Текст книги "Гоблины: Жребий брошен. Сизифов труд. Пиррова победа (сборник)"

Глава пятая
Проверка на дорогах. Разборки в кабинетах

Санкт-Петербург,

11 сентября 2009 года,

пятница, 13:40 мск

– …Виталя, ты – молодчина!

– Андрей, ты меня пугаешь! У нас что-то случилось?

– Я говорю, что все бумаги, тобой подготовленные, кем надо подписаны и где надо завизированы.

– Хочешь сказать, что добро на самовывоз Анзори получено?

– Именно так. Поэтому срочно до него дозванивайтесь – пусть пакует чумоданы. Выезд сегодня, ориентировочно в пять вечера.

– А транспорт? Сергеича дернуть?

– Хренушки! Транспорт – его. Тем более что наш «пепелац» туда просто не доедет. Сразу предупреди, что любовницу взять не сможем, некуда. Если хочет – пусть своим ходом добирается.

– А кто поедет?

– В команде сопровождения я, Холин и Тарас. Лучше бы, конечно, было тебя взять вместо поэта-песенника, ну да ты у нас нынче тяжело отравленный. Всё понятно?

– Так точно. Слушай, Андрюха, тут ребята для полноты ощущений и создания атмосферы серьезной делюги предложили нагнать дополнительной жути.

– Это как?

– Чтоб сопровождение выдвинулось по полной оснастке: в брониках, с автоматом. Короче – все дела.

– Это кто там у нас такой креативщик? Неужто поэт?

– Он самый. А как ты догадался?

– «Узнаю брата Колю». Ладно, я не возражаю. Нехай будет серьезная делюга.

– Ты сам скоро в конторе будешь?

– Примерно через час. А что?

– Анька должна подъехать, крестника продемонстрировать. Типа, первый выезд в большой свет.

– Скажи ей, пусть обязательно меня дождется. И смотрите там, дитё не затискайте…

* * *

Накануне случившийся долгожданный ночной дождь спасительной свежести не принес, и с утра погода вернулась на круги своя. Парило нещадно: город плавился, а его измученные горожане плавно стекали на асфальт. Словом, бабье лето в этому году обладало всеми замашками беспощадной стервы, которой нужно все, сразу и по максимуму.

«Ненавижу жару! Ненавижу глобальное потопление! Ненавижу питерскую влажность! Хочу серое небо и желтые деревья!» – Внутри у Прилепиной буквально все клокотало. После встречи с Геной Певзнером она возвращалась в контору мокрая как мышь, периодически принюхиваясь сама к себе: неприятного запаха вроде как не ощущалось – хвала создателям дезодорантов-антиперспирантов! Помимо них, вся надежда теперь оставалась на эмчеэсников, накануне разместивших на сайтах штормовое предупреждение на вторую половину дня.

«Ох, дожить бы!»

Ольга привычно свернула с набережной под арку, вошла во двор конспиративной квартиры и, к удивлению своему, увидела отпускницу Северову. Наташа стояла к ней спиной, раздраженно тыкалась в кнопки кодового замка и безуспешно пыталась открыть входную дверь.

Прилепина тихонечко поднялась на крыльцо.

– У нас с понедельника код поменяли.

– Ф-фу, как ты меня напугала! – испуганно обернулась Наташа.

– А мне сказали, что ты в Крыму отдыхаешь.

– А я, как видишь, уже вернулась. Из Крыма.

Коллеги и невольные соперницы молча сверлили друг друга глазами. Во взглядах обеих отчетливо угадывалось полнейшее отсутствие взаимной симпатии.

– Ты, наверное, к Андрею Ивановичу?

– А что, ты теперь исполняешь обязанности его личного секретаря?

– Нет. Просто я срочно должна подписать у него документы, поэтому тебе придется немного подождать, – соврала Ольга.

– Ничего-ничего, я подожду, – успокоила Северова и добавила язвительно: – Подожду, пока ты подмахнешь.

– Что ты сейчас сказала?

– А что такое? Я имела в виду подпишешь. Свои бумаги.

Снова молчаливое сканирование друг дружки.

– Ты не будешь столь любезна открыть дверь?

– Конечно-конечно, – Ольга подошла к двери и намеренно набрала новый код, прикрыв нажимаемые кнопки ладошкой. – Прошу!

– Благодарю!

Снедаемые гневом и ненавистью барышни поднялись в контору. Здесь их пути разминулись: Ольга направилась прямиком в кабинет замов, а Северова свернула в оперскую. Где как раз происходила шумная презентация Анечкиного наследника…

…Мешечко в кабинете был один, и это радовало. В части рабочих отношений с замполичем Ольга не являлась исключением и, как все «гоблины», органически не переваривала этого напыщенного и самодовольного павлина.

– Андрей, говорят, ты меня разыскивал?

– Ага. Заходи. И дверку поплотнее прикрой. Чай, кофе?

– Издеваешься? И так хожу кипящая-вареная, ни хрена не соображаю.

– Терпи, мать. К вечеру вроде как бурю обещали.

– Обещать еще не означает получить.

– Тоже верно. Ладно, времени у нас совсем мало, потому давай ближе к делу. Собственно, у меня к тебе один вопрос: есть ли какие подвижки по телефонным распечаткам?

– Конкретного результата пока нет. Но подвижки имеются.

– Доклада́й.

– Может, ты все-таки предложишь даме сесть?

– Извини, я чего-то сегодня совсем туплю. Вон, можешь в кресло Семеныча рухнуть.

– Мерси! – Прилепина прошла к столу замполича и уселась в кожаное начальственное кресло, грациозно закинув ножку на ножку. – В принципе, всё оказалось не так страшно, как казалось. За последние два месяца через наш служебный телефон прошло около трех тысяч соединений. Если говорить точно, – Ольга достала из сумочки листок и сверилась с распечаткой, – 2874.

– В самом деле – какая ерунда!

– Из них на подразделения и службы Главка, прокуратуры, смежников, заказчиков и прочая – пришлось 2112 соединений. Плюсуем сюда же 165 исходящих/входящих по линии работы с клиентами и получаем общую цифру 2277. Это 79 % от общего количества соединений.

– Ты хочешь сказать, что оставшиеся 21 % пришлись на внеслужебную трепотню?

– Именно так.

– Однако!

– Идем далее: из этих 21 % – 8 % это так называемые родственные соединения: звонки на домашние телефоны сотрудников либо звонки из дома. Таким образом, предметом для анализа теоретически могут служить всего 367 телефонных соединений.

– Логика мне понятна, – оживился Мешок. – Другое дело, что цифра обратно немаленькая.

– Согласна. Но, как ты и предлагал, в первую очередь я решила проверить звонки, которые имели место накануне и непосредственно в интересующие нас дни. Остальные тоже ждут своего часа, но эти я посмотрела в первую очередь.

– И что же?

– Самый интересный, на мой взгляд, звонок имел место в день гибели Ивана Демидовича. Если ты помнишь, в тот день дежурила Северова. Более того: мы как раз готовили операцию по захвату мстителя Маркелова, поэтому практически весь народ чалился в полях и в конторе не появлялся.

– Было дело.

– Звонок с нашего служебного телефона был сделан на трубку с прямым номером… Вот с этим… – Ольга протянула Андрею листок. – Ни до, ни после на эту трубку из нашей конторы не звонили. Логично предположить, что это некий неизвестный нам контакт Северовой. И самое главное – звонок был сделан в 16:54, то есть уже после того, как Иван Демидович был передан «транспортным операм».

Мешок, явно заинтересованный, подался вперед:

– Очень интересно. Надо срочно обращаться к Певзнеру!

– Я только что от него. К сожалению, сегодня в УОТМ ведутся плановые работы по профилактике серверов, поэтому Гена сможет пробить телефон только завтра. Но я попросила его по результатам сразу отзвониться тебе или мне.

– Олька! – расцвел Андрей. – Ты – не человек!

– А кто же?

– Ты – четыре пуда чистого золота!

– Мешечко! Ты что, издеваешься? – возмущенно вспыхнула Прилепина. – К твоему сведению, я вешу всего пятьдесят четыре килограмма!..

…Пока в кабинете замов плелись нити заговора, в оперской народ хлопотал и сюсюкал над крестником и сыном полка.

– …Не понял? А зубы где? – отчего-то разочарованно протянул Лоскутков.

– Николай, да ты что?! Какие зубы, нам только четвертый месяц пошел!

– А может, он у вас того – акселерат.

– Не слушай глупости, Санечка, маленький, – залопотала над младенцем Северова. – Дядя Коля у нас немножечко того, дегенерат.

– Да ладно вам, – обиделся молодой. – Подумаешь, и спросить нельзя!

Дверь распахнулась, и в оперскую с шумом ввалились два рейнджера: Холин и Шевченко. Первый тащил автомат и каски, второй – охапку бронежилетов. Стажер тут же охладел к пускающему пузыри детенышу и уставился на внесенное великолепие с нескрываемым восторгом.

– Ой, ребята! А вы это куда собрались при полной амуниции?

– Лучше не спрашивай, Анюта. Задание сверхответственное и сверхсекретное.

– Может быть, нас даже наградят, – серьезно поддержал приятеля Холин. – Посмертно.

– Вы это что, взаправду? – испугалась доверчивая Анечка.

– Ой, да слушай ты их больше, пустозвонов!

– Натали! Я попросил бы понапрасну не наклеивать ярлыков. Давай лучше обнимемся на всякий случай. А ну как не судьба более свидеться?

– Тьфу на тебя! – отмахнулась Северова, продолжая щебетать и носиться с крестником.

– Вот так: стоит женщине на пару недель уйти в отпуск, как она тут же забывает об основном своем предназначении.

– Это о каком же?

– Мужчина должен воспитываться для войны, а женщина – для отдохновения воина. Всё остальное есть глупость. Кто сказал – не помню.

– Это Заратустра, – подсказал Крутов. – Вернее, Ницше в своем философском трактате «Так говорил Заратустра». Гришка, никак получили добро на вывоз Гурцелая?

– Ага. Сейчас Мешок появится – и стартуем.

– Мешок появился! – раздалось за спиной у Холина. – Вот только его старт, к глубокому сожалению, откладывается.

– О, Андрюха, ты уже здесь? А почему откладывается?

– Мне только что звонили из гестапо: велено явиться к 18:00.

– На предмет?

– Кабы я знал, – пожал плечами Мешечко.

– Знаешь, чегой-то мне это «жу-жу-жу» шибко не нравится.

– А что такое гестапо?

– А это, Анюта, управление собственной безопасности, – нехотя пояснил Мешечко. – Там работают люди, которые защищают себя от нас.

– Ага, а еще нас самих от самих себя, – фыркнула Северова, в свое время имевшая сомнительное удовольствие плотно общаться с представителями этой конторы, когда те работали по делу полковника Турвиненко.

– Кстати, Наталья, а ты что здесь делаешь?

– Да вот на Санечку нашего пришла посмотреть. Нельзя? – с вызовом зыркнула та на Мешка.

– Да смотри, ради бога. Просто я слышал, ты вроде как на юга укатила.

– Блин! Вот дались вам всем мои юга! Вернулась я уже, вернулась!

– Вернулась и вернулась. Чего так орать-то?.. Так, Гриша, Виталя, барахло пока здесь оставьте и пошли ко мне, на инструктаж.

– Андрей Иванович!

– Чего тебе, Коля? Только быстро!

– Разрешите, я с ними прокачусь, а? Одно место-то в джипе получается свободное! – попросил Лоскутков, но в следующую секунду, устыдившись своего жалобно-дрожащего голоса, он докончил уже вполне решительно и твердо: – Четвертый месяц сижу – бумажки перекладываю! Сколько можно?!!

– Вот она, моя бумажная могила! – хохотнул Григорий. – Загубили бойца Красной армии!

Проявляя доселе неслыханную заботу о молодом поколении, Женя вдруг принялся отговаривать Лоскуткова:

– Колька, ты бы подумал хорошенько, прежде чем шлепнуть! Оно тебе надо? Вон, сегодня весь день парит, так что к вечеру – ливанет, стопудово. Тем более, шторм обещали. Промокнете там как цуцики.

– Ну и пусть! Уж лучше промокнуть, чем в этой конуре дохнуть. Сил моих больше нет!

В ответ Мешечко расхохотался в голос так, что маленький Санечка испуганно заплакал. Не понимающий, что послужило поводом к столь буйному веселью, народ уставился на начальника с легким недоумением.

– Колька, тебе Олег Семенович, часом, книжку почитать не давал? Нет? – утирая слезы, между тем выдавливал из себя фразы Андрей. – Ладно. Дабы не доводить до суицида, пошли и ты, до кучи… Раз уж «это выше твоих сил»…

Сияющий от радости Лоскутков гордо вышел из оперской. А вот Женя Крутов, напротив, отчего-то сделался чернее тучи. К слову, тучи в данную минуту и в самом деле сгущались: причем как в прямом, метеорологическом, так и в переносном смысле.

Ленинградская обл.,

Приозерское шоссе,

11 сентября 2009 года,

пятница, 18:34 мск

Дневное удушье в строгом соответствии с распоряжением ведомства господина Шойгу под вечер действительно обернулось грозой. В городе пролилось еще по-божески, а вот в области ливень стоял сплошной стеной, в которую беспомощно упирался как дальний, так и ближний свет рискнувших отправиться по такой погоде в дорогу автомобилей.

Неподалеку от того места, где проложенное сквозь густой смешанный лес шоссе начинало круто забирать влево, к обочине прижалась «шестерка» с включенными аварийными и противотуманными огнями. Машина стояла «мордой» к Питеру – то ли водитель решил не рисковать и переждать дождь, то ли умудрился сломаться именно в этой глухой и безлюдной местности. С перспективой прокуковать в ожидании спасительной «технички» до ночи.

Из леса вышел человек в дождевике и резиновых сапогах. Перепрыгнув через канаву, он поскользнулся, едва не упав, выругался и, шлепая по лужам, направился прямиком к «шестерке». Не сбивая густо налипшую на сапоги глину и грязь, человек забрался в теплый и напрочь прокуренный тесный салон, где его поджидали двое – водитель и пассажир.

– Ну как? Без проблем? – спросил Зеча.

– Погодка для мероприятия идеальная. За пять минут в обе стороны не больше двух десятков машин прошло.

– Я это тоже заметил. Получается, с нами Бог и крестная сила?

– Как раз Бог – он вряд ли с нами, – недобро усмехнулся Бугаец. – Да и… бог-то с ним.

– Отмашку дашь, только когда окончательно удостоверишься, что это действительно транспорт Анзори, – обратился к водителю Зеча. – Но не позднее того момента, когда они уйдут на поворот. Мотор не выключать. Двери по правому борту держать приоткрытыми, радиостанцию включенной.

– Сколько можно грузить меня этой хренью? – Узкие глазки Севы Гая сверкнули от еле сдерживаемого гнева. – Я, по-твоему, дебил?! Мне что, по-твоему, сто раз разжевывать надо?

– Ты всегда такой нервный? Или только после каждой десятой ликвидации? – уточнил Бугаец.

– Типа крутой, да?! Да я в свою первую ходку ушел, когда у тебя еще только первый пушок на лобке пробивался!

– Наверное, банку варенья украл? Вот зверье! Могли бы и розгой ограничиться.

– Слышь, ты! Ты что, в натуре, в бочку полез? Ты хоть знаешь, с кем сейчас бакланишь? – прорычал Гай. Очень ему сейчас не нравилась кривая усмешка, спрятавшаяся в углах губ Бугайца.

– Знаю. Ты – пыль лагерная. С замашками дешевого фраера.

– Зеча! Если ты сейчас же не заткнешь пасть этому уроду, я…

– Это ты заткнись! – рявкнул Зеча. – Ты здесь – никто, и звать тебя Пафнутий! Просто пассажир! Навязанный нам балласт! Поэтому, будь так добр, прикройся чем-нибудь и не отсвечивай… И запомни, Сева, на будущее: никогда не спорь с человеком, который укладывает тебе парашют. Вопросы?

Гай демонстративно отвернулся, так чтобы его напарники не видели, какой яростью и ненавистью искажено сейчас его бледное некрасивое лицо.

– Вопросов нет, – удовлетворенно констатировал Зеча и глянул на часы. – По моим подсчетам, у нас есть еще минут пятнадцать. Ну да рано всегда лучше, чем поздно. Бугай, двинем, пожалуй?

Приятель молча кивнул и чуть ли не с облегчением первым выбрался в дождь – участие в акции «упыреныша Гая» напрягало его изрядно. Бугаец открыл багажник, достал из него большую, явно тяжелую сумку, после чего вместе с Зечей они углубились в непролазную чащу, срезая угол поворота шоссе, очень опасного, надо сказать, поворота, который давно не мешало бы сгладить. Дорожникам – незачет, однозначно…

– …Нет, брателло, ты мне все-таки объясни: на кой хрен мы взяли с собой этого урода? Тьфу, пакость какая! Где ты только откопал такого? У этого перца половое развитие отстает от физического, но опережает умственное.

– То было настоятельное пожелание заказчика. А заказчиков, как и родителей, не выбирают.

– Понятно. Решили, типа, повязать вассала кровью. Кина про мафию насмотрелись.

– Бугай, тут такое дело… – Зеча замялся. – Там, в тачке, помимо Анзори и его водилы, еще три мента едут. Один так совсем зеленый пацан, стажер.

– И чего?

– Да не хотелось бы без особой на то нужды и их в рай посылать. Опять же Курт за них просил.

– Вот пусть Курт у боНбы за них и попросит. А то отъел, понимаешь, жопу на два базара! – рассердился Бугаец. – Как я, по-твоему, их должен отсортировать, если они все в одной банке? Ты че, с утра яичницы объелся?

– Ну, извини. Херню смолотил! – вздохнул Зеча. – Говорил и сам понимал, что херня. Просто как-то…

– Это твое «просто как-то» называется «перед Господом выслужиться захотел». Вроде, типа заступился перед злым Бугайцом. Сделал все, что мог. А злой Бугай, сука такая, уперся в свою бомбу – и ни в какую! Нормальное кино!

– Всё, проехали. Офоршмачился я малёха, признаю.

Продравшись сквозь лес, приятели снова вышли на шоссе.

– Так мы поджигаем фитиля? Или как? – спросил Бугаец.

– Да гори оно!

– Тогда банкуй, полководец.

– Вон, по левой стороне, булыгу ледниковую видишь? – Зеча показал рукой в сторону каменной горки, сложенной природой и временем из покрывшихся мхом гранитных валунов. – Я там расположусь. Соответственно, твоя точка – о правую сторону. Во-он, в тех соснах, на пригорочке. Смотри, не заблудись!

– Постараюсь.

– Тогда всё. Рассредоточились. – Чавкая по грязи, Бугаец направился к указанным соснам. – Серый!

– Чего еще?

– Будь осторожнее!

– А с таким, как твой Сева, напарником, по-другому никак. Иначе – вилы! – усмехнулся тот, растворяясь в завесе дождя…

* * *

…Автомобильные дворники на последнем издыхании разгребали потоки воды, беспрестанно обрушивающиеся на ветровое стекло. Именно в такую лютую погоду и начинаешь по-настоящему ценить комфорт и «всё-по-барабанность» хорошей машины. Джип Гурцелая скользил по мокрому шоссе как скутер, обдавая фонтанами брызг и грязи изредка попадающиеся навстречу машины.

На первой парте рядом с Дживаном расположился Гриша Холин. Соответственно на «камчатке» разместился сам хозяин, поджатый с боков Тарасом и Лоскутковым. Под ногами у молодого лежал автомат, на который Коля периодически с любовью посматривал, втайне гордясь, что ответственным за грозное оружие сегодня впервые назначили именно его. О том, что назначение состоялось исключительно в воспитательных целях, а рожок автомата был пустым, Николаю говорить не стали.

По дороге народ азартно травил байки. Вернее, этим ремеслом занимались преимущественно Тарас и Григорий. А вот Анзори Паатович, напротив, был напряжен и угрюм донельзя. Похоже, это на него так подействовали нынешний «гоблинский» маскарад, а также суровые напутствия Мешка, лично спустившегося проводить джип в автопробег Санкт-Петербург – Громово.

– …А вот мне еще один ветеран рассказывал: в войну в Ижевске работал завод по производству ППШ.

– Хорошая машинка.

– Что ты! Так вот. Как известно, во время стрельбы ствол автомата раскаляется. И вот, чтобы избежать деформации, на заводе разработали особую процедуру закалки стали. Несколько лет всё шло зашибись, продукция сплошь «Знак качества». А потом вдруг массово попер брак – ведет стволы, и все тут. Естественно, зашебуршились энкавэдэшники: диверсия, саботаж. Сразу для порядку кого-то арестовали…

– Ну, это само собой.

– Начали проверку.

– То есть сначала арестовали, а потом начали? – удивился молодой.

– Естественно, – подтвердил Холин. – У нас такой подход до сих пор практикуется. В общем, вскоре вызнали, что по болезни вышел на пенсию старый мастер, который всем этим делом заправлял. Его срочно выдернули на допрос с пристрастием, и оказалось, что все эти годы старик, приходя на работу, два раза в день мочился в закалочный бак с водой.

– Зашибись рецептура! – хохотнул Тарас.

– Более того, оказалось, что столь поразительным эффектом обладает только его анализ. Пробовали мочиться другие – ни фига, не выходит каменный цветок. В общем, пришлось старику возвращаться на свой трудовой пост.

– Хороша история. Как говорится: «Есть многое на свете, друг Гораций…»

– Гораций? Это какой Гораций? Часом, не из Кутаиси? – встрепенулся водила. – Я с ним, короче, в одной школе учился.

– Нет, Дживанчик. Не хочу тебя огорчать, но, боюсь, Гришкин – он из другой школы.

– Да-а, не повезло бедолаге. В такую погоду никто не остановится, – вдруг поцокал языком Дживан, заприметив впереди по правому борту «шестерку» с включенными аварийными огнями.

Холин вытянул шею, всмотрелся.

– Есть такое дело. А ну-ка давай, браток, притормози.

– Зачем?

– Что ж теперь, если кругом сплошь животные равнодушные, и нам уподобляться? Давай-давай, останавливайся. Может, человеку помощь нужна?

– А может, водила просто поссать остановился?

– И так бывает. Я, кстати, в таком разе охотно к нему присоединюсь. Тормози, Дживан.

Водитель послушно остановился, и Холин, нахлобучив каску (зонтиков от дождя они, естественно, не захватили), вылез из джипа. Ощущение: словно бы с мостков в речку сиганул…

…В расстегнутой летней куртке, из-под которой явственно просматривался бронежилет, Григорий не спеша пересек шоссе и направился к «шестерке». В этот момент водительское окошко в ней приопустилось и из салона (в качестве приветствия, видимо?) прогремел выстрел.

«Броня» словила пулю. Получивший ощутимый удар под дых Холин машинально рухнул на асфальт и, еще не осознавая «что за хрень происходит?», стал перекатываться по лужам в сторону джипа. Вдогонку раздались еще два выстрела: первый, срикошетив от дорожного покрытия буквально в нескольких сантиметрах от Григория, ушел в сторону леса, а вот второй угодил аккурат в переднее левое колесо. Раздался громкий хлопок, и из продырявленного протектора с посвистом стало мощно травить. Вот и верь теперь поговорке про «два раза, снаряд и воронку»! В понедельник – стрела, в пятницу – пуля.

После того как «взорвалось» колесо, обезумевший Дживан упал на сиденье и, боднув головой правую дверь, трясясь от страха, выполз из машины. Схожим образом поступил и Тарас, который несколькими мощными толчками буквально выдавил из салона Лоскуткова с Гурцелая и только после того, как оба приземлились на обочину, выпрыгнул за ними. Через несколько секунд к этой четверке присоединился, а точнее будет сказать – прикатился, Холин. Теперь, когда все были более-менее укрыты за гигантской тушей автомобиля, стрельба прекратилась.

– Что это было?!

– Чего полегче спроси, – огрызнулся Холин, тяжело дыша.

– Тебя не зацепили?

– Похоже, обошлось, – только сейчас Григорий скосил глаза в область живота и охнул удивленно: – Бля, жилет порвали, суки!

Тарас осторожно выглянул из-за укрытия. Тут же раздался выстрел, и Шевченко поспешно нырнул обратно.

– Твою мать!

– Не суйся, ты, идиот!

– Автомат! У нас же есть автомат! – в панике заверещал вусмерть напуганный Гурцелая.

– А что толку? – скривился Холин, доставая из подмышечной кобуры свой ПМ. – Патронов-то нет.

– Почему? Как нет? Совсем нет, да?!!

– По качану, да? Мобилу дайте кто-нибудь! Я свою, по ходу, на шоссе выронил.

Лоскутков судорожно протянул ему трубку, и Григорий набрал номер:

– Виталя?! Нас только что обстреляли! Приозерское шоссе, примерно в районе 69-го километра. Точнее сказать не могу. Требуется помощь! Срочно!

– Ку-ку, Гриня! – донеслось в ответ из трубки насмешливое. – Если бы я понимал все шутки, то давно бы помер от смеха, – донеслось в ответ насмешливое.

– Какие шутки! Идиот! Я тебе русским языком говорю – нас обстреливают!

Чертыхаясь, Холин положил мобильник на землю, снял с предохранителя ПМ и подтянул ремешок каски. Совершив эти телодвижения, он грязно выругался, резко выбросил тело вверх и, не особо целясь, выпустил две пули в сторону «шестерки». Ответный выстрел не замедлил себя ждать, и пассажиров джипа окатило стеклянной щепой высаженного окна.

Анзори Паатович втянул голову в плечи и жалобно заскулил.

– Теперь слышно? – подобрал мобильник Холин.

– Понял тебя! – на пределе заголосила труба. – На вас совершено нападение! 69-й Приозерского! Парни, держитесь там!!!

– Спасибо за дельный совет, – Григорий разорвал соединение и вернул телефон Лоскуткову. – Ну, братцы мои, у кого какие будут предложения?

– Уходить! В лес уходить надо, да! – заблажил Гурцелая и в самом деле предпринял подобие попытки сигануть в близлежащие кусты.

– Да сиди ты уже! – ухватил его за ворот Шевченко и встряхнул как котенка. – Здесь пока самое безопасное место.

– Если не начнут стрелять зажигательными, – мрачнея, заметил Холин.

– Гриш, ты не разглядел, сколько их там?

– Дождь, не видно ни хрена. – Холин тихонечко привстал, уповая на дождь и на каску. Вгляделся. – А вот это мне совсем не нравится!

– Что там? – испуганно спросил Николай.

Гришка не ответил, продолжая наблюдать за тем, как из лесочка, «профессионально пригибаясь», появились двое мужиков. И отнюдь не с пустыми руками: у одного была тяжелая сумка, а у другого…

«Твою дивизию!»

Холин взял на мушку автоматчика и, выцелив, выстрелил. Видимо, не попал. Либо попал, да не совсем, так как в ответ по джипу была выпущена короткая автоматная очередь.

– Мать моя женщина! – ахнул Шевченко. – Похоже, всё. Приплыли тапочки к обрыву.

– А-а-а! Нас всех убьют! Они нас всех убьют! – заколотился в истерике Гурцелая…

…Предсказание Анзори Паатовича не сбылось – их не убили. Более того – стрельба вообще прекратилась. А через несколько секунд до пяти пар обреченно-настороженных ушей (одно из них в данный момент обильно кровоточило) донесся звук захлопывающихся дверей, и «шестерка», взревев простуженным движком, стартанула в сторону города.

Григорий резво выскочил из укрытия, намереваясь срисовать удаляющиеся номера, но по такому дождю, конечно же, не смог различить ни цифр, ни букв. Скорее от досады, чем необходимости ради, он пальнул в вихляющий по скользкой дороге зад «шестерины» и разразился площадной бранью.

– И все-таки, Гриш, что это было? – потрясенно спросил подошедший Шевченко.

– У знатоков нет ответа. – Холин судорожно сглотнул подступивший к горлу комок. Только сейчас, начиная потихонечку осознавать произошедшее, ему сделалось по-настоящему, по-животному страшно. Запоздало и мучительно подумалось: и «о детишках малых», и «о домике в Жаворонках, с коровой и кабанчиком», которых он каким-то чудом в одночасье не лишился. Страх навалился на Григория липким кошмаром, руки и ноги предательски дрожали, что для оперативника с бог знает каким стажем было, наверное, несолидно. (Таки да? А в вас когда-нибудь стреляли с пяти метров из ТТ? То-то же!)

– У знатоков нет ответа, – нервно повторил Холин. – А потому десять тысяч рублей отправляются в Питер телезрителю Делюгину.

– Угу. Делюгин, он того, знатный, – буркнул Тарас.

Из-за машины опасливо выбрался Лоскутков.

– Колька! Ты что, ранен? – встревожился Холин, приметив, что щека у молодого вся в крови.

– Да нет. Просто стеклами порезался.

– Ну, тады с боевым крещением. А ведь тебя давеча предупреждали: не надо было тебе с нами ехать.

– Ерунда, – деланно-равнодушно отмахнулся Николай. – Мне такой экстрим даже понравился.

– А вот мне, веришь? Нет… – Григорий осмотрелся по сторонам, двумя пальцами брезгливо подобрал из грязной жижи оброненный мобильник. – Все, писец котенку! Бли-ин! Любка буквально на днях в салон сходила, обменяла!.. Э-эй! Дети гор! Вы как там? Все живы?

– Твари! Шакалы! Ненавижу! – зарыдал Анзори Паатович, держась за окровавленное ухо: осколки неудачно цапанули и его.

– Перестань, Анзорик! Люди всего лишь делают свою работу. И делают ее, по ходу, неплохо, – как мог, «успокоил» клиента Тарас.

– Согласен, неплохо, – мрачно поддержал его Холин. – Но и не хорошо. А то бы без особого труда переколотили всю нашу компашку. Решительно не понимаю, почему они этого не сделали? И вообще – странная какая-то засада.

– Почему странная?

– Слишком поздно появились эти двое.

– Так, может, они вообще не по наши души здесь паслись?

– Думаешь, просто по грибы прикатили? Так вроде не сезон еще.

К оперативникам приковылял бережно поддерживаемый Дживаном Анзори Паатович и, клятвенно сложив ладони на груди, торжественно объявил:

– Гриша! Тарас! Я… вы…

– Ладно-ладно, – поморщился Холин. – Всё понятно. Не стоит…

– Нет-нет. Это стоит! Это очень дорого стоит, да? Короче, вы теперь мои самые близкие люди, да? Братья мне, да? Я… я… для братьев я всё сделаю, слышите? Мамой клянусь! Ночью разбуди, один звонок – всё будет, слышишь? Гриша, дарагой, Тарас… Дайте я вас обниму, да?!

– После, после обниматься будем, а пока валить надо отсюда. Вдруг они всего лишь за подмогой двинули? Потому давайте-ка, на всякий пожарный, наших в лесочке дожидаться станем… Блин, тут еще и погодка до кучи. Не хватает еще и гриппер подхватить для полноты ощущений! Всё, мужики, двинули. Николай, набери мне контору…

* * *

…Грязная, судя по всему некогда белая «шестерка» двигалась в направлении Питера. В пахнущем сыростью салоне густо витали сигаретный смог и «мать-перемать»: накал страстей приближался к своей лингвистической кульминации.

– …Мудила редкостный, ты зачем палить начал?

– Они… Он… Они остановились и направились в мою сторону, – виновато втянув голову в плечи, всхлипывал Сева Гай. – Они… Он… Я увидел, он был в каске и в бронежилете. Я… я подумал, что они обо всем догадались и что сейчас они меня задержат. Я… я выстрелил, чтобы… Чтобы вас предупредить.

– А радиостанция тебе, идиоту, на что была дана? В ухе ковырять?! – взорвался Бугаец.

– Погодь, Бугай! То есть ты, Сева, реально оценил обстановку и принял решение действовать согласно окружающим тебя условиям? – мрачно разложил Зеча.

– Да-да. Именно так! – не почуяв подвоха, охотно ухватился за такой расклад горе-напарник. – Я… оценил… Я именно что хотел действовать согласно…

– А тебе не пришло в голову, что у них имелась тысяча других причин, чтобы остановиться и подойти к тебе? – нетерпеливо перебил его Бугаец. – Может быть, у них кончились сигареты, может, они хотели спросить дорогу? В конце концов, ты выставил аварийный знак – возможно, они всего лишь хотели поинтересоваться, что случилось? Предложить помощь.

– Да какой идиот в такую погоду будет останавливаться и предлагать помощь?

– Ты бы не остановился?

– На хрена?

– Понятно, – резюмировал Зеча. Разглядев впереди поворот на проселочную дорогу, уводящую в лес, он скомандовал: – Сейчас уходи направо.

– Зачем? – насторожился Гай.

– Номера надо сменить. Эти запалили, а через пару километров пост ГАИ.

Севу такой ответ, как ни странно, успокоил: через несколько десятков метров он послушно свернул на грунтовку, а сидящие на заднем сиденье Бугаец и Зеча быстро и понимающе переглянулись…

Санкт-Петербург,

12 сентября 2009 года,

суббота, 11:15 мск

Осмотр места происшествия на Приозерском шоссе продолжался до позднего вечера. Обнаружить что-либо интересное, кроме стреляных гильз, представлялось делом утопическим, так как все это время ливень не прекращался, а по ощущениям промокших до самой распоследней прожилочки пассажиров джипа даже и усилился. Следовательно, как некогда пел известный бард, дождь, он всяко «смоет все следы». После того как первичные следственные и оперативно-розыскные действия были завершены, пятерку спасшихся доставили в город, где разделили: «гоблинов» повезли на дачу показаний в Главк, а Гурцелая с водителем отправились с эскапэшниками на канал Грибоедова.