Текст книги "Пылающая башня"

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Глава 12

Последние годы на средиземноморском побережье озадачивали отдыхающих, удивляли старожилов.

Куда подевались жаркая весна и гарантированное тепло бархатного сезона? В конце мая могли налететь почти зимние штормы или весь сентябрь моросил дождь. Что-то неладное творилось с погодой.

Человек по прозвищу Алеф не слишком беспокоился из-за отсутствия солнца. Перебравшись в этот дом в окрестностях Ниццы, он еще ни разу не окунулся в море, не вышел на пляж позагорать.

На ежедневные пешие прогулки погода никак не влияла. Щуплая фигурка быстро двигалась в сопровождении телохранителя, который, как правило, нес над олигархом раскрытый зонт – от дождя или чрезмерного зноя.

В этот раз рядом с низеньким Алефом вышагивал еще один человек.

– Дыши глубже, прочищай легкие после Москвы. Как вы еще живете с вашими нормами на выхлопы?

– Перемогаемся.

– Говоришь, это не просто тривиальная банда, которую поманило чужое золотишко?

– Нет, шеф, за ними кто-то стоит. Доброхотов или кто-то другой.

– Доброхотов? Странно. Я понимаю, если б он коллекционировал антиквариат и этот бычок был бы раскопан в каком-то кургане. Золото и бриллианты? При желании он может все туалеты своего дома и офиса оснастить золотыми унитазами. Поверил в потенцию Тельца? Мне эта штука удачи не принесла.

– Кто-то считает по-другому.

– Да? Впрочем, ход мыслей мне ясен. Пока Телец был при мне, дела двигались как нельзя лучше; едва бычка замуровали на башне, пошел откат… Они просто не знают, сколько у меня в лучшие времена было проблем и сколько рычагов у меня сейчас осталось.

Собеседник Алефа почтительно промолчал, не осмеливаясь влезать с комментариями.

– В любом случае заберите вещь как можно скорей. Кто ищет, тот всегда найдет, поэтому судьбу лучше не искушать. Свяжись с Воробьевым, он тебе все подробно нарисует. Только мы вдвоем – я и он – достоверно знаем место. Я выбирал, где ставить, Воробей ставил. Последний раз проверял после пожара.

Протер замшей, доложил, что сияет, как новенький.

Собеседник вежливо улыбнулся, Алеф же, наоборот, посерьезнел, и улыбка мгновенно стерлась с лица подчиненного.

– Теперь, напоследок, место узнаете вы трое.

Напоследок для Тельца, не для вас. Пора ему менять пристанище. За это отвечаешь ты.

– Понятно. Брать Воробьева с собой или пусть покажет на бумаге и сидит дома?

– Сам решай, сам организуй. Чтобы спросить с тебя по полной программе, я должен дать тебе полномочия.

* * *

– А ты мужик осторожный. Давно таких не встречал.

Дорогин по звукам шагов уже узнал Кащея, но открывать глаза не спешил.

– На высоте нужно семь раз отмерить, – про-.. бормотал он, переворачиваясь на другой бок.

– Я не об этом. Отказаться от бабы, тем более от такого лакомого кусочка…

– С чего ты взял? Мы прекрасно провели время.

Вера не была заинтересована говорить правду, но, по всей видимости, ее раскололи. Или просто призналась подруге под большим секретом, а уже та растрезвонила всей компании.

– Чего ты испугался в самом деле? – прищурил Кащей свои и без того узковатые глаза. – Не думаю, чтобы у такого, как ты, в постели слишком размягчались мозги и развязывался язык.

«Или у них здесь „жучок“ стоит? Нет, тогда бы он не спешил демонстрировать свою осведомленность», – подумал Сергей.

– Меня, наверное, легче убить, чем заставить отчитываться за каждый свой шаг, – Дорогин потянулся на диване так, что позвонки хрустнули. – Прислал бабу, спасибо. Как мы с ней время проводили, это уж наше дело.

– Тогда отчитайся за работу.

– Рановато пока.

– Хватит валяться. Покажи мне карту.

Дорогин отвык, чтобы с ним разговаривали таким тоном. Он еле удержался от желания въехать кулаком в отчетливо выпирающую скулу или в надбровную дугу. Каждая косточка на лице Кащея фигурно выступала, туго обтянутая лишенной всякой жировой прослойки кожей.

– Какую еще карту? Я вышел из детского возраста и в эти игры не играю.

– Где ты помечаешь проверенные участки? Я должен это видеть.

– Все равно ничего не поймешь.

– Ничего, объяснишь.

– С какой стати? Я еще не получил от тебя ни копейки, – Муму счел нужным покачать права, прежде чем уступить.

– Ты получил аванс, половину месячной зарплаты.

– За работу проводника.

– Все в природе взаимосвязано. Хочешь получать бабки от «Эвереста» – слушайся нас.

– Где гарантии, что меня потом не вытурят?

– Потом? – оскалился в улыбке Кащей. – Да ты сперва дело сделай. Придется, братец, попотеть.

Дорогин решил, что сценку пора заканчивать, есть опасность переиграть. С недовольным видом он вытащил из кармана замусоленный блокнот. Похоже, Зыгмантович не оставил после себя подробного плана отсмотренных участков башни. Кащею и компании пришлось начинать все с самого начала, и повторять ошибки они не хотели.

– Все четко и понятно. Какие здесь нужны пояснения? Ты, видно, считаешь меня полным кретином.

– Что ж, тогда я рад за вас, – буркнул Дорогин, разыгрывая обиженного.

– Главное, чтобы ты за себя порадовался. Но каким же ты все-таки оказался осторожным! Чтобы не кинуться на такую девку, на такой кусок.

* * *

Человек по фамилии Воробьев был мастером на все руки. Когда будущий олигарх числился младшим научным сотрудником в советском НИИ мелиорации сельского хозяйства, Воробьев тоже трудился здесь, но получал гораздо большую зарплату. Его вклад в мелиорацию состоял в ежедневном уходе за четырьмя «Волгами» начальства, ремонте дач, квартир и бытовой техники этих же товарищей. Остальные сотрудники тоже могли обращаться к Воробьеву за помощью, но уже за наличный расчет.

Будущий олигарх умел завязывать контакты.

Воробей уважал его и ни на секунду не задумался, когда получил от Алефа приглашение перейти в его недавно открытый кооператив.

Со временем этот человек, не имея образования, стал главным техническим консультантом удачливого бизнесмена. Алеф не раз поражался тому, как может один человек разбираться и в замках сейфов, ив камерах скрытого наблюдения, и в устройстве фонтана в загородной резиденции.

Все изменилось после вынужденного отъезда Алефа за границу. В этот раз он не имел возможности вернуться обратно: по команде сверху Генеральная прокуратура открыла сразу несколько дел, по которым он проходил в качестве главного фигуранта. Постаревший Воробьев не вошел в число тех немногих, кто отправился вместе с олигархом в почетную ссылку. Он остался в Москве и вдруг обнаружил, что ровным счетом никому не нужен.

Для устройства в коммерческую фирму требовались диплом о высшем образовании, послужной список и возраст до сорока лет. Ничего этого у Воробья не было. Больше десяти лет он нигде официально не числился. Ссылаться на Алефа опасался. У опального олигарха оставалась еще тьма тьмущая врагов. Если не поверят, сочтут пустыми россказнями, дадут пинка под зад. Если поверят, будет еще хуже.

Воробей быстро нищал. Он никогда не откладывал деньги, веря в прочность своих отношений с хозяином. Теперь он понимал, что Алеф просто забыл о нем из-за своих проблем. Первый год за границей олигарх вел напряженный судебный процесс, нанял лучших французских адвокатов, чтобы доказать в суде политический характер запроса о его выдаче. Потом «волна» поутихла, но голова у Алефа все равно была занята перестройкой своей, не обозначенной ни на одной карте империи.

Если Напомнить о себе, Алеф, конечно нее, распорядится выплачивать ежемесячное содержание.

Но Воробей был человеком по-своему гордым. Всю жизнь он брал деньги за работу, никогда не просил милостыни.

Он жил одиноко в большой трехкомнатной квартире, которую ему в свое время отписал шеф. Сам Воробей не купил даже простенького табурета.

Квартира изначально была отремонтирована и обставлена, он поселился в ней, как в гостинице. Теперь постепенно продавал мебель, чтобы иметь деньги на хлеб насущный. В конце концов осталось только самое необходимое: газовая плита, холодильник, стол и стул на кухне, раскладушка и телефон в спальне.

Он ничего не делал, живя в ожидании звонка.

В этот день купил с утра буханку хлеба, пакет молока. Вернулся домой и погрузился в чтение. После продажи книжного шкафа и полок вся его библиотека лежала стопками на полу. Здесь не было ни одной книги как таковой. Только техническая документация. Воробей еще с юных лет собирал ее с тем же фанатизмом, с каким заядлый нумизмат собирает монеты, а филателист марки. Описание серийно выпускаемых устройств, патентов и изобретений, где возможно, забирал с концами, где делал ксерокопии, которые потом аккуратно переплетал.

Воробей не заимствовал ничего чужого. Но постоянно пропуская через себя чужие идеи и технические решения, он научился генерировать свои.

Точно так же молодой матери нужно пить много жидкости, чтобы в достаточном количестве вырабатывалось свое молоко. День походил на другие: Воробей сидел на полу, подстелив под себя квадратный протертый до дыр коврик и прислонившись спиной к стене. В этом углу на светлых обоях осталось пятно от волос на его затылке. Быстро, по диагонали, он прочитывал страницу за страницей, машинально откусывая хлеб от свежей буханки и отхлебывая молоко из пакета.

Неожиданно зазвонил телефон. Густая, начинающая седеть бровь шевельнулась, Воробей отложил листы и, не спеша, поднялся с пола. К третьему звонку он вышел в коридор, к четвертому вошел в спальню, к пятому взял трубку.

– Привет тебе из дальних краев.

Он узнал голос Никанора. Алеф держал разных людей для различного рода деликатных поручений, Никанор был одним из них.

– Спасибо. Давно приехал?

– Сегодня. Смотался туда и обратно. Вообще здесь торчу, как и ты. Встретимся там же, где в прошлый раз. Через час, лады?

– Лады.

Судя по определителю номера, Никанор звонил с телефона-автомата и был уверен, что разговор не прослушивается, что свою домашнюю линию такой человек, как Воробьев, надежно защитил.

Допив молоко, хозяин квартиры вошел в ванную и глянул на себя в зеркало. Вытер дрябловатые губы, намочил ладонь, чтобы пригладить редкие волосы. Несмотря на отшельнический образ жизни, он никогда не забывал побриться, сменить рубашку. С приближением шестидесятилетнего юбилея все больше следил за такими вещами – это был защитный барьер против надвигающейся старости.

Минута в минуту подошел к назначенному месту – последний раз они здесь виделись больше двух лет назад. Никанор ждал за рулем, и машина тронулась, как только пассажир опустился на сиденье.

– Тяжелые времена, – заметил посланец от шефа полуутвердительно-полувопросительно.

Воробей только пожал плечами. Он не собирался плакаться в жилетку, что вот уже два года брошен на произвол судьбы, невзирая на все заслуги.

– Ничего, будет и на нашей улице праздник, – продолжал Никанор. – Шефу надо забрать с Останкинской башни свое добро. Он сказал, что место знаете только вы с ним. Он, понятное дело, объяснять не стал. Не барское дело – грузить себя деталями.

Привычной для России неприязнью к начальству в этих словах и не пахло. Была констатация само собой разумеющегося обстоятельства.

Воробей кивнул, пожевывая бесцветные губы.

Образованное от фамилии прозвище никак не подходило к внешнему облику этого человека. Скорее он походил на старого пса благородных кровей – неторопливого, флегматичного, едва реагирующего даже на мозговую косточку.

– Больше шеф ничего не просил передать?

– Еще вот это, – Никанор протянул компакт-диск с ариями в исполнении Паваротти. – Ты, оказывается, от классики тащишься.

– Еще как! Медведь на оба уха наступил.

Вставив диск в проигрыватель, Воробей стал последовательно перебирать музыкальные треки, ища самый короткий по времени. Таковым оказался пятый. Вместо мощного тенора великого итальянца прозвучал знакомый гнусавый голос.

– Приветствую, Воробей. Давненько не виделись. Сегодня двадцатое июля. Посылаю к тебе хорошего человека, ты его знаешь. Сделай то, что он попросит.

– Ни хрена себе, – удивился Никанор. – Даже не предупредил.

Сломав компакт-диск на несколько частей, Воробьев сложил осколки себе в карман.

– Ты один или еще кто есть?

– Двое моих ребят. Будут чисто на подстраховке, им знать ничего не положено. Что тебе понадобится? Бумага, ручка и…

– Ничего.

– Только на словах объяснишь? Мне бы лучше…

– Зачем объяснять? На месте покажу.

– Со мной попрешься? Надо тебе?

– Головой подумай. Шеф ведь ясно сказал: мы с ним вдвоем знаем место. Если что не так, я оказываюсь крайним. Вот передам из рук в руки, и крайним станешь ты.

– Вопросов нет. Только оружия не бери с собой.

– Я его отродясь в руках не держал. Не моя стихия.

– Ты вообще в курсе, кто и как охраняет башню?

– По людям я тоже не специалист. Другое дело – техника. Противопожарная система там сейчас просто супер. Охранная категорией пониже.

Зато там сейчас куча народу на посту в каждую смену.

– Раньше было пять человек.

– Этих повыгоняли, никого не оставили.

Во времена могущества Алефа на российском рынке телевещания Никанор заходил на башню, как к себе домой. Охранники чуть ли не честь отдавали, зная, в чьей службе безопасности он работает. Теперь придется туда пробираться под чужим именем.

– Найди мне хоть один пропуск, и я сделаю нам с тобой два.

– Какие там пропуска?

– Система простая и эффективная. У каждого сотрудника свой электронный код. Суешь пропуск в прорезь, и на мониторе у охранника появляется фото, заложенное в память. Охранник сличает изображение с реальным лицом и дает добро.

– И ты обманешь такую систему?

– Опять ты путаницу вносишь. Обманывают человека, народ. А техника… С техникой надо уметь работать.

Глава 13

Иностранец фотограф готовил материал о Москве для глянцевого журнала, издаваемого на Западе огромным тиражом. На ломаном русском языке он объяснил Муму, что отснял уже пять пленок, из которых отберет потом не больше десяти фотографий. Утром у него самолет в Лондон, а вечером он случайно узнал о «фантастической» возможности залезть на самую вершину Останкинской башни.

– Может, это все менять, еще не знаю. Может, я делать только фото сверху, никакой другой.

Фотограф радостно улыбался. Из шорт торчали кривоватые ножки, обросшие рыжим пухом. Такой же рыжий пух топорщился над верхней губой. Дорогина всегда поражал неиссякаемый запас наивного оптимизма в иностранцах. Будто там, откуда они приехали, нет проблем, даже таких, как болезни или смерть.

– Давай разминайся, Майкл. Видишь на стенке наглядную агитацию: какие упражнения нужно сделать, какие суставы разогреть.

Пока Дорогин включал кофеварку, фотограф аккуратно выполнял каждое упражнение положенное число раз. За этого беспокоиться не стоит, будет четко выполнять все команды до единой.

– Теперь кофейку, чтобы глаза пошире открылись. Кофе отличный, за счет фирмы.

– С кофеин?

– А зачем тебе без кофеина? Это все равно, что брачная ночь без невесты.

– Знаешь, Сериожа, кофеин накапливаться организм.

– Один раз, за компанию. Будешь потом рассказывать дома, как отрывался в России, кофе с кофеином пил.

Тяжело вздохнув, Майкл взял в руки чашку. Он уже имел опыт общения с россиянами и знал, что отказываться от угощения бесполезно.

– О, yes, – одобрительно кивнул он, отпив пару глотков.

– Фак ю шит, – добродушно подмигнул дежурный охранник «Эвереста».

Это была единственная фраза на английском, которую он запомнил наизусть, – слишком часто она повторялась в голливудских боевиках.

Надев мотоциклетный шлем вместо панамы, положенную сбрую и поролоновые накладки, фотограф стал чем-то похож на космического туриста.

Подъем происходил гладко и без проблем. Выполнив очередное указание Сергея, иностранец застывал в ожидании следующего. «Высотной болезнью» он не страдал. Тихо и восторженно ворчал себе под нос, разворачивая мощный объектив то в одну, то в другую сторону.

Их маршрут разительно отличался от всех предыдущих дорогинских восхождений. Майклу постоянно хотелось обозреть полную панораму, отыскать нужный образ. Поэтому поднимались они по спирали, и Москва открывалась со всех сторон. Натянутые струны проспектов с гирляндами фонарей – от голубоватых, похожих на ледяные шарики, до медово-желтых. Редкие кристаллы высотных домов, контур Садового кольца и узкие темные полоски бульваров. Излучина Москвы-реки, серебрящаяся лунными бликами, купола храма Христа Спасителя, крохотное красное пятнышко, в котором с большим трудом можно распознать фирменное "М" компании «Макдональдс».

– Аккуратнее, Майкл. Не дай бог, объектив раскокаешь. Гонорара, небось, не хватит новый купить. Кстати, сколько тебе обещают отвалить?

Знаю, у вас там не принято спрашивать о деньгах.

Но ты ведь сейчас здесь, в Москоу, а мы здесь общаемся без лишних церемоний.

– Восемь и половина тысяча евро, – ответил фотограф, пока менял в аппарате пленку.

– Серьезно? Мне тут кучу народу надо поднять и спустить, чтобы такие денежки заработать.

– Знаешь, Сериожа, как я работал первое начала? Бесплатно свои фото отдавал, только пусть бы печатали с моя подпись.

– Молодец, Майкл. По ступенечке, помалу.

Не так, как мы здесь: три ступени вверх карабкаешься, потом слетаешь сразу на пять, как на санках.

– У вас ступенька обледенелый, – засмеялся фотограф.

– Точно.

Перед спуском Майкл решил «щелкнуть» Дорогина на память.

– У меня в каждый город свой проводник. В Нью-Йорк был бывший агент ФБР, в Бомбей – местный воришка, В Венеция – гондольер с причал возле площадь Сан-Марко.

– Если лично для себя – на здоровье. Только в журнале не хочу мелькать. Я ведь когда-то в кино снимался каскадером. Потом пошла черная полоса: куча неприятностей, вплоть до клинической смерти. Однажды я прочел про туземцев, что они не любят сниматься, считают, что каждое изображение уносит частицу их души. Может, действительно так и есть. Если бы меня не тиражировали, жизнь раскрутилась бы счастливее.

– Нет вопрос, Сериожа. Без разрешения частный лицо ни один журнал фото не печатать.

На прощание Майкл оставил на фирме десяток журналов со своими красочными репортажами о столицах мира. Обнялся с Дорогиным и спросил адрес, чтобы прислать новый журнал, уже с видами Москвы.

Сергей записал ему адрес фирмы, он не знал, когда появится в доме под Клином.

* * *

Сонный, выжатый, как лимон, Муму направлялся после ночной смены в квартиру, предоставленную Кащеем. Зашел в подъезд, вызвал лифт. Вдруг сзади на него кто-то кинулся. Он только успел обернуться и разглядеть знакомую физиономию. Но прямой удар в голову пропустил.

Если бы створки лифта оставались закрытыми, Муму стукнулся бы о них затылком. Но они как раз начали услужливо разъезжаться. Откинувшаяся назад голова попала в проем, а плечи уперлись в створки, удерживая от падения.

В глазах на секунду потемнело. Дорогин инстинктивно успел принять боевую стойку, но ни защита, ни контрудар не понадобились. Тайсон сам подвергся неожиданной атаке. Будто из-под земли выскочили двое, демонстрируя неплохую технику владения каратэ. Тайсону удары ногой в прыжке оказались не по зубам. Через несколько секунд он рухнул на выложенный плиткой пол, прикрывая дрожащими руками голову.

– Тихо вы! – Дорогину едва удалось унять двух неизвестных.

Он и раньше подозревал, что за ним следят.

А теперь получил неопровержимое тому свидетельство. Подхватив обмякшего амбала под мышки, два незнакомца молча выволокли его из подъезда и усадили на скамейку, где обычно сидели в тенечке пенсионерки.

Было только полседьмого утра, двор пустовал.

Двое незнакомцев не стали больше вразумлять Тайсона. Судя по выражению лица, он понял свою ошибку и на вендетту больше не претендовал.

Пока Дорогин поднялся в «служебную» квартиру, правая половина лица успела слегка припухнуть. Не раздеваясь, он завалился на диван, но тут позвонил озабоченный Кашей.

– Кто это был?

– Тайсон.

– Откуда взялся? Что у него против тебя?

– Неудовлетворенный клиент.

Кащей слегка успокоился.

– Ты уверен, что за ним никто не стоит?

– Уверен. У мужика были планы устроить на высоте грандиозное веселье, а я не дал им осуществиться.

Наконец Кащей отвязался. Дорогин отключил телефон и с наслаждением, забыв даже о ноющей боли, окунулся в сон. Ему приснилась башня, проверка одной из пустот, помеченных вопросительным знаком в блокноте. Будто он долго поднимается по винтовой лестнице. Тут и там попадаются следы пожара трехлетней давности. Использованный огнетушитель с углекислотой, каска с облезшей краской, куски сгоревшего кабеля с расплавившейся, застывшей коркой изоляцией. Топор с длинной ручкой и зазубренным лезвием, которым рубили толстый кабель. Рукавица с пропаленной дырой. Пластиковое покрытие кое-где еще осталось. Оно съежилось, распалось на отдельные куски и прилипло к бетонной стене обрезками тисненой темно-коричневой кожи. Но запаха гари почему-то нет.

Вот дверца с намалеванным номером. За ней ниша. Это не тайник, внутри какое-то оборудование. Но если уж притащился сюда, надо открыть, глянуть внутрь.

Какое-то нехорошее предчувствие тормозит руку. Будто свинцом налилась, тяжело поднимать.

И все-таки он берется за задвижку, поворачивает ее, тянет дверцу на себя… И отшатывается назад.

За дверцей женские волосы. На фоне окружающей грязи и копоти их чистое золото бьет в глаза. Женщина повернута к нему спиной, видны ее плечи и лопатки, на левой лопатке крупная родинка. Он с ужасом гадает, жива она или мертва, обернется или останется неподвижной. Пахнет от нее, как от живой – травянистым запахом волос, медовым запахом кожи…

Проснувшись, Дорогин рывком сел на диване.

Запахи были вполне реальными – в комнате рядом с ним действительно находилось существо женского пола.

– Вера? Что за привычка влезать без звонка и стука? Вот пожалуюсь на тебя, будешь знать.

– Думаешь, Шурик подослал меня с тайной целью? Хотел выведать, что у тебя на уме?

– Всем плевать на то, что у меня на уме. Я должен делать свою работу и больше ничего.

– Наконец ты это понял. Честно сказать, прошлый раз я притащилась сюда без особого энтузиазма. Но потом… Особенно когда ты так странно себя повел…

– Появился спортивный интерес, – закончил за нее Муму.

Вера только рассмеялась и откинула со лба прядь волос.

– Тебя даже фингал не портит, честное слово.

Продолжив тему внешности, Сергей уточнил у нее, как выглядит Шурик, и понял, что именно этого человека про себя прозвал Кащеем.

– Между прочим, мы договаривались изложить другую версию нашей встречи. Сама же предложила, а потом проговорилась.

– Я не виновата. Лажа такая случилась… Ты очень злишься?

– Уже нет, – Дорогин не хотел, чтобы гостья принялась немедленно заглаживать свою вину.

– Не они тебя случаем украсили?

– Наоборот, прикрыли. Мелкое недоразумение, но все равно приятно, когда о тебе заботятся.

– Если пожелаешь, забот у тебя будет хоть отбавляй. Настоящих, женских.

Подсев ближе, Вера перешла на шепот:

– Я только вчера вечером случайно узнала, что ты для них должен сделать.

– Ну и как? Впечатляет?

– Я серьезно, – зашептала она еще тише. – Неужели ты отдашь им эту штуку?

– Я ее просто не найду.

– Стопудово найдешь, я даже не сомневаюсь.

Смотрю на тебя и чувствую: стопудово. У таких, как ты, обязательно получается. Неужели тебе не будет обидно все сделать и остаться с пустыми руками? ; – Вообще-то мне обещали тысячу баксов.

– Только тысячу? Сверхнаглость. Пускай засунут эту тысячу себе в задницу. Если ты только захочешь, мы их вместе прокинем, запросто. Я кое-что знаю, в нужный момент подскажу, как от них оторваться.

– Ты опять явилась не вовремя. Мне страшно хочется спать.

– Не гони фуфло. Не надо играть со мной, я же вижу, какой ты на самом деле. Ты не создан для того, чтобы тебя использовали и выбрасывали на мусорку. Ты рожден побеждать.

Какой мужчина способен с холодным сердцем выслушивать такие речи, произносимые убежденным шепотом. Дорогину тоже было приятно, но осторожности он не терял. Предложение Веры вполне могло оказаться подставой, проверкой на вшивость.

Через два часа ему нужно отправляться в больницу к Тамаре. Неужели ему так и не суждено нормально поспать? Может, поступить, как поступают японцы? Не говорить «нет», чтобы тебя не убеждали долго и нудно.

– Обещаю подумать на свежую голову.

– Я не подведу, не сомневайся. Ладно, спи, я тихонько здесь приберу. Вообще-то я такими вещами не занимаюсь и Шура меня об этом не просил.

Но мне вдруг самой захотелось. Ты не против?

– Если только не будешь ничего ронять.

* * *

Надо отдать должное Никанору, Воробьев очень скоро получил в свое распоряжение пропуск. Через три часа его предстояло вернуть.

На самом деле универсальность Воробья имела один очень существенный пробел. Программное обеспечение оставалось для него тайной за семью печатями. Проблему Воробьев предполагал решить оригинальным способом: прививал любовь к программированию своему сыну – позднему ребенку, которого он удосужился завести только под сорок лет. Думал, когда сын подрастет, они будут работать в паре, взаимно дополняя друг друга.

Олег рос, быстро осваивал компьютер, но мать его выкинула номер – решила развестись с мужем и увезти сына с собой. На два года уехала за границу, потом вернулась в Москву. Страшно недовольна была контактами Олега с отцом, но ничего не могла поделать: парень начал зарабатывать с его помощью неплохие деньги. Ему уже исполнилось семнадцать, и никаких запретов он не признавал.

Воробьеву казалось, что у них с сыном налажено полное взаимопонимание. Но реальность оказалась несколько иной. Алеф укатил на Запад, спасаясь от Генеральной прокуратуры, Воробей остался без работы и без денег. И тут выяснилось, что сын не желает попусту тратить время на общение. Есть оплачиваемый заказ – есть тема для разговора.

На родственные чувства у него нет свободной минуты: дел выше крыши.

Для отца это стало ударом ниже пояса. В самый трудный для себя момент он увидел: рядом никого. Замкнулся, заперся в своей квартире вместе с пудами технической документации. Ограничил и без того скромные потребности до предельного минимума.

Он был уверен, что не позвонит сыну первым.

Но теперь у него просто не оставалось выбора. Программу нужно было слепить как можно быстрее, и он не знал больше никого, кто был бы способен на это, кроме собственного отпрыска. Неизвестно, как долго будет писать программу посторонний человек, не заложит ли он Воробьева милиции или ФСБ, поняв ее предназначение.

Главная проблема упиралась в деньги. Никанор ничего не сказал о вознаграждении, шеф тоже ни словом не обмолвился в своем «звуковом письме».

Воробей не привык выбивать себе зарплату или премиальные, и теперь тоже язык не поворачивался напомнить Никанору о бедственном своем положении.

С другой стороны, нет по сути и нового задания.

Закрыть старое дело, подчистить «хвосты» и только. От него, Воробья, требовался лишь рисунок на бумаге. Раз он сам вызывался сопровождать Никанора, смешно требовать за это плату.

Если б не мобильник, Олега вряд ли удалось бы отыскать – так часто он мотался с места на место. В отличие от отца, давно живущего по пословице «От добра добра не ищут», сын сотрудничал одновременно с десятком фирм, многие из которых находились за океаном. Одно время он собирался смотать с концами в Штаты, пока случайно не узнал, что ему там грозит тюремный срок. Одного из его товарищей задержали в Лос-Анджелесе по обвинению в злостном хакерстве.

С испугу парень дал показания против всех, с кем вместе еще в Москве проникал в корпоративные сети транснациональных компаний. Путь в Америку был для Олега закрыт. Но и Москва предлагала программисту большие возможности заработать.

– Привет, батя. Какие трудности? – в телефонную трубку было слышно, как сын стучит по клавиатуре.

– Можешь ко мне заскочить?

– Не раньше одиннадцати. И то вопрос.

– В течение часа. Работенка имеется.

– Работенки и без тебя хватает. Сколько тонн она весит?

– Приезжай, поговорим.

– Кстати, тачку мою глянуть надо, стук какой-то появился.

Насколько отец слабо разбирался в программировании, настолько же сын не рубил в разного рода «железе» – от утюга до автомобиля.

– У тебя есть где поставить ее на эстакаду?

– Найдем.

– Ладно, жди, – пулеметная очередь по клавиатуре затарахтела еще быстрей.

«Можно не сомневаться, приедет, – убедился Воробьев. – Знает, что хороший сервис иномарок стоит дорого, а отец все сделает бесплатно».

Через сорок пять минут внизу под окнами взвизгнули тормоза. Воробей знал фирменный стиль Олегова вождения, но не спешил в прихожую. Даже когда прозвенел звонок, он дочитал последний абзац на странице, положил листок в нужную папку и только тогда неторопливо направился к входной двери.

Раздался пятый звонок по счету. Можно представить, как он там, за дверью, бьет копытом от нетерпения. Ничего, подождет лишнюю пару секунд.

Пусть настроится на другой ритм, иначе от его скороговорок начинает в ушах звенеть.

– Чего не выходишь? Я же сказал, что еду.

Воробьев не видел сына больше двух лет и поразился произошедшим в нем изменениям. Настоящий мужчина, на голову выше отца. Энергичный, уверенный в себе. Только зачем ему понадобился этот пистон в ухе? Рецидив детства.

– Пошли, – Олег подхватил отца под руку. – Ты же обещал посмотреть моего «немца».

"И машину взял какую-то странную, – думал Воробей. – Маленькую, трехдверную, игрушечную.

В такой дамам пристало ездить". –.

– Погоди. Сперва мое дело, – он вытащил пропуск.

– Опять эти мелкие аферы, – скептически поморщился Олег. – Давай только покороче, не растекайся мыслью по древу.

Все считали Воробьева молчуном, из которого лишнего слова не вытянешь. Только родному сыну казалось, что отец неоправданно много разглагольствует. И это при том, что на одно отцовское слово приходилось по меньшей мере десять сыновних.

– Фотографии есть? – уточнил Олег, выслушав суть проблемы. – Тогда все, вопрос решаемый.

При условии, что заплатят нормально.

– Это как бы.., мой долг, – запнувшись, выговорил Воробей.

Сын успел осмотреться и заметить перемены в обстановке.

– В японском стиле, ничего лишнего. Так ты скоро стильным чуваком станешь.

– Я еще и похудеть намерен, – заметил с иронией отец.

– Так что ты говоришь? В долги залез?

– В другом смысле. Давнее дело, я за него уже получил. Теперь надо довести до конца.

– Стоп-стоп. То есть полностью получил деньги, а работы до конца не сделал?

– Вроде того, – покривил душой Воробей.

– Попробуй объясни сыну свое положение – на смех поднимет. Про тебя забыли, не платят ни гроша, и ты еще намерен бесплатно сделать работу?

В какие ворота это лезет?

– Выручи. Я уже пообещал.

– Бесплатно? Я тут недавно прикинул, сколько стоит час моего времени. Не хочу говорить, все равно не поверишь.

– Расквитаемся по взаимозачету. Ты мне, я – тебе.

– Что ты имеешь в виду? Тачку? – на лице Олега отобразилось возмущение. – Родному сыну просто так и машину глянуть не можешь?