Текст книги "Ключи Марии"

Андрей Курков, Юрий Винничук
Ключи Марии

Авторы выражают благодарность профессору Пенсильванского университета Майклу Найдану, заведующему отделом периодики Львовской национальной научной библиотеки Украины имени В. Стефаника Юрию Романишину, заведующему отделом украинистики этой же библиотекиКонстантину Курилишину, ветерану УПА Богдану Кирницкому, а также нашим первым читателям Юрию Лысенко, Мирославе Балицкой, Оресту Друлю, Станиславу Варенко, Светлане Балакировой, Александру и Татьяне Марковым, Наталье Коломойцевой, Юрию Блащуку.

Литературное редактирование М. З. Балицкой

Художник-оформитель М. С. Мендор

© А. Ю. Курков, Ю. П. Винничук, 2020

© М. С. Мендор, художнє оформлення, 2020

Пролог

1942 год. Олесь Курилас оглядывается назад

Вспоминая все, что произошло с ним за последнее время, Олесь Курилас долго не мог прийти в себя, не мог собрать воедино все события так, чтобы они выстроились перед глазами четко и логически понятно, как школьники, которым дали команду разобраться по росту. События эти, хотя вроде бы уже и прошлые, вступали в его памяти в конфликт друг с другом, а он бродил между ними, как слепец, нащупывая подсказки, без которых поиск правдоподобных и убедительных объяснений произошедшего становился тщетной тратой времени.

Никоим образом он не мог предвидеть того, что с ним потом случилось. Но и забыть ту смутную тревогу и опасения, будто что-то ужасное может вот-вот произойти, он и сейчас был не в состоянии. Конечно, он одновременно и боялся, и сомневался, что что-то сможет перевернуть его мир, его жизнь. Нечто похожее он испытывал перед началом войны, когда с родителями отдыхал в Карпатах. Погода стояла замечательная, август щедро одаривал их всеми своими прелестями и красками, но в душе зарождалось стойкое беспокойство, может даже не в душе, а в самом воздухе! Оно давало о себе знать в голосах людей, которых он встречал на улицах, на рынке. В конце концов, предчувствие войны звенело в воздухе городов все громче и громче, все только и говорили о последних событиях: о захвате Австрии, о Мюнхенском сговоре, о чемберленовском «Я привез вам мир». Все мировые газеты слились в один многоязыкий источник слухов, споров, дискуссий. Все читатели и их соседи в один миг превратились в специалистов по политологии, истории, в военных стратегов и инженеров-изобретателей новейшего вооружения. Любая базарная баба, торговавшая квашеной капустой и зеленью, могла вывалить вам сходу свой безошибочный прогноз дальнейшего развития событий.

Наряду с этой набирающей силу истерией, его одолевала еще и тревога о своей собственной судьбе. Появилось предчувствие, что он не сможет отойти в сторону, чтобы всё это переждать. Более того: омрачающая уверенность в том, что этот поток подхватит и понесет его тоже, неожиданно смешалась с предвкушением будущего озарения. Будто всеобщее зло сделает в итоге его жизнь ярче и лучше. Поразительно, что так оно и произошло – он в своих предчувствиях не ошибся. Война, которую все боялись и которая так и норовила выйти из-под контроля воюющих, запомнилась ему вспышкой озарения. Этот «взрыв» прогремел у него в голове и заставил на многие привычные вещи взглянуть по-другому.

И наверное именно из-за этого «взрыва» он пережил величайшее в своей жизни волнение, пережил ту любовь, которая не может вызвать взаимность потому, что она прежде всего поражает, как смертельная болезнь, того, кто влюблен, а не сам предмет влюбленности. И человек, пораженный этой «смертельной» любовью, начинает оберегать от нее ту, в которую так влюблен. Если человек осознает силу собственной любви, смиряется с ней, понимает, что эта любовь неизлечима, он начинает ее беречь. И беречь от нее тех, кого любит. Чтобы не разрушить их мир, не ворваться в их мир, как война, выходящая из-под контроля воюющих.

В то время отец Олеся, профессор Львовского университета Богдан Курилас, увлеченно исследовал участие галицких рыцарей в крестовом походе за освобождение Гроба Господня. Основным источником его исследования была хроника рыцаря Ольгерда. С этой древней рукописи все и началось. Она связала прошлое с будущим и вплела судьбу Олеся в удивительной сложности гобелен. В этом гобелене кроме его самого с Марией и с Аретой, повторяющимися элементами оказались ключи и перстни. Древние ключи и такие же древние перстни. Вечные ключи и вечные перстни, переходящие из рук и с пальцев одних смертных в руки и на пальцы других.

Да и потом, когда уже все закончилось, Олеся все равно не покидало ощущение, что эта история все еще не имеет финала, что она не может закончиться именно так. Он был уверен, что продолжение следует!

Глава 1

Киев, октябрь 2019. Пути Господни неисповедимы. Случайная крымская встреча и ее последствия

Черными археологами не рождаются. Ими становятся. Иногда в темные времена, иногда в светлые. А иногда и в серые, как нынче. И хотя нынешнее «серое время» началось не вчера, но Бисмарку, точнее – Олегу Качко, до сих пор казалось, что едва ли не вчера он впервые взял в руки саперную лопатку и под руководством старшего товарища Адика Маса снял первый слой каменистой, крупитчатой земли над могилой древнего тавра. «Стой, хватит, теперь щеткой!» – скомандовал тогда Адик, показывая пальцем на выглянувшую из-под земли полусферу черепа. Голос у Адика отличался подростковой звончатостью. Может именно поэтому Адик старался говорить тихо. Словно стеснялся собственного голоса. Там же, в Крыму, на прибрежных камнях Гурзуфа, за день до вскрытия могилы древнего тавра, вдвоем, как давние неразлучные друзья, они отметили сорокалетие Адика. Как и положено, жарили на листе жести мидий, разведя в ущелине между камнями маленький костер из выброшенных морем и высушенных южным солнцем щепок и досок. Пили дешевое белое вино, ожидая, пока из-за высокой температуры мидии сами не откроются и не закипят изнутри. Черноморские мидии солить не надо, они и так соленые!

Кто-нибудь когда-нибудь точно также «поджарит» и «съест» Олега Бисмарка и Адика. Такая вот странная мысль пришла Олегу в голову в ту подсвеченную крымскими звездами именинную для старшего товарища и наставника ночь. Как пришла, так и ушла. Только вызвала улыбку своей очевидной несуразностью. Просто пошутила. Слово «съесть» всегда имело много значений, из которых главным неизменно оставалось «утолить голод». Хотя и словосочетание «утолить голод» имело много значений, так что углубляться в поиски правильного толкования кратко посетившей его мысли Олег не стал. Он просто выпил еще один стакан вина и зажевал его горячей мидией.

Олегу за два месяца до этой звездной крымской ночи стукнуло двадцать. Он был полон сил и неуверенности в своем будущем. Эта неуверенность словно замораживала его энергию, сдерживала, тушила, иногда вызывая раздражение, иногда даже легкую депрессию. А депрессия обычно доводит человека до петли или до Крыма. Тяжелых на подъем – до петли, легких – к звону и блеску приморской жизни. Бисмарк был не просто легким на подъем! Он был легчайшим! Вот и приехал сюда развеяться и забыть о реальности. Лето, солнце, море, девушки в купальниках – это далеко не полный набор лекарств от депрессии, которые Крым всегда щедро, но за деньги предлагал каждому страждущему. Но в тот ранний вечер Олег встретил рядом с ялтинской набережной не девушку из Харькова или Сум, не какую-нибудь свежеприбывшую белокожую блондинку, а Адика, одессита, приехавшего сюда за «приятным и полезным». «Приятным», конечно, по его словам, являлось само пребывание на ЮБК, а «полезным» – черная археология, которая кормила Адика, опять же по его собственным словам, уже лет пятнадцать. Взгляд Адика остановился на Олеге, когда тот пил кофе с коньяком на террасе кафе в боковой улочке рядом с набережной Ялты. «Чего грустим?» – спросил приветливо Адик, присаживаясь за столик с бокалом бельгийского пива в руке.

Олег в тот момент действительно грустил. Он только-только приехал, устроился в деревянном флигельке во дворе частного дома в пяти минутах от моря. Расплатился с хозяином, бросил вещи и сразу поспешил на набережную вдыхать йодистый озон. Но там, на набережной, вместо привычной почти животной радости от солнца и моря на него нахлынули тревожные мысли о будущем, о том, что с сентября надо начинать жить по-другому, ведь с сентября всегда начинается или, по крайней мере, должна начинаться новая жизнь. Если она не началась с прошлого сентября.

Назойливые мысли лучше всего прогоняются коньяком. Цены на самой набережной кусались, и ноги вывели Олега в переулок недалеко от гостиницы «Ореанда», где он любил бывать и в прошлые приезды. Там, из-за отсутствия вида на море, коньяк становился доступнее, а кофе, довольно средненький по качеству, казался вкусным и бодрящим. И вот вместе со словами «Чего грустим?», произнесенными подростковым звонким голосом, входившим в противоречие с возрастом сказавшего, на стул напротив опустился мужчина с тонким, орлиным носом и веселыми серыми глазами, худой и длиннорукий, в шортах и в футболке с ликом Пушкина и надписью «Пушкинский Лицей».

– Да не грущу я! – ответил Олег. – Только приехал… Прихожу в себя после дороги!

И он кивнул на бокал с коньяком.

– Один приехал? – удивился мужчина, протягивая руку. – Я – Адик, из Одессы.

– Олег Бисмарк, из Киева.

– Бисмарк? – удивился Адик.

– Можно просто Олег, Бисмарк – это так, прозвище…

– Ты что, немец?

– Нет, я азартный! И родился тоже 1-го апреля.

– В день дурака?

– В день юмора!

– Ну да, это лучше! А что, Бисмарк был азартным?

– Ага, в казино любил ходить, коньяки пил!

– А! Теперь понятно! – Адик многозначительно опустил взгляд на бокал с маслянистым напитком цвета канифоли. – А я было подумал, что ты – тоже немец! Я вот – из бессарабских немцев. По паспорту – Адольф! Спасибо папочке, который говаривал «Хорошее имя, оно не виновато!» Но Адик – куда лучше! И про Гитлера со мной никто не шутит! Ну, а если ты действительно азартный, могу кое-что предложить! Как раз для азартных!

– А что? – оживился Олег.

– Ночное кладоискательство.

– Почему ночное?

– А чтобы никто не видел и чтобы никто не отобрал, если что-то найдем!

– Да, интересно! Но я сюда отдохнуть!

– Одно другому не мешает! Днем отдыхаешь, ночью ищем клад!

Что нашли они той первой совместной июньской ночью в могиле тавра, которую, подсвечивая фонариками, перелопатили в четыре руки пальцами, пропуская через них весь песок, все камешки, все комки глины, а также кости и косточки, позвонки, и прочие остаточные человеческие детали, которые сотнями лет сопротивлялись попыткам воды и земли растворить их в себе, превратить в живительную почву? Вроде бы и ничего особенного! Ну, два десятка бусинок: перламутровых и керамических – то ли с бус, или же с браслета или четок. И еще нашли удлиненный кусок ржавого железа. Адик сразу сунул его себе в карман. Сказал, что разберется с ним позже.

– Ну все, – объявил ему в тот предрассветный час Адик. – Теперь можешь считать себя археологом! Черным археологом!

– А разве не черным кладоискателем? – переспросил Олег, вспоминая первый разговор с Адиком в кафе.

– Кладоискатель – звучит по-детски! А «черный кладоискатель» – двусмысленно! Ну как, например, чернокожий археолог! – рассмеялся одессит. – Так что уж лучше будь просто черным археологом, как я! Мир ведь черно-белый! Белые археологи работают на белой его стороне, черные – на черной! Главное, чтобы они не мешали друг другу!

С той июньской крымской ночи прошло семь лет. Олег Бисмарк быстро освоил азы ночного кладоискательства. Иногда он занимался этим делом даже днем! Но в безлюдных местах. Однако относиться серьезно к этому занятию у него не получалось. Хорошее хобби, но не более того. Для жизни нужны другие способы заработка, при которых ночь можно посвятить не хождениям с металлоискателем по территориям исторических заповедников, а удовольствиям, включая крепкий постконьячный сон. Да и за все эти семь лет ничего реально ценного Олег не нашел. Но монетки, медальки, ржавые остатки шмайсеров времен второй мировой ему иногда попадались и отправлялись дальше покупателям, которых он находил в интернете. Покупатели были «мелкие», но ведь и товар у него тоже отличался доступностью и дешевизной. Торговля таким товаром скорее походила на спорт, чем на бизнес.

С Адиком они иногда встречались. Тот приезжал в Киев раз в полгода по делам и перед отъездом обычно звонил Олегу и звал его на ужин, на большой, щедрый ужин в дешевом кафе. При встречах он почти ничего не рассказывал о своей жизни. Но во время последней такой трапезы, состоявшейся в середине сентября, он неожиданно и с очевидной гордостью объявил Олегу, что через месяц станет киевлянином! Подробности пообещал сообщить позже, тогда, когда «сказка станет былью». Так и сказал.

Сказка стала былью даже раньше. Недели через две с половиной Адик позвал Олега Бисмарка поужинать в недешевый ресторан. Правда, не успел Олег как следует изучить витиеватые названия итальянских блюд, как Адик вынул из его рук меню и попросил довериться его вкусу.

– У тебя же трудовая книжка дома? – спросил он через минут двадцать, накручивая вилкой spaghetti primavera.

Олег, жуя, кивнул.

– Завтра пойдешь оформляться на работу! В Софийский заповедник.

Сотрапезник чуть не подавился. Закашлялся, прикрывая рот ладонью и глядя на Адика обиженно и недоуменно.

– Кем? Куда? – наконец прокашлявшись, спросил Олег, и в голосе его прозвучал набирающий силы скепсис.

– Дежурным электриком! – губы Адика нарисовали собеседнику самоуверенную улыбку.

– И на какую зарплату?

– Когда человек идет на работу в святое место, разве он думает о зарплате? Ты думаешь, я пошел работать в отдел культуры киевской мэрии ради пяти тысяч гривен в месяц?

Олег Бисмарк вдруг увидел в слегка прищуренных глазах Адика ответы на все свои вопросы. Увидел, успокоился, кивнул и опустил взгляд на остывающие spaghetti primavera.

– Кушай-кушай, – одобрил движение его взгляда Адик. – Черный археолог черному археологу плохого не посоветует!

Глава 2

Рукописная хроника рыцаря Ольгерда из Галича

«Хроника рыцаря Ольгерда из Галича, написанная Года Господня 1111, когда покинули мы с Божьей помощью Святую Землю и двинулись на Русь, пробыв здесь полных двенадцать лет и потеряв половину товарищей.

Прибыли мы, двенадцать рыцарей, на Святую Землю из Галича Года Господня 1099 на генуэзском корабле, что подобрал нас в Константинополе, и сразу попали на службу к ТанкредуТарентскому из Нормандии. Вел нас за собой князь наш Игорь, а встретил в порту Антиохии брат Лука, обретавшийся на Святой Земле уже четыре года и отзывавшийся о господине Танкреде как о храбром и отчаянном рыцаре. Он следовательно и привел нас под его благородную руку. К тому времени крестоносцы уже захватили Эдессу, Антиохию, Тель-Башир, Равендан, Латанию и другие мелкие города. Впереди нас ожидал Иерусалим.

Лето того года было засушливое и невероятно жаркое даже для местных жителей, а что уж говорить о нас, тех, кто еще не испытал в жизни такого зноя и длительного путешествия пустынными землями среди песчаных холмов, за которыми часто прятались, подстерегая нас, наши убийцы. Но воины Божии не обращая внимания на эти опасности, двинулись в поход на Иерусалим, что мне, конечно, казалось авантюрой – штурмовать город таким малочисленным войском. Тысяча двести рыцарей и двенадцать тысяч пехотинцев – этого крайне мало, чтобы окружить город и держать его в осаде, учитывая, что защитников города было гораздо больше, чем нас. Там, за воротами, скрылось египетское войско вместе с ополченцами, набранными из евреев и мусульман. Продовольствия у них было более, чем достаточно, а в подземных цистернах, наполненных до отказа, темным бархатом поблескивала пресная вода.

Мы же в странствии питались впроголодь, ели лишь сухие лепешки, обмакивая их в воду, разбавленную вином, а еще каждый получал по горсти фиников. Иногда удавалось поймать дикую козу или набрести на кусты с ягодами, но и этого хватало лишь на один зуб. Как на беду, все колодцы и источники в окрестностях Иерусалима оказались отравленными, и мы вынуждены были беречь воду, чтобы не закончилась она раньше, чем наш поход.

Дух крестоносцев поддерживало наставление Папы Урбана, они знали его чуть ли не наизусть и повторяли эти золотые слова, что вели их вперед и не давали прорасти в их мыслях ни одному семени сомнения.

– Папа рассказал о страшных вещах, что происходят с нашими братьями-христианами на Святой Земле, – вспоминал брат Лука, которому посчастливилось присутствовать в Клермоне в момент страстной речи Папы Урбана. – Он рассказывал, что на Голгофе нечестивые устраивают гулянки, а в Храме Соломона – оргии. В купель Бетсата* сливают нечистоты, Гефсиманский сад вырублен. “Если хотите Царства Небесного, то не станете больше сидеть в домах своих, а пойдете туда, где жил я, Иисус, Спаситель ваш!..” Так он говорил, как бы от имени самого Иисуса, и это произвело огромное впечатление на всех нас. Его слова обпекали до глубины сердца. Все в оцепенении, слушали Его, но не Папу Урбана – мы слушали самого Спасителя. А завершил он так: “Дети мои! Не Папа Урбан обращается к вам сейчас, а его устами говорю вам я, Иисус Христос, Сын Божий и Спаситель ваш. Возьмите оружие ваше. Я благословляю его. Возьмите доспехи ваши и щиты, я сделаю их неуязвимыми. Оденьте белые плащи и нашейте на них кресты из красной материи в знак того, что я посылаю вас на битву с моими врагами, и пусть поход ваш в Святую Землю называется крестовым, как и я шел крестным путем на Голгофу. Я прекращаю вашу вражду и взаимную ненависть. Теперь пусть улягутся войны и распри, наступит мир в сердцах ваших, и наполнятся сердца ваши ненавистью к нечестивым. Идите туда, где гроб мой взывает об освобождении! Возьмите Святую Землю себе и обладайте ею, потому что она щедрая и прекрасная, как Царство Небесное! Отправляйтесь туда, дети мои, Аминь!”

Брат Лука умолк, а нам показалось, что мы тоже услышали слова Иисуса Христа, и дух наш вспыхнул небывалым рвением. Потому Иерусалим манил нас стремительно, всем хотелось узреть этот легендарный город, прогуляться по его улицам и увидеть тех удивительных людей, которые, как рассказывают, родились там еще тысячу лет назад и живут до сего дня благодаря чудесному эликсиру. Нам изо всех сил хотелось убедиться в правдивости того, о чем рассказывал брат Лука: действительно ли источник Силоам у горы Сион бьет не постоянно, а только три дня в неделю?

Когда мы приблизились к городу, нам навстречу вышли христиане, которых специально выгнали за стены, чтобы принести нам еще больше хлопот. Было среди них немало женщин и детей, и все они прибились к нам в поисках не только опеки, но и пищи, и воды.

Осажденные чувствовали себя бодро, кроме хорошего оружия имелся у них и греческий огонь.

Подавляющее большинство нашей армии составляли франки, но были также генуэзцы, норманны, фламандцы и мы, галицкие русины. Большинство франков своих лошадей уже съели и из рыцарей превратились в пехотинцев, однако мы своих лошадей берегли. Это были гуцулики, горные приземистые лошадки, очень выносливые. Франки не раз удивлялись, как наши кони ловко поднимаются на холмы, как могут часами скакать без устали и как долго обходятся без воды.

Командовал нами Раймунд, граф Тулузский, храбрый, упрямый и довольно глупый. Были еще и другие знатные господа, каждый из которых имел свое войско. Они разбивали свои лагеря напротив различных ворот: герцог Роберт Фландрский напротив Дамасских, герцог Роберт Нормандский, сын Вильгельма Завоевателя, прозванного Толстоногим – у ворот Ирода, герцог Нижней Лотарингии Готфрид, граф Бульонский – у Яффских ворот, а с северо-восточной стороны расположился Танкред Тарентский.

13 июня, по наущению отшельника, который пересказал нам свои заманчивые видения, попытались мы пойти на штурм и сгоряча спустились в глубокий ров, который окружал город. Нас осыпали роем стрел, на головы полетели камни, полились горячая смола и масло. Мы понесли тяжелые потери и вынуждены были откатиться на свои прежние позиции. Отшельника хотели казнить, но он исчез. Что же, мы не были готовы к штурму, нам не хватало лестниц, катапульт, как и камней, которыми можно было бы разбивать стены. Молодые деревца, которые росли неподалеку, не годились ни на лестницы, ни на катапульты.

Единственная польза неудавшегося штурма – это количество стрел и камней, которыми нас пытались поразить. Их было куда меньше, чем при штурмах других городов, что свидетельствовало о не слишком большой численности гарнизона.

К счастью, 17 июня в Яффу прибыли генуэзские корабли. Они привезли готовые катапульты, однако их было мало, поэтому и сами корабли мы разобрали на доски и брусья, и привезли в Иерусалим. Здесь уже наши плотники построили большие осадные башни на колесах, оснащенные откидными мостиками и катапультами.

В ту пору мы уже достигли крайней степени человеческого терпения. Жара и сухой ветер, засыпавший глаза песком, истощали и нас, и лошадей, а воды оставалось все меньше. Но мы отчаянно бросились строить осадные башни, лестницы, катапульты, тесать каменные ядра, вырезать стрелы. Работа кипела день и ночь. Христиане, изгнанные из Иерусалима, помогали нам в меру своих сил, даже женщины и старики трудились, сшивая вместе шкуры животных. Этими шкурами, вымоченными в воде, мы накрывали наши катапульты и башни, чтобы защитить их от греческого огня. Священники поддерживали наш дух, укрепляя его молитвами.

Но 6 июля брат Лука, который был самым старшим среди нас и уже побывал во многих битвах, поведал, что тоже имел видение – явился ему дух знаменитого епископа Адемара де Монтейля, который умер в прошлом году от тифа на его руках. Дух епископа, чтимого всеми крестоносцами, призвал нас три дня соблюдать пост, а затем обойти босыми ногами вокруг стен Иерусалима, как когда-то обошел вокруг Иерихона Иисус.

Предыдущее видение многих из нас ввергло в уныние, но поскольку новое ничем опасным не грозило, мы после поста вечером 8 июля обошли величественной процессией вокруг стен с трубами, знаменами и оружием. Во главе шли епископы со священными реликвиями, а за ними войско с хоругвями, крестами и факелами, шли медленно и торжественно, а со стен раздавались проклятия. После этого мы собрались на горе Елеонской, где похоронена Богородица, и отбыли службу Божью, а проповедники призвали нас прекратить распри и всем господам нашим помириться. Далее мы остановились в Гефсиманском саду и читали вслух Евангелие. Затем двинулись вдоль Кедронского потока, прошли могилы Абесалома, Иосафата и Захарии, купель Силоамскую, чьими водами исцелил Христос слепого. И здесь был зачитан соответствующий отрывок из Евангелия, а потом каждый из нас омыл лицо. Далее мы подошли к могиле пророка Исайи и помолились ему, а пройдя стену Давида, спустились в долину Энном. И торжественность, с которой осуществлялся этот поход, яркие звезды над головой и полный, словно улыбающийся, месяц наполняли нас верой и силой, способной в любой момент бросить нас на приступ. И момент этот наступил на рассвете, ознаменовав собою завершение нашего похода.

Наши катапульты начали сыпать каменными ядрами без остановки, стены крошились, а защитники повывешивали на стенах мешки с хлопком и сеном, чтобы смягчить удары. Сарацины стреляли из луков, но стрельба их уже не имела никакого смысла».