Текст книги "Первый поход"

И он вновь взмахнул секирой, круша черепа врагов с удвоенной силой.

– Еще! Еще воинов на нос! – вскричал вражеский ярл. У него еще оставались воины, в отличие от защитников кнорра. Счет битвы шел на мгновения.

– Они сделали все, как ты сказал, ярл! – тяжело дыша, выбрался на корму Ирландец.

– Хорошо, – улыбнулся ярл, чувствуя, как бьют в висках барабаны и словно что-то удерживает его от того, чтобы тоже, упиваясь, броситься сейчас в гущу боя. Нет, он не должен быть сейчас простым ратником. Он должен быть мозгом битвы! В этом, именно в этом залог… ну, если и не победы, то уж и не поражения. – Эй, кто еще жив здесь? – Ярл оглянулся по сторонам, не выпуская из рук рулевого весла. – Быстро всем ставить мачту и поднимать парус.

– Но это безумие!

– Нет. Это наше спасение! Поднявшийся ветер – наш друг, пусть даже потом он станет врагом.

– Что они делают, безумцы? – посмотрев на грозные, высоко вздымающиеся волны, вскричал вражеский ярл. – Они поднимают парус!

Да, они подняли парус. И рванули вперед, сразу же оставив далеко позади себя вражеский драккар. И тут на море пришел шторм!

Как и всегда, он налетел внезапно, хотя и раньше можно было заметить и нахмурившееся сизое небо, и волны, вздымающиеся словно спины китов. Правда, никто этого не замечал, все были заняты битвой. Кроме Хельги, сына Сигурда ярла. Тот, в отличие от пиратского вожака, видел все. И знал – шторм в такой ситуации, пожалуй, лучший выход.

А волны взлетали все выше и, достигнув огромнейшей высоты, застывали на миг, чтобы с ревом низвергнуться обратно. Они лезли одна за другой, словно те же пираты, и корпус судна жалобно трещал под их стремительным натиском. Хельги знал одно – судно не должно встать к волне боком. И удерживал рулевое весло, навалившись из последних сил.

– Снорри, парус! – перекрывая шум бури, прокричал ярл, понимая, что посылает лучшего друга на верную смерть. Но что еще оставалось делать?

Снорри кивнул, едва не сбитый набежавшей волной, скинул с себя тунику и проворно полез на вершину мачты. Кнорр кидало из стороны в сторону, то поднимало вверх, словно на гигантских качелях, то опускало в разверзшиеся кипящие ямы. А Снорри, закусив губы, лез, упрямо и быстро, как лазал когда-то за птичьими яйцами по отвесным норвежским скалам. Будь ветер лишь чуть сильнее – парус давно сорвало бы, унесло вместе с мачтой, а так… а так корабль неудержимо несло прямо на скалы!

– О, боги! О, могучий Тор, о, Бальдр, о, мудрый Один, – шептал Снорри. – Клянусь, я сделаю это.

А набежавшая волна окатила его с головой и чуть было не опрокинула кнорр.

– Я сделаю это, – вцепившись в рулевое весло, упрямо твердил Хельги, чувствуя, как трещат суставы.

Добравшись до вершины мачты, Снорри резанул ножом по канату… Сорванный парус унесся вмиг, подхваченный ветром. Судно чуть рыскнуло, но Хельги был начеку и быстро выпрямил курс.

– На весла! – как можно громче воскликнул он. – Все, кто есть. На весла!

Побежали, затопали по ныряющей палубе. Кое-кого на бегу смыла волна. Но некоторые – Ирландец и Трэль – все же ухватили тяжелые весла. И, сделав пару мощных гребков, развернули корабль так, что форштевень разрезал накатившуюся волну надвое. Тем не менее этот удар был страшен! Корпус судна содрогнулся, часть щитов по бортам надстроек свалилась в воду. Туда же полетел и не успевший слезть с мачты Снорри. Захлебываясь, нырнул в накативший вал… и вынырнул только тогда, когда почувствовал, что сейчас вот-вот захлебнется. Отплевываясь, оглянулся назад, – увидев очередную волну, снова нырнул… А кнорр унесся вперед. Лишь позади него, неизвестно как уцелевшая, летела на тонкой веревке легкая разъездная шлюпка. Из последних сил Снорри доплыл до нее и тяжело перевалился через борт.

– Эй! – попытался крикнуть он, но легкие издали лишь легкий хрип.

Между тем ветер заметно утих и гнал мелкие облака лишь высоко в небе. Волны, конечно, громоздились друг на друга по-прежнему, но уже без той неистовой ярости, да и стали чуть ниже. Похоже, шторм затихал, и закончился он так же внезапно, как и начался. Никто и не понял, когда, в какой вдруг момент кипящий котел волн сменился мирной зыбью. Стемнело, и в лиловом, очистившемся от туч небе проглянули первые звезды.

– О, боги! – взмолился ярл. – Даю слово – я принесу вам хорошую жертву.

Двое верзил, раненые, притащились с носа. Коренастый дядюшка Гауторб и длинный сутулый Хильред Родинка.

– Без тебя мы все бы погибли, ярл, – криво усмехнулся Гауторб. – И вот тебе наши руки! Кроме того, нам есть о чем рассказать тебе.

– После, друзья, – отмахнулся молодой ярл. – После. Пока же необходимо пересчитать людей. Кто жив, а кто, волею богов, помер.

– Сделаем, – разом кивнули оба. Помочь им вызвался Конхобар Ирландец.

Все убитые, кто не стал добычей волн, были положены рядом, на носовой палубе, завернутые в плащи. Кормчий Эддрик Секач – вот уж кому, похоже, изменило счастье, – ирландский монах отец Деклан и еще с полдесятка людей из команды кнорра. Остальных приняло море. В том числе и Снорри.

– Да примет тебя в последнее плаванье волшебный корабль Нагльфар, что сворачивается, словно платок, – молился о Малыше Хельги. – Пусть будет удачным твое новое плаванье под началом невидимого великана Хрюма, и пусть всегда в парус Нагльфара дует попутный ветер.

– Он туда все время дует, ярл, – показавшись из-за кормы, хмуро перебил его чудесно спасшийся Снорри. – Чем молить богов, лучше бы чего-нибудь скушать, а то в этой дурацкой лодке за кормой вообще нет провизии!

Скушать… Обрадованный до чрезвычайности, Хельги сдавил младшего приятеля с такой силой, что чуть было не отправил его обратно в страну мертвецов, в которой, похоже, Снорри пока так и не побывал.

– Да хватит же меня обнимать, – отбивался Малыш. – Дайте пожрать лучше!

– Парень прав, – заявил Ирландец. Сидевшая рядом Магн перевязывала его окровавленную руку. – Неплохо бы было чего-нибудь перекусить. Когда в последний раз ели?

– А что там есть в трюме? – Ухмыльнувшись, Хельги искоса взглянул на оставшихся в живых моряков кнорра. – Надеюсь, Седрик не будет особенно возражать, если мы чуть уничтожим его запасы съестного?

– Не будет! – хором ответили моряки и, не дожидаясь дальнейших указаний, всем скопом ломанулись в трюм.

Миг – и все, урча, принялись набивать животы солониной, доставая мясо руками из больших дубовых бочек. Нашелся и бочонок эля, и даже не один. Послышались шутки…

Только Трэль не принимал участия в общем веселье. Как христианин, он читал молитву над телом отца Деклана…

А где-то рядом, ну, может, и не так уж и рядом, но точно где-то недалеко, причаливал к большому острову потрепанный штормом драккар. Причаливал в безлюдном месте, откуда и делал вылазки в последнее время, отколовшись от датских викингов в Нортумбрии. Хозяином драккара и хевдингом дружинников-хускерлов был сын Свейна Копителя Коров Фриддлдейв Красавчик, а в дружине у него ошивались двое недавно прибившихся субчиков – беглый монастырский лэт Эрмендрад и Дирмунд Заика.

Глава 15
ШЕПОТ ДОЖДЯ В ТАРЕ

Октябрь 856 г. Ирландия: королевство Лейнстер – Миде.

 
Когда дождь
Что-то шепчет —
Это снег.
 

Дж. О.Каллахан «Белый звук»

Снова дождь, как всегда, дождь. Он накрапывал, словно бы шептал что-то, стучал по листьям деревьев и тысячами капель рассыпался в больших коричневатых лужах, в которых иногда – крайне редко – отражалось солнце.

– Не знаю, кто такой Птолемей, но покойный отец Деклан рассказывал как-то, что жил он давным-давно, еще до пресветлого Рождества Христова, и был великим ученым-книжником, хоть, правда, и язычником, не про вас будь сказано. – Трэль улыбнулся, искоса бросая на викингов – Хельги и Снорри – насмешливый взгляд. – Так вот, – продолжал он. – Этот самый Птолемей называл это поселение Эблана.

– А местные до сих пор зовут его Бейл Ата Клот, что значит «Город на переправе», – перебил вольноотпущенника Ирландец.

Под навязчивый шепот дождя все трое стояли над свежей могилой на христианском кладбище близ норманнского логфорта Дуб-Линн – «Черная Заводь», – так называлось это местечко в устье широкой реки Лиффии уже около тридцати лет. Кроме норманнов – именно норманнов, а вовсе не разбойников-викингов, – поселившихся в здешних местах со времен Торкеля ярла (а приплыли они на шести десятках кораблей!), селение… а уже можно сказать, что и небольшой город… населяли и местные люди. Кто-то из них роднился с норманнами, а кто-то их презирал, тем не менее люди постепенно смешивались между собой, а норманны все чаще перенимали веру в Христа, уже не называя его больше просто распятым богом.

Кладбище – небольшое, но вполне ухоженное, благостное – располагалось в березовой рощице на левом берегу реки, откуда были хорошо видны не такие уж и далекие горы Уиклоу, а если было солнце – как вот сейчас, – то хорошо просматривалась и самая высокая вершина Лугнакуилл, названная так, вероятно, в честь древнего покровителя Ирландии бога Луга. Горы Уиклоу небольшие, густо пересеченные лесными долинами и ущельями, сиреневыми от вереска. Частенько меж горных отрогов встречались и озера, в одном из которых и брала свое начало река, на которой стоял Дуб-Линн. Норманнский лонгфорт и прилегающий к нему городок расположились в благодатной, даже осенью изумрудной долине с тучными пастбищами, напоенными запахами тысячи трав. На лугах даже в октябре паслись коровы, а чуть дальше, к горам, густо росли дубы и березки. Чего, правда, не было, так это угрюмых лесных урочищ с седыми густо-зелеными елями и корявыми соснами. Все леса здесь, на восточном побережье острова, были какими-то веселыми, ярко-зелеными, радостными. Или это только казалось Хельги?

Искомый холм Тара находился в нескольких десятках миль к северу, среди дубрав и лугов, по-осеннему желтых. В низком небе висели разноцветные тучи – темно-лиловые, фиолетово-пурпурные, розовато-желтые; лишь на крайнем западе виднелась узкая полоска яркой лазури.

Похоронив убитых, все пятеро – Хельги, Снорри, Трэль, Магн и Конхобар Ирландец, – не тратя времени на пустые разговоры с местными поселенцами, сразу же направились на север, к Миде, где и была расположена Тара – священная столица Ирландии. Вернее, бывшая священная столица. Остались позади приземистые, крытые камышом и соломой жилища Дуб-Линна, маячили на юге похожие на желто-зеленые купола вершины гор Уиклоу – там, в этих горах, был расположен монастырь Глен да Лох – «Долина двух озер» – одна из самых известных обителей Лейнстера.

Хельги шел спокойно, не обращая внимания на дождь, что-то шепчущий сырой траве и бурым намокшим листьям, рассуждая о том, что раньше просто пропустил бы мимо ушей. Например, о двух странных пассажирах «Ока Единорога» – «дядюшке» Гауторбе и Хильреде Родинке. Как они ловко сражались! Слишком ловко для обычных людей. И это их непонятное признание… Якобы Теодульф Лохматый послал их шпионить за ярлом, который, по мысли корчемщика, и должен непременно привести их к каким-то ирландским сокровищам. Глупее ничего не могли выдумать? Нет, даже и после битвы с пиратами – а бились эти парни, надо признать, весьма недурственно, – и после их нелепого признания Хельги не очень-то доверял им, точнее сказать, вообще не доверял. Потому и не стал нанимать лошадей и проводника – по версии, пущенной среди местных людей Ирландцем, они все – паломники и намереваются посетить монастырь Глен да Лох. А раз монастырь сей не так уж и далек – тогда зачем лошади? Да и путь пешком явно угодней Богу. Гауторб с Хильредом тут же предложили пойти в обитель вместе. Дескать, кругом одни разбойные ирландские рожи, и вовсе не стоит отказываться от услуг двух таких хороших бойцов, как они. Ну да, бойцы они и впрямь были неплохие, а вот что касается рож… По словам того же Ирландца, это еще как посмотреть, чьи рожи более разбойные. А уж физиономии этих двух явно не вызывали никакого доверия. Хельги вдруг заметил, что уже очень давно не вспоминал Сельму… Словно бы отдалилась она в его мыслях, словно бы стала немножко чужой, хотя… Может быть, слишком она была далека? И слишком много чего произошло за последнее время.

Слева блеснула серебром излучина реки, справа потянулись низкие, приземистые холмы, где-то безлесые, а где-то покрытые рощами. Магн – как хорошо знающая дорогу – уверенно шла впереди, лишь иногда останавливаясь и советуясь о чем-то с Ирландцем, общалась с которым лишь в случаях крайней необходимости и встречала презрительной насмешкой почти каждое сказанное им не по делу слово. Вот они опять остановились, на этот раз у большого – в три человеческих роста – креста с кругом посередине. Крест полностью покрывала изумительная по тонкости резьба, соединяющая в себе и христианское и языческое, – какие-то маленькие фигурки людей, неизвестно, что делающих – то ли молящихся, то ли проносящих себя в жертвы. В центре креста располагалось изображение человека в длинной сутане, в левой руке он держал большой крест, в правой – языческий закрученный посох. Вот и пойми. То ли святой Патрик, то ли бог Луг. Каждый проходящий, видимо, понимал это по-своему. Трэль перекрестился, Магн прошептала какую-то краткую песнь, Снорри, любопытствуя, попытался было забраться на вершину креста, но сорвался, ободрав ладони, упал на землю и, плюнув, пошел дальше. Ирландец чуть задержался, поджидая идущего позади ярла.

– Я хочу поговорить насчет тех двоих, – начал он, едва Хельги поравнялся с ним.

Ярл улыбнулся. Это было как раз то, над чем он сейчас и думал.

– Ты полагаешь, они пойдут за нами? – тихо спросил он.

– Думаю, да, – кивнул Ирландец и тщательно осмотрел холмы. – Не такие они дураки, чтобы отказаться от своих целей, тем более что уже оказались в гавани Дуб-Линн. Однако не ясно: что, Теодульф Лохматый совсем поглупел, отправив…

– Отправив всего двоих? – продолжил ярл. – А зачем больше? Привлекать внимание? Думаю, у них здесь наверняка есть сообщники. Уж слишком уверенно держались оба, когда мы входили в реку. Словно бы хорошо знали не только фарватер, но и все, что здесь расположено.

– И еще должен появиться этот… – Конхобар усмехнулся. – Черный друид. Он вовсе не так страшен, как про него рассказывают, но вот Лиа Фаль… Если друид владеет камнем – он получит Силу.

– Кроме силы камня он хочет получить и меня.

– О да, мой ярл. Предсказано, что когда-то ты будешь самым сильным конунгом в Гардарике. Вот он и хочет взять твою душу.

– Знаю, – отмахнулся Хельги. – Об этом же говорила и Магн. Правда, непонятно как-то. Впрочем, она всегда говорит не очень понятно, когда речь заходит о… Однако стоит поторопиться. Что-то не нравится мне вон та туча! Уж не собирается ли она пролиться хорошим дождем? А ведь и без того не жарко.

– Да, пожалуй, лучше укрыться в лесу, – кивнул Ирландец. – Эй, Снорри! Магн!

Путники едва успели свернуть в ближайшую рощу, как по желтым листьям деревьев, сменив тихий шепоток мороси, вновь ударили крупные холодные капли.

– Только ливня нам и не хватало, – останавливая лошадь у большого креста, буркнул «дядюшка» Гауторб. – Слышь, Родинка, может, свернем во-он к тому лесу? Заодно проверим, не забыл ли ты мешок с провизией?

– Мешок-то я не забыл, дядюшка. – Хильред Родинка подозрительно смотрел на темную, стремительно набухавшую холодной влагой тучу. – Только вот думаю, вряд ли мы успеем доскакать до леса. Лучше уж поискать местечко поближе. Да вон хоть тот дуб. По виду он вполне крепок.

Быстро повернув коней, всадники понеслись к дубу. И вовремя! Едва они успели спешиться, как хлынул с небес холодный всепроникающий ливень.

– Что там у нас по пути? – поежившись, спросил Родинка, снимая с коня мешок.

– Заезжий дом Эхайда Далриата. Я думаю, они там и заночуют, больше-то негде!

– Эо… Дал… О Господи, ну и имена у этих ирландцев… А в этой чертовой Таре у нас точно найдутся помощники? Ведь их четверо, не считая бабы. Покуда не особо-то равный расклад получается. А драться они умеют, я видел.

– Успокойся, парень. – Гауторб впился зубами в козий сыр, пожевал немного и плюнул на пожухлую траву желтой тягучей слюной. Затем полез за пазуху и вытащил оттуда серебряный перстень с круглым голубым камнем. – Вот эту штуку надо показать кое-кому… и у нас сразу появятся помощники. Если верить Ульве.

– Хм… Верить Ульве… Я б ему вообще никогда не поверил. Ты что, дядюшка, забыл, как он обманывает игроков в кости?

– Не забыл, – хмыкнул Гауторб. – Только, думается, вовсе не Ульва послал нас сюда. Нет, не его это дело. Ульва лишь только передал чью-то волю. И ведь честно заплатил кое-что!

– Интересно, чью волю?

– Вот и мне интересно. Впрочем, имя этого человека, думаю, мы никогда и не узнаем. Исполним поручение да получим свое. И в обратный путь, если, конечно, дождемся попутного корабля. Хотя… – Гауторб почесал бороду. – Хотя и тут можно неплохо устроиться. Завести землицу, стадо коров, рабынь…

– Нет уж, дядюшка, – решительно возразил Родинка. – Мне совсем не улыбается торчать на этом поганом острове, даже и с коровами да рабынями. Лучше уж вернуться домой, а там…

– Домой, так домой, – покладисто согласился Гауторб. – Только сначала дело сделаем. Гляди-ка, дождь ведь все не кончается. Погоди-ка… А если они идут и в дождь? Нет, нечего тут сидеть, неизвестно чего дожидаясь. Давай-ка поскачем. Лучше бы приехать в заезжий дом раньше них.

– Так ведь вымокнем, дядюшка!

– В корчме просохнешь. В путь!

Из-под копыт коней полетели комья мокрой коричневой грязи. Доскакав до креста, всадники повернули и, закрывая лица от льющихся с неба потоков воды, исчезли в серой пелене ливня.

Потрепанный бурей драккар угрюмо торчал у западных берегов Мерсии, прячась меж серых камней. Всю ночь и весь день лил нудный холодный дождь, то чуть переставая, то усиливаясь, шерудил в соломе крыш, словно нашептывал что-то, – о, как надоел это шепот дождя! – и низкое, затянутое серыми облаками небо, при отсутствии всякого намека на ветер, не давало никакой надежды на то, что эта гнусная погода вдруг счастливо переменится. Кто-то из викингов спал в разбитых на палубе шатрах, кто-то лениво ловил сетью рыбу, лишь четверо часовых – двое на самом корабле и двое на берегу – четко несли службу, как и положено воинам. Корабль-волк, корабль-разбойник, волею ветра и случая оказавшийся у этих негостеприимных берегов, был готов в любой момент поднять спущенные с носа сходни и, словно призрак, исчезнуть в туманной пелене моря. Правда, существовал еще и флот короля Мерсии. Впрочем, какой там флот – три корабля-то! Хотя и здесь торчать тоже не было особой радости. Ну, подремонтировались, подлатали борта, починили мачту, поставили заплатки на парус. Что еще? Волк не должен жить без добычи. А если добычи нет, ее нужно искать.

«Да, ее нужно искать», – выходя из полосатого шатра на корме, произнес про себя пиратский хевдинг – еще совсем молодой человек с очень красивым надменным лицом, обрамленным длинными, белыми, словно лен, волосами. Красавчик Фриддлейв, сын Свейна Копителя Коров. О, недаром он примкнул к данам и быстро выдвинулся среди них смелостью, отвагой и изрядной жестокостью. Хотя все викинги не брезговали расправами с пленниками и врагами, однако Фриддлейв находил все больше удовольствия в самых ужасных расправах, и «кровавый орел» все чаще срывался с острия его меча, а секира была красной от крови.

– Эй, Йорм! – крикнул он часовому. – Разбуди-ка новеньких. Заику и этого… Эрмен… Эрен… Тьфу-ты… В общем, ты понял.

– О да, мой ярл, – откликнулся Йорм – круглолицый деревенский парень, младший сын одного из трендалагских бондов.

Оба – Дирмунд Заика и Эрмендрад – проснулись быстро, да и, в общем-то, не особо крепко и спали, скорее, подремывали, погруженные в думы. А думы у них были примерно одинаковые. Не сделали ли они очередную глупость, примкнув именно к Фриддлейву, вовсе не самому крутому морскому ярлу и, как недавно выяснилось, далеко не самому удачливому?

В данный момент Фриддлейва сильно интересовали окрестности Честера, а именно: как, где, чего пограбить, знают ли о том Эрмендрад или Дирмунд. Увы, в этом смысле ни тот ни другой помочь ему не могли – Эрмендрад, как и все крестьяне, никогда в жизни не был дальше своей сельской округи, расположенной на восточном побережье Мерсии, а вовсе не на западном, у которого стоял сейчас драккар; Заика же если и знал что, так опять-таки все его знания целиком касались того же восточного побережья. Оставался один путь – захватить кого-нибудь из местных жителей и, хорошенько порасспросив, кинуть в море, чтобы, гад, никому не выдал.

– Вы и пойдете. – Хевдинг кивнул обоим. – Можете еще прихватить Йорма. И чтоб к полудню кто-нибудь да был.

Дирмунд и Эрмендрад, пожав плечами, отправились звать Йорма, а затем, уже втроем, спустились по сходням на каменистый берег, грязный и топкий от льющего целые сутки дождя.

– Д-да уж, в-встреть т-тут кого-нибудь, – буркнул Заика, взглянув на серое мокрое небо. – Н-небось п-по домам в-все сидят.

Остановились посовещаться в перелеске, на холме, в виду побережья. Наверное, в солнечную погоду с него много чего можно было бы увидеть, но, увы, только не сейчас. Йорм предложил вполне здравую мысль – отойти подальше от берега и устроить засаду где-нибудь на дороге, между селениями, – наверняка кто-нибудь куда-нибудь да поедет, ведь, несмотря на дождь, жизнь-то не кончилась!

– П-пожалуй, т-так и с-сделаем. – согласился Дирмунд. – Вон з-за тем лесом, п-похоже, х-хорошее место.

За лесом, угадывающимся за серой стеной дождя, проходила наезженная, утопающая в грязи дорога, разбавленная на всем протяжении большими коричневатыми лужами. По обеим сторонам ее, слева и справа, тянулись реденькие кусты, частью буровато-красные, а частью уже сбросившие листву. Лес, конечно же, был бы куда лучшим укрытием, да вот беда – дорога проходила от него слишком далековато. Ладно бы день был нормальным, но в такой дождь ничего толком не видно.

– Ладно, с-сойдут и к-кусты, – махнул рукой Дирмунд, и вся троица, укрывшись в зарослях, приготовилась ждать, поплотнее закутавшись в плащи.

Слава богам, ждать пришлось не долго. За поворотом послышался скрип колес, а вскоре показалась и повозка – обычная деревенская телега, запряженная худой пегой лошадкой. Лошадка тяжело дышала и пыталась вытащить повозку из очередной лужи.

– Ну, так мы и до вечера не доедем, – стукнув по плечу возницу – белобрысого деревенского мальчугана, угрюмо пробормотал добродушный с виду монах в порванной рясе. – Эй, любезнейший! А ну-ка прибавь-ка ходу.

– Вряд ли это в его силах, мой господин, – обернулся к монаху сидевший впереди, рядом с возницей, парень с лисьим лицом и хитроватым взглядом. – Думаю, быстрее мы дойдем только пешком.

– Так пошли же! Я чувствую впереди кое-что… – Монах спрыгнул с телеги и грозно зыркнул на парня черными пронзительными глазами. Тот тут же проворно соскочил в грязь.

– Эй, уважаемые! – закричал с повозки мальчишка. – А заплатить?

– Бог подаст, – махнул рукой парень и поспешил вслед за широко шагавшим монахом.

Юный возница посмотрел им вслед, гнусно, по-взрослому, выругался и повернул телегу обратно, кулаком утирая слезы.

– Сволочи, – шептал он. – Да накажет вас святой Колумбан.

Этот ирландский святой, известный своей строгостью и неутомимым благочестием, почему-то казался мальчику самым подходящим типом для того, чтобы покарать обидчиков. Скрипнув колесами, повозка наконец выбралась из грязи, и исхудавшая лошаденка понуро потащилась обратно.

А монах и его слуга – друид Форгайл и незадачливый прощелыга Ульва – оказались в руках пиратов.

– Да, мы из Честера, – надменно заявил друид. – А у вас недалеко корабль? Что же вы стоите? Ведите. Мы все расскажем вашему ярлу.

Заезжий дом Эхайда Далриата располагался на уютной, с трех сторон окруженной рощей поляне, близ самой дороги. Длинный, просторный, аккуратный, огороженный невысокой оградой из серых камней, он был словно под стать хозяину – благообразному господину с черной подстриженной бородой и круглым улыбающимся лицом, – из тех господ, что называют душой компании, тем более сельской, где в окрестных деревнях все друг друга знают. Таков был и Эхайд Далриат. Волосы его, чуть тронутые на висках сединой, были коротко подстрижены. Пожалуй, слишком коротко… Хоть и прибыл он лет двадцать назад из Коннахта, а быстро завоевал уважение окрестных людей. Все знали, что у господина Далриата можно занять чуток зерна до самой осени или коровьего молока для детей. Все знали, что Эхайд может и простить небольшой долг, а большой потребует точно в срок, не позже и, самое главное, не раньше, да и процент берет умеренный. Все знали старую жену Далриата, светлоокую Конглу, ныне умершую. Все знали, как горевал о ней несчастный вдовец. Все знали, как взял он наконец к себе в дом молодую наложницу по имени Мидир, знали, как выгнал нерадивого слугу, да и все его слуги знали – суров Эхайд Далриат, да справедлив и отходчив. Все знали, как любит он посмеяться, все знали, как – довольно-таки часто – отсылает он дары в монастырь Келл Дара, все знали о благочестии его, уме и благородстве. Знали, что больше всего на свете любит он поиграть в фидхелл – древнюю игру знати. Вот только никто не знал, что был Эхайд Далриат сыном друида. Имя погибшего в кровавой стычке отца его, Фергуса Ронана, много чего значило на каменистых просторах Коннахта, особенно в той его части – сокровищницы тайных и грозных знаний, – что называлась Круахан-Ай, или «Спина друидов». Никто, даже ард риаг Маэл Шехнал – верховный король Ирландии, однажды посетивший заезжий дом господина Далриата, не знал об этом. Никто, кроме Черного друида Форгайла. Только он один знал, что не бросил Эхайд Далриат старой веры, не предал заветов отца ради святого Патрика и по-прежнему – очень осторожно, но регулярно – приносил древним богам хорошие жертвы. Обычно несчастных, ни о чем не подозревающих путников, тех же монахов-паломников что останавливались в заезжем доме Далриата перед каким-нибудь языческим праздником. Последний раз такую жертву принес Эхайд первого августа, в День Лугназад, что когда-то пышно отмечали в Таре, да и по всем королевствам Ирландии, от Манстера до Улада. Теперь наступала пора новых жертв. Давно уже, очень давно – по мнению Эхайда – не чувствовали старые боги вкуса свежей человеческой крови. Потому обрадовался Эхайд гостям, как родным.

И очень сожалел про себя, когда один из них показал ему серебряный перстень с круглым голубым камнем – знак Черного друида Форгайла. Впрочем, хозяин заезжего дома перестал так уж расстраиваться, когда узнал суть приезда гостей. Мало ли, среди тех, кого надо будет схватить, окажется человечек, не очень-то нужный друиду. Тем более что, как тут же выяснилось, Форгайла интересовал только один…

Они пошли дальше, воспользовавшись некоторым просветлением в небе. Раскисшая дорога, вся в грязи и глине, вела мимо холмов и рощицы, за которой виднелись строения, огороженные аккуратной оградой из серого камня.

– Заезжий дом, – кивнула Магн. – Тут мы и заночуем, а уже завтра днем будем в Таре.

Ирландец лишь усмехнулся, переглянувшись с ярлом.

– Будьте настороже, – улучив минутку, предупредил тот. – И не спрашивайте пока ни о чем. Быть может, все сложится и не так, как предполагается.

Вольноотпущенник Трэль про себя подивился странным словам ярла, а Снорри, похоже, было все равно – где-нибудь ночевать или идти дальше.

Хозяин заезжего дома – сама любезность – принял их с почетом. Поклонившись, справился о здоровье, тут же распорядился насчет еды и провел гостей в дом.

– Здесь – трапезная, – показал он на обширную полутемную залу. – А вон там – общая комната, где можно и спать, и оставить вещи. Для вас же, благородный господин, – широко улыбнувшись, он повернулся к ярлу, – я приготовлю славную спальню там, наверху. – Хозяин кивнул на узкую лестницу, ведущую в деревянную пристройку.

На столе, длинном, сколоченном из почерневших от времени толстых дубовых досок, до блеска отшлифованных рукавами, появились яства в деревянной, а на той стороне, где сидел ярл, и в серебряной посуде. Лепешки, жареное мясо, орехи, запеченная в тесте форель, лосось, сваренный с шалфеем и луком, какие-то птицы – то ли утка, то ли гусь, – политые шафранным соусом, эль, конечно, а также и грушевый сидр, из тех коварных напитков, что за доброй беседой можно выпить сколько угодно, да только вот потом не встанешь из-за стола, тут и уснешь, упав головой средь объедков. Перед тем как сесть ужинать, Хельги, в сопровождении угодливого хозяина, осмотрел дом. Залу, гостевую, очаг. У очага задержался подольше, уж слишком вкусные запахи исходили оттуда, особенно от жарящихся на вертеле уток.

– Милости прошу! – кивнув на накрытый стол, расплылся в очередной улыбке Эхайд Далриат.

И сам сел на лавке рядом с гостями; слуги, повинуясь его знакам, таскали от очага пищу, а Эхайд самолично подкладывал ее ярлу и все улыбался, улыбался… Так, что даже сидевший по левую руку ярла Ирландец скривился, бросив на него красноречивый неприязненный взгляд.

Отпробовав эля, гости стали собираться спать. Да и пора было уже – на улице быстро темнело.

– Трэль, ты хорошо понимаешь местный говор? – поднимаясь к приготовленному месту ночлега, внезапно обернулся к вольноотпущеннику ярл.

– Да, отец Деклан учил меня.

– Тогда вот что… Осторожненько так переговоришь со слугами, они, кстати, тоже, похоже, принимают тебя за слугу… Посмотришь, куда чаще всего они будут бегать. В какое место. Посмотришь – и все. Да, хорошо бы было, если б ты незаметно прихватил огрызок пилы. Понял?

Трэль молча кивнул и вышел во двор.

– Эх, самому бы понаблюдать, – пробормотал про себя Хельги. – Ведь чувствуется, что нехорошо что-то здесь, явно нехорошо, но вот что? Поди, догадайся… Хотя, может, и кажется все… Магн!

– Да, мой ярл? Я приду к тебе в полночь.

– Хм… Ну, а пока скажи, эта… этот заезжий дом, он такой же, как все в Ирландии?

– Да. Во всей стране такие же, от Манстера до Улада и от Лейнстера до Конннемары. А что, не очень понравился?

– Наоборот, даже слишком. Ты ничего не чувствуешь?

– Нет, ярл. – Девушка тоскливо вздохнула. – Ты знаешь, я должна бы чувствовать камень… Но… Быть может, Форгайл все-таки более великий колдун, чем я думала…

– Кто?

– Тот, кого ты скоро увидишь. – Проведя по волосам ярла, Магн повернулась и, покачивая бедрами, отправилась в гостевую залу.

– Постой! – Хельги задержал ее за руку. – Мне бы нужно посидеть допоздна с хозяином, да так, чтобы он не заметил подвоха. Может быть, сыграть с ним в кости?

Магн расхохоталась:

– В кости? О, мальчик… Эхайд Далриат не играет в кости, он обожает фидхелл.