Текст книги "След Фафнира"

– Решение простое, – ответил Джералд. – Пойду спать. Завтра надо ехать в город, выуживать паспорта у полицейских. Спокойной ночи, отец Теодор. Благодарю за интереснейшее повествование.

– Сидеть, – тихо и очень угрожающе рыкнул аббат, когда лорд Вулси сделал движение подняться с кресла. – Или вы с нами, или никто из вас не выйдет завтра из аббатства.

Джералд замер. Самые страшные и реальные угрозы произносятся именно таким, спокойным и бесстрастным тоном. Только слабые и неуверенные в себе люди кричат и потрясают руками.

«Он хочет забрать драгоценности себе, – мгновенно понял Джералд. – Какой там Сионский Приорат – бред и выдумки! Дело обстоит гораздо проще и вульгарнее. Вот негодяй! Как прикажете себя вести в подобной ситуации?»

– Давайте договоримся миром, – неторопливо проговорил англичанин. – Если вам нужны сокровища, забирайте половину и на том расстанемся. Не ожидал, признаться…

Аббат, не меняя выражения жабьего лица, коснулся колокольчика, стоявшего у края стола.

Три монаха, высоких и широкоплечих, явились на зов тотчас. Один остался у двери, два других быстро переместились по комнате, остановившись за спинкой кресла лорда Вулси. Джералд учуял легкий запах хлороформа. Этого еще не хватало! У благочестивой братии, оказывается, опасные намерения!

– Я никогда не предлагаю дважды, – с расстановкой сказал отец Теодор, поглядывая куда-то в сторону от незадачливого гостя. – Но для вас сделаю исключение. Вы согласны отправиться по пути, который я вам предложил?

Джералд вспомнил несколько самых вычурных техасских идиом, которыми обычно злоупотреблял невоспитанный Тимоти, и громко угостил ими господина аббата. Подействовало. Его высокопреподобие кашлянул и легонько кивнул своим головорезам со словами:

– В колодец… Остальных тоже. И быстро!

Лорд Вулси рванулся вперед, но его сразу сграбастали за плечи сзади, бросили в кресло, и рука одного из святых братьев прижала к лицу англичанина воняющую хлороформом тряпицу. Джералд попробовал извернуться, на несколько мгновений сбросил ладонь неприятеля, повалил набок кресло, но тотчас получил сильнейший удар носком сапога под грудину. Дыхание перехватило, боль была такая, что захотелось немедленно умереть, но…

Последнее, что успел прохрипеть Джералд, краем глаза заметив в дверном проеме знакомый силуэт, было:

– Стреляй! Стреляй…

И сознание милорда помрачилось.

* * *

Тимоти больше ничего не оставалось делать. Когда ты видишь, как мрачные и малопривлекательные святые братья с усердием пинают твоего друга, а третий монашек, стоящий по правую руку, выхватывает нечто крайне похожее на пистолет системы Маузера, срабатывает впитавшийся в кровь рефлекс.

А всего-то: решили заглянуть в кабинет преподобного отца и сообщить, что неизвестное чудище вовсю разгуливает по монастырю и безобразничает, как может, а один из концессионеров валяется в луже собственной крови в коридоре этажом ниже.

Тим не успел бы – монах со здоровенным «Маузером» опережал его на доли секунды. Спасибо доктору Шпилеру, свечек на тысячу долларов придется ставить! Доктор почти незаметным движением выбросил вперед правую руку, оконечье трости красного дерева задело ладонь черноризного стрелка и тяжелая пуля ушла в деревянную стенную панель, расщепив ее до пола.

Отныне Тимоти не церемонился – выстрел прямо в лицо, моментально превратившееся в жуткую кашу из крови и мелких косточек; ударом пули монаха отбрасывает к окну, он заваливается мешком и более не дергается. Два раза по два выстрела в остальных черных – как и положено, чуть ниже и правее грудной кости, там печень, крупные жилы… Папаша, отвоевав свое в Гражданскую войну на стороне конфедератов, утверждал, будто здесь одно из самых уязвимых мест и пулевая рана в печень смертельна на все существующие в природе проценты. Прав был старый Дугал О’Донован – оба монаха запнулись на полушаге, отшатнулись на спины и черными дроздами рухнули на дорогой ковер. Ни один даже не пикнул.

– Сиди, сука! – страшно заорал Тим, увидев движение со стороны его высокопреподобной сволочи. – Сидеть, сказал! Док, свяжите его!

– Чем?! – поразился слегка ошалевший от столь бурно развивающихся событий Шпилер.

– Снимите пояс с брюк! Ах, твари, а? Подумать только! Док, да вяжите же его! Руки, руки! Учти, батюшка, у меня в барабане последний патрон, и если шевельнешься – всажу в горло! А это больно и обидно. Усек?

По виду аббата, запястья которого начал неумело скручивать доктор, стало видно, что он усек. Лицо растерянное, однако не испуганное.

Тим присел рядом с застонавшим милордом и перевернул его на спину. Веки Джералда поднялись, явив слегка затуманенный взор каре-зеленых глаз.

– Джерри, ты как? Живой? Поднимайся! – Тимоти метнулся к столу, ухватил левой рукой графин с остатками вина и сунул его в дрожащие руки побитого милорда. – Выпей. До дна.

Джералд, будь он хоть трижды милордом, по-матросски выхлебал красный мускат из горлышка, оперся на руку Тимоти, встал и сразу опустился в креслице, предусмотрительно поставленное американцем на место. В голове было слегка мутно, однако лорд Вулси не успел вдохнуть достаточно паров хлороформа, чтобы ничего не соображать.

Связанный аббат гробово молчал, глядя в сторону окна. Его уродливая физиономия не выражала никаких эмоций.

Тимоти, полушепотом костеря «безруких докторишек», сорвал со шторы длинный скрученный шнур и начал покрепче приматывать отца Теодора к креслу. Шпилер, верный своей профессии, обошел тела трех слуг его высокопреподобия и только качал головой. Мертвы. Ворс цветного турецкого ковра впитывал темно-багровую кровь.

Отдышавшись, лорд Вулси требовательно взглянул на аббата.

– Сколько еще людей в монастыре? Отвечайте, святой отец, вы не в том положении, чтобы хранить философское безмолвие.

– Двое моих телохранителей в подвале, с сокровищами… – преспокойно ответил отец Теодор.

– Были, – отозвался Тимоти. – Их, наверняка, сожрала тварь. Мы стучались, никто не ответил. Свет не горит. Дальше?

– Еще шестеро монахов, не имеющих никакого отношения к нашему делу, в кельях. Там же три послушника. Главное здание, первый этаж, направо. Трое конюхов в странноприимном доме. Все.

– Небогатое хозяйство, – фыркнул Тимоти. – Джералд, что делаем?

Лорд Вулси подумал и, вспомнив противозаконные деяния славного предка-тезки времен Елизаветы Великой, приказал:

– Берем монастырь на абордаж. Всех согнать в одно место, запереть. Разрешаю стрелять в воздух и пугать здешних обитателей всеми имеющимися средствами. Только осторожнее, сейчас ночь, проклятие Фафнира действует…

– Да уж, видели, – выдохнул доктор Шпилер. – Вовсю действует. Нечто даже с нами соизволило побеседовать, только я не понял ни слова. На нас чудовище отчего-то не нападает.

– Вот как? Интересно… Тим, поднимай остальных. Мистера Роу отправь в дормиторий, пусть укладывает драгоценности. На рассвете мы уезжаем.

– Нет больше мистера Роу. Убит. Мы нашли тело возле наших комнат.

– Что-о?? – Джералд приоткрыл рот и очень нехорошо посмотрел на отца Теодора. – Значит, ваше высокопреподобие изначально не изволили шутить? Тим, дай мне пистолет!

– Если ваш коллега умер, в этом нет моей вины, – размеренно, безо всякого трепета, ответил аббат. – Я ничего подобного не приказывал, а самодеятельность со стороны моих… моих подчиненных исключена. Возможно, проклятие?

– Какое проклятие?!! – в полный голос заорал взбешенный Тимоти, размахивая револьвером. – Никакое проклятие не может всадить в спину человека копейный наконечник! Ну, дерьмо собачье, тебе и за это ответить придется….

– Тим, уймись, – поднял голос милорд. – Я посмотрю сам. Итак, план прежний – поднимаем «Веселого Роджера», аббатство – на абордаж. А с преподобным отцом ничего до утра не произойдет, если он посидит в одиночестве. Тимоти, ты его крепко привязал?

– Обижаешь…

– Отлично. Идем пиратствовать. Монброна не будить, слишком нервный, еще не выдержит столь злодейского покушения на Святую мать Церковь. Добрых сновидений, отец Теодор.

Джералд вдруг запнулся на пороге, оглянулся, прошел к столику, взял в руки папку с манускриптами, тщательно застегнул на все замочки и обратился к аббату:

– По праву победителя, я могу взять виру. Полагаю, документы кюре Беранже Соньера принесут больше пользы в моих руках, нежели в ваших. И скажите спасибо за то, что остались живы в этой отвратительной переделке, спровоцированной отнюдь не мною. Честь имею, монсеньор.

Лорд Вулси плотно затворил дверь кабинета, запер, ключ положил в кармашек жилета, и отправился вниз. Своими глазами увидеть, что произошло с мистером Уолтером Роу.

Глава пятая
ОТСТУПЛЕНИЕ НА НЕПОДГОТОВЛЕННЫЕ ПОЗИЦИИ

Германская империя, город Вормс

29 марта 1912 года

– Мсье Монброна арестовали!

Сей тревожный возглас доктора Шпилера, два часа назад отбывшего вместе с Робером в полицейское управление Вормса, прервал весьма важный разговор. Тимоти и Джералд, обсуждавшие пути бегства с территории Германии, примолкнув, уставились на появившегося в дверях компаньона, а Ойген, простая душа, почесал в затылке и с глуповатым видом осведомился:

– За что?

– За умышленное убийство! Киссенбарт, чтоб его горячка скрутила, изволил «сделать надлежащие выводы»! Помните, позапрошлой ночью, когда тварь уничтожила буксир на реке? И труп, который ты, Тимоти, подтащил к берегу? Да, тело утонуло, но вот какая незадача: мертвеца зацепили рыбацкой сетью в пяти милях ниже по течению. Полицию, само собой, вызвали. На кого пало первое подозрение, сказать? Верно, на компанию подозрительных иностранцев, замешанных в аналогичном преступлении, третьего дня!

– Только этого нам сейчас не хватало… – побледнел лорд Вулси. – Полиция едет сюда? Боже, надо сейчас же убираться из гостиницы! Тим, Ойген, хватайте вещи!

– Успокойтесь, милорд, – Шпилер устало опустился на стул и оперся подбородком на набалдашник своей трости. – Робер не такая размазня, как вы предполагаете. У него хватило ума потребовать французского консула и отказаться отвечать на вопросы до его прибытия. Мсье Монброн нас не выдаст, по крайней мере в ближайшие часы.

– Рассказывайте, доктор, – потребовал глава концессии. – Подробно!

Подробности оказались таковы: в десять утра, после прибытия господ авантюристов в город, мсье Робера де Монброна незамедлительно отправили в полицию – требовать, возмущаться, заявлять о нагло попранных правах и недостойном обращении с подданными сопредельных и дружественных Кайзеррейху держав. Чего-чего, а общаться с чиновниками Робер умел преотлично – сын банкира, сам некоторое время трудился на нелегком банковском поприще старшим клерком, а потом и директором филиала (любящая маменька, мадам Жюстин де Монброн, решила, что дитя выросло и имеет право принять живейшее участие в семейном деле).

Доктор, как подданный Его императорского величества Вильгельма II, а так же человек законопослушный и благонамеренный, отправился вместе с Робером – наблюдать и давать советы: в Германии особая специфика, чиновничьи порядки в Рейхе построже, чем в насквозь коррумпированной Третьей Республике. По пути заглянули в коммерческий банк, где Монброн снял со счета весьма кругленькую сумму в золотых марках. Предполагалось, что без уголовно наказуемого деяния, официально именуемого «получением имперским чиновником незаконного вознаграждения за услуги, напрямую связанные с отправлением указанным чиновником служебных обязанностей», а в просторечии – взяткой, не обойтись.

Привыкший к германскому орднунгу доктор Шпилер повздыхал, но смирился, благо за последнюю ночь компания совершила столько наказуемых деяний, что в общей сложности хватило бы на добрую дюжину виселиц и пару сотен лет каторги. (Монброн, мирно проспавший до самого утра, к счастью, об этом не ведал.)

Робер ворвался в пропахшее сургучом и сапогами присутственное место, как Наполеон в Москву, всем своим видом излучая благородное негодование. Застращал нижних полицейских чинов гневными речами и иностранным акцентом, громко потребовал начальника и тотчас был препровожден к обер-фольгену Киссенбарту. Где и был взят, как говорится, «до окончательного выяснения».

Доктор Шпилер (коего наблюдательный сыщик почему-то не узнал) прикинулся обыкновенным просителем, устроил засаду в коридоре управления, где тривиально подслушал всю драматическую беседу, имевшую место в кабинете господина обер-фольгена. Беседа, натурально, шла на повышенных тонах: Киссенбарт кричал, что во вверенном его попечению округе никогда не совершалось столь омерзительных злодейств, что все улики свидетельствуют, а четыре растерзанных маниакальным убийцей трупа – это перебор даже для столичного города, не то что для провинциального Вормса.

Монброн пыжился и требовал доказательств. Закончилось дело известным образом – Робера задержали как «подозреваемого», а тот без обиняков (и вполне законно) возжелал узреть подле себя консула и адвоката. Чем, несомненно, оттянул время – французского консульства в Вормсе не имелось, ближайшее расположилось во Франкфурте, а это, ни много ни мало, в тридцати с лишним милях к северу.

Киссенбарт немедленно отправил нижнего чина на телеграф, извещать господ дипломатов о бедственном положении гражданина Французской республики, Робер же был препровожден в холодную. Судя по услышанным репликам полицейских, доктор понял, что Монброна вечером вкупе с остальными задержанными перевезут в городскую тюрьму, где таковой и будет пребывать до вышеописанного окончательного выяснения.

– Все! – схватился за голову Тимоти. – Мы по самую маковку в навозе! Соваться в полицию бесполезно – мигом заметут. Паспорта выручить не получится, следовательно, через границу не перейдешь… Да еще с нашим грузом. Хотите предложение?

– Пожалуйста, – бесцветно молвил Джералд. – Надеюсь, благоразумное?

– Благоразумнее некуда. Выкинуть к едрене фене сокровища обратно в Рейн, запомнить место и сматываться налегке через голландскую границу. Как задумка?

– Нечто подобное однажды уже проделывали, – фыркнул доктор, кивая на молчавшего Ойгена. – Вот этот молодой человек. Тысячу триста лет назад. Ничего более оригинального в голову не приходит? Зачем повторяться?

– Если вспоминать смерть несчастного мистера Роу, то можно сделать неутешительный вывод: нас навязчиво преследуют сплошные повторения истории, – грустно заметил лорд Вулси. – Не представляю, что делать дальше. Робера надо выручать, но как? А если мы его вытащим, то каким, интересно, образом, мы покинем город и страну? Не забудьте, вскоре могут прийти известия из монастыря и на нас устроят облаву по всем правилам. Тупик, господа.

– Монастырь… – проворчал Тим. – Старую паскуду аббата надо было одной-единственной пулей отправить в преисподнюю. Люцифер его давно ждет не дождется, аж рыдает от тоски… Сами оставили ищейкам роскошный след, а теперь раскаиваемся!

– Тимоти, здесь не Техас и не Мексика, – справедливо возразил Джералд. – Убивать можно только обороняясь. Думайте, джентльмены. Выход должен быть.

– Можно сказать? – застенчиво сказал Ойген. – Я в Вормсе полгода жил, кое-какие знакомства имеются. Не самые, конечно, благородные. Поговорить в гавани с ребятами, я там работал, некоторых знаю. За хорошие деньги могут помочь.

– А ну-ка излагай, что там с «ребятами»? – у Тимоти, имевшего порочную склонность к громким авантюрам, немедленно загорелись глаза. – Давай, не стесняйся. Мы в том положении, когда и милорды хватаются за соломинку, поданную клошаром.

Ойген излагал пятнадцать минут. После несколько сбивчивого, но в целом обстоятельного рассказа, Джералд и остальные твердо уяснили – внезапно явился проблеск надежды. И, само собой, вновь придется нарушать строгие законы Германской империи.

В половине второго пополудни из маленькой гостиницы «Людовик XIV», что стоит на углу Кайзерхоф и Байрен-штрассе вышли четверо. Высокий представительный господин в цилиндре и печальный молодой человек с тросточкой сразу взяли экипаж и приказали кучеру ехать к центру города. Двое других – рыжий верзила-иностранец в стетсоновской шляпе и простоватого вида коренастый парень – зашагали в сторону речной гавани Вормса.

* * *

Сражавшийся вместе с капитаном Френсисом Дрейком пращур нынешнего лорда Вулси мог бы гордиться далеким потомком. Наверное, сказывалась наследственность.

«Веселого Роджера» над аббатством, конечно, не водрузили за отсутствием такового символа в багаже, но молниеносный захват святой обители был проведен по всем правилам корсарского искусства. Джералд начал откровенно гордиться своей разудалой компанией – за несколько минут, располагая весьма малыми силами, концессионеры подавили незначительное сопротивление и вся территория небольшого монастыря перешла под временное управление милорда.

Тимоти не смог обойтись без ностальгического спектакля. Черный платок, укрывающий лицо до глаз, по револьверу в каждой руке, устрашающие вопли и предписанная Джералдом оглушительная стрельба в воздух: ни дать ни взять – Дикий Запад эпохи освоения. Знаменитые литераторы Джек Лондон или Марк Твен могли бы пролить слезу умиления, наблюдая, как гражданин самой свободной страны мира, при поддержке Ойгена (вооруженного большущим тесаком, позаимствованным с кухни) врывается в уютные кельи монахов, поднимая черноризцев от праведного сна, затем, едва не пинками, сгоняет их во двор, и далее в пустующую каменную конюшню. С конюхами, работавшими при аббатстве, вышло несколько посложнее – успели схватиться за ножи, однако после трех неприцельных выстрелов прямо под ноги, так чтобы щепочки у ступней взлетали, капитулировали и они.

Конюшня была избрана тюрьмой благодаря солидности постройки и толстым дубовым воротам, закрывавшимся снаружи на увесистый засов. Только высоко под потолком строения имелись отдушины, но пролезть через них взрослому человеку было невозможно – чересчур узкие. Таким образом все уцелевшие обитатели монастыря оказались изолированными от внешнего мира через пятнадцать минут после начала импровизированного штурма. Джералд, оценив результаты, сказал, что лично закажет для Тимоти медальку за героизм и решительность – надо лишь взять из клада самую красивую золотую монету, просверлить сверху дырочку и закрепить на орденском банте.

Кстати, о кладе. Нечто, если и находилось неподалеку, то в события предпочитало не вмешиваться, приняв роль пассивного наблюдателя. Золотой туман в обозримом радиусе не плавал, карлики с топорами не разгуливали, каких-либо иных проявлений действия нечистой силы пока не замечалось. Оно и к лучшему.

Ойгена вкупе с Тимоти оставили возле конюшни, со строжайшим приказом бдеть и охранять, а при появлении вероятного бестелесного противника незамедлительно уносить ноги и занимать оборону в цитадели – то есть в апартаментах аббата.

Джералд и доктор, убедившись, что до утра их никто не побеспокоит (по меньшей мере, никто из живых), направили стопы к гостевым комнатам – милорд настоятельно желал осмотреть место происшествия, приведшего к внезапной и загадочной кончине мистера Роу.

– Смерть была мгновенной, – с профессиональным равнодушием комментировал доктор Шпилер, когда они сидели на корточках возле начинающего коченеть трупа археолога. – Видите, удар нанесен слева от позвоночного столба, между четвертым и пятым ребрами. Поражено сердце… Ума не приложу, кому понадобилась убивать вашего коллегу? Аббату?

– Вряд ли, – помотал головой лорд Вулси, пристально рассматривая наконечник копья. – Отец Теодор, несомненно, безумен, однако здесь я склонен ему верить. Он сказал, будто не отдавал подобного приказа. Доктор, подайте, пожалуйста, ланцет из вашего саквояжа.

– Зачем? – не понял Шпилер. – Острие можно вынуть из тела просто руками. Давайте, я сделаю. Мне не привыкать.

– Разрежьте рубашку… – Джералд нахмурился, разглядев темное пятно под коркой запекшейся крови. Именно в середине отметины и торчало орудие убийства. – Да, благодарю. Надо бы обмыть его спину.

Доктор удивленно пожал плечами, но все же сходил в комнату, принес кувшин с водой и тряпочку, после чего аккуратно вынул наконечник копья, положив его на пол, и протер бледную кожу на спине мистера Роу.

– Вы читали «Песню о Нибелунгах»? – завороженно спросил Джералд, рассматривая нечто невероятное, открывшееся его глазам.

– Конечно, она входит в обязательный университетский курс. Признаться, мне нравится поэзия миннезингеров… Но в чем, собственно, дело?

– Посмотрите внимательно, господин Шпилер. На родимое пятно. Не вызывает никаких ассоциаций?

Шпилер всмотрелся, наморщил лоб, будто вспоминая, и внезапно опустился прямо на холодный каменный пол. На лбу выступили капли пота.

– Мистика… – только и произнес доктор.

– Да, иных слов не подберешь, – лорд Вулси вынул носовой платочек и нервно вытер губы. – Родимое пятно в форме древесного листа. Помните в «Песне»? Зигфрид стал неуязвимым, искупавшись в крови дракона Фафнира, но в тот момент на спину героя упал лист березы, оставив незащищенное место. Хаген разузнал у Кримхильды тайну Нидерландского короля и убил Зигфрида на охоте, поразив копьем именно туда, где оставалась кожа, которую не омыла драконья кровь. Поразительно…

– Может быть, простое совпадение? – вяло предположил доктор. – Всякое случается – вот во времена Французской революции родился ребенок с родимым пятном в виде фригийского колпака. Конвент во главе с Робеспьером посчитал это мистическим знаком и даровал мамаше удивительного дитяти пожизненную пенсию.

– Нет никаких совпадений, – Джералд растерянно посмотрел на Шпилера. – Дело в том, что по дороге в аббатство я и мистер Роу говорили о некоторых параллелях, делающих нашу компанию, сходной с персонажами «Песни о Нибелунгах». Уолтер сказал тогда, будто он считает себя Зигфридом, победившим дракона и отобравшим у него клад. Метафора, чисто умозрительное сравнение… «Фафнир» – это Рейн, хранивший сокровища. Я, Тим и Робер – три бургундских короля. Ойген, само собой разумеется, Хаген… Безумие какое-то!

– Ойген? – нахмурился доктор. – А вдруг… Вдруг это он убил? Если Ойген вообразил… впрочем нет, не вообразил, а стал Хагеном, то вывод напрашивается сам собой. Рассказать, что случилось после полуночи в нашей комнате? Теперь я твердо знаю, что Хаген, его душа, присутствует среди нас. Поверить трудно, почти невозможно, однако это правда, против которой не возразишь. Слушайте же…

Спустя полчаса Шпилер и лорд Вулси появились возле конюшни, где скучали Ойген и Тимоти. Милорд сжимал в руке узкий наконечник, испачканный подсохшей кровью.

– Монахи сидят тихо, чудище не появлялось, – довольно бодро отрапортовал Тим. – Дело к рассвету, джентльмены. Пора рвать когти.

– Подожди, – Джералд отстранил американца и подошел к Реннеру. – Ойген, тебе знакома эта вещица?

Австриец внимательно рассмотрел протянутое на ладони металлическое острие и решительно мотнул головой.

– Нет, сэр. Первый раз вижу.

– А тому… э… кто живет внутри тебя? – вмешался доктор. – Хагену? Ты можешь его спросить?

– Н-не знаю, – заикнулся Ойген, явно испугавшись упоминания о новообретенной второй половине души. – Он никогда не разговаривал со мной. Я его побаиваюсь, если честно.

– Попробуй спросить, – мягко сказал Джералд. – Пойми, это важно. Кто-то убил мистера Роу, и мы опасаемся, что Хаген…

– Да что вы, сударь! – Ойген возмутился настолько искренне, что стало ясно: врать он не может. – Я – и вдруг убить господина Роу? Столько времени вместе работали, он всегда был справедливым, деньжат подбрасывал! И вообще, разве можно?..

– Оставьте молодого человека в покое, – тяжело вздохнул доктор, тронув милорда за рукав. – Боюсь, загадку этой смерти мы не разрешим. Давайте лучше отнесем тело мистера Роу в церковь, не оставлять же его валяться в коридоре? А потом начнем собираться. До рассвета не более трех часов.

Так и сделали. Труп археолога положили в пустом темном храме перед алтарем, накрыли простыней, Тимоти наспех прочитал «Отче наш» и с тем короткое прощание закончилось. Мыслей обратиться в полицию или к иным властям ни у кого не возникло – смысл?

После храма всей компанией отправились к дормиторию вскрывать запертый изнутри подвал. Тимоти и здесь не сплоховал – взломать тяжелую старинную дверь возможным не представлялось, но вот прострелить замок… После пятого выстрела из реквизированного у мертвого монаха «Маузера» язычок замка вылетел и дверь распахнулась. Ударила густая волна застоявшегося трупного запаха.

– Зуб аббата даю, тварь развлекалась, – вслух высказал общую мысль Тимоти, осторожно заглядывая в мрачный тоннель уводящей в подвальные недра лестницы. – Может, она там, внизу засела?

– Так или иначе, мы от Фафнира не сбежим, пожелай он напасть, – здраво решил Джералд. – Ойген, будь добр, раздобудь в церкви свечей. Тим, фонарик с собой?

Американец молча похлопал ладонью по карману пиджака.

Когда объявились толстые, красно-белые наалтарные свечи, все четверо медленно отправились вниз. Только привычный к ароматам резекционных зал доктор пытался не морщиться, прочих же начало откровенно подташнивать – в подвале не просто смердело, а буквально вопияло к небесам.

Электрические лампочки разбиты все до единой. Столы опрокинуты. Мерцающее янтарным блеском золото и цветные камни вместе с украшениями свалены одной огромной кучей в углу. Сверху груда сокровищ примята, будто на ней кто-то сидел или лежал.

– Вот они, – прошептал доктор Шпилер, указывая на неопрятный ворох черных тряпок возле дальней стены. – Монахи. Я взгляну?

Джералд, прижимавший к носу надушенный шелковый платочек, молча кивнул. Немец забрал у ставшего неожиданно молчаливым Тима фонарик, обследовал мертвых и, вернувшись, сообщил:

– Я бы предположил, что людей убили не менее двух недель назад. Возможно, больше. Трупы обезображены до крайности, сердец, как и прежде, нет. По лицам словно механической бороной прошлись. Что-то мне здесь неуютно, господа. Давайте просто уедем. Немедленно.

– Нет, – твердо сказал лорд Вулси. – Если мы обрели это пресловутое проклятие, нам с ним и разбираться. Не хочу, чтобы по нашей вине страдали другие. Смертей и так предостаточно. Аббат говорил, будто проклятием можно как-то управлять…

– И вы, Джералд, ему поверили?

– Не знаю…

Решили не особо мудрствовать – подогнали к лестнице фургон (запрягал Тим, каковой был пребольно укушен за плечо очень недовольным жизнью и обстоятельствами першероном), загрузили внутрь пустой ящик, и начали перетаскивать наверх клад, сваливая драгоценности безо всякого порядка и пиетета. Через час Ойген заколотил крышку деревянной коробки, обшитой железными полосками, громадными двухдюймовыми гвоздями. Ящик неприятно смахивал на большой гроб.

Небо над аббатством начало сереть – ночь уходила дальше, на запад.

– Ойген, открывай ворота, – распоряжался лорд Вулси. – Тим, доктор, разбудите Робера и сделайте так, чтобы он ничего не знал о происшедшем. А я на минутку поднимусь наверх. Завершить спектакль.

Аббат Теодор, теперь слегка напоминавший куколку шелкопряда, пребывал там, где и положено – в кабинете, в низком кресле. На лице выражение недовольства, но не ярости.

– Оно убило еще троих, – едва войдя в комнату, оповестил преподобного Джералд. – Послушника и двоих ваших… братьев. Тех, что оставались в дормитории на ночь. Я, собственно, попрощаться.

– Прощайте, – коротко бросил аббат.

– Ничего не хотите сказать напоследок?

– Почему вы меня не убили?

– Это было бы подло.

– Мне жаль вас, милорд. Вы не представляете, с какой могучей силой вошли в соприкосновение. Я не про чудовище, проклятие Фафнира это так, малозначащие частности… Еще раз предлагаю – останьтесь. И давайте трудиться вместе. Приорат оценит вашу решительность.

– Нет, простите.

– Хорошо. Отправляйтесь. Только знайте – вашей жизни отмерен крайне недолгий срок. Посему попрошу не удивляться в случае фатальных неожиданностей.

– Благодарю за столь откровенное предупреждение, – церемонно и чуть издевательски поклонился лорд Вулси. – Вас я развязывать не стану. Все выжившие после этой ночи обитатели аббатства заперты в старой конюшне. Полагаю, сегодня-завтра в монастырь кто-нибудь наведается и освободит вас. И последнее. Что из сказанного вами минувшей ночью правда, а что – ложь?

– Это была истинная правда, – хладнокровно ответил преподобный. – Берегите манускрипты Беранже Соньера, если уж забрали. Надеюсь, их найдут на вашем трупе те, кто и должен найти.

Джералд возмущенно кашлянул, однако решил не ввязываться в ненужный обмен остротами и угрозами. Он просто вышел в коридор, запер дверь, а ключ вышвырнул в окно, в кусты сирени. На тонких ветвях набухали и распускались ярко-зеленые почки.

Экипаж, в котором зевал едва-едва проснувшийся Монброн и восседал доктор Шпилер, ожидал возле ворот. Там же громоздился фургон, взятый под опеку непременным Тимоти.

Ойген, обернувшись с козел коляски, тихо спросил:

– Едем, сэр?

– Да, едем. В Вормс. Дорогу помнишь?

Джералд не оборачивался. Серые стены аббатства навевали на милорда беспросветную тоску и неприятные мысли о ближайшем будущем.

И все-таки, сколько долей правды было в рассказе отца Теодора?

На коленях Джералда покоилась черная тяжелая папка. Вулси вдруг заметил, что на плотной коже вытиснен несколько необычный для ХХ века символ – три пчелы в геральдическом щите. Герб династии Меровингов.

* * *

Бойцовское настроение мсье Монброна сейчас поддерживали только уверенность в собственной правоте и надежда, что если не друзья, то хотя бы французский консул вытащат его из малоприятной переделки.

Дело близилось к вечеру, мерзкая вонючая камера, в которой содержалось еще трое арестованных (по мнению Робера – грязных отпетых негодяев), уже не представлялась последним кругом дантова ада: пообвыкся. Отпетые негодяи поглядывали на хорошо одетого иностранца с робким интересом и пытались завести разговор, однако Монброн сделал вид, что не знает немецкого языка. Находиться рядом с отбросами общества – небритые, в грубых промасленных куртках и дрянных картузах хамы! – Роберу претило до невозможности, но еще больше пугала грядущая перспектива оказаться в окружной тюрьме. Судя по разговорам отбросов, условия содержания там были гораздо хуже – камера на двадцать человек, никакой отдельной уборной, кормят два раза в день, и чем!.. Но гаже всего, по мнению утонченного банкирского сыночка, было то, что его сокамерники являлись не просто преступниками, а преступниками государственными – социалисты! Если не сказать хуже: последователи бредовых идей мсье Карла Маркса! Арестованы за подстрекательство докеров гавани к неповиновению властям. Ужасно, не правда ли?

Когда приедет консул, черт побери? Merde!