Текст книги "Сгоревшая под дождём"

Ксения отлично сдала экзамены. Её усилия не пошли прахом, и мечта стать студенткой одного из лучших учебных заведений столицы сбылась. Правда, всё получилось не совсем так, как она планировала, но даже лучше. Вместо Академии сельского хозяйства ей удалось поступить в другой, более престижный институт на ту же специальность. Когда она узнала об этом, некоторое время грустила, что её ожидания не оправдались. Она якобы уже представляла себя в стенах той самой академии. А я только потешалась над её горем, ибо считала полной глупостью предпочитать рядовой институт едва ли не самому элитному в стране. Но вскоре и моей радости пришёл конец. В последний день лета мы с хозяином распрощались с нашей любимой девочкой. Проводив её на поезд, мы вернулись домой сами не свои. Хозяин развёл руки в стороны и, обведя взглядом гостиницу, сказал, что отныне каждая мелочь здесь будет напоминать ему о любимых жене и дочери и навевать смертельную скуку. Я согласилась с хозяином, кивнув головой и поджав губы. В тот же час Андрей Иванович уехал на ферму, а дома остались только я и кошка Изабелла. Я постирала домашнюю одежду Ксении, которую она сбросила с себя перед отъездом, приготовила хозяину ужин, а затем села у окна, поставив локоть на подоконник и подперев кулаком щёку. Я глядела через открытое окно на зеленый, залитый солнцем сад и вспоминала, как ещё вчера мы с Ксенией вместе готовили ужин для Андрея Ивановича, сидели в гамаке в саду, весело болтая о том да о сём. А потом я разрыдалась, как маленький ребёнок, у которого отняли последнюю конфету. И печаль моя с каждой секундой нарастала, ибо я стала представлять свою дальнейшую жизнь без Ксении. Теперь мне некому будет заплетать косы по утрам, некого будет ждать из школы, то и дело выходя за ворота и глядя на дорогу, не с кем будет поговорить по душам.

Когда я немного успокоилась, подумала, что лучшее лекарство от тревоги и скуки – работа. С этой мыслью я поднялась в комнату Ксении и начала наводить порядок в ящичках шкафа. За время её подготовки к экзаменам в них скопилось столько теперь уже ненужной макулатуры, что чтобы её всю вывезти из дома, мне следовало нанять КамАЗ. Когда я вытаскивала учебники из самого нижнего ящика, обнаружила среди них блестящую синюю тетрадь, которую увидела впервые. Прежде чем отправить её в мусорное ведро, я на всякий случай в неё заглянула. На каждой странице тетради до последней были написаны красивым девочкиным почерком стихи. Сначала я растерялась, не знала, как поступить. То, что тетрадь не стоит выбрасывать, было ясно как день. А вот имела ли я право прочесть хотя бы пару стихов, чего мне очень хотелось, или нет, стоило выяснить. И пусть сейчас Ксении не было рядом, и она ничего бы не узнала, я сочла подлостью брать без спроса личную вещь человека. И в итоге решила дождаться звонка девочки или её приезда домой, чтобы полюбопытствовать о содержании тетради, которую нашла случайно.

Тот факт, что Ксения в не самый лёгкий и беззаботный период своей жизни находила время на занятия поэзией, стал для меня приятным открытием. И мне не терпелось оценить, насколько хорошо девочке даётся сочинение стихов. Сама я, конечно, мало смыслила в литературном творчестве, и всё-таки стихотворение от беспорядочного набора слов могла отличить.

Не прошло и двух часов, как моё терпение лопнуло и я, не довязав последний узорный ряд салфетки, снова поднялась в пустующую комнату Ксении и, достав из ящика тетрадь, открыла её и погрузилась в длительное чтение. Я прочла все стихотворение до одного, не упустив ни строчки, ни слова. Каждое произведение произвело на меня достаточно хорошее впечатление. Несмотря на то, что от них веяло детской наивностью и отсутствием мастерства, учитывая молодой возраст писателя, они выглядели вполне достойно. Крайне редко глаз мой резали неточные рифмы и нарушенный ритм. В них было много красивых запоминающихся строк, которые могли бы стать общеизвестными цитатами, будь их автор популярнее. Больше половины стихов Ксения посвятила природе. Она писала о достоинствах времён года, о прелестях полей и лесов, о неприглядности туманов и дождей. Некоторые произведения были написаны на философскую тематику и были недоступны для моего ума. Возможно, в них Ксения заложила некий скрытый смысл. В других стихах Ксения признавалась в любви к матери, к отцу, к Родине. Но мне не удалось отыскать ни одного стиха, в котором она описывала бы ту самую любовь, которую так часто освящали в своих произведениях известные поэты. Значит, подумала я, в её жизни таковая ещё не случилась.

Ожидая с минуту на Андрея Ивановича, я заслышала лёгкие шаги во дворе, которые явно не принадлежали хозяину. Я немного забеспокоилась, ибо гостей сегодня ни я, ни хозяин не ждали. Тихонько подойдя к окну, я завидела молодого человека с каштановыми волосами, который направлялся прямо к парадной двери. Он не показался мне подозрительным, а уж тем более опасным типом, поэтому я без раздумий открыла ему дверь. И только когда он переступил порог дома, я признала в нём сына Олега Садовского. Я не видела парня больше года, и за это время он сильно возмужал. Теперь он казался мне не просто высоким, а настоящим великаном. Он был на две головы выше меня, и это при том, что сама я женщина не маленькая. Мой взгляд почему-то так и приковывали его густые тёмные брови на загорелом лице и сильно выпирающий кадык на длинной шее. Он назвал своё имя, которое, как он ошибочно полагал, я до сих пор не знала. Я тоже представилась и тут же спросила, что ему может быть угодно.

– Андрей Иванович обещал одолжить мне два белых хомута для лошадей, – с улыбкой ответил он. – Видите ли, мой брат женится. Он арендовал очень красивую белую повозку, на которой они с невестой поедут в загс. Шикарный вид лошадей станет вишенкой на торте.

– Я, к сожалению, не знаю, где хозяин хранит хомуты, – сказала я. – Но вы можете дождаться Андрея Ивановича, он будет дома совсем скоро. А пока его нет, выпьете чаю с пирогом.

Я попросила Виктора присесть в кресло, а сама отправилась на кухню, дабы приготовить всё к чаепитию. Когда чай уже потихоньку остывал в чашках, я стала нарезать приготовленный с утра малиновый пирог и бросив случайный взгляд в гостиную, замерла в изумлении. Парень взял в руки фотографию Ксении, стоявшую в рамке на столике, поднёс её к глазам и начал внимательно рассматривать. Он смотрел на девочку, как на что-то желаемое, но недосягаемое, с любовью и горькой досадой одновременно. Я глубоко вздохнула и продолжила нарезать пирог, всё ещё не отрывая заворожённого взгляда от гостя и вдруг случайно порезала ножом указательный палец. Но эта небольшая трагедия пошла мне только на пользу, иначе я бы никогда не перестала глазеть на то, что происходило в гостиной и чай окончательно остыл бы. Я достала с полки пластырь и, заклеив им окровавленный палец, взяла в руки поднос и двинулась в гостиную. Парень, едва услышав мои шаги, быстро поставил фотографию на место, и откинулся на спинку кресла.

– Виктор, – обратилась я к нему, – а почему же вы до сих пор не в Москве? Насколько мне известно, вы студент столичного института. А завтра первое число.

– Учёба у меня начинается третьего, – ответил он откусил маленький кусок пирога. – Вы очень вкусно готовите.

– Спасибо, – кивнула я и ещё раз окинула его любопытным взглядом. В этот раз он понравился мне больше, чем в первый. Тогда он был неотёсанным юношей, а теперь стал красивым видным мужчиной.

В очередной раз я убедилась, что все знаки внимания были оказаны им Ксении от чистого сердца, а не из грязных помыслов, в чём когда-то убеждала нас с девочкой покойная Ольга Николаевна, ибо, как я смогла сегодня наблюдать, он всё ещё помнил о девочке. Жаль, подумала я, что Ксении он не так симпатичен, как она ему.

– А ведь учитесь на ветеринара? – спросила я.

– Да, – ответил Виктор. – На второй курс перешёл.

– А дочка моего хозяина Ксения тоже захотела стать ветеринаром. Буквально сегодня проводили её с Андреем Ивановичем на поезд. Не прошло и часа после нашей разлуки, как я уже заскучала. Мы ведь были с ней близки, а после смерти её матери и вовсе стали не разлей вода.

– Да, я слышал от отца, что жена Андрея Ивановича скончалась в прошлом году. Наверно, нет ничего хуже смерти родного человека.

– Верно. Хозяин до сих пор не может оправиться. Каждодневно вспоминает Ольгу Николаевну, рыдает. Он ведь был однолюб, кроме жены ни на кого и не смотрел больше. Ещё бы, она была такая красавица.

– Её дочь похожа на неё? – спросил Виктор как бы между прочим и уставился на портрет Ксении.

Я пожала плечами.

– Вообще-то, не очень. Точнее, совсем не похожа. Как-то раз хозяйка обмолвилась, что девочка не унаследовала её красоту. Но мне наружность Ксении всегда была больше по нраву. Она, согласитесь, очень милая. На лице у неё написаны доброта и скромность. А у Ольги всегда было такое надменное, а порой злое лицо, что красота её делалась отталкивающей.

Виктор о чём-то глубоко задумался. Я уже опустошила свою чашку, а он к своей даже не притронулся. Я окликнула его, но он не отозвался. А когда я похлопала ему по плечу, он наконец вскинул голову и чуть ли не с испугом уставился на меня. При этом выглядел таким грустным, словно только что очнулся после странного сна.

– С вами всё в порядке? – осведомилась я. Но он ничего мне не ответил, ибо в ту же секунду в гостиной появился хозяин и, узнав в госте хорошего знакомого, радостно воскликнул:

– Какие люди сегодня посетили мой дом. Добрый вечер, Виктор. Вы по делу или так, чайка попить?

Виктор поднялся с кресла и ответил, смеясь:

– Отец говорил, что у вас есть белые хомуты. Не одолжите ли мне пару?

– Если я не ошибаюсь, они нужны Ивану для свадьбы?

– Да, верно.

– Ну, ради такого дела… Они у меня в сарае на заднем дворе. Идёмте, посмотрим.

Как только мужчины ушли, в комнате раздался телефонный звонок. Я подошла к камину, на котором стоял телефон, сняла трубку и услышала родной голос. Это была Ксения. Она звонила, чтобы сообщить, что благополучно доехала. Когда она спросила, как у меня дела, я сказала, что на данный момент у нас в гостях младший сын Олега Садовского. Девочка затихла. И я уж было подумала, что связь оборвалась, но она вдруг заговорила.

– Хорошо, – ответила она равнодушным тоном. – А ещё что нового?

Тогда я поведала ей о грядущей свадьбе старшего сына Садовского. В тот момент я не видела лица Ксении, но чувствовала, что ей приходится не по душе разговоры о семье приятеля Андрея Ивановича. Мне следовало перевести тему, и я не придумала ничего лучше, как поговорить о найденной тетради в её комнате. Разумеется, я не собиралась признаваться, что отштудировала её содержание от начала до конца. Я солгала, что даже не открывала её и спросила, что в ней написано.

– Там мои стихи, Зина, – вздохнула девочка. – И не ври, что ты их не читала.

– Конечно, не читала, – не сдавалась я. Однако, глупо было надеяться, что Ксения мне поверит. Мы ведь были знакомы не один день, и она прекрасно знала о моей непомерной любознательности.

– Зина! – воскликнула она. – Да, ты читала. Ну, и как они тебе? Всё очень плохо?

– Они чудесны! – призналась я. – Не буду льстить тебе и говорить, что прекраснее я ничего в жизни не читала. Но, уверена, если ты продолжил писать, имеешь все шансы стать прославленным поэтом.

– Ладно, – ответила Ксения уставшим голосом. – Посмотрим, как будет. Ты знаешь, я наверно пойду. Завтра рано вставать.

После разговора с Ксенией настроение моё ухудшилось. В начала беседы она была весёлой, смеялась в трубку. А прощалась со мной, чуть ли не плача. Но я успокаивала себя лишь тем, что девочка действительно захотела спать.

Я наблюдала из окна кухни, как Андрей Иванович, проводив гостя до ворот, что-то сказал ему и пожал руку на прощание. Когда хозяин вернулся в дом, я подала ему ужин и уже собралась уходить в свою комнату, но он попросил меня посидеть с ним немного, ибо, как он выразился, в одиночестве и кусок в горло не лезет. Я села за стол напротив него и сообщила, что несколько минут назад звонила Ксения и что у неё всё в порядке.

– Представляю, – сказал хозяин, – как ей будет тяжело в первые дни без семьи. Она ведь домашняя девочка, только с нами и общалась. Сейчас она в чужом городе всё равно что дикий зверёк в зоопарке. Вот, на что этот Виктор, оторви да брось, и то, по словам Олега, в первые дни учёбы звонил и плакал в трубку, мол, скучает.

– Он не плохой парень, правда?

– Да уж, – кивнул головой хозяин. – Можно сказать, отличный. Такого бы нашей Ксении. Но ведь они виделись как – то на юбилее Олега. Стало быть, не понравились друг другу.

Я ничего не ответила хозяину. Дождалась, пока он опустошит тарелку, вымыла всю посуду и отправилась почивать после долгого трудного дня.

Так мы и жили с Андреем Иванович под одной крышей. В течение всего дня он находился на своей ферме, в то время как я ухаживала за домом и садом. А вечером приезжал уставший и голодный. И мы вместе плотно ужинали, вспоминая Ксению и её покойную мать. И жизнь была такой серой и однообразной, что мне часто казалось, будто я застряла в одном дне, как герой фантастического фильма. Только седые волосы на голове хозяина, которых с каждым днём становилось всё больше, заставляли меня в этом усомниться.

Миновала осень, и сердце моё наполнилось приятным волнением в предвкушении долгожданной встречи с Ксенией, которая должна была приехать на время новогодних каникул. Я уговорила хозяина пораньше купить ёлку, ибо мне хотелось, чтобы она уже стояла посреди гостиной, когда моя любимая студентка окажется дома. Я отыскала в одной кулинарной книге прекрасный рецепт праздничного пирога и ждала с нетерпением часа, когда смогу его приготовить. Целыми днями я тем и занималась, что развешивала гирлянды по всему дому, вырезала снежинки и клеила их на окна, покупала в магазинах всякие новогодние безделушки. С таким удовольствием, как в тот год, я никогда не готовилась к празднику.

Ксения приехала вечером тридцатого числа. От вокзала до дома ей пришлось вызвать такси, ибо её отец как всегда задерживался на ферме. Когда Ксения переступила порог дома, я едва узнала в этой высокой стройной девушке в красном пальто свою маленькую любимицу. Обняв её, у меня даже слёзы навернулись на глаза. Её же наша встреча вряд ли растрогала. Она стала ещё более суровой, чем полгода назад. Это стало ясно, когда она как ни в чём не бывало сняла пальто, ботинки и, пройдя мимо меня и остановившись посреди гостиной, сказала немного изменившимся, более взрослым голосом:

– А у вас всё по – старому, – и бросив взгляд на книжный шкаф в углу, добавила: – Даже книги не тронуты. Я как будто и не уезжала вовсе.

Я подошла к девушке ближе и с улыбкой пркдложила ей выпить чаю. На это она махнула рукой и, схватив меня за плечи, сказала умоляюще:

– Да погоди ты с чаем. Давай я лучше кое-что тебе расскажу, а точнее покажу.

Будучи вся в нетерпении, я опустилась на диван и стала наблюдать за каждым движением Ксении. Она села рядом со мной и, открыв свою лакированную сумочку, достала из неё тонкий журнал и протянула его мне. Журнал называл «Московская литература» и я сразу поняла, с какой целью девушка привезла его сюда. Открывая его, я уже готова была встретить на одной из страниц её произведение. И мои ожидания оправдались. Действительно, в журнале было напечатано небольшое стихотворение Ксении. Я так часто его потом перечитывала, что в конце концов запомнила наизусть. Вот таким оно было:

 
Кто-то ветер рукою поманит,
Кто-то ночью уйдёт за порог,
И над вересковыми полями
Загорится во тьме огонёк.
Я сегодня забыла о доле,
Но в душе – непроглядная смоль,
Я сегодня не чувствую боли,
Мне, быть может, нужна эта боль…
Я мечтаю о зареве в небе,
Завлекающей птице вдали,
Пусть порвёт она хрупкие цепи
Между мной и дорогой земли…
Но в туман улетит и вернётся,
И споёт про весну и Восток,
Над полями раскинется солнце,
И зажжётся в душе огонёк.
 

Дочитав стихотворение, меня охватило чувство радостной гордости, и от этого мне захотелось поднять Ксению на руки и закружить её по всей гостиной. И я бы так и сделала, будь немного моложе и сильнее. Но мне пришлось ограничиться крепким объятием с девушкой.

– Поздравляю, моя дорогая! Какой успех! Нужно будет отцу показать. Он с ума сойдёт от счастья.

– Да брось, Зина, – вздохнула Ксения. – Не вижу особого повода для гордости. Вот если бы крупное издательство изъявило желание выпустить мою книгу…

– Ну, знаешь, – посмеялась я над её манией величия, – для этого ты ещё слишком молода. Тебе предстоит много поработать, чтобы мечта твоя сбылась.

Ксения бросила возмутительный взгляд на свою фотографию в рамке, стоявшую на столике, и, махнув на неё головой, сказала:

– Мне здесь не больше четырнадцати лет. Сколько она здесь будет стоять? Прошу, или замени фото на более свежее, или убери его вообще.

Вспомнив, как четыре месяца назад Садовский-младший рассматривал эту фотографию, я вдруг загорелась желанием поведать об этом девушке.

– Ксения, – обратилась я к ней несмело, – хоть мы и условились однажды не говорить о сыне Садовского, я всё-таки нарушу своё обещание.

Ксения устремила на меня полный любопытства взгляд и мне даже показалось, что она перестала дышать в ожидании.

– Он ведь был у нас в доме в день твоего отъезда в Москву. Я тебе ещё говорила об этом по телефону. Так вот тогда, он сидел здесь, в кресле и как только я удались на кухню, чтобы заварить чай, он взял в руки эту самую фотографию и принялся рассматривать её, как какое-то редкое сокровище. Я, конечно, не могу быть ни в чём уверена, но мне кажется, что он до сих пор в тебя влюблён.

Ни с того ни с сего Ксения упала головой ко мне на колени и всхлипнула, ошеломив меня, ибо я уже давно не сомневалась, что она разучилась плакать.

– Что с тобой? – прошептала я, проведя рукой по её шелковистым волосам.

– Зина, – произнесла она моё имя сдавленным голосом, – пару недель назад я стояла в университете в ожидании лекции, как вдруг увидела высокую девушку с длинными каштановыми волосами. Она села на стул напротив соседней аудитории и тоже стала ждать занятия. Я смотрела, смотрела на эту девушку, просто глаз не могла свести. Ты знаешь, на кого она была страшно похожа? На Виктора! На Виктора Садовского. Это был как будто он только в женском обличие. И я не отрывала взгляда от этой девушки до тех пор, пока не прозвенел звонок и мне не пришлось войти в аудиторию. И уже сидя за партой и слушая лекцию, я поняла, что… влюбилась в эту девушку.

У меня даже в голове закружилось от пережитого потрясения. И я горько расплакалась вместе с моей девочкой. В тот момент, наверно, Ольга Николаевна в гробу перевернулась, потому что я мысленно столько бранных слов ей адресовала, сколько не высказала за всю свою жизнь. Для меня эта трагедия была сродни чьей-то смерти. Даже Ксения уже успокоилась и села на диване, а я продолжала причитать, прижав обе руки к вискам. Но когда я сама устала плакать, взяла в ладони горячее лицо девочки, и медленно проговорила:

– Я знаю, он тоже тебя любит. И вы будете вместе.

– Нет, Зина, – помотала головой Ксении и из глаз её снова хлынули слёзы. – Если он даже и любит меня, я же не приду к нему в дом и не скажу, что ещё тогда, в школе, допустила ошибку, а сейчас хочу её исправить. Я буду чувствовать себя настоящим посмешищем, даже если он серьёзно ко мне отнесётся. Но я думаю, что его уязвленное чувство собственного достоинства не позволит принять меня с распростёртыми объятиями и он прогонит меня.

– Даже если любит? – спросила я в отчаянии.

– Даже если любит, – отрезала она.

Тут за дверью послышались тяжелые шаги хозяина и нам с Ксенией пришлось поспешно стирать с лица слёзы. Но он, конечно, в всё равно заподозрил нас в рыданиях и не на шутку встревожился.

– Ксения, в чём дело? У тебя что-то случилось? – спросил он, а потом встал на колени у дивана и взял её за руку.

– Это мы от радости, – солгала я и протянула хозяину журнал со стихотворением его дочери. Андрей Иванович стал судорожно листать его, тогда я вскрикнула:

– Только не порвите! На седьмой странице стихотворение Ксении.

К моему удивлению, хозяин отнёсся к успеху дочери весьма сдержанно. Бегло ознакомившись со стихотворением, он поднял глаза на дочь и, улыбнувшись, назвал её умницей.

Я не успела и глазом моргнуть, как каникулы кончились. Справив Рождество, девушка заявила, что пора покупать билет на поезд. За те недолгие десять дней, что Ксения гостила в отчем доме, я вновь так привыкла к ней, что её проводы стали для меня настоящей душевной пыткой. И только мысль о скоротечности времени была мне утешением. «Эти пять месяцев пролетят незаметно, – рассуждала я. – И моя девочка снова будет рядом». Так оно, конечно, и случилось. В один из первых дней лета, когда мы с хозяином ужинали, он вдруг поинтересовался, есть ли у Ксении молодой человек.

– Вы её отец, – ответила я, пожав плечами, – вам лучше знать.

– Зина, не паясничай, – рявкнул хозяин, – она общается с тобой больше, чем со всеми другими людьми вместе взятыми.

Тогда я призналась:

– Нет, Андрей Иванович. Насколько мне известно, у неё никого нет.

Хозяин поднёс к кубам стакан с водой, но прежде чем сделать глоток, подумал о чём-то с коварной ухмылкой. В этот же момент в моей душе поселилось дурное предчувствие.

– Андрей Иванович, что вы задумали?

Проигнорировав мой вопрос, хозяин задал свой:

– Скажи, в какой день приезжает Ксения.

– Завтра, а что? – не унималась я.

– У одного моего приятеля есть сын. И, как рассказывает отец парня, он давно хочет жениться. Но вот всё не может подыскать себе хорошую жену. Вот я и подумал, может, Ксения…

– Нет! – вскрикнула я, прервав хозяина. Он так испугался моего поросячьего визга, что даже за сердце схватился. Когда он обводил меня озадаченным и презрительным взглядом, я объяснила свою твёрдую позицию.

– Андрей Иванович, девочке и двадцати лет нет. Вам не кажется, что она слишком молода для замужества? К тому же, у неё на данный момент много других интересов.

– Каких интересов? – скептически спросил хозяин.

– Учёба, поэзия, в конце концов. Вы же сами видели, какие прекрасные стихи она пишет!

На это хозяин, нахмурившись, махнул рукой.

– Что за глупости, – сказал он и передразнил меня, – стихи. Я, Зина, как видишь, человек уже немолодой. И прежде чем умереть, хочу повидать внуков. Мало того, что Ольга их не дождалась, так давай ещё я уйду на тот свет, так и не став дедушкой.

– Андрей Иванович, вы в своём уме? – впервые за всё время работы в этом доме я осмелилась огрызнуться с хозяином. – Ксении на момент смерти матери было только шестнадцать лет!

– Ой, подумаешь, – фыркнул хозяин и продолжил серьёзно. – Ну, тогда, может, и рановато было. Но сейчас в самый раз.

Андрей Иванович сдержал своё обещание и на другой день, когда Ксения уже была дома и помогла мне печь пирожки с рисом, он привёл в гости того самого молодого человека, о котором говорил мне вчера. К слову, когда приехала Ксения, я не сказала ей о намерениях отца, ибо не была уверенна в их осуществлении и сочла ненужным лишний раз беспокоить девушку. Хозяин позвал дочь в гостиную и попросил сесть её в кресло напротив гостя, а мне приказал подать «голубкам» чай. Исполнив его просьбу и принеся чай в гостиную, я едва сдержала смех. Парень, с которым Андрей Иванович хотел сосватать дочь, не был большим красавцем, а на фоне Ксении, высокой статной девушки, и вовсе выглядел комично. Он был очень худ и мал ростом. Кожа у него была такая бледная, что порой мне казалось, он просвечивается. Волосы у него были редкие и тоже очень светлые, почти сливались с лицом. Но мне, признаться, изрядно возмутил её оценивающий взгляд, устремлённый на Ксению. Он, по всей видимости, ещё собрался раздумывать, брать ли эту девушку в жёны, или отказать ей.

– Как тебя зовут? – спросил он каким – то юношеским голосом, хотя самому на вид было не меньше тридцати лет.

Ксения медленно повернулась ко мне и едва заметно улыбнулась.

– Можно было ответить, – упрекнул он девушку, сделав обиженное лицо.

– Ксения, – наконец представилась она.

– Очень приятно. – «Очень приятно» было произнесено с неким пренебрежением в голосе и прозвучало скорее как «Мне нет дело до твоего имени». – А я Иван.

Я не знаю, что нашло на нас с девушкой, но мы в один голос громко расхохотались, чем крайне рассердили надменного гостя. Мне тут же стало стыдно за своё поведение. Если Ксения своё неуважение к парню могла списать на юношескую шалость, то мне, возрастной особе, следовало вести себя сдержаннее.

В гостиной появился Андрей Иванович и поинтересовался, над чем мы смеёмся. За нас ответил Иван, который уже встал с кресла и собирался покинуть дом.

– Они просто издеваются надо мной, – пожаловался он хозяину. – Ищете вашей дочери дальше жениха и прощайте.

Парень ушёл, хлопнув дверью. Хозяин только руками развёл, глядя на наши весёлые лица.

Ещё через три года Ксения окончила институт, и времена проводов, встреч и томительных ожиданий прошли. Дочь хозяина не пожелала жить и работать в Москве и вернулась в родной город. За годы студенчества ей так и не удалось обзавестись молодым человеком. Андрей Иванович смирился с одиночеством дочери. После неудачной попытки сосватать её с Иваном впредь он не стремился устроить её личную жизнь. Я же не переставала лелеять мечту о женитьбе Ксения и Виктора. Правда, к моменту окончательно приезда девушки домой я ничего не знала и Садовском-младшем. Но, думала, женись он или обзаведись детьми, его папаша уже всё рассказал бы Андрею Ивановичу, а тот в свою очередь мне.

Искать работу Ксению долго не пришлось, ибо выбор был не велик. В городе имелась лишь одна ветеринарная клиника. Туда и устроилась Ксения. Когда она вернулась домой после первого рабочего дня, я чуть ли не с порога начала справляться о её делах. Девушка подняла на меня полные печали глаза и мне без слов стало ясно, что она не хочет ни с кем говорить. Мне пришлось оставить её в покое. Но ненадолго, ибо моё любопытство с такой скоростью пожирал меня изнутри, что я рисковала исчезнуть за считанные минуты. Когда я вошла в комнату девушки, она лежала боком на кровати бледная как снег. Мне не пришлось выведывать у неё причину столь сильных переживаний. Она сама предложила мне сесть на кровать и послушать историю, произошедшею с ней сегодня.

– Как тебе известно, утром меня не покидал боевой на строй. По дороге в клинику я была смелой и самоуверенной, ибо представить ситуацию, когда выпускнице столичного института с красным дипломом отказывают в устройстве на работу, просто невозможно. Правда, когда я переступила порог клиники, меня охватило лёгкое волнение и, взглянув на себя в зеркало на входе, я с ужасом обнаружила, что из-за него шея моя покрылась красными пятнами. А потом, заставив себя успокоиться, я подошла к стенду с номерами кабинетов сотрудников и, отыскав глазами фамилию руководителя клиники и цифру 20 напротив неё, я двинулась на второй этаж. Входя в кабинет руководителя, я почувствовала, что ноги едва меня слушаются. Но я всё ещё отчаянно боролась со страхом и, заметив худенькую пожилую женщину, стоявшую у открытого окна с сигаретой в руках, я представилась с небольшой дрожью в голосе и выразила желание занять место хирурга в этой клинике. Женщина простодушно улыбнулась и предложила мне сесть на стул. Я подождала, пока она выкурит сигарету. Потом женщина опустилась в своё кресло и вежливо попросила меня предоставить документы и рассказать что-нибудь о себе. Когда я достала из сумки диплом, глаза её округлились от удивления, а стоило мне признаться, где я училась, она и вовсе поперхнулась собственной слюной.

– Девочка моя, – ахнула она, откинувшись на спинку кресла и обведя меня восхищённым взглядом, – да ты не девочка, ты чистое золото. Окончить такой институт с красным дипломом дорогого стоит. Ты достойна похвалы и, разумеется, места хирурга в нашей клиники. Вернее, ты достойна большего, но, по всей видимости, ты согласна и на это.

Я кивнула головой, и она продолжила:

– Но, конечно, оперировать животных тебе рано, ибо опытом ты, как я понимаю, не владеешь. Я знаю, как мы поступим. Я приставлю тебе к нашему молодому, но очень перспективному хирургу в качестве ассистентки. Будешь помогать ему проводить операции, смотреть, что и как. А через полгодика посмотрим.

– Спасибо вам большое! – воскликнула я радостно. – А что за хирург?

– Виктор Олегович. Он работает у нас почти год. За это время провёл больше сотни операций и ни одна не привела к смерти животного. У него золотые руки. И доброе сердце. Я уверена, вы с ним найдёте общий язык и подружитесь. Только не советую тебе завоёвывать его сердце. По клинике ходит слух, что он до смерти влюблён в фармацевта из аптеки напротив. Я видела эту девушку. Она безумна красива. У неё длинные белые волосы и голубые глаза. И все наряды у неё исключительно ярких цветов – красные, жёлтые, голубые. Один у неё недостаток. Она немного высокомерна, по крайней мере, мне так кажется. Ходит с гордо поднятой головой и прямой осанкой всегда по обочине дороги, а не по тротуару. И все прохожие и проезжающие так и оборачиваются на неё. Даже слышала как-то, что она стала причиной аварии. Признаться, поначалу я удивлялась, что эта богиня нашла в нашем приземлённом хирурге? Но чем больше с ним общалась, тем сильнее понимала, что есть в нём какая-то изюминка, что-то, что неумолимо тенят тебя к нему. И кстати, не одна я я так думаю. Все незамужние девушки клиники увиваются за ним, и даже некоторые замужние. И думаю, будь я моложе, сама бы приударила за ним.

– Значит, – вдохнула я, стараясь не выдать своего огорчения. – Он влюблён в ту девушку из аптеки?

– Да. Я их часто вижу вместе. Работа у них заканчивается в одно и то же время. Они встречаются возле клиники и вместе едут куда-то на его машине. Может, в их общую квартиру.

– То есть они и живут вместе?

– Точно я сказать не могу, но ведь это возможно, правда?

Женщина взглянула на часы на своей руке и сказала, что ей пора познакомить меня с хирургом. Я шла по коридору, как на расстрел. Настолько я боялась этой встречи. Не успели мы дойти до кабинета Виктора, как он сам вышел из него и зашагал нам навстречу. Взглянув на меня, лицо его запылало гневом и, казалось, сейчас он подойдёт ближе и придушит меня.

– Виктор Олегович, – остановила его руководитель, – хорошо, что мы вас встретили. Знакомьтесь, это ваша новая ассистентка. Вы будете с ней работать.

Я протянула ему руку в знак приветствия. С минуту он молча глядел на меня из-под нахмуренных бровей и нервно сопел. А затем, вместо того, чтобы протянуть мне руку в ответ, он сунул её в карман и заявил грубым голосом: