Текст книги "Гоблины: Жребий брошен. Сизифов труд. Пиррова победа (сборник)"

Вчера, вернувшись из конторы после жутчайшего разноса, учиненного внезапно нагрянувшим генералитетом, Наташа как-то сразу и вдруг поняла, что смертельно устала за месяцы службы в «гоблинах». И сама эта служба ей опостылела, а один из ключевых в этой службе персонажей – так и вовсе осточертел! Самое ужасное, что осточертел, но вместе с тем одновременно оставался любим ею по-прежнему. «Нет, это просто невыносимо! Так не должно, так не может продолжаться! Почему я ежедневно должна прощать и сносить самое натуральное издевательство над собой? Почему позволяю унижать себя? Что и кто мне эти менты-„гоблины“? Сколько можно, как говорит тот же Холин, „мазать спинку повидлом“ и прикидываться доброй милицейской феей? Что, на одном только Мешке свет клином сошелся? Да я только мизинчиком поманю, как тут же целая очередь из самцов выстроится. Причем из красивых и богатых самцов».

Вот с таким черными мыслями Северова полночи прострадала да промучилась. А когда ближе к полудню проснулась в своей, не менее осточертевшей, чем служба, снимаемой клетушке на Ленинском, обнаружила, что мысли за ночь светлее не сделались. И, соответственно, мудренее ничуть не стало. Совершенно разбитая, на автопилоте Наташа приготовила себе немудреный завтрак, абсолютно без аппетита поела и, совершив над собой немалое усилие, засела за («Господи, да не прими труды праведные в отпуску выстраданном за извращение!»)… за работу.

«Всё! Хватит скулить и сопли на кулак наматывать! Теперь у меня хотя бы есть четкая и конкретная цель!»

Наташа загрузила компьютер, веером разложила по столу загодя притащенные из конторы листы распечаток, о существовании коих ее коллеги даже не догадывались, под своим служебным паролем вошла в информационную систему ГУВД, и – понеслось. С этого момента вопрос «Состоится ли по окончании отпуска ее возвращение в „гоблины“?» целиком и полностью зависел от того, каким в конечном итоге окажется результат поисков. И что с того, что даже по самым скромным прикидкам на эти поиски уйдет дней десять, не меньше? Зациклившись на стихийно принятом решении, Северова больше не могла думать ни о чем другом, а необходимость скрывать свои мысли от окружающих создавала в душе благодатную почву для сомнений. Инстинктивно Наташа чувствовала, что эта во многом авантюрная затея – лишь попытка откупиться от нависшего над ней зла, но всё равно с упорством фанатика продолжала цепляться за нее. Потому что так было и проще, и понятнее…

…Склонившись над клавиатурой и распрямляя спину только на выходы в кухню покурить, в общей сложности Северова провела за компом четыре с четвертью часа.

Могла и дольше, если бы не случился звонок в дверь.

– Хай, подруга! – На пороге, по-голливудски улыбаясь, стояла Ритка Илюшина – бывшая сменщица Северовой, с которой они когда-то делили кресло и зеркальный столик в салоне красоты на Чайковского.

– Привет, заходи, – обошлась без «голливуда» Наташа, потому как никаких гостей, даже более-менее близких подруг, душа сегодня не принимала в принципе.

– А чмоки-чмоки?

– Ты же знаешь – я не поклонница лесбийской любви.

– Ну и зря. В жизни надо всё попробовать! – беззаботно рассмеялась Ритка, скидывая туфли и проходя в комнату. – Ф-фу, как у тебя накурено! – Она по-свойски забралась с ногами на тахту.

– Кофе будешь?

– Если с ликером, буду.

Северова прошла на кухню и принялась возиться с кофемолкой.

– Натаха! А у тебя виза в Финку еще действующая?

– Кажется, да. Надо проверить.

– «Кажется»! Такие вещи надо знать. Проверь, и, если всё в порядке, завтра утром мы с Инкой за тобой заедем.

– Зачем?

– Втроем ломанемся в Иматру. На шопинг, – веселясь и предвкушая, Илюшина затянула на родной вологодский распев: – РОзвеять девичью тОску, нОставить рОжки мужАньку.

– Не, Ритка, на меня не рассчитывайте. Я не могу.

– Что значит не могу? Ты в отпуске или где?

– Во-первых, денег нет на шопинг.

– Вообще не вопрос. Мы с Инкой тебе одолжим.

– Спасибо, конечно, за заботу, но всё равно – не могу. Я… я халтуру на дом взяла, – выкрутилась Северова. – Видала, сколько у меня бумаг на столе? Теперь и сама не рада: зашиваюсь, а сроки поджимают.

– Ну ты, Натаха, ты у нас просто крейзи, в натуре! Отпуск, бабье лето, солнце! А она чахнет в своей конуре. Прям как Дюймовочка в норе у крота.

«Про „крота“, это ты сейчас в самую точку», – неприятно резануло – вспомнилось.

– За кротову нору соглашусь. А вот на Дюймовочку более никак не тяну: прикинь, за месяц поправилась сразу на два кило.

– Ужас! Слушай, а может, ты того, «тяжелая я»?

– Типун тебе на язык! – ругнулась Наташа, выходя из кухни с подносом в руках. – С такой жизнью затяжелеешь, как же! – не удержавшись, в сердцах добавила она, выгружая на журнальный столик необходимые составляющие кофейной церемонии.

– Так я о чем тебе и толкую! Забей ты на эту халтуру! Все равно всех денег не заработаешь. К тому же для зарабатывания существуют мужики. А наша, бабья, доля – эти денежки быстренько потратить. Отсюда вывод: надо начинать срочно искать спонсора. То бишь мужика с денежным мешком.

– Вот мне только нового Мешка не хватало! – на автопилоте вырвалось у Северовой. – Тут не знаешь, что бы такое со старым сотворить?

– Ты это о чем? – не поняла Ритка.

– Я говорю: где они, мужики-то?

– Северова, ты меня пугаешь! Да будь у меня такая внешность, я бы себе целую роту любовников завела! Прикинь, два десятка самцов, все как на подбор. Такие, знаешь, брутальные мачо…

– Шестьдесят.

– Что шестьдесят?

– Я говорю, что рота – это минимум шестьдесят человек.

– Н-да, мать, а мозги-то у тебя, похоже, окончательно «омилицеились», – неодобрительно покачав головой, поставила диагноз Илюшина. – Бросала бы уже свою ментуру и возвращалась обратно. У нас в салоне как раз две свободные вакансии намечаются – сразу две девки в декрет собрались. Вот! Опять же, заметь: в декрет!

– Хорошо, Ритка, я подумаю. – Голос Северовой прозвучал отрешенно и глухо. – Насчет бросить. Вот только, – она покосилась в сторону компьютера, – сначала одно важное дельце закончу. И сразу начну. Думать.

– И когда ты намереваешься кончить?

– Не знаю. Может быть, через пару недель.

– М-да, оргазм затягивается… Ладно, в конце концов, уже кое-что! Давай тогда, подруга, выпьем! – Илюшина с щедрой горочкой плеснула ликер в чашки. – За твое «подумать» и за возвращение блудной дочери Наталии! В чем лично я нисколько не сомневаюсь!

И подруги шутливо чокнулись чашками с кофе…

* * *

В начале десятого загрузившийся под ватерлинию Мешечко ввалился в конспиративную квартиру. Не обнаружив в оперской не только признаков личного состава, но даже и призрака ответственного дежурного Холина, он с грохотом протопал в «курилку» и рванул на себя дверь так, что оторвал державшуюся на одном шурупе ручку. Здесь перед его глазами открылась до тошноты знакомая, без единого намека на оригинальность картина: сидящие за столом друг напротив друга два друга – Холин и Вучетич. Между ними, выстроившись вдоль демаркационной линии, стояли початая бутылка водки, банка с солеными огурцами и дым коромыслом.

– …Вот я тогда Любке и говорю: такую мобилу перед серьезными людя́ми светить не стану, – с жаром вещал хмельной Григорий. – О! Андрюха! Ну наконец-то!

– НЕ ПОНЯЛ! Парни! Вы что, совсем оструели?!! Это че, типа розыгрыш такой?

– Ваш бродь, да ты чего? Как с цепи-то? – искренне удивился такому заходу Виталий.

– Нет, вы кого во мне увидали, а?!! Это что? Это оно, блядь, и есть?! Ваше не терпящее отлагательств срочное дело?!! Вам что, больше набухаться негде?!! Ведь только вчера на этом самом месте всех раком поставили, танцевать заставили! А сегодня по новой?!! Совсем страх потеряли?!! Разэтосамились?!!!

– Господин хороший! – взмолился Вучетич. – Андрюха! Не вели казнить – вели слово молвить!

Мешечко рывком подхватил стул, шарахнул им об пол и, тяжело опустившись, рявкнул:

– Слушаю!!!

– Переверни, будь ласка! – Виталий указал на два прямоугольника фотографий, лежащих на столешнице «мордой вниз» аккурат между двумя стаканами.

– А жопку тебе не потереть? Кухонным ершиком? – снова взорвался Андрей, поражаясь наглому интонационному спокойствию вконец отбившегося от рук подчиненного. – Ты с Трефиловым с утра встретился? Приметы курьера с него срисовал? Почему мне после не отзвонился? Или мои приказы для вас теперь что? Пустое место? Собака лает – ветер носит?

Вучетич посмотрел на беснующегося шефа с легким оттенком укоризны и картинно вздохнул:

– Отвечаю по пунктам, в порядке заданных вопросов. С Трефиловым встретился. Приметы курьера не срисовал и вообще – постарался разговоры с вышеупомянутым журналистом скоренько закруглить и удалиться. Отзвониться не мог по причине разрядившейся трубки. Ваши приказы, Андрей Иванович, для меня не пустое, а напротив, самое что ни на есть полное место. «Собака лает – ветер носит» – это устойчивое сочетание, именующееся также как «пословица»… И все-таки, Андрюх, фотки переверни, а? Сначала левую, а потом правую.

– В самом деле. Что тебе, трудно, что ли? – поддержал друга Холин.

Мешечко брезгливо перевернул фотографию.

– Ну? И что, по-вашему, я должен узреть в этих размазанных потерпевших харях?

– А ты всмотрись повнимательней. К слову, это увеличенный, а затем почищенный снимок двух зайчат из интернет-кафе «Матрица». Не узнаёшь того, который ближе?

– Твою мать!!! Это же Трефилов!

– Вот тебе и дополнительный ответ на вопросы № 1 и № 2,– наслаждаясь триумфом, нарочито небрежно бросил Виталий. Но потом, не удержавшись, подкинул подробностей: – Я сам, как только с редакционной вахты его заприметил, охренел люто. Смотрю, ползет на полусогнутых точная копия нашего агента Смита.

Хохотнув, Холин тут же затянул, довольный:

 
…Жаль, что не было там фотографа, –
Он хороший заснял бы портрет:
Дама в шляпочке и бюстгальтере,
А на ем и того даже нет!..
 

– А почему на полусогнутых? – поинтересовался Андрей.

– Я, конечно, при этой сцене лично не присутствовал. Обратно, я не фрейдист и не физиогномист, – опередив Вучетича, с важным видом взялся рассуждать Григорий. – Но думается мне, братцы, что этот ваш Трефилов в эту роковую минуту был малость обосрамшись.

– С чего вдруг?

– Для невтыковых поясняю: журналистишки – натуры творческие, а потому нервические и эмоциональные. Ему сказали, что из милиции пришли, вот он и того… Нафантазировал о наболевшем.

– Во-во. «Что это там за шаги на лестнице? А это нас арестовывать идут», – согласился Вучетич.

– Виталь, я надеюсь, ты ему ничего такого…

– Обижаешь, начальник.

– А как выкрутился?

– Я ж эту козью морду еще в прошлый визит мельком встречал, когда он в редакционную серверную заглядывал, жалом водил. Вот я Трефилову и наплел: дескать, во время прошлого визита где-то запонку с брюликом обронил. Теперь вот хожу по местам боевой славы – мало ли кто, часом, нашел-подобрал?

– Поверил?

– Вроде как. По крайней мере нечто похожее на вздох облегчения исторгнул. После чего одарил меня таким взглядом – я вас умоляю!

– Ясень пень! Коррумпированные менты сначала брюликами почем зря сорят, а потом по редакциям ходют, серьезных людей от работы отрывают, – заржал Холин. – Андрюх, пора правую фотку переворачивать.

– Если честно, я уже даже боюсь, – признался Мешок. – Если вы и второго хрюнделя умудрились сыскать…

На второй фотографии Андрей увидел изображение бесформенно-расплывшегося нечто, по поверхности которого были крупно растянуты цифры.

– А что сие значит?

– Это увеличенный фрагмент ствольной крышки автомата с выбитым на ней пятизначным серийным номером, – пояснил Вучетич. – Это тот, который на снимке держит чувак справа. Парни держат автоматы дулами друг к другу, поэтому на втором стволе номера не видно.

На физиономии Мешечко отразилось сильнейшее потрясение:

– Обалдеть! Виталя! Как тебе это удалось?

– А оно тебе надо? Ты же все равно не поймешь. Просто, вернувшись из редакции, я решил немного поразвлекаться с новой версией фотошопа. Для эксперимента взял файл, перекачанный от Цыганковой. Поколдовал с яркостью, с контрастностью, применил интерполяцию, и вот – «пожалуйте бриться».

– Ты даже не представляешь, дурачина, как это важно! – засуетился Андрей. – Надо срочно звонить и ехать… – он посмотрел на часы. – Ах ты, черт! Слишком поздно.

– Уже.

– Что «уже»?

– У Гришки есть знакомые в лицензионно-разрешительной системе. Он к ним обратился, и те скоренько прокинули номер по картотеке.

– Ствол, конечно же, «левый»?

Мешок затаил дыхание.

– Отнюдь. Самый что ни на есть правый, – буднично отозвался Холин.

– Ну!!!! Не томи!

– Я надеюсь, что отныне мы с Виталькой будем пожизненно реабилитированы в глазах руководства отдела?

– Безусловно!

– Виталя, ты свидетель!.. В общем, этот автомат стоит на балансе батальона ОВО при УВД Центрального района. Конкретно: закреплен за старшиной милиции Сергеем Канищевым.

– Блеск! Надо срочно звонить в Центральный ОВО!

– Уже. У Канищева сегодня отсыпной. Завтра утром он заступает на службу. Развод в батальоне начинается в 9:00.

– Отлично! – Мешечко азартно хлопнул себя по коленкам. – Гришка, тогда я завтра с утра за тобой заеду, и мы аккурат к девяти туда и подскочим. Виталя, тебя это тоже касается. Я, кстати, могу тебя прямо из дома забрать, мне всё одно по пути.

– Спасибо, конечно, но я сегодня снова здесь заночую. А то, боюсь, моя меня до смерти запилит. Четвертый день подряд киряю, – виновато признался Виталий и задумчиво потер лоб. – И что за полоса такая пошла?

– Полоса что надо! – не согласился Холин.

– А с вами к «овошникам» я обратно не могу. У меня завтра с утра… Короче, дельце одно намечается.

– Что за дельце?

– Да так. После расскажу, – ушел от ответа Вучетич и взялся за бутылку. – Андрюх, ты как, накатишь с нами? За творческие успехи?

– За успехи – обязательно!

– Вот это дело, голуба! – хлопнул в ладони Григорий. – А то ворвался, понимаешь, нахамил, обматерил! «Вам что, больше бухать негде?» Притом что сам заявился кривой как… передача Петросяна! Что, проводы генерал-майора Ширяева прошли успешно?

– Не то слово.

– Гришк, ты так и не дорассказал за телефон, – напомнил Вучетич, вылавливая из банки в панике разбегающиеся огурцы.

– Так а чего там еще рассказывать? Говорю Любке: забирай эту мобилу, к чертовой бабушке, пока я ее не расколотил, и неси назад в магазин. Менять.

– А чего за телефон-то? – не понял сути Мешечко.

– Да это Любка ему на день рождения новую трубку подарила, «Nokia 7280».

– И чего?

– Ну ты, Андрюха, блин, даешь! – возмутился Холин. – Элементарных вещей не знаешь! С такими трубками только педрилы конченые ходят!

– Почему?

– Да потому, дурья твоя башка, что сейчас на зонах и в изоляторах «Nokia 7280» – это хит сезона! Опять будешь спрашивать: почему?

– Буду.

– Потому что они дамские. И, соответственно, узкие и продолговатые. Проносить удобно. Сказать где, или сам догадаешься?

– Однако! – хмыкнул Мешок. – Это ж надо, до чего техника дошла!

Он взял протянутый Вучетичем стакан и, неожиданно вспомнив, вкрадчиво спросил о своем, о наболевшем:

– Виталя, а ты часом не знаешь, сколько примерно может стоить новенький телефон… Щас, погоди, у меня записано… Телефон «Sony Ericsson Aino»?

– Знаю. Двадцать пять тысяч.

– Да иди ты! Правда?

– Ну да. Это ведь совсем новая модель. Она у нас только-только в продажу поступила. Классная вещь! Там очень неплохая фотокамера на 8 миллионов пикселей. Да и вообще – достаточно навороченная игрушка. А чего?

– Да так, ничего, – помрачнел Мешок. – Ладно, давайте в самом деле выпьем, что ли?.. Кстати, Гриш, ты как ответственный дежурный не возражаешь, если я сегодня тоже. Здесь переночую?

– Да по мне хоть всю жизнь живи, коли хороший человек, – хохотнул Холин…

И они посидели. А потом посидели еще. А потом еще…

Санкт-Петербург,

3 сентября 2009 года,

четверг, 08:36 мск

Командир батальона ОВО Центрального района майор Кузоватов встретил незваных гостей достаточно радушно. Вплоть до того, что, уловив чуткими ноздрями перегарный выхлоп, понимающе-любезно предложил чаю с лимоном. «Гоблины» от чая отказались и, дабы не сдвигать годами устоявшееся время ежедневного развода овошных патрулей, сразу перешли к делу. По мере изложения Кузоватов всё больше чернел лицом, а былое его радушие постепенно сменялось вселенской тоской, явственно отразившейся в выразительных глазах командира. Эти глаза, обрамленные лучиками жестких светлых морщин, выдавали в нем служивого человека, многое на своем веку повидавшего. Однако с таким вот иррационально-бессмысленным случа́ем, за который сейчас в его кабинете держали речь «гоблины», за долгие годы службы комбат, похоже, столкнулся впервые.

Мешечко закончил свой краткий доклад, и Кузоватов, никак не комментируя услышанное, механически снял трубку и попросил дежурного срочно направить к нему в кабинет старшину Канищева. Всё то время, пока старшину разыскивали, в кабинете комбата висела напряженная звенящая тишина…

– …Разрешите?

В дверь просунулась гладковыбритая голова с шайбой в фас эдак «десять на десять», одного беглого взгляда на которую было вполне достаточно, чтобы понять: обладатель оной является человеком «амбалотлетического» телосложения.

– Заходи, – буркнул Кузоватов. Старшина просочился внутрь, и – предчувствия Мешка не обманули: Сергей Канищев оказался тем еще амбалом: «Об такой лоб поросят бить можно. А кулачищи-то, матерь божья!» – Дверь поплотнее за собой закрой. Сергей, ты помнишь серийный номер своего автомата?

– Конечно. 97-803. А что?

– Объясни нам, пожалуйста, каким образом твое служебное оружие попало на этот снимок? – Кузоватов протянул старшине фотографию.

Все трое сейчас напряженно следили за реакцией Канищева. И как только он всмотрелся в снимок, всем троим сделалось ясно – парень в теме.

Но и тот, к чести его, не сдержался. Не стал юлить и запираться:

– Твою мать! Я как чувствовал, что добром эта идиотская затея не кончится!

– Какая затея? – первым среагировал Мешок.

Канищев растерянно посмотрел на командира. Тот, досадливо скривившись, махнул рукой: дескать, валяй, рассказывай, коли попался.

– У меня брательник двоюродный в газете работает, – по-детски шмыгнув носом, стал колоться Канищев. – Вот он меня и того… Попросил…

– Что попросил?

– Да им там для газеты срочно нужно было постановочный снимок сделать, с автоматами. Вот он и попросил у меня два ствола, буквально на пять минут.

– И ты дал?

– Так я ж им пустые, без патронов! Тем более, под моим присмотром. Он попросил зафотать их в одном подъезде, на Садовой. Вот я и… того… Сфотал, короче…

– Господи, какой идиот! – страдальчески закатил глаза комбат и поворотился к «гоблинам»: – Братцы, примите мои глубочайшие извинения! Сами видите, с каким контингентом приходится работать!

Мешечко понимающе кивнул в ответ:

– Дружище, можешь ничего не объяснять. Думаешь, в моем партизанском отряде имени Фарабундо Марти лучше? Ни хрена подобного! – Андрей поднялся и подошел к старшине поближе. – Фамилия?

– Канищев, – понурив голову, угрюмо ответил тот.

– Да не твоя! Брательника, который журналист.

– Трефилов. Гена.

– А того, второго?

– Я его фамилию не знаю. Зовут Паша. Он в какой-то пиар-службе работает. Но не с Генкой. Брательник, так тот в газете…

– Мы знаем, в какой газете работает твой брательник, – перебил Андрей, и Канищев уставился на него с немалым удивлением. – А как ты хотел? Естественно, мы все это уже давно знали, – в целях профилактики взялся напустить пурги и жути Мешок. – Считай, что сейчас тебя просто прогнали через детектор лжи. По счастью, испытание ты выдержал. Так что, думаю, товарищ майор не станет наказывать тебя батогами, а на первый раз применит более щадящие средства. – Мешечко обернулся к комбату. – Мы за эту историю пока молчать будем. Единственная просьба: проследить, чтобы до конца дня старшина Канищев не имел доступа к средствам мобильной, а также проводной связи.

– Братцы, да я его собственноручно в обезьяннике закрою! Хоть на пятнадцать суток, – вскинулся Кузоватов, втайне ликуя, что в этой паскудной истории, возможно, обойдется малой кровью.

– Ваше право, – пожал плечами Мешок. – Не смею вмешиваться в чужой воспитательный процесс…

…«Гоблины» покинули здание ОВО и вышли на просыпающийся Старо-Невский. Все пазлы сложились в единое целое, и теперь оставалось лишь закрепить картинку. А далее по обстоятельствам: либо вешать ее на стену, либо, предварительно разрушив, отправить в мусорное ведро.

– Ну что, вроде как «дело сделано, Билли»? – на удивление задумчиво констатировал Холин. Тут же сыскалась и причина такой задумчивости. – Единственное, чего я во всей этой истории пока не понимаю, так это мотива. По-моему, для заурядного внутрикорпоративного розыгрыша слишком много нахлобучек. Хотя… Может, им там, в редакции, просто заняться нечем? Вот и бесятся с жиру да со скуки.

– Касательно мотива есть у меня одна рабочая версия, – сказал ему на это Мешок. – И, знаешь, если она подтвердится, боюсь, после мне тоже станет очень скуШно. Читать прессу.

Он достал телефон и ткнулся в номер репортерши Тани Ивановой:

– Таня? Доброе утро, это Андрей Иванович. Из милиции, помните?.. Я вас не разбудил? Чудесно. Скажите, Таня, в каких отношениях вы с журналистом Трефиловым?.. Да-да, с Геннадием Антоновичем… Плохо, надо срочно наладить. Скажите, когда у вас в редакции наступает время обеда? Бизнес-ланч и всё такое… По-разному?.. Танечка, у меня к вам огромная просьба, она же – задание. Вы должны пригласить Геннадия Антоновича на обед… Честно говоря, не знаю. Очаруйте, соблазните. С вашими данными это ведь совсем не трудно… Ну что вы, Танечка! Это совсем не лесть, а чистая правда… Да… Куда? Да вот хотя бы на круглую площадь по соседству с вами… Да-да, ресторан «Фиолет». Скажем, часикам к двум. Сумеете?.. Нисколько не сомневаюсь… Таня – вы чудо!.. Нет, Цыганкову мы разыщем сами, так что ничего ей пока не говорите… К чему такая таинственность? А вот в два часа мы с вами встретимся и всё объясним. Уверяю, рассказ сей вас, как профессионалов пера, заинтересует обязательно… Прошу прощения! У меня звонок по другой линии. Всё, Танюша, жду от вас вестей…

Мешечко посмотрел на высветившийся номер: столь настойчиво пробивающимся входящим оказался абонент «Прилепина».

– Привет! Слушаю тебя внимательно.

– Андрей, похоже, что вся эта затея с посылкой, а затем с письмом – всего лишь глупый розыгрыш! – возбужденно заговорила Ольга.

– С чего вдруг такие выводы?

– Понимаешь, у меня всё никак из головы тот рисунок не выходил. Который был сделан под основным текстом. Помнишь?

– Крест, череп и свеча?

– Они самые, – подтвердила Ольга. – Так вот: этой ночью мне не спалось, настроение отвратительное и вообще. Словом, решила его чутка поднять, полистав «Золотого теленка». И совершенно случайно наткнулась. Вот, слушай, слова Остапа: «…учитесь властвовать собой. Мелкая уголовная сошка, вроде Паниковского, написала бы Корейке письмо: „Положите во дворе под мусорный ящик 600 рублей. Иначе будет плохо“. И внизу пририсовала бы крест, череп и свечу…» Андрей, теперь ты понимаешь? И как нам это сразу в голову не пришло? Мы ведь тогда с тобой как раз «Двенадцать стульев» вспоминали?

– Умница. Ты зашла совершенно с противоположного боку, но пришла к тому же результату, что и мы. Олька, тебе интересен финал этой истории?

– Он еще спрашивает! Конечно, интересен.

– Тогда подъезжай к двум часам в заведение «Фиолет». Это на площади Ломоносова.

– И что там?

– А там мы познакомим тебя с еще одним ценителем творчества Ильфа и Петрова…

* * *

Стопудовый информационный повод и репортерша Иванова разминулись во времени на каких-то пять минут. До крайности заинтригованная предложением Мешка, Татьяна задействовала всё свое как профессиональное, так и сугубо женское мастерство в деле обольщения «старика и зануды» Трефилова. Оттого ли, что действовала она на кураже, или по причине именно что профессионализма, но желаемого результата Иванова достигла всего за полторы сигареты, тет-а-тет выкуренных с Геннадием Антоновичем. Так что в 13:52 они вышли из редакции и по улице Зодчего Росси выдвинулись в заведение «Фиолет». А в 13:57 на этой самой улице зачалился узкоглазый микроавтобус «Тойота» с наглухо тонированными стеклами.

В 13:59 из-под арки, ведущей во внутренние, включая редакционный, дворики, вынырнул ничем не примечательный человечек и, стараясь не привлекать к себе внимания, шустро заскочил в салон «Тойоты». Внутри которой обнаружилось шестеро экипированных под «маски-шоу» товарищей и одна белая ворона в штатском. Роль последней исполнял никто иной как Вучетич.

– Ну, что там? Есть движуха? – спросил у вновь прибывшего предводитель ряженых.

– Да. Сорок минут назад подъехали двое, спустились в подвал. До сих пор там. Ящики на месте.

– Отлично. Парни, работаем предельно внимательно: если там действительно такое количество боеприпасов, не исключено, что и оружия может оказаться немерено.

«Парни» молча и синхронно совершили телодвижение по аналогии со спортивным низким стартом. Нечто подобное, запоздав, попытался изобразить и Виталий, однако старший бесцеремонным жестом вернул его в исходное положение:

– Стоять, Зорька! А ты куда?

– Что значит куда? Я с вами.

– А то мы без тебя не справимся! – неуставно подал голос один из участников маскарада.

– Ни фига не знаю! – запротестовал Вучетич. – Это моя персональная разработка, и я должен присутствовать!

– Хотя бы броник нацепи, понтярщик, – усмехнулся старший.

– Фигня. И так сойдет, – беспечно отмахнулся «гоблин».

– Я сказал: быстро надел бронежилет! И каску. Иначе останешься здесь. – Вучетич вздохнул и покорно принял протянутые одним из бойцов вышеозвученные предметы защиты. – Напялишь всё это и будешь ждать здесь. Вплоть до особой команды.

– Но!

– Никаких но! Твой номер – шестнадцатый. Всё, парни, двинули!

Предводимый старшим народ высыпался из микроавтобуса за каких-то пару секунд. Хлопнула дверь, и Виталий остался в машине один: «наружный» сотрудник и ууровский водила, оба одинаково хмурые и неразговорчивые, – не в счет…

* * *

…По причине пафосности и дороговизны заведения даже в сей священный час бизнес-ланча публики в ресторане «Фиолет» было совсем немного. В последние годы не слишком избалованный женским вниманием Геннадий Антонович вручил Татьяне меню, благосклонно дозволив сделать заказ на ее вкус, а сам занялся созерцанием интерьеров.

Однако недолго ему довелось. Созерцать.

Ровно в 14:00 в полупустыню ресторанного зала вошли сразу две пары, завидев которые Трефилов резко поскучнел лицом. Так как первую представляли собой Маша с неизвестным кавалером, а вторую – давеча приходивший в редакцию мент с какой-то бабой под ручку. Баба была не столь юна, как Цыганкова, но не менее очаровательна. К слову, как раз в его, в трефиловском вкусе.

«Вот ведь принесла нелегкая! – раздраженно подумал Геннадий Антонович. – В кои-то веки выбрался спокойно пообедать в приличное заведение, так и здесь от своих и от ментов проходу нет!»

Раздражение усилилось, когда журналист сообразил, что вся эта четверка направляется не абы куда, а именно в их с Татьяной сторону.

«Что за хрень?!»

– Ба, какая встреча! Добрый всем денечек, – приветливо улыбнулся Мешок. – Позволите присоседиться?

– Вокруг полно свободных мест, – буркнул Трефилов, запоздало начиная догадываться, что эта «случайность», может так статься, и не случайность вовсе.

– Конечно-конечно, присаживайтесь, – засуетилась репортерша Иванова.

Вновь прибывшие с шуточками и прибауточками принялись тесниться-рассаживаться. Да так, что Трефилов и сам того не заметил, как в какой-то момент оказался зажатым на диванчике между двумя мужиками. А все барышни расположились строго напротив.

– Вы уже заказали? – поинтересовался у Геннадия Антоновича незнакомый мужик, усевшийся по правую руку. Тот, что заявился с Цыганковой.

– Нет.

– В таком случае смиренно предоставим право выбора нашим дамам. А сами пока пыхнем, с позволения. – Мужик достал из кармана пачку сигарет и любезно протянул Трефилову.

– Спасибо, я не курю, – замотав головой, зачем-то соврал тот.

– Бери-бери, – слева улыбнулся мент. – «Сам-то я не курю, но в камере – пригодится».

– В какой камере? – насторожился Геннадий Антонович.

– В тюремной. Гриша, не припомнишь, какая ответственность у нас предусмотрена по 119-й статье?

Журналистки, до сих пор пребывающие в полном неведении относительно цели экстренного сбора, потрясенно уставились на Андрея.

– Это которая «угроза убийством или причинением тяжкого вреда здоровью»? – ковыряя деревянной палочкой в зубах, лениво уточнил меж тем Холин.

– Она самая.

– До двух лет.

– Маловато. Я бы давал больше.

Трефилов побледнел. Пытаясь изобразить гневливое негодование, он набрал побольше воздуху в легкие и… И всего лишь «пустил петуха»:

– Послу-У-уй-шайте!

– Да-да, Геннадий Антонович, мы вас очень внимательно слушаем, – с насмешливым участием отозвался мент. – Внимательно и с тем же неподдельным интересом, с коим нынешним утром внимали рассказу вашего двоюродного брата, господина Канищева…

После этой невинной фразы Трефилов сдулся как подстреленный воздушный шарик.

«Вот и всё! Пипец! Доигрались!» – обреченно подумал он, в следующую секунду инстинктивно вздрогнув от торжественно зазвучавшего: «Говорит Москва! Граждане и гражданки Советского Союза…» Это у Мешка некстати подал голос мобильный.

Впрочем, с ходу опознав номер звонившего, Андрей сделался не столь категоричен в оценке нарушителя спокойствия:

– Мешечко у аппарата!.. Как же, как же! Конечно узнал, Станислав Петрович. Есть какие-то новости?.. Отлично. Станислав Петрович, будьте любезны, повисите секундочку, я только перейду в другой кабинет…

Андрей прикрыл трубку ладошкой и торопливо поднялся:

– Господа, прошу прощения! Не терпящий отлагательств звонок! Кстати, Геннадий Антонович, хотите узнать, кто сейчас висит у меня на проводе?

– Мне абсолютно по фигу, кто там у вас висит.

Трефилов попытался натянуть на лицо маску равнодушного циника, однако получалось это у него плохо и неубедительно.

– Неправильный подход к снаряду. Человек вашей профессии должен быть пытлив и любознателен… А звонит мне начальник службы безопасности интернет-кафе «Матрица», что на Невском проспекте. Не доводилось бывать?

– Я не хожу по таким заведениям. У меня, знаете ли, нет проблем с интернетом: ни на работе, ни дома.

– То есть это место вам не знакомо?

– Нет, – слишком поспешно и неубедительно ответил Трефилов.

– Странно. А разве это не вы вот здесь, на снимке? – Мешечко достал из заднего кармана джинсов сложенную фотографию и нарочито-небрежно бросил ее в центр стола так, чтобы при желании ее могли рассмотреть все остальные. После чего удалился в сторону туалетов, чтобы докончить по всем признакам важный телефонный разговор без свидетелей…