Текст книги "Битва героев (сборник)"

Глава 14

– Никодим! – окликнул Скалозуб, и Баграт, дремавший в задней части кузова, приоткрыл глаза. —

Куда, куда прешь? А, чтоб тебя!

Щелкнул кнут, зашипели манисы. Под днищем слева хрустнули рессоры, раздался дробный стук, и повозка, сильно накренившись, встала.

– Угол, угол держи! – разорялся Скалозуб.

Баграт спрыгнул на землю. Монахи сгрудились у передка, съехавшего на обочину. Двое лезли под повозку, Джигурта и Потап с покрасневшими от натуги лицами держали левый передний угол кузова, Никодим – молчаливый возничий, который лучше остальных в Твердыне управлялся с манисами, – возился с упряжью, а Скалозуб, сидя на корточках возле перекошенного колеса, пытался его выправить. Не было видно только Ежи.

– Тикайте! – раздался крик секретаря из-под повозки.

– Держи угол! – заорал Скалозуб.

Баграт кинулся к ним, но было поздно. Хрустнула ступица, монахи прыснули в стороны, как ползуны из холмовейника, а Скалозуб повалился на землю с отвалившимся колесом в руках. Владыка в ярости врезал кулаком по борту, проломив доску.

– Отойди! – Баграт шагнул к передку. – Павел, уйди!

Телохранитель поднялся и откатил колесо. Владыка присел.

Было раннее утро, небо едва посерело, но света хватало, чтобы увидеть треснувшую в двух местах ось. Баграт покачал головой.

– Тут теперь либо новую ставить, либо варить намертво, да, Никодим? – зло произнес он, выпрямился и шагнул обратно на дорогу, где пританцовывал на своем протезе Ежи.

Возничий молча отвел манисов в сторону, повесил на морду каждому по суме с кормом и принялся возиться с упряжью.

– Павел, ты куда смотрел? Люфтовало колесо! – Владыка хлопнул по ступице. – Чтоб вас всех некроз взял! Мы телегу бросить не можем, ящики там! На горбу их потащите? Если…

– Слушайте! – Ежи поднял палец.

– Чего Владыку сбиваешь? – Скалозуб хотел отвесить секретарю подзатыльник, но Баграт перехватил его руку и показал на дорогу впереди, куда уставились остальные.

– Ежи, в кузов! Павел – со мной, остальным охранять повозку, – приказал он.

Дорога тянулась между пологими холмами, и сначала всем показалось, что спереди приближается такой же холм, только более крутобокий. Кто-то из монахов даже выругался, помянув нечистого. Залязгало оружие, но тут стало ясно, что никакой это не ползучий холм. К повозке двигалась гора из поклажи. На вершине – большущий брезентовый мешок, под ним рюкзаки поменьше, по краям скатки из одеял. Дребезжали крышками медные чайники, покачивались сковороды, примусы, карбидные горелки – словно ржаво-стальная бахрома украшала состоящий из поклажи пузырь высотой с дом.

– Мул, – сказал Скалозуб завороженно. – Это все один мул тащит…

Гора поклажи лежала на широкой станине, прихваченной подпругой. Бока небольшого животного с черной шкурой в серых пятнах раздувались и опадали при каждом шаге. Мутафаг, понял Баграт, прикинув вес поклажи. Обычная скотина такое не потянет.

Мул знай себе брел к повозке, «пузырь» на станине покачивался, бряцал и позвякивал. Рядом, опираясь на длинную палку, украшенную колокольчиками, вышагивал высокий худой хозяин в развевающемся на ветру брезентовом балахоне, широкополой соломенной шляпе, шерстяных штанах и очень больших, черных, с закругленными носками ботинках. Свисающие с полей шляпы разноцветные ленточки полоскались на ветру. Монахи, приоткрыв рты, наблюдали за человеком. Не дойдя немного до повозки, тот пристукнул посохом о землю и, когда мул остановился, произнес низким, с легкой хрипотцой, голосом:

– Некроз мне в подшипник, сколько клиентов!

– Кто ты? – Скалозуб, опомнившийся первым, шагнул навстречу.

Опустив руку с автоматом, он встал перед незнакомцем, широко расставив ноги и подбоченившись.

– А и торговец я, – ответствовал хозяин мула. – Пан Кримжел, так величать.

Оглядывая его, Скалозуб щелкнул предохранителем на пистолетной рукояти. Пан Кримжел продолжал как ни в чем не бывало:

– Желают ли честные бродяги испробовать свежесваренный кофе?

Мул все это время стоял спокойно, лишь иногда дергал необычно длинным, с мохнатой кисточкой черным ухом, отгоняя назойливую муху. Края станины немного выступали из-под горы навьюченной на скотину поклажи, и справа там стоял привязанный за ручку чайник. Торговец одной рукой ловко отвязал его, подхватил и качнул. В чайнике булькнуло.

– Или, быть может, чаю из трав со склонов горы Крым, дабы очистить разум от…

– Не до чаю, – перебил Скалозуб. – Нам повозку чинить надо.

– О! Пан Кримжел легко поможет. – Торговец подошел ближе и подмигнул Скалозубу. – Мой длинный нос чует сделку! Удачную сделку, некроз мне в подшипник!

– Владыка, – зашептал Ежи сзади на ухо Баграта. – Это киборг, Владыка…

– Не зря я выехал в такую рань, – продолжал торговец довольно. – Сейчас раскурим кальян во славу Создателя. У пана Кримжела лучшая во всей Пустоши трава, вы только…

– Заткнись уже! – с непонятной злостью рявкнул Скалозуб и шагнул вперед, подняв автомат. – Я тебя самого вместо колеса прикручу к ступице!

Торговец, цокая языком, покачал головой. Взгляд его стал печальным.

– Все хотят обидеть бедного пана Кримжела. – Он прислонил свою палку, брякнувшую колокольчиками, к боку мула и принялся засучивать левый рукав. – И таки никому это еще не удавалось.

Когда он договорил, на Скалозуба уставилась железная культя – каркас из металлических стержней, внутри широкая труба, напоминающая ствол штуцера. К срезу снизу подходили два изогнутых латунных патрубка, на концах их плясали язычки синего пламени. Все это раньше пряталось в рукаве балахона – левая рука киборга от локтя была механической.

– Опусти оружие, Павел, – быстро произнес Баграт, шагнул вперед и добавил, встав рядом с телохранителем: – Как быстро ось заварить сможешь?

Торговец подкрутил краник на патрубке. Пламя загудело и стало ярко-белым.

– Пан Кримжел всегда ценил деловой подход. В наши дни дальновидность и практичность – товар штучный, владеют им немногие. – Киборг потряс культей с огнеметом. – Как рассчитаетесь, так сразу и заварю.

– Сколько?

– Три монеты за кальян, – он двинул культей, – пять за работу.

– За какой еще кальян? – заворчал Скалозуб. – Не нужен нам твой кальян! Ты, механизм, ежели…

Он замолчал, получив сзади от Ежи кулаком в поясницу. Секретарь снова зашептал Баграту:

– Владыка, торговец нам дурман-траву всучить хочет, так лучше взять, но не раскуривать, просто так взять, с собой.

– Да на что она нам?! – взъярился Скалозуб, разворачиваясь на каблуках.

– Глупый ты, – вздохнул Ежи. – На манисов знаешь как трава действует? Они от нее бегут, ног не чуя, если в корм добавить. Если у нас под конец пути спешка будет, если не успевать будем, тогда и…

– Неси кошель, – перебил Баграт. – А ты, пан Кримжел, вари. Кальян нам не нужен, но дурь купим. Эй, повозку приподнимите!

Киборг пожал плечами, скинув балахон, достал из кармана очки с темными стеклами. Глянул на мула. Тот сделал несколько шагов вперед и снова остановился. Когда монахи на четвереньках влезли под повозку, торговец стащил со спины канистру-ранец и поставил на землю.

– Руки в стороны, честной народ, а то пальцы пожгу.

Он поправил на плече жгут, который тянулся от огнемета к канистре, глянул на шайбу манометра, прикрученного к горловине, и опустился на колени. Громче загудело пламя. Пан Кримжел сдвинул на глаза очки.

Баграт подошел к мулу, снял со станины чайник с кофе и глотнул из носика.

– Ну и бурда, торговец. Но крепкая.

Пан Кримжел что-то проворчал в ответ. Подошел Ежи, протянул кошель.

Под повозкой мигали вспышки, монахи кряхтели, стоя на четвереньках и отвернув головы от яркого света. Рядом прохаживался туда-сюда недовольный Скалозуб.

– Владыка, а чего Павел грозный такой? – шепотом спросил Ежи.

Баграт усмехнулся и, когда телохранитель отошел подальше, тихо ответил:

– Он киборгов ненавидит.

– А чего ж он так? К мутантам почему тогда нормально?

Владыка пожал плечами:

– Мутанты – это другое племя. А киборги – обычные люди, которые в себя механизмы всякие вставляют. Надругиваются, стало быть, над плотью, а она, как известно, по образу и подобию Создателя им же и создана. Как тебе такое пояснение?

Ежи покосился на Скалозуба, который, склонившись над занятым работой киборгом, зло глядел через его плечо, позабыв, что надо беречь глаза от яркого света пламени, – проверял, наверно, чтобы зловещий механический человек не сотворил какую-нибудь хитроумную диверсию.

– Не, – помотал головой Ежи. – Павел-то наш разумом не вышел, он такими сложными материями не заморачивается. Просто не любит киборгов – да и все.

– Кружку мою принеси, – велел Баграт.

Когда секретарь вернулся с именной кружкой хозяина, торговец закончил работу и положил на край повозки мешочек с молотой дурман-травой. Никодим принялся впрягать манисов. Монахи, кряхтя, выбрались на дорогу, а Скалозуб, наоборот, сунулся под повозку и стал придирчиво осматривать заваренную ось, подсвечивая швы зажигалкой.

– Держи. – Владыка протянул пану Кримжелу монеты.

– Благодарствую, – с достоинством сказал тот и, не пересчитывая, сунул их в карман.

– Скажи, что видел по дороге?

Баграт налил в серебряную кружку кофе, отдал Ежи чайник и отхлебнул.

– Места впереди безлюдные, – степенно ответствовал киборг. – Думал к Свири податься, за ней возле Нарочи поселение раньше было большое.

– И? – Владыка сделал еще глоток.

– Небоходы, некроз им в пропеллер, чуть с воздуха не постреляли. Лютуют летуны летальные! Патрули по небу так и вжикают, что твои навозные мухи. Чужаков в предместья Минска не пускают.

Киборг повесил канистру за спину, подхватил с земли балахон.

– Больше никого не встретил?

Пан Кримжел покачал головой:

– К перепутью сразу пошел. Решил, в Харькове таки повеселей торговствовать будет.

Он кивнул и повернулся к мулу, который все это время стоял неподвижно, глядя на людей равнодушными темными глазами.

– Ну что там? – спросил Баграт у Скалозуба, отходя к повозке.

Тот попробовал качнуть колесо, хлопнул по ступице и выпрямился.

– Ну так что… нормально вроде, – нехотя проворчал он, потом вдруг зыркнул на пана Кримжела, который, повернувшись к монахам спиной, привязывал к станине кофейный чайник, порывисто шагнул к Баграту и прошептал:

– Хозяин, давайте я его завалю щас? – Пальцы телохранителя так сжались на автомате, что побелели костяшки. – Шмальну в спину и…

Он замолчал, потому что Ежи снова стукнул его кулаком.

– Ну, чего тебе?! – прошипел Скалозуб.

Секретарь молча указал подбородком на мула. Тот поднял голову и в упор смотрел на них. И, самое главное, украшенные кисточками большущие ухи его развернулись, как чаши локаторов, в сторону людей.

– Он нас подслушивает, – одними губами беззвучно произнес Ежи.

Скалозуб поежился и неуверенно хохотнул:

– Та не может такого быть!

– А ты вспомни: он сам встал, торговец не понукал его, – возразил секретарь.

– Да ты об чем ваще?

– У них телепатия.

– Чиво?! – изумился телохранитель.

Остальные монахи столпились вокруг, вытянув шеи, прислушивались к разговору. Почти все вздрогнули, когда сбоку донеслось:

– Будьте здоровы, бродяги!

Пан Кримжел зашагал по дороге, опираясь на палку. Он не коснулся мула, не дернул за повод – но скотина пошла следом. Закачался холм из поклажи на станине, звякнул чайник.

Когда торговец прошел мимо, Ежи поднял указательный палец и важно помахал перед носом Скалозуба.

– Киборг мутафагом мысленно управляет. Про гронгов-то слыхал? С Чембой были.

– Да они ж не такие совсем!

– Не важно. Среди мутафагов есть те, что мысли чуют. Может, этот мул умный… ну, как человек все равно.

– Да не может такого быть, чтобы скотина какая разумением человека превосходила!

– Так то смотря какого человека. Тебя – запросто, – отрезал секретарь и пошел к повозке, расталкивая монахов.

Скалозуб, приоткрыв рот, уставился вслед торговцу и его мулу.

– Это что ж такое начнется, – произнес он тихо, – ежели киборги с мутафагами в сговоре. Ежели они…

– Все, едем! – Баграт хлопнул его по плечу, и охранник подскочил, едва не выронив автомат. – До Свири недалеко осталось.

* * *

– Юл! – Конь под Прохором крутился на месте, не желая ступать на кривые балки моста, где горел мотоцикл. – Юл, как нам за овраг перебраться?!

– Не ори, – спрыгнув с лошади, огрызнулся медведковский. – Разобъясни лучше, чего в киевских палить стали. Видал, скока ваших этот седой положил?

Он подошел к краю обрыва, поднял необычный пистолет, напоминавший металлический пенал с длинной рукоятью и коротким стволом на торце. Осмотрев его, выщелкнул магазин, покрутил, разглядывая.

– Автоматы, выходит, у него были. Два. Компактная вещица, под курткой спрятать легко. В этом патронов нема уже.

Он вставил магазин в рукоять и сунул оружие за пояс.

– Значится, он его бросил, чтобы гранату подорвать, – рассуждал дальше Юл, – опосля в овраг сиганул.

Медведковский взглянул на сидящего в двух шагах от него Оглоблю.

– Та´к вот.

Башмачник таращился на своего убитого коня и что-то мычал, держась за голову. Из ушей его текла кровь. Жеребца осколками посекло, а самого Оглоблю контузило, и он не слышал, как шипит и дергается раненый манис у него за спиной.

В повозке, свесив руки за борт, ничком лежал Коста. По условленному знаку Прохора Рэм разнес переговорщику голову выстрелом из обреза и сразу получил метательный нож в шею от Мирча. Тяжелое лезвие, пробив горло, перерубило позвонки, потому Рэм умер мгновенно. Вдоль края обрыва распластались мертвые тела остальных бандитов, между которыми бродили, фыркая, испуганные лошади.

Калеб подошел к манису, приставил к плоской башке ствол карабина и спустил курок. Ящер пронзительно заверещал, тело его выгнулось, лапа судорожно дернулась и ударила охотника в колено.

– Еще и лягается! – Разъяренный Калеб перезарядил карабин и всадил пулю в ляжку рептилии, но манис уже сдох.

– Ну… Я… – Прохор закашлялся. Конь не желал подчиняться. – Юл… Уйдут же!

Медведковский подошел к своей лошади, забрался в седло и, ни к кому не обращаясь, сказал:

– Валить, пока светло, надо. В топях ночью загнемся.

Сплюнул и натянул платок на нос.

Калеб развернулся к нему.

– Есть тута еще мост?

Юл покачал головой.

– Прохор! Ехай сюды.

Охотник повесил за спину карабин и пошел к своему коню.

– Калеб, стой! Вы… – Ординарец заперхал, наглотавшись дыма. Он сгорбился в седле, пытаясь натянуть платок на лицо, чуть не выронил револьвер, отпустил повод. Его гнедой тут же перестал крутиться и побрел прочь от моста к темной прогалине, где земля была ровной и не дымилась.

– Куда?! – только и успел крикнуть Юл.

К Прохору подбежал Калеб, но было уже поздно. Гнедой ступил копытами на прогалину и погрузился по грудь в тлеющую яму. Истошно заржал, задергался, пытаясь выбраться, сбросил седока… И тогда полыхнуло.

Юл подался назад, разворачивая лошадь. Калеб растянулся на земле, закрывая голову.

С шипением из ямы взметнулся клуб белого дыма, будто чан с водой опрокинули на раскаленные угли. Человеческий крик и ржание слились в один протяжный предсмертный вопль и оборвались.

Калеб поднялся, отряхнул одежду и молча прошагал мимо Юла обратно.

– Что с башмачником будем делать? – спросил тот.

– С собою возьмем, – на ходу бросил охотник.

Подъехав к Оглобле, Юл пожевал губами, оттянув платок, сплюнул горечь и, вынув ногу из стремени, пнул башмачника в плечо:

– Вставай.

Оглобля по-прежнему сидел на земле, обхватив голову руками, напоминая солдата, скорбящего по убитым товарищам.

– Ехать надо! – гаркнул Юл, сильнее пнув башмачника.

Тот поднял на него очумелый взгляд.

– Коня бери любого и за нами! Понял?!

Оглобля посмотрел по сторонам, медленно встал и, пошатываясь, побрел к стоявшей за повозкой лошади.

Когда он кое-как забрался в седло, Калеб с Юлом, не сговариваясь, развернули коней и порысили вверх по склону, к площадке на взгорье, где высилась над всей округой почерневшая труба.

– Надо бы его на поводу за собой тянуть, – высказался Юл. – А то, как Прохор, забредет в тлеющую яму и поминай как звали.

– Давай, – согласился Калеб, придерживая коня.

– На кой ляд вы его с собой тащили? – спросил медведковский, когда охотник, перехватив под уздцы лошадь, на которой ехал Оглобля, перекинул повод через ее голову и намотал себе на луку.

– Ильмар велел.

– И киевлян убить?

– Да.

Калеб пришпорил коня. Юл поехал рядом.

– Зачем? – спросил он.

Охотник промолчал. Они выбрались на площадку, зацокали копыта по бетонным плитам.

– Ладно, эт ваши дела с атаманом, – начал медведковский. – Только…

Оба смерили друг друга оценивающими взглядами, и Юл закончил мысль:

– Я б по-другому все сделал.

– Говори, – буркнул Калеб.

– Седой – воин, и его первым валить стоило. И людей своих предупредить. А не с наскока втроем дело проворачивать. Если б в киевлянина с десяти стволов дали залп, никуда б он не ушел, лежал бы рядышком с переговорщиком своим в повозке.

– Умный нашелся, – проворчал Калеб. – Вояка.

– Знавал я одного такого, – продолжал Юл, – Счина-Ленгу звали, в миру – Старик. Стрелял мастерски. С двух рук, с любого оружия… Когда седой этот класть очередями стал одного за другим, я сразу-то не сообразил, что учился монах у него.

– Почему так решил?

– После допер, когда он с коня соскочил и за камнями спрятался. По тому, как монах оружие вскидывал, как стрелял, двигался…

Юл достал флягу, протянул Калебу со словами:

– Путь не близкий. Горло прополощи и глаза промой.

– Что ж ты его не завалил? – сдвигая шляпу на затылок, спросил охотник.

– Я тебе что толкую? Предупредили б меня… – Юл оглянулся.

Оглобля сгорбился в седле, тупо глядя перед собой.

Калеб отхлебнул, запрокинув голову, плеснул в глаза. Погоняв во рту воду, выплюнул и протянул флягу обратно.

Они миновали заброшенный поселок и поехали к Кислой долине той же дорогой, которой добрались до оврага.

Долгое молчание первым нарушил Калеб:

– Как думаешь, выжил киевлянин?

– Мутант его знает. – Юл похлопал по автомату за поясом. – Кровь на рукоятке была. Подранили его все-таки.

Подумав, добавил:

– Тварей разных в топях можно не опасаться, не забредают. А вот угореть иль подохнуть в огне по незнанию может. Еще в пятно некрозное попасть ночью запросто.

– Угу, – буркнул охотник, раздумывая над тем, что докладывать атаману, когда они вернутся. Это ж неслыханное дело, один монах в мгновение ока завалил семерых, а в него только раз попали.

У Юла вертелись в голове другие мысли, он все больше склонялся к тому, что следует уходить из банды. Куда-нибудь в Харьков податься, к оружейникам, или на Крым, в гетманскую дружину. Ходили слухи, что там неплохие деньги за службу платят. А может, в Замок Омега завербоваться – солдаты всюду нужны.

Так они и выехали, думая каждый о своем, к липте, стоявшей на повороте пересохшего русла.

В небе висели низкие облака, солнце ползло к горизонту. По дороге, сбегавшей с холма, растянулся караван, во главе которого на всю округу рычал двигателем «тевтонец».

Калеб размотал повод с луки, бросил Оглобле.

– Сам дальше смогешь?

Башмачник кивнул. Его взгляд стал более осмысленным, и в седле он перестал горбиться.

– На глаза атаману не лезьте, – сказал Калеб. – Я сам разобъясню тама, что да как.

Оглобле хотелось только одного, завалиться в какую-нибудь телегу и уснуть. Юл окончательно решил для себя, что, когда выйдут к перепутью, он свалит из банды.

Все трое стеганули коней и поскакали наперерез едущей по дороге колонне.

Скрежетнули тормоза, «тевтонец» прошуршал шинами по мелким камешкам и остановился. Поднятое колесами облако пыли скрыло машину из вида, загрохотал пулемет. Караван встал.

Калеб бросил взгляд на равнину – волосы шевельнулись под шляпой, мурашки сбежали по позвоночнику, плечи непроизвольно дернулись. Он тут же натянул повод и, развернув коня, без оглядки понесся галопом в спасительную дымную пелену, гонимую ветром с огненных топей.

* * *

Вода в ручье была мутной, с привкусом железа, но Мирча это не волновало. Напившись, он привалился боком к покатому камню и долго сидел, тяжело дыша, глядя на следы от колес, размесивших отлогий берег. Дым с торфяников стелился над водой, где-то за спиной сухо потрескивала горящая липта.

Вдалеке щелкнул выстрел, потом еще один. Мирч сполз за камень, уставившись в сторону, откуда прилетел звук. Дымная пелена заволакивала противоположный склон оврага, разъедала глаза, в голове шумело после взрыва гранаты.

Раздался вопль, и перестрелка стихла.

Жрец положил автомат на камень, левой рукой расстегнул и снял куртку. Правая висела плетью – он не чувствовал пальцев. Споров ножом окровавленный рукав шерстяной рубахи, Мирч зажал отрез зубами, туго обмотав другим концом плечо, затянул узел и осмотрел рану.

Пуля прошила бицепс и вышла в локте, перебив сухожилия, и, похоже, задела кость. Мирч откинул полу куртки, достал из внутреннего кармана брезентовый сверток, перехваченный тесьмой. Развернул. В кожаных петлях сидели четыре блестящих цилиндра, напоминавшие удлиненный винтовочный патрон с кнопкой вместо капсуля. Каждый стоит не меньше двадцати золотых монет. Внутри ампула с сильнодействующим лекарством, которое где-то доставал Владыка.

Вынув один, он ткнул кнопкой в подбородок – внутри цилиндра щелкнуло, и с заостренного конца выскочила длинная игла. Мирч вонзил ее в набухшую вену двуглавой мышцы. Бросил пустой цилиндр в воду, достал второй и повторил укол. В голове прояснилось, по жилам пробежал огонь, казалось, что кровь закипает в венах, наполняя силой каждую мышцу, каждую клеточку в организме. Боль ушла, кровотечение в ране остановилось, но пальцев он по-прежнему не чувствовал и рукой пошевелить не мог. Впрочем, это было не важно. Он одинаково стрелял и с правой и с левой, был обучен переносить жару и холод, мог подолгу обходиться без воды и пищи. Он – воин Ордена Чистоты. Главное для него – задание Владыки киевского.

Мирч привык действовать, а не предаваться суждениям. Ослабив ремешок кожаной перевязи, на которой под мышкой с одной стороны висел чехол с магазинами для автомата, с другой – метательные ножи в петлях, – согнул раненую руку в локте, продел в ремень и снова затянул перевязь. Предплечье оказалось прижато к животу. Перезарядив автомат, жрец сунул оружие за пояс, поднялся. Надел куртку, затолкав конец свободного рукава в карман, чтобы не болтался. Сверток с двумя цилиндрами убрал во внутренний карман, застегнул нижние пуговицы и накинул капюшон.

Повернувшись спиной к ручью, Мирч Сельмур быстро зашагал по колее, оставленной колесами мотоблока.

По правую руку на другой стороне оврага маячила высокая труба над заброшенным поселком. Дойдя до каменных построек с рухнувшими потолочными плитами, монах остановился. Следы от колес в этом месте расходились, одна колея вела к мосту, где догорал мотоцикл и, возможно, еще оставались люди Ильмара, другая сворачивала в низину. Мирч не пошел к мосту, повернул влево. Вскоре, убедившись, что выбрал верное направление, перешел на бег. Ему было неважно, как далеко уехали беглецы, он будет бежать, пока не настигнет их. Главное – выполнить задание: добыть си-ключ и передать его Владыке киевскому в Свири.

* * *

Повозку почти не трясло, гудел мотоблок. Сколько же он спал? Вик осмотрелся и понял: прилично они отмахали: рядом один из потухших курганов, который он приметил, когда вскарабкался на верхушку трубы в заброшенном поселке.

С трудом распрямив затекшие ноги, Вик поднялся и облокотился на крышку бочки. Вместо выжженной земли кругом колыхалась волнами трава, на склонах кургана взошла молодая поросль, вдали справа тянулась полоска леса. Дышалось легко, веяло прохладой. Пустошь остывала. Облака порозовели, солнце сползало за кромку леса.

В животе заурчало. Сглотнув, Вик нагнулся, подцепив котомку, нашарил в ней кулек с припасами, развернул. Сжевав кусок вяленого мяса, запил из фляги. Умылся и только тогда, обойдя бочку, наклонился к Гесту. Владыка лежал лицом к борту, поджав ноги к животу, и храпел, как заправский старатель после попойки в баре, где пропил все премиальные, вырученные за долгую экспедицию в Пустошь. Вик не стал его будить, поставил рядом флягу и положил кулек, в котором осталось два куска мяса: один Петру, другой…

Мутант сидел на узкой дощечке, приколоченной к борту. Подумав, Вик тронул его за плечо. Когда скуластое лицо с большими желтыми глазами повернулось к нему, Вик протянул флягу и кулек. Мутант помотал головой, выжал сцепление, подавшись вперед, дернул красную рукоять под рулевой штангой – мотоблок фыркнул и остановился.

– Как тебя зовут? – тихо спросил Вик.

Мутант спрыгнул на землю, стукнул пяткой по колесу, отомкнув шпингалеты на защитном кожухе мотора, снял крышку. Что-то подкрутил в двигателе, поставил крышку обратно и повернулся к Вику.

– …ош, – выдохнул он, проглотив первую согласную.

– Хош? – уточнил Вик. – Это твое имя?

Тонкие губы на скуластом лице расползлись в улыбке.

– Хгош, – четче повторил мутант.

– Значит, Гош.

Мутант кивнул.

– А я – Вик. Вик Каспер. Спасибо тебе, Гош, ты нас спас. – Он вылез из кузова и протянул руку.

Длинные пальцы крепко сжали его ладонь, и тогда Вик решился.

– Гош, ты… – Слова застряли в горле, он не хотел называть фермера мутантом. – Ты необычный.

Тот в очередной раз кивнул.

Гест перестал храпеть, заворочался в кузове. Улегшись на другой бок, Преподобный тихо засопел.

Вик постоял, рассеянно глядя на повозку. То, что Гош – мутант, объясняло все разом. Вот почему он спокойно разъезжал в дыму, не прикрывая лица платком, не прятал глаза за очками с выпуклыми стеклами, видно, органы у него развиты какие-то особые – печень, почки, легкие, – раз ядовитым смесям и запахам сопротивляются. И глаза тоже.

– Бандиты тебе бочку прострелили, – сказал Вик и вдруг сообразил, какой вопрос следовало задать первым: – Ты живешь с мутантами? В Стойбище?

Го ш замотал головой, скрестил руки у себя на груди, сжав кулаки, и промычал:

– М-мак.

– Мак?

Го ш махнул и влез на мотоблок, взявшись за рулевую штангу одной рукой, другой дернул красную рукоять – загудел двигатель. Когда Вик уселся рядом, Гош улыбнулся ему и произнес:

– Щас.

Что бы это значило? «Щас увидишь»? Или «мак-щас» – место, где живет мутант?

Мотоблок объехал курган, за которым в низине взошли деревца. Сквозь молодую поросль виднелась приземистая изба с покосившейся крышей, рядом сарай, постройки обнесены невысоким плетнем.

Го ш порулил прямо в подлесок, из которого навстречу выскочили двое ребятишек – совсем мальцы. Коротко стриженные, чумазые, в одних только трусах, смешно подпрыгивая, они побежали навстречу мотоблоку, радостно вопя и размахивая руками. Правда, увидав Вика, который понял, что перед ним близняшки, остановились на полпути, озадаченно переглянулись, и когда за их спинами из-за деревьев выступил грузный бородач с двустволкой наперевес, они крутнулись на месте и почесали к дому, сверкая босыми пятками.

Мотоблок подъехал к подлеску и остановился. Бородач, одетый в серую безрукавку и штаны, поднял ружье, нацелив стволы Вику в лоб.

– Ты кого привез, Гош, некрозная твоя душа? – хриплым басом спросил он.

Го ш заглушил двигатель, слез на землю.

– М-мак. – Повернувшись к Вику, мутант указал на бородатого мужика.

– Я – Макар, фермер. Это, – он мотнул головой, – моя земля. Мой дом. Гош – мой батрак.

– Меня зовут Вик Каспер.

– Что с того?

Макар шагнул вправо, по-прежнему целя Вику в голову.

– Кто в кузове? – В голосе звучала явная угроза. – Ну?

– Мы, – начал Вик, – анахореты. Из Москвы едем. Один… то есть Петр, что за бочкой лежит, тяжело ранен. Ему лекарская помощь нужна. Другой просто спит.

Бородач усмехнулся, не опуская двустволки. Толстый палец медленно потянул спусковые крючки.

– Не стреляйте, мы не причиним вреда, – быстро произнес Вик, показав открытые ладони. – Гош нас спас от бандитов…

– Верю. Только что с того? – повторил фермер. – Говоришь, анахореты вы. Вот тут ты ошибся, Макара не проведешь. Видал я отшельников в Свири. Они за стенами монастыря уж который сезон живут, в свет не выходят вовсе и обет молчания свято чтут. Я иногда к ним езжу, чтоб картофан с пшеницей, взращенный в огороде своем, сменять на антибиотики.

Что такое антибиотики, Вик знал, он много читал про их исцеляющие свойства. Петру бы сейчас такое лекарство не помешало. Рана у него на пояснице может загноиться, и тогда сильный, как манис, и быстрый, как панцирный волк, жрец умрет от заражения крови. Еще отец, поучая Вика, говорил: бойся не раны, что пуля или нож причинит, а грязи в ней. В Пустоши люди умирают не от ран нанесенных, а от сепсиса…

Макар опять недобро усмехнулся.

– Ну! Скажешь мне правду? Или… – Фермер дернул стволами.

Вик молчал.

– Гош, – Макар повернул голову к плечу, косясь на повозку, – иди до Пелагеи, она в хлеву скотину кормит. Помоги. И детей в дом загони.

Мутант, печально улыбаясь, глядел на Вика.

– Чего стал? Иди, говорю.

Го ш развернулся и зашагал в подлесок.

Вик лихорадочно соображал: выложить всю правду или как-то выкрутиться? В кузове заворочался Гест, кряхтя, сел, протер глаза и громко зевнул, потянувшись. В рукаве его халата щелкнуло, затрещала ткань – в следующий миг раздался тихий хлопок. Дыхнуло порохом.

Пуля расщепила ложе двустволки. Оружие, кувыркаясь, полетело в траву. Макар присел, дернувшись следом.

– Вторая промеж глаз, – предупредил Владыка.

В руке он сжимал пистолет, рычаг от которого, с особым выбрасывающим механизмом, Гест закрепил на локтевом сгибе ремешками, когда снаряжался в своих апартаментах в поход.

– Твоя взяла. – Поджав губы, Макар выпрямился. – Где стрелять так наловчился? Тихий у тебя пистоль.

Он оглянулся.

– На месте стой. Руки. Руки за голову! – Гест перебросил ногу через борт и вылез из кузова, держа фермера на прицеле. – И не вздумай на помощь звать.

Шагнул вперед, подобрал ружье. Повесив на плечо, отступил.

– Сколько человек на ферме? – быстро спросил он.

– Жена, знахарка она у меня, дети да батрак.

– Как далеко до Свири?

– На лошади полдня скакать.

– Обыщи его, послушник. – Гест отступил еще на шаг, чтобы Вик, подходя к фермеру, не пересек линию стрельбы.

Вик слез на землю, зашел Макару за спину. Похлопал его под мышками, присев, провел ладонями по мешковатым штанинам. Вытащил у фермера из-за голенища кирзового сапога пику с деревянной рукоятью, сунул себе за пояс.

– Всё, – шагнув в сторону, сказал он.

– Теперь поговорим. – Гест опустил пистолет и, подойдя к мотоблоку, присел на дощечку, прибитую к борту за рулевой штангой. – Слышал, у тебя антибиотики есть.

Макар угрюмо смотрел на Преподобного.

– Я заплачу, фермер.

– Что с того? – насупившись, сказал Макар.

– Золотом. И лошадей с повозкой куплю.

– У меня только корова да три свиньи. Куры еще есть…

– Да ты богач! – воскликнул Гест, усмехнувшись, и тут же добавил: – По местным меркам.