Текст книги "Пароль: «Вечность»"

Рука ткнулась в шершавый борт. Монахи дали три длинные очереди – и поселок будто вымер. Разом погасли все огни. Рыбари попрятались по хибарам; если бы не рокот набиравшего обороты мотора, воцарилась бы полная тишина.

Что-то скользнуло по ноге, я дернулся, вспомнив про вьюнов, но тут в плечо ткнулся шест, а над бортом вверху показались головы.

Когда я ухватился за шест, меня двумя сильными рывками вытащили на палубу. Перевалившись через борт, я искоса оглядел стоящих надо мной вооруженных монахов, снял куртку и стал выжимать. Раздались шаги, между ногами монахов ко мне пробрался Чак и с ходу закричал:

– А, тоже прыгнул, человече! Я едва не утоп, веришь, девка меня до катера дотащила.

Монахи расступились, пропуская невысокого плотного бородача в коротком плаще. Рядом, оставляя на палубе мокрые следы и кутаясь в плед, шла Юна.

– Дюк, эти люди помогли мне добраться сюда, – произнесла она, стуча зубами.

Мотор заработал на высоких оборотах, катер, развернувшийся кормой к колесу, стал набирать ход.

Монах неприветливо разглядывал меня с Чаком.

– Юна Гало, от имени Владыки московского Храма я гарантирую тебе покровительство и безопасность, – ровным голосом произнес он.

– Мне и моим спутникам? – уточнила она.

Дюк Абен, не спуская пристального взгляда с Чака, промолчал.

Глава 18

Я потянулся так, что хрустнули кости, и сел на узкой койке, едва не стукнувшись головой о вторую, прикрепленную к стене выше. С нее свешивалась рука Чака.

Два иллюминатора были закрыты железными крышками на винтах, свет падал в каюту сквозь выпуклую решетку-колпак. Там виднелось хмурое небо. У стены на расстеленной тряпке стояли кувшин и миска с остатками того, что мы съели ночью, перед тем как завалиться спать. Зевнув, я натянул пластиковые мокасины – они сильно поистрепались за это время, один порвался у носка, подошва другого треснула, – накинул куртку и взял кувшин. Сделав несколько глотков крепкого кислого пива, сжевал кусок хлеба из миски и встал.

Чак дрых на боку, посапывая, подложив под щеку кулачок. За переборками тарахтел дизель. Я встал на край нижней койки; упершись ладонями в решетку, попытался приподнять ее, но она не шелохнулась. Попробовал сдвинуть в одну сторону, в другую… Да что ж такое? Пришлось залезть на койку Чака и, прижавшись к решетке теменем, осмотреть ее края, плотно прилегающие к палубе.

Там были петли – то есть она откидывалась вбок, как крышка, – и большой навесной замок.

Запертый.

Чертыхнувшись, я сел на краю койки. И вспомнил, что вчера, укладываясь, положил обрез из лавки кормильцев рядом с собой.

Хлопнув карлика по плечу, я спрыгнул на пол. Обреза на моей койке не было, как и пистолета Луки Стидича на койке Чака.

Он сел, потер кулачками глаза, пропищал:

– Какого ползуна будить меня?..

– Мы в плену, – перебил я.

Чак замолчал, приоткрыв рот. Дернул серьгу в ухе и сказал:

– А ну дай мне тот кувшин, человече!

Я так и сделал. Карлик хлебнул пива, потом плеснул из кувшина на морщинистую ладошку и потер лицо. Пиво потекло по щекам, Чак утерся рукавом, отдал мне кувшин, вскочил на койке и, подпрыгнув, вцепился в прутья. Закачался на них, будто обезьяна на ветке, подтянулся. Некоторое время он разглядывал замок, потом заверещал так пронзительно, что я поморщился:

– Эй, вы! Эй! Монахи, некроз вам в печень! Эгегей!!!

Сквозь тарахтение дизеля донеслись шаги, и карлик спрыгнул на койку. Подошедший к решетке чернобородый монах нагнулся, заглядывая в каюту.

– Эй, ты… – развязно начал Чак. – Нас тут заперли по случайности, так ты давай, отомкни-ка замок.

Монах огладил бороду и сказал басом:

– Не бывать сему.

– То есть нас специально заперли? – уточнил я.

Он важно кивнул:

– Верно мыслишь, наемник.

– Ага, а почему? – спросил карлик.

Пожав плечами, чернобородый выпрямился.

– На то воля преподобного Дюка.

– Эй, стой! – крикнул Чак. – Погоди! А если мне помочиться надо?..

Опять нагнувшись над решеткой, монах ткнул пальцем в угол каюты.

– Там сток. А станете орать, обольем водой из реки. Она холодная, вонючая, сами себе потом милы не будете.

Он снова выпрямился, и я спросил:

– Переговорщица Меха-Корпа тоже заперта?

Ничего не ответив, чернобородый ушел. Чак, спрыгнув с койки, сунулся в угол, я шагнул за ним. Там был слив – то есть наклонная труба, утопленная в железный пол и накрытая крышкой. Сквозь трубу виднелась мутно-зеленая вода, бурлящая под бортом катера.

Переглянувшись, мы подступили к иллюминатору. Довольно много времени ушло на то, чтобы разобраться с гайками, но в конце концов крышка была снята. Выяснилось, что через иллюминатор не пролезть – снаружи такой же выпуклый решетчатый колпак, как и вверху, но без петель и замка, приваренный к борту.

Мы сняли крышку с другого иллюминатора. Круглые отверстия находились высоко над ватерлинией, видно было хорошо.

Справа открылся берег – пласты вздыбившегося асфальта и покосившиеся дома. Между ними росли деревья и кусты. Из воды торчал чудом уцелевший фонарный столб, и вдруг я понял, что на нем неподвижно сидит тощий длинноволосый человек в коротких штанах, с голым торсом. Обхватив столб худыми волосатыми ногами, он разглядывал катер в бинокль. На поясе его висела кобура.

– Это кто такой? – удивился я.

– А? Где? – Чак, отпихнув меня, выглянул в иллюминатор. – А-а… ну, мало ли бродяг по Москве шатается.

– Откуда у обычного бродяги бинокль?

Вверху стукнула дверь, раздался возмущенный голос Юны, и тут же голова человека на столбе дернулась, а бинокль поднялся немного выше.

Несколько секунд он наблюдал за происходящим на палубе, потом сунул бинокль в чехол на ремне, развернулся и сиганул в крону дерева, растущего возле груды асфальтовых обломков. Оно закачалось, полетели листья, человек соскользнул между ветками и побежал прочь от берега. Катер уже почти миновал это место, и мы с Чаком прижались лбами к решетке.

Послышалось приглушенное стрекотание, из-за груды вылетел мотоцикл. Человек пригнулся к рулевой вилке, длинные волосы его развевались.

На палубе защелкали выстрелы. Стреляли именно в мотоциклиста – из кирпичной стены, вдоль которой он мчался, полетели облачка пыли. Никто не попал, и человек скрылся из виду, свернув на улицу, ведущую прочь от реки.

Некоторое время мы молчали, потом Чак сказал:

– Кто-то наблюдал за катером, и монахам это не понравилось. – Он сел под стеной, вытянув ноги, и хлебнул из кувшина. – Так, человече, надо разобраться. Значит, подружка твоя ехала в московский Храм на переговоры, чтобы Орден помог совладать с некрозом?

– Во всяком случае, так она мне говорила, – откликнулся я.

– Ну, не думаю, что врала. Зачем? Но всем известно, что Орден с Меха-Корпом на ножах. Как и топливные кланы. Значит, Корпорация пообещала в обмен помочь Ордену перебить мутантов, которых все больше на севере Пустоши и которые подбираются к границам Московии.

– Вроде правильно, – согласился я.

– Однако же топливные кланы хотят, чтобы некроз накрыл Арзамас, где засел Меха-Корп, и таким способом избавиться от него. Чтобы ненароком не появились у нас какие-нибудь штуки вроде этих твоих солнечных батарей… Так? Топливные с Корпорацией всегда не любили друг друга сильно, у них и войны случались, но Орден против Меха-Корпа открыто не выступал… И что теперь получается?

– А теперь монахи почему-то заперли нас. Да и Юна, судя по голосу, тоже не в восторге от происходящего.

– Девица постоянно от чего-нибудь не в восторге, такой уж нрав. Ладно, допускаю, что и она под арестом. Дальше что? Дальше вопрос: почему монахи так с нами поступили?

– Тут две причины могут быть, – сказал я, переходя к другому иллюминатору. – Либо этот Владыка Гест передумал заключать договор и решил взять Юну в заложницы – Корпорация исчезнет вместе с Арзамасом, но иметь в заложницах дочь Тимерлана Гало все равно выгодно…

– Либо, – подхватил Чак, – Владыка с самого начала никакого договора заключать не желал. И это все просто ловушка, потому что Орден не может некроз остановить. Я, человече, склоняюсь скорее к такой мысли.

– Почему? – спросил я.

– Да потому что мы об чем толкуем вообще? Об некрозе, его тебе в печень! С ним никто никогда совладать не мог. Он на Пустошь уже сколько сезонов ползет, сколько циклов… Теперь вот просто быстрее стал двигаться, да пятна эти стали чаще появляться. И что это вдруг за чудодейственное средство, которое невесть откуда у Ордена появилось? Брехня!

– Чего ж в Меха-Корпе на брехню повелись?

– Да потому что Корпорации ничего не оставалось, как за соломинку ухватиться.

Я молчал. Если он прав, если нас собираются оставить в Храме… Хотя почему нас? Оставят Юну, а меня и Чака пристрелят либо повесят на перекрещенных балках, как тех мутантов у ворот Балашихи. И Тимерлан Гало, единственный, кто может рассказать мне про татуировку на шее Юны, умрет в Арзамасе вместе с остальными. Хотя для меня это будет уже не важно…

Нет, стоп.

Я посмотрел на Чака:

– А людей, которые могут ходить по некрозу не заражаясь, ты раньше знал?

Он покачал головой:

– Ты первый, южанин.

– Значит, и какой-то способ остановить некроз, способ, про который никто не слыхал, мог недавно появиться в распоряжении Ордена. Почему бы и нет? Но дело даже в другом…

– Дело в другом, – согласился карлик. – Да, забыл я: еще ж ты у нас есть, весь из себя загадочный. Ты тоже стал важной персоной, потому что можешь шастать по некрозу, и если про это знают кланы, так могли узнать и монахи.

– Хорошо, они узнали, и что из этого следует?

– Да то, что они будут держать тебя у себя. А вот мне – крышка.

– Я скажу, что буду помогать им, только если тебя не тронут.

– Да кто тебя спрашивать будет? – Чак полез на верхнюю койку. Повторив недавний маневр, он повис на решетке и стал внимательно осматривать ее.

Я отвернулся к иллюминатору. Даже если этот Гест решит оставить меня в живых, что толку? Юна говорила, некроз окружил Арзамас – завтра или послезавтра он сомкнется над городом, как болотная ряска над участком чистой воды, затянет его пластом влажной плесени. Тимерлан Гало погибнет вместе со всеми, и я ничего не узнаю.

– Здесь есть самолеты? – спросил я.

– Чего? – Чак спрыгнул на верхнюю койку и сел там, поджав ноги. – Никак эту решетку не вскрыть, я даже до замка дотянуться не могу… Чего ты спросил? Само… что?

– Машины для полетов. Юна говорила про небоходов…

Чак махнул рукой:

– Да они на западе далеко живут. Гильдия их в такие дела не вмешивается, летуны всегда сами по себе были.

– Юна говорила, Корпорация пытается столковаться с небоходами, чтобы те прислали дирижабли и спасли хоть кого-то в Арзамасе.

– Ну и многих они на тех дирижаблях вывезут? Сотню большаков?

– Так у них только эти машины?

– Еще авиетки – такие… с крыльями. Летают быстрее, но в них больше трех-четырех человек не влезет.

Значит, Тимерлан Гало, как и вся верхушка Меха-Корпа, может спастись. Хотя Юна тогда упоминала небоходов как-то неуверенно, будто не очень надеялась на то, что они пошлют в Арзамас свои машины. Я задал еще один вопрос:

– Чак, как давно была Погибель?

Он изумленно покрутил головой:

– Ну ты даешь, человече! А ты вообще еще помнишь, что вверху, вот то, серое, видишь, оно небом называется, а вот это, по чему мы плывем, это вообщето вода… Помнишь?

Я молчал, и карлик продолжил:

– Да она… один мутант знает, как давно она была! Очень давно, много сезонов… нет, каких там сезонов – много циклов назад.

– Остался кто-то, кто видел ее? Помнит времена до Погибели?

– Не, южанин, ты определенно не в себе. Да как кто-то остаться мог? Уже и дети тех, кто ее застал, поумирали.

Я снова отвернулся к иллюминатору. С этой стороны на берегу не было холмов из развороченного асфальта, и между развалин образовалось множество мелких озер. По небу ползли тяжелые облака, было влажно и зябко. Большая часть развалин казалась необитаемой, хотя над некоторыми домами поднимались столбы дыма, как от костров, а в одном месте, судя по запаху паленой резины, горели покрышки. Катер проплыл мимо большого хозяйственного магазина с обвалившейся боковиной и засыпанной землей крышей. Там росли деревья, между ними горел костер, вокруг сидели люди в лохмотьях. Все они повернулись в нашу сторону, кто-то выпрямился, приложив ладонь ко лбу. На этот раз монахи стрелять не стали.

Дальше у глухой стены многоэтажки росла роща незнакомых мне деревьев с круглыми бледно-зелеными кронами, от которых к покрытой плющом стене тянулись мохнатые нити лиан. По одной карабкалась гибкая фигура, но отсюда я не мог понять, кто это, мутант или человек.

– Ползуна вам всем в зад! – высказался Чак, слезая с койки. – Ни разу не попадал в такое положение… Я взаперти, и ни одного замка́ вокруг, чтобы дотянуться и вскрыть его! И деньги эти сволочи бородатые у меня забрали! И ножи сперли.

Только теперь я вспомнил про монеты, полученные от Юны. Проверил карманы – они исчезли вместе с ножом. Сначала меня обчистили кетчеры, теперь монахи…

– А это еще что? – спросил карлик.

С другого берега донеслись выстрелы, и я перешел к иллюминатору, под которым стоял Чак.

Катер плыл мимо широкого проспекта, под прямым углом отходящего от реки. Ближе к ней земля просела, образовав полукруглый залив, а дальше шло асфальтовое полотно, на таком расстоянии казавшееся почти целым, разделенное полосатым забором. Вдоль забора бежали люди, позади ехал мотоцикл, который мы видели недавно, за ним грязно-желтая малолитражка со срезанной крышей, вся облепленная людьми – их там сидело с десяток, не меньше.

От берега залива отчаливали две лодки и длинная плоскодонка с подвесным мотором. Когда он заработал, плоскодонка рванулась вперед, задрав нос. Сидящие в лодках люди взмахнули веслами.

Выстрелы над головой зазвучали чаще. Мотоцикл остановился, развернувшись боком к реке, сидящий на нем длинноволосый парень достал пистолет из кобуры. Я не расслышал выстрела, но над головой вскрикнули, и мимо иллюминатора пролетел монах. Катер плыл дальше. Плоскодонка далеко опередила лодки, с нее вовсю стреляли – пули барабанили по борту катера, свистели над палубой.

– Кто это? – спросил я.

– Похожи на людей Ферзя, – сказал Чак. – Он заправляет в нищих кварталах. Только что ему надо от монахов? И с Меха-Корпом Ферзю делить нечего… Эй, человече! А он не тебя ли хочет заполучить? Если сведения о тебе дальше разошлись…

Наверху загрохотал пулемет. Пули разнесли нос плоскодонки, люди попрыгали за борт, а посудина начала тонуть.

Когда брызги рассеялись, в волнах замелькали головы, и монахи открыли огонь по ним. Лодки плыли дальше. Малолитражка, встав у кромки воды, окуталась пороховым дымом, в котором сверкали вспышки.

С двух сторон часто стучали выстрелы, на палубе снова заработал пулемет, длинная очередь прошлась по лодкам. В воду посыпались люди, а потом залив на краю проспекта остался позади – монахи не прекращали огонь, но из иллюминатора мы больше не видели, куда они стреляют.

– По-моему, мы к озеру подплываем, – объявил карлик. – Конец пути.

* * *

Насколько я понял, озеро образовалось в том месте, где Соколиная впадала в Яузу. Когда катер пересекал его, начался дождь, и все вокруг затянула светло-серая пелена. В иллюминаторы задувал холодный ветер, и в конце концов мы повесили на место одну крышку. Капли дождя падали сквозь отверстие в потолке, по полу стала расползаться лужа.

– Не люблю этот сезон, – проворчал Чак. – Вечно с неба льет.

Я спросил:

– Какие еще есть сезоны?

– Да неужто ты и этого не помнишь? Ты прямо как с небесной платформы свалился! Сезоны солнца, ветра и дождя. Последний самый короткий и холодный. А в середине сезона солнца, который самый длинный, на Пустоши от жары помереть можно запросто, из-за этого…

– А что такое эти платформы, ты знаешь? – перебил я. – Хоть кто-нибудь знает?

Он помотал головой:

– Откуда, если они в небе, а мы здесь?

– А небоходы?

– Летуны не умеют так высоко подниматься. А даже если они и знают что-то, так никому не говорят. Тебе-то что до платформ?

– Просто это странно. В небе летают такие удивительные устройства, а вам всем будто и дела нет. Живет там кто-то? Или это просто механизмы? Они опускаются хоть когда-нибудь? Или…

– Почему дела нет? Про платформы много гадали, да только какой смысл башку ломать? Говорю тебе: они там, мы здесь, и способа туда попасть у нас нет… Ну, пока что, во всяком случае. И что делать? Тем паче, они редко появляются. Ну, пролетела такая вот громадина за облаками… дальше что? Да ничего. Люди и привыкли, ко всему привыкаешь со временем… Эй, а это что такое? Вроде не гром, а?

В небе уже дважды полыхали молнии, и над озером прокатывался гром, но сейчас звук был немного другим.

– Там стреляют, – определил карлик. – Причем много так стреляют. Это со стороны Храма и Цитадели. Да что же это происходит, а? Неужто топливные отважились…

– Не понимаю, – сказал я. – Если Владыка решил не помогать Меха-Корпу, то почему он не пошлет к топливным кланам гонца? Или по радио не свяжется? Он же может сказать им, что не собирается заключать договор с Корпорацией, а присланного оттуда переговорщика просто взял в плен.

– Ишь ты, смекалистый какой, – хмыкнул Чак. – Я уже, между прочим, думал про это. Нет, теперь дело не в переговорщице нашей, теперь другое что-то… Неужто из-за тебя каша заварилась? Не спорю, парня, который по некрозу может шастать, все захотят себе заполучить, но слишком они там круто за дело взялись. Слышишь, как палят?

– А ты уверен, что это со стороны Храма?

– Мутантом клянусь! Топливные короли насели на монахов… Цитадель-то совсем близко к Храму. Вот ведь какое небывалое дело. Нет, явно что-то там произошло снаружи, пока мы тут сидим. Что-то важное, о чем мы не знаем.

Стало темнее, и мы подняли головы. Трое монахов склонились над решеткой. Чернобородый, которого мы видели раньше, отпирал замок, зажав под мышкой наган. У других были карабины с короткими стволами. Откинув решетку, монах спустил в каморку легкую лесенку и направил пистолет на нас.

– Вылезайте, хлопцы, – пробасил он. – Недомерок, ты первый. Наемник, стой. К стене отойди.

Когда Чак оказался наверху, чернобородый приказал:

– Руки за спину. Любомир, давай-ка кандалы… Вот так, вот так… Теперь ты, южанин. Как на палубу ступишь, руки тоже сразу за спину, понял? Не то пулю тебе в брюхо – и за борт.

Я сомневался, что они будут стрелять в меня, но стукнуть прикладом по голове вполне могли – и потому, выбравшись наверх, сделал, как было приказано. На запястьях сомкнулся холодный металл. Чак стоял спиной ко мне, на руках его болталась цепь, прикованная к паре железных колец с петлями и замками.

Подталкивая стволами в спину, нас провели через палубу. Шел мелкий дождь, струйки воды стекали по затылку на шею и дальше, между лопаток. Берега исчезли из виду, катер плыл в светло-серой водяной взвеси. Впереди из нее медленно проступали две громадины, похожие на высокие узкие скалы.

На носу стояли Юна Гало в целлофановом плаще с капюшоном, два монаха и преподобный Дюк. Когда мы остановились рядом, девушка посмотрела на нас и сказала ему:

– Зачем вы связали их? Они не имеют никакого отношения к Меха-Корпу. Я их просто наняла… Они не важны, отпустите этих двоих.

– Наемник с юга тоже не важен? – спросил Дюк. Посмотрев на меня, он добавил: – Ведь ты с юга?

Я не ответил. Катер плыл в тишине, приближаясь к двум небоскребам на краю озера. Один покосился, как Пизанская башня, смотреть на него было тревожно, все время казалось, что сейчас он завалится на соседа и оба рухнут в воду. Метрах в тридцати за небоскребами начинался пустырь с грудами мусора, похожими на курганы, а дальше все скрывала пелена дождя.

Стоящий на носу монах перегнулся через ограждение, швырнув вниз железный брус на веревке, стравил немного, выпрямился и, не оборачиваясь, поднял правую руку.

Кто-то сзади отдал приказ. Катер качнулся, поворачивая вправо. Я стоял ближе к левому борту – шагнул к нему и посмотрел вниз. В воде что-то темнело, сначала я подумал, что это большой бетонный блок, но затем понял, что там стоит многотоннажная фура. От крыши до поверхности воды было недалеко, катер не смог бы проплыть над ней.

– Назад. – Чернобородый постучали стволом по моему плечу. – Отойди, хлопец.

Монах на носу еще несколько раз промерял глубину, указывал направление, и катер менял курс. Мы плыли над кладбищем машин, в воде угадывались очертания легковушек, микроавтобусов и грузовиков – некоторые стояли на колесах, некоторые лежали на боку; над одной машиной катер свободно проплывал, другую приходилось огибать. Небоскребы приближались. Катер миновал холм из сваленных в кучу автомобилей, увенчанный джипом без колес. С другой стороны на волнах покачивалась пришвартованная лодка с легким навесом, накрывающим палубу. Из джипа высунулись двое бородачей с карабинами, один кивнул, приветствуя своих, и Дюк в ответ махнул рукой.

Холм остался позади, и катер, будто в ущелье, вплыл в просвет между небоскребами. Ввысь уходили две стены, одна была накренена, они почти смыкались над головой, оставалась лишь узкая серая полоса, сквозь которую в ущелье проникала морось. Далеко вверху между небоскребами протянулся узкий мостик.

Юна все это время стояла с надменным видом, сложив руки на груди, но тут вдруг быстро шагнула ко мне и прошептала:

– Беги, как только сможешь.

– Назад! – пробасил чернобородый, схватил ее за плечо и оттолкнул.

Скинув толстую руку с плеча, девчонка залепила ему пощечину. Монах крякнул, лицо покраснело, он рванулся было к Юне, и я уже собрался врезать ему ногой под колено, когда Дюк окликнул:

– Хватит! Манихей, назад!

Ворча, монах отошел и снова встал позади меня.

– Гляди, человече. – Чак, искоса наблюдавший за этой сценой, указал подбородком влево.

Катер поворачивал к пролому в стене покосившегося небоскреба, похожему на зев большой пещеры. Справа и слева от пролома тянулись ряды окон, в помещениях за ними плескалась вода. На балконе стоял, опершись на ружье, бородач в брезентовой плащ-накидке. Выше из окна торчал длинный ствол пулемета, стрелок поправлял ленту, напарник его смотрел на катер, облокотившись на подоконник.

Монахи зажгли прожектор, и катер вплыл в пролом, едва не зацепив бортом крошащийся бетон.

– Дюк Абен, почему нас не везут в Храм? – спросила Юна. – Что это за место? Или вы собираетесь убить нас здесь? Тихо, чтоб никто не знал, и…

– Пока что никто не собирается убивать вас, – возразил монах. – Ни вас, ни этих двоих.

– Пока что?

– На все воля Владыки, Юна Гало.

Дюк велел выключить мотор. Перекрытия и стены нескольких квартир нижних этажей были сломаны, луч прожектора осветил обширный бетонный грот, полный гулкого плеска воды. В боковой стене за дверным проемом горел электрический свет. Может, где-то выше стоят ветряки? Похоже, монахи превратили небоскребы в этакую водную крепость.

– Я хочу говорить с Гестом, – заявила Юна решительно. – Я понимаю, что все это происходит с его ведома, а вернее, по его прямому приказу. Но я хочу говорить с ним!

– Владыка примет вас, – подтвердил Дюк Абен.

– Тогда я повторяю свой вопрос: почему вы не везете нас в Храм?

Показавшиеся в дверном проеме монахи выставили трап, конец его лег на ограждение палубы.

Преподобный Дюк забрался на трап и подал Юне руку.

– Ты не ответил, – сказала она, оставаясь на месте.

Монах покачал головой:

– Юна Гало, не заставляй меня делать то, чего мне делать не хочется. Тебя могут сковать так же, как этих двоих, и просто отнести туда, куда нам надо. Я не хочу этого – потому что знаю твоего отца и уважаю его. Поэтому просто следуй за мной.

– Так это уважение мешает тебе ответить мне?

– Вас везут в Храм, – терпеливо сказал Дюк, не опуская руку. – Но, по некоторым причинам, я не могу доставить вас туда обычным путем. Ты слышала выстрелы, когда мы подплывали сюда? Уверен, что слышала и, наверное, догадалась, что происходит. Поэтому вы попадете в Храм другой дорогой. Уже почти попали – мы буквально за воротами Храма. За его подземными воротами. Идем.