Текст книги "Эпоха завоеваний"

5
Цари и царства

Basileia: царская власть в эпоху эллинизма и ее разные истоки

Анонимный автор времен эллинизма так определяет царскую власть: «Монархическая власть [basileiai] не дается людям ни природой, ни законом; она дается тем, кто способен командовать войсками и разумно решать политические вопросы». Это определение, ставящее военные заслуги выше легитимности, порывает с более ранней греческой традицией царской власти. До Александра эллины знали лишь таких царей, которые имели титул (basileus) в соответствии с правовыми традициями: по причине принадлежности к определенному роду – например, Аргеадов в Македонии – или вследствие избрания на годовой пост басилея, имевшийся в некоторых городах. Но современники Александра и диадохов стали свидетелями того, как царей создавали военные победы. Именно победа сделала Александра сперва фараоном Египта, а потом – царем Азии. Все диадохи претендовали на царство, опираясь на свои военные успехи, а не на династическую легитимность. Антигон Гонат был признан царем не сразу после смерти своего отца в 283 году до н. э., хотя он и командовал войсками, и контролировал территории, но лишь после своей победы над галатами в 277 году до н. э. Сходным образом не решались назвать себя царями первые династы Пергама. Лишь победа Аттала I над галатами ок. 238 года до н. э. позволила ему принять этот титул. Западные греки Сицилии имели долгий опыт монархической власти тиранов, но первым, кто принял титул царя (басилея), был Агафокл, опиравшийся на свои достижения в войнах. По примеру диадохов он не ввел в титулатуру географические или этнические уточнения. Он не именовался «царем Сицилии» или «царем сиракузян». Он был просто царем Агафоклом, то есть царем любой территории, которую мог контролировать. Лишь Кассандр использовал этнически маркированный титул – «царь македонян». Намеренная размытость титулатуры эллинистических царей давала возможность беспредельного расширения их власти; то было приглашение к завоеванию.

После установления эллинистических династий легитимность царей опиралась на династический принцип наследования – как правило, от отца к сыну; власть царя зависела от его армии. Старый ритуал провозглашения царя собранием воинов имел огромное символическое значение. Мы предполагаем, что в доэллинистической Македонии при смерти царя влиятельные члены двора представляли армии человека, в отношении передачи монархической власти которому было достигнуто добровольное или вынужденное соглашение. Армия признавала его царем и командиром путем аккламации[31]31
  Аккламация – порядок избрания или принятия решения с помощью выкриков, аплодисментов и т. д. – Прим. пер.


[Закрыть]. Эта практика сохранилась после падения дома Аргеадов. После времени диадохов о торжественном объявлении царя сообщается лишь в контексте узурпации или спорного престолонаследия, но это не значит, что оно не происходило в нормальной ситуации. Весьма вероятно, что в царстве Птолемеев провозглашение царя совершалось не только перед армией, но и перед населением столицы – Александрии.

Но эллинистическая царская власть лишь частично базировалась на македонских традициях. В равной степени было важно и иноземное влияние. Когда Александр захватил Египет, он, вероятно, повторил интронизацию фараонов; на престол в ахеменидской столице он воссел как преемник великих царей, заимствовав элементы их царского облачения. Мы не знаем, как на египетские ритуалы реагировал круг его македонских друзей. Но мы знаем, что принятие им персидских традиций в том, что касалось платья и церемониала, вызывало критику, насмешки и недвусмысленное отторжение. Один из церемониальных обычаев – проскинесис, или земной поклон, – вызвал такое неприятие как варварский обычай, что Александру пришлось от него отказаться. Иначе было с диадемой – украшенным венцом, который греки могли легко ассоциировать с венцами, которые вручали победителям атлетических соревнований. Начиная с «года царей» диадема была одним из наиболее важных знаков (инсигний) царской власти. Церемония коронации Антиоха IV, посаженного в 175 году до н. э. на селевкидский престол пергамским царем Евменом II и его братьями, описывается в следующих выражениях: «Они украсили его диадемой и другими знаками отличия, как было положено, принесли в жертву быка и обменялись клятвами верности со всей доброжелательностью и расположением».

Чтобы понять весь масштаб заимствования негреческих традиций эллинистическими царями, необходимо на мгновение сменить перспективу. Вместо того чтобы смотреть на него с точки зрения греков, следует осмыслить его с позиций местной знати, придворного персонала – писцов, астрологов, евнухов и слуг – и, особенно в таких городах, как Вавилон и Сузы, местного населения. Поначалу местная знать – военачальники, чиновники и жрецы, без которых управление империей Александра, а затем и Селевкидским или Птолемеевским царством было бы невозможно, – подчинилась военной силе; после того как первоначальный шок из-за падения династии Ахеменидов прошел, они ожидали от царей некоторых шагов, которые позволили бы местной знати влиться в новую систему правления. Им нужны были меры, которые гарантировали бы преемственность в выполнении таких сложных административных задач, как измерение земли для определения подати, поддержание инфраструктуры и средств связи, осуществление правосудия и охрана порядка на обширных территориях. Эллинистические цари, вынужденные договариваться о пределах своей власти с множеством партнеров, с готовностью делали эти жесты доброй воли. Одной из стратегических уступок было принятие негреческих символов власти. В Египте Нил ежегодно разливался в августе независимо от того, находилась власть в руках египетского фараона, персидского сатрапа, наследника македонского военачальника или римского императора; культовые, административные и технические обязанности, связанные с разливами Нила, оставались неизменными. Смена правителя была вызовом; разрыв преемственности влек за собой катастрофу. Такой же horror saltus, или сальто-мортале, был характерен для администрации азиатских территорий. С точки зрения хранителей обычаев менялись лишь имена правителей, но не задачи и структуры. Традиционная документация – астрономические записи, списки царей и обнаруженные в Вавилонии хроники – описывают время Александра и Селевкидов в той же манере, что и в предшествовавшие столетия. Они используют те же язык и письмо, демонстрируют тот же менталитет и оперируют концепцией царской власти, схожей с той, что существовала при Ахеменидах. В Египте жреческие декреты в честь царей Птолемеев обращаются к ним теми же хвалебными фразами, что услаждали фараонов на протяжении веков: к примеру, «Царь Верхнего и Нижнего Египта Птолемей, живущий вечно, любимец Птаха, сын Птолемея и Арсинои, богов Адельфов»[32]32
  Речь идет о Птолемее III Эвергете: Адельфы – брат и сестра; боги Адельфы – обожествленные Птолемей II и Арсиноя II. – Прим. пер.


[Закрыть]. Эллинистический мир был полон иллюзий – как намеренных, так и случайных. Одной из них была иллюзия преемственности, когда в реальности изменилось столь многое. Никогда не менялось, однако, значение династического принципа престолонаследия: сохранение власти в круге одной, иногда весьма расширенной, семьи.

Царская власть как семейное дело

Представьте следующую историю: женщина выходит замуж за одного своего брата, а после его смерти – за другого; но потом муж разводится с ней, чтобы жениться на ее дочери от предыдущего брака, и убивает ее единственного сына. Ну бывает, скажете вы. Да, бывает – в плохих мыльных операх и при эллинистических дворах; это история Клеопатры II. Эллинистические царские династии сталкивались со всеми вызовами, стоящими перед могущественными родами: удержание, раздел и передача семейной власти; борьба за любовь и внимание; ревность и зависть; честолюбие и разочарование. Исследовать эллинистическую царскую власть лишь как институт, не обращаясь к межличностным отношениям и эмоциональному напряжению, неверно в той же степени, в какой нельзя закрывать глаза на чувства при изучении британской королевской семьи. Но естественно, когда мы имеем дело с семьями, жившими более двух тысячелетий назад, то опираемся на фильтрованную информацию.

Эллинистические монархии уподоблялись домохозяйствам и управлялись соответственно. Теоретически вся власть находилась в руках главы хозяйства, но в зависимости от его возраста, опыта и личностных свойств значительным могло быть влияние его жен, матери, детей и придворных (или «друзей»). Понимание эллинистической монархии как семьи – не современное изобретение. Именно таким образом эти монархии преподносили себя своим подданным и внешнему миру. Хотя жена Антиоха III Лаодика и не была его сестрой, официально она представлялась таковой. Царские эпитеты, под которыми были известны египетские правители, подчеркивали их семейные связи. Птолемей II был «любящим сестру» (Филадельфом); Птолемей IV, Птолемей VII, Береника III, Птолемей XIII и Клеопатра VII (та самая Клеопатра) были «любящими отца» (Филопаторами); Птолемей VI, как и две его жены – сестра Клеопатра II и ее дочь Клеопатра III, – был «любящим мать» (Филометором). Иногда эти эпитеты отражали реальность – Птолемей II действительно любил свою сестру Арсиною II, а иногда – нет: отношения между Клеопатрой II и Клеопатрой III были в лучшем случае подпорчены. Были они выражениями чистых чувств или нет, эти эпитеты всегда преследовали одну и ту же цель: представить подданным образ династической преемственности и гармонии.

История сына, который влюбляется во вторую жену отца, знакома нам по «Дону Карлосу» Верди (и Шиллера); но такова и эллинистическая счастливая любовная драма между Антиохом I и его мачехой Стратоникой. Она вдохновит Давида и Энгра на создание полотен, равно как и Этьенна Мегюля – на сочинение «Стратоники» (1792), одной из самых популярных комических опер конца XVIII века. Этот сюжет дает хороший пример того, как царский дом представлял себя в виде любящей семьи. В 294 году до н. э. Антиох влюбился в Стратонику – молодую жену его отца Селевка. В отчаянии он решил уморить себя голодом, отказываясь от еды под предлогом некоего заболевания. Однако он не смог провести своего медика Эрасистрата, который твердо решил выяснить объект желания молодого человека, будь он женского или мужского пола. Эрасистрат заметил, что всякий раз, когда Стратоника приходила проведать Антиоха, он отвечал типичными симптомами влюбленности: «прерывистая речь, огненный румянец, потухший взор, обильный пот, учащенный и неравномерный пульс, и, наконец, когда душа признавала полное свое поражение, – бессилие, оцепенение и мертвенная бледность»[33]33
  Плутарх. Сравнительные жизнеописания. Деметрий. 38 (пер. С. П. Маркиша).


[Закрыть]. В итоге, полагаясь на привязанность Селевка к сыну, доктор взял на себя риск рассказать царю, что бедой Антиоха являлась любовь, которую нельзя было ни удовлетворить, ни излечить, – любовь к жене Эрасистрата. Когда Селевк попросил Эрасистрата, который был его другом, отдать Антиоху свою жену, тот спросил царя: сделал бы он то же самое, будь Антиох влюблен в Стратонику? Со слезами на глазах Селевк заявил, что он с готовностью отдал бы все свое царство, если бы только мог спасти этим Антиоха. Дождавшись этих слов, Эрасистрат открыл правду.

«После этого разговора Селевк созвал всенародное собрание и объявил свою волю поженить Антиоха и Стратонику и поставить его царем, а ее царицею надо всеми внутренними областями своей державы. Он надеется, продолжал Селевк, что сын, привыкший во всем оказывать отцу послушание и повиновение, не станет противиться и этому браку, а если Стратоника выразит неудовольствие его поступком, который нарушает привычные понятия, он просит друзей объяснить и внушить женщине, что решения царя принимаются ради общего блага, а потому должны почитаться прекрасными и справедливыми»[34]34
  Плутарх. Указ соч.


[Закрыть].

Мы не знаем, что в действительности произошло в царских покоях Селевкидов; известная нам история сраженного любовью сына, вероятно, была обнародована с согласия двора. В конечном счете, всех трех ее главных героев невозможно упрекнуть за их чувства. Это рассказ о любящем и готовом принести жертву отце, почтительном и покорном сыне и верной и благоразумной жене – история о крепкой семье, поддержанной в ее решении друзьями. Вероятно, здесь имеется также и элемент театральности: царская семья представляется ее подданным в образе людей, подверженных эмоциям. «Царь и его сын – одни из нас», – могли бы подумать люди. Такая пиар-стратегия знакома нам из современной политики. Важно, что Селевк созвал народное собрание, дабы возвестить о своем решении: вероятно, оно состояло из жителей столицы и войска и было использовано, в соответствии с древней македонской традицией провозглашения царя армией, для представления соправителя и будущего монарха.

Почти десятилетие спустя, ок. 285 года до н. э., Птолемей I назначил соправителем своего сына Птолемея II. Позднее такие заявления стали обыкновенной практикой эллинистических царств, гарантировавшей безболезненность престолонаследия в рамках династии. Однако не всегда передача власти происходила таким мирным образом. Так как династические браки использовались обычно для заключения новых политических союзов, довольно часто при необходимости царь мог отвергнуть жену в пользу родственницы другого правителя. Дети от многочисленных браков монархов, равно как и их отвергнутые жены, регулярно становились источниками конфликтов. Возьмем пример Птолемея I Египетского. Прежде чем стать царем, он женился на Эвридике – дочери могущественного регента Антипатра. Эвридика родила ему троих сыновей и двух дочерей. В 317 году до н. э. в Александрию с сыном Магасом и дочерьми Антигоной и Феоксеной приехала Береника – племянница Антипатра и вдова македонского аристократа. При посещении царицы она привлекла взор Птолемея, который развелся с первой женой, чтобы жениться на ней; она родила ему двух дочерей, Арсиною и Филотеру, и сына, позднее известного как Птолемей II. Только от этих двух браков (а их было больше) Птолемей I имел восемь родных детей и трех приемных. Когда в качестве преемника он избрал Птолемея II, его старший сын Птолемей Керавн бежал ко двору Лисимаха, царицей при котором была его сводная сестра Арсиноя, в то время как другая его сестра Лисандра была замужем за сыном царя Агафоклом. Когда интриги Арсинои привели к казни Агафокла, Керавн и Лисандра скрылись в столице Селевка. Керавн помог царю разбить Лисимаха в сражении при Курупедионе, но его амбиции были превыше царской благодарности. После победы он убил Селевка и объявил царем Македонии себя самого. Когда он выдвинул претензии и на египетский престол, Птолемей II попытался прийти к соглашению со своим старшим сводным братом и договорился о его браке на их сестре Арсиное. Но та плела заговор против нового мужа, вследствие чего были убиты два сына Керавна. В конце концов Арсиноя вернулась в Египет, где вышла замуж за своего брата Птолемея II, став одной из наиболее влиятельных женщин в истории эллинизма, а после смерти – популярной богиней (см. илл. 7).

Неудивительно, что при таких хитросплетениях династические конфликты были повсеместны. Лисимах казнил своего сына Агафокла (284 г. до н. э.); правитель Кирены Магас пошел против своего единоутробного брата Птолемея II (274 г. до н. э.); Антиох I убил своего мятежного сына Селевка (267 г. до н. э.); Антиох Гиеракс боролся со своим братом Селевком II за трон и в течение недолгого времени правил частью Малой Азии (ок. 246–235 гг. до н. э.); а Филипп V распорядился о казни своего сына Деметрия (180 г. до н. э.), которого подозревал в сговоре с римлянами. На протяжении 40 лет Птолемеевское царство страдало от борьбы за власть между Птолемеем VIII и его сестрой Клеопатрой II (ок. 163–118 гг. до н. э.). В царстве Селевкидов с 161 до его конца в 163 году до н. э. непрерывно велась династическая борьба между различными ветвями правящего рода.

Во всех этих родовых конфликтах огромную роль играли женщины. По традиции, имевшей глубокие корни в племенных царствах Македонии и Эпира, жены царей имели большое влияние; они много ездили, обладали политическими, а подчас и военными навыками. Мать Александра Олимпиада была одним из действующих лиц войн диадохов; то же касается и Эвридики, жены царя Филиппа III Арридея. Так называемая война Лаодики (246–241 гг. до н. э.) демонстрирует степень политического влияния эллинистических цариц. Однако ни одна из этих цариц не сравнилась бы с Клеопатрой VII, последней правительницей эпохи эллинизма, которая интересовалась наукой и своими личными качествами очаровала двух величайших полководцев Рима.

Иногда в династическую борьбу включались и незаконные дети, прижитые царями от их любовниц. Некоторую роль в войне диадохов играл Геракл – предположительно, незаконнорожденный сын Александра от персидской аристократки Барсины. Другой бастард царского дома, незаконнорожденный сын Аттала II Аристоник, объявил себя царем, когда его единокровный брат Аттал III завещал свое царство Риму в 133 году до н. э., а внебрачные дети селевкидских царей имели большой вес в династических войнах II века до н. э.

С этим тесно связан феномен узурпации царской власти родственниками царей. В ограниченном масштабе ее совершил племянник царя Антигона Гоната Александр. Царь поручил ему командовать войсками в Коринфе, самым важным из македонских гарнизонов в Греции. Воспользовавшись ослаблением македонской власти в Южной Греции, Александр поднял мятеж и на непродолжительное время установил единоличную власть над Коринфом и Эвбеей. Молон, правивший «верхними сатрапиями» в государстве Селевкидов, восстал против Антиоха III из-за ненависти к его первому министру (223–220 гг. до н. э.). Тот же Антиох III столкнулся и с бунтом Ахея – его дальнего родственника, которому удалось объявить себя царем части Малой Азии (220–214 гг. до н. э.). Вероятно, эти узурпаторы намеревались править лишь теми землями, до которых могли дотянуться, но не всем царством Селевкидов.

Несмотря на эти вызовы, эллинистические правящие династии оказались более долговечными, нежели любая из римских. Антигониды правили непрерывно с 307 по 167 год до н. э., Атталиды – с 281 по 133 год до н. э., а Птолемеи – с 323 по 30 год до н. э. Даже растянутой во времени (150–63 гг. до н. э.) гибели Селевкидов предшествовал яркий период имперской политики (312–163 гг. до н. э.). Напротив, Антонины – династия римских императоров, не связанных кровным родством, – не продержались и столетия (96–192 гг. н. э.). Что объясняет эту долговечность эллинистических династий? Первым фактором являлось общее признание наследственной преемственности во всех ее юридических и социальных аспектах. Что еще более важно, лишь члены правящих семей, их близкие родственники и главные советники имели доступ к политике, ресурсам – деньгам и армии – и связям с военными командирами, наместниками, полисной знатью и, позднее, римскими сенаторами, без которых личную власть установить было невозможно. Следовательно, переход высших полномочий от одной семьи к другой мог случиться лишь в исключительных обстоятельствах: когда наместник, правивший слабо контролируемой и недостаточно защищенной территорией на периферии государства, отказывался подчиняться и создавал собственное царство, как было с Греко-Бактрийским царством в Иране и Афганистане; или когда смена власти была итогом внешнего вмешательства – как правило, римской интервенции. Кроме того, эллинистическим дворам успешно удавалось использовать целый набор средств для того, чтобы сделать их правление приемлемым для самых различных сил, вовлеченных в сложные взаимоотношения, – для армии, зависимых городов, коренного населения, жителей столиц и, в соответствующий период, для Рима.

Новые организационные требования: как управлять империями

Что бы вы делали, если бы на середине третьего десятка вам, обученному управлять царством, которое можно пройти поперек меньше чем за десять дней, выпало бы править империей, простирающейся от Балкан до Ирана на востоке и Египта на юге? Если успех не лишит вас рассудка, то вы адаптируете обнаруженную на месте административную систему, внеся в нее лишь столько изменений, сколько совершенно необходимо. Но что, если в покоренные земли вы приведете население, незнакомое с местными устоями и традициями? Установите ли вы их обычаи на завоеванных территориях или, напротив, включите переселенцев в существующие структуры их новой среды обитания? Таковы были два вызова, с которыми столкнулся Александр Великий, едва ступив на египетскую землю. Эти вызовы обострились после того, как он победил Дария III при Гавгамелах и воссел на трон ахеменидских царей в Сузах. Александр вынужден был отвечать на них и позднее, поселяя своих ветеранов на завоеванных землях во время своего похода далее на восток; он вновь столкнулся с ними в короткий период между своим возвращением из похода и преждевременной смертью.

Отвечая на первый вызов, Александр следовал здравому смыслу, используя существующую инфраструктуру. На протяжении двух столетий Ахемениды правили своей империей, пользуясь системой сатрапий и соединяя централизованную автократическую власть царя и его двора с децентрализацией определенных задач – набора в местное ополчение, поддержания закона и порядка, сбора подати – на провинциальном уровне. Другим традиционным авторитетом, который Александр не мог игнорировать, особенно в Египте, было жречество. Однако поселение ветеранов, сформировавшихся в политических, социальных и культурных традициях греческих полисов, было новым явлением как для Египта, так и для остальных земель обширной империи Александра. Для организации и управления новыми полисами Александр обратился к модели греческих колоний. Что касается осуществления раздела земли завоеванных территорий между солдатами, Александр и его преемники должны были следовать уже существовавшей македонской системе. Тем самым организация эллинистических царств и система управления ими уходили корнями во множество различных традиций и опирались на греческие и македонские институты наравне с местными обычаями; но всегда имелось место для новшеств.

Александр умер, не успев столкнуться с рутинным делом управления империей. Но его преемники не могли избежать этого; им приходилось решать административные задачи немедленно. Основные особенности этой системы управления, должно быть, сформировались уже к 300 году до н. э. Несмотря на множество важных различий, эллинистические царства были близки в том, что касалось положения царя, идеологии монархии и управления. К главным задачам относились поддержание военной организации и защита территории, финансовые дела и сбор подати, осуществление правосудия и поддержка святилищ.

Царь был окружен высокопоставленными должностными лицами, которые образовывали его двор. Если правитель не был несовершеннолетним, он сам выбирал их по заслугам, способностям и лояльности. Очень часто, особенно в ранний период, чиновники, рожденные не в том царстве, где они служили, но являвшиеся уроженцами греческих городов, возвышались при дворе вследствие целого ряда факторов. Происхождение из семьи, обладавшей влиянием и связями, способствовало получению места при дворе, однако умелые люди, особенно военные командиры, могли подняться в иерархии на основе их заслуг и верности. Эта верность имела личный характер и была обращена к царю, а не к царству или «государству». Потому административная некомпетентность царя или поражение его в войне могли подорвать доверительную связь между царем и его командирами, заставив последних искать другого «нанимателя».

Члены двора и высокопоставленные чиновники были прямо связаны с персоной правителя. Они были его «друзьями» (philoi). Их титулы указывали на близость к царю и на место в иерархии. В царстве Птолемеев, где титулы формально были закреплены в начале II века до н. э., высшие чины и члены двора назывались «телохранителями» (somatophylakes), «последователями» (diadochoi), «друзьями», «главными телохранителями» (archisomatophylakes), «первыми друзьями» (protoi philoi), «родственниками» (syngeneis) и далее – «равными родственникам по чести» (homotimos tois syngenesin). Подобные определения существовали и в Селевкидском царстве: «друзья», «почетные друзья» (timomenoi philoi), «первые друзья» и «первые и избранные друзья» (protoi kai protimomenoi philoi). «Друзья» составляли один из наиболее значительных административных и военных органов эллинистического царства. Они руководили важными армейскими частями, управляли областями и провинциями, выполняли функции послов и советников. Они сопровождали царя на охоте и пировали вместе с ним, обучали царевичей, а порой оказывались и настоящими друзьями. Со временем положение царского «друга» стало передаваться от одного поколения к другому, и сложилась наследственная аристократия, что, однако, не лишало умелых или способных новичков возможности стать придворными.

Двор находился там, где пребывал царь, а царь, если только он не вел военный поход, располагался в столице или одной из столиц, если их было несколько. Для Птолемеев такой столицей была Александрия, в течение периода эллинизма выросшая в огромный городской центр с населением около миллиона человек – настоящий мегаполис античности. Неоспоримым центром власти был дворец, находившийся поблизости от царских гробниц. Он был соединен с учебным центром и библиотекой – Мусейоном. Царство Селевкидов имело три столицы – Антиохию и Апамею на Оронте и Селевкию на Тигре. В течение III века до н. э. в крупный городской центр развился Пергам – центр власти Атталидов. Ни традиционные столицы Македонии Эги и Пелла, ни второстепенный центр Деметриада не достигли масштабов столиц новых царств.

Сложность административных задач сделала жизнь при эллинистических дворах более утонченной, нежели при незамысловатом дворе древней Македонской монархии. Фундаментальным элементом придворного быта оставался пир, или симпосий, на котором в непринужденной обстановке встречались царь, его семья и высшие военные и административные чины. Пир предоставлял возможность обсудить вопросы внешней политики и военной стратегии, обменяться словами с иноземными гостями и посланниками, да и просто поговорить на различные темы. При эллинистических дворах, особенно в Александрии, связанные с пирами культурные мероприятия – чтение старой и новой литературы, лекции по истории, обсуждение произведений искусства и музыкальных выступлений – часто достигали высокого уровня изысканности. Он зависел от интеллектуальных способностей и интересов царя и его придворных. На одном полюсе мы имеем людей вроде Птолемея I, который, сам будучи настоящим историком, собирал в Александрии ведущих ученых своего времени, чтобы создать Мусейон с библиотекой в качестве учебного центра, или Пирра и Антигона Гоната, окруженных философами; на другом – находим царей, которые любили показать собственные артистические навыки (Антиох IV – сценического танцора, Птолемея XII – флейтиста), но порицались современниками за унижение царского достоинства. Стоит ли говорить, что соревнование между придворными за влияние, их тщеславие, вражда и интриги, равно как и любовные связи между их родственницами и царями, процветали при эллинистических дворах так же, как и при любых других дворах в истории.

Наиболее крупные царства приняли систему управления провинциями, в общем и целом следовавшую более ранним традициям. В Египте еще с фараоновых времен существовала сложная административная система, нацеленная на наиболее эффективное использование ежегодных разливов Нила для земледелия. Птолемеи восприняли ее. Местные администраторы должны были отчитываться перед центральной властью и координировать с ней решение наиболее важных задач, особенно сооружение и поддержание каналов и дамб, а также приготовление полей к разливам Нила. Центром административной системы являлся двор в Александрии, где фискальную систему возглавлял главный чиновник – диойкет. Территория разделялась примерно на 40 провинций, называвшихся номами. Каждый ном управлялся стратегом («полководцем»), на которого были возложены полицейские и судебные обязанности. Номархи («главы номов») отвечали за сельскохозяйственное производство, в то время как ойконом («домоуправитель») надзирал за фискальными делами и уплатой подати в царскую казну в Александрии. Ему помогал «царский писец» (basilikos grammateus), ответственный за ведение счетов. Эти посты имели очень большое значение, так как в экономической системе Птолемеевского царства почти вся хозяйственная деятельность находилась под жестким контролем царской администрации. Центральная власть определяла, что, где, кем и в каком количестве должно быть произведено, а заодно и устанавливала цены на товары и размеры подати, которую следовало уплатить. Производство многих товаров было государственной монополией, а правительственные ограничения запрещали торговлю с внешним миром. Чтобы управлять такой системой, государство прибегало к услугам сборщиков подати, которые сперва оплачивали ожидаемую подать на определенный продукт, а потом получали право взимать ее с населения. Во II веке до н. э. «стратеги земель» (strategoi или epistrategoi tes choras) отвечали за единицы крупнее провинций, а именно – Верхний и Нижний Египет, Фивы и Кипр.

Каждый ном был разделен на топы (районы), которые состояли из ком (деревень). Каждым топом и комой управляли локальные чиновники, топархи и комархи соответственно, которым помогали писцы. Для осуществления правосудия имелись местные суды, которые существовали отдельно для греков, отдельно для коренного населения и, возможно, для других этнических групп вроде евреев. Кроме того, Птолемеи до известной степени уважали авторитет египетского жречества как посредника между смертными и богами. Административная и фискальная система Египта применялась с незначительными изменениями в управлении внешними владениями Птолемеев в Южной Сирии и Палестине, Малой Азии и на Эгейских островах. Этими внешними владениями также управляли стратеги, а ойкономы надзирали над фискальными и экономическими делами и служили связующим звеном между сборщиками подати и царской казной. Каждый администратор был связан с вышестоящим чином, образуя жесткую иерархическую вертикаль управления, которая начиналась на уровне деревни и через район и провинцию достигала центральной власти в Александрии. По вопросам безопасности и правосудия провинциальные стратеги обращались напрямую к царю, в то время как фискальное управление возглавлялось диойкетом.

Важной задачей царской администрации было поддержание вооруженных сил. Военное дело достигло высокого уровня тактического умения и в бою, и при долгих осадах, равно как и значительной специализации: существовали различные виды войск с особенным вооружением – например, тяжелые фаланги с длинными копьями, легковооруженные отряды с маленькими круглыми щитами, лучники и пращники, расчеты осадных приспособлений и метательных орудий, кавалерия и флот. Все эти войска требовали специальной подготовки. Порой цари собирали огромные – например, в битве при Рафии сражались 140 000 человек – и разнородные армии: они состояли из профессиональной регулярной армии, вспомогательных наемников, отрядов союзных городов и федераций и в некоторых случаях солдат, набранных из негреческого населения.