Текст книги "Команда"

Не готовая к тому, что встреча произойдет вот так вот сразу, Ольховская слегка растерялась, но затем взяла себя в руки и решительно направилась к барной стойке. Подхватив кожаную папку меню, она прошла к свободному столику, присела на округлый диван и повела рукой сделавшему попытку начать движение официанту, мол – дай почитать-то. Проходя к месту, боковым зрением Полина заметила, что один из собеседников Ташкента проводил ее чуть удивленным взглядом – очевидно, одинокие молодые женщины в данном заведении появлялись не часто. Впрочем, через пару секунд мужчина потерял к ней всякий интерес и целиком погрузился в беседу. А вот чертов кавказец, напротив, заметно оживился и самым бесцеремонным образам стал пожирать Полину глазами, подолгу задерживая взгляд на ее груди и ногах. Ольховская сделала вид, что не замечает сладострастных взглядов джигита: она старательно изучала меню, максимально сосредоточившись при этом на интересующей ее троице. Разговоров Полина не слышала, а посему просто пыталась по возможности полно запомнить приметы связей Ташкента. Первому собеседнику (тому, который столь удивленно посмотрел на нее) она мысленно дала прозвище Громозека. А вот второй, судя по всему, и был тем самым пресловутым Жуком. По крайней мере, в процессе беседы он пил и закусывал исключительно одной рукой, а второй придерживал лежащий на коленях портфель, в котором скорее всего лежали деньги, о которых писал Ташкент. А у того вдруг зазвонил мобильный – полифония пропела первую симфонию Чайковского, и Полина, памятуя о возможностях службы Николая, автоматически глянула на часы, запоминая точное время звонка.

В динамиках, слава богу, играл джаз. Ольховской всегда был очень обидно, когда она заходила в уютные, со вкусом оформленные кафе, а там завывал дифирамбы себе любимому Киркоров. В таких случаях Полина, как правило, начинала ворчать: «Зачем приглашать оформителя со вкусом, чтобы затем дать магнитофон на откуп девушкам из Всеволожска…» Полина не была высокомерна или заносчива по отношению к провинции, скорее наоборот. Так, например, она с иронией относилась к потомственным петербуржцам, особенно к дворянским. Но вот в подобных случаях ее прорывало, и она становилась раздражительной и злой. Зато сейчас ее порадовал Джордж Бенсон.

Подошел официант, и она заказала «Махитос».[18]18
  Махитос – белый ром Baccardi с колотым льдом, мятой и лаймом.


[Закрыть]

Ей понравилось название, которое она давно знала по книгам, но вот в жизни до этого еще ни разу попробовать не доводилось. При фразе: «Махитос, пожалуйста» около официанта, не выдержав, нарисовался тот самый кавказец. Кстати, при ближайшем рассмотрении он произвел весьма приличное впечатление: эдакий накачанный тип благородно-южного оттенка, одетый во все белое и дорогое. На лице у кавказца были модные очки, и Полина поняла, что со зрением у него все в порядке. Так уж с недавних пор повелось у некоторых – стильные очки для изменения интеллекта.

– Что ж вы так долго не звонили? – начал он, видимо рассчитывая таким незатейливым способом сбить незнакомку с толку. Но Полина этот немудреный прием раскусила.

– Не хотела, – безразлично ответила она и закрылась меню.

Из зала послышался голос: «Рагимов!», и Полина поняла, что это крикнул Ташкент.

– У? – откликнулся Рагимов.

– Гну! Зубы жмут?

– Я ж не знал! – извинился он и обернулся к Полине: – Я вам не нахамил?

– Вы старались, – похвалила Полина, так как Рагимов был действительно мил. Ее взгляд поймал Ташкент: «Все в порядке?» Скорее всего он спросил это с целью знакомства, но в этот момент в заведение вошел Камыш. Первым, кого увидел Женя, был Ташкент. Он ожидал его увидеть, все равно слегка удивился и налетел на стойку с бесплатными рекламными открытками. Все рассыпалось.

– Шумел Камыш… – по-азиатски негромко засмеялся Ташкент.

– Привет-привет. – махнул ему пятерней Камыш и по-барски кинул бармену: – Извини, но не мне подбирать тут за вами! – Затем он наткнулся на Рагимова, и они нехотя, скорее для порядка, обнялись.

Полина ошалело смотрела на Камыша – она бы не удивилась, если б сейчас в кафе появился кто-то из ее «грузчиков», но уж никак не Женя.

– Еще парочка посетителей и здесь будет чем поживиться ОМОНу, – сыронизировал Камыш, присаживаясь к Полине. Она автоматически подметила, что он уже больше не целует ее при встрече и виновато-заговорщически улыбнулась.

– Ты как здесь оказался?

– Мимо проходил.

– И все-таки?

– По тебе соскучился и по твоим корешам. Дай, думаю, загляну, проведаю… А где они, кстати? В подсобке сидят?

– Я здесь одна.

– Понятно. Хочешь песенку напою?

– Негромко?

– «Там сидела Мурка в кожаной тужурке, а из под полы торчал наган», – напел Камыш. Негромко, как и договаривались. – А чем закончилась эта драма, знаешь?

– Мне тоже напеть?

– А Мурка тогда получила маслину. Для справки: маслины – это патроны. Но не всем сотрудникам МВД известно, что в патронах иногда бывают пули… И не надо на меня смотреть вызывающе! Потерпи и послушай. Если вы пару раз участвовали в погонях и один раз видели драку с карманными ворами, то не думайте, что имеете представление о жестокости. Ты не фыркай глазами, а слушай… Если я тебе говорю, значит мне не безразлично… Так вот, если ты тут типа внедряешься, то напрасно хочешь насмешить Ташкента. Я вот сейчас спиной к нему сижу, но знаю каждую его мысль. По твоему, он думает о том, что я помешал ему познакомиться с тобой? Бред. Он вспоминает, нет ли между нами чего и с какого собственно я здесь нарисовался… Видишь там Рагу в белой нейлоновой рубахе? В девяносто втором году Ташкент с разворота вынес ему три передних резца только за то, что в девяносто первом они нехорошо поговорили в городе Нарве. А перед тем, как нанести удар, Ташкент рассказал ему смачный и остроумный анекдот, после которого Рагу и высунул свои клыки… Так вот, ты, внедренная, и секунды легенду не удержишь. Ташкент, конечно, книг прочитал меньше, чем ты, но он прошел такой Крым и Рым, в которых ни одним вашим ведомственным санаторием и не пахнет. Я не очень усложняю семантику диалога? В конце концов, я старше тебя по званию, должности и возрасту в этом мире… Погоди-ка, что там за шебуршание происходит? Глазами не вижу, но спиной чую. Поясни.

А «шебуршание» происходило за столиком Ташкента. Полина увидела, как тот, рассматривая, тщательно покрутил в руках бутылку белого вина и с легким кивком передал ее официанту, который торжественно направился в их сторону.

– Извините, это вам просил передать ваш знакомый.

Камыш скорчил гримасу, которую не мог увидеть халдей, и, вновь настроив лицо, развернулся к Ташкенту.

– С уважением! – Ташкент эту фразу произнес вполголоса, но отчетливо подтвердил ее жестом, приложив руку к груди.

– Благодарю, – ответил Камыш, отвернулся и потыкал в этикетку пальцем:

– Очень недурное – под сотку баксов.

Он разлил вино в бокалы, и они выпили, причем Камыш выразил надежду, что Ташкент все-таки не успел подсыпать туда мышьяку.

– А что, мог бы? – спросила Полина.

– Мог, – ответил Камыш, и по его лицу было видно, что он не шутит. – Вот нам с тобой бутылочку принесли, и ты сразу подумала о знакомстве. А мне почему-то припоминается следующий эпизод: заехал как-то в киевский ДОПР[19]19
  ДОПР – дом принудительных работ, одна из разновидностей советских тюрем 1920-30-х годов.


[Закрыть] финансовый мозг Ташкента – Берзин фамилия. Ташкент его вытаскивал всяко-разно, а на пути стоял один тамошний руководитель управленческой оперативной службы. Так вот, с ним Ташкент даже на охоту съездил. Ты думаешь, на охоте его кто-нибудь случайно подстрелил?.. Хрен, это все для банальных сериалов. Но руководитель этот через неделю попал в больницу с желудком. Его там резали-перерезали… Я потом узнал через одного выгнанного студента военно-медицинской академии (мир-то тесен), что Ташкент ему пол-лампочки скормил.

– Как это?

– Растолок в порошок и скормил. У него ж гены персидские! У того офицера до сих пор, наверное, проблемы со здоровьем. А может, его уже похоронили с салютом… Так что тебе еще рассказать за Ташкента?

Полина была ошеломлена. Она испуганно взглянула на достаточно далеко сидящего Ташкента. Ей казалось, что тот может услышать их разговор.

– Не нервничай, я же знаю, что говорить и когда, – заметив ее беспокойство, произнес Камыш. – Я хочу, чтобы ты поняла… Вот тебя научили неслышно ходить, но это твое умение, по большому счету, гроша ломаного не стоит. Потому что тут нужно нутро. Если бы ты следила за историей организованной преступности в США, то знала бы: сам Франко Моргано не смог раскусить китайцев, и они порезали его на много-много маленьких морганчиков. А ведь итальяшки видели людей насквозь!.. Вот этот самый Рагу – азербайджанец, он далеко не пацан. Известный борец в прошлом – налетчиков и карманников держал в девяностых. Ему Яша отстегивал. А Яша, уходя от мусоров около ресторана «Метрополь» в 1990 году от Рождества Христова, на капоте провез опера до ресторана «Баку»! Яше платил долю Два нагана, Рагу получал с Яши, а Ташкент вышибал гонор из Рагу. И все они живы и тратят в день столько, сколько вам платит государь в месяц!.. А ты – внедряться! На небеса захотела, дура?.. Все они внешне занимаются бизнесом. Но это больше, чем бизнес… Они знают, как устроены люди.

– И как я устроена тоже? – выдохнула Полина.

– Да.

– И ты знаешь, как я устроена?

– Когда у нас были близкие отношения – я об этом не думал. А сейчас в секунду могу узнать, как устроена ты.

– А почему ты раньше мне этого не говорил?

– А потому что рожавшей женщине особенно не о чем говорить с девочкой, будь она хоть трижды бакалавр. И это не обидные слова. Это данность. Вы делаете по-своему правильное дело, но вы заигрываетесь.

– Ты можешь успокоиться?

– А мне что волноваться!? Только за тебя!

Камыш помолчал.

– Надеюсь, в твое задание не входит задержание всей этой честной компании?

– Нет, я просто пришла посмотреть на тех, с кем встречается Ташкент и на каких машинах они отсюда уедут. А что?

– Устал я что-то, Полина – выдохся. Давай мы сейчас быстренько выпьем еще по фужеру, а потом – валим отсюда. Будем считать, что на Ташкента ты уже насмотрелась, а на тачки мимоходом глянешь на улице.

– А мы сможем забрать оставшееся вино с собой? На бутылке могли сохраниться пальцы Ташкента…

– Слушай, тебе бы больше подошла фамилия не Ольховская, а Каменская… Пальцы – это, конечно, очень круто (кстати, тебя не смущает, что я тоже держался за эту бутылку?)… Но вообще-то в подобных заведениях не принято уносить с собой стеклотару и фуршетные остатки. Это могут не совсем правильно истолковать присутствующие. А впрочем, поступай как знаешь…

Через некоторое время они вышли на улицу и прошли на Моховую, где была припаркована до боли знакомая Полине «БМВ». Правда перед этим Ольховская старательно проговорила про себя номера стоящих у кафе иномарок. Увидев, как она хмурит брови и тихонько шевелит губами, повторяя буквенно-цифровые комбинации, Камыш невольно улыбнулся и сказал:

– Белую девяносто девятую можешь не запоминать – это машина официанта.

Полина, смутившись, что Камыш раскусил ее «шпионский» трюк, поспешила сменить тему.

– Женя, а все-таки – как ты тут очутился? Ты подумал, что я могу появиться здесь и на всякий случай приехал, чтобы защитить меня? Если бы здесь стало очень опасно? Да?

– Нет. Я надеялся застать здесь вашего ментенка, которому неосторожно заехал в башню, и сказать ему, что глубоко раскаиваюсь в совершенном мною хулиганском поступке.

Ольховская, конечно же, угадала. Камыш действительно беспокоился за Полину, а потому с утра позвонил знакомому бармену из «Метехи» и попросил дать знать в случае, если сегодня в районе двенадцати в кабаке нарисуется молодая, высокая, интересная блондинка. Бармен просьбу исполнил – перезвонил и сообщил, что похожая баба действительно нарисовалась. Тот факт, что «баба», по словам бармена, пришла в кафе одна, заставил Камыша спешно подорваться на Белинского – Женя очень боялся, как бы Полина не натворила каких-нибудь глупостей, а чем кончаются шутки с Ташкентом он хорошо знал. Однако бармен приходился знакомым не только Камышу. После того, как Ольховская и Женя покинули кафе, Ташкент подошел к барной стойке и как бы ненароком поинтересовался шаловливой парочкой. Обстоятельства, предшествовавшие «случайному» появлению Камыша, Ташкента насторожили – слишком уж нестандартно было назначено это романтическое свидание. А все, что не поддавалось логическому объяснению, Ташкент в обязательном порядке архивировал в своей памяти и ставил на «особый контроль». Заодно он срисовал у бармена и телефончик Камыша – так, на всякий пожарный.

Женя довез Полину до самого подъезда, но на приглашение зайти, как она ни уговаривала, отказался. Вручил ей «бесценную» бутылку, развернулся и уехал. Ольховская вошла в квартиру, скоренько переоделась в домашнее и засела за телефон. Ей не терпелось поскорее пробить владельца «Мерседеса», который она срисовала у «Метехи» (какая все-таки жалость, что Камыш не знал никого из спутников Ташкента!). Установить «историю машины» следовало еще и для того, чтобы, когда ей придется оправдываться перед бригадиром, она смогла выложить перед ним максимально большее количество добытых трофеев. Впрочем, бутылка с пальцами Ташкента уже стоила мессы как минимум!

Дозвониться днем до справочной службы ГИБДД дело не то чтобы гиблое, но уж безнадежное это точно. После пятнадцати минут автодозвона Полина решила прерваться на чашку кофе. Едва она отпустила рычажок, телефон затрезвонил как угорелый.

– Полина, ты? Ну, слава богу! – раздался голос Нестерова.

– Со мной все в порядке. Вы меня извините, Александр Сергеевич, я хотела…

– Потом извинишься. Сначала я тебя выпорю, а потом извинишься… Что Ташкент? Был? Видела?

– Был. Видела.

– Ах, ч-черт. А я ведь почему-то был уверен, что сегодня он все-таки не объявится… И что он? Встретился?

– Да. С ним были двое. Я немного опоздала, пришла – а они уже сидят…

– Ладно, потом все расскажешь. Главное – ты там не накосячила? Они ничего не заподозрили?

– Да вроде бы нет. Точно – нет.

– Забыла что Джеймс Бонд говорил? «Никогда не говори никогда». Ладно, хорошо, что все обошлось. Отдыхай. Вечером я тебе перезвоню.

– Александр Сергеевич, у меня есть бутылка.

– Какая бутылка?

– С возможными отпечатками пальцев Ташкента.

Бригадир замолчал, переваривая эту информацию, после чего восторженно прокричал:

– Полинушка, ты – умница. Я всегда говорил, что любая женщина – это прирожденный «грузчик»…

– Да, только еще вы говорили, что женщины – это прекрасный пол, но линолеум смотрится гораздо симпатичнее.

– Я так говорил? Не может быть. Но все равно – ты молодчина. Это может стать таким козырем…

– Что Козырев?

– Да не Козырев (Пашка, Полина тебе привет передает, говорит, что скучает), а козырем… Ой-ё!.. Все, Полин, извини, у нас тут объект чегой-то дуркует. Пока…

О причинах столь бурной реакции Нестерова на сообщение Полины догадаться было нетрудно: Ташкент ни разу не привлекался к уголовной ответственности, поэтому его дактилоформулы в картотеке ГУВД не было. Однако это вовсе не означало, что его «безымянные» пальцы, с учетом активного характера их владельца, где-нибудь не наследили. Страна-то у нас большая. А безымянных героев и неизвестных братков в ней еще больше.

Вечером бригадир позвонил Полине, и она подробно рассказала ему о своих утренних приключениях. Выслушав ее, Нестеров лишний раз убедился, что не ошибся, когда при первой же встрече с Камышом дал ему характеристику «правильного мужика». Другое дело, что после рассказа Полины Александру Сергеевичу сделалось немного стыдно. Вот Камыш, тот поступил абсолютно по-мужски – зная, что ситуация может стать непредсказуемой, примчался и подстраховал свою женщину, можно сказать, прикрыл собой. А ведь Нестеров в какой-то момент тоже подумывал о том, чтобы ближе к полудню оставить с объектом Пашу с Иваном, а самому ломануться на Белинского. Однако объект оказался на удивление активным, утащил их ажно на Яхтенную и вырваться оттуда в центр, а затем обратно (да так, чтобы его двух-трехчасовое отсутствие осталось незамеченным для руководства) было делом фактически нереальным. И тогда бригадир принял решение продолжать работу, хотя, конечно же, по-любому следовало бросать все и мчаться на подмогу Полине… Но что сделано, то сделано. И хорошо еще, что все закончилось именно так.

А с пальцами на бутылке получилось в высшей степени удачно. Не пришлось лишний раз напрягать того же Серпухова или других знакомых гласников на предмет составления официального запроса. Дома Полина вспомнила, что вместе с ней в Стрелке на одном курсе учился Темка Сорокин, отец которого ходил в замах в питерском ЭКУ. Самым трудным оказалось отыскать номер телефона Сорокина, но тут уж расстарался Лямин со своими базами – доказал, что не зря и он свой хлеб проедает. Ваня выудил из компьютера сразу два сорокинских телефона – домашний и мобильный. По последнему Ольховская и связалась с Артемом. После обязательных в таких случаях необязательных разговоров (все ж таки года три не виделись, не слышались) выяснилось, что Сорокин-старший за это время резко пошел в гору и в настоящее время занимает должность начальника окружного ЭКЦ. Словом, круть нечеловеческая! Деликатно не вникая в подробности (надо – значит, надо) Артем в кратчайшие сроки пообещал проверить пальцы, в том числе по учету непойманных.[20]20
  Учет непойманных (проф. жаргон) – дактилоскопический учет неизвестных преступников, оставивших следы рук на местах нераскрытых преступлений.


[Закрыть] Правда, при этом он оговорился, что с легализацией информации будут проблемы – для того, чтобы получить одну официальную бумажку, взамен надо предоставить не менее официальную другую. Однако в данном случае прокурорский надзор «грузчикам» не грозил, поэтому сошлись на том, что бумагу с положительным ответом, если таковой будет иметь место, они получат на обыкновенном, а не на государевом казенном бланке, с печатью и соответствующими подписями. Через два часа Полина и Артем пересеклись на Невском, и тщательно упакованная бутылка, на которую возлагалось столько надежд, перекочевала из «лягушки» в портфель следователя Кировского РУВД Артема Сорокина. А ведь с таким папой карьера могла быть и посолиднее. Но, увы – в школе по химии – матери всех криминалистических наук – у Артема всегда был твердый «трояк с минусом»…

На следующий день экипажи Нестерова и Пасечника вышли на линию отрабатывать последний (слава Аллаху!) день слежки за чиновником комитета по благоустройству и дорожному хозяйству господином Невструевым. У питерских убэповцев были основания подозревать, что этот серый мышонок как-то уж слишком прикипел душой к двум строительным организациям, буквально осыпав их заказами и подрядами на ремонт дорожных покрытий в исторической части города. Чашу терпения борцов с расхитителями рыночной собственности переполнил факт выдачи Невструевым карт-бланша на очередное раскурочивание площади Островского с ее последующим асфальтированием. Причем первая строительная организация провела точно такую же работу в прошлом году. И вот теперь настал черед второй – видимо, чтобы никому не было обидно. Наружке поставили задачу отфиксировать контакты Невструева во внеслужебное время и попутно оценить уровень его материального благосостояния. Грубо говоря, проследить за тем, какие суммы и на что ежедневно тратит рядовой чиновник городской администрации со скромным окладом в десять тысяч рублей.

Работа за Невструевым была невыносимо скучной и до отвращения однообразной. Каждое утро в половине девятого за ним приезжала служебная машина, и с этого момента слуга народа с головой окунался в бесконечную череду заседаний, инспекторских поездок, презентаций и посещений административных зданий, цель которых для «грузчиков», естественно, была окутана завесой таинственности. Словом, налицо полнейшее подвижничество и горение на работе. Домой Невструев возвращался лишь в девятом-десятом часу, все на той же служебной машине, после этого выходил во двор прогулять своего Лабрадора – копию небезызвестной первой собачьей леди[21]21
  Лабрадорша Кони – любимица семьи президента РФ Путина.


[Закрыть] и затем окончательно погружался в семью. Ни тебе поездок с супругой по магазинам, ни походов в кабаки – все размеренно, деловито и благочинно. За четыре дня наблюдения господин Невструев лишь однажды позволил себе отобедать в «Якитории», а все остальное время довольствовался скромной трапезой в смольнинской столовой. Кстати, японская кухня чиновнику похоже импонировала: по крайней мере, его обед, согласно расценкам заведения, потянул на полновесных тысячу двести пятьдесят рублей. Правда, этот счет любезно оплатил собеседник Невструева, и теперь убэповцам, получившим снимок объекта со связью, предстояло разобраться, кем является этот добрый самаритянин.

Но в последний день наблюдения, пришедшийся на пятницу, объект решился-таки немного расслабиться: он закончил свои государственные дела пораньше и вышел из здания комитета уже в начале седьмого. На этот раз служебная машина его не ждала: господин Невструев пешочком прогулялся один квартал и прошел на территорию охраняемой парковки. Здесь он погрузил свое тело в новенький «Рено Меган», обнаружив тем самым наличие у себя отменного вкуса, и покатил в сторону манящего рекламами и легкомысленными мини-юбками Невского проспекта. Двумя машинами вслед за ним потащились смены Нестерова и Пасечника, однако назвать мероприятие погоней было бы поэтическим преувеличением – в этот час центр города со всех сторон был плотно закупорен пробками. Так что если это и была погоня, то разве что двух раненых черепах за парализованной третьей.

С грехом пополам добрались до Невского. К его рекламам господин Невструев остался равнодушен, а вот у сиротливо вглядывающейся вдаль на перекрестке с Михайловской мини-юбки «рено» затормозил. Встреча была бурной и не оставляла сомнений в том, что юное создание лет восемнадцати и пятидесятитрехлетний состоявшийся мышонок встретились отнюдь не случайно. Усадив девушку в машину, Невструев метнулся в сторону киоска и уже через минуту возвратился с шикарным букетом желтых роз. После этого «рено» самым нахальным образом развернулся на сто восемьдесят градусов и на крыльях любви понесся в сторону Невы. Козырев недовольно буркнул, однако маневр повторил, а вот машина Пасечника замешкалась и смогла догнать их лишь в районе Эрмитажа. Эта поездка оказалась недолгой и закончилась на Мытнинской набережной у сомнительного вида и ценности сооружения, именуемого плавучий фитнес-центр «Летучий голландец». Здесь Невструев припарковался, тщательно закрыл машину, несколько раз проверил сигнализацию и, подхватив свою барышню под локоток, повел ее на судно.

Нестеров вылез из «девятки», закурил и осмотрелся. Навстречу ему уже приближался слегка взъерошенный Пасечник.

– Че делать-то будем, Сергеич?

– Так что делать? За ними переться надо.

– Ага… Как же… Видишь, там у них на входе рамка стоит. Это ж надо станцию с себя снимать. Да и аппаратуру, скорее всего, не пронесешь.

– Надо – так снимем. Сейчас самая работа и начинается – что заказали, сколько выпили…

– Да ты соображаешь, Сергеич? Я читал – в этом заведении клубная карта полторы тысячи баксов! Прикинь, сколько там жрачка стоить может?.. Володе Шарапову даже на стакан минералки бы не хватило, не то что на кофе. К тому же, там небось еще и фейс-контроль. Меня, в моих говнодавах, запросто могут и не пропустить.

– Ну, и что ты предлагаешь?

– Может, ну их в жопу? Напишем от балды, мол, закусили-выпили на сотку баксов. Нет, лучше на сто двенадцать, чтобы цифра неровная была.

– А ты уверен, что там расчет в у. е., а не в рублях?

– Да какая разница?

– Да такая, что бэхи, в отличие от нас с тобой, в этом заведении наверняка были. И не раз. А потому в местном ценнике ориентируются.

– Ну тогда не знаю, Сергеич. У меня в кармане только стольник. Что ж теперь, экипажами сбрасываться будем? Из-за этого чмыреныша последние отдавать? Хрен ведь потом вернут.

– Ладно, не скули. Мы с Полиной сходим… Хорошо, хоть один симпатичный фейс в конторе нарисовался – не стыдно в приличный кабак сунуться…

Нестеров и Ольховская, предварительно разоружившись (то есть сняв с себя носимые станции), благополучно прошли на корабль и нашли господина Невструева с подругой, кличка которой была дана «Цаца», на втором этаже, в ресторане «Терраса». Объект заливался соловьем и шаловливо поглаживал лапкой девичью коленку. Полина и бригадир присели за свободный столик и погрузились в изучение меню. Если Ольховская, несмотря на молодость, успела побывать в заведениях и покруче, то Нестеров изначально был шокирован, и даже не столько ценами, сколько названиями блюд. В частности, что могло скрываться под терминами «дорадо» или «паэлья классическая», он, сколько ни пытался, представить не мог. Ну а цены были из разряда тех, о которых достопамятный Ипполит Матвеич сказал свое не менее классическое «Хм… однако!». Впрочем, деньги у Нестерова были. Деньги ладонинские. И хотя они выделялись под вполне конкретные оперативные расходы, Александр Сергеевич благоразумно рассудил, что не будет никакого в том криминала, если они с Полиной разочек шиканут. Тем более, что сам Нестеров уже забыл, когда последний раз ходил в ресторан. На том и порешили и заказали более чем скромненько – баксов на восемьдесят, не больше, и все равно посидели на славу.

Наблюдая за Невструевым, «грузчики» заметили, что, невзирая на столь приятное общество, его явно что-то тяготит. Чиновник постоянно бросал взгляд на часы, обильно потел и заметно нервничал. Минут через сорок его барышня удалилась в дамскую комнату, и объект, в очередной раз обведя глазами зал, поднялся и решительно направился к столику, за которым сидели Нестеров и Полина. Учтиво извинившись перед Ольховской, он попросил бригадира отойти в сторонку – поговорить. Александр Сергеевич кивнул, поднялся и пошел вслед, гадая по дороге, что сие может означать – прокол или некое досадное недоразумение? Они вышли из зала, Нестеров остановился и нарочито грубо начал первым:

– Ну и?..

– Ради бога, вы уж меня извините. У меня к вам огромная просьба. Как у мужчины к мужчине… Вы меня понимаете?

– Нет.

– У вас есть мобильный телефон?

– Допустим.

– Вы не могли бы немного побыть Валерием Иосифовичем?

– Кем?..

– Валерий Иосифович – это мой начальник. Я служу… Впрочем, это неважно. Так вот, я позвоню по вашему телефону своей супруге, объясню, что вы меня задержали по работе, а вы это при необходимости подтвердите… Понимаете, сегодня у тещи день рождения, а у меня совсем вылетело из головы… Вы, надеюсь, меня понимаете?..

Вот теперь Нестеров действительно начал понимать: похоже, мышонок жутко боится своей благоверной, а из всей здешней тусовки выцепил именно Нестерова потому, что принял его за «своего» – то есть за такую же кобелирующую личность, как и он сам. Александр Сергеевич с трудом подавил в себе смешок и благородным жестом протянул чиновнику мобилу. Тот горячо поблагодарил и суетливо набрал номер:

– Анжела?.. Это я… Подожди… Я говорю по трубке Валерия Иосифовича, моя разрядилась, и он любезно предложил свою… Работаем, да-да, тот самый проект… Радость моя, ну, конечно, помню, но ты же понимаешь… Да, сейчас передам…

Невструев передал трубку бригадиру и посмотрел на него преданными собачьими глазами. Александр Сергеевич усмехнулся и деловито включился в радиоигру:

– Добрый вечер, Анжела… э… Васильевна… И мне тоже очень приятно… Прошу прощения, виноват, не знал о вашем маленьком семейном торжестве. Передайте от меня глубочайшие поздравления вашей матушке… Всенепременно, при случае обязательно заеду… Нет-нет, что вы! Еще буквально часок-полтора… Обязательно… Целую ручки. Всего доброго.

Бригадир отключил телефон и вопросительно посмотрел на Невструева:

– Это все?

– Спасибо вам огромное. Вы поступили как настоящий мужчина.

– Не думаю, что тест на принадлежность к мужскому полу включает в себя именно эту составляющую.

– И все равно спасибо. Кстати, а что вы имели в виду, говоря «час-полтора»?

– Я сказал вашей супруге, что через час-полтора мы с вами закончим работу, и вы сразу же поедете домой.

– А вот это уже было лишнее. Надо было сначала посоветоваться со мной, – обиженно встрепенулся Невструев.

– Виноват, заигрался, – улыбнулся Нестеров.

– Вот то-то и оно, что заигрались, – чиновник посмотрел на часы и, мгновенно потеряв всякий интерес к бригадиру, поскакал обратно в зал.

Далее события развивались с калейдоскопической быстротой: Невструев расплатился с официантом, вытащил из-за стола раздосадованную скомканным вечером подругу, которой явно хотелось еще десерта и танцев, и потащил ее на выход. Нестеров отзвонился Пасечнику, дав ему отмашку на приемку двух влюбленных сердец, после чего они с Полиной неторопливо закончили трапезу и вернулись к своим на набережную. Из соображений деликатности о том, сколь калорийно и вкусно они провели этот час на корабле, бригадир и «грузчица» умолчали.

Ориентируясь по настройке Пасечника, экипаж проехал в адрес на Маршала Блюхера, куда Невструев столь стремительно увез свою подружку. Сексуальный контакт (ну не кроссворды же они там отгадывали?) оказался весьма скоротечен – уже через сорок минут чиновник выполз из адреса с глубоким чувством удовлетворения на лице. Он забрался в свой «рено» и на этот раз выдвинулся в сторону родного очага, где в праздничном ожидании томились жена и теща. По дороге Невструев заскочил в универсам, накупил всякой-разной снеди, вина и букет роз – полную копию того, что недавно был подарен «Цаце». Похоже, чиновник был неравнодушен к желтому цвету. На это Полина язвительно заметила, что желтые розы, согласно старинным толкователям «языка цветов», означают неверность. Что ж, похоже, старинные толкователи в данном случае не ошиблись…

Час спустя два экипажа «грузчиков» стояли в темном дворе на улице Хасанской и расслаблялись пивком в ожидании официального окончания смены. Было понятно, что теперь объект уже никуда не денется, а посему Пасечник и Нестеров снисходительно отнеслись к предложению молодежи слегка отметить благостный день пятницы. Самое удивительное, что даже в этот вечер господин Невструев не изменил своим привычкам и, едва вернувшись домой, снова вышел во двор прогулять Лабрадора. Черт его знает, может быть, эта собака признавала только хозяина и без него просто не могла расслабиться?

И тут Нестеров пустился на маленькую хитрость. Он подошел к своим «грузчикам» и на полном серьезе заявил, что они забыли сделать снимок Лабрадора, а поскольку такая собака может стоить несколько тысяч баксов, то ее, пожалуй, следует включить в реестр движимого имущества чиновника. А вдруг он берет взятки исключительно борзыми щенками? Так как Нестеров и Ольховская были уже максимально засвечены в кабаке, ничего не оставалось, как отправить на это гиблое дело Лямина.