Текст книги "Чешское время. Большая история маленькой страны: от святого Вацлава до Вацлава Гавела"

06:00
Ледяная весна
Прага. Новый город
Praha. Nové Město

А при определенных обстоятельствах равняется В.

В при определенных обстоятельствах равняется C.

C при определенных обстоятельствах равняется D.

<…>

X при определенных обстоятельствах равняется Y.

Y при определенных обстоятельствах равняется Z.

Z при определенных обстоятельствах равняется A.

Вацлав Гавел. Хитрость, сборник Antikódy (1964)

Часы у входа в пивную U Fleků, Прага

11 апреля 1968 года в пражском театре Na zabradli, что на махонькой Аненской (от собора и доминиканского монастыря Святой Анны по близкому соседству) площади, неподалеку от набережной Влтавы, давали премьеру гротеск-комедии «Трудно сосредоточиться». Это была третья или четвертая абсурдистская пьеса, написанная Вацлавом Гавелом. 31-летний драматург к тому времени смог перепрыгнуть через некоторые рогатки социалистического режима, недолюбливавшего семью Гавелов за буржуазное происхождение: получил диплом заочного отделения пражской Академии музыкальных искусств и трудоустроился по приличной театральной специальности, оставив ремесло химика-лаборанта и рабочего сцены. Первую пьесу Гавела в театре Na zabradli поставили в 1963-м, это был антибюрократический спектакль «Праздник в саду».

Читателям либеральных изданий и в пражских творческих кругах Вацлав Гавел был известен как живо критиковавший чехословацкий общественный порядок эссеист, а еще как поэт-экспериментатор, открывавший смыслы в жанре так называемых визуальных («типографических») стихов. Эта его критика не выходила в целом за рамки вольного понимания принципов народной демократии, а литературно-художественное творчество, следовавшее традициям Сэмюэла Беккета и Эжена Ионеско, сейчас кажется даже отчасти наивным. Но полвека назад казалось по-иному. Гавела и в молодости занимало то, что потом, в зрелые годы, он пытался объяснить и чехословацкому, и всему европейскому обществу: свобода человека важнее его благополучия.

Главный герой пьесы «Трудно сосредоточиться», научный работник Эдуард Гумл, в личной жизни разрывается между женой Властой и любовницей Ренатой, которым врет одними и теми же словами, при этом успевает еще и волочиться за секретаршей Бланкой. По долгу службы пан Гумл принимает вполне бессмысленное участие в испытаниях агрегата под названием «Пузук», таинственного устройства в виде гудящего ящика с ручкой для завода внутреннего механизма и разноцветными лампами. Вся эта пьеса, от первой реплики до последней буквы, столь же далеко отстоит от канонов социалистического реализма, сколь разительно поведение научного работника Э. Гумла расходится с нормами коммунистической морали.

Zabradli в переводе с чешского – «перила», от названия еще одной улицы по соседству с театром. Если не говорить о политике и борьбе за демократию, то исторически самое громкое имя театра «На перилах» – не Вацлав Гавел, а Ладислав Фиалка, комик и клоун, мэтр пантомимы, заслуженный и народный артист, чехословацкий Марсель Марсо, ужимки которого никому никогда не повторить. Na zabradli три десятилетия, до кончины Фиалки, включал в себя две труппы, и это неспроста, ведь у пантомимы и драматургии абсурда есть нечто общее. Они одинаково часто помещают героев в дурацкие положения, впрочем, наверное, не чаще, чем ставит нас в гротескные ситуации реальная жизнь. Ну а для Гавела пражский театр превратился в начало всемирной биографии.

За день до смешной театральной премьеры – в среду, 10 апреля, – партийная газета Rudé právo обнародовала утвержденную ЦК компартии Чехословакии Программу действий с обещаниями либерализации общественной жизни, политической реформы, свободы слова и ориентирования народного хозяйства на рынок потребления. Вдохновитель экономической концепции этого документа, вице-премьер правительства Ота Шик говорил прямо: «Нас ожидают пот и слезы», имея в виду необходимость засучивать рукава и работать не покладая рук, но не подозревая, видимо, что пропотеть и расплакаться ЧССР вскоре заставят советские друзья. Идейное содержание в Программу действий вкладывал руководитель исследовательской группы Института государства и права Зденек Млынарж, однокурсник по МГУ и товарищ юности Михаила Горбачева. И Шик, и Млынарж, и их главный босс Александр Дубчек, и другие партийные реформаторы верили тогда в успешный демонтаж сталинской системы. Они были убеждены в том, что «социализм с человеческим лицом» мог существовать в реальности, а не только в статьях журнала «Партийная мысль» или в утробе агрегата «Пузук».

К середине апреля в Праге уже вовсю командует весна. Цветут магнолия и сакура, выхлопные газы смешиваются с ароматами сливы и сирени, солнечные зайчики прыгают на волнах Влтавы, считая себя хозяевами погоды. Спуститься с Аненской площади по улочке На Забрадли к Карлову мосту – дело всего пары минут. Еще проще было выйти к гранитному влтавскому парапету из здания ЦК КПЧ, только пересечь набережную Киевской бригады[26]26
  1-я Чехословацкая отдельная пехотная бригада – воинское соединение, созданное на территории СССР в 1943 году на базе 1-го Чехословацкого отдельного пехотного батальона под командованием Людвика Свободы. Находилась в оперативном подчинении Красной армии. За участие в операции по освобождению Киева награждена орденом Суворова II степени, в 1944 году вошла в состав 1-го Чехословацкого армейского корпуса. Генерал армии Свобода, трижды Герой ЧССР, Герой Советского Союза и Народный герой Югославии, в марте 1968 года был избран президентом Чехословакии. После смерти Свободы (1979) набережная Киевской бригады получила его имя.


[Закрыть]. Теперь в этом занимающем целый квартал каменном дворце предвоенной постройки в районе Нове-Место располагается Министерство транспорта, а прежде у парадного подъезда парковались черные лимузины и топтались парни в серо-синих мундирах. Они день и ночь охраняли спокойствие важных людей в очках и шляпах. В конце 1970-х годов по приказу товарища Густава Гусака, самого важного человека в очках и шляпе, автомобильное движение у партийного фасада опустили под землю, чтобы в кабинетах с высокими потолками стало еще спокойнее. 350-метровый Тешновский тоннель получил в народе название «Гусакова тишина», хотя сейчас об этом помнят только пожилые таксисты.

Пражский Новый город, в котором разворачивались некоторые или даже многие важные события чешского XX века, новый только по названию. Решение о его строительстве Карл IV принял в 1348 году, когда пришел к выводу, что Священной Римской империи нужна постоянная столица. Нове-Место, с широкими по меркам средневековья улицами и просторными площадями (нынешние Карлова и Вацлавская), соединил Старый город и Вышеград. На 3,5 километра оборонительных стен потратили 100 тысяч кубометров кирпича. Через пару столетий защитную систему пришлось перестраивать, поскольку огня артиллерии она не выдерживала. К нашему времени из пяти основательных башен не уцелела ни одна, а от периметра стен сохранился южный участок над парком Фолиманка, разбитом на месте уже давно не существующих виноградников.

Купеческий новоместский район успешно богател внутри своих каменных границ, век за веком, десятилетие за десятилетием становился все более чешским, а потом и все более буржуазным, и этот процесс продолжается до сих пор. Городские стены в основном снесли в 1870-е, по их бывшему восточному обводу, равняясь на Вену, возвели репрезентативные здания индустриально-романтических образцов: Национальный музей, Главный вокзал, Пражскую оперу (прежде Новый немецкий театр). Теперь о мощной задумке Карла IV напоминают Новоместская ратуша, церковные и монастырские здания, но больше всего планировка центральных, вечно переполненных людьми и автомобилями кварталов. Почти все остальное здесь теперь по канонам fin de siècle, чешского национального пробуждения, конструктивизма, рационализма и развитого социализма. В том числе и тоннель в Тешнове, где некогда возвышалась самая северная сторожевая башня Нового города.

Коммунистические бонзы по понятным причинам не жаловали театр Na zabradli; абсурдистские постановки и спектакли пантомимы посещали в основном рафинированные интеллектуалы, любители блюза и джаза да длинноволосые хиппари, до хрипоты и до утра спорившие о свободной любви и текстах Джека Керуака. Дружная пражская политическая весна парадоксальным образом сблизила и изменила их всех. У этой затянувшейся весны обозначены четкие временны́е рамки, не совпадавшие с астрономическим календарем. Оттепель грянула 5 января 1968-го, когда Влтаву у речного острова Штванице, напротив коммунистической штаб-квартиры, еще сковывал лед, когда за окнами зала партийных заседаний крепчал холод, – тут-то Дубчека и избрали первым секретарем ЦК Коммунистической партии Чехословакии. А закончилась Пражская весна сухой и душной ночью с 20 на 21 августа. В эту ночь со вторника на среду в Центральной Европе не спали не только сверчки. Чехословакию в эту ночь оккупировали войска пяти стран Организации Варшавского договора: полмиллиона солдат, 6300 танков, 800 самолетов. В центре Праги советские военные колонны появились на рассвете. Любое сопротивление со стороны Чехословацкой армии, артиллерийские орудия которой в ту пору по понятным причинам были развернуты стволами на запад, показалось ее генералам бессмысленным.

Александр Дубчек – сын коммуниста-плотника из Словакии, проведший детство в советской Средней Азии[27]27
  В 1925 году родители Дубчека Степан и Павлина с двумя маленькими детьми добровольно отправились в Киргизию строить социализм, будучи членами-учредителями образованного в Словакии рабоче-крестьянского кооператива «Интергельпо». Участники этого самоуправляемого общества были очарованы идеей создания международного языка интергельпо («взаимопомощь») на основе эсперанто. В 1925–1932 годах из Чехословакии в Среднюю Азию переехали в общем счете около 400 квалифицированных рабочих и специалистов (вместе с членами семей более 1000 человек). В Пишпеке (с 1926 года Фрунзе, теперь Бишкек) и в окрестностях города они построили, в частности, электростанцию, лесопилку, текстильную фабрику, сахарный и кожевенный заводы, слесарные мастерские, железную дорогу, больницы и школы, резиденцию правительства республики. В 1934 году на долю «Интергельпо» приходилось 20 процентов промышленного производства Киргизской АССР. В 1943 году кооператив был распущен, его руководители репрессированы. Дубчеки в 1933 году переехали в Горький (ныне Нижний Новгород), в 1938 году вернулись в Чехословакию.


[Закрыть] и в Поволжье, участник подпольной антифашистской борьбы. На вершину власти он прошел медленной тропой металлиста и кузнеца, добрав высшего образования в партийных школах Праги и Москвы. Важно понимать: Дубчека с его либеральной репутацией посадили на место консерватора сталинского призыва Антонина Новотного не ангелы небесные, а, огромным усилием, товарищи по борьбе за торжество «подлинного коммунизма». Многим членам ЦК Дубчек при этом казался компромиссным кандидатом: для одних он был слишком пресным, для других переперченным. Кремлю он поначалу понравился, Леонид Ильич даже по-отечески называл прекрасно знавшего русский Дубчека нашим Сашей.

Нового первого секретаря избрали с перевесом всего в один голос, причем очень важным, если не решающим, оказался тогда для реформаторов другой голос – голос улицы. Многие трудящиеся Чехословакии, прежде всего жители крупных городов (как выразились бы сейчас, образованный креативный класс), не хотели прозябать в сумрачном настоящем и бесконечно ждать светлого завтра, но желали немедленного движения к гражданским свободам, заполненных качественными товарами полок магазинов, открытых дискуссий по актуальным темам по смелому телевидению и в интересных газетах, хотели дальних поездок за границу, восхитительных американских, британских, французских кинофильмов, авангардистских выставок, зажигательных музыкальных ритмов. В том, что такая жизнь бывает, многие чехи и словаки убедились на опыте межвоенной Первой республики, а тем, кто этого времени не помнил, о нем подробно рассказали родители.

Но главное вот в чем: атомизированное на кухонные посиделки и дачные выпивки социалистическое общество мечтало избавиться от казарменного единообразия и казенного патриотизма, от всесильной тайной полиции – от угрюмого существования без смысла, удовольствия и цели. Большинство по инерции и давней чешской традиции связывало надежды на перемены к лучшему с левой идеей: после двух десятилетий сталинской диктатуры, вдруг ослабившей хватку, любая другая власть, кроме той, что называла себя рабочей, многим казалась невозможной. И ведь Пражская весна создавала впечатление, что развитие событий подтверждает успех курса реформ. Получив высокое назначение, Дубчек вернулся из Праги в Братиславу и сразу отправился на ледовый стадион, демонстрируя близость к народу. «Дела могут подождать», – иронизировали скептики, но любителям хоккея в хоккейной стране поведение «первого» нравилось. 46-летний Дубчек, не самый яркий в мире оратор и не самый харизматичный на свете политик, обнадеживал.

Разговоры о «демократической модели социализма» стали мантрой Пражской весны. Застрельщицей перемен выступала, естественно, творческая интеллигенция, прежде всего профессиональные работники слова, первыми, на съезде Союза писателей Чехословакии, заявившие о необходимости изменения атмосферы в обществе. С трибуны выступали и Гавел, и Кундера, речи которых звучали куда убедительнее любых докладов любых партийных чиновников. Главный манифест Пражской весны появился 27 июня, ровно через день после отмены цензуры (вступил в силу закон «О периодической печати и других средствах массовой информации»). Под сочиненной журналистом Людвиком Вацуликом прокламацией «Две тысячи слов» с призывом к решительной реформе КПЧ и общества подписались не менее 100 тысяч человек. Манифест ставил окружающей действительности смертельный диагноз: «Парламент разучился обсуждать, правительство – управлять, руководители – руководить. Выборы потеряли смысл, законы – вес. Личная и коллективная честь исчезли. Честностью добиться чего-либо невозможно, о вознаграждении по способностям нечего и говорить. Испортились отношения между людьми, исчезла радость труда, пришли времена, грозящие духовному здоровью и характеру народа».

Полное название ключевого документа Пражской весны звучит так: «Две тысячи слов, обращенных к рабочим, земледельцам, служащим, деятелям искусства и всем прочим». Общественное мнение и «все прочие» подталкивали реформаторов в спины, так болельщики на трибунах гонят к воротам соперника осторожничающую в центре поля команду.

Просматриваю пражские газеты полувековой давности и не могу избавиться от ощущения, что листаю московскую прессу конца 1980-х: советы рабочего управления, пламенная публицистика о «самореализации человека труда», политические дискуссии, молодежные проекты, разговоры о многопартийности и новой роли Церкви. «В первом квартале 1968 года заработная плата в ЧССР выросла на 10 процентов», «Восстановлено движение юнаков (скаутов)», «Открыт клуб бывших политзаключенных», «Основан клуб ангажированных беспартийных»… С дистанции в поколение горбачевская перестройка предстает реабилитацией пражской попытки общественного ренессанса, лозунги «социализма с человеческим лицом» стали для позднего СССР тем же, чем той яркой политической весной они были для Чехословакии. В мемуаре «Холодом веет из Кремля», написанном через десятилетие после поражения, разочарованный Зденек Млынарж, изгнанный из власти и из родной страны, развенчал заблуждения всех на свете партийных романтиков: «Мы оказались в дураках, поскольку опутали собственную глупость идеологией коммунистического реформирования».

Но главная ошибка чехословаков все-таки заключалась не в этом, а в том, что они недооценили жестокость августовских русских морозов. После весны 1945-го советский солдат воспринимался в этой стране только в одной роли – в роли освободителя: «В чешских землях все будет хорошо, если донской казак напоит своего коня водой из Влтавы». Об этой поговорке и о том, что местным жителям судьбой предписано испытывать вечное чувство глубокой благодарности к «старшим братьям», напоминала установленная на пятиметровом постаменте на площади Советских танкистов в районе Смихов тяжелая боевая машина ИС-2 м номер 23. Считалось, что именно танк-23 первым вошел в Прагу рано утром 9 мая 1945-го, но это неправда: следовавшую в голове бронированного дозора к центру города «тридцатьчетверку» гвардии лейтенанта Ивана Гончаренко (номер 24) немцы сожгли двумя выстрелами из САУ в квартале Кларов, неподалеку от моста через Влтаву. Советские генералы распорядились выделить для мемориала, затеянного чехословацкими товарищами, машину посущественнее Т-34. В 1956 году, после антисоциалистического восстания в Венгрии, из пражского танка-памятника на всякий случай вытащили внутренности, чтобы он не смог больше вертеть башней и стрелять.

Вторжение 1968-го, перевернувшее в ЧССР представления о советской военной мощи и дружбе с русскими, принесло новую нумерологию: 1945+23=1968. Стрелки исторических часов двинулись в обратную сторону. В представлении большинства чехов из гения освобождения танк-23 стал знаком оккупации. Поэтому вскоре после «бархатной революции», покончившей и с кремлевским влиянием, и с чехословацким коммунизмом, молодой актуальный художник Давид Черны выкрасил ИС-2 м в розовый цвет. Теперь эта 65-тонная махина стоит в Военно-техническом музее в Лешанах. Так вот и расходится московское и пражское понимание истории: для чехов нет понятия «вечная благодарность», коли братская помощь обернулась оккупацией.

Послевоенная признательность Праги Москве, кстати, получила и вполне материальное измерение: Чехословакия по воле Иосифа Сталина уступила СССР 12 тысяч квадратных километров территории Подкарпатской Руси с полумиллионным населением (теперь Закарпатская область Украины). В 1955 году в Праге торжественно открыли благодарственный памятник товарищу Сталину. Крупнейшую в Европе того времени скульптурную группу весом в 17 тысяч тонн, сложенную из 32 тысяч каменных фрагментов (их свезли из разных краев республики), поставили на Летенской площадке на высоком левом берегу Влтавы, прямо на месте только что построенного и по такому случаю снесенного футбольного стадиона Slavia, в честь десятой годовщины освобождения города Красной армией: «Народ Чехословакии – своему освободителю». За 15-метровой фигурой Сталина, словно выстроившись в очередь, стояли высеченные из гранита представители двух братских народов: советского (рабочий, ученый, колхозница, красноармеец) и чехословацкого (рабочий, крестьянка, новатор, воин). Всего через несколько месяцев после открытия монумента, строительство которого обошлось в 140 миллионов крон, на ХХ съезде КПСС был осужден культ личности Сталина. В 1962 году, накануне празднования 45-летия Великой октябрьской социалистической революции, летенский памятник поэтапно взорвали, вероятно, еще и следуя совету советских друзей. Конструкции цоколя и бетонные подземные помещения сохранились до сих пор, там придумывают то рок-клуб, то радиостанцию, то хипстерское кафе, но вообще-то все постепенно приходит в негодность.

На месте гранитного истукана теперь высится Пражский метроном с 20-метровой стрелой, которую красят то в красный, то в зеленый, то в серебряный, то в жемчужный цвет. Уже три десятилетия метроном, сто́ит его включить, невозмутимо и бесшумно отсчитывает равные промежутки времени: девять секунд налево, потом девять секунд направо, потом снова, снова и снова. Создатели устройства уверены, что кинетическая энергия метронома экстатическим образом соединяет чешские прошлое, настоящее и будущее. Но с практической точки зрения движение этого маятника не имеет никакого смысла, ведь пражская машина времени всего лишь символизирует биение его пульса и неумолимость его бега.

Все без исключения чехи моего поколения, по идее, должны говорить или хотя бы понимать по-русски, потому что на протяжении четырех социалистических десятилетий русский язык важным предметом входил здесь в школьную программу. Ну да, кое-кто действительно говорит, некоторые действительно понимают, но те, кто считает русский языком не освободителей, а оккупантов, иногда не желают на русском объясняться и русский понимать, даже если когда-то учились в школе на отлично. Есть и среди моих чешских знакомых люди, не включившие Россию в свою географическую карту. Театральному режиссеру Яне Свободовой было шесть лет, когда в Прагу вошли советские танки. «Человек, конечно, не помнит, что с ним происходило в таком раннем детстве, – говорит она. – Но я много лет была лишена возможности принимать самостоятельные решения о своем будущем так, как это сегодня делают молодые люди. Моего отца исключили из компартии, и в этот момент передо мной захлопнулись двери свободного выбора. Мы не могли поступить в гимназию, получить высшее образование по своему желанию, не могли сами решить, чем будем заниматься. В моих бумагах было написано, что отец не одобрял приход советской армии». Другой мой знакомый выразился короче: «Никто уже не вернет нам двадцать лет жизни».

В 2018 году Свободова поставила спектакль Rusáci? («Москали?») – современные истории об оказавшихся в Чехии выходцах из России. Концептуально эта пьеса посвящена анализу отношений двух народов друг с другом и их памяти о вторжении-68, накрепко привязавшем ЧССР к СССР, но на самом деле надолго, если не навсегда разобщившем эти страны. Занятые в спектакле молодые русские актеры, как выяснилось, до переезда в Чехию ровным счетом ничего не слышали о том, что случилось здесь в 1968-м. Между прочим, симпатичные, вполне себе думающие ребята из Тулы, Томска и Хабаровска, и вот я беседую с одним из них после спектакля: «Что такое коллективная вина, есть ли у меня это чувство? Нет. Чувство коллективной вины есть, наверное, у многих немцев. Их воспитали таким образом, чтобы они знали о том, как Германия вела себя в пору нацизма. Но в русской культуре чувства покаяния нет…»

О том, как Чехословакия встречала бурную социалистическую весну, о том, каким был тот ледяной танковый август, на своем опыте знают теперь только пенсионеры. Это не значит, что Прага забыла; это значит, что почти ни у кого нет личного ощущения гнева, боли, ненависти. Каких только экскурсий не выдумали теперь для дорогих гостей из Москвы, Екатеринбурга и Казани: «Пражская мистика», «Пивной квест», «Круиз с обедом», «Тайные места Праги». События 1968-го, конечно, туристическими манка́ми не стали: те, кто приезжает, как правило, и слушать о них не хотят; те, кто принимает, обычно о них не говорят.

Избавившись в начале 1960-х от гигантского Сталина, а еще через 30 лет от танка на постаменте, столица Чехии осталась без своих главных монументов советским освободителям. В этом легко при желании проследить и еще одну логику: в дни поднявшегося 5 мая 1945 года Пражского восстания в боях против немецких оккупантов на стороне антифашистов-подпольщиков и вооруженных чем придется горожан приняли решающее участие части коллаборационистской Русской освободительной армии из дивизии генерал-майора Сергея Буняченко. Власовцы надеялись, что город в итоге окажется под контролем наступавших с запада войск США, но просчитались: полки генерала Джорджа Паттона остановились на линии Карловы Вары – Пльзень – Ческе-Будеёвице. Как и красноармейцев чуть позже, пражане встречали бойцов РОА цветами, однако эти букеты получились траурными. И генерал Буняченко, и те его солдаты, которые сумели сдаться американцам, были, как и предусматривало подписанное в Ялте лидерами стран антигитлеровской коалиции соглашение, выданы советским властям.

Передовые отряды Красной армии заняли Прагу, уже покинутую немецкими частями; мне встречались данные о том, что советские потери в почти миллионном городе составили несколько десятков человек. Так что все было не совсем так, как показано в снятом в 1970-е годы эпическом фильме Отакара Вавры «Освобождение Праги», вернее, совсем не так. Это, впрочем, не умаляет величие подвига Красной армии[28]28
  Советская историческая статистика установила численность понесенных Красной армией в 1944–1945 годах в Чехословакии безвозвратных потерь в 139 тысяч человек. Исследования последних десятилетий скорректировали эти данные. Пражский историк Иржи Фидлер, автор нескольких фундаментальных книг об операции по освобождению Чехословакии, приводит такие сведения: около 99 тысяч человек.


[Закрыть]: Пражская наступательная операция, последняя стратегическая кампания Второй мировой войны в Европе, стоила СССР 11 тысяч жизней. Медалью «За освобождение Праги» наградили 400 тысяч человек, но власовцев среди них, конечно, не было; попавших в советский плен казнили или отправили в лагеря как предателей Родины. В окраинном столичном районе Ржепорые, к большому неудовольствию Москвы, установили мемориальную доску и памятный знак в честь павших в боях за освобождение Праги бойцов РОА: игрушечных размеров накрытый каской танк на высоком металлическом шесте.

Главный советский полководец, командующий 1-м Украинским фронтом Иван Конев стал (в довесок к Золотым звездам Героя Советского Союза и Чехословакии) почетным гражданином Праги, а в 1980 году еще и ее памятником. Бронзовый сталинский маршал, в расстегнутой шинели и с букетом металлической сирени в руках, четыре десятилетия приветствовал прохожих с постамента на площади Интербригады. Не всем это советское приветствие нравилось: монумент обливали краской, на площади периодически проводили пикеты протеста, рядом с маршалом установили таблички с надписями, разъяснявшими роль главнокомандующего Объединенными вооруженными силами стран – участниц Варшавского договора И.С. Конева в подавлении венгерского восстания и в завершившемся в 1961 году моментальным строительством Берлинской стены усмирении ГДР. Наконец весной 2020 года монумент демонтировали, предполагается, что скульптура маршала отправится в какой-нибудь музей. Длиннющей улице Конева, а она в двух шагах от нашей Далимиловой, пока не возвращено прежнее название Подебрадская.

Стены пражского Нового города. Вдали – храм Успения Пресвятой Девы Марии и Святого Карла Великого

Есть в Праге еще один монумент победы над нацизмом, он стоит в парке имени Ярослава Врхлицкого: чехословацкий партизан аффектированно заключает в объятия советского офицера-освободителя, тоже с букетом сирени, да еще и целует самым горячим образом прямо в губы. Оригинал памятника «Братство» установлен в городке Ческа-Тршебова, поначалу он стоял на главной площади, потом монумент перенесли к вокзалу. Легенда гласит, что скульптора Яна Покорного вдохновила на создание столь чувственного монумента работа фотографа Карела Людвига «Первое свидание»: тот в мае 1945-го с борта грузовика щелкнул своей внимательной камерой обнявшихся пражского рабочего и советского солдата. Я долго разглядывал эту трогательную фотографию и нашел, что она имеет мало общего с пафосной скульптурной композицией: бытовая городская сценка, очень искренняя, без гомоэротического мотива, под ногами рабочего естественным образом валяется брошенный в порыве признательности велосипед. Привокзальный парк Врхлицкого не самое аккуратное место Праги, один из центральных адресов философского времяпровождения местных бомжей и выпивох в Нове-Месте, они отдыхают у постамента «Братства» и иногда декорируют его периметр пустыми пивными банками.

В 2008 году Пражский дом фотографии организовал выставку со сложным названием «1945. Освобождение… 1968. Оккупация. Советские войска в Чехословакии» и по материалам ее экспозиции выпустил почти 300-страничный альбом-каталог. Получилась в высшей степени убедительная и во всех отношениях весомая книга, в которой собраны работы 80 чешских и словацких фотографов, сотни черно-белых свидетельств всенародной восторженной встречи советской армии – освободительницы и столь же всеобщей ненависти к темной силе советских захватчиков. Фотографировать события на пражских улицах и площадях в августе 1968 года (как и картины взрыва памятника Сталину) было запрещено и потому опасно; отснятые фотопленки тайком вывозили за границы ЧССР иностранные журналисты.

Куратор выставки и моя добрая знакомая фотограф Дана Кындрова заметила точно: если смотреть в исторической перспективе, трагический пражский август обусловлен победным пражским маем, то есть в 1968-м Советы доделали то, на что не решились по разным геополитическим соображениям в 1945-м. Сыновья освободителей пришли в Чехословакию как оккупанты, ведь граффити на стенах пражских домов «Да здравствует храбрый маршал Сталин! Ура!» и «Московской правде не победить!» отдалены друг от друга всего лишь на расстояние одного поколения. Есть в выставочной книжке и изображения Ивана Конева; вот чешская девочка в белом платьице, с пышным бантом, со смущенной улыбкой счастья, благодарит дяденьку русского маршала искренним рукопожатием. Есть тот самый снимок Карела Людвига о первом свидании рабочего и солдата. А вот 1968-й: советский пехотный офицер, высунувшись из люка бронетранспортера, целит из «макарова» в кого-то оставшегося за кадром. У офицера совершенно стальные, безжалостные глаза. Выстрелит?

В 1968 году моему отцу исполнилось 32 года, а мне, сыну капитана Советской армии, командира парашютно-десантного батальона, было всего три. Наша семья жила в военном гарнизоне на узловой железнодорожной станции неподалеку от границы с Китаем, и моему папе был дан приказ не на запад, а в другую сторону́: защищать рубежи социализма в районе амурского острова Даманский. Потом отец поступил в военную академию, и мы переехали в Москву. И вот однажды 7 ноября я увидел его на телеэкране марширующим в парадном строю по Красной площади. В тот день я стал самым счастливым мальчиком на свете: ведь ни у кого не было такого, как у меня, папы, – сильного, храброго и доброго! Когда родители приезжали в Прагу, мы с отцом иногда говорили о том, что я только по некоторой случайности не стал сыном оккупанта.

Памятник Яну Палаху и Яну Зайицу на Вацлавской площади (2000), Прага. Скульптор Барбора Весела

Советское вторжение не оставило Праге после себя фигуративных памятников. В мостовую на площадке возле Национального музея, в изголовье Вацлавской площади, влит изогнутый бронзовый крест, он словно корчится от боли. Здесь 16 января 1969 года совершил самосожжение 20-летний студент философского факультета Карлова университета Ян Палах[29]29
  За четыре месяца до Палаха, протестуя против оккупации Чехословакии, во время праздничных мероприятий на стадионе в Варшаве совершил самосожжение 59-летний польский бухгалтер Рышард Сивец. Властям удалось скрыть информацию об этой трагедии. 25 января 1969 года на Вацлавской площади, вдохновленный примером Палаха, совершил самосожжение 18-летний студент Ян Зайиц. Через три дня он скончался. До конца 1969 года в Чехословакии были совершены еще 24 попытки самосожжения, пять из них со смертельным исходом. Памяти Палаха в Праге посвящены абстрактные композиции «Дом самоубийцы» и «Дом матери самоубийцы» работы американского скульптора Джона Хейдука на набережной, носящей имя художника Миколаша Алеша.


[Закрыть], столь страшным жертвенным образом обозначив свое отношение к русскому присутствию и подавлению властями гражданских свобод. Смерть Палаха стала национальным символом ненасильственного сопротивления оккупации, похороны мученика вылились в многотысячную демонстрацию, однако коммунистические власти постепенно гасили движение протеста.

Символическим образом Чехословакия смогла как-то поквитаться с Советским Союзом в марте 1969-го на чемпионате мира по хоккею с шайбой в Стокгольме, который, кстати, по соображениям безопасности был в том году перенесен в нейтральную Швецию как раз из Праги. Команды шести стран играли между собой в два круга, чемпионский титул в итоге в острой борьбе достался сборной СССР, которая опередила соперников по дополнительным показателям, однако по ходу турнира дважды уступила чехословакам – 0:2 и 3:4. Болельщик Дубчек на этих исторических матчах с политической подоплекой уже не присутствовал. У пятерых хоккеистов хватило отваги выйти на стокгольмский лед в свитерах с залепленными изолентой красными звездами на государственных гербах, в Зале славы чешского хоккея я видел форму лучшего защитника чемпионата-69 Яна Сухи с этой черной полоской на груди. После окончания матчей победители не подавали побежденным руку, молча разворачивались и отправлялись в раздевалку. Советские хоккеисты в один голос дисциплинированно утверждали, что для них эти игры были исключительно спортивно-патриотическими мероприятиями, никак не связанными с политикой.

В центре Праги вечером 28 марта, стоило судье в Стокгольме дать финальный свисток, собрались 150 тысяч торжествующих болельщиков, «моральной победе» над СССР радовалась в буквальном смысле вся страна. В ликующих толпах родился лозунг Vy nám tanky, my vám branky! – «Вы нам танки, мы вам голы!», но этот всплеск национальной гордости ничего не изменил. Напротив, все обернулось плохо: представительства компаний «Аэрофлот» и «Интурист» на Вацлавской площади оказались разгромленными, а в городе Усти-над-Лабем сожгли здание комендатуры и пару советских военных автомобилей. Многие в Чехии считают (хотя прямых доказательств этого нет), что инциденты спровоцировали агенты госбезопасности: власть искала повод «закрутить гайки». В столкновениях в Праге пострадали несколько десятков демонстрантов и полицейских. Чешские и словацкие хоккеисты – все, а не только пятерка с полосками изоленты на свитерах – вернулись домой героями.