Текст книги "Пылающая башня"

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

Глава 21

Приоткрыв глаза, Кащей с ненавистью посмотрел на Дорогина.

– Сейчас «скорая» приедет, – пообещал Сергей, бросив взгляд в окно, обращенное во двор.

– Кто просил?

– Полчаса не могу тебя в чувство привести.

Уже волноваться начал.

– Кто, блин, тебя просил вызывать сюда посторонних? – упершись костлявой ладонью в пол, Кащей попробовал сесть.

Следующим движением он проверил «пушку» – ее на месте не было. Метнул в сторону Дорогина быстрый взгляд – к злобе примешалась немалая доля опаски.

– Пусть глянут, что с тобой, подскажут, как быть. Пистолет я забрал на всякий случай. Чтобы на него врачи не наткнулись, пока будут с тобой возиться.

– Где он?

– Вот лежит, – кивнул Дорогин на полку слева от окна.

– Позвони, отмени вызов.

– Поздно уже, заезжают во двор.

Внизу и в самом деле тормозила машина с красным крестом.

– Много на себя берешь, – прошипел Кащей, пытаясь подняться.

Голова раскалывалась, пол и стены медленно покачивались, ноги и руки плохо слушались. Он не помнил, как оказался на полу. Помнил, что выговаривал Дорогину за обнаруженный ментами «рентген». Потом провал…

Проводник не посмел бы его ударить. Тогда что случилось? Кащей мог бы спросить впрямую, но не хотел демонстрировать провал в памяти.

Вошли мужчина и женщина в белых халатах и деловито приступили к осмотру пострадавшего.

Чувствовалось, что времени у них мало и долго здесь задерживаться они не намерены. Тем более пульс и давление у Кащея не давали повода для большого беспокойства.

– Что с ним случилось? – спросил врач у Дорогина.

– Потерял сознание. Удар в челюсть.

Кащей шевельнул бровью, но от комментариев воздержался. Решил потерпеть, пока посторонние не уберутся.

– Легкое сотрясение, – сообщил врач, бегло осмотрев след от удара. – Откройте, пожалуйста, рот. Все нормально, челюсть цела. Пошевелите руками. Замечательно. Поташнивает слегка?

Кащей мрачно покачал головой.

– Голова кружится?

Кащей снова отверг предположение, хотя голова у него действительно кружилась.

– Ничего катастрофического. Пусть отлежится денек-другой. Если будет чувствовать себя неважно, обращайтесь в поликлинику по месту жительства.

– Вас понял. Большущее спасибо, – бодро улыбнулся Дорогин, собираясь проводить врачей к выходу.

– Спасибо, – выдавил из себя Кащей.

Ухватившись за край стола, он рывком поднялся, чтобы снова завладеть оружием. Но зашатался и привалился спиной к батарее отопления. Почти сразу же предпринял вторую попытку встать. Но тут вернулся Дорогин, подпер пострадавшего плечом и вручил «пушку».

Проверив обойму, Кащей окончательно уверился в том, что нанятый на башню проводник не имеет отношения к его травме. Иначе Сергей убежал бы и уж наверняка не отдал бы заряженный «ТТ».

Кто-то был здесь, на квартире, но кто? Дорогин и здесь помог.

– Извини, – пробормотал он нерешительно. – Я бы тебя защитил. Но ты сам встал навытяжку перед этим мужиком.

– Каким еще мужиком? – туго натянутая кожа лица снова сморщилась, будто вот-вот должна была облезть.

Вера никогда не видела Стропила, но внимательно слушала пьяную болтовню и сумела снабдить Дорогина верными приметами.

– Странный тип. Полный такой, упитанный.

Лицо, как у годовалого ребенка, только увеличенное в размере. Посмотришь – не поверишь, что у него такой удар.

Кащей побледнел. Неужели Стропило настолько взбешен, что не вытерпел и явился сюда – вмазать ему по челюсти? Тогда дело дрянь.

– Что он сказал? Не помню ни хрена, – признался наконец пострадавший.

– Вы меня отослали на кухню, но все равно было слышно. Он здесь орал благим матом.

Так только начальники орут. Причину я так и не понял.

– Из-за тебя, козла! Менты теперь затеют разбирательство.

«Шеф, конечно, метал икру, когда я отчитался по телефону, – подумал Кащей. – Но кто бы мог подумать, что он сюда вломится? Может, и неплохо, что выпустил пар?»

Кащей и раньше недолюбливал Дорогина, а теперь смотрел на проводника с особой неприязнью.

Тот ведь оказался свидетелем его унижения. А сам остался в стороне.

Что там приказал Стропило? В расход пускать этого лоха? Нет, иначе бы шеф не появился на квартире собственной персоной. И не оставил бы своего сотрудника в бессознательном состоянии с приговоренным к смерти проводником.

– Ну что, погнали? Или посидим еще? – осведомился Муму.

– Куда это ты намылился?

– Я вообще-то собрался отдыхать. Но этот крикун… Напоследок потребовал, чтобы ты меня к нему отвез. Или не ехать? Короче, сам решай.

Кащею даже в голову не пришло, что Дорогин в состоянии так рискованно блефовать.

– С этого и надо было начинать! Когда он сказал быть?

Сергей притворно наморщил лоб:

– Ничего вроде не говорил про время.

– Ну какого хрена ты сразу не сказал, а? Столько болтал не по делу!

Позабыв о травме, Кащей слишком сильно раскрыл рот и тут же поморщился от боли. Надо спешить. Приехать раньше – все же меньшее из зол, чем опоздать.

* * *

На вокзале в славном городе Питере у Воробья украли все деньги. У него, человека, сотворившего своими руками столько хитрых приспособлений, банально вытащили бумажник из кармана.

Скудный запас съедобного был уже съеден. Он остался в чужом городе с червонцем мелочью.

Знал два адреса, куда мог бы пойти: троюродного брата и друга детства. С обоими он лет пятнадцать не виделся, но можно не сомневаться – его приняли бы с удовольствием. По крайней мере дня два или три его пребывание у них было бы только в радость.

При теперешнем его положении визит к знакомым или родственникам исключался. По этим адресам его могут искать, туда не стоит даже носа показывать.

Отреставрированный после юбилея центр города не заставлял Воробья восхищенно оглядываться по сторонам, как других, более благополучных гостей северной столицы. Полдня он проторчал на скамейке в Летнем саду, завидуя голубям, которых кормили булками. Потом решил отправиться в приют для бездомных – других вариантов он просто не видел. Это хоть какая-то крыша над головой, хоть какая-то бесплатная пища.

Женщина на входе взглянула на него удивленно. Воробьев понял, что одет слишком прилично для этого заведения. Вокзальный вор не тронул паспорт, но показывать его было бы верхом глупости. Теперь нигде нельзя появляться под своей настоящей фамилией. Воробьев выдумал другую, сообщил, что у него украли и паспорт вместе с деньгами. Дежурная по заведению отнеслась к этому без интереса – с подобного рода байками она здесь сталкивалась каждый день. Заполнила карточку со слов новичка. Показала ему, где взять матрац, пахнущий дезинфекцией, и одеяло из байки. В просторном помещении таких матрацев красовалось на полу штук тридцать. Одни пустовали – хозяева куда-то отлучились по своим делам. На других сидели и лежали немолодые люди, плохо причесанные и далеко не идеально выбритые. Несмотря на чистый пол, к запаху дезинфекции здесь добавлялся отчетливый запах мочи.

Воробей негромко поздоровался с ближайшими соседями. Ему ответил только один голос, остальные молча и внимательно разглядывали новичка.

Через минуту отвернулись, кто-то продолжал дремать, кто-то – разговаривать, кто-то – созерцать аккуратно побеленный потолок.

– Обед уже прошел. На вас не заказывали, так что извините, – объяснила дежурная сотрудница. – Поужинать сможете без вопросов.

Поколебавшись, она отвела Воробья в сторону.

– У нас сегодня немецкая делегация ожидается.

Привезут гуманитарку. Мы уже отобрали человека для благодарственного слова, но вы вообще-то смотритесь лучше. Давайте попробуем. Побудете на замене, на подстраховке. Сможете запомнить четыре предложения?

Немцы, точнее, немки и Евангелического союза явились ближе к вечеру. Им представили отобранный контингент из шести человек, которым было ведено молчать и благодарственно кивать. Одного вдруг заела гордость, он послал немок подальше вместе с их барахлом.

– Запомните, нас нельзя ни купить, ни поставить на колени!

Затем, процитировав на память патриотический отрывок из «Полтавы» про то, как «гнутся шведы», он громко высморкался прямо благотворительницам под ноги. Прибывшая с немками переводчица, продолжая улыбаться, перевела все это как спонтанное, очень эмоциональное выражение благодарности. Тем не менее в воздухе повисло недоумение.

Воробья подтолкнули в спину, он решил, что в добросовестность перевода немки уже слабо верят, и вспомнил из далекого школьного детства два слова: «фройндшафт» и «либе».

Благотворительницы были счастливы. Воробью презентовали несколько крестиков, Библию и комплект теплого нижнего белья. На этом мероприятие закончилось. Коробки с «гуманитаркой» были заперты на ключ в кладовой.

– Отработал подачку, молодец, – презрительно оценил действия Воробья остальной «контингент»

Он не спешил их осуждать. После неожиданного незаслуженного несчастья в его душе проснулись сочувствие к людям, понимание. У этих бедняг непросто сложилась жизнь, отсюда и обостренное чувство собственного достоинства. Они уже не верят, что можно проявлять добрые чувства просто так, без расчета на вознаграждение.

Раскрыв Библию, он углубился в чтение:

"Некоторый человек насадил виноградник, и обнес оградою, и выкопал точило, и построил башню, и, отдав его виноградарям, отлучился.

И послал в свое время к виноградарям слугу – принять от виноградарей плодов из виноградника".

Дальше по притче верного слугу убили, следующему камнями разбили голову. Хозяин виноградника послал сына – убили и его в надежде захватить наследство.

Воробьев никогда не читал ничего, кроме технической документации и патентов. Все остальное казалось ему бреднями, не имеющими отношения к действительности. Теперь он понял, сколько упустил за эти годы. Оказывается, есть книги, где говорится о самом важном. Даже если не верить в Бога, эти строки невозможно не оценить по достоинству.

Он винил себя и за многое другое: за развалившуюся семью, за добровольное одиночество. Была большая доля высокомерия в том, как он отгородился от людей. Считал их никчемными за неспособность понять технические тонкости его творений. Супернадежная противоугонная система для трех лимузинов шефа, особенный замок для его кейса, специальное кресло для жены Алефа, страдающей остеохондрозом, куча других вещей, каждая из которых могла бы быть запатентована… Но какое все это имеет теперь значение? Люди, ближние – вот настоящая ценность.

Для привыкшего к аскетизму Воробья ужин оказался вполне приличным – вермишель с куском вареной колбасы, стакан киселя и хлеба вдоволь. Он съел гораздо больше, чем съедал за один присест у себя дома. Вернувшись на матрац, снова взялся за Библию.

Чтение привело его к мысли, что бежать от судьбы – последнее дело. Надо вернуться домой и ждать, когда даст о себе знать Алеф. Если шеф сочтет нужным устроить разбирательство, Воробей честно расскажет, как все произошло. Дальше пусть сами решают, как с ним быть и сколько весят прошлые его заслуги.

– Слышишь, мужик? Часы продаешь?

Обернувшись, он увидел заросшее щетиной лицо с воспаленными красноватыми глазками. Часы у Воробья были не особенно дорогими, но добротными. В спокойную пору своей жизни он изредка поглядывал на них, планируя день. Теперь, когда ударился в бега, часы тем более были необходимы.

– Самому нужны, – миролюбиво посмотрел он на бомжа, чтобы смягчить впечатление от отказа.

– Деньги у меня есть, заплачу.

Собеседник отвернулся, завозился, низко нагнув голову. Обернувшись, продемонстрировал ворох купюр, когда-то основательно измятых, а потом разглаженных.

– Без часов мне нельзя, – объяснил Воробей. – Что-нибудь другое продал бы.

– А что еще у тебя есть?

– Полный ноль, брат.

Воробей читал подаренную Библию до вечера.

Комната снова наполнилась постояльцами, большинство из них сразу улеглись спать. Из светильников остались гореть два самых тусклых, и этот свет напомнил Воробью освещение на лестнице Останкинской башни.

Бомж с воспаленными глазами потерял к нему интерес, отвернулся. Спать Воробью не хотелось, он продолжал читать, с трудом различая буквы при тусклом свете. Потом прикрыл уставшие глаза. Непривычные запахи мочи и дезинфекции уже не ощущались так остро, потихоньку он к ним привык.

– Пошли покурим, что ли? – предложил среди ночи бомж, пытавшийся купить у Воробья часы. – Угощаю: «Астра-Люкс».

Марка сигарет не слишком воодушевила Воробья. Но отказаться значило обидеть человека.

– Тут разве можно свободно выйти?

– Сейчас проверю, – прошептал бомж. – Если не вернусь минуты через три, иди в ту же дверь и прямо по коридору.

Выждав положенный срок, Воробьев отправился указанным маршрутом и оказался в маленьком, темном питерском дворе-"колодце".

Кто-то сильный прихватил его сзади, приставил к горлу холодный предмет, похожий на лезвие ножа.

Недавний собеседник резко дернул его за руку, будто собирался выдрать ее вместе с часами.

Воробьев ударил его ногой, попытался вырваться.

Тот разжал руки. В ту же секунду защипало шею, как щиплет обычно кожу от царапины.

«Неужели зарезать собирался из-за такого пустяка?» – мелькнуло в голове Воробьева. Он потрогал шею – вроде бы цела, но кровь течет, пальцы липнут. Опустив глаза, он увидел, что рубашка на груди вся мокрая. Затем, пошатнувшись, вдруг упал на асфальт.

Он чувствовал, как с запястья снимают часы, но не мог ни пошевелиться, ни позвать на помощь.

Потом две фигуры – большая и поменьше – исчезли в темноте, и стало тихо. Подкралась с мяуканьем кошка, лизнула в лицо, будто хотела залечить смертельную рану. Но было уже поздно.

Воробьев в последний раз увидел перед собой пустой сейф, только многократно увеличенный в размерах. Он не стоял напротив сейфа, а наклонился над ним сверху. Пытался удержаться, но не смог нащупать ни одной точки опоры и сорвался вниз, в стальное нутро.

Глава 22

Дорогин и Кащей вошли в небольшое трехэтажное здание на Юго-Западе. Сели ждать на втором этаже, на пятачке, загроможденном большими коробками из плотного картона. Кащей нервно расхаживал туда-сюда, затем исчез ненадолго и снова вернулся.

– Все как сквозь землю провалились, – проворчал он, несмотря на обилие народу и периодический обмен приветствиями.

По некоторым признакам Сергей понял, что шеф на месте, но Кащей не решается сам к нему зайти.

Хочет найти посредника, который сообщил бы об их с Дорогиным прибытии.

Наконец такой человек нашелся. Их позвали на третий этаж. Там Сергей впервые увидел человека, чью внешность Вера описала ему с чужих слов.

Стропило действительно выглядел огромным ребенком.

С недоумевающим видом от уставился на Кащея. Тот еще больше высох и осунулся под начальственным взглядом. Казалось, еще немного, и кожа, превратившись в ветхий пергамент, отслоится с его лица и рук. Под ней ничего не обнаружится, кроме костей, которые с глухим стуком попадают на пол.

– Вот… Как сказали, – кивнул Кащей в сторону Дорогина.

Шеф поморщился. Не задавая вопросов Кащею, толкнул дверь и жестом пригласил войти одного Дорогина.

– Ты, что ли, моим людям голову морочишь?

Сергей рассказал, как именно ввел Кащея в заблуждение. Умолчал только о причине конфликта между ними. Объяснил, что нокаут последовал в ответ на грубость.

– Он тут получил по первое число, – усмехнулся Стропило. – Надо же было на ком-то отыграться.

– Мне тоже было дерьмово. Надоело иметь дело с этим идиотом. Если бы я лично от вас получал задания…

– Я спрошу еще строже, – заметил Стропило, внимательно изучая Дорогина.

– Не страшно.

– Как же не страшно, если ты такую пенку пустил: позволил ментам найти у себя наше устройство.

– Они и так о нем знали.

– От кого? – изменился в лице Стропило.

– От меня. Это ж менты меня подсунули в «Эверест».

Несколько секунд Стропило переваривал известие, щурясь и по-детски облизывая пухлые губы.

– Зачем?

– Докладывать периодически обстановку.

– И ты так спокойно мне об этом заявляешь?

– Я же не мент и не стукач. Просто они меня приперли к стенке, и я не мог сказать «нет».

– Как приперли? Из-за бабы твоей?

«Знают, сволочи, слабое мое место», – лишний раз убедился Дорогин.

– Нет. Захомутали на трассе с грузом. Статья светила не слабая, пришлось находить с ними общий язык.

– Ну и работал бы на них. На хрена ко мне с повинной явился?

– Я же не знал тогда, что здесь столько всего понакручено-понаверчено. Они каждый раз на психику давят: утаиваешь, скрываешь, не все до конца рассказываешь. А если все до конца – твои люди меня вычислят. Надоело между двумя огнями болтаться.

– Думаешь, теперь будет лучше?

– Главное, по-другому.

– Это точно, – Стропило замолчал.

Дорогин терпеливо ждал, время от времени приглаживая рукой свои светлые, не потускневшие за прожитые годы волосы.

– У самого-то какие мысли?

– Была вот мысль с тобой увидеться. Тоже не просто оказалось.

– Добился все-таки… Раз уж ты здесь, расскажи, что народ на башне болтает.

Дорогин пересказал, что слышал. Кто-то вроде бы явился забрать Золотого Тельца. Его пасли, чтобы отнять статуэтку, но в последний момент все сорвалось.

– И кто там у вас такой осведомленный? – снова выпятил губы Стропило.

– Кто ж его знает. Народу много дежурит на башне. Пока оборудование пашет, им делать нечего.

В картишки перекидываются, разводят сплетни.

– Сделаем так… Возвращайся пока обратно.

Если менты не прикроют «Эверест», будешь работать по-прежнему. Закрыть фирму они не должны – зачем им терять осведомителя?

– Лучше не преувеличивать их логические способности.

– С этим я как-нибудь сам разберусь. Можешь идти.

– Ас Кащеем как? Мужик-то, в принципе, неплохой.

– Иди-иди. Пока цел.

– Деньги мне заплатят?

– Звони в «Эверест», в контору. Потребуй – и заплатят.

* * *

– На следующей неделе ее можно будет выписать, – сообщил лечащий врач. – Курс лечения пройден, можно сделать месячную паузу. Кстати, вы получили наше письмо?

Дорогин давно не показывался в доме под Клином и никак не мог получить письмо. Впрочем, о его содержании он примерно догадывался.

– Условия прежние: два отдельных счета. Можно по безналу оплачивать, можно здесь, в больнице, через кассу.

Дорогин помнил еще и о третьем варианте. Деньги поступают прямо в руки врачу. Сумма автоматически уменьшается на десять процентов, и можно рассчитывать на особое отношение.

За время Тамариной болезни он хорошо изучил нравы в онкологическом центре. Большая часть услуг здесь оплачивалась из рук в руки.

– Мы ведь с вами старые знакомые, – улыбнулся Муму.

Врач понял его с полуслова.

– Главное – сроки. С сегодняшнего дня ваша Тамара лечится здесь в долг. Такое мы практикуем только по отношению к давним, хорошо себя зарекомендовавшим клиентам.

У Дорогина тоже были клиенты: и на трассе, и на Останкинской башне. У врача свои клиенты…

Кажется, все люди в мире перешли на отношения заказчиков и исполнителей, клиентов и специалистов. Каждая услуга имеет свою цену, неважно, идет ли речь о спасении жизни или о рискованном развлечении.

Тамара чувствовала себя гораздо лучше. Кризис миновал, он был связан с применением нового лекарства, давшего на печень слишком большую нагрузку. Сейчас функции печени восстановились, Тамару снова переселили из отделения интенсивной терапии в обычную палату. Дорогин радовался, стараясь не думать о том, как «интенсивная терапия» увеличила счет за лечение.

Он провел с Тамарой столько времени, сколько позволили врачи. Сразу от нее отправился на встречу с куратором, но того на квартире не оказалось. Прождав напрасно около часа, Дорогин позвонил Вере. Может, она уже знает о его разговоре со Стропилом?

Судя по голосу – нет. В двух словах Дорогин сообщил ей, что Кащей ничего не помнит о ее визите и надо вести себя с ним как ни в чем не бывало.

– За меня не беспокойся, моя репутация укрепилась.

– Что думаешь делать?

– Возвращаюсь на башню.

– Будь осторожен. Чует мое сердце, эта история еще далеко не закончена.

…Оцепление возле сейфа сняли, да и самого сейфа на месте уже не было. Рыжий Максим с «Новой волны» рассказал, что каменщик заложил нишу в стене.

Почему не бетоном? Народ говорит, что башня заливалась по особой технологии и бетонные вставки будут вываливаться, как плохо поставленные пломбы.

Клиентов опять не присылали. От нечего делать Дорогин стал листать свой ненужный теперь блокнот. Столько пустой работы, даже обидно.

Он вспомнил о той ночи, когда во время очередного восхождения оказался совсем рядом с заветным сейфом. «Рентген» тогда показал нишу, и Сергей на следующий день проверил ее – пустой сварной «шкаф» с подведенными кабелями и не смонтированным еще блоком управления.

Сейчас Муму вдруг засомневался – ту ли нишу он проверил, которую просветил Прибором? Поначалу отверг возможность ошибки, потом сомнения вернулись. Проводя тогда осмотр со стороны лестницы, он увидел только гладкую бетонную стену и одну-единственную нишу приблизительно там, где ее показал «рентген». А что если маршрут на самом деле пролегал чуть в стороне и прибор показал совсем другое «дупло» в железобетоне? Это полностью меняло дело.

* * *

Люди Алефа обнаружили тело Воробья в одном из питерских моргов. Им удалось узнать, что горло ему перерезали возле одного из местных приютов для бездомных.

Питерские менты довольно вяло вели расследование, прекрасно зная о постоянных стычках и сварах между бомжами и о степени надежности показаний этой публики. Попробуй надавить на людей, которым нечего терять, попробуй добейся от них правды.

Задачу быстро решили люди Алефа. Итак, Воробей явился в приют утром, сообщил, что его обокрали, записался под вымышленной фамилией, поучаствовал в торжественном приеме «гуманитарки», поужинал и был зарезан из-за наручных часов. Свою сумку он сдал на хранение дежурной.

По долгу службы она ее проверила и составила краткую опись вещей. Ничего примечательного в сумке не оказалось.

Показания дежурной быстро проверили. Не врет.

Значит, Тельца при Воробье уже не было. Где он его спрятал? В Москве, Питере или где-то по пути? На всякий случай предупредили бомжей и персонал приюта – пусть дадут знать, если кто-то еще, помимо ментов, явится наводить о покойном справки.

Алеф знал о попытках неизвестной пока стороны завладеть чужим достоянием. Тот, кто хотел заполучить Тельца, мог каким-то образом разузнать о миссии Никанора.

Неожиданно предположение «изгнанника из Ниццы» блестяще подтвердились. Два типа явились наводить справки о Воробье. Из их вопросов неопровержимо следовало – эти двое предполагали наличие у него чего-то тяжелого, громоздкого и дорогостоящего.

К сожалению, задержать их не удалось. Получив звонок из приюта, люди Алефа тут же сорвались с места, но опоздали. Двое неизвестных скрылись. Из описания их словесных портретов следовало, что один из них среднего роста с ничем не примечательными чертами лица. Другой отличался телесной худобой, лицо имел изможденное, как у мумии.

Информации было не слишком много, но она лишний раз убедила Алефа в том, что старый Воробей польстился на жирный кусок, запятнал свое доброе имя. Если бы Никанора убили чужаки, они бы забрали Тельца и не стали теперь осторожно наводить справки о воробьевской сумке и ее содержимом.

Могло случиться и по-другому: внезапное нападение, гибель Никанора, бегство Воробья с Тельцом.

Но результаты милицейского расследования говорили о другом. Судя по следам в березовой роще, Воробей и Никанор вместе покинули машину. Долго топтались на одном месте, явно спорили о чем-то.

Потом Никанор остался лежать с пулей во лбу, а Воробьев углубился в лес. Если бы их преследовали, старику не дали бы уйти, тем более с тяжелым золотым грузом. Если его запросто прирезали паршивые бомжи, то уж тренированные ребята просто задушили бы, как котенка, он бы шагу лишнего не успел ступить.

Алеф не дал денег на похороны семье покойного, как он делал это обычно в случае ухода в мир иной своих людей. Олег приехал, забрал тело отца в Москву и один похоронил его. Ему должны были звонить насчет нового заказа, однако он сделал над собой усилие и отключил на время мобильник.

Целовать отца на прощание он не стал – слишком жаркие стояли дни, даже сухой лед не помог как следует сохранить тело при транспортировке. Молча смотрел, как опускают в яму гроб, кинул положенные три горсти глинистой земли. Сел в машину, отремонтированную Воробьем незадолго до смерти, и с облегчением включил мобильник. Жаль, конечно, батю, но жизнь не дает передышки. Надо крутиться дальше, клепать программы для тех, кто не скупится на оплату.

Приехав вечером на отцовскую квартиру, Олег обнаружил здесь полный разгром. Были содраны все обои, отбита штукатурка на большей части стен. Паркетины с пола выломали все до единой.

Холодильник остался распахнутым, в ванной валялись отбитая плитка и треснувшая крышка бачка унитаза.

Олег застыл на несколько секунд от изумления, потом резко сорвался с места. Дурные предчувствия не обманули – в его собственной квартире был учинен такой же погром. Ясное дело – родственник. У отца ничего не нашли – явились к сыну.

Повезло, что диски и дискеты с рабочими файлами скромно лежали в боксе на подоконнике и их трогать не стали. Удивительно, но компьютер тоже пощадили.

Набрав номер, Олег позвонил матери. Вчера она отказалась присутствовать на похоронах бывшего мужа. Ее ссылки на плохое самочувствие не были пустой отговоркой, в жару она действительно страдала от повышенного давления.

Мать не подошла к телефону. Олег помчался к ней и застал ее в полуобморочном состоянии. Среди бела дня в дверь позвонили двое незнакомцев.

Сказали, что они из газовой конторы, что от жильцов поступила информация о запахе газа в подъезде, надо проверить трубопровод и плиты на утечку. Мать открыла дверь.

«Газовики» связали ее, кинули под стол и обыскали квартиру так же, как и две предыдущие.

Правда, штукатурку они здесь не сбивали, только простучали все стены. Один сказал другому: «Она бы так легко не открыла, если бы здесь его спрятали».

– Кого «его»? – трясущимися губами спросила мать, обращаясь к Олегу. – Я точно знаю, это проделки Воробьева. Он даже после смерти мне жить не даст.