Текст книги "Команда"

У нас в Питере его довольно быстро все узнали. Формально он числился то в одной бригаде, то в другой. Однако по моим ощущениям, он никогда ни с кем не был… То, что за одними столами с лидерами и авторитетами сиживал – на это не гляди. С головой, с языком у него все «тики-так», так что хлопнет дело с кем-нибудь – и все…

Я тебе все подряд отксерил, поэтому здесь много неточностей, белиберды всякой. Главное, запомни – он дерзкий… Вот смотри: есть одна информация. Посадили как-то гуся одного по прозвищу «Борман», дело нашумевшее было… Так вот его братва долго думала, как убрать пару-тройку эпизодов. Ташкент вызвался решить вопрос, и не за долю малую, а за собственность на землю, на которой и было-то – пруд гнилой, да бурьян степной. Ударили тогда по рукам. Но ему не поверили. Дальше-больше: у следователя, который знакомил Бормана на 201-й и вышел из следственного изолятора, кто-то вырвал портфель с делом. Шум-гам! Разумеется, Бормана не выпустили. А когда дело звероподобно начали восстанавливать, то показания некоторые дали совсем иные. Смекаешь? Ты будешь смеяться, но Борман ограничился отсиженным, а Ташкент получил кусок помойки. Через некоторое время выяснилось, что это место гениально подходит под гипермаркет. Все просто.

– Ты хочешь сказать, Семеныч, что он знает, что во дворец легче пройти с черного хода под видом посудомойки? – вспомнил Нестеров разговор с Козыревым, который, начитавшись исторических книг, поставляемых ему соседкой, взахлеб рассказывал о взрыве Зимнего дворца Халтуриным. Паша умилялся, что, когда после теракта охранное отделение начало тотальную проверку, выяснилось, что с парадного входа – с Иорданской лестницы даже генерал зайти без семи разрешений не мог, зато с черного входа уличных шмар водили к полотерам. А еще на чердаке была обнаружена живая корова, которую тайно ночью провели по дворцу в опорках.

– Это ты к чему?

– К тому, что это самое легкое и правильное.

– Ну, может ему кто-то посоветовал.

– Нет, скорее всего он просто наблюдателен и не имеет воображения. Отсутствие воображения – это серьезное оружие. Это спокойствие во время опасности…

– Ну ты даешь! Как заговорил. Ладно, далее… – Валерий разлил по третьей. Пивом они запивали. – Ташкент работал редко, но по-крупному и при этом всегда считал, что где-то рядом обязательно может быть агент. Даже когда его не было, он все равно вел себя так, как будто кто-то уже вломил. Поэтому частенько гнал дезу по телефону. Например, незадолго перед делом ему звонят и спрашивают: как дела? Спрашивают просто так. А он может сказать, что дела, как зола – мол, отравился грибами и так далее. Или в Токсово сгорела дача друга – в городе буду поздно вечером. То есть всегда экспромт. У него так голова устроена.

– Молодец!

– Не то слово. С головой все нормально. Да, и товарищ он продвинутый, в отличие от многих себе подобных. Вот ты, Саша, если бы была такая необходимость и возможность, носил бы с собой мини-компьютер, связывался бы по мобильнику через Интернет, посылал бы электронную почту?

– Да мне как-то сподручней на спичечном коробке записывать.

– То-то и оно! А этот шарит будьте-нате! Например: случилось убийство, на одном сайте в Интернете разместили информацию. Ташкент заходит на форум сайта из интернет-кафе и пишет там от имени анонима все, как было, с телефонами, приметами и кто что делил. Журналисты начинают проверять, милиция узнает у журналистов. Дальше: трали-вали-винегрет – скандал, как минимум. Зачем? – Это другой вопрос. Но большинство ему подобных никогда бы до такого не додумалось.

– Ну здесь, в принципе, ничего злодейского нет…

– В вилке тоже ничего злодейского, – поковырял Валера леща вилкой. – … А четыре дырки оставить можно… Еще одна интересная деталь: зачем она нужна, я не знаю, как на нее обратили внимание, тоже не знаю, но Ташкент никогда не спрашивает «почему?». Всегда – «отчего?». Вот такое слово-паразит у этого паразита…

Они посидели еще немного… А потом еще немного… И окончательно измусолили-таки копии бумаг, лапая их пятернями и близко поднося к глазам. «Ну, про то, что тут всякие рубопы-губопы на него заводились и все без толку, это ты уже знаешь…» – сильно захмелев, бормотал Семеныч. «Ессессвенно», – гордо отвечал ему Нестеров. Еще через полчаса они уже пели: «Прогудело три гудочка и затихло в дали! А чекисты этой ночкой на облаву пошли!», и тут из гостей вернулась жена.

– Хороши! – философски заметила она.

– Не мешай – видишь анализируем информацию! – сфокусировал зрение Валера.

– Да упаси господи мешать осуществлению безопасности федерации! – возмутилась таким непониманием супруга и, бочком зайдя на кухню, немного привела в порядок стол. – Связь Ташкента с НВФ[7]7
  НФВ – незаконные вооруженные формирования.


[Закрыть] нужна? – брезгливо поднимая за краешек, жена указала на отцепившийся листок.

– Это служебная тайна! – хрюкнул Валера, аккуратно засовывая листок за пазуху.

Нестеров глупо улыбался.

– Мне немедленно шарахнуться о косяк лбом не надо?

– Зачем? – удивленно спросил Валера, пытаясь очистить пальцы от чешуи.

– Чтобы секрет забыть! – жена жахнула сковороду в раковину и вышла.

– Ну, я пошел, – начал вставать Нестеров.

– Да погоди ты, Саша, все нормально!

– Вот пока нормально – я и пошел. К тому же у меня сейчас конспиративное свидание.

– С бабой?

– Нет. С передовой советской молодежью…

После беседы с Егоровым Александр Сергеевич принял решение в контору не возвращаться. День был теплый, спокойно-красивый и в большей степени располагающий к неспешным прогулкам, нежели к подшиванию дел в опостылевшем кабинете. До заранее оговоренной встречи со сменой оставалось часа полтора (в этот самый момент ребята как раз должны были сидеть на «судебном процессе») и Нестеров, трезвея по пути, пешочком отправился через центр к скверику, который по причине хорошей погоды невольно стал временной штаб-квартирой их подпольной организации. По дороге он отзвонился в контору и поинтересовался у дежурного насчет текущей обстановки. Серега Васильев ответил, что все спокойно, вот только Нечаев несколько раз заглядывал в дежурку и справлялся, где Нестеров. Александр Сергеевич не стал выдумывать достойных отмазок, попросил по возможности передать шефу, что сегодня он в конторе не объявится, и отключился. Ничего страшного – потерпит до завтра. В конце концов, после утреннего разноса «не по делу» любой нормальный человек имеет право взбунтоваться. «Да-да, Василий Петрович, я взбунтовался. И никакой вы не великий, а выдающийся и только».

Ребят в условленном месте не оказалось – похоже, вынесение приговора по делу Льва Трушина затягивалось. Нестеров сидел на скамеечке, потягивал свое любимое «Петровское» и переваривал информацию, полученную от Егорова. Данная Семенычем характеристика Ташкента была в высшей степени интересной, однако все, что в этом мире связано с компьютерами, являлось для бригадира темным лесом, а некоторые узкоспециализированные термины из этой области Нестеров до недавнего времени вообще воспринимал как сленговые бранные слова. (В частности, когда однажды в отдел заехал пацан из компьютерной службы Управления и начал сыпать словами, типа «вам варёз новый ставить надо, опять же кулер, а вообще писюха древняя, даже разъема usb не предусмотрено»,[8]8
  Кулер; варёз; писюха (компъют. жаргон) – вентилятор; свежее программное обеспечение; компьютер.


[Закрыть] бригадир не выдержал и рявкнул на него: «Юэсби твою мать! Я тебе сейчас такую писюху устрою!.. Говори толком и по-русски, чего делать-то, чтоб принтер нормально печатал?».) «Надо будет Лямку на это дело подрядить. Паша говорил, что он вроде как в этих самых компьютерах-интернетах разбирается», – подумал Нестеров и поймал себя на мысли, что былой запал прошел и у него уже нет острого желания отдрючить свою команду за инцидент с Камышом. Тем более сегодня, когда смену в очередной раз смешали с говном и незаслуженно наказали. «Ладно, – решил Нестеров, – проехали и забыли. Работаем в прежнем темпе, как и раньше. До нового прокола. Но уж тогда он будет точно последним»…

Наконец появились ребята. Поначалу все трое в общении с бригадиром держались настороженно, с трепетом ожидая обещанного разбора полетов. Однако поняв, что такового сегодня не ожидается, молодежь заметно повеселела и оживилась. Особенно после того, как Нестеров поинтересовался их впечатлениями от состоявшегося суда чести. Полина и Лямин наперебой принялись цитировать самые яркие и ослепительные гэги и хохмы обвинителей и подсудимых, и Александр Сергеевич понял, что, как он и прогнозировал, сие действо обернулось глупейшим фарсом. По словам Полины, тон всеобщему веселью, сам того не ведая, задал Шлемин, который в свое обличительное выступление умудрился втиснуть более чем двусмысленную фразу, а именно: желая привести собравшейся аудитории наиболее достойный с его точки зрения пример безупречного служения Родине, замначальника вспомнил про дедушку Самохина, некогда легендарного «грузчика» образца 60-х годов. Владимир Иванович Самохин вышел на пенсию аж в 84-м году, но с тех пор его регулярно выдергивали на все проходившие в Управлении культурно-массовые мероприятия с участием ветеранов службы и именно на этом поприще он проявил себя с самой лучшей стороны. Самохин жил на Большом проспекте Васильевского острова, а потому кусок своей речи о нем Шлемин начал так: «…Когда я хожу по Большому, то всегда вспоминаю нашего легендарного Владимира Ивановича Самохина и мне сразу становится легче, поскольку…» Дальше уже можно было не продолжать – присутствующие в зале просто сползли со стульев от смеха и попадали в проходы. После этого каждое последующее выступление обязательно интерпретировалось сидящими в зале острословами в свете туалетно-пивной темы Трушина и физиологических особенностей несчастного Шлемина. В конечном итоге Жене Стукову влепили выговор, Леве Трушину – строгий. И на кой черт ради этого руководству понадобилось устраивать такое шоу, было непонятно. Разве что в качестве компенсации за подло замотанный массовый выезд на природу?

Ольховская, Нестеров и Лямин хохотали до слез, а сидевший чуть в сторонке Паша Козырев хмурился и украдкой пожирал глазами Полину. После того, как он узнал, что у нее был роман с Камышом (узнал, естественно, в общих чертах, без шокирующих для влюбленного молодого человека подробностей), Паша в сердцах принял решение плюнуть на все и как можно быстрее забыть. «Да будет так: пусть любовь ушла, но она (любовь? Полина?) когда-нибудь еще об этом пожалеет». Однако когда сегодня утром перед кроссом он увидел ее, выходящую из раздевалки в потрясающем топике и плотно обтягивающих бедра коротких спортивных шортах, козыревское сердце не выдержало, ухнуло и провалилось в тартарары, вслед за всеми его клятвами и зареканиями про «ни за что и никогда».

После кросса была стрельба. И если в беге на пять километров Ваня Лямин еще как-то продержался, то здесь он поплыл по полной программе. Стрелок из Лямки был, прямо скажем, хреновый. После первых трех тренировочных выстрелов бессменный руководитель стрельбами седовласый Петр Геннадьевич Ершов критически осмотрел девственно чистую Ванину мишень и задумчиво произнес: «Да, хорошо бьет ружье: с полки упало – семь горшков разбило». Но, в конечном итоге, с грехом пополам зачет сдали все. Кто не смог – тому натянули. Кадровикам, им ведь тоже хорошие показатели требуются. После этого Ершов объявил, что осталось еще немного патронов и если у кого имеется такое желание, то пожалуйте к барьеру: популяйте, отведите душу.

Козырев, у которого сегодня был лучший в отделе результат (сказывалась суровая пограничная школа), предложил «грузчикам» пострелять на пиво. Правила были известны и стары как мир – разница в результатах равняется количеству выставляемых проигравшим бутылок. Народ принимать вызов не торопился: получка еще не скоро – каждая копейка на счету. И тут, к удивлению всех, посоревноваться с Пашей вызвалась Полина, выдвинувшая свое условие-пари: поскольку пиво она не пьет, то согласна стрелять на желание. Козырев вызов, конечно же, принял, в душе уже тайно предвкушая, как затребует с Ольховской полноценный поцелуй – то бишь, не просто чмок в щеку, а настоящий засос в губы. Однако выяснилось, что Павел поторопился. Итоговые результаты оказались удручающими: у Полины из пятидесяти – сорок три, у него – тридцать девять. (Что, впрочем, неудивительно: стрелять Ольховскую научил Камыш. В свое время они частенько выезжали в лес, где практиковались в стрельбе по бутылкам. Правда, на предложения Жени попрактиковаться в стрельбе по движущимся мишеням она всегда отвечала отказом – валить из «ТТ» несчастных ворон Полина категорически не соглашалась.) Угрюмый Козырев на глазах у потешающихся «грузчиков» подошел к Полине с немым вопросом: мол, чего изволите? Но Полина, кокетливо улыбнувшись, заявила, что пока ей почему-то ничего не хочется и поэтому она должна какое-то время подумать.

– Только недолго, – буркнул Паша и ушел, посрамленный женщиной. Любимой женщиной, а оттого еще более несчастный…

После того как бригадир и «грузчики» вдоволь отсмеялись и напотешались (не забыв, кстати, и про конфуз Козырева), Нестеров перешел к более печальным известиям. Рассказывая о свежем, с пылу-жару начальственном порицании, Александр Сергеевич постарался максимально смягчить акценты и, в целом, смена без лишней истерики отреагировала на очередное массовое взыскание. Один лишь Лямин остался дико недовольным, поскольку в октябре собирался поехать погостить к родителям. Утешения Козырева типа «в феврале, когда коньки и лыжи, отдыхать самое то», на него подействовали слабо. Кстати, сам Паша, которому, в отличие от Ивана, ехать было некуда, гораздо в большей степени радовался тому обстоятельству, что он снова возвращается в смену, а главное, что, невзирая на его идиотский прокол, они продолжают работать за Ташкентом.

Лямка все еще продолжал возмущаться, а Нестеров между тем уже перешел на только что состоявшийся разговор с Егоровым. Бегло пересказав полученную информацию, бригадир вопросительно посмотрел на ребят: мол, у кого какие будут соображения? Прошу, высказывайтесь. Первой взяла слово Полина:

– Александр Сергеевич, помните, вы говорили, что ладонинская прослушка телефона связи Ташкента ничего не дала?

– Помню, было такое дело. И что?

– А еще Ладонин тогда упомянул, что телефон постоянно занят – как будто человек регулярно в Интернете сидит.

– Полинушка, ради бога – не говори загадками. Я ж в этих интернетах ни фига не волоку…

– Мобильной связи у него нет. Счета за междугородние переговоры в последнее время к нему тоже не приходили. Но в день гибели Антона он встречал Ташкента в Выборге, значит точно знал, когда и во сколько Ташкент пересечет границу. Так?

– Так – и что сие значит?

– А сие значит, что он мог связываться с ним по электронной почте. Через Интернет… Раз ваш знакомый утверждает, что Ташкент в этих вопросах человек продвинутый, то почему бы и нет?

– Я понял твою мысль, вот только не очень понимаю, что нам это дает и как этим можно воспользоваться… Кстати, – Нестеров обернулся к продолжавшему все это время дуться Лямину, – а что нам обо всем этом скажет наш эксперт по компьютерным тарелочкам?

Ваня, гордый тем, что он единственный в составе смены является специалистом в области высоких технологий, тут же успокоился, надул щеки и, обведя взглядом присутствующих «чайников», поучающе изрек:

– Если человек использует электронный почтовый ящик, предоставляемый оператором сотовой связи (что в нашем случае наиболее вероятно), то все входящие/исходящие сообщения в процессе передачи временно хранятся на почтовом сервере оператора. Также на этом сервере постоянно формируется отчет (лог) о проходящих почтовых сообщениях, информация в котором содержится за определенный период времени (допустим, десять дней) и постепенно обновляется…

– Ни хера не понял. Короче, Склифосовский…

– Если ваш знакомый утверждает, что Ташкент всегда питал страсть к навороченным мобильным телефонам, то, скорее всего, в повседневной практике он посылал электронную почту со своей трубки. Конечно, после убийства Антона он мог поменять сим-карту, однако адрес электронной почты для удобства мог оставить (и скорее всего оставил) прежним…

– Предположим, что мы через этого самого знакомого узнаем электронный адрес Ташкента. Что тогда?

– Тогда все очень просто. По требованию компетентных органов или за деньги Ладонина владелец сервера электронной почты может обеспечить сохранение всех проходящих через сервер писем интересующего пользователя. То есть теоретически мы сможем читать письма, которые Ташкент будет получать и отправлять. Ну и, само собой, узнать номер мобильного телефона Ташкента, на который, в приципе, также можно организовать мероприятие ПТП.[9]9
  ПТП (спец. термин) – прослушивание телефонных переговоров.


[Закрыть] Я закончил, господа. Аплодисменты не обязательны, но желательны…

Козырев и Полина восторженно зааплодировали, а Нестеров на какое-то время глубоко задумался, после чего отошел в сторонку и набрал номер телефона Ладонина. Минуты три они о чем-то оживленно переговаривались, после чего бригадир удовлетворенно убрал трубку в карман и вернулся к ребятам.

– Значит так. Завтра с утра мы с Ляминым едем к Ладонину. Он обещал пригласить какого-то спеца из своей службы информационной безопасности и ты, Иван, подробненько перескажешь ему все, о чем вещал нам пять минут назад. Сам я все это даже под пытками воспроизвести не смогу… Теперь по работе назавтра: мы заступаем вечером с четырех, поэтому сейчас все скоренько разбредаемся по домам и отдыхаем.

– Александр Сергеевич, вы помните, что у нас остались еще два неисполненных по установкам адреса?

– Помню, Полина. Костромская и Подвойского. Но давайте не будем сегодня гнать коней. Адреса обязательно доделаем, но пока, как мне кажется, версия Лямки представляется наиболее перспективной…

Иван просто светился от счастья. И то сказать: за слова благодарности от бригадира он был готов не то что в феврале, вообще в отпуск не ходить. Смена двинулась в сторону метро, при этом Полина чуть попридержала Нестерова, подождав пока Лямин с Пашей уйдут вперед.

– Александр Сергеевич, скажите, а Женя… Камыш вам не звонил? По поводу Ташкента?

– Нет, Полина, не звонил. Но он и не обещал, что сделает это в ближайшие дни. Мне кажется, ему сейчас нужно немного времени, чтобы прийти в себя и хорошенько подумать… Так что будем ждать. Тем более, что ничего другого в данном случае не остается, верно?

– Верно, – вздохнула Полина.

– Кстати, я все хотел тебя спросить… Ты уж извини, если я, старый баран, лезу не в свое дело… Короче, тебе не кажется, что Пашка в тебя немного… как бы это сказать?

– Влюбился?

– Да.

– Кажется.

– А тебе самой, еще раз извини за нескромный вопрос, он как?.. Я ведь к чему спрашиваю: влюбленный человек за рулем – опаснее пистолета…

– Он… Он хороший, – тихо ответила Полина и быстрым шагом пошла догонять ребят. «Детский сад», – в который раз дал оценку своей команде Нестеров, закурил и отправился вслед за остальными.

…Третью ночь кряду Лямину спалось отвратительно. Пусть и в чуть разных вариациях, но все равно ему снился по сути один и тот же сон про то, как он, Ваня, ведет объекта – неизвестного человека в черном. На улице – ни души, вокруг только глубокая ночь, да пронизывающий ветер. Человек заходит в неосвещенный подъезд, и Лямин слышит по станции приказ бригадира: «Грузчик, делаешь адрес!». Иван заходит в подъезд, а человек, оказывается, уже поджидает его там с тяжелой арматуриной в руках. Это никто иной как Шамовка – заводила ватажной молодежи из соседнего микрорайона. Он набрасывается на Ивана и начинает методично наносить удары: по рукам, по телу, наконец, по голове… Лямин падает на ступеньки, в страхе пытается прикрыть голову и… просыпается.

Впервые Шамовка объявился в снах Ивана ночью, которой предшествовала злополучная встреча с Камышом. И не страх перед объектом, не риск расшифровки с вытекающими отсюда последствиями, а именно сам удар, пусть и не сильный, но приведший к потере сознания, послужил катализатором появления этих ночных кошмаров. Нечто подобное в своей жизни Ваня однажды уже испытывал. Тогда ему тоже долгое время снились сны, в которых его преследовали неизвестные пацаны, а догнав – жестоко избивали. Это было давно, семь лет назад, в Костроме, после того, как похожим ударом Лямина вырубили в подростковой драке, в которую он и попал-то совершенно случайно.

В Костроме Лямин жил с родителями в отдельной трехкомнатной квартире в самом центре, рядом с площадью Сусанина (она же Сковородка). Но каким бы элитным и навороченным ни был дом, он все равно стоит среди прочих домов. А между домами пролегают улицы. А на этих улицах живут подростки, не каждому из которых родители могут ежедневно выдавать запрашиваемые их чадами суммы на завтраки и развлечения. Поэтому приходится добывать средства для существования самостоятельно. Экспроприировать их у своих земляков вроде как западло – приходится тащиться к соседям, на другую улицу. Так рождались местечковые подростковые войны: в Казани – пострашнее, в Костроме – потише. Но суть была одна: люди бились за металл. Ну и от скуки, конечно. Куда от нее, горемычной, денешься?

Лямин не был маменькиным сыночком, но и не ошивался на улицах, предпочитая большую часть свободного времени проводить дома, за компьютером. Благо, его родители были достаточно обеспечены и могли удовлетворять любые запросы стремящегося не отстать от информационного прогресса Ивана. Однако местную шпану со Сковородки Лямин в лицо знал, порою даже покуривал с ней из подражания, но деньги с чужаков не тряс, в набегах и погромах не участвовал и вообще очень слабо разбирался в городских территориях, негласно поделенных по принципу «можно (или нельзя) захаживать одному». С такими известными местными пацанами, как Шило, Клава, Бей-беги, он по жизни не сталкивался, хотя слышал о них постоянно и за глаза обалдевал, слушая байки про их подвиги. Так, например, одноклассники шепотком передавали про то, как Шило поцапался с Шамовкой из-за того, кто лучше мечет нож. И тогда оба удумали на берегу Волги дуэль: встают спинами по очереди и метров с десяти кидают перочинный нож. Так накидали, что у обоих спины в синяках и царапинах. Смешно? А окружающим тогда было очень круто.

Как-то раз Шило созвал всех дворовых и объявил, что вечером готовится набег на соседей. Причина была серьезная: те продолжали отбирать рубли перед школой, которая находилась на территории Шила. Всем миром порешили – наказать. В момент принятия решения, обсуждение которого проходило в облезлой беседке с провалившимся полом и соответствующими надписями на досках, мимо проходил Лямин.

– О, Ляма, подь сюды! – позвал его паренек по прозвищу Айболит. Так его звали из-за отца, который работал врачом. Айболит периодически таскал из кабинета бати хлороформ для замораживания растяжений мышц, которым в этой же самой беседке и дышали. «Моментом» было и дешевле, и безопаснее, однако хлороформ считался круче.

Лямину объяснили суть дела. Он закивал, хотя смутно понимал зачем. Но как тут откажешься? Кем тогда прослывешь? И что тебе потом, как минимум, будут кричать в спину? Тем более, что Ивана и так уже многие за глаза презрительно называли «ботаником»…

На акцию собралось немного – человек под двадцать. Набрали мелких кольев, велосипедных цепей, а кто-то даже раздобыл настоящую нагайку. Именно обернутые велосипедные цепи на руках, предварительно одетых в строительные рукавицы, очень смутили Лямина. Нахлестать по ушам, дословно приводя наказ Шила, он представлял себе немного иначе. Однако виду не показал… А кто бы в такой ситуации показал?

Шило, который был уже со стаканом портвейна внутри, осмотрел своих, остался доволен и решительно повел в атаку. Всем было весело и интересно, хотя толком подготовились только битые – человека четыре, не больше. Вот они-то хорошо знали, что такое набег, а потому явились в ватниках без рукавов, а на ногах несли коротко обрезанные кирзачи.

До двора противника, посреди которого последние двадцать лет стоял засохший фонтан с гипсовым пионером, дошли минут за пятнадцать. При этом старались лезть через дворы вдоль улиц, чтобы вражеская разведка раньше времени не засекла… Айболит высунул ухо и глаз из-за угла дома и объявил ватаге:

– Сидят, красавцы!

– Айда! – шепнул громко Шило и первый выбежал за угол. Лямин нервничал и от этого выбежал вторым. Он услышал, как Шило приговаривает популярный тогда напев: «…Солнце мое, не обижай малютку, где тебя носит, солнце мое?» С этими словами он и шандарахнул сидевшему на скамейке парню коротким черенком от лопаты в горло.

Понеслось!

Через несколько секунд каким-то невероятным отстраненным зрением Лямин увидел себя со стороны: он стоял в куче-мале, чуть разводя руками и лишь один из всех присутствующих наблюдал за происходящим с открытым ртом. Тем временем Шило уже закатился с кем-то под скамейку… Айболит присел на корточки от удара в пах. На парапете фонтана, густо намазанного белой известкой, лежала клякса густой черно-малиновой крови. Лямин тупо уставился в нее.

– Чо тормозим? – очнулся Лямин от пронзительного крика. Паренек сзади, у которого из уха текла кровь, обхватил кого-то руками и теперь пытался завалить. Но в тот самый момент, когда Лямин наконец опомнился, он учуял, что сзади в него что-то летит… И интуитивно пригнулся. Как оказалось, напрасно – если бы стоял в рост, то получил бы широченной доской по хребту. А так пришлось по затылку. Лямин нырнул носом в гравий и уплыл…

Первое, что увидел Иван, открыв глаза, была расцарапанная харя Шила.

– Пациент скорее жив, чем мертв! – улыбался он разбитыми губами. – Скажи «лям-лям»!

– Лям, – покорно произнес Лямин.

Все заржали. Лямин понял, что лежит на земле и что его обступили. Он поднялся, не почувствовав при этом ожидаемой дурноты.

– Давай-давай! – похлопывали его по плечам пацаны. – Вот-вот мусора нагрянут. А после них «лям» не скажешь…

Еще очень долгое время после этой битвы Лямин переживал, считая, что тогда, в той драке, он струсил. Иван корил себя зря: нет, тогда он не струсил – он растерялся. А вот струсил он уже потом, когда понял, что это такое – деревом об голову и какова при этом вероятность покалечить друг друга и на всю жизнь остаться инвалидом-идиотом. Или даже не струсил, а просто… испугался… задумался. Вот так случилась его первая драка, давшая неуверенность в себе. Впрочем, в скором времени это прошло. Но иногда Ивану становилось очень стыдно за то, что он не делает замечание хаму в магазине. В душе он считал, что в таких случаях надо бить. Бить, как Шило. Но он так не мог. И не потому, что боялся за себя, а потому, что опасался бить тяжелым и сразу в голову…

На следующее утро Иван и Нестеров поехали к Ладонину. Несмотря на то что Игорь Михайлович был много моложе бригадира, в технике и компьютерах они оба соображали приблизительно на одном уровне – на уровне свиньи, пытающейся разобраться в апельсинах. Поняв это, Лямин откровенно поскучнел, однако вскоре Ладонин пригласил для разговора молодого парня из своей службы безопасности. Представившийся Николаем парень – типичный яппи-интеллектуал в модных и дорогих очках, буквально двумя-тремя профессиональными вопросами показал, что просек, в чем дело, и тогда Иван понял: тема может выгореть. Даже несмотря на то, что она (тема эта) была, мягко говоря, не совсем законна. Но это все фигня. Главное, что Николай увидел в Лямине родственную душу, говорил с ним доверительно-уважительно, и Ивану это было чертовски приятно. В общей сложности молодые «юзера» общались минут двадцать. Все это время «старики» сидели в другом конце кабинета, покуривали и приглушенно беседовали о чем-то своем.

– В общих чертах ситуация мне ясна, – громко вслух подвел черту Николай, обращаясь в первую очередь к Ладонину. – Я думаю, мы сможем это сделать, однако сама задача распадается на две части: первая – узнать адрес электронного почтового ящика фигуранта, вторая – вскрыть этот ящик в том случае, если, помимо номера мобильного телефона, нам нужно ознакомиться с содержимым самого ящика. Со вторым проблем быть не должно, а вот с первым… В идеале, желателен доступ к персональной машине.

– В каком смысле? Нам что, у него компьютер спереть нужно? Так что ли? – спросил Нестеров.

– Ну, вообще-то, это был бы идеальный вариант, – улыбнулся Николай. – Но в данном случае он вовсе необязателен. У меня есть одна интересная программка, при удачной инсталляции которой мы будем получать всю информацию с этого компьютера в режиме удаленного доступа, через Интернет.

– Инсталляция – это что?

– Александр Сергеевич, – вмешался в разговор Лямин, раздосадованный непроходимой дремучестью своего бригадира, – у Николая есть специальная программа, которую нужно установить на компьютер этого мужика. Весь процесс занимает не больше пяти секунд и самое сложное здесь – добраться до компьютера и перекачать на него содержимое дискеты.

– Говно-вопрос, – подал голос заинтересовавшийся Ладонин. – Проследим, когда он уйдет из дома, вскроем квартиру, включим компьютер, и вперед… Перекачивайте что хотите.

– Понимаете, Игорь Михайлович, – отозвался Николай, – мы не знаем, каков профессиональный уровень этого пользователя. Если он использует компьютер не только для гуляния по Интернету и игрушек, то не исключено, что он сможет обнаружить следы постороннего входа. К тому же процессор может быть запаролен – это не бог весть какая проблема, но также требует времени. Взломать, потом замести следы…

– Стоп, мужики, – прервал диспут Нестеров. – Я ни хрена не понял, кроме одного – у нас есть проблема. Проблема заключается в том, чтобы войти в адрес объекта, включить его компьютер (а желательно, чтобы он сам его включил) и скопировать на него какую-то фигню с дискеты. И якобы после этого будет всем нам хорошо. Так?

– Примерно так, – согласился Николай.

– Эта фигня у тебя при себе?

– Нет, но на подготовку дискеты уйдет минут пять. Не больше.

– Тогда вот что, Николай, давай-ка приготовь нам эту чертову дискету, а уж как ее скопировать на компьютер – мы сами обмеркуем. Есть у меня одна мыслишка… Но уж если выгорит, то вскрывать этот самый ящик будете вы, Игорь Михайлович… Обычный почтовый еще куда ни шло, я бы и сам поднапрягся и раздолбал, но электронный – увольте. Я как в детстве в розетку карандашик попытался запихать, так с тех пор электричества боюсь…

…Вечерело. Возможно, где-то над озером сейчас и летали утки, но вот объект третий час вертелся ужом на сковородке не то бесцельно, не то со смыслом слоняясь по улицам и дворам района «трех дураков».[10]10
  Некогда новостроечный квартал, ограниченный улицами Ударников, Передовиков и Наставников.


[Закрыть]