Электронная библиотека » Андрей Шарый » » онлайн чтение - страница 11


  • Текст добавлен: 17 апреля 2022, 19:37


Автор книги: Андрей Шарый


Жанр: Исторические приключения, Приключения


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 11 (всего у книги 33 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Шрифт:
- 100% +

В моравских городах, вот так по личным ощущениям, обычно более солнечно и всегда хоть ненамного теплее, чем в Праге. Это край аккуратных виноградников и цветущих садов, а не плантаций буйного хмеля или сосново-еловых лесов. Это называется Центральная Европа: еще не совсем как у Средиземного моря, но уже вовсе не похоже на Балтику, говоря короче, средняя полоса. И когда утром в понедельник кто-то из знакомых рассказывает, как в выходные ездил к родственникам na Moravu, ясно представляешь себе, чем он там занимался: да тем же, чем и ты сам, когда в приятной компании осваивал «винный маршрут» в окрестностях Микулова.

Поэта Яна Скацела, диссидента и правдоискателя, в советское время не переводили на русский, он с трудом публиковался и у себя на родине. Поэтому еще один вещий пассаж из его стихов мне пришлось переложить на русский самостоятельно: «Моравия-земля достойна удивленья, / Поскольку нам неясно, есть она иль нет». Фрагменты разных философических строф Скацела, общим числом за 20, высечены на металлических подножиях двух круглых фонтанов на центральной брненской площади (это, как и «черный снаряд», результат недавней «ревитализации» города), все сплошь грустные и поучительные мысли о сущем: о высохшем колодце, о «последней жажде жизни», о павших на розовые лепестки каплях дождя и о других дождевых каплях, на стекле, которые кажутся жемчужинами, и о слоновьей слезе с озеро величиной… Но все равно трава вырастает на лугу после ливня, а я «…объяснюсь с тобой словами, взятыми у рыбы взаймы», «пока солнце, усевшись на детские санки, ныряет под воду».

Брно, как и все другие приличные столицы, заботится о своих симпатичных мифах: современные, вроде тех, что замешаны на поэтической философии Скацела, рождает то самое переустройство городской среды под острые моды XXI столетия, а древние легенды и так уже сами собой закреплены в коллективной памяти, их нужно только поддерживать. Поэтому у входа в Старую ратушу к потолку подвешено чучело крокодила (старомодно названного драконом), якобы подаренного 400 лет назад императору Матиасу II льстивыми османскими послами. Рядом красуется деревянное тележное колесо, примерно такое же, которое колесник Георг Бирк в 1635 году, отспорив целых 12 толаров, докатил из Леднице до Брюнна (54 километра) за один день, от рассвета до заката.

Средневековые подвалы торговцев под прекрасной Капустной площадью (в 1988 году, в дни моего брненского дебюта, она по законам красной топонимики еще звалась площадью 25 февраля в честь коммунистического переворота) соединены в хитрый музейный лабиринт. Выбираешься наружу – и упираешься взглядом в избыточный даже по меркам барочной архитектуры фонтан со статуями Геркулеса и его бессильных противников, Европы (аллегория Священной Римской империи), а также женскими фигурами древних царств Греции, Персии и Вавилонии. Чертовски богато! Фонтан при этом самым парадоксальным образом называется «Парнас», поскольку, как утверждают, у местной общественности в свое время сложилось ошибочное, но устойчивое мнение насчет того, что аллегории царств на самом деле изображают муз. А вот в проеме собора Святого Иакова обнаруживается иного толка каменная фигурка, «неприличного мужичка» с голой задницей, выставленной на собор Святых Петра и Павла, – это, понятным языком выражаясь, народный троллинг: шпиль башни Иаковского храма на восемь метров выше Петропавловского. Обида-то понятна: собор Петра и Павла возведен на утесе Петров, на обе его маковки отовсюду глядишь совершенно снизу, с грешной земли в поднебесье, силуэт храма выбит на аверсе десятикроновой монеты. Так и сказано в цитате из Евангелия от Матфея над главным порталом храма: «Придите ко Мне, все труждающиеся и обремененные, и Я успокою вас».

Необходимость постоянного измерения времени рождает соблазн его обогнать. В Брно в этом смысле предпринята отважная футуристическая попытка: здесь установлен светящийся фонтан в виде водного занавеса, показывающего точное время. На стену из мокрой пыли проецируются цифры электронных часов, данные о температуре воздуха, а также прогноз погоды на завтра, даже с фазами солнца и луны. В принципе, на такой чудесный полупрозрачный экран можно проецировать все что угодно, от цветных узоров до рекламных слоганов и газетных передовиц, это как доска объявлений, но все-таки первым делом часы, минуты и секунды, здравствуй, будущее! История занимательной игрушки такова: за право устроить в центре города подземные гаражи частный инвестор заплатил обязанностью найти урбанистическое решение пришедшей в упадок территории между Моравской площадью и парком «Сады Освобождения» (в 1940–1950-е годы «Сады Сталина»). Помог инженер и архитектор Ярослав Черны, это ему пришло в голову напустить в стальную раму густые водяные брызги из 1023 микротрубок, импульсами которых управляет компьютерная программа.

Здесь теперь любимое место встреч брненской неформальной молодежи – днем скейтеров и роллеров, а поздними вечерами гопников и торчков, с которыми с переменным успехом воюют полицейские и общественность. Если встать спиной к воздвигнутому сразу после войны неподалеку от разрушенного Немецкого дома памятнику красноармейцу (с высокого постамента убраны цитата из товарища Сталина и советский герб), сквозь водяную стену фонтана просматривается фасад модернистского здания главного моравского театра, имени Леоша Яначека.

Яначек – третий по рангу в стране (после Бедржиха Сметаны и Антонина Дворжака) автор национальной музыкальной классики, замечательный тем, что «глубоко усвоил песенные и танцевальные моравские традиции». Усваивал он и влияния других культур: этот известный русофил адаптировал для оперной сцены «Грозу» Александра Островского, «Записки из мертвого дома» Федора Достоевского и «Живой труп» Льва Толстого, сочинил струнный квартет № 1 по мотивам его же повести «Крейцерова соната» и оркестровую рапсодию «Тарас Бульба» по Гоголю. Специалисты говорят, что музыкально-сценический почерк Яначека сформировался под влиянием творчества Модеста Мусоргского, но в Брно своего главного композитора почитают в основном не за это. Яначек создал первую «национально ориентированную» оперу «Енуфа» («Втайне от всех Енуфа ждет ребенка от Штевы. Только брак со Штевой может спасти ее от позора»), бесчисленное количество «Лашских танцев», «Ганацких танцев», «Моравских народных танцев» и прочих «Весенних песен», а также кантату «Глаголическая месса» для исполнения на старославянском языке.

Судя по фотографиям конца XIX века, в молодости Леош Яначек был хорош собой, но авторы памятника этому композитору выбрали иной образ: чудаковатый старик в пальто откинул руку так, словно внимательно слушает музыку, пробуя ее на ощупь трепетными пальцами. С нужным пиететом к памяти Яначека относится еще один культовый персонаж крепких моравских корней: Милан Кундера посвятил своему любимому композитору венок из трех элегантных текстов, собранных под одну обложку. По обыкновению, и в этой тонкой книжке Кундера воюет: против оценок Яначека как «всего лишь любопытного композитора из какого-то экзотического уголка Европы» в пользу его признания творцом современной культуры, в одном ряду с Флобером и Хемингуэем. Тут вот что нужно понимать: до того как эмигрировать из Праги в Ренн, Кундера уехал из родного Брно покорять Прагу. Его отец, известный в Чехословакии музыковед, был учеником Яначека, и в юности Кундера серьезно осваивал клавир. Это отразилось на его литературном творчестве, в котором сильны межпредметные связи. Целые главы романа «Шутка», например, посвящены моравскому музыкальному фольклору.

В Брно не заскучают любители религиозно-потустороннего туризма. В крипте собора Святого Иакова расположен один из самых больших в Европе оссуариев, в этой костнице покоятся останки почти 50 тысяч человек: под землю перенесли когда-то окрестное кладбище, потом о нем надолго забыли, но вот обнаружили при реставрационных работах и быстренько превратили в морбидный склад. Каждый спускающийся в это царство мертвых эффективно прочистит себе голову от будничных хлопот: встреча с вечностью напоминает о бренности бытия. Аккуратно сложенные в пирамиды и штабеля черепа тускло мерцают в свете неоновых ламп; что ждет нас впереди, в бесконечности будущего?

По силе художественного воздействия эта крипта, пожалуй, уступит другому известному костехранилищу, оссуарию в районе среднечешского города Кутна-Гора под названием Седлец, где в начале XII века был основан монастырь цистерцианского ордена. Интерьер седлецкого храма Всех святых целиком и с большой изобретательностью выполнен из человеческих останков, для оформления этой церкви использовали 40 тысяч отбеленных хлорной известью скелетов. Да-а-а, впечатляет мощный канделябр, собранный из всех костей людского тела (у каждого из нас их 206 или 208), впечатляет фамильный герб княжеского рода Шварценбергов из берцовых и тазовых, впечатляет доверху наполненная детскими черепами чаша, смонтированная из лопаток и ключиц, впечатляют развешанные под мрачными сводами морбидные гирлянды. В 1870 году остроумные князья Ш. наняли местного резчика по дереву Франтишека (Франца) Ринта, чтобы он привел в порядок груды скопившихся в храме и переполнивших местное кладбище останков. Ринт старательно их упорядочил, в том числе сложив во всех четырех храмовых приделах пятиметровые колоколообразные смертельные пирамиды, а в завершение работы расписался на стене мелкими косточками, грудными позвонками и фалангами.


В храме Всех Святых в Кутна-Горе хранятся останки почти 40 тысяч человек


Для оформления крипты храма Франтишек Ринт использовал все без исключения кости человеческого организма


Устройство открытых захоронений – известная забава суеверных и богобоязненных. Мне доводилось бывать в катакомбах Киево-Печерской лавры и в подземелье монастыря капуцинов в Палермо, рассматривать собрание празднично наряженных мумий в доминиканской церкви городка Вац в Венгрии, да и в очереди в мавзолей В.И. Ленина постоять, даром что там хранится только один экспонат. Эти артефакты собраны с единственной целью, они назначены выяснять отношения жизни со смертью, которые нас пугают, но для людей прежних веков выстраивались понятнее и привычнее. В контексте этой книги замечу вот что: понятие времени – хоть чешского, хоть моравского, хоть какого всемирного – в таких местах отсутствует, потому что время приобретает здесь свойство не иметь никакого значения.

В Брно в этом можно убедиться даже дважды, поскольку в центре города есть еще одно подземное кладбище, в церкви Воздвижения Креста Господня при монастыре капуцинов. Храм, как и все прочее у ордена меньших братьев, построен в аскетичном «стиле простоты», с бледной мозаикой, на которой изображен проповедующий птицам святой Франциск. Но захоронение в крипте не для простых смертных, а виповское, здесь мумифицировали исключительно тела монахов и покровителей братства. Среди двух сотен праведников нашлось место для одного грешника – барона Франца фон дер Тренка, офицера российской и австрийской императорских армий, бретера и авантюриста, окончившего жизнь под арестом в брюннской крепости Шпильберк. Этот барон, сын прусского офицера, известен тем, что дрался на дуэли 102 раза, за служебные проступки, жульничество и жестокость к солдатам дважды был приговорен к смерти, но оба раза его помиловали. В 1740-е годы фон Тренк получил от императрицы Марии Терезии разрешение экипировать за свой счет иррегулярный пехотный корпус (пандурский полк), который сам же и возглавил. Пандуры успешно участвовали в разных европейских войнах, действовали в летучей партизанской манере, а командир подавал им пример: никогда не отступал, никого не жалел, получил в боях и драках 14 ранений. Я про фон Тренка узнал давно, еще когда в 1990-е годы жил в Загребе: барон, имевший поместья к югу от Дуная, в Славонии, слывет хорватским культурным героем, примерно как поручик Ржевский в России. В Чехии этот Франц фон известен меньше, виньяк «Барон Тренк» в бутылках с пробкой в форме головного убора пандуров в Брно не купишь, а ведь именно здесь этот рубака и забияка провел три своих последних сумрачных года, коротая их за сочинением мемуаров, игрой на скрипке и молитвами о прощении в храме Воздвижения Креста Господня.

Шпильберк, в каземате которого томился прусско-австрийский полковник, свою золотую юность прожил во времена маркграфов из рода Люксембургов, именно из этой крепости они руководили Моравией. Но куда более широко Шпильберк прославился как место заточения политических заключенных – прославился так, что удостоился эпитета «тюрьма народов» (völkerkerker), который в отечественной публицистике ошибочно применяют в отношении царской России. В Шпильберке кроме лояльного идее монархии и потому пользовавшегося льготным режимом фон Тренка содержали французских революционеров, «венгерских якобинцев», карбонариев и активистов «Молодой Италии», участников антиавстрийского восстания в Кракове и других бунтовщиков против власти Габсбургов. Все они вынуждены были выполнять в заключении «общественные работы», например щипать корпию – нитки из ветхого полотна, использовавшиеся в старину вместо ваты, или вязать чулки.

Подробности тюремного быта Шпильберка описал в модной в свое время тираноборческой книге «Мои темницы» (1832) писатель-итальянец Сильвио Пеллико, просидевший под императорским засовом восемь лет. Теперь брненская крепость сохранила разве что толику тюремной мрачности. Она окружена прекрасным парком, дорожки присыпаны гравием, а в ветвях могучих дубов и кленов щебечут все те же беззаботные моравские воробьи, прилетевшие с площади Свободы. Из-под бастионов открывается прекрасный вид на самое высокое здание Чехии (Брно в кои-то веки смог перещеголять Прагу) – бело-оранжевый 111-метровый небоскреб AZ Tower.

Суперэлитный жилой объект Брно расположен не в сердце города, а в северном холмистом районе Черна-Поле. Просторную виллу для текстильного фабриканта Фрица Тугендхата и его супруги Греты знаменитый немецкий архитектор, лидер «интернационального стиля» Людвиг Мис ван дер Роэ построил в самом конце 1920-х годов. Проект, который в качестве экстравагантного свадебного подарка финансировал отец Греты Альфред Лёв-Беер, еще более успешный текстильный фабрикант, обошелся в 5 миллионов чехословацких крон, за такие деньги можно было в то время приобрести 30 семейных домов.

Вилла Тугендхата считается выдающимся образцом функционализма, здесь все соответствует требованиям прагматичного разума и идеально приспособлено для бытовых потребностей. Автор проекта, например, не считал функциональными произведения искусства, поэтому не развешивал по стенам картины, а обошелся в интерьере материалами с природной текстурой, в основном камнем натуральных сортов и ценными породами дерева вроде макасарского эбена. Вилла построена на уклоне холма, со стороны улицы выглядит одноэтажной плоской коробкой, но вообще-то спроектирована на трех уровнях, разделенных на несколько зон. Обращенная на юго-запад стена гостиной, главного свободного пространства, выполнена из полированного минерала арагонита. Этот благородный камень перламутрового отблеска словно впитывает солнечный свет и потому меняет оттенки в лучах заката. Освобожденные от бетонной нагрузки стеклянные стены (архитектор использовал для здания стальной каркас) автоматически убирались, и интерьер становился продолжением паркового ландшафта. Специально для виллы ван дер Роэ спроектировал коллекцию мебели «Брно».

Могу засвидетельствовать: это чудесное здание, и каждая проведенная в нем минута просто обязана казаться прекрасной. Но XX век рассудил иначе: счастье Тугендхатов – молодых, богатых, красивых, успешных – не продлилось и десятилетия. Владельцы виллы были евреями и в 1938 году, не дожидаясь вторжения нацистов, благоразумно покинули Чехословакию. А вот отец и тесть Лёв-Беер остался охранять нажитое имущество; вскоре его убили. После войны Фриц и Грета не вернулись на родину, их великолепный дом медленно ветшал, народная власть использовала его по разным общественным назначениям. Потом начались постепенные реставрация и возрождение. 26 августа 1992 года именно здесь случился «бархатный развод», политики из Праги и Братиславы подписали чешско-словацкий договор о разделении Чешской и Словацкой Федеративной Республики на самостоятельные Чешскую и Словацкую республики. Теперь вилла – объект из списка Всемирного наследия ЮНЕСКО, а также популярный музей; чтобы полюбоваться на стену из розоватого арагонита, нужно покупать билеты едва ли не за полгода.

Ну и да, я побывал на вилле Тугендхата почти на закате, когда арагонит, обласканный солнцем, чередует теплые оттенки, а утро того же дня провел в обществе мертвецов в катакомбе храма Святого Иакова. Перепад эмоций оказался существенным. Я вышел из знаменитого высокофункционального дома, уселся на травку на склоне холма и, глядя в пронизанную летними лучами прозрачную даль, принялся размышлять о том, как логично и причудливо устроены жизнь и смерть, как рождаются и умирают люди и здания, по каким законам появляются и исчезают целые города и страны. Еще я думал о том, каким беспощадным бывает время. И иногда – каким милостивым.


07:27
Солнце империи
Славков-у-Брна
Austerlitz

 
За мной, изъеденные бессонницей!
Выше!
В костер лица!
Здравствуй,
мое предсмертное солнце,
солнце Аустерлица!
 
Владимир Маяковский. Я и Наполеон (1915)

Часы в ресторане Nika Atrium, Йиглава


Географы рассчитали, что 2 декабря солнце над городом Славков-у-Брна восходит в 7 часов 27 минут, светает здесь в 06.45. Так бывает из года в год, из века в век, из тысячелетия в тысячелетие – солнце, как положено ему природой, поднимается над мрачноватой и уже обычно промерзшей к концу осени холмистой, с пятнами голых перелесков равниной, рассеченной мелкими речушками и быстрыми ручьями. В 7 часов 27 минут в тишайшем Славкове-у-Брна никогда ничего не происходит, но одно местное 2 декабря, 1805 года, прочно вошло в европейскую историю. В этот день, стоя на пригорке, известном сейчас как Журань, или гарцуя на пегом арабском жеребце, или сидя на походном стуле и положив вытянутую ногу на полковой барабан, как мы видели на картинках, император французов, король Италии, медиатор Швейцарской конфедерации 36-летний Наполеон I Бонапарт приказал начать сражение, убедительная победа в котором возвысила его до зенита всемирной полководческой славы. Ближе к восьми часам утра сквозь плотный туман над равниной блеснуло кроваво-красное светило, и вскоре в неверном сиянии его лучей Бонапарт увидел, как русско-австрийские колонны генерал-лейтенанта Михаила Милорадовича и фельдмаршал-лейтенанта Иоганна Карла фон Коловрата-Краковского спускаются с Праценских высот, с востока на запад. Наполеон взмахнул зажатой в кулаке белой перчаткой и пообещал генералам и офицерам свиты: «Мы закончим эту войну ударом грома!»

Оборот le soleil d’Austerlitz, «солнце Аустерлица», ввел в употребление Филипп-Поль де Сегюр, в 1805-м офицер свиты и адъютант императора, 25-летний чернокудрый красавец, гусарский капитан, а потом и генерал Великой армии. Сегюр оставил пространные мемуары о наполеоновских войнах, он в красках и подробностях описал, например, Бородинское сражение: «Взошло солнце, и император показал на него своим офицерам и воскликнул: “Вот солнце Аустерлица!” Но это солнце было не на нашей стороне; оно вставало на стороне русских и освещало нас для выстрелов, ослепляя наши глаза». В Моравии тот свинцовый декабрьский блеск возвестил триумф Бонапарта. Благодаря его военному таланту и храбрости его солдат всего за пять часов 85-тысячная армия союзников была разбита, пленена, обращена в бегство. А выплывающее из тумана багровое солнце стало, как сказали бы сейчас, мемом Аустерлица: оно помянуто и А.С. Пушкиным («Померкни, солнце Австерлица! Пылай, великая Москва!»), и Л.Н. Толстым в «Войне и мире», и В.В. Маяковским; оно снято С.Ф. Бондарчуком в пафосной советской киноэпопее, а до него Абелем Гансом в «Битве при Аустерлице» и вообще описано, нарисовано, воспето сотней, если не тысячей горделивых французов.

Аустерлиц, решающее сражение Войны третьей коалиции, исполнен особого значения для трех же стран. Для Франции эта битва важна по понятным причинам, название моравского городка не случайно включено в перечень самых главных побед Наполеона и выбито на мраморе парижской Триумфальной арки. В России, в первую очередь благодаря Льву Николаевичу, Аустерлиц считается прологом к Бородину и его последствиям: там Наполеон Бонапарт перехитрил Михаила Кутузова, а здесь Михаил Кутузов совершил тарутинский маневр. Граф де Сегюр наградил Бонапарта орденом Победного солнца, а граф Толстой отыскал для Аустерлица русский символ – высокое бесконечное небо, опрокинувшись под которым философствует тяжело раненный князь Андрей Болконский, в обычной жизни похожий на никогда не ошибающиеся часы. «Voila une belle mort!» – говорит император французов, узрев молодого вражеского офицера, лежащего на поле брани с брошенным подле древком знамени, уже взятого трофеем каким-нибудь усатым гренадером из Эльзаса. «Вот прекрасная смерть!» Так бывает в жизни и смерти: ищешь Тулон, а обрящешь спокойствие в вечности.

В Чешской Республике к Аустерлицкой битве свое, отдельное отношение. Моравия в декабрьский военный переплет 1805-го попала негаданно-нежданно. Говоря современным языком, Моравия всего лишь предоставила трем императорам площадку для кровавого выяснения отношений. В Вене и Петербурге не рассчитывали на столь быстрое передвижение 75-тысячной армии Наполеона из булонского лагеря к востоку, его полки преодолевали по 30 километров в день, совершая невозможные по тем пешеходным временам марш-броски. Австрийский генерал-фельдмаршал уже был разбит и капитулировал в Ульме; спешивший на помощь «несчастному Маку» Кутузов, по хитрому обыкновению, от большого сражения у берегов Дуная уклонился. Император Франц II вынужденно оставил свою столицу и перевел австрийский двор в Ольмюц, где соединился с русским самодержцем Александром I, жаждавшим славы и победы над лучшим полководцем Европы. Монархи доверили верховное командование опытному генералу от инфантерии Кутузову, в том числе на том основании, что русская армия составляла почти четыре пятых союзнического войска. План генерального сражения разрабатывали хозяева местности, австрийцы. Тщеславный Александр подталкивал своего главного полководца под локоть. Он был почему-то уверен, что «соединение австрийской отчетливости и русской храбрости» сработает.

Наполеон в Вене не задержался и тут же без боя занял Брюнн, в испуге отворивший перед французами врата. Отсюда Бонапарт вместе с офицерами на протяжении десяти дней осуществлял тщательные рекогносцировки окрестностей. Одним из залогов французской победы стало доскональное знание поля боя, хотя годом ранее австрийская армия проводила в окрестностях большие маневры и, по идее, союзники не должны были бы испытывать проблем с ориентированием.

Внутри этой моравской площадки, неправильного четырехугольника со сторонами примерно в 10–12 километров, в основном южнее «королевской дороги» из Вены в Ольмюц, располагались два десятка деревень, населенных преимущественно чешскоязычными крестьянами. Любая армия, своя или неприятельская, оказывалась для них бедствием – солдаты были вечно голодны и охочи до женщин, их беспрестанно мучили холод и жажда. Хоть австрийские, хоть русские, хоть какие военные реквизировали все, что попадалось им под руку, пускали на растопку и колья из плетней, и дровяные сараи, и церковные скамьи, разве что распятия иногда совестились трогать. Квартирьеры и фуражиры не жалели местное население. Оказавшись в Брюнне, Наполеон затребовал для своего войска по 26 коровьих туш ежедневно. Бои угрожали местным жителям случайными смертями и гарантированным разорением, последствия военных кампаний были чреваты голодом и болезнями. Сражение у Аустерлица, из-за дурных санитарных условий и многих тысяч раненых, вызвало эпидемию, которую пригасили только новогодние морозы; тиф-то не разбирал между военными и гражданскими. В этой кровавой битве погибли и были ранены, по разным источникам, 15 или 25 тысяч человек, а померших крестьян никто сосчитать и не подумал.

Чехи, как и представители других народов Австрийской империи, волей либо неволей служили в армии Франца II, высшие офицерские кадры для которой поставляли в основном немцы и венгры. Не все, наверное, полагали счастьем храбро отдать жизнь за своего короля, но именно такая доля досталась при Аустерлице единственному на все Францево войско полководцу чешского происхождения, командиру пехотной бригады генерал-майору Франтишеку Йирчеку, он пал как раз на Праценских высотах. Наполеон тоже потерял в тот день одного из своих высокопоставленных боевых товарищей: русская граната раздробила ногу генералу Жан-Мари Валюберу, он скончался в госпитале.

Собирая материал для книги, я вслед за Наполеоном отправился в подробную поездку. Из Брно выдвинулся на велосипеде и до самого вечера следовал замысловатым 80-километровым маршрутом Подоли – Тварожна – Шлапанице – Кобылнице – Соколнице – Телнице – Жатчаны – Уезд-у-Брна – Гостерадки – Збышов – Понетовице – Йиржиковице – Блажовице – Голубице – Кршеновице, пока, практически без сил, не завершил велопоход в Славкове-у-Брна. В наполеоновские времена тот же путь обозначался по-другому, на немецкий манер (Критшен – Босениц – Шлапаниц – Кобелниц – Соколниц – Теллниц – Затчан – Аугезд – Кляйн-Гостерадек – Збейшов – Пунтовиц – Гиржиковиц – Бласовиц – Голабиц – Крженовиц), потому что все ныне чешское тогда было австрийским. Сегодня окрестности Славкова – исключительно дружелюбный, вполне продвинутый по местным меркам чистенький сельскохозяйственный край, о военном прошлом которого напоминает множество монументов и памятных знаков, главный из которых, всегда печальный Курган мира, Mohyla míru, считается первым из построенных в Европе пацифистских мемориальных комплексов. Подтверждением сему служит выспренная бронзовая цитата из Томаша Масарика на одной из стен мавзолея: «Не мечом, но плугом, не кровью, но работой, не насилием, но миром, не смертью, но жизнью». Легко сказать!..

С велосипедного седла убеждаешься в зрелости оперативно-тактического замысла Наполеона, в день битвы превзошедшего своих противников и в остроте полководческой мысли, и в решительности, и в хитроумии. Русские и австрийцы плохо договорились о совместном командовании, их генералы неуклюже управляли войсками, недооценивая силы и способности противника, их полковники и поручики действовали пусть отважно, но наивно и прямолинейно, так что, если судить по выводам военных историков, поражение союзников явилось закономерным. Как сказано у Толстого, «русские ружья были слишком тяжелы».

Грамотно расставив войска, Наполеон приготовил врагам смертельную ловушку. На высоком холме, у красноголовой часовни Девы Марии Снежной, артиллерийская батарея бригадного генерала Мишеля Мари Клапареда прикрывала построения маршалов Жана Ланна и Иоахима Мюрата, и они смогли сдержать корпус генерал-лейтенанта Петра Багратиона, считавшегося у русских непревзойденным мастером авангардных и арьергардных атак. Полки маршала Луи-Николя Даву на южном фланге отразили сильный удар русско-австрийских сил, пытавшихся, согласно разработанному (и потом признанному всеми на свете неудачным) генерал-майором Францем фон Вейротером плану, обойти противника слева. Солдатам генералов Фридриха (Федора) фон Буксгевдена и Дмитрия Дохтурова, чтобы не попасть в окружение, пришлось форсировать обширные, едва замерзшие Жатчанские пруды, и лед проломился. Главная драма разыгралась в центре боевой линии, где Наполеон искусно создал иллюзию слабости своей обороны. Деревня Праце, через которую русские и австрийцы прорывались к долине Золотого ручья (по-немецки Гольдбах), в результате ожесточенной схватки оказалась полностью сожжена, хотя сейчас, глядя на аккуратные зажиточные хозяйства, такого и не представишь. Заняв Праценские высоты (в учебники и мемуары эта суровая атака вошла как «прыжок льва»), французы бешеными псами вгрызлись фон Буксгевдену в спину и левый бок.

Предположения о разобщенности, взаимном недопонимании и переходившей в спесь горделивости австрийского и русского командования подтверждаются многими источниками, однако битва при Аустерлице являет нам и поучительные примеры интернационального боевого братства. Чудесное спасение корпуса Багратиона, уже, кажется, загнанного в мышеловку тяжелой кавалерией Мюрата и пехотинцами Ланна, оказалось бы невозможным без героизма артиллеристов майора Иоганна Венцеля Фриренбергера, две батареи которого на позициях близ деревни Велешовице (Велшпиц) со смертельной опасностью для себя и до последнего пушечного ядра прикрывали отход русских на Русинов (Неурассниц). Майор получил на грудь Рыцарский крест ордена Марии Терезии (у Багратиона такой, кстати, был в наградной коллекции с 1799 года, за суворовский переход через Альпы). Хотелось бы написать, что после боя русский генерал обнял пропахшего порохом австрийского майора и по-грузински назвал его братом, но не буду приукрашивать действительность. Петра Ивановича, как известно, французская пуля сразила у Бородина, а вот Иоганн Венцель неторопливо дослужился до звания генерал-майора, был удостоен еще и русского ордена святой Анны, увидел победу над Наполеоном и мирно скончался в 1823 году в своей усадьбе в Кромержиже (Кремзире).

Императоры Франц и Александр в бессильной злобе покинули поле боя задолго до его драматического финала, то есть до того, как солнце Аустерлица запало за горизонт (2 декабря это происходит в 15.57, полная тьма накрывает Моравию еще через 33 минуты). Раненный осколком ядра в щеку безутешный Кутузов, а он с самого начала не верил в победу, едва избежал позора плена да еще потерял своего зятя, 23-летнего штабс-капитана Фердинанда (Федора) Тизенгаузена, из остзейских немцев. Некоторые историки литературы считают, что ранение именно этого флигель-адъютанта свиты, со знаменем в руках поднявшего растерявшихся солдат в контратаку, преображено Толстым в знаковую сцену русской belle mort. На Кутузова раздосадованный император несправедливо возложил ответственность за моравское поражение, хотя, вернувшись в Петербург, и наградил своего косого военачальника орденом святого равноапостольного князя Владимира. Несколько лет назад в деревне Кршеновице, где накануне битвы размещался русский штаб, Кутузову поставили спорных, на мой вкус, художественных качеств памятник; ограда одного соседнего палисадника злопамятно выполнена из соединенных цепями железных наполеонов в бикорнах. Утешение для полководца кажется слабым: после Аустерлица стало очевидным, что война проиграна; впервые со времен Петра I русская армия оказалась разбита в генеральном сражении. Александр, однако, капитуляцию не подписал и принялся снова искать союзников против Бонапарта.

Внимание! Это не конец книги.

Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!

Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации