Текст книги "Авеню 14. Саммердейл"

Она начала рыдать и выбежала из кухни. Я пошёл в спальню, открыл шкаф и начал выбрасывать её вещи из окна.

– Нравится, шлюха?! Ничего, Мистер Алекс купит тебе новые шмотки. Я уверен, что он сделает это! Ты очень хорошо ему отсасывала.

Кэтрин начала рыдать ещё громче, схватила куртку и выбежала из дома.

– Проваливай отсюда! – крикнул я ей в след. – Поезжай в Мэриленд, к таким же шлюхам, как и ты!

Я сел на кровать.

– Полный пиздец. – вслух сказал я, доставая бутылку джина из прикроватной тумбочки.

После ситуации на кладбище, я думал, что ничего хуже уже быть не может, но я ошибался. Измена Кэтрин добила меня и единственное, чего мне сейчас хотелось – нажраться и трахнуть какую-нибудь шлюху из Мэриленда.

– Вот будет забавно! – вслух сказал я. – Звоню я, заказываю себе шлюху, а приезжает моя бывшая.

Теперь в Мэриленде на одну шлюху больше.

ГЛАВА 7

Плати по счетам

Жизнь – это дерьмо. Да, это огромная куча дерьма, а люди – мухи, которые в этом дерьме копаются, пытаясь схватить лакомый кусочек. Кому-то это удаётся, эти мухи улетают, схватив кусок побольше, а другие остаются копаться. Кто-то недоволен и постоянно ищет кучи побольше, посвежее. Но в конечном итоге, все остаются ни с чем, только не хотят этого признавать.

– Эй, мистер Муха, посмотрите! Моя куча намного больше вашей.

– Вы правы, сэр! Но моя куча экологически чистая! А вообще, я за безопасные кучи, чего и вам советую! – и затем две эти мухи плюнут на свои лапки и будут коварно их потирать, словно размышляя, где бы найти ещё кучу.

Вот такие бредовые мысли посещали меня, когда я смотрел на пару мух, которые ползали по столу на кухне. Я чувствовал себя явно хуже этих мух, у которых было всё прекрасно. Моя головная боль заставляла периодически постанывать и прикладывать бутылку ледяного пива к виску.

Я пил уже целую неделю. Или даже две. Может быть и больше, но просто потерял счёт времени. Новый год ещё не наступил, так что прошло не больше месяца, в этом я был уверен. Но возможно, что я мог просто проспать праздник.

Мой ежедневный график был довольно плавающим. Я был эдаким фрилансером. Я просыпался, когда хотел, иногда было ещё темно, а иногда – уже темно. Утренние мероприятия были очень разнообразными – я просыпался и бежал к унитазу, опорожняя содержимое своего желудка, либо же выпивал бутылочку ледяного пива. Если было настроение, то мог вызвать себе шлюху, но чаще всего просто яростно мастурбировал, чтобы взбодриться и выпивал пару бокальчиков джина. Затем готовил себе завтрак, который обычно состоял из любимых яиц с беконом и, например, виски. После этого я либо смотрел телевизор, лениво потягивая какой-нибудь алкогольный коктейль, либо шёл в супермаркет и покупал что-нибудь покрепче. Всё сводилось к тому, что я пил до тех пор, пока алкоголь не отправлял меня в нокаут до следующего дня. Затем история повторялась.

Смерть Майкла, ситуация с Грэмом и измена Кэтрин так сильно подкосили меня, что я просто не мог делать абсолютно ничего. Плохое настроение и мысли покидали меня только тогда, когда я валялся в алкогольном беспамятстве, пребывая в состоянии овоща. Тогда мне точно было хорошо и мирские проблемы абсолютно меня не волновали.

Один раз в неделю я выходил из дома, чтобы выступить в одном из баров сети Грэма. Разумеется, он не платил нам ни копейки, но об этом знали только я и он сам.

На следующий день после похорон мне пришёл счёт на такую сумму, что я бы не выплатил её, даже если бы каждый день делал минет Грэму на протяжении всей оставшейся жизни. Он сказал, что все наши выступления отныне будут полностью бесплатными, иначе он вновь поднимет дело о погроме, который я устроил в последний день лета на том фестивале. Я даже не знал, что лучше – сесть в тюрьму или стать сучкой для этого парня. Но на этот раз Грэм сказал, что наказание понесут все участники группы, а не только я. Это было явным перебором, но я ничего не мог поделать, ведь у него были деньги, а значит и власть.

Когда от Грэма пришло письмо, я всё очень долго обдумывал. Если я назову настоящую сумму друзьям, они отправят меня Грэму в красивой упаковке с красным бантиком. Поэтому у меня появилась одна идея.

Я назвал сумму, которая была лишь плодом моего воображения. Мы с друзьями поделили её пополам – одну половину должен был «выплатить» я, другую – они. Мы собрали эту вымышленную сумму и отправили деньги Грэму. На этом история закончилась.

Но только не для меня.

Грэм отказался платить нам за выступления, но я так и не набрался смелости, чтобы сказать об этом друзьям, поэтому я платил им из своего собственного кармана. Каждый из нас заработал довольно внушительные суммы за последние пару месяцев, поэтому некоторые сбережения были. Я платил друзьям намного меньше, чем Майкл. Я объяснял это тем, что Грэм с удовольствием отказался бы от гонораров полностью, если бы не договор, который мы заключили с Майклом.

Но всё это было ложью. Грэм лично порвал контракт на все наши выступления, заявив, что я буду работать на него столько, сколько он посчитает нужным. Мне удалось уговорить его хотя бы немного пойти мне навстречу. Он позволил мне не отдавать всё, что у меня есть сразу, а делать это постепенно, раз в неделю. Каждый понедельник он приезжал ко мне домой, а я отдавал ему довольно крупную сумму наличными. У меня были сбережения, но я понимал, что продолжаться бесконечно это не может.

Я не работал и не зарабатывал нигде, кроме выступлений в барах. Я просто пил каждый день, надеясь, что однажды проснусь, а всё это окажется всего лишь плохим сном, рядом будет спать Кэтрин, а вечером Майкл позовёт на бокальчик хорошего виски.

Но каждое утро начиналось с мыслей о том, что жизнь – это дерьмо, а мы – мухи.

Надо же было такое придумать.

Я включил телевизор. Реклама, реклама, реклама. Ничего интересного. Все готовились к Новому году, объявления пестрили скидками, приглашениями на распродажи и прочим дерьмом, которое мне было ни к чему. Я без особых мыслей смотрел в телевизор, стараясь не уснуть. Начались новости. Ведущий говорил, что поток миграции временно приостановился, жители Саммердейла и округа Рэдграсс решили встретить праздник дома.

– Это всё-таки семейный и домашний праздник. Поэтому сегодня, тридцать первого декабря, многие люди решили остаться дома, оставив все свои путешествия на новый, две тысячи двенадцатый год.

Твою мать! Сегодня уже тридцать первое декабря! Это означает, что я пил уже практически месяц со дня похорон Майкла.

Да уж, пора остановиться.

Никто не может заставить тебя делать или наоборот – не делать то, что убивает тебя. Никто, только ты сам. Ты должен понять, что пора остановиться.

Осознание собственного саморазрушения закралось в мою голову мимолётной мыслью, разрастаясь и приобретая формы огромной тучи. Только сейчас я начал отдавать себе отчёт, что я просто существовал весь этот месяц в состоянии овоща, не способного мыслить рационально. Сейчас кто-то словно снял пелену с моих глаз, я прозрел, решил что-то менять. А почему бы не начать новую жизнь в Новом году?

Я приготовил себе завтрак, вымыл всю посуду, собрал мусор и вытер пыль во всём доме. Я не убирал ни разу за весь этот месяц, поэтому нетрудно догадаться, что дом превратился в настоящую помойку, а я выглядел, как бездомный.

После того, как дом засиял чистотой, я отправился в душ, сбрил месячную бороду, привёл себя в порядок и почувствовал, что всё на самом деле не так уж и плохо.

Любое дерьмо в жизни можно пережить, если не терять надежды на лучшее и оптимизм. Сейчас я был воодушевлён, чувствовал себя чистым и свежим, сегодня канун Нового года, настроение было прекрасным. Всё, что произошло за последнее время, казалось страшным сном и словно было с кем-то другим, но не со мной. Я словно вынес все плохие мысли вместе с мусорными мешками.

Я решил, что стоит позвать друзей отметить праздник у меня дома. Я позвонил Джеку:

– Джек, дружище! Какие планы? Может быть, соберёмся и отметим Новый год у меня? – воодушевлённо спросил я.

– Ну… Не знаю, Джонни. У меня уже есть кое-какие дела. – уклончиво ответил друг.

– Да ладно тебе. – с улыбкой сказал я. – Мы всегда отмечали Новый год вместе.

– Посмотрим, Джонни. Я не обещаю, что у мня получится. – сказал Джек и повесил трубку.

Я позвонил всем своим друзьям – Джеку, Гейси, Полу, но у всех были «кое-какие планы» и никто не согласился встретить праздник у меня. Был уже полдень, и я не знал, чем занять себя до вечера. Взяв гитару, я сел на кресло и начал что-то наигрывать.

На самом деле, дела в группе шли не очень хорошо. Грэм абсолютно не занимался нашим именем и вскоре нас начали забывать. Телеканалы больше не крутили наши клипы, а в эфирах радиостанций больше не звучали слова «Назад в Саммердейл». Выступления в барах собирали всё меньшие аудитории. Мы пришли к тому, с чего начинали пару лет назад. Грустно осознавать, что мы стали одними из «звёзд на один день», а сегодня наши имена и лица никто не помнил. На смену нашим песням пришли какие-то малолетки, которые пели непонятные мне песни про наркоту и приход. Иными словами – полное дерьмо.

Идея.

Я оделся потеплее, схватил гитару, налил в термос горячий чай и вышел на улицу, направляясь в центр города. Моё настроение и атмосфера праздника буквально заставили меня выйти на улицу – я просто не мог сидеть дома. Погода была просто прекрасной – светило солнце, шёл небольшой снег и совсем не было ветра. Люди занимались своими делами – покупали подарки, играли в снежки и совершенно не обращали на меня внимания. Я добрался до центра города и остановился возле самого крупного магазина, где было больше всего людей. Я посмотрел по сторонам – люди по-прежнему не обращали на меня никакого внимания. Я достал гитару из чехла и начал настраивать её. С гитарой в руках я выглядел немного заметнее, кое-кто даже узнавал меня. Некоторые люди останавливались, приветливо махали мне руками.

Я начал играть. Пальцы немного не слушались из-за холода, но мне было плевать. Я чувствовал себя частью приближающегося праздника. Я играл и пел свои и другие, более популярные песни. Вскоре вокруг меня собралась небольшая группа людей, которые подпевали мне. Какая-то девочка подбежала ко мне и кинула в чехол от гитары несколько монет, которые ей дал отец. Я с благодарностью кивнул. Спустя час в чехле было уже довольно много монет, бумажных купюр, а количество людей увеличивалось. Я доиграл одну песню и все захлопали.

– Джонни! – послышался незнакомый голос. – А может быть ты споёшь «Назад в Саммердейл»?

Все присутствующие начали одобрительно кивать, хлопать и свистеть.

– Так вы хотите, чтобы я спел её? – с улыбкой крикнул я.

– Да! – единогласно ответили присутствующие.

– Тогда я начинаю? – с ещё более широкой улыбкой спросил я.

Люди ответили дружными одобрительными криками и аплодисментами. Я начал играть эту песню.

Я играл тихо, с закрытыми глазами. Каждый раз, играя эту песню, я пытался вспомнить ту сентябрьскую ночь, когда написал её. Это помогало мне петь песню очень эмоционально, пережить заново те эмоции, которые я испытывал от её написания.

Я начал петь и мне снова вторил хор из голосов. Они пели тихо, но очень чувственно. Казалось, что весь город затих и было слышно лишь поющих людей. Каждый раз я испытывал невероятное ощущение от той атмосферы, которая царила, когда мы играли эту песню. Она словно была написана для всех и каждого. Слова были очень простыми, но значимыми. Это была песня о возвращении в Саммердейл.

Песня о возвращении домой.

Я смотрел на людей. Кто-то улыбался и смотрел на меня, кто-то пел с закрытыми глазами. Кто-то пел громко, практически кричал, кто-то совсем тихо. Я заметил Мию, которая с улыбкой смотрела на меня и тоже пела. Я приветственно кивнул ей. В ответ она взглядом указала на своего оператора, который снимал всё происходящее. Я заметил, что у неё на груди висел бейдж, а это означало, что Мия работала и этот репортаж попадёт в выпуск новостей.

Мы пели песню «Назад в Саммердейл» дольше, чем она есть на самом деле. Когда я закончил играть, люди ещё два раза повторили припев сами, без гитары. Затем громко похлопали мне, а я похлопал в ответ. Кто-то подходил, пожимал мне руку, кто-то говорил, что очень рад снова меня видеть или просто рад познакомиться. Я был рад видеть каждого из них. Я чувствовал себя так, как будто снова перенёсся в тот день, когда мы только записали эту песню. Это было прекрасное ощущение собственной значимости, я не был изгоем, я был частью чего-то большого и целостного.

Люди начали расходиться, несколько человек остались. Я поиграл ещё не более тридцати минут, потому что начал замерзать. Собрав деньги, которые совершенно случайно заработал за этот день, я отправился домой. Ощущение праздника наконец-то наступило и ничто не могло испортить моё настроение.

Я подошёл к дому и увидел конверт, лежащий возле входной двери. На конверте не было никаких опознавательных знаков. Я понятия не имел, был ли он вообще адресован мне. Я не стал открывать его, решив, что кто-то мог ошибиться.

Часы пробили двенадцать раз, дав старт Новому году.

Я встретил этот новый год абсолютно один.

После выходных пришло письмо от Грэма, где сообщалось, что все выступления в его барах временно приостанавливались. Я разослал это сообщение друзьям по электронной почте и облегченно выдохнул – мне пока не придётся платить своим же друзьям несуществующие гонорары из своего же кармана. Я задумался над тем, что пора бы рассказать друзьям, что Грэм отказался платить за выступления, а я отдавал им свои деньги. Но Джек опередил меня. Едва я отправил друзьям сообщение о том, что выступлений пока не будет, он позвонил мне и сказал:

– Знаешь, Джонни, так не пойдёт. Сначала нам урезают гонорары, затем говорят, что выступлений вообще не будет. А в это время тебя крутят по телевизору и рассказывают, что ты развлекал жителей города в канун Нового года.

– Но ведь я звал вас! – возмущённо сказал я.

– Джонни, ты превратился в настоящего алкоголика и никто не хотел отмечать этот праздник с тобой. В последнее время у нас не осталось ничего общего, кроме работы в группе и над группой. А теперь не осталось и её. Прости, дружище. Я сваливаю. – и Джек повесил трубку.

Я не сразу понял, что друг только что ушёл из группы. Когда до меня дошёл смысл сказанного, я начал звонить другу, но тот не отвечал на звонки, а затем выключил телефон. Я начал звонить Гейси и Полу, но они тоже не отвечали. Внезапно я понял, что остался совсем один.

Раздался телефонный звонок. Я уже успел обрадоваться, но это был Грэм.

– Джонни, сегодня уже понедельник. Я бы хотел получить то, что принадлежит мне.

– Да, Грэм, я дома, деньги у меня. – устало сказал я.

– Хорошо. И ещё кое-что, Джонни… – Грэм сделал небольшую паузу. – Называй меня мистер Джойс, договорились?

– Да… Мистер Джойс. – выдавил я из себя.

– Ты быстро учишься. – наигранно весело сказал Грэм и повесил трубку.

Я ненавидел этого сукиного сына всеми клеточками своего тела, но ровным счётом ничего не мог поделать. Мог лишь подчиняться и надеяться на то, что не окажусь за решёткой. В руках Грэма была огромная власть, которая измерялась в купюрах. В нашем небольшом городе можно было купить абсолютно всё, даже подкупить закон, а у Грэма было достаточно денег, чтобы самому стать законом.

У меня всё ещё оставались кое-какие сбережения, но они подходили к концу. Сейчас я отдам Грэму последние наличные, уже через неделю мне нужно будет искать деньги.

Раздался дверной звонок. Странно, Грэм никогда не заходил внутрь, а всегда говорил, чтобы я вынес ему деньги. Я открыл дверь, и он вошёл.

– Здравствуй, Джонни. – дружелюбно сказал Грэм и протянул мне руку.

– Привет… Здравствуйте, мистер Джойс. – нехотя сказал я.

– Джонни, я не хочу, чтобы ты воспринимал меня, как какое-то чудовище. – наигранным отцовским тоном сказал Грэм. – Ты виноват передо мной, а за свои поступки необходимо отвечать. Но я здесь для того, чтобы немного помочь тебе. Сейчас я решил сделать небольшой ремонт в некоторых барах, поэтому там не будет никаких выступлений. Это временно. Но я могу помочь тебе подзаработать, помогая мне в этих барах. Ты согласен?

– А что я должен буду делать? – спросила я, не предвкушая ничего хорошего.

– О, ничего сложного. – с улыбкой сказал Грэм. – Работа будет не очень пыльной. Если ты согласен, то жду тебя завтра в Бордертауне. Там я всё и расскажу.

– Да, я согласен. – Грэм вопросительно посмотрел на меня и я понял, чего он от меня хочет. – Да, я согласен, мистер Джойс.

– Вот молодец. – сказал Грэм, собираясь выходить из дома.

Внезапно его взгляд упал на конверт из коричневой бумаги, который я обнаружил возле дома в канун Нового года. Сейчас конверт лежал вместе с остальной почтой, я так и не открыл его. Грэм как-то странно дёрнулся, словно собирался взять его, но передумал. Затем он спросил:

– Откуда у тебя это?

– Я нашёл его у входной двери в канун Нового года, но так и не открыл. Думаю, кто-то ошибся. Я обычно не получаю писем, да и не от кого.

Грэм словно не слушал меня и вёл себя очень странно. Он открыл конверт и понюхал его содержимое. Затем достал то, что находилось внутри. Там оказалась обычная поздравительная открытка с фотографией столицы – города Стартона.

– Ты точно не знаешь, кто мог прислать тебе это? – нервно спросил Грэм. Он выглядел очень взволнованным, я никогда не видел его таким.

– Нет, сэр. У меня точно нет никого в Стартоне. Наверняка кто-то ошибся. – ответил я.

– Возможно… – задумчиво сказал Грэм и сразу же стал серьёзным. – Я жду тебя завтра, Фуз. Без опозданий.

Он ушёл, бросив открытку на пол. Я поднял её и начал рассматривать. На конверте из плотной коричневой бумаги не было никаких координат отправителя, ничего. Внутри лежала простенькая открытка с фотографией Стартона. Я никогда не был в столице. Говорят, что там очень красиво. Мне стало интересно, почему Грэм так странно повёл себя и понюхал открытку. Я тоже сделал это. Открытка источала приятный аромат женских духов, что-то цветочное. Кэтрин не пользовалась таким ароматом, но я был уверен, что он уже попадался мне. Я заглянул в конверт, но кроме открытки там не было ничего.

Всю следующую неделю, как и следующие три месяца, я вкалывал в Бордертауне. Грэм не соврал, работа действительно не была пыльной – она была грязной. Я мыл посуду, полы, отмывал от засохшего дерьма туалеты и делал это абсолютно бесплатно. Я ни на секунду не переставал ненавидеть Грэма, но делал всё, что он говорил, чтобы избавиться от своих долгов.

В апреле я возвращался домой позже – было уже тепло, и люди засиживались до самого закрытия бара и летних площадок. Я работал официантом, уборщиком и мальчиком на побегушках одновременно, поэтому вечером, когда я приезжал домой, меня хватало лишь на то, чтобы включить телевизор и пожевать утренний сэндвич.

Я бесцельно переключал каналы. Музыка, реклама, порнуха – ничего интересного. Я начал искать новости. Со своим образом жизни я чувствовал себя, словно в глухой деревне.

– Количество жертв уточняется. – говорил диктор, когда я нашёл канал новостей. – По предварительным данным, сработало самодельное взрывное устройство. Вероятно, что жертв могло быть и больше, если бы не героический поступок полковника Эндрю Фуза – он своим телом закрыл бомбу, тем самым спас десятки жизней.

Я чувствовал, что начинаю проваливаться куда-то. Слова диктора пронзили моё сознание, словно нож масло. На несколько секунд я погрузился в какой-то транс.

Отец погиб.

Теперь я остался совершенно один.

ГЛАВА 8

Изгой

Человек – стадное животное. Мы ценим одиночество, но оно сводит с ума. Мысли становятся хаотичными, а поведение – диким. Именно таким я и чувствовал себя сейчас – диким.

Отец погиб двенадцатого апреля. Он пожертвовал собой, чтобы спасти нескольких человек. В такое неспокойное время и в таком неспокойном месте смерть – довольно частое явление. Ежедневно новостные каналы кричали про убийства, изнасилования и пропавших без вести людей. Но я не обращал на это особого внимания, пока это не коснулось меня самого.

Мы с отцом никогда не были особенно близки, но это был последний близкий человек. Друзья отвернулись от меня, любимая предала, Майкл мёртв. Теперь и отец тоже. Я остался совершенно один на этом блядском необитаемом острове, имя которому – моя жизнь.

У меня не было собеседников, я стал иногда разговаривать с самим собой. Я начал понимать, что тихо схожу с ума от одиночества. В свободное время я смотрел телевизор, играл на гитаре или разговаривал с невидимыми собеседниками. Моим любимым собеседником был Альфред – так я назвал свою гитару. Альфред был уже потрёпанным стариком, но я любил его, потому что это была моя первая гитара.

Вот такой хернёй я занимался в свои выходные, а всё остальное время я работал. У меня всё ещё были баснословные долги перед Грэмом, я продолжал работать на него. Чтобы немного ускорить процесс, я решил продать музыкальные инструменты и оборудование.

Войдя в студию, я едва сдержал эмоции – всё здесь было так, как в самую последнюю встречу с друзьями – на журнальном столике стоял давно остывший кофе, в углу валялось несколько пивных бутылок. Я взял гитару, поиграл немного. Всё в этой комнате напоминало мне о жизни, которая уже никогда не станет прежней. Удивительно, как сильно может измениться жизнь и даже ты сам за такое короткое время. Блядская череда из чёрных и белых полос летела как-то очень уж быстро. Я даже не успевал опомниться, когда жизнь подкидывала новый пиздец.

Все гитары и большая часть аппаратуры принадлежали мне. Я решил, что с группой покончено, а одному мне не нужны эти инструменты. В тот же день я выставил на продажу абсолютно всё, что у меня было – от барабанной установки до медиаторов. Я хотел как можно быстрее отделаться от Грэма и перестать быть его рабом.

Сидя перед компьютером, я на секунду задумался, продавать аппаратуру или нет, было очень жалко это делать, но стоило мне вспомнить, сколько я задолжал Грэму, сомнения отпадали – продавать всё к чёртовой матери.

Едва я успел разместить объявления, как мне позвонило огромное количество людей. Большинство из них оказались своего рода зеваками, которые узнали в тех или иных инструментах наши и хотели убедиться, что продаю их действительно я. И вообще, действительно ли всё это продаётся. Реальных покупателей не было. Только одна девушка, представившись Анной, спросила, продаю ли я ту красную гитару, на которой постоянно играю. «Той красной гитарой» был Альфред, поэтому я ответил, что ни за что его не продам.

С каждым днём денег становилось всё меньше, мне едва хватало на еду. Я практически не курил – пачка сигарет стоила дороже какого-нибудь бургера. Иногда мне удавалось стрелять сигареты у прохожих, но чаще всего я нервно облизывал губы и резко поворачивал голову, если казалось, что повеяло табаком.

На следующий день после того, как я разместил объявления о продаже инструментов, у меня купили две гитары, кое-какую мелочь, а один парень полностью купил барабанную установку. Всё шло не так уж и плохо и через три дня у меня остались только усилители, которые должен был выкупить какой-то Адам из Стартона. Я удивился, зачем кому-то тащиться из самого Стартона в Саммердейл, но не стал возражать. Усилители стоили дороже всего и я сомневался, что кто-нибудь из Саммердейла мог позволить себе так раскошелиться.

Адам приехал рано утром, шестнадцатого апреля. Был понедельник, мне предстояло ехать на работу в Бордертаун, поэтому я попросил приехать его так рано, как только он сможет.

Адам оказался презентабельным мужчиной, на вид ему было примерно столько же, сколько и моему отцу – едва ли больше сорока. Он был очень высоким с рыжими и растрёпанными волосами, которые очень контрастировали с классическим костюмом. Мы обмолвились буквально парой фраз, Адам проверил работоспособность усилителей, и после этого погрузил их в машину.

– Наслышан о вашей карьере, мистер Фуз. – сказал Адам, отдавая мне деньги. – Почему она так резко пошла на спад?

– Всему виной они. – сказал я, держа в руках деньги. – Чем ты дороже, тем меньше ты стоишь.

– Согласен. Деньги портят людей, одновременно делая их лучше. Но это деньги управляют нами, а не мы деньгами. И чем больше у нас денег, тем проще нами управлять. Удачи, дружище.

На этих слов Адам сел в машину, оставив меня одного. А я думал только о том, как же чертовски прав этот рыжий.

Добравшись до Бордертауна, я сразу же пришёл к Грэму и отдал ему все деньги, которые у меня были.

– Полегче, Фуз! – с ядовитой улыбкой сказал Грэм. – Откуда такие деньги?

– Продал кое-что ненужное. Я могу идти?

– Иди… – сказал Грэм и на секунду задумался. – Постой, Фуз. Там кто-то заляпал дерьмом унитаз. Убери это.

Я молча стоял и смотрел на этого ублюдка, а он ехидно улыбался, смотря прямо мне в глаза. Сейчас я хотел плюнуть ему в лицо, ударить, сделать всё что угодно, лишь бы ему было так же обидно, как мне.

– Какое из слов «убери дерьмо из унитаза» ты не разобрал, Фуз? – было видно, что Грэм начинает выходить из себя. – Я хочу, чтобы ты прямо сейчас почистил все унитазы. Тебе лучше идти, пока я не передумал и не заставил тебя чистить их своей одеждой.

Это был уже перебор. Всё это время я делал самую грязную работу, но никакие деньги не были ему нужны. Он лишь хотел унизить меня. Отомстить за то, что Майкл относился ко мне лучше, чем к нему, собственному сыну. Это была всего лишь ревность, которая переросла в настоящую манию. Пора была завязывать с этим.

– Знаешь что, Грэм? Я хочу, чтобы ты снял свой галстук и засунул его себе в задницу. – от этих слов глаза Грэма поползли на лоб, но я продолжал. – Мы оба прекрасно понимаем, что никакие деньги тебе не были нужны изначально, ты просто хотел показать своё превосходство, не так ли? Но деньги портят людей. У тебя целое состояние, а мне едва хватает то, чтобы не подохнуть от голода. И я вижу, что ты – настоящий психопат, у которого едет крыша от собственной значимости. Ты бы с удовольствием отсосал сам себе, если бы мог дотянуться, вот так ты любишь себя. Пошёл ты нахер, Джойс.

На этих словах я снял рабочую форму «Ин-Джойс» и вышел из кабинета Грэма. Он ещё пару мгновений сидел неподвижно, но сразу же опомнился:

– Фуз, сраный ублюдок, сейчас же вернись! – заорал он мне в спину, на что я лишь показал ему средний палец.

– ФУЗ! – Грэм практически орал ультразвуком, так высоко звучал его гневный голос.

– Джонни, а что происходит? – спросил стоявший за стойкой Рич.

– У мистера Джойса проблемы со желудком, Рич. Кстати, он навалил огромную кучу дерьма и даже не смыл за собой. Он не джентльмен! – на этих словах я вышел из бара «Ин-Джойс» и направился в сторону вокзала, я хотел домой.

Да, мой поступок не сулил ничем хорошим, но мне было плевать. Я больше ни минуты не собирался работать на этого идиота. Я мог лишь догадываться, что он придумает на этот раз, ведь я изрядно задел его самолюбие.

Телефон в кармане разрывался от звонков.

Грэм, Грэм, Грэм.

Конечно, кто же ещё мог мне позвонить?

Добравшись до своего дома, я рухнул в кресло и думал, что же мне делать теперь. Я продал всё, что можно было продать. Я практически не ел несколько дней. Да что там дней! Редко за последнее время я ел больше одного раза в день, да и то, мой рацион обычно состоял из дешёвых бургеров и дерьмовых чипсов. Я был абсолютно один, никто не мог помочь мне. Хотелось убежать куда-то, спрятаться от всего, чтобы никто даже не знал, где меня искать.

Убежать.

Я был самым настоящим изгоем в своём пустом доме. Без друзей, без семьи и без денег.

Убежать.

Сейчас Грэм опомнится и тогда мне точно пиздец. Дело было уже не в деньгах, а в том, что я задел его за самое больное – самооценку.

Убежать.

Я понимал, что в этом городе мне не выжить. Я либо умру от голода, либо буду гнить в тюрьме. Ни один из этих вариантов меня не привлекал и у меня появился план.

Убежать.

Я подскочил из кресла и начал ходить по дому. Мне в голову пришла безумная, но гениальная идея. Я хотел сбежать из этого города. Куда? Это не так важно. Главный вопрос – когда?

Прямо сейчас!

Я взял рюкзак, который часто брал с собой в поездки и начал складывать в него то, что могло бы пригодиться мне – тёплую одежду, кое-какие продукты быстрого приготовления. Покопавшись на чердаке, я даже нашёл спальный мешок, взял и его тоже. На сборы у меня ушло не больше десяти минут. Я решил написать записку, которая бы всё объясняла. Я снова сел в кресло, подвинул к себе журнальный столик и начал думать, что писать.

Начать – самое сложное.

Посвящается Кэтрин, Джеку, Джо и Гейси. В память о лучших временах.

Написав эти два предложения, я очень сильно задумался, что же писать дальше. Никогда ещё слова не давались мне с таким трудом, поэтому я решил просто писать то, что приходило в голову:

Вы помните, как всё начиналось? Мы были молоды, мы были уверенными в себе мечтателями. Мы думали, что можем всё, мы были в восторге от собственной силы и значимости. Но всё меняется. Каждое слово и поступок не случайны. Каждая мысль несёт свой отпечаток. Не бывает случайных людей, а планета всё ещё круглая.

Однажды мы ещё встретимся, но при совершенно других обстоятельствах.

Больше я ничего не мог написать, но и этого было достаточно.

Я встал и оглядел свой дом. Сейчас он напоминал мне тот день, когда я только переехал сюда: дом был практически пустым, кроме мебели не было ничего, да и её было немного. Я в последний раз зашёл в теперь уже пустую комнату, которая когда-то была студией – странно было видеть её пустой.

Я уже собрался уходить, как вдруг заметил краем глаза что-то чёрное – за дверью стоял чёрный кейс для гитары.

Альфред.

– Эй, парень, чуть не забыл про тебя. – сказал я гитаре. – Ты мне ещё пригодишься.

Повесив рюкзак на спину и взяв Альфреда в руку, я вышел из дома. Покопавшись в карманах в поисках ключей, я решил, что даже не буду закрывать дверь. Брать там всё равно нечего, а если какой-то бездомный решит там поселиться, то даже лучше – сделаю доброе дело.

Я ещё раз оглядел свой дом, мысленно попрощался с ним и ушёл.

Честно говоря, сейчас я даже не знал куда мне идти. Просто хотелось быть как можно дальше от воспоминаний.