Текст книги "Избранные произведения. Том 2"

Уже по внешнему виду приближавшейся к его автомобилю Нины Петя понял, что та едет к нему на дачу с самыми серьёзными намерениями: куртка, хотя и доставала только до колен, полностью прикрывала символических размеров юбку, а грудь под плотно облегавшим тело свитером колыхалась подозрительно свободно.

По дороге они болтали об общих институтских знакомых, о перспективах дальнейшей работы и даже о погоде: синоптики пообещали по радио к утру значительное похолодание. Доехали за двадцать пять минут.

– Ну и домище! – невольно вырвалось у девушки, когда они вышли из машины. Разумеется, снова пришлось устроить экскурсию по всем этажам, которая завершилась в большой каминной. Хозяин дачи извлёк из старинного комода комнатную рулетку и спросил:

– На что играем?

– Пусть решает казино, – уклончиво и обнадёживающе ответила гостья.

– Казино играет на желания. Правила обычные: посетитель, выигравший цвет или чёт-нечет, получает право на исполнение одного желания. Угадавший каре имеет право на девять желаний, число – на тридцать шесть, а зеро – на тридцать семь. Проигравший должен удовлетворить такое же количество желаний самого казино.

Играла одна Нина. Петя представлял интересы заведения и одновременно работал крупье.

Девушка поставила на красный цвет и тут же угадала.

– Хочу что-нибудь выпить.

– Мартини? Джин с тоником? Коньяк?

– Коньяк.

Петя достал из бара две узкие хрустальные рюмочки и слегка початую бутылку. Наполнил до краёв рюмки, тут же опустошённые обоими.

Нина повторила ставку. И опять ей повезло.

– Желаю закусить шоколадом.

– Молочным? Чёрным? Белым? Горьким?

– Чёрным.

И это было незамедлительно исполнено.

На третий раз фортуна от игрока отвернулась.

– Желание заведения, чтобы вы, мадемуазель, сняли юбку. Она вам явно не идёт.

– Ну и вкусы у этого казино, – фыркнула Нина и одним движением, не вставая со стула, избавилась от своей набедренной повязки, державшейся на молнии сбоку.

Следующий кон снова остался за ней.

– А я хочу, чтобы вы, месье, сняли свитер.

Только Петя начал охватывать себя с боков крест-накрест, как услышал:

– Да не с себя. С меня.

Дальнейшая игра велась уже на полу, без шарика и ставок. Каждый по очереди называл своё желание, а другой его в точности выполнял.

В какой-то момент игроки переместились в ванную, под душ. Потом продолжили на первом попавшемся диване.

Часа через два все желания иссякли. Ни одно не осталось без ответа.

– Классно поиграли, – подвела итог Нина.

– Да, – согласился Петя. – Теперь пора и поужинать.

Он чуть было не оговорился: пообедать, что для человека, не евшего с утра, звучало бы вполне извинительно.

Гостья палец о палец не ударила, чтобы помочь разогреть еду и накрыть на стол. Оставшись на кухне наедине с самим собой, не то крупье, не то дворецкий не мог избавиться от странного чувства брезгливости, невольно охватившего его. Всё, ими сейчас сотворённое, повторяло точь-в-точь недавние занятия с Викой. Но там билась живая жизнь, а здесь велась игра. Она закончилась, и сразу на душе сделалось ужасно противно, словно исполнялись не его желания, а сам он стал игрушкой в чужих руках и проделывал какие-то ненужные ему гимнастические упражнения, да и то из обязательной, а не произвольной программы.

За ужином он хотел набраться наглости и спросить, как часто его сотрапезница устраивает подобные свидания и с кем. Но она неожиданно перевела разговор на вчерашнюю книгу. Оказывается, за ночь уже успела надёргать из неё кучу цитат и теперь пыталась понять, стоит ли продолжать читать дальше.

– У меня их двенадцать, из разных глав. Как ты думаешь, хватит?

– Если к месту, то хватит.

– Конечно, к месту. Я от цитат как от печки танцую. У меня они всегда к месту.

Петя презирал людей, не имеющих собственных мыслей и паразитирующих на услышанных от других или вычитанных в книгах суждениях. Хотя и понимал: большинство живёт именно так. Повторят за кем-нибудь и от себя прокомментируют. А комментарию – ломаный грош цена. Конечно, студентке-третьекурснице такое простительно. Зачем ей эта история? И вправду, зачем?

– Скажи, пожалуйста, ты для чего учишься?

– Странный вопрос, – сразу нахмурилась Нина. – Чтобы диплом получить.

– А диплом зачем?

– Чтобы не работать всю жизнь дворником или уборщицей.

– И кем бы ты хотела стать?

– Думаю, преподавать.

– В школе?

– Да хоть бы и там. Но лучше – в каком-нибудь институте. Частном. Где больше платят.

Быть студентом, потом превратиться в преподавателя, учить других студентов, которые тоже потом станут за кафедру… Какая-то дурная бесконечность! Что толку от всего этого для человечества! Впрочем, много ли настоящих историков нужно обществу? За последние двести лет даже он не вспомнит и ста имён. Вот и получается: сплошное самовоспроизводство учителей, а выход в науку – редкий и единичный.

Та быстрота, с которой Нина переключилась на другую тему и забыла их интимные игры, не удивляла Петю. Перед ним сидела человек-машина, то заведённая на учёбу, то на секс, то на что-нибудь ещё. Вчера она настроилась изучать монографию по истории, поэтому даже лёгкое прикосновение мужской руки встречала в штыки: противоположный пол её в тот момент никак не волновал. Сегодня она решила оттянуться с парнем, вот и приехала в коротенькой юбчонке и свитере на голое тело. Не для пущего эротического возбуждения, а из соображений сугубо рациональных: зачем долго раздеваться. Если завтра пригласить её в театр, а потом попытаться поцеловать, она увернётся, не поймёт: в программе же «культпоход», а не любовное свидание.

Да, с такими можно только в с т р е ч а т ь с я. Но не больше. И не часто.

Как всё-таки хорошо, что он договорился повидаться с Викой! Вот только туалетной воды надо вылить на себя побольше, чтобы совсем отбить запах этой любительницы постельных игр.

Выехали с дачи они точно по Петиному графику. Желаний продолжить гимнастические упражнения у него не возникло.

Звонок Берестова застал Викторию за маникюром. Заставлять человека ждать нехорошо, а собственного начальника – тем более, но придётся: не являться же в ресторан с семью ногтями одного цвета, а тремя – другого.

– Александр Петрович, извините ради бога, я минуток на пять задержусь.

«Господи, какая непосредственность!» – невольно мелькнуло у Александра. Другая бы опоздала и даже виду не подала, что чем-то виновата.

Они выбрали ресторан, запомнившийся Берестову ещё с советских времён. Конечно, хозяева его сменились, возможно, не раз, но даже стороннику рыночной экономики приятнее переступать порог старого и проверенного заведения, чем возникшего недавно. «Наверное, этим консерватор и отличается от либерала», – подумал про себя Александр. Консерватору не всё равно, кто и как вершит свой бизнес. Для консерватора предпринимательство – лишь одно из общественно-полезных занятий. Для сегодняшнего либерала это фетиш. Им лишь бы все первые этажи московских домов заняли магазины и рестораны, вытесняя детские кружки и места стариковских посиделок. Либералу нет ничего ненавистнее не торгующего и не покупающего народа. Рынок он понимает буквально: одни должны стоять за прилавком, другие – перед ним. И никакой художественной самодеятельности или курсов кройки и шитья.

Разговор он начал с дела, без обиняков. Едва Виктория заслышала первую фразу, от сердца у неё мгновенно отлегло. Речь зашла об ольгинском, точнее, троицком проекте. С кем можно его обсуждать, а с кем нельзя. О чём лучше молчать совсем. Чем больше девушка вникала в слова начальника, тем грустнее становилась. Оказывается, на ней держится чуть ли не всё задуманное, грандиозный план помощи землякам, а она задумала уходить с работы и поступать учиться.

– Мы с тобой должны сделать благородное дело. Сегодня это в диковинку: ни у кого не доходят руки до простых людей. Весь технический прогресс народ оплачивает из своего кармана. Поэтому в домах компьютеры, в карманах сотовые телефоны, а на кухнях – буржуйки, и туалет холодный во дворе. Гоним газ за границу, но не можем сделать отводы для населения тех городов и сёл, мимо которых идёт труба. Не позор ли в двадцать первом веке печки топить! Даже проклятые большевики, не успев толком закрепиться у власти, план ГОЭЛРО приняли – электрификации всей страны. Прошло восемьдесят лет, и ничего нового не сделано. Ни полной газификации, ни полной телефонизации, ни даже канализации. Деревни до сих пор без водопровода живут. Бабки девяностолетние с вёдрами на речку ходят, иногда за километр от дома. И всем плевать. И старым властям было плевать, и новым плевать. Эти самозваные капиталисты уже второй десяток лет страной управляют, а о людях так и не подумали. Куда там! Только о собственной мошне заботятся. К дачам своим все блага цивилизации подводят, даже оптико-волоконные кабели, а соседним посёлкам – шиш.

Ужин превращался в занудную политинформацию. Но Викторию это только радовало: лишь бы про них с Петей не заговорил. Однако надеждам её не суждено было сбыться. Перед самым десертом пошли расспросы о жизни, о квартирных условиях, о развлечениях. И вдруг – прямо в лоб:

– А ты кавалеру своему сказала, где работаешь?

Опешившая девушка лишь покачала в ответ головой: нет, мол.

– Зачем же скрывать? Оба можете попасть в глупое положение. Когда у вас следующее свидание?

– Сегодня, – не в силах утаивать правду, упавшим голосом призналась Вита.

– Да уж вроде бы поздновато. Где и во сколько он тебе назначил?

– В половине одиннадцатого. В Марьине.

Берестов ненадолго призадумался. Потом достаточно жёстко сказал:

– Мне кажется, это не тот случай, когда место встречи изменить нельзя. Давай позовём его сюда. А я тихонечко уйду.

Настала очередь взять паузу Виктории. Из интонации начальника, а она уже научилась её читать, было ясно, что никакого подвоха здесь нет, и ни нотаций, ни увещеваний, ни прочих опасных для неё разговоров втроём не последует. Атмосферу ресторанного зала наполняли уют и спокойствие, уходить, чтобы потом ехать на метро, не хотелось.

– Хорошо, – согласилась она. – Кто из нас ему позвонит?

– Конечно же, ты, – мгновенно отреагировал Александр Петрович. – Я ненадолго отлучусь, а вы пока поговорите.

Чтобы не смущать девушку, он сделал вид, будто ему нужно в туалет. Впрочем, такой визит действительно оказался нелишним.

В последние дни Берестов стал постоянно задумываться над проблемой продолжения своего рода и поймал себя на мысли, что ему небезразлично, с чьей помощью это произойдёт. Иными словами, выбор сыном матери будущего внука касался косвенно и его. Даже не косвенно – прямо: ведь старший в роду сегодня он. Наспех брошенное семя плод, безусловно, даст. Но человек не дерево. Садовод-селекционер может умирать спокойно после первого урожая, зная, ч т о вывел, а старейшине хорошей фамилии мало дождаться потомства: ему надо ещё сформировать личность наследника, привить тому чувство сопричастности предкам. Как сделать это сегодня, когда влияние матери огромно, а браки часто распадаются, ещё чаще – не заключаются вовсе? Значит, очередной Сашенька Берестов может быть либо выношен в недостойном чреве, либо, из-за капризов, обид и ссор родителей, вовсе не оказаться в своей семье. Да и где гарантия, что какая-нибудь фифа не настоит на другом имени для ребёнка? И будет мальчик не Александром, а каким-нибудь Стасиком, хотя такого святого у православных нет, и будут пестовать его другие дед и бабка, и он даже понятия не получит о роде, продолжателем которого останется при любом развитии событий. Вот и разорвётся цепь времён. Разве это не трагедия! А как её избежать? В прежние времена детей сватали и женили родители. И то случались промахи. Сейчас же папу с мамой ставят перед свершившимся фактом. Иногда объявляют post factum и такое: между прочим, ты уже дед.

Александр чувствовал с первой минуты знакомства, что Виктория послана ему свыше. Но в то же время понимал: не как объект вожделений, не как преемница Маши, не как повод для развода с Катей. Лишь сейчас до него стал доходить смысл её предназначения в его жизни. Неспроста же стоящая над нами сила, столкнув их вместе, тут же свела её и с сыном.

Он вернулся к столику. Вита встретила его слегка игривым и несколько интригующим сообщением:

– Петя обещал приехать в начале одиннадцатого. Но про вас я ему ничего не сказала. Пусть это станет для него сюрпризом.

– Сюрпризом? Ты хочешь, чтобы мы с ним столкнулись? А я рассчитывал оставить вас наедине.

– Вам всё равно придётся столкнуться: не бросите же вы меня одну?

Об этом он и не подумал. Уйти заранее, не ставя девушку в двусмысленное положение, невозможно. Значит, надо дожидаться сына. И как-то объясняться с ним. Впрочем, оно и к лучшему.

– Хорошо. Посидим немного втроём, а потом я поеду. Договорились?

– Договорились.

Петя получил приглашение в ресторан по дороге с дачи. Поначалу звонок его смутил: рядом сидит Нина, не настолько же она глупа, чтобы не понять, кто звонит и о чём идёт речь. Но тут же успокоил себя очевидной истиной: особы типа его спутницы, срывающие цветы удовольствия с разных клумб без разбору, обычно не ревнуют. Они пользуются свободой нравов сами и другим не мешают. Цветов нынче много, хватит на всех.

И действительно, не успел он отключиться, как Нина равнодушно спросила:

– Твоя девчонка?

– Угу, – пробурчал Петя.

– Ну, ты даёшь, многостаночник! Неужели поедешь к ней?

– Поеду, – не стал скрывать плотоядных намерений вошедший во вкус новоявленный донжуан.

– Как говорят в таких случаях наши девчонки: ладно, чай не обмылится, – повторила Нина расхожую пошлость.

Петя не очень понял, как к нему может относиться это творение позднего фольклора, если он не связан никакими обязательствами ни с одной из партнёрш, особенно с говорящей. Вот уж она точно останется для него одноразовым объектом запланированного эксперимента.

Прощаясь, они ни малейшим образом не намекнули на возможность нового свидания. Молодого человека даже посетила обидная мысль: уж не рассчитались ли с ним таким образом за дёшево доставшуюся книгу.

Охваченный раздумьями о Нине, он так и не придал значения смыслу Викиного звонка. Но она снова становилась для него самой желанной, поэтому по её зову он отправился бы куда угодно. Лишь когда дачная визитёрша высадилась из машины, в голове стали прокручиваться разные варианты, вызвавшие неожиданное приглашение. Возможно, из-за позднего часа девушка решила перенести встречу поближе к дому. Возможно, она испугалась ехать одна в незнакомое ей Марьино. Возможно, решила на сей раз сама его угостить.

Паркуясь у ресторана, он набрал её номер:

– Выходи встречать, хозяюшка сих палат.

Каково же было его удивление, если не сказать – испуг, когда вместо Виктории на пороге заведения он увидел собственного отца. Хотел даже шмыгнуть назад, но тот громко окрикнул, отрезая все пути к отступлению.

– Барышня твоя в полной целости и сохранности. Сидит за последним столиком у окна. Я уже всё заказал и оплатил. Приятного вам аппетита! И помни: с утра она нужна мне в самом лучшем виде, поэтому отвези её домой пораньше.

С этими словами Александр Петрович отправился к своему автомобилю, не дожидаясь ответной реакции сына, который долго провожал его ничего не понимающим взглядом.

Убедившись, что родитель отъехал на почтительное расстояние, Петя чуть ли не бегом ворвался в зал, сразу же отыскал взором Вику, быстрым шагом подошёл к ней и с ходу выпалил:

– Я сейчас встретил при входе отца. Объясни, что это всё означает?

– Это означает старую как мир истину, – нараспев ответила Виктория, пожирая Петю любящими глазами: – даже очень умные мальчики бывают иногда круглыми дурачками.

Поначалу он хотел дождаться сына, немного посидеть с ними втроём и произнести на прощание какую-нибудь выспреннюю фразу типа: «Дети, я вас благословляю!»

Но Петя позвонил из машины при подъезде к ресторану, и необходимость в исполнении роли сторожа при Виктории отпала. Тогда Берестов понял: ему надо встать и уйти. Он здесь явно лишний. Говорить назидательную речь – смешно и бессмысленно: новое поколение пафоса не ценит и не любит. Да и вряд ли он сможет произнести эти слова недрогнувшим голосом: отдавая сыну Виту, он дарит не куклу, не наскучившую игрушку, а очень дорогого ему человека. Девушка до сих пор вызывает у него греховное желание, и ему ещё предстоит перебороть в себе это чувство.

Почему-то вспомнились последние строки первой половины «Саги о Форсайтах». Трагедию Сомса Джон Голсуорси описал гениальной фразой, навсегда отложившейся в памяти:

«Сколько бы он ни желал, сколько бы к ней ни тянулся, – не будет он ею владеть, красотой и любовью мира!»[1]1
  Перевод Надежды Вольпин.


[Закрыть]

Глава одиннадцатая

Известие, сообщённое в ресторане, мало обрадовало Петю. Он уж было собрался сделать Викторию своей постоянной партнёршей по приятному времяпрепровождению, не отказываясь, однако, от первоначальной идеи «восхождения на пирамиду». История с Ниной показала: добиться успеха у женщины нетрудно, но не со всякой захочется этот успех развивать. А донжуанские навыки надо поддерживать и совершенствовать. И вообще держать порох сухим. Но саморазоблачение Вики его сильно озадачило. Он не верил в чудесные совпадения. Нет, ему и в голову не приходило подозревать ни девушку, ни отца в игре, интриге или обмане. Он был абсолютно уверен: переплетение судеб – козни Провидения, и кожей чувствовал, что вершатся они неспроста, таят в себе очень опасный заряд и могут привести как к большому счастью, так и к немалому горю. Ещё одна рулетка, на сей раз не то с Богом, не то с чёртом. Рисковать ему никак не хотелось.

Поразмышляв, Петя принял решение не только продолжить карабкаться на пирамиду, но и параллельно с этим подыскать ещё одну подружку, непритязательную и восторженную, как Вика, но без того существенного недостатка, который обнаружился у неё сегодня. Если эксперимент пройдёт успешно, и он почувствует в новых объятиях чувственный эквивалент прежним ощущениям, то безболезненно заменит нынешнюю girl-friend на другую. Моральная сторона его не занимала: ведь всё делается для здоровья, поддержания потенции и подготовки к важному шагу в жизни – женитьбе, а его нельзя делать на непроторённой дороге.

В тот вечер он так и не решился на смелое продолжение свидания. До полуночи посидели в ресторане, а потом он отвёз Викторию домой. До отъезда в Ольгин, более раннего, чем обычно, у неё оставался всего один вечер, и она сама напомнила о традиционных лесных прогулках. Нельзя ли в этот раз перенести с четверга на среду? Петя подумал и согласился: сегодняшнее дачное приключение нужно как можно скорее затмить фейерверком удовольствий. За неимением новой партнёрши – со старой.

На следующий день он снова вышел на «альпинистскую трассу». На филологическом факультете училась дочь одного члена Совета Федерации. Три года назад они познакомились в театре, куда оба пришли с семьями. Их ложи располагались по-соседству, и в антракте юному кавалеру досталось развлекать барышню в общей комнате отдыха, поскольку отцы углубились в свои политические разговоры (её родитель тогда был на другой работе, кажется, заместителем министра), а матери, также оказавшиеся коллегами, принялись бурно обсуждать общевузовские проблемы. Алиса показалась ему вполне бойкой и интересной собеседницей, к тому же заядлой театралкой. Больше в тот вечер говорила она. Семнадцатилетний Петя не считал себя тогда достаточно искушённым в амурных делах, но интуитивно ощутил какие-то особые флюиды, исходившие от девушки. Вскоре после этого они раза два случайно столкнулись в университете. Это тогда ему показалось, что случайно. Сейчас бы он не поручился за Алису: вполне могла и подстроить. У них на филфаке парней – кот наплакал, а из семей, достойных её внимания, возможно, вообще никого. Но на первом курсе юноша о серьёзных романах не задумывался. Случайные встречи повторялись и позже, но всё с большей периодичностью, что позволяло считать их действительно непреднамеренными. Последний раз они столкнулись уже в новом учебном году. Мило поболтали. Вот тут-то Петя и узнал о назначении её папаши, коренного москвича, представителем какого-то захолустья в верхней палате парламента. Про неудачу на выборах своего отца рассказывать не стал, да она наверняка знала об этом из разговоров дома или газет, если вообще девчонок-филологинь интересуют такие вещи.

Для взятия очередной ступеньки на очерченной Петиным воображением пирамиде Алиса вполне подходила. Раз так, то пора произойти новой «случайной» встрече.

Подкараулил он девушку на выходе из учебного корпуса. Она шла не спеша, явно в сторону дома, без всякого сопровождения.

– Привет, ты к метро?

Вопрос он поставил рискованно. Отрицательный ответ шансов на продолжение общения не давал. Но, слава Богу, прозвучал положительный.

– Тогда нам по пути, – радостно отреагировал Петя, отметив про себя полное сходство его непродуманного шага со ставкой на чёт-нечет в рулетке.

Эта барышня не спешила завести разговор первой, и инициативу ему пришлось взять на себя:

– Чего новенького в театре?

Вопрос оживил собеседницу. Видимо, сценическое искусство оставалось её главной слабостью.

– «Чикаго» в эстраде на Берсеневской. В пятницу премьера. Ты ещё не взял билет?

– Нет.

– И я тоже. Но, похоже, уже поздно.

В Петиной голове мгновенно родился отличный план:

– Вот и пошли вместе. Билеты беру на себя.

– Заманчивое предложение! – ещё больше повеселела Алиса.

«Знала бы ты, насколько з а м а н ч и в о е», – подумал про себя Петя.

– Диктуй телефончик. Как возьму билеты – сразу позвоню.

Алиса назвала номер своего сотового. Семизначный. Как и у него. Сразу видно, попал на свою.

Расстались они у входа в метро. Она отправилась вниз, на поезд, а он побрёл к стоянке, где оставил машину. Предлагать подвезти её молодой человек не стал, потому что торопился перехватить Викторию по дороге с работы. На сей раз она решила отправиться на лесную прогулку, не заезжая домой, чтобы застать на природе светлую часть дня.

Заказ родителю был продиктован прямо со стоянки. И тут же возникла небольшая тревога: вдруг Вика узнает о его планах. Отец не сам же будет набирать телефон театра. Разговор вполне может достичь слуха секретарши, а догадаться, кому нужны билеты на молодёжный мюзикл, нетрудно.

Да, чертовски неудобно иметь в качестве подружки глаза и уши собственного папочки!

Уже через час, когда они встретились на Садовом кольце, Петя осторожно спросил:

– Слышала, как мы с папой по сотовому разговаривали?

– Нет, – уверенно ответила девушка, сняв все подозрения. – Мне даже мелодии его мобильника в приёмной не слышно.

В лес они не пошли, хотя и успели на дачу в прекрасную предсумеречную пору, когда осенняя палитра переливается всеми оттенками природной желтизны: от ярко-шафранового до бледно-лимонного.

Снова начали с бассейна. Но задержались там очень надолго, до самого отъезда. Ужин устроили чисто символический и не торжественный – с салфетками, бокалами и свечами, – а простой семейный, поглощая наспех нарубленную в салат всякую всячину, обильно залитую майонезом, прямо из общей миски и запивая это крошево чаем в пакетиках, брошенных не в чашки из фарфорового сервиза, а в большие походные кружки. Да и варенье таскали из одной банки, пренебрегая розетками, а хлеб отламывали от батона, забыв о ноже.

Первый раз за эти дни Петя почувствовал, что ему будет не так-то легко оторваться от славной девчушки, которую он знает всего неделю. И не потому, что она устроена как-нибудь по-особенному, не потому, что она старательно и точно отвечает на все его желания, а потому, что она его любит.

Любовь он ощущал во всём: во взгляде, в тайных поглаживаниях его вихра на макушке, поцелуйчиках украдкой в самые разные места, в особом дыхании при сближении их губ, в жалостливом стоне удовольствия.

Но, возможно, такое же отыщется и в другой? Пока он мог сравнивать её лишь с Ниной, для которой занятия любовью представлялись лишь экзотическим видом спорта. Рассчитывать на человеческое тепло с ней так же бессмысленно, как надеяться на медленное интимное топтание на дискотеке с какой-нибудь чемпионкой по бальным танцам, привыкшей работать на публику, высоко задирать ноги и выклянчивать благосклонность судей.

Вот почему срочно нужно расширить диапазон. Иначе можно принять за любовь самое банальное поведение любой самки с не противным ей самцом.

Вика исчезала до вторника. За пять суток предстояло, с однодневным перерывом на операцию «Пирамида», найти самую обычную девицу и протестировать с ней свои ощущения.

Но как это сделать? Где отыскать партнёршу?

Прадеды ходили в таких случаях в бордель, деды – в ресторан, отцы – на танцы. Информационный век вооружил новое поколение современным мощным оружием – интернетом. Там можно встретить всё что пожелаешь. Нужно лишь уметь ловить с помощью сети золотых рыбок.

Петя решил заняться этим прямо завтра. Не шататься же ему по дискотекам и кабакам! Лучшие девочки, прежде чем провести ночь с парнем, проводят её с компьютером.

Александр мгновенно исполнил просьбу сына в полной уверенности, что тот собирается в театр с Викторией. Об отъезде девушки на выходные к родителям у него напрочь вылетело из головы.

Но очень скоро юный ловелас был разоблачён в очередной раз.

На приём в немецкое посольство отец Алисы явился не с супругой, уехавшей на какую-то научную конференцию, а с дочерью. Та мило пококетничала с Берестовыми, послала привет Пете и походя выдала их театральные планы.

Катя пришла в неописуемый восторг. В Алисе и три года назад угадывался прелестный бутон. Но вот он распустился и оказался очаровательным цветком: красивым его не назовёшь, но простота, ангельский голосок, общительность и миловидность, соединившись, вызывали естественную симпатию у любой потенциальной свекрови, если она не законченная стерва. В девушке полностью отсутствовала надменность, в её заурядной (но не без шарма) внешности угадывалась будущая добропорядочная мать семейства.

В Катином воображении тут же обрисовались радужные перспективы. Она сразу вспомнила недавнюю посетительницу и мгновенно составила свою версию мужской диалектики сына: та простенькая аппетитненькая девица разбудила в нём чувственность, возможно, даже удовлетворила её, открыв все шлюзы, и хлынувший, долго сдерживавшийся поток устремился в русло, назначенное ему судьбой. Сейчас он пытался увлечь за собой это милое создание. И чудесно! Такое развитие событий надо всячески приветствовать и во всём ему способствовать.

Мужчины тем временем обменивались впечатлениями о главной политической новости дня. Оказывается, президент, клявшийся быть арбитром во всех спорах, беспардонно вмешался в свежий красноярский конфликт и назначил исполнять обязанности губернатора одного из двух оспаривающих результаты выборов претендентов.

Отец Алисы, убеждённый либерал, возмущался указом:

– Конечно, нам Хлопонин по духу ближе, чем Усс. Но, как говорится, Платон мне друг, а истина дороже. Разве можно настолько не уважать законы? Боюсь, это только начало. Скоро вообще никаких выборов не будет.

– Честно говоря, я бы тоже предложил отказаться от всеобщего голосования, – возразил ему Берестов. – Губернатор – это хозяйственник, менеджер, и не обывателям решать, кому на этой должности работать: они ведь выбирают по цвету глаз, басовитому голосу, пышной шевелюре и ещё чёрт знает по каким признакам. По мне, пусть назначает глава государства. Но по представлению региональных парламентариев. И денег на полезные дела больше останется.

– Ваша идея не лишена смысла, – согласился собеседник. – Однако на Старой площади готовится проект, выворачивающий её наизнанку. Там хотят установить выборность губернаторов законодательными органами субъектов Федерации. Но исключительно по представлению президента.

– Бред! Выбирать из одной кандидатуры нельзя.

– Почему нельзя? Мы так пятьдесят лет выбирали.

– Тогда было можно, а сейчас безальтернативные выборы у нас запрещены законодательством. Сам эту норму отстаивал.

– Они придумают, как это обойти. Закон у нас испокон веков как дышло.

Да, дышать в стране снова становилось тяжело. Свежий воздух конца восьмидесятых окончательно испортила новая затхлая атмосфера, возникшая на рубеже тысячелетий. Это ощущалось уже чисто физически. Прежде всего теми, кому было с чем сравнивать и кто обладал особенно тонким чутьём.

– Одна надежда – на вашу палату, – попытался подбодрить законодателя Берестов.

– Куда там! У нас теперь главный принцип, как при Брежневе: «Чего изволите».

– Но ведь половина ваших коллег представляет интересы региональных руководителей. Неужели те захотят устроить коллективное политическое самоубийство?

– Я и такого не исключаю. Ради демонстрации лояльности пойдут на что угодно. Российский конформизм, видать, неистребим.

– Золотые слова! Я и раньше говорил: наш главный идейный противник не убеждённый коммунист, а беспринципный конформист. Безусловно, эти свойства раньше очень часто совмещались в одном лице, образуя гремучую смесь. Но вторая составляющая всё равно опасней. Коммунисты и сегодня хоть в чём-то могут оказаться тактическими союзниками, а эти, простите, жополизы – публика абсолютно безнадёжная.

– Да, такие и до двадцать девятого года доведут. Меня всё время не покидает ощущение, будто мы живём в году этак двадцать шестом. Пока вроде бы и собственность частная приветствуется, и кое-какая демократия остаётся, и гласность, и частные издательства, и публичные дискуссии. Но уже определился свой Троцкий, наметились новые Каменев с Зиновьевым, скоро и Бухарин отыщется, а товарища Рыкова на посту премьера сменит нью-Молотов. Потом найдётся подходящая Промпартия, с которой разберутся по-свойски, но без крови, так, для острастки. А лет через десять безжалостная коса в твёрдой руке пойдёт косить направо и налево. Поэтому умные люди деток своих заранее в надёжное место переправляют. Вот и нам с вами об этом пора побеспокоиться: через год наши студенты дипломы получат, и можно уже их эвакуировать.

С первой частью рассуждений Александр был готов согласиться. Но вырывать собственное потомство из родной почвы и пересаживать в заморскую теплицу он категорически не хотел. С этим не надо спешить до самой последней минуты. Но ведь, с другой стороны, никогда её не угадаешь.

– Типун вам на язык! Разве можно лишать собственное Отечество всякой перспективы на здоровое будущее? Да и вряд ли начнутся настоящие репрессии. Если второй, послехрущёвский откат от демократии обошёлся практически без крови, то и нынешний, третий, едва ли грозит нашей жизни и свободе. Диалектика. Эффект затухания маятника. Да и глобализация поможет, не даст нас в обиду.