гвардии… Потап в завязке, ему сейчас не до того – рак у него нашли. Крепкому еще сидеть, и сидеть крепко. Дёмочка в бизнесмены подался… Кто там у нас остается?.. Зеча? Вот разве что Зеча. Он ведь под Литвой ходил, а теперь вроде как без работы остался. Когда того чуть ли не со всей братвой повязали. Ну да ты и сам наверняка в курсе.

– Как-как ты сейчас сказал? – обалдело уставился на Бузу Холин…

Парголово,

3 августа 2009 года,

понедельник, 19:50 мск

Отца Михаила – настоятеля небольшой, но очень уютной и тихой церквушки, стоящей в самом центре старого кладбища, в Парголово, любили и уважали все, включая местных ортодоксальных атеистов. Он ревностно служил и Богу, и людям, практически не оставляя времени на себя, а в наши дни такого рода подвижничество встретишь нечасто. Даже в среде священнослужителей. Потому как Рынок, он же Гидра Капитализма, что тот змей-искуситель – в знаках отличия не разбирается.

Пять лет минуло с тех пор, как отец Михаил был переведен сюда настоятелем, и некогда полуразрушенный храм восстановили, и теперь он смотрелся нарядно и даже празднично. А совсем скоро, когда реставрационные фасадные работы южной церковной стены завершатся и давно мозолящие глаза прихожанам леса будут разобраны, церквушка станет просто как с картинки…

…Вечерняя служба закончилась, но люди не спешили расходиться. Несмотря на позднее время среди них присутствовало довольно много детей. Худощавый седовласый отец Михаил, волосы которого были стянуты в хвост обычной резинкой, стоял в окружении плотного людского кольца, где каждый норовил обратиться к нему с каким-то вопросом. Те, кто пришел на исповедь, чинно выстраивались в очереди. Очевидно, среди исповедовавшихся имели место какие-то особые предпочтения, потому что к одним священникам очереди были длинные, а к другим – короткие. Если обратиться к земной жизни, аналогия с известным следственным действием напрашивалась сама собой: ведь на допросе подследственные также интуитивно выбирают для себя доброго, как им кажется, следователя.

Самая большая очередь выстроилась к диакону Алексию. Прежде чем подойти к столику, за которым стоял этот строгий человек в монашеском облачении, каждый оборачивался и кланялся ожидающим. Для одних исповедь кончалась быстро. Другие, напротив, шептались очень долго, прежде чем диакон накрывал их головы епитрахилью и, сотворив крестное знамение, произносил молитву.

Наконец, все страждущие были выслушаны и вознаграждены, и храм потихонечку опустел. Диакон Алексий, в обязанности которого, помимо прочего, входила ответственность за противопожарную безопасность, отправился совершить последний на сегодня обход, а отец Михаил устало поднялся в свою маленькую – шесть шагов в длину и четыре в ширину – комнатушку, дабы утолить жажду, переоблачиться в мирское и хоть немного отдохнуть.

Но не удалось. Побыть. Уже через несколько минут в дверь комнаты настойчиво постучали.

– Минуточку! – крикнул настоятель, ускоряясь и довершая перевоплощение в «штатского». – Алексей Андреевич, это вы? Входите, прошу вас! – В комнатушку вошел диакон Алексий с белым как мел лицом. – Присаживайтесь… Э-э, да на вас лица нет. Что-то случилось?

– Случилось, отец Михаил, – отчаянно пролепетал тот, покорно присаживаясь на краешек кресла. – Опять они!

– Кто они?

– Сатанисты, прости Господи! – Диакон мелко перекрестился и протянул «старшему по званию» какую-то бумажку. – Вот, обнаружили среди записок на молебен.

Отец Михаил надел очки, развернул бумажку и вполголоса зачитал:

«…Цитадели моей веры и любви к Дьяволу над людским морем владычиствуют. Скалы чести моей и гордости раздерают покровы небес. Природа моя живет, чтобы возвеличивать Сатану. Всегда и везде мои черные корни прорываются. Меж языков пламени я ветер Хаоса бессмертный, который веет».

– М-да, целых две орфографические ошибки в столь малом тексте. Многовато… А знаете, Алексей Андреевич, что за текст здесь процитирован?

– Не знаю. И знать не хочу! – страдальчески отмахнулся диакон.

– Авторство его принадлежит некоему Валентину Скавру. Из современных отечественных идеологов сатанизма он, пожалуй, самый популярный. Эдакий, знаете ли, инфернальный постмодернист. Примитивный, а посему весьма привлекательный для людей недалеких.

– Позвольте, я немедленно сожгу эту пакость!

– Не стоит. Прибережем это послание, вместе с другими прочими, для сотрудников милиции. Кстати сказать, судя по количеству ошибок, эти записки пишет один и тот же человек. Впрочем, слабая грамотность в наши дни, к сожалению, явление весьма распространенное.

Настоятель расстегнул молнию на боковом кармашке своей сумки и убрал послание двоечника-статаниста. Затем подошел к висящему в углу рукомойнику и стал тщательно мыть руки.

– Ой, да что эта милиция может?! – развил между тем правоохранительную тему диакон. – Вон, когда в прошлом месяце на кладбище животину несчастную убили да на могильном кресте распяли, вызывали мы их. И что? Приехали, пофотографировали и уехали. Даже протокола составлять не стали. С административными нарушениями, говорят, это к участковому обращайтесь.

– Так и сказали, «административное правонарушение»?

– Слово в слово. Дескать, налицо жестокое обращение с животным, повлекшее его гибель. А про осквернение могилы православной никто и не заикнулся… Зато журналистам раздолье – в Интернете больше десятка публикаций.

– Неужто больше десятка? – отчего-то заинтересовался отец Михаил. – Алексей Андреевич, будьте любезны, распечатайте мне, при случае. Хочу самолично ознакомиться.

– И нужда вам эдакие скверности читать? – вздохнул диакон. – О-хо-хо, и за что ж такие беды именно нашему храму? В других приходах давненько ничего подобного не наблюдалось. А у нас просто напасть какая-то. Истинно говорю вам: неспроста записки эти. И животное замученное неспроста. Сатанисты покусились на нашу обитель!

– Знаете, Алексей Андреевич, я бы все-таки пока не спешил с выводами. Среди людей, не относящихся к сатанистам, но порой путаемых с ними, встречаются откровенно страдающие психическими расстройствами несчастные. Либо попросту без глубокой причины совершающие противоправные действия заблудшие души. Все они к сатанизму как к мировоззрению отношения не имеют…

Последние слова настоятеля потонули в оглушительно-неприятном визге и грохоте – на лесах за стеной кто-то из рабочих снова запустил циркулярку.

– Отец Михаил, вы еще задержитесь, поработаете? – стараясь перекричать шум, поинтересовался диакон.

– Нет уж, увольте! У меня от этих звуков голова на части разрывается. Кстати, вы не в курсе, когда они все-таки планируют завершить работы? Если я не ошибаюсь, все сроки прошли.

– Обещали, что в конце месяца начнут разбирать леса.

– Ну, дай-то Бог!

– Отец Михаил, вы уж извините меня за такую назойливость, – замялся диакон. – Мне, право, неловко…

– Да бросьте вы, право, церемонии! Что такое?

– Вы меня до метро не подбросите?

– О чем разговор? Конечно. Спускайтесь вниз, к машине. Через пару минут поедем.

Диакон, благодарно кивнув, покинул комнату, а настоятель подошел к маленькому окошку-бойнице и задумчиво всмотрелся в заходящее солнце. Отчего-то как раз именно сегодня оно, словно бы по-сатанински, отливало ярко-красным.

Санкт-Петербург,

4 августа 2009 года,

вторник, 11:07 мск

…Временный постоялец «гоблинов», некогда завкафедрой геофизики, а ныне бомж с четырехлетним стажем Иван Демидович Филиппов, мыл длиннющий общий коридор конспиративной квартиры. Мыл классическим «матросским способом», путем разливания ведра воды и ее последующего собирания тряпкой. В новенькой тельняшке, в выцветших, пузырящихся на коленках тренировочных штанах и тапочках на босу ногу, в данный момент он и в самом деле отдаленно напоминал проштрафившегося моряка.

Щелкнув кодовыми замками, в контору ввалился основательно помятый после вчерашних возлияний с Бузой отпускник Холин и с удивлением уставился на ползающего по линолеуму Филиппова.

– Полундра! Свистать всех наверх! Демидыч, у нас что, канализацию прорвало?

– Да нет, просто пол мою.

– Тебя замполич, что ли, припахал? Или сам додумался?

– Сам. Надо же мне как-то отрабатывать ваше гостеприимство.

– Ну-ну. Ты только смотри, того… не переусердствуй. С твоей-то тахикардией. Опять валидолить будешь, как в прошлую субботу.

– Ничего, мне вчера Ольга Николаевна каких-то фирменных таблеток принесла. Так я после них чувствую себя… Словно заново родился.

Снова открылась входная дверь, и в помещение вошли Наталья с Вучетичем.

– Во, сразу узнаю старого моремана, – разулыбался Виталий. – Иван Демидыч, ты на каком флоте служил?

– Я срочную артиллеристом тянул. А это, – Филиппов указал на ведро, – меня моряки атомного ледокола «Арктика» научили.

– Ни фига себе! А на «Арктику» тебя каким ветром занесло? Ты ж у нас вроде как землетрясениями в своем институте занимался?

– Так вот мы как раз к подводному хребту «Альфа» на атомоходе и ходили. Сейсмический профиль изучать.

– А хребет «Альфа» – это где? – проявил интерес Холин.

– В Центральной Арктике, восточнее хребта Ломоносова.

– Понятно, примерно два моря Лаптевых по карте.

Сердитая, явно не одобрившая подобного способа ведения домашнего хозяйства Северова начала осторожно, по стеночке пробираться к оперской, брезгливо переставляя ноги.

– Здесь не полы мыть, тут впору комплексную санитарную обработку помещения заказывать. Устроили из конторы ночлежку. Дом, блин, страстотерпимости! – проворчала она, едва не поскользнувшись на мокром полу.

– Ф-фу, Наталья! В то время как в нашем городе проходит очередной месячник толерантности, ты позволяешь себе такие черносотенные высказывания. Окружающих надо любить и жалеть.

– Ага, щас! Меня бы здесь кто полюбил и пожалел!

Северова добралась до оперской и в сердцах громко хлопнула дверью.

– «Любовь ушла, но она еще об этом пожалеет», – проводил ее насмешливым взглядом Вучетич. – Кстати, я чего-то недопонял? Гришка, ты же у нас вроде как в отпуске? Дня не прошло, как уже потянуло к новым служебным свершениям? И это вместо того, чтобы под стук вагонных колес и визги сопливых детей выдвигаться к месту проведения незаслуженного, но отпуска?

– Поезд завтра. Просто до отъезда понадобилось одну темку с Мешком перетереть, – объяснил Холин. – Демидыч, он на месте?

– Кто? Андрей Иванович? Уже час как приехал. У себя.

– А Кульчицкий?

– Нет, Олег Семенович звонил дежурному и сказал, что задерживается, – проявил полнейшую осведомленность в текущих служебных делах Филиппов.

– Прекрасно. Благодарю за службу! – шутливо козырнул Григорий. – Ладно, Виталь, я к Мешку. Однако, надеюсь, еще повидаемся сегодня. И не просто повидаемся. Да, кстати, вы откуда такие красивые нарисовались?

– От судьи, – скривился Вучетич. – С полуночи и до десяти утра во дворе чалились. Мирный, бляха, сон охраняли.

– Что, уже и Натаху к наблюдению припахали?

– А куды деваться? Как народ ни тасуй, всё одно нашим куцым составом сутки через сутки не перекроешь. А Жмыху, вишь, взъелось: обеспечить Зимину круглосуточную охрану. В общем, недельку в таком режиме, может, и сдюжим, но вот дальше… Боюсь, начнутся акции гражданского неповиновения.

– Держитесь, други мои! Мысленно я с вами!

– Иди ты знаешь куда?!

– Знаю!

Григорий просочился в кабинет замов, а Вучетич сочувственно посмотрел на снова взявшегося за тряпку бомжа:

– Ну что, Демидыч, третирует тебя Натаха? Ну да ты на нее не обижайся. Северова, в принципе, баба неплохая. Малость вздорная, а так…

– Да я и не обижаюсь. В моем положении, сами понимаете, обижаться было бы верхом неприличия, – рассудил Филиппов. – Тем более что я и сам вижу – женщина она хорошая. А что вздорная, так это… Мужика ей надо. Надежного, настоящего. Такого… Да вон, хоть бы как наш Андрей Иванович. Вот только…

– Что «только»?

– Да так, ничего.

– Не-не, раз уж сказал «а», то говори и «бе».

– Думается мне, что он по Ольге Николаевне сохнет, – смущенно докончил Филиппов.

– Ну, Демидыч, ты даешь! Прям психолог, инженер человеческих душ!

– Был когда-то… инженер… да весь вышел, – вздохнул бомж и, опустившись на колени, принялся усиленно драить пол.

Давая тем самым понять, что разговор окончен…

…Вальяжно развалившись в кресле и закинув по-шерифски ноги на стол, Мешечко слушал эмоциональный рассказ Гриши Холина о встрече, случайно нарисовавшейся у того накануне. Воспользовавшись отсутствием замполича, Холин удобно разместился прямо на его рабочем столе и, покуривая, вещал с необычайным жаром: