Текст книги "Дневник Майдана и Войны"

21 июля 2016 года. Геометрия истории

Вспомнил я на днях, как на уроках истории в советской школе проходили мы революцию 1905 года, начавшуюся с кровавого воскресенья – с расстрела российскими солдатами крестного хода к царю. Поп Гапон, которого в учебниках называли провокатором, повел тысячи православных с иконами и хоругвями в руках просить милости у царя. Царь ответил пулями. Может, мы и не знаем всю правду о тех событиях, но в учебниках попа Гапона обвиняли в манипулировании чувствами безграмотных верующих и в том, что он их повел на верную смерть.

Вы наверное уже догадались, почему я вспомнил о попе Гапоне. Точно также, как Гапон, недавно главный поп, сидящий в Москве, дал указ подчиненным Московского патриархата отправить, в этот раз уже на Киев, то есть к украинскому президенту, два крестных хода: один с Востока, другой – с Запада. Образование у этого божьего стратега, как мне сразу показалось, военное. Видимо, поэтому для пущей уверенности в победе и для того, чтобы на карте военно-политических действий операция красивее смотрелась, попросил он еще верноподданных из Одессы отправить на Киев еще один крестный ход – с Юга. Чтоб уже наверняка взять Киев в клещи и выдавить из него все, что Москве угодно. Если в старых учебниках по геометрии многие задачки начинались словами «Из пункта А в пункт Б выехал поезд…», то легко могу себе представить осовремененные задачки в каком-нибудь учебнике по военной геометрии или географии в руках у воспитанников российских суворовских или кутузовских училищ: «Из пунктов А, В и С в сторону пункта К вышли три колонны православных воинов. Какая колонна достигнет цели первой, если колонна из пункта А движется со скоростью…»

В общем, не думаю, что я одинок в своих опасениях относительно цели этой спланированной за рубежом «православной» операции. Чем ближе подходят люди, поющие «Боже, царя храни», тем сильнее пахнет портянками, тем чаще вспоминается поп Гапон.

Идут на Киев три православных воинства молить о мире и требовать прекращения войны. А ведь в реальности все эти люди вполне могли бы остановить войну и без вооруженного крестами и иконами похода на Киев! Вот если бы они на Москву пошли, то, возможно, война и остановилась бы. Но кто их в Москву впустит? Что-то я не слышал ни об одном крестном ходе, который бы начался где-нибудь в Костроме и закончился у Кремля. Нет, до Москвы бы они не дошли, но все равно могли бы остановить войну! Надо бы только всем им взяться за руки и стать вдоль границы между оккупированным Донбассом и Россией. Стать и молитвой да телом своим остановить движение танков, «градов», составов с боеприпасами, антихристов с оружием. Всех остановить, чтобы ни оттуда сюда, ни отсюда туда. Конечно, пришлось бы в этой ситуации за веру пострадать. Может даже и голову сложить. Но ведь мир на нашей земле того стоит. За этот мир и так каждый день украинские солдаты и добровольцы кровь проливают!

А может все-таки эти три крестных хода, дойдя до Киева, соединятся и на Восток пойдут? Под охрану Божью границу брать? Всякое может быть! Чудеса случаются! Особенно если человек искренне верит!

25 июля 2016 года. Терроризм объединяет народы. Как слезы объединяют малознакомых между собой людей на похоронах близкого друга

Иногда мне кажется, что за последние годы из-за другого, не технологического загрязнения окружающей среды, поменялся состав воздуха, которым мы дышим. Соотношение кислорода и углекислого газа, возможно, осталось почти таким, как было, но добавились в него элементы, попадающие в человеческий мозг и нарушающие восприятие мира: страх и террор. После вчерашнего теракта в Мюнхене я еще сильнее почувствовал это глобальное «загрязнение» воздуха. Дело не только в том, что Мюнхен – это дорогая часть моей личной географии, город, в который я приезжаю каждый год уже два десятка лет, город, в котором я знаю десятки улиц, кафе и площадей. Дело не только в том, что Мюнхен – побратим Киева. Дело в том, что страх и террор проникают в личную географию каждого независимо от того, где он живет: в Китае или Эквадоре. Мир, «благодаря» террористам, становится минным полем, а живущие в нем начинают казаться этим самым террористам азартными игроками. Азартными потому, что хотят выжить, хотят жить по-старому, «по-мирному», несмотря ни на что. Точно так, как в Киеве во время расстрела снайперами протестующих на Майдане, тысячи не-участников протестов сидели в кафе, шли на работу или планировали семейный отдых в офисе турагентства. Карусель жизни крутилась, не останавливаясь. Только мертвые не могли удержаться на ее игрушечных лошадках и оленях.

Но украинская революция или турецкий военный путч – это другие трагедии. Их участники знали, на что идут. А вот когда в пятую годовщину страшного теракта в Норвегии, совершенного ничем особенно не заметным ранее Андерсом Брейвиком, ничем особенно не заметный выходец из Ирана целенаправленно расстреливает детей в Мюнхене – время и мысли останавливаются. В голове сам себе объявляешь траур и ты больше не понимаешь: как жить дальше и во что верить? В то, что человечество движется к светлому будущему? К научному прогрессу и к финансовой стабильности?

Нет, человечеству хватит мечтать. Победить терроризм и вернуть на землю мир и спокойствие – это важнее любого запуска космического корабля и ценнее любого научного открытия. Только как это сделать теперь, когда распыление террора и страха в мире занимаются территории, соразмерные большим государствам? Да и некоторые государства, словно их политики надышались тем же отравленным воздухом, начинают вести себя, как террористы?

Несколько дней назад в трехстах метрах от моего дома, на соседней улице рано утром прозвучал взрыв. «Да, я его слышала!» – сказала мне жена, когда час спустя я узнал, что взорвалась машина и в ней погиб знакомый журналист, с которым совсем недавно мы ужинали за одним столом. Потом в интернете появились записи с камер видеонаблюдения, на которых видно, каким маршрутом двое – он и она – с бомбой в сумке шли к его припаркованной на улице машине. На этих кадрах я увидел соседний дом и понял, что они проходили и мимо моего дома, мимо нас, мимо нашей жизни.

Террор постепенно становится наукой. Его можно уже разделять на спонтанный и организованный, на целенаправленный и «слепой», на «точечный» и массовый. Но я не хочу его понимать, я не хочу автоматически определять, к какому виду террора надо отнести этот взрыв или то убийство, или стрельбу по прохожим в Мюнхене! Я хочу, чтобы этого не было, чтобы человечество не стремилось куда-то «вперед», а вернулось назад, к стабильности и спокойствию. Если виноват воздух, которым мы дышим в последнее время, то надо найти источники его загрязнения или включить особые фильтры. Не для того, чтобы мы жили дольше, а для того, чтобы мы жили.

Киев вчера оплакивал убитого журналиста Павла Шеремета. А сегодня оплакивает невинных жертв Мюнхена. Террор нас действительно «объединил», как раньше объединяли телемосты и культурные акции. Но хочется верить, что время страха и террора пройдет. Какое время наступит потом? Это во многом зависит и от нас, и от наших политиков.

7 августа 2016 года

Три взрыва прозвучали в Украине этим летом. Один – самые громкий – это возвращение из России на президентском самолете военно-пленной Надежды Савченко, которая почти два года провела в российской тюрьме, а в Украине была избрана в парламент от Блока Тимошенко. Два другие были настоящими взрывами. В результате одного из них недалеко от моего дома – около 200 метров – в машине был взорван известный журналист Павел Шеремет, гражданин России и Беларуси, человек сделавший свою карьеру на московском телевидении. Ну и третий, совсем недавно, ранил Игоря Плотницкого, лидера луганских сепаратистов и главу непризнанной «Луганской Народной Республики».

Надо признаться, что большинству граждан Украины, уставшим от печальных и однообразных новостей с фронта, где каждый день погибает от одного до нескольких солдат, реальные взрывы оказались менее интересны, чем возвращение Надежды Савченко.

23 августа 2016 года. Украина и Восточная Европа. Как далеки они друг от друга?

Нет, наверное, другой такой европейской страны, как Украина, где настоящее с огромной скоростью становится историей. К сожалению, это не делает автоматически всех участников событий – всех жителей Украины – историками. Они становятся просто свидетелями, даже если и понимают свою собственную роль в новейшей истории государства. Украинское общество всегда было слишком динамичным, слишком кипящим или готовым взорваться в ответ на, казалось бы, не всегда значительный политический или социальный вызов. Украинский народ всегда жил особенно, обустраивая свою форму государственности, не обращая внимания ни на византийские, ни на европейские традиции. Именно из-за этого официальным украинским историкам приходится время от времени придумывать новые исторические термины, хотя бы для того, чтобы объяснять ими многие необычные моменты в истории Украины в школьных учебниках. Из последних таких терминов для меня самым загадочным и самым интересным является формула школьных учебников по истории «Украина – казацкая держава». Даже если не вдаваться в попытки расшифровки этого термина, первое, что приходит на ум, так это утверждение – что Украина – это единственная в мире казацкая держава, страна с особой историей, а значит и с особым настоящим и с особым будущим.

Если бы у каждой страны был свой уникальный путь развития, своя уникальная история, из-за которой каждая страна мира приобрела бы свой государственный уклад не похожий на уклады других государств, мир бы сегодня был удивительно пестрым, не гармоничным и совершенно разрозненным. Однако нынешние государства мира легко делятся на группы схожих государств, объединенных или политическими и экономическими союзами, или объединенные идеей и политикой самоизоляции. Украина прошла через множество вынужденных и добровольных союзов, прошла и через Советский Союз и вынырнула из него с желанием заключить другой, более цивилизованный союз с Европейским Союзом.

Страны, переживающие социальные, политические и другие проблемы, то есть страны, находящиеся в периоде трансформации очень часто имеют тенденцию возвращаться к своей исторической матрице, то есть к тому состоянию, которое в истории страны казалось наиболее стабильным.

Так у России существует имперская историческая матрица, к которой Россия в очередной раз вернулась в наши дни. После краткой и неудачной попытки демократизации и европеизации России во время президентства Бориса Ельцина Россия опять стала монархией, «собирающей земли». Демократическая косметика в виде президентских и парламентских выборов уже никого не обманывает. Русский дух нуждается в государе, государь нуждается в «Русском мире», «Русский мир» нуждается в экспансии. Был ли Советский Союз другим, отличным от нынешней России государством? Был, но только внешне. Тот же принцип «маскарадной демократии» позволял всем генеральным секретарям КПСС, кроме одного, Никиты Хрущова, оставаться у власти до своей смерти. Этот принцип выборной монархии восстановился при Владимире Путине, находящимся при власти уже 15 лет и собирающимся оставаться у власти или до своего конца, или до конца России. Советская историческая матрица тоже наложила своей отпечаток на планы строительства «новой России», которые осуществляются под руководством Путина. Однопартийная система СССР плавно возродилась в Российской Федерации под видом однопартийной системы «Единой России». Как и в нынешнем Китае Коммунистическая партия остается главной управляющей силой государства, соглашаясь с существованием малых, не имеющих никакого влияния на государственную политику партий, так и «Единая Россия» стала главной партией Российской Федерации, не будучи членом которой невозможно сделать карьеры и не возможно занимать никакой более или менее значительной государственной должности. Правда, идеология партии власти в РФ очень проста и не вынуждает к изучению теоретических работ Ленина, Маркса и Энгельса. Идеология основана на любви к государю и ненависти к его врагам, потому что его враги и есть враги государства. ГОСУДАРЬ БЫЛ И ЕСТЬ ДАН БОГОМ И ПОЭТОМУ ЭТА ДАННОСТЬ ОХРАНЯЛАСЬ И ОХРАНЯЕТСЯ ТАКЖЕ ПРАВОСЛАВНОЙ ЦЕРКОВЬЮ. Именно эта идеология позволила за 15 лет практически уничтожить любую политическую оппозицию, а оппозиционеров свести в глазах народа к обобщенному образу предателей.

Украинская историческая матрица отсылает нас в XVI–XVII века, опять же к козакам, к не зафиксированным договорами с соседними государствами границам, к отсутствию собственной валюты и к демократическим выборам гетьмана, за которыми сразу следуют попытки свергнуть избранного гетьмана силой или хитростью. Одним словом, в основе исторической матрицы Украины лежит анархия. Эту анархию вполне можно назвать демократической, так как голос каждого слышен и голос каждого влияет на ситуацию в стране. А значит, личность в Украине всегда больше влияла на историю, чем система.

Я не историк и не пытаюсь наукообразно объяснить особенности «моей Украины». «Моя Украина» – это мое субъективное государство, государство, которое вижу таким образом только я. И живу я в этом государстве рядом с миллионами соотечественников, и у каждого из них есть своя, «личная» Украина, свое видение ее. В этом опять же проявляется разница между имперской и анархистской матрицами: у жителей Российской империи один и тот же образ своей великой страны, у каждого украинца – своя Украина. У большей части населения «личная Украина» – вполне европейское государство. У меньшинства – «личная Украина больше похожа на нейтральную Швейцарию», у другого меньшинства она навеки связана с Россией и с Русской православной церковью Московского патриархата. У меня она, Украина, тоже своя: – европейская, спокойная, толерантная, разнообразная и – главное – страна, свободная от цензуры, что для писателя очень важно! Именно поэтому я ее люблю и живу в ней.

Точно так же, как Украину, украинцы «приватизируют» и «субъективируют» Европу. Каждый украинец, у которого есть свой европейский опыт или свое понимание Европы, обладает «своей Европой». Иногда эта личная Европа состоит только из Чехии, а иногда в нее входят все 28 стран Европейского Союза и даже Соединенные Штаты Америки.

Как бы не оценивали сегодня политологи умственные способности бывшего украинского президента Виктора Януковича, но, как мне кажется, то ли сам он, то ли с помощью своих советников, понял Янукович очень быстро, насколько лучше имперская матрица гарантирует неприкосновенность власти и возможность держать власть в руках по-царски до самой смерти, иногда ненадолго давая подержать бразды государственного правления своим доверенным лицам. Янукович видел, как эффективно в России сработал перезапуск не европейской однопартийной системы, которая гарантирует «стабильность» и неизменяемость политического устройства и невозможность смещения находящейся у власти политической элиты.

Именно поэтому Партия регионов Януковича создавалась по тем же принципам, что и партия «Единая Россия» Путина. Именно поэтому Партия регионов наползала из Донбасса на все регионы Украины, пытаясь занять собой полностью все национальное политическое пространство украинского государства. И именно это стало причиной восстания, которое получило название «Евромайдан». Янукович не понимал, что победить анархистскую историческую матрицу простым наложением на нее сверху имперской матрицы невозможно. Люди слишком привыкли к свободе и не терпят никакого диктата.

Украина продолжает и дальше бурлить и мгновенно реагировать на любой внутренний или внешний раздражитель. К одному из последних внешних раздражителей для определенной части украинского общества можно было бы отнести и недавно принятое польским Сеймом решение о признании геноцида поляков на Волыни. Но не успели это событие обсудить на страницах газет и в телевизионных ток-шоу, как произошло убийство журналиста Павла Шеремета. И фокус внимания опять сместился с недавнего прошлого, на сегодняшний день и его проблемы. Те, кто организовывал это убийство, хотели показать, насколько Украина не управляема. Хотели сделать тот же отсыл к анархистской матрице, в которой действительно самосуд иногда заменяет решение суда, особенно если судебная система коррумпирована и принимает заведомо не правильные решения. Убийство Павла Шеремета, более известного в России, чем в Украине, было террористическим актом с помощью которого организаторы этого преступления хотели показать уровень незащищенности и нестабильности в Украине. Такая нестабильность не свойственна странам Европейского Союза, такая нестабильность словно показывает, как далеко стране до цивилизованного мира. Ведь даже просто для того, чтобы разложить прошлое по его местам в национальном сознании, чтобы провести линию от прошлого к ближайшему будущему, чтобы объяснить популярно и спокойно: почему у Украины не может быть другого выбора, кроме европейского, нужна стабильность и возможность вести общенациональную дискуссию. Украинское общество за семьдесят лет советской власти отучили от публичных дискуссий и обсуждений. Да и 25 лет независимости не вернули украинцам желание и умение принимать коллективные решения. Политические элиты никогда прежде не опирались на общественное мнение, а потому не пытались его формировать и уже тем более – провоцировать с помощью публичных общенациональных дискуссий. Теперь, когда гражданское общество стало важным игроком в политической жизни страны, необходимость в этом сильном гражданском обществе стала очевидна и политикам. Но политики старшего поколения – такие, как Юлия Тимошенко или Олег Ляшко, по-прежнему не готовы советоваться с обществом. Они не прочь и дальше манипулировать общественным мнением для достижения своих личных целей, а не для защиты государственных интересов. Самым любимым инструментом для многих политических лидеров по-прежнему остается популизм. Популизм украинских политиков не отличается от популизма их европейских коллег. Вместо своих предложений по достижению мира в Донбассе и по решению других проблем, политики обещают избирателям дешевый газ и дешевое электричество. Но в не выполнимые обещания верят все меньше и меньше избирателей. И это большой плюс. В стране, где политики за двадцать пять лет не смогли построить сильное государство, в строительство сильного государства включились обычные люди. Да, это хорошо! Но не надо забывать об исторической матрице Украины! Каждая группа новых строителей государства строит свою Украину. Националисты пытаются построить свою и в их Украине практически ничего европейского нет. Мало того, они часто выступают и против России, и против Европейского Союза. Средний класс строит европейскую Украину. Средний класс мечтает о жизни в полностью законопослушном обществе. Экономические свободы для среднего класса имеют приоритетный характер. Но и за политические свободы средний класс готов бороться, как делал это во время Оранжевой революции. Сформировавшаяся за годы независимости каста «неприкасаемых» чиновников пытается отстоять и защитить свою коррумпированную Украину, именно ту, которая не дала Украине сформироваться, как сильному и реально независимому государству раньше. Кстати, коррумпированные чиновники и бизнесмены никогда не были против сближения с Европой. Однако они не хотят прозрачности расходования бюджетных средств, не хотят быть подотчетными международным организациям. Боятся как экономического, так и политического аудита.

История представления украинцев о западном мире и о Европе прошла много различных стадий.

В Советском Союзе жила-существовала среди образованных людей тайная «американская мечта», связанная с материальным благополучием и не обязательно связанная со свободой мысли, слова и мнения. Эту мечту поддерживали материальные проблемы советских граждан, которые к концу семидесятых годов прошлого столетия стали ощущаться куда сильнее. В это же время усилились «эмигрантские» настроения, прежде всего среди советских евреев. И тогда же началась массовая эмиграция в Израиль, а оттуда уже в США. «Американская мечта» осуществилась, материализовавшись в районе Брайтон-Бич в Нью-Йорке и по всей Америке и Канаде. Она, эта мечта, «вытягивала» из ослабевшего СССР все больше и больше жителей, приближая, на самом деле, распад Советского Союза. И по инерции «американская мечта» еще звала за собой граждан новых, возникших на руинах Союза государств, стремившихся теперь не столько разбогатеть, сколько спастись из охваченных бедностью, экономическим кризисом и криминалом территорий.

Прошло двадцать пять лет и вместо «американской мечты», индивидуалистической и призывающей к переезду, в Украине возникла и стала популярной «европейская мечта». Хотя сам термин «европейская мечта» не прижился и используется довольно редко, но явление, которое можно описать другими словами: «мечтание о Европе», стало политическим вектором для большой части украинского населения. Начиная с конца 1990-х слово «Европа» стало чаще появляться на предвыборных плакатах и в предвыборных программах украинских партий, особенно не отличающихся друг от друга идеологиями. Партии «демократического толка» объявляли, что они за Европу, пророссийские партии выступали с позиции «мы за дружбу с Россией и за членство в СНГ, но не против дружбы с Европой». За прошедшие годы баланс политических сил складывался в пользу проевропейских партий и настроений. Ну и кульминацией этого процесса оказалось решение бывшего президента Украины Виктора Януковича отказаться от углубления отношений с Россией и подписать договор об ассоциации с Европейским Союзом, о чем он объявил на встрече с парламентской фракцией своей Партии регионов в сентябре 2014 года. Несмотря на то, что в ноябре он отказался от подписания договора об ассоциации и «вернулся» к дружбе с Россией в обмен на обещанные кредиты, процесс сближения с Европой остановить ему уже не удалось. Именно отказ от Европы спровоцировал Евромайдан, а последствия Евромайдана, включая аннексию Крыма и российскую интервенцию в Донбассе, мобилизовали еще больше украинцев на защиту своей родины и защиту ее европейских устремлений. Для украинцев во время Евромайдана слово «Европа» не обозначало «Европейский Союз». Оно стало синонимом понятия «жизнь без коррупции и по законам». Именно с жизнью без коррупции были связаны мечты большинства участников событий 2013–2014 годов. То, что Европа поддержала украинскую революцию, подтвердило, что Европейский Союз готов помочь Украине освободиться от проблем, связанных с коррупцией и некомпетентностью власти. В это же время Россия делала все возможное, чтобы удержать Украину в прежнем состоянии – в состоянии контролируемого коррумпированного государства и с прежней политической элитой у власти. Так возникла эта «растяжка» – между тоталитарной коррумпированной Российской империей и Европейским Союзом, относительно свободным от коррупции, антитоталитарным, стабильным и гарантирующим своим гражданам политические и экономические свободы. Российские танки и «грады» реально прибыли на территорию Восточной Украины, чтобы удержать всю Украину в прежнем состоянии. Стреляя по украинским военным, добровольцам и мирным жителям, сепаратисты и российские войска стреляли по европейскому будущему страны. Можно сказать, что именно под эту стрельбу в Донбассе Украина подписала договор об Ассоциации с Европейским Союзом. Подписала договор, который казался в тот момент обещанием Европы спасти Украину от очередного сползания в статус российской колонии, второй Беларуси. В общественном сознании украинцев и сегодня конфликт в Донбассе / конфликт с Российской Федерацией связан с отстаиванием как государственного суверенитета и территориальной целостности Украины, так и с отстаиванием европейского будущего страны.

Но пока в стране практически идет война, украинцы уже не ждут от Европы военной помощи – ее ждут от США. От Европы ждут украинцы помощи политической. Политическую поддержку Украина уже традиционно со времен Оранжевой революции получает от Польши и Литвы. Обе эти страны намного чаще других выступают адвокатами Украины в Брюсселе. Обе страны представляют «Восточный блок» Европейского Союза. А значит, лучше понимают проблемы и надежды Украины. От различных политологов и политиков время от времени слышится мысль о том, что Польша и Литва «тянут» Украину в ЕС, чтобы усилить вес именно «Восточного блока» Европейского Союза. Сами украинские политики, из тех, кто выступает за европейский выбор украинского будущего, воспринимают помощь этих двух стран, как нечто само собой разумеющееся и, возможно, объясняют это внимание к Украине тем фактом, что обе страны опасаются Российской Федерации и таким образом ведут свою политическую войну с системой Путина. При этом Литва, конечно, вместе с Эстонией и Латвией, имеет намного больше причин опасаться России, чем Польша. Теперь, когда Россия продолжает пробовать «утопить» Украину в войне и околовоенном хаосе, украинцы смотрят на соседние страны Евросоюза, как больной на приближающуюся машину «скорой помощи». Ожидание помощи имеет свою обратную сторону – тот, кто уверен, что его спасут, мало предпринимает сам для собственного спасения. В этой ситуации после двух лет военного конфликта украинцы уже не уверены, что их спасут. И эта неуверенность в реальных планах Европейского Союза относительно Украины – тут я речь веду об основных странах ЕС, а не о странах его Восточного блока – заставляет их консолидировать усилия и пытаться решить многие политические проблемы собственными силами.

Средний проевропейски настроенный украинец не очень-то понимает позицию Германии, постоянно напоминающей о необходимости выполнять Минские соглашения, но почти не упоминающей об аннексированном Крыме. Он не понимает, почему Нидерланды проголосовали против подписания с Украиной договора об Ассоциации с ЕС, он не совсем понимает позицию Франции и Италии.

Зато средний украинец лучше понимает Польшу и Чехию, чем Нидерланды или Бельгию. С самого дня независимости украинцы сравнивали свое благополучие, экономическое развитие с Польшей и украинские журналисты с удивительной регулярностью писали статьи, в которых пытались угадать: на сколько лет отстает Украина от Польши в своем экономическом развитии. Попыток сравнить Украину с Германией или Францией не предпринималось. Это было бы слишком смешно для читателей. Однако частые сравнения с Польшей и регулярные поездки граждан Украины в Польшу принесли свой положительный эффект. Многие украинцы поняли, что «мы с поляками очень похожи». Их заметный прогресс всегда оправдывался тем, что они жили только 45 лет при социализме и даже при социализме у них была частная собственность и частный мелкий бизнес. Украинцы стараются не завидовать полякам вслух – все-таки для украинцев национальная гордость – не пустой звук. Но и сейчас, сознательно или подсознательно, но граждане Украины хотят присоединиться к Европе, имея в виду Польшу или «Польскую Европу», которая намного понятнее для украинцев, чем остальная, более западная, или даже та Восточная Европа, с которой особенно близких отношений не было: Венгрия, Румыния, Болгария и т. д.

Украинцы в тихой и уютной Чехии обустраиваются, как в «Европе без политики». Чешский президент Милош Земан, очень любящий Путина, словно напоминает им, что Чехия – это не совсем Европейский Союз. Чехия для многих украинцев – просто удобная, гостеприимная страна с более высоким уровнем жизни, с более высокими, но все равно ниже, чем в Западной Европе, зарплатами и при этом страна довольно толерантная к экономическим мигрантам. Около ста тысяч украинцев уже перебрались в Чехию. Перебрались именно в Чехию, а не в Европейский Союз, частью которого она является. Они не стали ждать, когда Украина станет частью ЕС, они «интегрировались» в европейское пространство индивидуально или семьями. Таких экономических мигрантов в Польше больше миллиона. Они заполняют собой пространство, освобожденное поляками, выехавшими на заработки в Великобританию и в другие страны. Миграция украинцев в Восточную Европу теперь стала делом обычным и не сложным. Миграция поляков и чехов в более западные страны ЕС стала делом еще более простым и эта миграция делает переезд украинцев в Восточную Европу еще более желанным. Многие украинцы предпочитают получить чешский или польский паспорт, чем ждать, когда на украинском паспорте появится эмблема Европейского Союза. В этой «ближней» миграции есть свой позитивный момент: многие украинцы и в Польше, и в Чехии становятся более политически и общественно активными, объединяются в различные сообщества и, не порывая связей с Украиной, влияют на распространение в Украине реальной информации о жизни в этих странах, а значит – о жизни в Восточной Европе.

Таким образом большинство украинцев при упоминании термина «Восточная Европа» думают прежде всего о Польше и Чехии, а при упоминании Европейского Союза – о Брюсселе, Франции и Германии. Это разделение существует и в мироощущении поляков, словаков, болгар, которые тоже, говоря о Европейском Союзе сначала имеют в виду не свою страну, а страны Западной Европы. Они словно ощущают особый статус Восточной Европы в Европейском Союзе. Этот статус можно сравнить со статусом ученика или студента университета. Восточной Европе будто бы «надо учиться». Но географически, да и геополитически положение и расположение Восточной Европы можно считать стабильным и зафиксированным. Поэтому особый статус восточно-европейского блока стран Европейского Союза тоже является зафиксированным и стабильным. И тут очень важно отметить, что страны Восточной Европы продолжают оставаться в основном получателями «европейских денег» и именно эти деньги позволяют удерживать экономическую стабильность в стране, компенсировать фермерам убытки, связанные с исполнением общих правил Евросоюза.

В Украине любят вспомнить о том, что литовские фермеры получают от ЕС деньги за то, что не засевают свои поля и за то, что не увеличивают поголовье крупного рогатого скота.

И Литва, и Польша присоединились к Европейскому Союзу в 2004 году, то есть 12 лет назад. Украинцы, наблюдавшие за происходившим в этих странах, отметили, что в 2004 году мгновенного чуда не произошло. Ни Литва, ни Польша не рванули вперед экономически. Но их развитие продолжилось и процессы, не видимые из Украины, помогли этим странам развиваться и уверенно смотреть в будущее. Однако вхождение Литвы и Польши в ЕС не могло не повлиять на их отношения с Российской Федерацией. У Литвы проблемы с Россией возникали и до 2004 года. Главный экспорт Литвы – молочная продукция – блокировался Россией с удивительной регулярностью. После того, как Польша присоединилась к европейским санкциям против РФ, Россия наложила эмбарго на импорт польских яблок и других товаров. Украина, находящаяся де-факто в состоянии войны с Россией, тоже отрезана от возможности продавать свою продукцию на российском рынке. Европейский Союз предложил Украине квоты по продаже своей продукции в Европе. То есть сама ситуация уравняла вдруг в правах и в проблемах Польшу, Литву и Украину. Из-за этого украинцам стало казаться, что у этих трех стран намного больше общего, чем на самом деле.