Текст книги "Команда"

Нестерову полегчало, напряжение ушло, а Ладонин продолжил:

– Скажи, Сергеич, у нас есть отношения?

– Да, конечно.

– И я так считаю. Посему, если мы будем лукавить друг с другом, наши отношения не испортятся, а просто растворятся в «ты меня должен понять… я тебя с одной стороны понимаю…» и прочей пурге. Ни тебе, ни мне этого не нужно. Поэтому мы будем все делать вместе – как задумано и как пойдет. Сядет хорек этот норный – отлично! Кстати, я об этом уже размышлял и кое-что продумал. Ведь он будет сидеть за Тагилом, то есть в Тагилстрое-Тагиллаге? А там ему можно такие хлопоты бубновые организовать…

– Далековато будет.

– А у меня кореша в Уралмаше есть надежные, – намекнул Ладонин. – Но вперед фантазировать погодим. Давай на днях со статуей разберемся.

– Давай разберемся.

В этот момент в кармане Ладонина заголосила мобила. Игорь раздраженно посмотрел на высветившийся номер, однако ответил:

– Да… Я… Какой Владимир?.. Когда звонили?.. И что?.. Да вы что, Владимир, совсем охуели?.. Какого вы… Хотя, постойте, как вы говорите?.. И сколько это может стоить?.. А размер?.. Ни фига себе!.. А если отдельными кусочками? Хорошо, я возьму один… Да-да, я беру, перезвоните в понедельник моей секретарше… И вам того же…

– Что сторговал? – поинтересовался Нестеров.

– Да так, одну безделушку, потом покажу. Так на чем мы остановились? Ах да, завтра вы захомутаете Ташкента, а мы с тобой продолжаем жить, ничего друг от друга не скрывая. Так?

– Так точно. Попробуем захомутать.

– А почему в голосе нет металлической твердости?

– Понимаешь, завтра вся надежда лишь на то, что Дронов выведет наших на Ташкента. Прикинь, как обидно будет, если они его потеряют. Или случится еще какое-нибудь ЧП?.. Блин, знать бы наверняка место, где они встречаются – мы бы заранее подготовились…

– Фотографию бабы в подсобке наклеили? – улыбнулся Ладонин.[22]22
  В данном случае Игорь Михайлович демонстрирует неплохое знание любимого фильма Нестерова «Место встречи изменить нельзя».


[Закрыть]

– Типа того.

– А хочешь, я узнаю, где будет проходить встреча?

– Очень хочу. Подожди, но ведь мы, кажется, договаривались, что не будем скрывать друг от друга информацию.

– А у меня ее пока и нет. Но если получится, я для тебя ее достану… Не боись, подполковник, без твоего «утверждаю» я его трогать не стану. Веришь?

– Да.

– Тогда атакуем?

– Да.

– Ну, тогда: Бойцы! Красные альбатросы революции! Еще теплится по закоулкам нашей многострадальной родины недобитая контра! – зычно прогремел Ладонин, и ошалевшая официантка перестала пританцовывать.

– А вот девушка, похоже, не поняла ни слова, – заметил Нестеров.

– Просто в ее матрице таких ассоциаций нет.

– До завтра, дружище, – Нестеров потрепал Ладонина по плечу и направился к выходу. У самых дверей «Второй фронт» его окликнул:

– Нестеров, ты что? бутерброд доедать не будешь?

– Нет, спасибо. Сыт.

– Ну, тогда я доем, – рассмеялся Ладонин.

И ведь действительно доел, тем самым окончательно приведя в замешательство официантку столь непристойными, на ее взгляд, манерами.

Глава четвертая
…И все-все-все

…При входе наблюдаемого в трактир или другие подобные заведения, следует проникнуть туда и посмотреть, что он там делает; причем надо держаться очень осторожно: войти вместе с другими посетителями и под их прикрытием быстро сообразить расположение помещения, дабы занять удобный пункт для наблюдения, и, заняв таковой – наблюдать…

Из Инструкции по организации филерского наблюдения

На следующее утро во все еще холостяцкой квартире Нестерова (жена должна была вернуться со съемочной группой из Москвы через пару дней) раздался телефонный звонок. Александру Сергеевичу вовсе не климатило в свой законный выходной выбираться в такую рань из-под одеяла, тем более, что так долго и настойчиво ему могли звонить только из конторы. Но после того как к этой трели подключился еще и мобильник, Нестеров понял, что разговора избежать не удастся. Из двух зол бригадир выбрал меньшее и потянулся за трубкой – благо она лежала рядом и подниматься с постели ради нее было не нужно.

– Доброе утро, последний герой, – приветствовал его Ладонин.

– Доброе утро тебе и таким как ты, – подхватил Нестеров, которому, как это ни странно, импонировало творчество Виктора Цоя.

– Разбудил?

– Есть такое дело.

– Ну, извини. Опять же – кто рано встает, тому Бог подает. Слыхал?

– Ага… А кто встает позжее, тому жизня милее. Случилось что?

– Ты, помнится, давеча интересовался местом, где Ташкент стрелу сегодня забил.

– Ну?

– Будешь записывать или так запомнишь?

– Запомню.

– Местечко называется «Райский ад», это на углу Литовского и Разъезжей. Что из себя представляет – не знаю, не бывал. Мне название не нравится. Не люблю эклектики.

– Откуда узнал скажешь?

– Мир не без добрых людей. Попросил – шепнули.

– Просто попросил, и все?

– Ну, не совсем. Еще напомнил одну старую лагерную поговорку, которую мне брат рассказывал: «Лучше маленький Ташкент, чем большая Колыма». В тему пришлась, правда?

– Это точно. Спасибо, Игорь. Надеюсь, наш уговор относительно Ташкента остается в силе.

– Блин, какие же вы все-таки менты душные. Людям верить нужно (фильм такой смотрел?), а вам все бы бумажки, расписочки, протокольчики.

– Извини, я не хотел тебя обидеть.

– Да я и не обиделся. Меня вообще, Сергеич, с некоторых пор обидеть очень трудно… Ну, ладно. Желаю тебе сегодня счастья, здоровья и всяческих творческих узбеков. И держи меня в курсе.

– Договорились…

У Нестерова после этого разговора сон как рукой сняло. Он торопливо запрыгал на кухню, поставил чайничек и набрал номер Лехи Серпухова, который уже был на работе. Наметившийся поворот событий Леху обрадовал, тем более, что он этот кабак как раз хорошо знал и заверил Нестерова, что для проведения задержания «Райский ад» – место более, чем идеальное: всего один вход с улицы, а там спуск по лестнице вниз в полуподвальное помещение с довольно маленьким темным зальчиком. Серпухов даже высказался в том духе, что, может быть, теперь и нет смысла гонять наружку за Дроновым, но бригадир, знавший, что Ташкент способен на любой фортель, убедил его, что делать этого не след. Не то, чтобы Нестеров не доверял источнику Ладонина, но просто хотел максимально обезопасить предстоящую операцию от всякого рода неприятных неожиданностей. Потом Александр Сергеевич позвонил Козыреву и попросил его предупредить всю команду, чтобы часам к шести все подтянулись на стоянку «лягушки». Затем бригадир смастерил себе незатейливый завтрак и, усевшись поглощать калории, принялся строить версии, каким образом Ладонин смог его обскакать и самостоятельно выяснить про место встречи Ташкента. Через какое-то время он был вынужден признать свое поражение, поскольку ничего вразумительного на этот счет предположить так и не смог.

А предполагать особо ничего и не требовалось – запущенная Полиной в компьютер Олега Моромова программка-шпион продолжала исправно поставлять сведения – по большей части, конечно же, ненужные и малоинтересные. Николай регулярно, но без энтузиазма, отсматривал их, однако на доклад Ладонину не носил, потому как докладывать там было нечего. Однако во второй половине дня, в пятницу, интернет-пользователь с ником Tnekhsat закинул в почтовый ящик Олега новое лаконичное послание, текст которого гласил: «Завтра в девять встречаемся в кафе, где Бугульма обжег лицо». Ташкент проявился снова и снова изволил говорить загадками.

Николай немедленно доложил об этом послании Ладонину, который, увязав его с информацией о готовящейся встрече Ташкента и Дрона, понял, что Олега подтягивают именно на эту стрелку. Игорь никогда не любил кроссвордов, ребусов и шарад, однако в данном случае он в буквальном смысле загорелся внутри. Внешне этого не было видно, но пульс его стал биться иначе. А когда Нестеров проговорился, что не знает, как получить информацию о месте предстоящей встречи, Ладонин решил, что узнает это самостоятельно, тем более, что в его понимании требовалось всего лишь сходить в адрес и спросить об этом у самого получателя письма. Если будет нужно – спросить с пристрастием.

Ладонин захотел зайти в адрес сам. Не потому что считал, что без него там не справятся, и не потому что это было связано с Антохой Гурьевым. Просто он захотел на время стать прошлым собой. Таким, каким он был в девяностые. Осознав это, Ладонин почувствовал, как во рту у него появился вкус пива и скумбрии, которую всегда подавали в виде наборов в пивбаре «Петрополь» на Среднем, где сейчас антикварный магазин. Этот вкус всегда приходил к нему тогда, когда он хотел стать собой. Игорь безумно любил то время, хотя вспоминая его порой, ему становилось даже страшно. И все равно Ладонин до сих пор считал, что самая красивая машина – это тонированная черная «восьмерка», в которой рядом с сиденьем лежит ножка от стола.

Игорь засуетился и тем самым выдал себя: его мысли понял и прервал человек, который был много старше его и доставшийся ему «в наследство» от брата. В империи Ладонина человек занимался безопасностью (как бы это банально ни звучало). Впрочем, иногда он занимался и «опасностями». Звали его Саныч, он был профессиональным военным до мозга костей: начинал служить с суворовского училища. Потом была Киргизия. Потом русские военные стали лишние. Потом – нищие. А затем Саныч осерчал. Потом встретил Ладонина-старшего, и они поняли друг друга…

– …Меня твой брат просил присматривать за тобой, – прокашлялся в кулак Саньш. – Ты это… ты свое дело делай, а мои люди свое хорошо знают.

– Ты о чем, поясни?

– Да о том, что твоя фотография даже в Интернете имеется, и ты отвечаешь за фирму. Понял? – назидательно объяснил Саныч.

– Твоя правда, – вздохнул Ладонин и сдался. Саныч всегда говорил кратко и по делу. За ним всегда была правда, и порой эта правда была убийственной. Причем, иногда и в прямом смысле.

Саныч сформулировал задачу двоим сотрудникам. Один из них был бывший серьезный биатлонист, в свое время по глупости потерявший в тайге глаз. Парнем он слыл безумно выносливым и спокойным. Второй занимался скалолазанием. Он был тощий, но имел чудовищную силу пальцев. Первого звали Егерь, потому что отец его был настоящим егерем, а второго – Мизинец. Саныч не любил качков и никогда не брал их на дело. Он всегда считал, что безопасность должна быть незаметна.

– Повторите боевую задачу, – приказал Саныч после разъяснений.

– Тихо узнать информацию с электронной почты, а именно: где Ташкент назначил встречу, передав следующий текст: «Завтра в девять встречаемся в кафе, где Бугульма обжег лицо».

– Задачу поняли правильно. По исполнении доложить…

– Саныч и думает, наверное, в форме рапорта, – ворчал Егерь, усаживаясь в машину.

Минут через двадцать оба уже стояли у двери Моромова. Егерь потянул воздух ноздрями:

– Пицца… Готовит в микроволновке, – прошептал он и прижался ухом. – НТВ-плюс зырит… тарелка у него.

– Все ясно, – отстранил его Мизинец и махнул рукой.

Мизинец отошел за мусоропровод, чтобы его не было видно в глазок. Егерь снял куртку, рубашку и откинул их товарищу. Затем развязал ботинки так, чтобы болтались шнурки и позвонил. Не дожидаясь, когда хозяин подойдет к двери, он стукнул пару раз в дверь ладонью: «Ошалел, модный! Я тебя в твоей ванной утоплю!» Дверь зло распахнулась.

– Ку-ку, что ли?! – с этими словами Егерь оттолкнул хозяина и зашагал к туалету.

– Я не понял… – проговорил Олег, поспешая за голым по пояс незнакомцем, но секунду спустя его скрипучий голос упал до стона. Это зашедший Мизинец сзади как клещами сжал его плечо в одному ему ведомых точках.

– Он тебя обманул. – проговорил Мизинец Олегу, осевшему на колени. – Мы тебя не утопим – не бойся. Сейчас я отпущу. Согласен?

– Да, – коротко рявкнул Олег.

– Дуру включишь – выну кость из тела, – Мизинец отпустил. Олег захотел подняться, но ощутил страшную боль в спине, и оставшись стоять на коленях, спросил: «Чем могу помочь?»

Мизинец помог ему подняться и препроводил на кухню, где заправлял подобранную с пола рубашку Егерь. Приведя себя в порядок, он хозяйским жестом поставил на огонь сковороду и присел на подоконник. Мизинец дотронулся до плеча Олега и прикоснулся указательным пальцем к своим губам. Олег стал нервничать еще больше. Когда сковородка накалилась под игривый фон НТВ-плюс, Егерь достал оливковое масло со стильной полочки и налил на поверхность. Масло зашипело и забрызгалось.

– Что?.. Что вам надо?! – не выдержал Олег.

Егерь осторожно взял успокоившуюся сковороду и, помешивая в ней дном чашки, спокойно сказал: «Когда-нибудь, кто-нибудь будет датировать этот день следующим: вот энто было до того, как Олег обжег лицо, а вот энто – уже опосля». Егерь поставил сковороду на место, а Мизинец подсел к Олегу поближе и, глядя в упор, спросил:

– Подсказать, что надо?

– Бугульма ошпарил лицо много лет назад на кухне забегаловки «Трюм», теперь она называется «Райский ад», – медленно, по слогам произнес Олег.

– Мы благодарны тебе и для твоего же спокойствия до разговора с Ташкентом ты побудешь с нами. Оденься поприличнее – отправимся в приличную фирму.

Олега аккуратно забрали и довезли до офиса. Там ему включили плазменный телевизор и положили перед ним кипу глянцевых журналов.

– Принесите гостю зеленый чай и печенье. – распорядился Мизинец секретарше, отсоединяя ее телефонный аппарат. – Я в соседней комнате, Олег. Если что нужно будет, не стесняйся – спрашивай.

А поздно вечером Саныч отзвонился Ладонину:

– Ну, как дела?

– Дела как в Польше: тот прав, у кого хер больше.

Нестеров не хотел, чтобы Полина участвовала в операции – слишком уж очевидно она была засвечена перед Ташкентом. Однако услышав про это, Ольховская подняла такой визг, что бригадир счел благоразумным изменить свое решение, взяв с нее слово, что в заведение она не пойдет, а останется сидеть в машине. «Наблюдать за оперативной обстановкой извне», – примерно так сформулировал ее боевую задачу Нестеров, понимая, что в противном случае Полину все равно будет не удержать, и она запросто сможет замутить на местности некий собственный сольный проект. Что в данной ситуации, понятное дело, нежелательно.

Хотя Ташкент назначил встречу на девять вечера, в начале восьмого «нестеровцы» уже были на точке, припарковавшись поблизости, на улице Константина Заслонова. Ровно в половину они подтянулись к метро, где встретились с командой Серпухова. Теперь вместе с Лехой, который появился в компании с двумя незнакомыми бригадиру оперативниками, они составляли довольно внушительную ударную группу.

Ствол, правда, был один на семерых, однако Серпухов резонно рассудил, что, поскольку явного криминала за Ташкентом формально не числится, то при задержании едва ли он будет чрезмерно быковать – при таких раскладах это просто несподручно. Леха рассказал, что с утра он созвонился с дознавателем Выборгского ГИБДД, предупредив, чтобы тот, в случае задержания Ташкента, быстренько подтягивался оформлять эпизод по гибели Гурьева. Дознаватель малость поартачился (мол, суббота, выходной, все дела), но в конечном итоге обещал в случае чего быть. Кроме того, по официальному запросу Леха уже получил бумагу с дактило-формулой по нераскрытому убою в Нижнем Тагиле. Так что оставалось лишь откатать пальцы Ташкента, сравнить их с полученными и отзвониться уральскому оперу Коле – словом, пара часов работы, и все, суши весла. Как говорится, «партия, Валерий Михайлович».[23]23
  Цитата из фильма «Новые приключения неуловимых».


[Закрыть]

Вкратце обговорив детали, народ потянулся занимать исходные позиции. Нестеров и Леха со своими операми завалились в кабак, заняли свободный столик и солидно заказали, давая понять окружающим, что намереваются посидеть плотно и качественно. Полина, получив ключи от «лягушки», устроилась в машине, а Лямка и Павел заняли позиции на Лиговском – Козырев в районе остановки маршруток, а Иван чуть подалее, у бывшего книжного магазина. Ровно в 20:15 миловидная официантка заставила закусками столик, за которым уютно расположились Нестеров, Серпухов и его коллеги, представившиеся как Дима и Стас, водрузив в центре запотевший графинчик. Через три минуты бригадир разлил водку по стаканчикам и произнес краткий тост: «За успех!» Мужики чокнулись, выпили – так началась операция под кодовым названием «Урюк».

Между тем у сидевшей в «лягушке» Полины дико разболелась голова, а в сумочке, как назло, не было даже банального цитрамона. Осознав, что без химического вмешательства она просто не выдержит, Полина вышла из машины, благо аптека находилась в каких-то двадцати метрах. Ольховская старательно закрыла двери, для надежности подергав за каждую ручку, и направилась к угловому дому, где ее и срисовал Ташкент, который за пять минут до этого приткнулся в свободный карман там же, на Заслонова. Он курил в салоне и вертел башкой на триста шестьдесят градусов, проводя своеобразную рекогносцировку местности, и Полину, естественно, узнал. Ее присутствие «на том же месте, в тот же час» его удивило и озадачило. Однако удивило несколько больше, и поэтому он решился на маленькую шалость, о которой, знай он весь ныне наличествующий расклад, безусловно бы пожалел. Но что сделано, то сделано.

Последующие полчаса радиоэфир в районе Литовского пятачка с радиусом не более пятидесяти метров был густо насыщен переговорами. Возмутителем спокойствия выступил Ташкент, который всего-навсего захотел слегонца подколоть Камыша.

20:28. Ташкент, Камыш.

– Привет! Это бармен звонит. Твоя блондинка ждет кого-то в красивой тачке у кабачка, что напротив метро «Лиговка».

– Рахмат, Ташкент. Спасибо, что подсуетился. Хотя я тебя об этом и не просил.

– Узнал?

– Тебя и Путина я узнаю всегда.

– Спасибо, дорогой, удачи тебе. И никогда не верь блондинкам – обманут.

– И тебе не болеть, Ташкент.

20:31. Камыш, Полина.

– Ты где?

– Женя? Это ты?

– Я задал тебе вопрос!

– А в чем дело? Что-то случилось?

– Ровным счетом ничего, кроме того, что сейчас мне позвонил Ташкент и сказал, где ты находишься. Я так понимаю, что когда в «Метехи» я метал перед тобой икру и бисер, тебе это все было до одного интересного женского органа. А посему ты решила продолжить свои шпионские игры…

– Женя, послушай…

– Не буду. Я устал от тебя. Все. Увидишь Ташкента – передавай привет. Пока.

20:35. Николай, Нестеров.

– Добрый вечер, Александр Сергеевич. Семь минут назад Ташкент сделал звонок на мобильный телефон абоненту № 909-43-… Зачитываю содержание разговора:…

– Блядь!.. Спасибо, Николай. Очень прошу: держи руку на пульсе и постарайся максимально быстро информировать меня о всех входящих-исходящих. Это очень важно.

– Я постараюсь.

– Все. Конец связи.

20:36. Полина, Нестеров.

– Александр Сергеевич…

– Полина, в общих чертах ситуация мне уже известна, но абсолютно не понятна. Подробности расскажешь потом. Ясно одно – он тебя видел, и он где-то рядом. От машины не отходи, а еще лучше – залезь в нее и закройся. Если увидишь его – немедленно дай знать. Все.

20:39. Нестеров, Козырев.

– Что у тебя?

– Да пока тихо все. Ничего похожего.

– Короче, Паш, у нас тут какие-то запутки нарисовываются. Есть информация, что Ташкент уже подтянулся и шарится где-то рядом. Лямин с тобой?

– Нет, на другой стороне, метрах в пятидесяти. Эскимо трескает.

– Предупреди его, и давайте… Словом, поводите там жалом, но только поосторожнее.

– Понял.

Паша убрал трубу, старательно «поводил жалом», однако ничего из ряда вон выходящего и подозрительного не заметил и направился к Ивану. Да и не мог Козырев ничего заметить, поскольку к тому времени Ташкент уже переместился из салона своей машины в помещение переговорного пункта, из окон которого вход в кабачок просматривался отменно. Кстати, это была уже зона ответственности Лямина, однако, покупая себе мороженое, Лямин отвлекся и Ташкента не заметил. А у Ташкента ни с того ни с сего возникло смутное подозрение, что вокруг происходит что-то не то. Чувство опасности, аналогичное тому, что в свое время помогло ему вычислить милицейский хвост, возникло снова, хотя никаких оснований для беспокойства вроде бы не было. Разве что эта чертова баба Камыша, которая попалась ему на глаза уже второй раз за неделю. А два раза – это уже много. И если это действительно просто случайность, то, в любом случае, случайность из разряда тех, которые ему всегда были не по душе.

На переговорный пункт Ташкент зашел с целью максимально расширить сектор наблюдения. И именно с этой точки он засек Пашу, который привлек его внимание своей излишней нервозностью. «Грузчик» вертелся в районе остановки маршруток, но, в отличие от остальных, не всматривался вдаль, стараясь разглядеть приближающийся транспорт, а целиком сосредоточился на разглядывании прохожих. Можно было бы допустить, что здесь у него назначена некая встреча, однако вел он себя отнюдь не как человек, раздраженный опозданием девушки или делового партнера – было в его поведении, даже в самой фигуре что-то возбужденно-нервозное: как будто бы человек силится что-то найти, зная, что оно находится где-то рядом, однако найти не может, а потому злится и на себя, и на это самое неуловимое «что-то».

Ташкент мусоров чуял всегда. Лет пять назад в Питере с ним приключился такой случай: как-то пытались его взять на передаче ствола – ствола заморского, дорогого и редкого. Обставлялись менты как в хорошем боевике: и по набережной сотрудник в тренировочном костюме бегал, и собаку второй прогуливал, и на пристани матросик пирс подметал… Ташкент подъехал на встречу с неким Фреди. Фреди был агентом.

– Все тихо, – на ходу сквозь зубы сказал Фреди.

– Мусоров не видно, – оглянулся Ташкент.

– Это минус? – заржал нервно Фреди.

– Тут всегда ГАИшники пасутся… – Ташкент встал и внимательно посмотрел на собачника. – Что-то давление у меня.

– Какое давление? – насторожился Фреди.

– Внутреннее. А ты что такой нервный-то? – Ташкент уехал и больше с Фреди не контачил. Ствола ему он тогда так и не передал.

Между тем излишне суетливый парень перешел на другую сторону Разъезжей, перекинулся парой фраз с пацаном, поедающим мороженое, и вернулся обратно. Теперь Ташкенту все стало окончательно ясно, так как он вспомнил, что этого любителя эскимо он видел в тот самый день, когда задавил мента. Может, конечно, и не мента, но какая, в данном случае, разница?

20:44. Ташкент, Дронов.

– Дрон, ты где?

– Привет. Я на Староневском, малость опаздываю, но сейчас буду на месте.

– За тобой чисто?

– Да вроде… А чего, есть основания опасаться?

– Основания всегда есть. Ты вот что, прижмись-ка где-нибудь, малехо не доезжая до светофора.

– Я тебе клоун, что ли?

– Блядь, делай как тебе говорят.

– Ну, прижался. Чего теперь?

– Поверни башку, глянь, за тобой там никто не остановился?

– Вроде припарковался один жигуль, бежевый. А что?

– Машина с антенной, в салоне как минимум три человека, все мужики. Так?

– Ну, допустим. Правда, не трое, а четверо. Ну и чего дальше?

– Давай-ка ты, Дрон, поезжай… в Гостиный двор… Поиграй там в автоматы, а потом домой, и баиньки.

– Не понял. За мной хвост, что ли?

– Ты в следующий раз, когда свидимся, дай мне своего мозга взаймы, а то жопу помазать нечем…

– А ты, Ташкент, давай-ка не пургуй… А то как бы я тебе жопу чем-то другим не намазал. Например, бертолетом. Про хвост, небось, только сейчас придумал? Как баблом делиться – так жаба душить начала? Моромою, небось, тоже про ментов наплел?

– Дрон, ты наверняка слышал народную мудрость про то, что если человек идиот – то это надолго. Так вот, в случае с тобой, похоже, это уже клиника. Я сказал – ша, встречи сегодня не будет. Все. На днях позвоню.

20:53. Николай, Нестеров.

– Александр Сергеевич! Сейчас был звонок на трубку Дронову. Похоже, Ташкент срубил наблюдение. Разговор был такой:… Кстати, судя по засечкам, он где-то в районе станции метро «Литовский проспект».

– Понял тебя, Коля! Слушай эфир… Извини, нам тут подумать надо. До связи…

20:56. Серпухов, Арефьев (старший одной из смен «грузчиков», наблюдающих за Дроновым)

– Геннадий Петрович! Это заказчики, Серпухов беспокоит. Как там у вас дела?

– Да что-то странное творится. Вроде, весь день спокойно таскали – ни суеты, ни проверочных действий, вообще – ничего, ноль эмоций. А минут десять назад сделали стояночку на Староневском, объект с кем-то по телефону побазарил и теперь как с цепи сорвался: резко развернулся и пошел в обратную сторону. Сейчас в районе площади Александра Невского.

– Так… Значит, не внял Дрон доводам Ташкента. Детство в одном месте заиграло.

– Не понял…

– Да это я так, о своем, о девичьем. Слушай, Геннадий Петрович, я вас попрошу в таком разе – давайте без особых подвигов. Если будет внагляк отрываться, то черт с ним, бросайте. Себе дороже.

– А вы что, крепить его сегодня уже не собираетесь?

– Не знаю… Похоже, обстоятельства немного изменились. Все, я вам позже перезвоню.

Никогда не пейте «за успех» паленую водку – успеха точно не будет. Нестеров и Серпухов судорожно перебирали в голове варианты выхода из образовавшегося тупика, но ничего достойного придумать не могли. Леха порывался идти на улицу и искать Ташкента, однако бригадир погасил его порыв, резонно рассудив, что толку от этого не будет. Раз уж ни Полина, ни ребята его не видят, а Ташкент тем не менее каким-то образом контролирует ситуацию, то еще одна мятущаяся перед кабаком фигура лишь усугубит его подозрения.

– И чего, теперь так и будем на жопе ровно сидеть? – нервно спросил Леха.

– А нам больше ничего не остается. Наебал нас Ташкент, уж не знаю, как это у него получилось – но нам остается лишь признать сей факт.

– Тогда какого хрена нам вообще тут сидеть?

– Успокойся, Леш. Давай немного подождем – может, Ташкент хотя бы в эфире еще раз проявится…

– В таком разе плесни-ка, Сергеич, мне пять капель, иначе я сейчас с глубокой печали весь этот кабак разнесу к чертям собачьим.

А Ташкент выходить в эфир больше не собирался, но зато собирался поскорее валить отсюда. Сейчас его беспокоила не столько слежка за кабаком (он был уверен, что лично его менты пока не вычислили), сколько отсутствие Олега. Это был очень скверный симптом, так как, выражаясь дешевым киношным языком, с некторых пор Моромов стал «слишком много знать». Кстати, Олег, как и те немногие, кому довелось работать с Ташкентом, знали его железное правило – если стрелка забивается на определенное время, то от него следует отнять полчаса и быть на месте строго на тридцать минут раньше. Именно поэтому Полина, ориентировавшаяся на озвученный в тексте письма полдень, появилась в «Метехи» позже, а не раньше Ташкента и его сотоварищей. Звонить Олегу Ташкент не собирался – он никогда полностью не доверял ему, считая слабаком и неудачником, однако сильных и преданных людей во все времена катастрофически не хватало, так что деваться было некуда – на безрыбье и раком встанешь. В качестве небольшой подстраховки Ташкент никогда не общался с Олегом по телефону, предпочитая обмениваться электронными сообщениями, благо тот, невзирая на свое пристрастие к героину, с головой пока худо-бедно дружил и в компьютерных делах, в отличие от того же Дрона, разбирался. Еще год назад Ташкент посоветовал Дрону подключить мобилу к Интернету – тот подключился, однако ни заходить на сайты, ни отправлять почту так и не научился. Входящие письма, правда, он с грехом пополам открывал (если не забывал проверить почту, конечно)…

Вот ведь не зря в народе говорят «помянешь черта – он и объявится»: в эту самую секунду на Лиговском, неподалеку от того места, где пасся мент остановился знакомый черный «мерин», из которого не спеша вывалился… Дрон, собственной персоной. Леха Серпухов оказался прав – Дронов действительно не послушался Ташкента. Ему стало обидно, но не потому, что он не смог срубить ментовский хвост (в существовании которого Дрон сильно сомневался), а потому что ему показалось, что Ташкент его элементарно парит. У Володи Дронова, который в бандитской иерархии этого города занимал отнюдь не самую нижнюю ступень, были все основания не доверять Ташкенту, за которым давно тянулась дурная слава «разводилы». Поэтому вместо того, чтобы «по совету друга» поехать «поиграть в автоматы», Дрон решил уйти в отрыв и разобраться во всем непосредственно на месте. Старший смены «грузчиков» Арефьев по достоинству оценил профессиональный финт Дронова на Староневском, когда тот, вроде бы уже намеревавшийся проскочить перекресток под желтый, лихо заложил вираж и успел выскочить во главу стартовавшего встречного пелетона. Провожая взглядом удаляющегося от них «мерина», Арефьев лишь присвистнул и с неподдельной тоской в голосе процитировал старика Даля: «Н-да… Была вся надежда на дурака, а дурак-то и поумнел».

«Грузчикам» ничего не оставалось, как уходить направо по Полтавской и, выскочив на Конную, пойти параллельным курсом, надеясь, что в районе Лавры объекта в любом случае примет подотставший экипаж Климушкина. Так оно и получилось, однако получилось не очень хорошо. На кольце развязки, что под мостом Александра Невского, шакалил гаишник со своим добытчиком-борзометром. Тормознуть «мерседес», на котором летел Дрон, служитель колеса почему-то постеснялся, а вот на идущую за ним белую «девятку» Климушкина хищно оскалился и начал делать энергичные пассы палочкой-выручалочкой. Водитель Кости мигнул в полном соответствии с правилами приветствия оперативников на дорогах, однако гаишник то ли оказался слаб зрением, то ли просто не был обучен семафорной азбуке и остался стоять на проезжей части, ожидая, когда потенциальная жертва смиренно к нему приблизится. Эта оплошность едва не стоила ему расплющенных пальцев ног – «девятка», которая и не думала тормозить, просвистела в каких-то миллиметрах от милицейских ботинок, обдав гаишника смрадным холодом реально светившей ему больничной палаты. Гаишник ошалело плюхнулся на пятую точку и весом своего служебного положения, удвоенным собственными килограммами, раздавил дорогостоящий аналитический прибор. Именно в такой позе минуту спустя его мельком разглядела промчавшаяся здесь же смена Арефьева.

Такие обиды, понятное дело, не прощаются, и по тревожному зову гаишника на дыбы и на уши были подняты все экипажи ДПС, барражировавшие в районе Синопской набережной. «Грузчики» Климушкина были обречены, и в районе Смольного под угрозой изрешечения казенного автомобиля автоматными очередями они вынуждены были остановиться. А что делать? Жизнь «грузчиков» – она, конечно, бесплатная, но Матроскин из оперативного гаража за машину голову оторвет. Экипаж Арефьева в эти «разборки в малом Токио», естественно, вмешиваться не собирался (лишний раз светиться перед гласниками было ни к чему), однако «задержание» происходило с особым шиком (суббота – скучно!), а посему сопровождалось временной блокировкой набережной в обоих направлениях. В любом другом случае Геннадий Петрович попытался бы предпринять обходной маневр, но раз уж заказчик самолично дал добро на утерю объекта, то особо напрягаться смысла не было. Так Дронову удалось уйти, хотя сам он об этом не знал – хвоста за собой он так и не обнаружил, а посему лишь уверился в своих подозрениях относительно Ташкента. С набережной он снова подался в центр, минут за десять доехал до Лиговки и, припарковавшись, решительно набрал номер Ташкента.