Текст книги "Говорящие с духами: Мир сибирского шаманизма"

Шаманская картина мира

Однажды я шел по курумнику вдоль небольшой речки в Монголии. Идти было трудно, каменные глыбы с острыми краями были неровными и занимали небольшое узкое пространство между отвесной скалой и рекой. Я шел поверху, стараясь перепрыгивать с камня на камень, внимательно смотрел под ноги, временами останавливаясь, чтобы выбрать оптимальный путь. До низкой поймы, поросшей высоким кустарником и небольшими деревьями, оставалось совсем немного, когда я краем глаза заметил впереди большую серую тень, которая метнулась между камней и ушла в сторону горы буквально в десяти метрах от меня. Я решил, что это большой волк. Стало немного не по себе, я постарался быстрее покинуть это место и вскоре оказался на небольшой тропинке у низкого берега речки. Тропинка была старой, посещалась нечасто, пришлось пробираться сквозь кусты. Пройдя еще немного, я оказался на небольшой полянке, со всех сторон закрытой зеленым подлеском. В центре стоял небольшой алтарь, сложенный из трех каменных плит. Поодаль на небольшом деревце карагальника тихо колыхались на ветру разноцветные ленточки. На столешнице алтаря лежали мелкие, потемневшие от времени монгольские монеты и бумажные купюры, которые от дождевой воды и солнца совершенно выцвели и впечатались в неровности камня. Кроме того, здесь были видны размокшие остатки оберток от конфет и гильзы папирос. На одной из монет я разглядел 1957 год, на другой – 1978-й. Было видно, что это место давно не посещалось.

Я положил на алтарь несколько монет, мысленно произнес благопожелание духам места и предложил им единственный имеющийся у меня дар – табак, а взамен попросил удачной дороги. Я поджег две сигареты, одну – для духов – положил на камень, другую закурил сам. Пока мы курили, я размышлял, кому и зачем понадобилось создавать это небольшое святилище в этом отдаленном и труднодоступном месте, но так и не придумал.

Благодаря небольшому ветерку духи курили жадно. Их сигарета истлела практически одновременно с моей. Я потушил обе, попрощался с духами и продолжил путь. Буквально через несколько метров кустарник закончился, я вышел на открытый плоский каменистый берег реки. Здесь стоял старый, чуть проржавевший, с потускневшей краской знак, предупреждающий, что в этом месте живет снежный барс, нужно быть осторожным, а охота на него запрещена. Я понял, что курил я с духом барса и, скорее всего, видел барса, а не волка. Стало даже как-то обидно, что я его не разглядел. Увидеть барса в живой природе мне, может быть, никогда не доведется.

Вечером я рассказал старому пастуху, в юрте которого ночевал, что видел барса и небольшой алтарь, попросил рассказать о нем.

– Я знаю это место, – ответил он, – его очень давно построили охотники. Там раньше этого ирбиса часто видели, поэтому знак поставили, а охотники камни сложили, просили его не мешать охоте. Он немного помолчал задумчиво, а потом с усмешкой продолжил:

– Только ирбиса, я думаю, ты не видел. Его в этих местах уже давно не встречали. Может, он умер давно или просто ушел в другое место.

– То есть это все-таки был волк? – разочарованно спросил я.

– Нет, волков тоже поблизости нет.

– Тогда кто? Я очень хорошо видел эту тень.

Он рассмеялся:

– Ты сам ответил – тень. Я думаю, это был дух ирбиса. Тебе повезло. Духи очень редко людям показываются, а дух ирбиса особенно. Их только шаман может увидеть или специальный человек, которому дух ирбиса уважение оказал.

Мир, в котором жили народы, практикующие шаманизм, с глубокой древности был населен множеством богов и духов. По их верованиям, духи жили повсюду: в небе и в воздухе, в камне и в дереве, в воде и в земле. Им подчинялись природные стихии, животный и растительный мир и, конечно, человек. Духи могли быть добрыми и злыми, могучими или слабыми, они помогали и вредили, защищали и нападали так же, как люди, они радовались, огорчались, любили, ненавидели, дарили, отбирали, благодарили и вымогали. В повседневной жизни человек с глубокой древности постоянно общался с миром духов, приносил жертвы и просил о помощи. Духи постоянно находились рядом, образуя свой загадочный и непостижимый мир. У каждого народа были свои представления о мире духов. Их мыслили в разных обличьях: в виде зверей, птиц, грозных воинов, красивых девушек, сморщенных старух, уродливых чудовищ и прочих неведомых существ. Жизнь каждого человека и любого коллектива зависела от воли богов и духов и от того, какие отношения складывались у людей с этим незримым миром.

Такова шаманская картина мира. Она одушевлена: населена духами и богами, а человек, животные, растения и другие природные и даже рукотворные объекты имеют души или в них живут духи. Это не анимизм в чистом виде, каким его описывают применительно к народам древности. В анимизме духовные сущности практически равны. В шаманизме существуют не только духи и души, но также и боги. Их тоже иногда называют духами, но их статус, деяния и отношение к ним значительно выше, чем просто у духов. Среди них действует серьезная иерархия, причем основанная на родовых принципах. Создатели мира, как правило, братья или другие близкие родственники; они им управляют, разделяя власть, используя сыновей, родичей и подданных рангами ниже. Отношения между ними схожи с человеческими. Божественная иерархия и система взаимодействий внутри нее чрезвычайно похожи на те, что существуют в социуме. Как правило, это очень сложная система, со множеством персонажей, за каждым из которых стоит собственный миф, и все они связаны с параллельными сущностями множеством отдельных сюжетов. В целом духовный мир населен так плотно, что обычному человеку слишком сложно охватить его целиком, он предстает в виде фрагментов, в которых действуют главные или очень близкие персонажи. Комплексно эта картина воссоздается в масштабе большого сообщества, а воспроизвести ее может разве что знаток – старик, сказитель или шаман{6}6
  Функ Д. А. Миры шаманов и сказителей: комплексное исследование телеутских и шорских материалов. М.: Наука, 2005.


[Закрыть].

Если присмотреться внимательно к шаманской картине мира, можно заметить, что в ней при крайне развитой системе анимистического иного мира сохраняются элементы синкретизма, обычно свойственного ранним религиям. Здесь, кроме анимизма, присутствуют и элементы аниматизма[6]6
  Аниматизм (от лат. animatus – «одушевленный») – вера в безличную одушевленность природных явлений, а также в определенную «силу» (ману), которая может содержаться в предметах, животных или людях.


[Закрыть] (шаман черпает из природы абстрактную «силу», многие природные стихии обезличены, но действуют благодаря такой же «силе»), тотемизма[7]7
  Тотемизм – вера в мистическую родственную связь между определенными животными и группами людей.


[Закрыть] (приписывание символических качеств таким животным, как медведь, олень, конь, волк, ворон, орел, гагара, в шаманской мифологии можно трактовать как реликты тотемизма), фетишизма[8]8
  Фетишизм (от порт. feitiço – «амулет», «волшебство») – поклонение неодушевленным материальным предметам – фетишам, обладающим сверхъестественными свойствами.


[Закрыть] (священные предметы) и многое другое. Часть этих верований имеют архаичный характер, и это, скорее всего, свидетельствует о том, что поскольку картина мира каждого народа формировалась на протяжении длительного времени, то в процессе отбора в ней остались определенные, необходимые каждому этносу элементы. Вместе они формируют представление о космосе и его появлении.

Схема шаманской картины мира

Мир не был изначально таким, его создали боги. Во всех мифологиях народов Сибири обычно есть верховное божество, которое создает землю, небесные объекты, человека, животных, растения. Ему помогают брат-антипод, тоже полноценный актор творения, иногда мать или другие родственники, в создании мира принимают участие также некоторые животные или птицы. Мир творится не единовременно, это длительный процесс, занимающий несколько дней или неопределенное длительное время, распадающееся на отдельные акты. Обычно их три: рождение богов, создание мира, появление человека и животных. За каждым актом творения стоит отдельный миф, иногда совершенно забытый людьми. Как правило, люди воспринимают возникновение мира как некое рукотворное деяние, без особых подробностей и перечня персонажей творения, что вообще характерно для мифопоэтического сознания. Более того, сами мифы о творении рассказываются в каждой местности и в разное время совершенно по-разному. Персонажи и сюжетные линии могут быть непохожими или связанными только в общих чертах. Здесь работает принцип общей открытости мифа к изменениям и восприятию локального и даже чужого в общую картину[9]9
  Стоит также помнить, что все мифы зафиксированы только в XVIII–XX веках, когда среди коренного населения Северной Азии активно насаждалось христианство, которое, несомненно, оказало влияние на изменение местных мифологий и картины мира.


[Закрыть].

Согласно концепции адептов шаманизма, Вселенная состоит из трех «ярусов»: верхнего (небесного), среднего (земного), нижнего (подземного). В основе этих представлений о мире, как и большинства религиозных картин мира, обычно лежат бинарные оппозиции, воспроизводящие и разграничивающие основные противоположные категории внешнего окружения, социальной среды и морали. Мир воспринимается дуальным, разделенным на две части. Главная оппозиция «верх – низ» соответствует небесному и подземному миру; их аналоги: мужское – женское, темное – светлое, чистое – грязное, левое – правое, север – юг и так далее. Между ними – мир человека, занимающий промежуточное положение. Все сущее, в том числе и социум, принадлежит или тяготеет к этим оппозициям, создано и действует по их законам, а соответственно, может отождествляться с определенной частью картины мира. Так, мужчина связан с верхним миром, к нему применимы и другие бинарные категории – правое, светлое, острое, сильное; женщина, соответственно, часть мира нижнего. Полярность мира локализует добро и зло, образы друзей и врагов. Таким образом, фиксируются две важнейшие черты этой картины мира – трехчленность и бинарность. Они характерны для любого мифологического мышления и не являются исключительно шаманскими[10]10
  В. П. Топоров довольно убедительно доказал, что мифология всех народов в прошлом отражала понятия о строении Вселенной, состоящей из трех сфер, которые символизировались мировым деревом. См.: Топоров В. П. К реконструкции некоторых мифологических представлений // Народы Азии и Африки. 1964. № 3.


[Закрыть].

Трехчленная структура мира, перенесенная в горизонтальную плоскость, всегда отражает географическую картину, причем таким образом и в тех координатных привязках, которые передают особенности не только окружающей среды, но и хозяйственной жизни этноса. Так, для обских угров верх – низ – это юг и север, соответственно – верховья и низовья Оби, которая течет с юга на север, хозяйственная жизнь здесь во многом зависит от холода (север) и тепла (юг), сезонные миграции и погодные условия определяют хозяйственный цикл жизни. Север и юг в этой картине не только абстракции, это реальные географические места и понятия: на севере в Обской губе у холодного океана обитает Куль-отыр (хозяин нижнего мира), а далеко на юге – Нуми-Торум (хозяин верхнего мира). Для тюрко-монгольских народов Южной Сибири – скотоводов и горно-таежных охотников – важнее деление восток – запад (восход – закат солнца). Их мир ориентирован именно на них, и эти стороны света соотносятся с верхом и низом, и там же находятся обиталища хозяев сторон. Реальная география этих жителей гор и степей привязывается к совершенно определенным горным массивам. Топографичность картины шаманского мира имеет еще одну важную особенность: на горизонте она как бы удваивается и начинает соответствовать всем сторонам света, которые создают соподчиненные бинарные пары. Так, север – юг угров имеет практическое соответствие западу и востоку; запад и восток тюрков также сопоставимы по семантическому значению с севером и югом. Даже мировое дерево имеет четыре стороны. Горизонтальный мир не трехчленный, четырехчастный, при этом он также имеет центр – то же самое мировое дерево (ось), которое образует взаимосвязанность частей и единство бинарных пар. Воображаемая разметка космоса всегда соответствует реальной топографии местной ойкумены. Отметим, что эта важная характеристика присуща всем религиозным картинам мира, но в некоторых, например в земледельческих культах, она представляется не очень важной, в некоторых существенны только отдельные элементы топографии (выделяется священная сторона, как в исламе), а для шаманской Вселенной топографичность крайне актуальна, это важнейший ориентир для взаимодействия с иным миром и для повседневной деятельности.

Самый важный момент этой картины – иерархичность. Все три составляющие космоса находятся в определенной иерархии. Так, небо разделено на 3–7–9–12 сфер, каждую из которых населяют боги и духи, имеющие разный ранг и статус. На самом верху – демиург, главное божество, хозяин верхнего мира и всего сущего. Он недосягаем, воля его неизменна, владыка мира правит с высоты своего положения через домочадцев и подчиненных (богов и духов), создает правила и следит за их выполнением. Рангом ниже – его родственники или свойственники, могущественные боги и духи, в ведении которых находятся целые природные стихии и сферы жизни, они выполняют волю высшего божества, но чаще действуют самостоятельно. В самых близких к земле пространствах обитают духи невысокого ранга, имеющие весьма ограниченные возможности, часто они очень близки человеку. Это могут быть умершие предки, то есть их души, духи животных и растений, хозяева мест – гор, лесов, водоемов. Они вступают с человеком в непосредственный (родственный, деловой, игровой, обменный, сексуальный) контакт. Нижний мир устроен примерно так же, его хозяин – владыка подземного мира, смерти и тлена, он велик и страшен, в нижнем мире все подчинено ему, он полярный аналог демиурга, его родственник и участник акта первотворения. Его владения также делятся на сферы, а подчиненные – на ранги.

Бубен телеутского шамана. 1929 год. На его мембране нарисована шаманская картина мира: четкая линия среднего мира, на которой изображены люди, животные и мировое дерево, отделяет свод верхнего мира с небесными светилами и дружественными духами от неясных теней неизвестных духов нижнего мира

Несмотря на наличие бинарных оппозиций, ярко выраженного верха и низа с кажущейся равнозначностью противоположных функций, они разные. Визуальная модель такого мира – мировое дерево или мировая гора – отражает иерархичное строение мира, ветви его часто делят верхний мир на сферы, но это задает определенную асимметричность. Крона – верх – не равноценна корням, низу; ствол – средний мир – вообще резко отличается от них. Представления о верхнем мире всегда более четкие, там светло и все зримо, понятно и осмысленно. Нижний мир более загадочен, там тьма и неясность, он страшен, а потому даже в мифах менее структурирован, образы духов не всегда строго определены. Это отражает страх человека перед этим миром: о нем боятся даже думать и вербально конструировать либо как-то визуализировать его, чтобы не навлечь беды. Кроме того, хозяин верхнего мира всегда значительнее и могущественнее, чем хозяин нижнего мира. Последний зачастую только выполняет волю верхнего владыки, их не разделяют ненависть и борьба. Антиподы по своим функциям и деяниям, они не враги по сути, ибо выполняют единую миссию правильного (гармоничного) управления миром. Мир срединный находится в подчиненном положении, он во всем зависит от двух остальных. Таким образом, можно отметить характеристику, значимую для шаманской картины мира, – асимметричность.

Еще одна важнейшая ее черта – проницаемость. Все части картины мира в принципе прозрачны и достижимы, в них можно попасть из любой части. Так, сами боги и духи могут перемещаться по космическим сферам от верха до самого низа, многие животные и птицы наделены способностью совершать путешествие по мирам (некоторые могут посещать и верхний, и нижний, другие – только тот или иной). Душа человека, особенно после смерти, может пересекать границы миров, возносясь на самый верх или опускаясь в глубины земли. Человек может вступить в контакт с духами верха и низа (чаще всего с духами невысокого ранга), хозяевами мест, покровителями, духами стихий, через специальный обряд люди могут прямо или через посредника обращаться даже к могущественным богам и духам. Наконец, весь космос проницаем для шаманов, которые могут перемещаться по разным сферам в меру своих сил и способностей, встречаться и вступать во взаимоотношения с любыми сущностями.

Миры, несмотря на разнополярность, всегда взаимосвязаны. Их не мыслят строго раздельными и независимыми друг от друга. Они могут существовать только вместе и в строгом взаимодополнении, компенсирующем оппозиционность. Противоположности действуют совместно, гармонизируя и уравновешивая мир. Даже противоположные качества богов и духов (и, естественно, самого человека) не абсолютны: добро (верхний мир) может принести зло и, наоборот, зло (нижний мир) может следовать велению добра. Именно для этого в середине Вселенной всегда находится нечто, вокруг чего она строится. Это так называемая мировая ось – основа, на которую нанизаны все части мира: то же самое мировое дерево или мировая гора. Она соединяет их, но не дает смешиваться, удерживает мир в равновесии и порядке. На этих основаниях строятся два важнейших закона, определяющих взаимодействие элементов картины мира и обеспечивающих порядок поведения в нем, – закон взаимосвязанности противоположностей и закон равновесия.

В структуре мира центр практически и есть человек (социум), отсчет всегда идет не от какого-то определенного места, а именно от расположения поселения, стойбища или одного-единственного человека. Социум включен в мир, но именно в качестве центра, он сам является своеобразным отражением законов этого мира (его картины), социум – малая копия большого мира – всегда расположен в центре, а Вселенная строится по его подобию вокруг. Все, что происходит, непосредственно связано с ним, делается для или против него. Изменения в социуме отражаются в картине мира, человек в определенном смысле является мировой осью, вынужденной постоянно поддерживать порядок в мире через систему ритуально-обрядовых практик и всей своей жизнью. Социоцентризм – основа любого мифологического космоса в шаманизме, в отличие от многих других религиозных систем, точно фиксирован привязками осей мира к человеку. Своеобразным символом мирового дерева служат столбы – коновязи у тюрков и монголов, шаманские столбы и родовые деревья у народов Приамурья, шаманские деревья у эвенков. Это зримые воплощения мировой оси, которые несут мифологическую и ритуальную нагрузку.

За гранью человеческого, божественного, стихийного и животного в любой шаманской картине мира есть представления о самой фигуре шамана как о совершенно особой сущности. У каждого народа есть свои шаманские мифы: о происхождении шамана и его принадлежностей, о шаманских душах, о предках-шаманах, о его возможностях и путешествиях. Кстати, его место во Вселенной – практически всегда у мирового дерева (у корней, на ветках, в дупле ствола). Это тоже символ его возможностей для путешествий вдоль мировой оси. Специфически шаманский элемент картины мира – представления о границе миров и о шамане – существе, ее оберегающем и преодолевающем. Казалось бы, в самих мифах нет никакого обозначения границ, но они всегда имеются в виду. Мир проницаем, но в то же время его компоненты четко отделены друг от друга. Переход между мирами всегда предполагает пересечение некой границы. Здесь необходим обряд или посредник. Место шамана в космическом строении, санкционированное всей картиной мира, именно граница. Рожденный человеком, но избранный духами, шаман проходит ряд трансформаций и становится не человеком, а некой иной, сверхчеловеческой сущностью. В то же время сам он не бог и не дух. Он как бы между ними, он маргинал, имеющий возможность не только жить на границе, но и свободно пересекать ее и осуществлять все пограничные функции. Именно включенность в шаманскую картину мира представлений о границе и ее обитателе – шамане радикально отличает ее от любой другой.

Шаманская картина мира достаточно сложна и к тому же сильно варьирует в зависимости от того, к какому этносу принадлежит, поскольку она является фактически этнической картиной мира. Стоит рассмотреть мировоззрение любого отдельного народа, практикующего шаманизм, и эти характеристики наполнятся реалиями мифологических представлений. Картины мира каждого этноса, где распространен шаманизм, соответствуют этим характеристикам, хотя в частностях может быть довольно много расхождений.

Шаманский обряд

Мистерия

Все, кто видел большой шаманский обряд – камлание, пишут, что это целое представление, в котором шаман и главное действующее лицо – исполнитель, и режиссер, который представляет крайне загадочное, красочное, театрализованное, немного опасное и чрезвычайно увлекательное для стороннего наблюдателя действо. Я много об этом читал и, когда меня впервые пригласили на такой обряд, ожидал увидеть захватывающее костюмированное мистическое зрелище. Обряд оказался вовсе не таким.

Все началось очень просто. Из подъехавшего уазика вышел невысокий крепкий человек в темном пиджаке и светлой рубашке, поздоровался за руку с ожидавшими у дороги мужчинами, коротко поговорил с ними и вернулся к машине. Водитель открыл багажник, вытащил из него отчаянно блеющего черного барана с белым пятном на лбу и понес его на руках к ручью, на берегу которого собрались участники обряда. Мужчины последовали за ним, и на небольшой каменистой площадке сразу началась какая-то кипучая деятельность, в которой участвовали только мужчины. Женщины и дети остались сидеть на камнях поодаль, спокойно общаясь и совершенно не обращая внимания на то, что делают мужчины. Я тоже перестал за ними наблюдать (как потом оказалось, напрасно, ибо именно они уже начали обряд), меня больше интересовал шаман. Какое-то время его не было видно, а потом он вышел из-за машины в длинном красном халате с развевающимися от плеч лентами. На груди ярко блестело под солнцем большое бронзовое зеркало и еще какие-то мелкие металлические предметы. На ногах были высокие кожаные монгольские сапоги с загнутыми вверх носами. Шаманскую шапку с длинными орлиными перьями и бубен в специальном круглом чехле он нес в руках. Шапка, сапоги и чехол были тоже красными. На фоне жухлой осенней травы и ярко-зеленой прибрежной растительности он выглядел очень экзотически и создавал впечатление какой-то нездешности, но, как ни странно, театральности и нарочитости в этом не было. Шаман быстро приблизился к мужчинам. Они, оказывается, уже сложили большой костер и окружили его большими камнями. Шаман дал несколько указаний, сопровождая их энергичной жестикуляцией, проверил, правильно ли собраны дрова в костре, и начал раскладывать на коврике какие-то предметы, которые доставал из сумки, поданной водителем. Я пересел поближе и увидел на нем орлиную лапу, перевязанную лентами, большой шаманский биметаллический нож, несколько антропоморфных фигурок, пару веток сухого можжевельника, большую бронзовую курильницу, разноцветные мешочки, стянутые у горла тесемками, коробок спичек. Убедившись, что все предметы лежат ровно, он вытащил из чехла красный бубен, положил его рукояткой вверх, рядом уложил колотушку. Обернувшись, он вновь выкрикнул короткую команду и, насыпав из мешочка какой-то порошок в курильницу, опустил в нее горящую спичку. В это время один из присутствующих зажег костер. Шаман поднялся с колен, взял в руки курильницу и стал водить ею вокруг головы, рук, ног, что-то тихонько напевая или проговаривая речитативом. Это заняло довольно много времени, но шаман не спешил. Он перестал быть тем энергичным мужчиной, который распоряжался у костра, казалось, он весь ушел в себя, сосредоточившись на окуривании. Мне было понятно, что он проводит очищение, что уже начался настоящий обряд. Он окурил также колотушку, после чего продел в петлю кисть и позволил ей болтаться на запястье, потом окурил бубен. Поставив курильницу у разгоревшегося костра, он вновь обратился к присутствующим. Вперед вышла пожилая женщина с чашкой в левой руке и ложкой-девятиглазкой[11]11
  Специальная деревянная ложка с девятью отверстиями-емкостями, которую тюркоязычные народы используют для ритуального подношения белой молочной пищи духам девяти небесных сфер.


[Закрыть] в другой и принялась брызгать молоко «на девять небес».

Шаман повернулся к костру и начал тихонько бить в бубен, напевая. Не прерывая песни, он двигался вокруг огня. Ритм его бубна менялся, то ускоряясь, то замедляясь, мелодия становилась то громче, то тише, иногда совсем замирала и начиналась снова. При этом шаги его были ровными и медленными, казалось, они никак не связаны с музыкой и пением. Иногда он поднимал глаза к небу, иногда надолго останавливался в одной позе, продолжая колотить в бубен, сосредоточенно глядя в одну сторону, как будто ожидал там кого-то увидеть. Его действия были довольно монотонными, смотреть было особенно нечего, и я начал наблюдать за собравшимися. Они сидели на камнях или прямо на земле, расположившись небольшим полукругом. Некоторые, особенно люди старшего поколения, следили за движениями шамана, другие иногда переговаривались, смотрели по сторонам или просто в огонь. Никакой особой торжественности, которая должна сопровождать религиозный ритуал, я не заметил. Кроме одного: все вели себя тихо и осторожно. При этом несколько мужчин, включая водителя уазика, находились в отдалении от основной площадки и что-то делали, склонившись к земле. Потом я понял, что они разделывали жертвенное животное и вязали косички кровяной колбасы.

Шаман закончил пение, резко оборвав низкую ноту. Снял шапку с перьями, отошел от огня и присел на приготовленную кем-то кошму, поставил бубен рядом на ребро, уперев в колено, снял шапку. Устало вытер пот. Все оживились. Ему принесли воды, подошли старшие мужчины, о чем-то поговорили… Затем шаман отдыхал, иногда переговариваясь с присутствующими. Через несколько минут он поднялся, что-то крикнул. Мужчины уложили в прогоревший костер новую порцию дров, двое из них принесли тушу жертвенного барана и осторожно уложили в костер. Шаман вновь встал очень прямо, держа бубен перед собой, глубоко вздохнул и затянул одну очень низкую горловую ноту, ударил в бубен и опять неспешно двинулся вокруг костра. Он снова пел и бил в бубен, иногда встряхивая плечами, чтобы колокольчики, пришитые к плечам, звенели. На этот раз его пение было долгим, но менее разнообразным. Отдельные музыкальные фрагменты он повторял по несколько раз. Я знал, что сейчас он просит собравшихся духов о помощи. Сидящая рядом со мной женщина подтвердила это. Шаман пел около 20 минут, потом опять прервался и сел отдохнуть. Ему вновь принесли воды и предложили сладкие лепешки, но он отказался. Во время этого перерыва вокруг шамана собрались мужчины, которые неторопливо обсуждали с ним какие-то новости и говорили на совершенно отвлеченные темы.

Наконец он поднялся с земли и снова начал бить в бубен и напевать. На этот раз его движения были более энергичными, он часто кланялся практически до земли, надолго замирал, глядя куда-то поверх голов собравшихся. Пение тоже было более разнообразным. Звук и движение замерли внезапно, шаман остановился, глядя в костер. Он долго стоял, всматриваясь, потом осторожно положил бубен на землю. Снял с шеи небольшие медные тарелочки и ударил в них, вслушиваясь в чистый, протяжный звук. Повернулся и громко объявил всем собравшимся, что духи благосклонно приняли жертву и все запрошенное исполнится.

Он опять сел отдохнуть, а все присутствующие оживленно заговорили и задвигались. Мужчины вытащили из костра и унесли остатки жертвенного животного, кто-то поправил угли в костре, на них поставили большой чан с водой, в которой должна была вариться кровяная колбаса. Я увидел, что в одной группе появилась бутылка араки, которую разливали в пиалы. Мне показалось, что обряд закончен, но люди не расходились. Все занимались своими делами, но продолжали следить за шаманом. Наконец он поднялся. Произнес небольшую речь, а потом пошел обходить сидящих людей. Те, к кому он подходил, молитвенно складывали руки перед грудью и склоняли голову. Шаман проводил вокруг голов колотушкой и говорил несколько слов, иногда останавливаясь надолго, что-то терпеливо объясняя или отвечая на вопросы. Когда дошла очередь до меня, он произнес благопожелание по-русски и очень серьезно сказал, чего мне нельзя делать в ближайший вечер или ночь. Эта последняя часть обряда заняла достаточно много времени. Вода в чане успела закипеть, колбаса сварилась, ее выложили в большое деревянное блюдо. Сам чан куда-то унесли. Наконец шаман завершил свой обход. Я заметил, что последним, к кому он подошел, был хозяин фермы, главный человек в семье, тот, кто заказал обряд. Шаман вполголоса что-то сказал ему, после чего снял шаманскую шапку и громко объявил, что обряд закончен.

В тот день я был несколько разочарован и только много позже понял, что это был настоящий, проведенный по всем правилам большой обряд, который, подобно хорошо поставленному шоу, состоял из обязательных частей и элементов.

Любой обряд начинается с подготовки. Прежде всего выбирается время и место. В зависимости от цели камлания это может быть открытое пространство или жилище, день, вечер или ночь, но в любом случае эти параметры заранее определяются шаманом. Большое камлание на открытом воздухе проводится чаще всего днем или утром, оно предназначено для большого количества людей и, как правило, связано с календарными или общими социальными (чаще всего родовыми) праздниками или другими событиями. Место специально обустраивается, в этом принимают участие сами присутствующие. Обычно создается определенный центр, вокруг которого будет проходить обряд. Чаще всего это костер (огонь – очаг – тепло – свет – защита и поддержка социума, он же обычно является проводником жертвенной пищи), иногда возводятся дополнительные ритуальные конструкции. Камлание в жилище чаще проводится в темное время суток, естественным центром становится очаг, для шамана освобождается почетное место у очага, которое специально обустраивают, например покрывают ковром или шкурой. Шаман раскладывает свои инструменты и необходимые для обряда принадлежности. Часто при подготовке к обряду приносятся жертвоприношения, которые делает не шаман, а кто-то из общины. Это могут быть любые подарки – просто ленточки или специальная одежда для духов, а кто-то приносит посуду с едой для «кормления» очага, возможно, других духов. Например, перед обрядом тувинского шамана старшая из присутствующих женщин брызгает молоко «на девять небес». Зрители-участники устраиваются вокруг шамана таким образом, чтобы было удобно наблюдать.

Второй этап подготовительных работ – перевоплощение шамана. Шаман начинает готовить себя с того, что снимает повседневную одежду и надевает специальную обрядовую, иногда он облачается в обрядовый костюм поверх обычного или просто добавляет к нему ритуальные элементы. У большого шамана это довольно длительная процедура, требующая специальных помощников, она может сопровождаться также ритуальным очищением себя и приготовленных для камлания одежды и атрибутов. Так, в Южной Сибири шаманы окуривают (очищают) себя дымом можжевельника, в Западной Сибири для этого используют богородскую траву. Тем временем шаман общается с присутствующими, дает отдельные указания, иногда расспрашивает или поясняет, что будет происходить. Все воспринимают это как подготовку к таинству, но на самом деле таинство уже началось. Простые и понятные действия шамана успокаивают и готовят публику, создавая у нее предчувствие предстоящего обряда и незаметно втягивая в сферу сакрального. Созданное специальными действиями место и особое время помогают шаману в этом. В помещении шаман иногда окуривает присутствующих дымом слабо наркотических растений, что также способствует их погружению в сакральную атмосферу. Переоблачившись, шаман вынимает ритуальные инструменты и аксессуары. Берет их в руки или раскладывает рядом с собой (он может греть бубен над костром, настраивать струнный инструмент, пробовать звучание варгана, зажечь курильницу или приводить в порядок другие атрибуты). В какое-то время он завершает предварительную часть обряда. Перевоплощение произошло.