Текст книги "Двойной капкан"

Глава девятая. Ход шакала

I

Двадцать второго апреля, в среду, во второй половине дня, за четверо суток до назначенного Пилигримом захвата Северной АЭС, полковник Голубков почувствовал, что еще немного – и его хватит инсульт или еще какая-нибудь холера. Голова была как наглухо закупоренный перегретый котел, мозг отказывался воспринимать новую информацию, даже самую пустяковую. При каждой попытке сосредоточиться начинала зудеть жилка на левом виске. Почему-то на левом, хотя левое полушарие, как известно, управляет эмоциями, а разумом – правое. Еще с курсантских времен Голубков помнил одно из правил результативного общения: когда нужно воздействовать на чувства человека, ему говорят преимущественно в левое ухо, когда на логику – в правое.

Голубков сидел в изолированной комнате-боксе информационного центра рядом с лейтенантом-компьютерщиком, задействованным в операции «Капкан», и тупо смотрел на расшифрованное сообщение Пастухова, только что выплюнутое лазерным принтером.

Там было:

"Генрих позвонил из Москвы и предложил мне вызвать в Полярные Зори сотрудников Си-Эн-Эн Арнольда Блейка и Гарри Гринблата для съемки сенсационного материала.

Мотивировка: видеозапись проверочного захвата станции, сделанная иностранными журналистами, прозвучит убедительней. Мои действия?"

Лейтенант-компьютерщик молча ждал.

– Хреновину какую-то спрашивает, – раздраженно проговорил Голубков. – От него ждут доклада о результатах испытания взрывателей, а не эту фигню!

– Рано, Константин Дмитриевич, – возразил лейтенант. – Час по Гринвичу – это двадцать два по московскому времени. Информация об испытании поступит вряд ли раньше полуночи.

– Да? И в самом деле, – проговорил Голубков. – Что-то башка ни черта не варит!

Он вытащил из кармана пачку «Космоса» и тут же, чертыхнувшись про себя, сунул ее обратно: в информационном центре курить категорически воспрещалось. Голубков встал и пошел к выходу.

– Нужно что-то ответить Пастухову, – напомнил лейтенант.

– Ответь: «Вызывай. Дубль – Доктору», – добавил Голубков, массируя жилку на виске. – Сообщение Пастухова и мой ответ.

Пальцы компьютерщика забегали по клавиатуре.

В бокс заглянул генерал-лейтенант Нифонтов:

– Есть что-нибудь новое?

Голубков молча протянул ему распечатку.

– Кто такие эти Гринблат и Блейк?

– Тележурналисты, которые работают в горячих точках, – объяснил Голубков. – Команда Пастуха отбила их у боевиков. В Чечне. Давно, еще при Дудаеве. За это Пастух получил американского «Бронзового орла».

– Откуда о них знает объект?

– Из моей докладной в ФСБ. Той, которую ты назвал поэмой.

– Теперь вспомнил. Они там нужны? Голубков вяло пожал плечами:

– Да пусть снимают. И если Пастух откажется, у объекта сразу возникает вопрос: почему? Может насторожиться.

Нифонтов внимательно на него посмотрел и кивнул на дверь:

– Пошли отсюда.

В холле остановился, снова пристально взглянул на Голубкова и неодобрительно покачал головой:

– Так не пойдет, Константин Дмитриевич. Езжай-ка домой. А еще лучше – в наш реабилитационный центр. Посиди в сауне, поплавай в бассейне, прими граммульку на грудь и как следует выспись.

– Какая там, к черту, сауна! – отмахнулся Голубков. – Выпью кофе покрепче, проглочу пару пилюль и буду в порядке.

– Это не совет. Это приказ. Такой ты на, хрен никому не нужен. А стимуляторы будешь глотать, когда спать будет некогда. Боюсь, тебе это вскорости предстоит.

– Тебе тоже, – заметил Голубков.

– И мне, – согласился Нифонтов. – Прямо сейчас и езжай, я позвоню, чтобы для тебя приготовили номер.

– Ну, раз приказ… Ладно, только уберу бумаги и позвоню домой.

– Вызвать машину полковника, – приказал Нифонтов дежурному и повернулся к Голубкову:

– Чтобы через, пять минут и духу твоего в управлении не было!

Но Голубкову не удалось выполнить распоряжение начальника. У дверей кабинета его поджидал лейтенант Авдеев.

– Ваше приказание выполнено, – доложил он и протянул пластиковую папку с десятком машинописных страниц. – Сводка всех происшествий по Мурманской области за последние четыре дня.

– Почему задержался? – спросил Голубков, пропуская Авдеева в свой кабинет.

– Мурманск не выпускал. Полсуток аэропорт был закрыт. Снежные заряды шли, один за другим. Потрясающее зрелище. Солнце, все ясно и вдруг – снег, везде, в метре ничего не разглядеть. А через десять минут – снова солнце. А потом снова заряд.

Никогда такого не видел. Но мурманчане говорят: ранней весной обычное дело.

– Что здесь? – кивнул Голубков на папку.

– Полный букет. От явно заказного убийства до пьяной поножовщины.

– Кого убили?

– Хозяина казино. Снайпер. В самом центре Мурманска. К нашим делам никакого отношения не имеет.

– А что имеет?

– По-моему, ничего.

Голубков полистал сводку и отложил ее в сторону.

– Ладно, возьму с собой, потом посмотрю. Документ без грифа, так что ничего страшного. Сдай отчет в бухгалтерию и можешь отдыхать.

Авдеев вышел. Голубков набрал номер домашнего телефона. Занято. Набрал еще раз.

Снова короткие гудки. Ну ясно, младшая дочь треплется с подругами. Восемнадцать лет, есть о чем потрепаться. Любовь, любовь. По два часа может висеть на телефоне, пока не сгонят. А согнать некому – жена на работе, а пятнадцатилетний Сашка еще не набрал силы, чтобы отнять у сестры телефон и самому залечь на диване с трубкой. Этот на машинах помешан, все иномарки знает наперечет. Тоже может по часу спорить с приятелями, есть на «понтиаке» девятьсот лохматого года турбонаддув или его начали ставить позже. Клянчит хоть старый «Запорожец». И придется купить. А что делать? Пусть лучше с «запором» возится, чем свяжется с какими-нибудь наркоманами или токсикоманами.

Голубков поставил аппарат на автодозвон и в ожидании звонка принялся просматривать сводку, привезенную лейтенантом Авдеевым.

Происшествия были сгруппированы по разделам. Тяжкие преступления: убийства, разбойные нападения, вымогательства под угрозой оружия, вооруженные грабежи.

Потом шли бытовые преступления, нападения на таксистов и частников, квартирные кражи. Заявления о пропавших. Старик, страдающий склерозом. Заблудился, видно, бедолага, забыл, где живет. Таких находили иногда за тысячу километров от дома.

Два подростка, один из Мурманска, второй из Оленегорска. Сорокалетний шофер из поселка Колки. Семнадцатилетняя девушка из Мурманска. Это – скверно, вряд ли найдется. Угоны автомашин. В основном новые «Жигули» – «восьмерки» и «девятки», тридцать первые «Волги». «УАЗ-3962» затесался. Тоже из Колков, служебный, какого-то «Ремстройбыта», 1989 года выпуска. Кому он, интересно, понадобился?

Дорожно-транспортные происшествия – по пьянке, из-за превышения скорости, нарушения правил обгона. Карманные кражи, мошенничества. Действительно, полный букет. Бурлит жизнь. Как гнилое болото. Что в Мурманске, что в Москве. Она и раньше, конечно, бурлила. Но все же не так.

Телефон, наконец, звякнул. Трубку взял Сашка. Голубков хотел обругать сына, но сдержался. Велел передать матери, что его сегодня не будет.

– Командировка? – спросил Сашка, привыкший к отлучкам отца.

– Дежурство. – Голубков хотел уже положить трубку, но остановился. – Скажи-ка, знаток, «УАЗ-3962», что это за машина?

– Ну, батя, таких элементарных вещей не знаешь! Обыкновенная «санитарка». Движок от двадцать четвертой «волжанки», задний привод, передний ведущий мост. Полное говно – аппарат.

– «Скорая помощь»? – уточнил Голубков.

– Да нет. «Скорые» сейчас – на «РАФах» или «газелях». А на «санитарках» – ветеринарная служба. А чаще просто мелкие грузы возят. Да видел ты их тысячу раз – такие фургончики с цельнометаллическим кузовом. Обычно зеленые или темный беж.

А что, тебе предлагают купить?

Голубков хмыкнул:

– Ага, предлагают. «Линкольн» мне предлагают. Лимузин выпуска 1974 года. Длиной семь с половиной метров.

– И ты… купишь?

Сашка аж захлебнулся от волнения. Простодушие – это было в нем от отца. Намается он с ним в нынешней жизни.

– А как же! – подтвердил Голубков. – Квартиру продадим и купим «кадиллак».

– А где же мы будем жить?

– А в нем и будем.

– Все шутишь! – разочарованно заключил сын.

– А ты все ушами хлопаешь! Надо же хоть немного думать, прежде чем раскрывать рот!

Голубков положил трубку и тотчас забыл о сыне.

«Санитарка». Угнана из поселка Колки 18 апреля. В тот же день исчез шофер из тех же Колков. Работал в «Ремстройбыте». Что это за Колки?

Голубков достал карту Кольского полуострова и расстелил на столе. Минут десять через лупу исследовал ее по квадратам. И наконец нашел. Название Колки было набрано самым мелким шрифтом, еле различимым среди голубых разводов озер и желтых сопок. Крошечная точка населенного пункта почти сливалась с точкой пожирней, какой обозначались поселки более крупные. Голубков прочитал название поселка, и мощный выброс адреналина в кровь мгновенно смыл апатию и усталость.

– Лейтенанта Авдеева ко мне, срочно! – приказал он помощнику. – Он должен быть в бухгалтерии.

– Отчитался за командировку? – спросил Голубков, когда Авдеев появился в его кабинете.

– Так точно.

– А теперь бегом оформляй новую.

– Куда?

– Туда же. Смотри! Вот Колки. А вот Полярный. Понял? Эти Колки – пригород Полярного. Задача: найти угнанную «санитарку» и пропавшего шофера. Этот шофер работал в «Ремстройбыте». Сто из ста, что он и был водителем «санитарки».

Опросить жену, соседей, завгара, всех. Задание особой государственной важности.

Прочесать всю область. Все дороги, проселки. Поднять вертолеты, обследовать все доступные для проезда места.

– За четыре дня он мог уехать далеко за пределы области, – попытался возразить лейтенант Авдеев.

– Уехал – значит, уехал. Нет – значит, нужно найти. И еще. Ты написал в рапорте, что одновременно с лесовозом Краузе в Полярном стояло шесть судов.

– Четыре наших, польский сухогруз и финский контейнеровоз с припиской к Хельсинки, – подтвердил Авдеев.

– Возьми в порту все данные, какие у них есть. Маршрут, груз, капитан, судовладелец. Особое внимание – на поляка и финна. Информацию сообщай по мере получения. Приказ ясен?

– Так точно. Товарищ полковник, если бы я знал… – Не оправдывайся, – прервал Голубков. – Не мог ты ничего знать. И я не знал.

Теперь знаем больше. А должны знать все. Действуй.

Лейтенант Авдеев вышел. Заглянул Валера, водитель и личный охранник Голубкова, прикрепленный к полковнику после его назначения начальником оперативного отдела.

Должность была генеральская, начальник оперативного отдела УПСМ относился к категории секретоносителей, и ему полагался второй охранник. Но поскольку генеральские лампасы Голубкову не светили, несмотря на представления Нифонтова, пришлось Валере совмещать эти две несовместимые, по существу, обязанности. По правилам, водитель должен вести машину, а телохранитель контролировать обстановку. Но правила правилами, а жизнь жизнью.

– Мы едем, Константин Дмитриевич?

– Сейчас. Через пять минут.

Но пять минут растянулись. Нужно было составить шифровку начальнику Мурманского ФСБ, организовать через Нифонтова подпись директора ФСБ, иначе лейтенанта Авдеева с его планами просто пошлют подальше. Только через час Голубков спустился во двор и сел на заднее сиденье своей «Волги», внешне ничем не отличимой от обычных частных машин, однако оснащенной спецсвязью и мощным роверовским движком. Он откинулся на спинку, закрыл глаза и приказал себе забыть обо всех делах. Полное расслабление. Этому приему Голубков научился еще в Афгане, пятнадцати минут часто хватало, чтобы снять усталость после напряженных бессонных суток. Но тогда он был на Двадцать лет моложе, теперь пятнадцати минут было недостаточно.

По тому, как изменился шум, проникавший в салон, Голубков понял, что машина вышла из города. Вместо чада запруженных транспортом московских улиц в приоткрытое окно ворвался свежий прохладный воздух. Голубков почувствовал, как внутреннее напряжение постепенно отпускает его.

Из состояния расслабленности его вывел голос Валеры:

– Константин Дмитриевич, нас пасут. Не оглядывайтесь.

Голубков открыл глаза. «Волга» шла по Минскому шоссе. По обочинам стелилась свежая зелень берез. Машин на шоссе стало заметно меньше. До реабилитационного центра было еще километров сорок.

– Кто пасет? – спросил Голубков.

– «Форд эскорт». Похож на новый. Цвета светлый металлик. В тачке только водитель.

– На таких машинах не пасут. Когда засек?

– Еще на Кутузовском. Висит на «хвосте».

– Поверни зеркало.

Валера поправил зеркало заднего вида так, чтобы Голубков мог видеть то, что происходит сзади. Да, новенький «форд». Метрах в сорока. В машине только один человек. Лица не видно. В штатском. Солнцезащитные очки.

Водитель «форда» увидел, вероятно, движение Валеры, поворачивающего зеркало заднего вида, и понял, что это значит. Он два раза коротко мигнул дальним светом и включил правый поворотник.

– Остановись, – приказал Голубков. Валера съехал на обочину, заглушил двигатель и извлек из наплечной кобуры табельный ПМ. «Форд» объехал «Волгу», остановился метрах в десяти перед ней. Водитель вышел из машины, снял солнцезащитные очки и направился к «Волге» Голубкова. Валера передернул затвор.

– Отставить. Убери ствол.

– Уверены?

– Да, – кивнул Голубков.

Он действительно был уверен, что оружия не понадобится. Потому что от «форда» к «Волге» шел Аарон Блюмберг.

Голубков открыл дверцу:

– Садитесь.

Блюмберг отрицательно покачал головой:

– Давайте лучше покурим на свежем воздухе. Когда-то еще мне доведется увидеть весну в Москве!..

II

– Откуда у вас эта машина?

– Взял напрокат. Москва в этом смысле стала вполне европейским городом.

– Как вы меня нашли?

– Дежурил у вашего «Контура».

– Я мог уехать и ночью.

– Значит, мне пришлось бы ждать до ночи.

– Вы могли назначить встречу по нашей системе связи.

– Нет. О нашей встрече не должен знать никто. Даже ваш шеф. Вы сами сообщите ему. Позже. Если сочтете нужным. Если ваш водитель доложит о нашем контакте, вам придется сказать, что вы встречались со своим информатором, или что-нибудь в этом роде.

– Я найду что сказать, – успокоил Блюмберга Голубков.

– Тем более никто не должен знать о содержании нашего разговора, – продолжал Блюмберг, пока они углублялись в придорожный березняк. – Почему? Объясню. Я намерен поделиться с вами некоторыми своими соображениями. Совершенно безответственными. Я – частное лицо и могу себе это позволить. Вы – нет.

– Тогда к чему этот разговор?

– Без вашей помощи я не смогу оценить степень безответственности моих рассуждений. Или степень их соответствия истинному положению дел. А если я прав, это может торпедировать ключевой момент нашей акции.

Блюмберг остановился возле рухнувшей от ветра или от старости березы и предложил:

– Давайте присядем на это бревнышко.

Но перед тем как сесть, он внимательно огляделся. Хвойный подлесок глушил шум машин, проходящих по «Минке», смыкавшиеся наверху кроны берез покачивались от легкого ветра, чирикали какие-то лесные пичуги.

– Хорошо. Лес. С детства люблю лес, – проговорил Блюмберг, но были у Голубкова сомнения, что он любовался лесом. Он оценивал возможность прослушки. Но место было недосягаемым даже для лазерной установки. Блюмберг сел и закурил «Кэмел».

– Я имею всю информацию о ходе нашей акции. И даже успел получить ваше сообщение о журналистах из Си-Эн-Эн. Накопилось очень много вопросов, на которые у нас нет ответа. У меня, признаться, голова пухнет, когда я обо всем думаю. А у вас?

– У меня тоже, – кивнул Голубков, разминая свой «Космос».

– И все же я начну с частностей. Пилигрим в Москве. Как я понял, ваша «наружка» его потеряла?

– Да. Он взял в Мурманске билет до Москвы с промежуточной посадкой в Питере.

После посадки в самолет не вернулся. Добирался в Москву либо поездом, либо нанял машину. На своей квартире не появлялся. На квартире Люси Жермен – тоже. Мы надеялись получить информацию от Сола. Но Сол молчит.

– Он утратил источник информации. Или канал связи.

– Каким образом?

– Возможно, мы когда-нибудь об этом узнаем. Второй момент, – продолжал Блюмберг.

– Пилигрим назначил начало операции в ночь с воскресенья на понедельник. Почему?

Есть у вас какие-нибудь предположения?

Голубков покачал головой:

– Никаких. Это может быть ложным ходом.

– Нет. Люди Рузаева арендовали в Грозном самолет «Ту-154», а в мурманском аэропорту – два вертолета, «Ми-1» и «Ми-8». Вылет «Ту-154» назначен на воскресенье на девять вечера. Около полуночи он будет в Мурманске. Как раз к этому времени должно поступить сообщение, что станция захвачена. Если захват не удастся, самолет заправится и вернется в Грозный. Если удастся, на «Ми-8» на АЭС доставят тол с турбазы «Лапландия», а на «Ми-1» на станцию прилетит из Мурманска сам Рузаев. Тол нейтрализован?

– Подменен.

– И третий момент. Каким образом Пилигрим намерен уйти со станции после ее захвата?

– Вероятно, вместе с Рузаевым собирается улететь в Грозный. Когда ядерная кнопка будет у них в руках. А оттуда переберется в Турцию и через нее – в Штаты.

– С миллионом долларов в кейсе? Его пристрелят или прирежут уже в самолете. Он будет уже не нужен Рузаеву. И он не может этого не понимать.

– Тогда не знаю, – сказал Голубков. – Вы – знаете?

– Я думаю об этом с самого начала акции. У меня есть кое-какие соображения. Ими я и хочу с вами поделиться. Но придется начать издалека. Вы хорошо помните трагифарс под названием ГКЧП-1?

– Да. Только почему – трагифарс?

– Это было бы просто фарсом, если бы не погибли трое молодых ребят. А как иначе это назвать? Абсолютно серый Крючков. Старая развалина Язов. Председатель колхоза Стародубцев. Нагло ограбивший всех Павлов. А во главе – тупой троечник и алкоголик Янаев. Исполняющий обязанности президента! И он стал бы править страной, если бы путч удался?

– За ними стоял Лукьянов.

– Да. Но это фигура второго плана. Вы помните, что сказал Горбачев, когда его привезли из Фороса?

– Он много чего говорил.

– Правильно. Но одна фраза была знаменательной. «Вы никогда не узнаете всей правды». Позже он уверял всех, что имел в виду не путч, а общую ситуацию в стране во время его правления, но я уверен, что он имел в виду именно путч. Так кто же встал бы во главе государства, если бы путч удался?

Голубков лишь молча пожал плечами.

– Я вам скажу. Только не считайте это досужими разговорами. Вопрос для нас самый насущный. Мы должны найти ответ на него, если хотим реализовать наш план в полном объеме. Так вот. Во главе государства остался бы сам Горбачев. ГКЧП – это был его пробный шар.

– У вас есть доказательства?

– Только косвенные. Вспомните, как он сдавал Ельцину все позиции. Абсолютно все.

Он даже не сделал ни малейшей попытки сопротивляться. Почему? Очевидно, что у Ельцина на руках был козырный туз. Именно этот. Ельцин знал, что организатор ГКЧП – сам Горбачев. И если бы Горбачев не капитулировал, он оказался бы в «Матросской тишине» вместе с Янаевым и компанией. Но и это еще не все. Вопрос на засыпку: смог бы Горбачев, останься он у власти, круто изменить курс и зажать гайки? Нет. И это прекрасно понимали все, кто обладал реальной властью в стране.

Горбачев – это был отработанный пар. Для возвращения к жесткому курсу нужен был совсем другой человек. И такой человек был.

– Кто?

– Мы к этому подойдем. Сейчас для нас главное, что он был.

– Каким образом он мог бы сместить Горбачева?

– Вы задали сейчас точный вопрос. Очень точный, полковник. Давайте еще раз вернемся назад. 1988 год – побег Пилигрима из Дармштадта. 89-й – пластическая операция. Июль 91-го – легализация в Москве. Ровно за месяц до путча. Это вам о чем-нибудь говорит?

– В 89-м, когда Пилигриму сделали пластическую операцию, вряд ли кто-то думал о путче.

– Но в 89-м уже все серьезные аналитики просчитывали, что Советский Союз на грани краха. В том числе и аналитики КГБ. И было очень много людей среди власть имущих, кого эта перспектива не умиляла. Горбачев был обречен. Уже в 89-м. Ему просто очень повезло, что путч закончился крахом. Он потерял власть, но сохранил жизнь. Иначе его убрали бы. И я даже знаю как. Взорвали бы его лимузин. Для этого и нужен был Пилигрим.

– Полная чепуха! Никакой Пилигрим не смог бы этого сделать!

Блюмберг усмехнулся:

– Мне ли вам рассказывать, как делаются такие вещи? Взрыв устроили бы те, у кого есть для этого все возможности. А Пилигрима просто подставили бы. Мертвым, разумеется. И все. Крупнейший международный террорист. Наймит мирового империализма. Его былая причастность к «красным бригадам» придала бы делу некоторую идеологическую пикантность. Левоэкстремистский террор. После этого можно и чрезвычайное положение вводить, и закручивать гайки. Резьба, конечно, все равно сорвалась бы. Но лет на десять страна была бы отброшена назад.

– По-вашему, сейчас она отброшена вперед?

– Константин Дмитриевич, у нас нет времени для общеполитических дискуссий. Нам нужно найти ответ на вполне конкретный вопрос: кто этот господин Икс, который был автором или главной действующей фигурой в сценарии? Не в трагифарсе ГКЧП-1, а в настоящем сценарии. Только тогда мы сможем понять действия Пилигрима и его план ухода.

– Даже если вы правы, Пилигрим не мог знать этого человека.

– Да, – кивнул Блюмберг. – Его знал очень узкий круг лиц. Может быть, всего двое или трое. Возможно, не знал даже тогдашний председатель КГБ Крючков. Но один человек знал наверняка. Вам он известен под псевдонимом Профессор. А теперь знает и Пилигрим.

Голубков потер занывшую жилку на виске и спросил:

– Откуда?

– Четыре дня назад около десяти часов вечера Профессор был убит на своей даче в Старой Рузе. Ударом ножа в сердце. Перед этим его пытали.

– Как – убит?! – поразился Голубков. – А охрана? Он же носитель важнейших государственных секретов! И почему в Старой Рузе, а не на госдаче в Архангельском или в Барвихе?

– Верно, в Архангельском. Но после отставки его попросили очистить помещение. А то вы не знаете, как это у нас делается. Из князи в грязи. В Старой Рузе была дача его родителей. Там он после отставки и жил бирюком. Охрана была – двое солдат-первогодков. Оба были в отключке. На столе стояла бутылка водки. Выпили всего по стакану. Очевидно, некто третий подсыпал чего-нибудь вроде клофелина. И этот третий был Пилигрим.

– Вы уверены?

– Да. Потому что я его видел. Когда он уходил. Я приехал к Профессору задать тот же вопрос. Но, к сожалению, опоздал. И вряд ли Профессор мне бы ответил. А Пилигриму ответил. Я скажу, почему так думаю. На груди Профессора был всего один ожог от электрокипятильника. Только один. Это была не пытка, а угроза пыткой.

Этого, по-видимому, оказалось достаточно. Не знаю, на что Профессор рассчитывал.

Надеялся сохранить жизнь? Или хотел отомстить тем, кто вышвырнул его из жизни?

Нет, не знаю. И не буду гадать. Мне тяжело об этом говорить. Когда-то он был моим учителем. Я любил его, как старшего брата. Потом мы разошлись. А теперь Бог ему судья. Но не я.

– Этого случая не было в сводке МВД, – заметил Голубков.

– И не будет. Я позвонил в Федеральную службу контрразведки. Анонимно, конечно.

А ФСК такие случаи не оглашает.

Голубков отшвырнул в сторону погасший «Космос», затем всю пачку и попросил Блюмберга:

– Угостите нормальной сигаретой. Не могу больше этот навоз курить. Даже из чувства патриотизма.

– А я вам еще в Каире это советовал, – отозвался Блюмберг, протягивая собеседнику пачку «Кэмела».

Голубков глубоко затянулся и, помолчав, спросил:

– Так кто же этот таинственный господин Икс? Есть у вас какие-нибудь предположения?

– Да, есть. Из чего я исходил? Точную дату начала операции Пилигрим назначил на следующий день после убийства Профессора. Вы помните, надеюсь, план действий, который Пилигрим предложил Рузаеву во время их первой встречи в Грозном. Захват станции, минирование, предъявление ультиматума Президенту и правительству России. Это – время: переговоры, согласования, консультации. Вся ночь с воскресенья на понедельник и большая часть понедельника. Дольше оставаться на захваченной станции рискованно. И Пилигрим вполне отдает себе в этом отчет.

Значит, день ухода – понедельник, двадцать седьмое апреля. Открою вам, полковник, небольшой секрет. Мои компаньоны в Лондоне – лучшие хакеры Европы. Я дал им задание прогнать через свои машины всю информацию, которая может иметь отношение к этому дню. Защиту компьютеров президентской администрации они не смогли вскрыть. А код российского МИДа взломали. И вот что выяснили. Во вторник утром в Ванкувере состоится секретное совещание по проблемам НАТО. С участием России. Не на высшем, разумеется, уровне, но на очень высоком. Россию будет представлять делегация из пятнадцати человек. Вылет из Москвы в понедельник утром. Предусматривается остановка в Мурманске для встречи руководителя делегации с мурманским губернатором и командующим военным округом. В семнадцать тридцать – вылет в Канаду. А теперь – главное… Вы хорошо сидите, полковник? Не свалитесь?

– Не тяните из меня жилы, Доктор, – попросил Голубков.

– Извините, не буду. Так вот, главное. Среди экспертов, членов делегации, некто Деев Геннадий Степанович. Он же Пилигрим, он же Взрывник. Включен в список по личному распоряжению руководителя делегации. Этим же распоряжением оформлены служебный загранпаспорт и виза. Копия факса у нас есть. Но я не рискнул передавать ее на ваш компьютер.

– Кто руководит делегацией? – с неожиданной хрипотцой в голосе спросил Голубков.

Блюмберг извлек из кармана изящный черный блокнот и тонкую золотую авторучку. На чистой странице блокнота написал фамилию и молча показал Голубкову.

– Вы с ума сошли! – только и сказал Голубков.

Блюмберг вырвал листок и поднес к его краю пламя зажигалки.

– Вы не первый, кто назвал меня сумасшедшим, – ответил он, следя, как огонь уничтожает надпись. – Крэйзи. А вы уверены, что это я – крэйзи? А все, что происходит в России, – не сумасшествие? Расстрел из танков парламента, война в Чечне, эта дикая грызня за власть? А в мире? Та акция, которую мы проводим, – не следствие всеобщего сумасшествия? В лучшем случае это сюрреализм. Сюр, как говорят люди искусства. Если вы все это считаете нормальным, то я действительно сумасшедший. Но вы не можете считать это нормой. И мы с вами, возможно, одни из немногих нормальных людей в этом сумасшедшем мире. Хотя бы потому, что имеем дело с фактами, а не с мифами и политическими химерами.

Блюмберг бросил догорающий листок на землю и растер подошвой.

– Как Пилигрим мог связаться с ним? – спросил Голубков. – Его телефонов нет даже в правительственных справочниках.

– Вероятно, сообщил Профессор. Остальное просто. Вульгарный шантаж.

– Пилигриму не дадут даже приблизиться к правительственному самолету. Его пристрелят, как только он выйдет из вертолета.

– Пилигрим очень предусмотрительный человек, – возразил Блюмберг. – Наверняка он потребовал гарантий своей безопасности. И получил их. Скорее всего, предупредил, что в случае чего его информация будет передана в прессу. И это будет грандиозная сенсация. Признание самого Пилигрима! Даже вы, полковник, с вашими полномочиями не сможете арестовать его в Мурманске. А в Ванкувере он рассчитывает отстать от делегации и перебраться в Штаты. Для этого и потребовал часть своего гонорара наличными.

– Джеф свяжется с канадской службой безопасности, и его арестуют в Канаде.

– Но он же этого не знает. Думаю, теперь вы поняли, для чего я все это вам рассказал. Ваш куратор ознакомлен с деталями акции?

– Лишь в самых общих чертах. Он отказался вникать. «На вашу ответственность».

– Его придется информировать обо всех деталях. И это станет немедленно известно нашему господину Икс. Дальнейшее нетрудно предугадать. Последует приказ немедленно скрытно изъять Пилигрима. Не арестовать, а именно секретно изъять.

– Компромат, – напомнил Голубков.

– Скополомин, пентанол, барбамил, амфетамин, нейролингвистика, технотронные методики. Сегодня нет человека, который мог бы противостоять достижениям современной науки. Лет двадцать назад это было еще возможно. Максимум через два часа Пилигрим выложит все. Компромат будет нейтрализован, где бы он ни хранился.

– И вся наша акция закончится пшиком, – подвел итог Голубков.

– Кроме единственного варианта. Вы поняли, какой вариант я имею в виду?

– Да, – хмуро кивнул Голубков. – Если мы введем куратора в курс дела не до, а после начала операции.

– Я не вправе давать вам советы. Это решать вам. И вашему шефу. Речь идет о вашей судьбе. Увольнение с разжалованием и без права на пенсию – не самый худший вариант.

– Речь идет не о нашей судьбе, – возразил Голубков. – Мы уже оставили в Чечне сто тысяч молодых ребят. И можем оставить еще. Вот о чем идет речь.

– Я не сомневался, что вы отдаете себе в этом отчет. У меня все, полковник. У вас есть вопросы ко мне?

– Нет.

– Тогда пойдемте. Ваш водитель уже наверняка нервничает.

Они пересекли березовый лесок и вышли на обочину шоссе.

– Кстати, – проговорил Блюмберг. – Вы помните расшифровку разговора Пилигрима с Рузаевым в Гудермесе? Пилигрим сказал тогда, что он взорвет станцию только в случае крайней необходимости.

– Помню, – кивнул Голубков.

– Я думаю, что он соврал. Мне это только что пришло в голову. Он взорвет ее. Как только вертолет отдалится в безопасную зону, километров на сорок.

– Смысл? – спросил Голубков. – После взрыва Рузаев лишится возможности ядерного шантажа.

– Не думаю, что проблемы Рузаева будут в этот момент волновать Пилигрима. А смысл простой. Акция отвлечения. О взрыве сразу станет известно в Мурманске.

Начнется паника, и Пилигриму гораздо легче будет присоединиться к делегации и подняться на борт правительственного самолета.

– Под каким именем вы здесь? – спросил Голубков.

– Стэнли Крамер. Независимый журналист из Лондона. Правда, два человека знают меня и под другим именем. Рузаев и его советник Азиз Садыков.

– Под каким?

– Джон Форстер Тернер.

Голубков даже приостановился:

– Ну, Доктор, вы даете!

– А вы помните, полковник, откуда пошло это выражение? – поинтересовался Блюмберг.

– Нет.

– А я помню. Слышал еще мальчишкой, после войны. «А мы даем стране угля. Хоть мелкого, но до…» В общем, много. Удачи, Константин Дмитриевич. В любом случае я рад был познакомиться с вами.

– Не спешите меня отпевать, – буркнул Голубков и залез в «Волгу». – Разворачивайся. В Москву, – приказал он Валере.

– А как же… – Я уже отдохнул.

Нестерпимо хотелось курить. У первого попавшегося на глаза табачного киоска Голубков велел Валере остановиться. Минут пять стоял перед витриной, разглядывая пачки «Мальборо», «Честерфильдов» и «Лаки Страйк». Поколебавшись, купил черную пачку с двуглавым орлом и названием «Петр I». В машине закурил. Не ахти что, но вроде бы достаточно крепкие. И набивка нормальная. Машинально прочитал надпись на обратной стороне пачки: «Эти уникальные сигареты высшего качества воссозданы на основе элитных сортов табака, поставлявшихся ко двору Петра I из Европы, и способны удовлетворить самого требовательного знатока, верящего в возрождение традиций и величия земли Русской».