Текст книги "Эпоха завоеваний"

Монархия как спектакль

Деметрий Полиоркет был, безусловно, самым трагическим, но и самым театральным из царей. В своих упорных попытках унаследовать империю Александра он перенес больше превратностей судьбы, чем кто-либо другой из эллинистических царей; раз за разом от терял и завоевывал царства. Плутарх, следуя за источниками периода эллинизма, представлял жизнь Деметрия как драму. Деметрия и других диадохов, менявших свое поведение, лишь только надев диадему, Плутарх сравнивает с трагическими актерами, которые «вместе с платьем и маской меняют и походку, и голос, манеру ложиться к столу и разговаривать с людьми»[45]45
  Плутарх. Сравнительные жизнеописания. Деметрий. 18 (пер. С. П. Маркиша).


[Закрыть]. Он описывает перемены судьбы Деметрия как движение от комедии к трагедии. Гардероб царя позволяет историку сравнить его с трагическим актером. Плутарх комментирует положение Деметрия после его поражения пассажами из «Менелая» Софокла и «Вакханок» Еврипида. Его похороны описываются как драматическое представление. Пока знаменитейший флейтист играл торжественную мелодию, «весла двигались в строгой размеренности, их удары сопровождали песнь флейты, словно тяжкие биения в грудь». Корабельные весла играли роль трагического хора. Наконец, Плутарх завершает жизнеописание царя словами: «Итак, македонская драма сыграна, пора ставить на сцену римскую»[46]46
  Там же. 53.


[Закрыть].

Деметрий был не заложником в играх судьбы, но умелым исполнителем своей роли царя. Его жизнь сравнивалась с пьесой, потому что он прожил ее как хороший исполнитель. Деметрий умел применить театральное поведение для создания собственного образа. Характерным примером этого служит его тщательно подготовленное появление в Афинах в 295 году до н. э. после того, как он взял город, предавший его за несколько лет до этого. Избрав датой своего появления день, в который афиняне обыкновенно проводили драматические состязания Дионисии, царь приказал горожанам собраться в театре – словно зрителям своей собственной драмы. Он окружил театр вооруженными людьми, а сцену оцепил своими телохранителями. После того как эти приготовления сбили с толку и напугали афинян, Деметрий, наконец, показался, словно трагический актер, в одном из верхних боковых проходов. Деметрий, полностью контролировавший эмоции оторопелых граждан, изобразил в театре превратности судьбы – истинную peripeteia. Нужным тоном голоса и верно подобранными словами он простил афинян и привлек их на свою сторону – этого результата он и добивался, ставя свой спектакль.

Чем объяснить театральное поведение эллинистических правителей? Ответ дает трактат о царской власти, приписываемый некоему Диотогену. Этот текст был создан, вероятно, во II веке н. э., но содержащиеся в нем идеи относительно монархического правления соответствуют также и эллинистической царской власти. Автор советует монарху отмежеваться от человеческих слабостей, чтобы поразить наблюдателей тщательно продуманной внешностью и преднамеренной позой:

«Монарху следует отстраниться от людских слабостей и приблизиться к богам не высокомерием, но великодушием и величием его доблестей, приняв такой уверенный вид и авторитет с помощью своего внешнего вида, мысли, разума, нравственности души, деяний, движений и телесной позы, чтобы те, кто взирает на него, были поражены и преисполнились стыдом, мудростью и чувством доверия».

Автор заканчивает: «И, прежде всего, следует помнить, что царская власть – это подражание богам». Не говоря об этом прямо, он считает царя актером, исполняющим на земле роль, которую на небесах играют божества: человеком, имитирующим богов, не будучи одним из их числа. Чтобы добиться этого, царю нужны не только моральные и интеллектуальные способности; его театральное поведение требует аккуратного использования языка тела. В другом пассаже автор снова подчеркивает важность внешнего вида:

«Что касается публичных выступлений, хороший царь должен уделять внимание подходящей позе и внешнему виду, придавая себе политический и серьезный вид, так, чтобы не вести себя перед толпой грубо или недостойно, но приветливо и серьезно. Он достигнет этого, если он, во-первых, будет выглядеть и говорить величественно и покажется достойным своего правления; во-вторых, если будет добр в разговоре, во внешнем виде и в благодеяниях; в-третьих, если он будет грозен в своей доблести, наказании и стремительности и, в целом, в опыте и практике правления. Величественность, то есть подражание божествам, позволит ему изумить народ и добиться от него уважения; доброта расположит к нему людей и заставит их его полюбить; и наконец, суровость напугает его врагов и сделает его непобедимым, но в отношении друзей она сделает его великодушным и открытым».

Главное в теме публичных появлений и образа эллинистических царей заключалось в том, чтобы не нарушить равновесие между приветливостью, которая была необходима для их популярности, и отстраненностью, которая требовалась для того, чтобы их господство уважалось. Отстраненность и приветливость имели важнейшее значение как для признания военного лидерства, так и для налаживания отношений с автономными городами. Командование армией требует четкой иерархической дистанции между царем и солдатом. Но успешный полководец должен быть заметен на учениях и на поле боя, отвечать на нужды воинов и охотно награждать их за верность и службу. Отношения царя и вольного города базировались на сходном балансе между авторитетом и дружественностью, дистанцией и близостью, неравенством и учтивостью, между исходящими от царя требованиями верности и исходящими от города требованиями автономии. Царю приходилось прибегать к театральной демонстрации равенства, чтобы добиться своих целей.

Царям предоставлялось достаточно поводов для срежиссированных выступлений: собрание армии, празднования при дворе, процессии и церемониальные приемы в городах. Говорят, что Филипп V для создания иллюзии равенства и расположенности использовал свое платье:

«Царь македонян Филипп по окончании немейского празднества возвратился снова в Аргос, сняв с себя царский венец и пурпурную одежду, дабы по виду приравнять себя народу, показаться человеком добродушным и простым. Но насколько проще была надетая на царя одежда, настолько обширнее и неограниченнее была присвоенная им власть»[47]47
  Полибий. Всеобщая история. X.26 (пер. Ф. Г. Мищенко).


[Закрыть].

Одеяние для Филиппа V было тем же, чем маска для актера: средством создания образа. Полибий описывает схожее поведение в случае с Антиохом IV Селевкидом, который стремился сконструировать желаемый публичный образ:

«Нередко случалось, что он снимал с себя царское одеяние и в тоге (плаще) соискателя на должность эдила [agoranomos, смотрителя рынков] или народного трибуна [demarchos, главы дема] обходил рынок, пожимал руки одним, обнимал других, убеждая подавать голоса за него»[48]48
  Полибий. Всеобщая история. XXVI.1. Ф. Г. Мищенко (1848–1906) в своем переводе смешивает греческие реалии, показанные в скобках, с римскими: в эллинистической Сирии не могло быть тог, эдилов и народных трибунов.


[Закрыть].

Сообщается, что для того, чтобы создать иллюзию своей популярности, он присоединялся к простому люду на его праздниках, играя на музыкальных инструментах. В конце грандиозного празднества, которое он организовал в Дафне в 166 году до н. э., его отнесли во дворец сценические танцоры, будто он был одним из исполнителей. Там он танцевал нагим и выступал с шутами. Такая показная общительность никому не понравилась, и Полибий иронично превратил его царский титул Эпифан («обладающий очевидной силой») в Эпиман («сумасшедший»); когда нарушался баланс между дистанцией и общительностью, такое поведение считалось безумием. Но тщательная постановка имела огромное воздействие. Когда ок. 185/184 года до н. э. двое сыновей Аттала I посетили Кизик, родной город их матери Аполлониды, своим визитом они воскрешали в памяти самых известных «прекрасных сыновей» греческой истории. Согласно легенде, когда для того, чтобы довезти повозку служительницы Геры от Аргоса до святилища богини, не нашлось волов, это сделали сыны жрицы Клеобис и Битон. Сыновья Аттала I обступили мать с двух сторон и обошли все святилища города, держа ее за руки. Наблюдатели одобрили юношей и сочли их достойными; помня о деянии Клеобиса и Битона, они сравнивали их поведение с героями легенды. Эта история прекрасно передает в сжатом виде некоторые из ранее рассмотренных особенностей царской семьи: изображение правящей династии в виде любящей семьи, верный баланс между открытостью и отстраненностью, возвышение царской семьи над обычными смертными и сравнение ее членов с легендарными персонажами, а также стремление добиться одобрения. Клеопатра, последняя из Птолемеев, даже в годы, предшествовавшие ее кончине, смогла лучше всех сделать одно дело: очаровать зрителей роскошным обрядом восшествия ее детей на престол. Но, согласно Кавафису:

 
Разумные александрийцы знали,
что это было только представленье[49]49
  Пер. С. Ильинской.


[Закрыть].
 

6
Города-государства в мире федераций и империй

Полис: фактический упадок и идеологическая долговечность

Какое впечатление на гостей производили Афины, величайший город классического периода, два века спустя после смерти Перикла? Вот какие заметки оставил о нем и других городах путешественник Гераклит[50]50
  В данном случае А. Ханиотис ошибается с авторством цитаты, приписывая ее Гераклиту-парадоксографу. В действительности же цитата взята из сочинения псевдо-Дикеарха «Описание Греции». – Прим. науч. ред.


[Закрыть] в середине или последней трети III века до н. э.:

«Самый же город – весь безводный, плохо орошен, дурно распланирован по причине своей древности. Дешевых домов много, удобных мало. При первом взгляде на него приезжим не верится, что это и есть прославленный город афинян; но вскоре же всякий тому поверит: самый прекрасный на земле – Одеон, замечательный театр – большой и удивительный; расположенный над театром богатый храм Афины, называемый Парфеноном, приметный издали… Они проводят всевозможные празднества, философы из разных стран развлекают и пускают пыль в глаза; здесь легок досуг, а представления идут непрерывно. Все плоды земли бесценны и отменны на вкус, хотя и весьма скудны. Но наличие чужеземцев, к которым все они привычны, что соответствует их наклонностям, заставляет их забыть о желудках, уделяя внимание радостям. По причине спектаклей и развлечений простой народ в этом городе не чувствует голода, ибо ему удается забыть о еде; тот же, у кого есть деньги, не найдет города, предлагающего сравнимые удовольствия»[51]51
  Архитектура античного мира / Сост. В. П. Зубов и Ф. А. Петровский. – М., 1940. – С. 340–341.


[Закрыть].

Город контрастов: прошлое и настоящее, богатые и бедные, иллюзии и реальность. В своем описании Афин и других городов Гераклит рисует яркие образы разноликого мира. Среди положительных сторон – впечатляющие здания, спектакли, фестивали, лекции, безопасные дороги и хорошая инфраструктура. Он хвалит Танагру в соседней Беотии за гостеприимность ее жителей и их любовь к справедливости; а также за тот факт, что леса в ее окрестностях свободны от разбойников. Если автор подчеркивает такие детали, то лишь потому, что такое не встречалось повсюду. Во многих местах он наблюдает признаки упадка. В отношении Платей он презрительно цитирует строки комического поэта Посидиппа:

 
Здесь два храма, портик, а имя их…
Большую часть времени пустынные,
Они лишь в дни Элевтерий[52]52
  Праздник в честь победы при Платеях. – Прим. пер.


[Закрыть]
Становятся городом.
 

Платеи, на счету которых не было недавних заслуживавших почета достижений, могли лишь организовывать памятные торжества в честь последней битвы против персов в 479 году до н. э. Славная история – единственное, чем греческие города обладали в изобилии. В Афинах недоставало воды, в Анфедоне – зерна. Путешественник, побывавший в Афинах, мог обнаружить много поразительных зданий – театр, Парфенон, все еще не законченный храм Зевса Олимпийского, философские школы в Академии и Ликее, гимнасий на холме Киносарг, – но ни одно из них не было возведено в эпоху эллинизма. Если Фивы имели более современный вид, то лишь потому, что они были стерты с лица земли Александром в 335 году до н. э. и отстроились вновь 20 лет спустя.

Главной причиной упадка была война. После Александра число войн умножилось из-за царских амбиций, территориальных конфликтов, вторжений варваров, пиратства и экспансии Рима. Итоги их оказались катастрофическими: человеческие потери, опустошение земель и разграбление их ресурсов, огромная задолженность общин и отдельных граждан, сильная зависимость от покровительствующих сил. И все же, несмотря на все проблемы, жалобы и признаки упадка, впечатляет жизнестойкость полиса как отправной точки политической жизни. Когда в начале II века до н. э. Полибий желал восславить подвиги Ахейского союза, он сравнивал его с городом-государством: «Вообще, если весь Пелопоннес не составляет одного города, то только потому, что жители не имеют общих стен»[53]53
  Полибий. Всеобщая история. II.37 (пер. Ф. Г. Мищенко).


[Закрыть]. Три века спустя, в 155 году, оратор Элий Аристид, составивший хвалебную речь в честь Римской империи, описал его как сеть городских центров и содружество городов-государств:

«Ибо было ли когда на земле и море столько городов и бывали ли они так прекрасны? Мог ли кто из людей, живших в те времена, пересечь страну так, как делаем сегодня мы – проезжая в день по городу, а то и по два-три города, как будто улицу за улицей? ‹…› И вот города сияют блеском и красотой, весь мир красуется, словно сад»[54]54
  Элий Аристид. Похвала Риму. 93 (пер. С. И. Межерицкой).


[Закрыть].

Для Полибия, как и для Аристида, отправным пунктом, в соответствии с которым должно выстраиваться любое политическое образование, был полис – город-государство. Самое позднее с VIII века до н. э. полис являлся господствующей формой организации в древней Греции. Полис обыкновенно состоял из городского центра (асти), как правило, имевшего укрепленную цитадель (акрополь). Основное поселение было окружено сельской зоной (хора), на которой жила и работала значительная часть населения. В акрополе или на пригодных местах рядом с ним находились алтари, святилища и храмы, места народного собрания, рынок (агора), присутственные места должностных лиц и другие публичные здания. Полис, в силу своего местонахождения, мог иметь один или несколько портов, территориальные округа, обычно называемые демами, и зависимые поселения. Некоторые земледельцы, обладавшие гражданскими правами, жили в сельской местности и осуществляли свои права в поселках, разбросанных по территории полиса. Однако народное собрание они посещали в зависимости от того, насколько далеко они жили и насколько удобно им было добираться до городского центра и проводить там какое-то время.

Город-государство оставался единственной политической реальностью, на которую значительная часть эллинистического мира и Римской империи имела прямое влияние. Интеллектуалам он предлагал базовую систему взглядов. Для поэтов и прозаиков он противостоял идеализированному пасторальному ландшафту как место действия их литературных произведений. Хотя похвала Аристида, как и любая панегирическая речь, склонна к преувеличению и однобока, в одном он прав: в Римской империи существовало беспрецедентное число городов – больших и малых. В западных провинциях и в Северной Африке такое положение стало итогом колонизации и урбанизации, инициированных римлянами. На грекоязычном Востоке – в Греции и на ее островах, в Малой Азии, на Ближнем и Среднем Востоке – урбанизм имел куда более глубокие корни, нежели западный, и необходимо некоторое их различение. Верно, что в течение периода эллинизма в материковой Греции, на некоторых островах и в Малой Азии исчезло множество полисов, которые были либо полностью разрушены, либо утратили свой статус автономных общин. Но, когда в лоно греческой культуры были включены огромные пространства от побережья Эгейского моря до современного Афганистана, на них было основано или преобразовано из прежних поселений так много полисов, что, если применить чисто количественные критерии, время от Александра до Адриана следует считать периодом величайшего расцвета греческих полисов и наибольшего распространения их общественного устройства и архитектурных особенностей – народных собраний, советов, магистратов, гимнасиев, театров, рынков и общественных зданий. Но чисто количественные критерии обманчивы. Эпоха, когда мы наблюдаем беспрецедентное увеличение числа полисов, была в то же время временем перехода власти от полисов к федерациям и царствам, а затем – к Римской империи.

Политическая зависимость городов от держав-гегемонов в той или иной форме не была новшеством. Ведь на протяжении большей части V–IV веков до н. э. многие греческие полисы подчинялись сперва Афинам, затем – Спарте, Фивам и Македонии; с 387 года до н. э. до походов Александра свободные полисы Малой Азии находились под контролем персидского царя. Установление эллинистических монархий привнесло новое качественное изменение: многие города, включая такую традиционно господствовавшую державу, как Афины, попали под непосредственную или непрямую власть царей на длительный срок. Расцвет федеративных государств вырвал центральную власть из рук политиков отдельных городов-государств и передал ее деятелям уровня федераций. И наконец, еще одну перемену принесло постепенное формирование римской провинциальной администрации.

Хотя города-государства как коллективы граждан оставались ареной бурной политической жизни, их влияние на большой политической арене было ограниченным – не считая войн, которые они часто начинали. Города-государства рождали таких первоклассных государственных деятелей, как Арат из Сикиона, однако всякий раз они оказывали влияние на историю как предводители федераций и царские советники вне узких рамок их собственных городов. Города-государства соперничали за отличия и почет в настоящем, но привилегии они требовали, опираясь на заслуги прошлого. Эти противоречия объясняются глубокими переменами в обществе и институтах, вызванными расширением эллинского мира далеко за пределы, в которых города существовали до IV века до н. э.

Мир полисов

Ни в один другой период греческой истории со времен Великой колонизации VIII–VII веков до н. э. не появлялось так много новых полисов, как за 450 лет от Александра до Адриана; но и никогда более столько полисов не исчезало с лица земли и не теряло, обычно в итоге войн, свой автономный статус. В этом периоде мы можем выделить отдельные этапы.

Первый этап, длившийся приблизительно с 330 по 220 год до н. э., начался с завоеваний Александра и борьбы диадохов за создание их собственных царств. На землях, покоренных Александром и управлявшихся его преемниками, было основано множество полисов. Сообщается, что один Александр основал более 70 городов; впрочем, это, несомненно, преувеличение. Точное число Александрий – наиболее известны из них Александрия Египетская и Александрия Арахосия в современном Кандагаре – установить невозможно. Диадохам они послужили примером. Уже в первые годы после смерти Александра последовала волна основания новых полисов, которые служили административными центрами и назывались по именам царей и членов их семей. Мелкие поселения получали новые имена и реорганизовывались в полисы; такой же статус приобретали населенные пункты, уже выполнявшие военные и религиозные функции; восстанавливались разрушенные города; вблизи селений и святилищ основывались новые. К примеру, Фермы в честь сестры Александра и жены царя Кассандра были названы Фессалониками; еще Кассандр основал в 316 году до н. э. на месте города Потидеи, разрушенного в 356 году до н. э., Кассандрию. Ему же обязаны своим восстановлением в 316/315 году до н. э. Фивы. Маленькое селение Фармаке на Оронте стало вместилищем казны Селевка I и стало называться Апамеей по имени его жены Апамы; Селевк I основал для своего царства еще две столицы, назвав их в честь себя и своего сына Антиоха[55]55
  Некоторые античные авторы сообщают, что Антиохия была названа в честь отца Селевка, которого, как и сына, звали Антиох. – Прим. науч. ред.


[Закрыть]: Селевкию на Тигре и Антиохию на Оронте. Деметрий Полиоркет основал Деметриаду в Фессалии. Птолемей I основал Птолемаиду Гермейскую, сделав ее столицей Верхнего Египта, а его сын устроил два порта на Красном море, назвав один именем своей жены Арсинои, а другой – именем матери, Береники. Важные города в царских владениях выполняли ведущие административные функции, будучи резиденциями царей или провинциальных наместников. Их население было организовано в гражданские общины, но присутствие царя, его двора, казны и армии отличало их от «обычных» полисов. Наместники царей также основывали города: наместник Антигона Одноглазого Антигон Доким основал Докимий во Фригии в конце IV века до н. э.; придворный Антиоха II Фемисон основал Фемисоний, также расположенный во Фригии; а селевкидский чиновник Никанор основал Антиохию Арабскую.

Другое важное явление данного периода – инкорпорация мелких общин в более крупные соседние города, происходившая либо на основе межгосударственных соглашений (симполития), либо в результате войн и подчинения. Всего несколько примеров: в Малой Азии Милет включил в свой состав Миунт и Фивы, Эфес то же сделал с Пигелой, а Теос – с Кирбиссом. Вследствие превращения Пергама в столицу царства старые, располагавшиеся по соседству, города были включены в его территорию, постепенно утратили свое значение и пришли в запустение. Как правило, когда один полис и его территория поглощался другим, население первого получало гражданство и образовывало гражданское сообщество, но, случалось, он понижался до статуса зависимого селения. Иногда он сохранялся в качестве крепости или городского поселения, но порой жители покидали его и перебирались в более крупный город.

На этом, первом, этапе учреждение новых городов в Азии привлекло большое число переселенцев; влияние этого факта сравнимо с влиянием миграции для основания городов в Новом Свете с конца XVII до XIX века. Для «Старой Греции» это означало утрату населения. В первые десятилетия после начала этого процесса, а в отдельных случаях и позднее, это было ожидаемое следствие. Люди, не имевшие земли, равно как и представители партий, проигравших в политических конфликтах, получали шанс начать все с нуля. Это движение с запада на восток способствовало переносу экономических и культурных центров из материковой Греции в столицы недавно появившихся царств и в такие поселения, как Родос и Эфес, имевшие тесные связи с новыми центрами власти. Положение города задавалось теперь иными факторами: его отношением к царю – был ли он основан царским указом, являлся ли столицей и вмещал ли царский гарнизон; его административной ролью в царстве; его расположением на одной из дорог, связывавших новые территории со Средиземноморьем; его членством в федерации.

Второй этап, длившийся примерно с 220 по 64 год до н. э., определяют войны между греческими городами и борьба против римской экспансии. Многие полисы материковой Греции и островов погибли, утратили свою независимость или были поглощены более крупными политическими образованиями. Полное разрушение Коринфа римлянами в 146 году до н. э. оплакивалось как трагедия и запомнилось как непревзойденное варварство. Ту же участь, значительно чаще от рук победителей из числа соседей-греков, чем от рук римских солдат, разделили десятки мелких городов; некоторые восстановились после физического уничтожения, другие были забыты. Когда античные источники упоминают разрушение 70 селений молоссов (в Эпире) в 167 году до н. э., в это число, несомненно, были включены мелкие полисы. На Крите, где воевали больше других, во II веке до н. э. погибло по крайней мере восемь полисов. Когда Крит стал частью Римской империи, статус полиса сохраняли лишь 15 или 16 поселений – небольшая часть от более чем 50 городов-государств, которые, как известно, существовали там на заре периода эллинизма.

Вследствие династических кризисов в Птолемеевском и Селевкидском царствах на протяжении этого этапа мы наблюдаем серьезные изменения в политической расстановке внутри таких царских столиц, как Антиохия и Александрия. Постепенно важную политическую роль начало играть население этих городов, которое осуществляло давление на двор, выдвигало требования, поднимало восстания и даже свергало царей.

С начала II века до н. э. все более заметным становится влияние Рима на юридический статус полиса. Римский сенат и римские магистраты принимали решения, касающиеся значения – а порой и существования – полиса, уплаты подати, передачи города во владения царя, наделения землями союзных городов. Например, в 167 году до н. э. Делос, бывший до того независимым городом-государством, перешел во владение Афин, а Родос утратил территории Ликии и Карии и контроль над городами в этих регионах, которые были предоставлены ему 20 годами ранее.

Но если в «Старой Греции» в этот период полисов становилось меньше, то в Египте и Азии продолжали создаваться новые. Так, в Египте в 140–130 годах до н. э. фиванский наместник Боэт основал три города военного назначения: Эвергетиду, Филометориду и Клеопатру. Однако новые полисы все реже возникали по воле царя или наместников; чаще существующие гарнизонные поселения поднимались до уровня полисов по инициативе местных командиров. Некоторые поселения заявили права на полисный статус, воспользовавшись ослаблением власти Селевкидов в Малой Азии. Показателен пример Тириея, расположенного на границе Фригии и Писидии. Его население состояло из солдат и местных жителей. После поражения Антиоха III и заключения Апамейского мира в 188 году до н. э. Тирией направил посольство к Эвмену II, которому римляне передали эти земли; оно просило дать поселению собственные законы, совет и гимнасий – другими словами, дать ему статус самоуправляющегося полиса. Другим поселением, которое, вероятно, приобрело полисные права таким же образом, был достигший расцвета позднее город Афродисия в Карии.

Третий этап истории полиса открывается установлением на Востоке в 64 году до н. э. нового порядка Помпея, но наиболее важная его часть начинается после окончания гражданских войн в Риме. В этот период статус греческого полиса определялся римскими сенатом и полководцами, а позднее – императором. Новым типом гражданской общины, оказавшим значительное влияние на греческое общество и культуру, стала колония римских граждан.