Текст книги "Эпоха завоеваний"

Последний авантюрист: Пирр

«Пиррова победа» – одно из самых часто употребляемых выражений, доставшихся потомкам от эллинистического мира. Истоки его коренятся в авантюрах Пирра (ок. 318–272 гг.), царя Эпира сначала в 306–302 годах до н. э. и затем – в 297–272 годах до н. э. (см. илл. 5). Мы уже сталкивались с ним как с одним из наиболее харизматичных преемников Александра и победоносным противником Деметрия Полиоркета. Следуя примеру прочих диадохов, он осуществлял свою власть на любой территории, которую мог заполучить. В 288 году до н. э. он вытеснил Деметрия из Македонии, но его правление здесь было кратковременным, так как в 284 году до н. э. он был изгнан Лисимахом. В качестве царя Эпира он обладал крупнейшей военной силой в Восточной Адриатике. Поэтому совершенно естественно, что именно к Пирру обратились греки Италии и Сицилии, ощутив давление римской экспансии.

С середины IV века и далее римская знать, контролировавшая сенат, осуществляла политику экспансии. Этому процессу способствовало противоборство в среде аристократии, так как члены правящего класса стремились занять полководческие должности и укрепить военными победами как собственный авторитет, так и престиж всего своего рода. К концу столетия экспансия Рима достигла Южной Италии, начав угрожать местным греческим колониям. Граждане Тарента (современный Таранто) были уверены в поражении в случае столкновения с Римом без внешней поддержки. Если бы угроза пришла на век раньше, их естественным союзником и защитником стала бы Спарта – метрополия Тарента. Но времена изменились, и в 281 году до н. э. они позвали на помощь Пирра. Мотивацию Пирра, принявшего приглашение ввязаться в войну, понять легко: Лисимах покончил с его надеждами расширить владения на восток; возможность распространить свою власть на западе во время, когда царское достоинство зависело от успешного ведения войны и захвата новых территорий, была благоприятна. Передают, что философ Киней, выслушав планы Пирра о высадке в Италии, завел с ним такой разговор:

«“Говорят, что римляне народ доблестный, и к тому же им подвластно много воинственных племен. Если бог пошлет нам победу над ними, что даст она нам?” Пирр отвечал: “Ты, Киней, спрашиваешь о вещах, которые сами собой понятны. Если мы победим римлян, то ни один варварский или греческий город в Италии не сможет нам сопротивляться, и мы быстро овладеем всей страной; а уж кому, как не тебе, знать, сколь она обширна, богата и сильна!” Выждав немного, Киней продолжал: “А что мы будем делать, царь, когда завладеем Италией?” Не разгадав еще, куда он клонит, Пирр отвечал: “Совсем рядом лежит Сицилия, цветущий и многолюдный остров, она простирает к нам руки, и взять ее ничего не стоит: ведь теперь, после смерти Агафокла, там все охвачено восстанием и в городах безначалие и буйство вожаков толпы”. “Что же, это справедливо, – продолжал Киней. – Значит, взяв Сицилию, мы закончим поход?” Но Пирр возразил: “Если бог пошлет нам успех и победу, это будет только приступом к великим делам. Как же нам не пойти на Африку, на Карфаген, если до них оттуда рукой подать? Ведь Агафокл, тайком ускользнув из Сиракуз и переправившись с ничтожным флотом через море, чуть было их не захватил! А если мы ими овладеем, никакой враг, ныне оскорбляющий нас, не в силах будет нам сопротивляться, – не так ли?” “Так, – отвечал Киней. – Ясно, что с такими силами можно будет и вернуть Македонию, и упрочить власть над Грецией. Но когда все это сбудется, что мы тогда станем делать?” И Пирр сказал с улыбкой: “Будет у нас, почтеннейший, полный досуг, ежедневные пиры и приятные беседы”. Тут Киней прервал его, спросив: “Что же мешает нам теперь, если захотим, пировать и на досуге беседовать друг с другом? Ведь у нас и так есть уже то, чего мы стремимся достичь ценой многих лишений, опасностей и обильного кровопролития и ради чего нам придется самим испытать и причинить другим множество бедствий”»[21]21
  Плутарх. Сравнительные жизнеописания. Пирр. 14 (пер. С. А. Ошерова).


[Закрыть].

История мира могла бы сложиться по-другому, если бы политики и цари могли бы поговорить с Кинеем и понять его точку зрения. Сомнительно, чтобы этот разговор когда-либо имел место, но он хорошо описывает экспансионистские устремления той эпохи.

Пирр переправился в Италию в 280 году до н. э. Его преимущество коренилось в собственном военном гении, мощной кавалерии и использовании боевых слонов. Беда же его состояла в том, что кампания началась победами (см. карту 4). Но эти победы – в 280 году до н. э. при Гераклее и в 279 году до н. э. при Аускуле – принесли его войску тяжелые потери, не решив исхода войны. После Аускула, как сообщают, Пирр произнес: «Если мы одержим еще одну победу над римлянами, то окончательно погибнем». Если бы ему повезло потерпеть поражение сразу, в начале похода, он не оставил бы потомкам выражения «пиррова победа»; напротив, у него был бы шанс закончить жизнь, развлекаясь приятной беседой с бокалом в руке.

Первоначально слабость римлян подтолкнула присоединиться к нему местные народности луканов и бруттиев, а также греческие города Кротон и Локры. Пирр, опьяненный успехом, не вернулся на восток, чтобы воспользоваться смертью Лисимаха и вызванным вторжением кельтов хаосом в Македонии. Вместо того чтобы защитить Македонию от варваров и потребовать ее престола, он обратил внимание на варваров Запада: карфагенян в Сицилии. Это была ошибка: он позволил предстать в образе защитника греков Антигону Гонату, сыну Деметрия Полиоркета.

Сперва Пирр побеждал и был объявлен царем Сицилии. Но когда ему не удалось взять карфагенскую крепость Лилибей и он заключил с Карфагеном мирный договор, Пирр потерял поддержку греков. Монарха они считали добрым царем, когда он мог их защитить, и тираном – когда ему это не удавалось. Восстание греков вынудило его вернуться в Италию, где он в последний раз столкнулся с римлянами у Малевента в 275 году до н. э. Исход битвы был неоднозначен, но, так как его армия понесла тяжелые потери, а финансы истощились, он покончил со своими итальянскими авантюрами и вернулся в Македонию.

Здесь Пирр продолжил военные мероприятия. Он победил Антигона Гоната и на непродолжительное время вернул себе македонский трон, не захватив у Антигона лишь прибрежные города. Но его правление стало вызывать ропот, особенно после того, как наемники-галлы осквернили царские гробницы в Эгах. В 272 году до н. э. он согласился помочь находившемуся в изгнании спартанскому царю Клеониму вернуть его трон, надеясь, вероятно, установить контроль над Южной Грецией. Однако нападение на Спарту провалилось, а в нападении был убит его сын. Он тут же отправился на север, чтобы вмешаться в конфликт в Аргосе – одном из важнейших городов Пелопоннеса. Там его жизнь и военные авантюры оборвал кусок черепицы, сброшенный некоей женщиной во время уличного боя.

Пирру не удалось создать царство и основать династию. Он не добился ничего, кроме славы великого полководца. Рассказывают, что, когда Ганнибал и победивший его римский военачальник Сципион заговорили о великих полководцах, Ганнибал назвал Александра первым, Пирра – вторым, а себя – третьим. Ирония заключается в том, что ни один из них не создал сколь-нибудь долговечной империи.

Новый мир на Востоке и на Западе: разделенный, но связанный

Разделом наследия Александра и смертью Пирра отмечено начало примерно столетнего (до 188 г. до н. э.) периода, в который политическая география эллинистического мира оставалась в общих чертах неизменной (см. карту 3). До первого прямого столкновения между эллинистическим царством и Римом в 215 году до н. э. эллинистические государства представляли собой почти полностью закрытую общность, которую лишь время от времени тревожили вторжения варваров. После войн диадохов возникло несколько царств. Каждое из них имело относительно четко определенное географическое ядро. Прилагавшиеся к нему внешние территории часто оспаривались, иногда утрачивались, иногда увеличивались, но ядро в целом оставалось прежним.

Птолемей I обустроил свое царство в Египте, и, хотя и он, и его преемники имели значительные владения за пределами Египта – Кипр, Келесирию, ряд Эгейских островов и прибрежных городов Греции и Малой Азии, – земля по Нилу и Киренаика составляли ядро их государства. Птолемей I мирно скончался в 282/283 году до н. э., оставив спокойное царство своим детям Птолемею II и Арсиное II. Его династия Птолемеев, или Лагидов (Лаг – отец Птолемея I), будет править Египтом до 30 года до н. э.

По смерти Селевка в 281 году до н. э. его преемник Антиох I продолжил защищать азиатские территории – Месопотамию, Сирию и большую часть Малой Азии, – оставив мечту о троне македонского царя. Один из его потомков, Антиох III, обосновывал территориальные притязания победой Селевка при Курупедионе, но его надежды на экспансию за пределы Азии были сломлены римлянами. Династия Селевкидов контролировала обширную, разнообразную с культурной точки зрения и постоянно подвергавшуюся угрозам территорию. Народности прежней державы Ахеменидов были привычны к монархической власти, но греческие города в Малой Азии для общения с селевкидскими царями должны были освоить новый дипломатический стиль. Границы этого царства менялись чаще рубежей остальных государств вплоть до его окончательного распада в 63 году до н. э.

На северо-западе Малой Азии усиливалась новая держава – владения Филетера и его преемников в Пергаме; они не были еще царями, но тем не менее являлись могущественными правителями. Эта династия Атталидов – названная по имени Аттала I, первого пергамского властителя, принявшего царский титул, – пережила расцвет своей славы в конце III – начале II века до н. э. Рядом с землями Атталидов под властью Зипойта (297–278 гг. до н. э.) окрепло небольшое Вифинское царство, просуществовавшее до 74 года до н. э. В Каппадокии, граничившей с владениями Селевкидов в Малой Азии и Сирии, Ариарат II унаследовал власть от дяди, носившего такое же имя, и создал еще одно небольшое царство; династия правила до 95 года до н. э. И наконец, вследствие битвы при Курупедионе и дальнейших событий было образовано Понтийское царство, которым с 281 до 47 года до н. э. правила иранская по происхождению, но близкая греческой культуре династия Митридатов.

То, что не удалось осуществить в Сицилии Агафоклу и Пирру, совершил сиракузский политик. В 275 году благодаря народной поддержке Гиерон Сиракузский, назначенный стратегом, установил режим личной власти и был признан царем в 269 году до н. э. В годы его правления, продолжавшегося до 215 года до н. э., греческая часть Сицилии развивалась в том же направлении, что и эллинистические царства. На периферии существовали и другие царства. На Западе после смерти Пирра независимым царством оставался Эпир, хотя жившее по соседству от него племя афаманов управлялось собственным царем. В Далмации цари правили племенами иллирийцев. Спартокиды управляли северо-восточным Причерноморьем.

После Курупедиона лишь одна из ведущих эллинистических династий не имела власти – Антигониды в Македонии, потомки Антигона Одноглазого и Деметрия Полиоркета. После Курупедиона Македонское царство, включавшее также Фессалию и Фракию, попало в руки Птолемея Керавна. Однако его правление было недолгим. Лишь год спустя после своего вероломства он столкнулся с вторжением варварских племен, пришедших далеко с Запада, – галлов. Он был разгромлен, схвачен и обезглавлен, что многие современники, безусловно, должны были счесть карой божьей. В 277 году до н. э. это царство сумел консолидировать сын Деметрия Антигон Гонат, основавший династию Антигонидов. Его приход к власти обусловило галльское вторжение – одно из наиболее травматичных событий греческой истории.

3
«Старая» Греция в коротком III веке
Борьба за выживание, свободу и гегемонию (279–217 гг. до н. э.)

Повсеместная война

Какие события 60 лет, отделяющих консолидацию эллинистических государств, произошедшую ок. 275 года до н. э., от первой войны одного из эллинистических царств с Римом, современные историки считают ключевыми? Безусловно, это перевод Торы на греческий язык, осуществленный в Александрии коллективом примерно из 70 еврейских богословов по приглашению царя, которого легенды идентифицируют как Птолемея II; крик «Эврика!», с которым сиракузский математик выскочил из ванны, и утверждение астронома о том, что Земля вращается вокруг Солнца. Эти свершения, произошедшие в течение «короткого III века», изменили мировую культуру. Септуагинта, греческий перевод Торы, дала неевреям возможность познакомиться с Писанием. В Сиракузах Архимед открыл принцип, который носит его имя и позволяет измерять объем предметов неправильной формы. Аристарх Самосский заложил основы гелиоцентрической концепции Вселенной.

Можно прибавить и другие, менее известные, но в равной степени знаменательные факты науки и культуры: к примеру, поразительно аккуратное измерение длины земной окружности Эратосфеном: его оценка давала 25 000 географических миль (всего на 98 миль короче истинного расстояния); или изобретение ранней формы гидравлического органа (hydraulis) Ктесибием около 270 года до н. э.; или совершенное врачом Эрасистратом с маленького острова Кеоса открытие, что сердце не является вместилищем чувств, но выполняет функцию насоса. Или тот факт, что служитель Александрийской библиотеки Зенодот Эфесский подготовил первое критическое издание гомеровского эпоса и заложил принцип организации библиотеки по предметным областям, а внутри них – в алфавитном порядке; он придумал также прикреплять к краю каждого свитка ярлык, содержащий основные опознавательные сведения (автор, название и предмет). Неслучайно большая часть перечисленного случилась в Александрии – ведущем культурном центре мира.

Лишь очень немногие современники, должно быть, оценили исключительную важность этих событий. Еще меньше наверняка имелось тех, кто обратил хоть какое-то внимание на деяния царя Ашоки в Индии, который, образовав империю на большей части Индийского субконтинента (269–232 гг. до н. э.), обратился в буддизм и отправил миссионеров на Запад. Лишь западные греки, вероятно, заметили войну между Римом и Карфагеном, впоследствии известную как Первая Пуническая война (264–241 гг. до н. э.). И, само собой, никто не знал о войнах на Дальнем Востоке, которые закончились объединением Китая под властью первой имперской династии Цинь в 221 году до н. э. Греки III века до н. э. были слишком заняты борьбой за рубежи своих царств, городов и федераций, чтобы выглянуть за пределы собственного мира.

В течение короткого III века частная и коллективная память определялась войной. Война влияла на жизни всех; она несла самый запоминающийся для индивида опыт вне зависимости от его статуса, возраста или пола. Могилу некоего Аполлония из Тимноса, не погибшего в бою, но скончавшегося в престарелом возрасте в середине III века до н. э., украшал символ, некогда присутствовавший на его щите, – змея. Эпитафия перечисляет события, о которых он, несомненно, любил рассказывать: битвы, в которых он сражался за родину, и бесчисленные копья, что он «твердо всадил в плоть врага». Люди помнили отца, сына, брата, друга, павших в сражении; дочь, похищенную пиратами; родственника, отличившегося на войне. Воспоминания о войне разнились. Они варьировались от эпитафии молодому солдату, поставленной его отцом, и посвятительной надписи воину, живым и здоровым вернувшемуся из похода, до длинного декрета в честь военачальника, описания битвы историком и res gestae (деяния) царя-победителя. Невозможно подробно описать все войны этого периода (см. хронологический указатель, но, прежде чем мы рассмотрим ряд наиболее важных среди них, необходимо кратко изложить основные причины этих конфликтов.

Определенно, самой важной из них было образование эллинистических царств. Оно имело три последствия. Во-первых, царская экспансия ограничивала территорию, свободу и самостоятельность греческих полисов; при любой возможности города восставали, чтобы вернуть автономию. Во-вторых, цари постоянно пытались расширить свои земли за счет других царств. В-третьих, хотя тип «царя-авантюриста», подобного Пирру, Деметрию или Агафоклу, стал более редок, он не исчез, и несколько авантюристов – как правило, членов правящей династии, узурпаторов или наместников-предателей – пытались создать свои царства. Если монархия и была новым фактором развязывания войн, конфликты внутри городов и между ними были так же стары, как сам греческий полис. Малые и большие войны часто разгорались из-за земельных споров и в результате попыток крупных городов установить контроль над небольшими соседними поселениями. Территориальная экспансия и гегемония лежали в основе политики конфедераций; потому в изобилии случались мелкие войны с целью захвата земли или подчинения общины. Крупномасштабные нападения варваров, подобные кельтскому нашествию 280 года до н. э. или вторжению парнов в Парфию в 238 году до н. э., были более редки, но имели колоссальный эффект.

Новые варвары: галлы входят в греческий мир (279–277 гг. до н. э.)

По легенде, Рим спасли священные капитолийские гуси, предупредившие своим гоготом защитников города о ночном нападении варваров. Этими варварами были принадлежавшие кельтской группе галлы. Часто забывают, что гуси спасли не Рим, а последний рубеж его обороны – Капитолийский холм. В 387 году до н. э. город был разграблен, и хотя современные археологические исследования не подтверждают сообщения древних о полном его уничтожении, урон наверняка был значительным, а шок римлян – страшным. Сто лет спустя в Северной Греции не оказалось священных гусей, которые могли бы предупредить о кельтском вторжении; впрочем, если бы македонские правители не были так заняты борьбой друг с другом, они могли бы заметить нависшую угрозу.

Северные и северо-восточные греки постоянно сталкивались с нападениями варваров. В Македонию регулярно вторгались различные племена, населявшие земли к югу от Дуная, и Александру Великому пришлось сразиться с северными варварами, прежде чем он смог начать свою азиатскую кампанию. Фракийский царь Лисимах с сыном был захвачен гетами и оказался вынужден заплатить большой выкуп за свою свободу. Постоянную угрозу для греческих городов Фракии и западного побережья Черного моря представляли набеги фракийских и скифских племен. В Западной Греции часто подвергались разграблению города и племена Эпира и Иллирии.

Изначально кельтское племя галлов населяло земли будущих Восточной Франции и Швейцарии, откуда в IV веке до н. э. они начали двигаться к востоку и югу. Разграбление Рима – всего лишь ранний эпизод миграции, которая привела к поселению кельтов сперва на севере Балкан, а затем – в центральных районах Малой Азии. Ранние стычки греков с этими варварами были ожесточенными, но не столь масштабными, чтобы оставить долгую память. Иногда нападение удавалось отвести уплатой дани, которую, дабы сохранить лицо, называли «подарком». Есть сообщения, что послов вождей галатов (галлов) принимал Александр Великий. Все изменилось «в ужасный год» (annus horribilis) – 280-й до н. э. Число вторгшихся варваров было очень велико; они проникли в районы Центральной Греции, где прежде их никогда не видели. О причинах этого нашествия можно лишь строить догадки. Традиционно подозревают голод, алчность, рост населения и давление других племен с севера и востока; эти причины указаны в античных источниках. Но кажется, что вторжение было обусловлено событиями в Македонии и Фракии. Кельты проживали не так далеко, чтобы не знать о войне между диадохами и конфликтах при дворе Птолемея Керавна. Между Македонией и Фракией, с одной стороны, и северными варварами – с другой, имелись регулярные контакты, и, когда в 281 году до н. э. Птолемей Керавн убил двух сыновей своей жены, третий бежал к дарданцам, одному из варварских племен, вероятно, кельтские племенные вожди воспользовались этими событиями, начав вторжение в 280/279 году до н. э. Имеющиеся источники не позволяют нам точно определить количество пришедших в движение людей – сообщают, что насчитывалось 85 000 мужчин, их слуг и домочадцев. Возможно, их целью была миграция, а не грабеж.

Кельты двигались тремя боевыми группами: восточное крыло под командованием Керетрия атаковало Фракию, центральное отделение Бренна и Акихория вторглось в Пеонию (к северу от Македонии), а западный фланг двинулся против Македонии и Иллирии. Птолемей Керавн попытался защитить свое новоприобретенное царство, но потерпел поражение, был взят в плен и обезглавлен. Его наследника и брата Мелеагра армия вынудила отречься спустя два месяца правления; следующий царь Антипатр, племянник царя Кассандра, продержался всего 45 дней. Тогда царская власть была предложена полководцу Сосфену, который был наместником Малой Азии при Лисимахе. По-видимому, он отказался от царского титула, но уж точно не от миссии. Он сумел вытеснить захватчиков за границы царства и правил около двух лет (279–277 гг. до н. э.).

На второй год нашествия (279/278 г. до н. э.) главный корпус кельтского войска под началом Бренна и Акихория вторгся в материковую Грецию; варвары напали на эту часть Греции впервые со времен Персидских войн и ровно через 200 лет спустя после них. И, как и в годы персидского вторжения при Ксерксе, Эллинский союз попытался остановить захватчиков в узком ущелье Фермопилы. Греки смогли защитить проход, но не остановили нашествие. Кельты обошли ущелье и вместо того, чтобы двинуться на юг, направились к западу, чтобы разграбить святилище Аполлона в Дельфах. Армии двух федераций Центральной Греции, Этолийской и Фокейской, прибыли как раз вовремя и, воспользовавшись знанием горной местности и плохими погодными условиями, сумели повернуть варваров вспять. Неожиданное спасение тут же было приписано вмешательству богов – чуду, сотворенному то ли Аполлоном, то ли Зевсом Сотером (Спасителем). Четыре века спустя Павсаний описал, как были спасены Дельфы. Его рассказ – расширенная версия сообщения современника – дает нам представление о том, как преподносили это событие защитники Дельф другим грекам, которые не сражались тогда с высокими, бледнолицыми, бесстрашными, безбожными и кровожадными воинами, коих, сообщалось, было во много раз больше, чем греков (40 000–60 000):

«Вся земля, которую занимало войско галатов, в течение большей части дня сильно сотрясалась и, не переставая, гремел гром и ударяли молнии; они поражали ужасом кельтов и не давали им ясно слышать приказания; кроме того, молнии, падая с неба, поражали не одного какого-нибудь человека, но сжигали и стоящих рядом с ним, их самих и их оружие. Тогда появились перед ними и призраки героев – Гипероха, Лаодока и Пирра… В течение ночи им было суждено испытать гораздо более ужасное: ударил мороз, а вместе с морозом пошел снег, скатывались большие камни, и целые утесы, отрываясь от Парнаса, падали прямо на варваров… Варвары расположились лагерем там, где их во время отступления захватила ночь. И вот ночью на них напал “панический” страх… Сначала немногие из них обезумели, и им казалось, что они слышат топот скачущих коней и чувствуют приближение врагов; в скором времени это безумие перебросилось и на всех остальных. Схватившись за оружие, став друг против друга, они взаимно и убивали, и гибли также и сами, уже не понимая своего собственного языка, не узнавая своего облика и не видя форм своих “фиреев”[22]22
  Фиреи – щиты. – Прим. пер.


[Закрыть]»[23]23
  Павсаний. Описание Эллады. I. IV. 1; X. XXII. 3–5 (пер. С. П. Кондратьева).


[Закрыть].

В районе горы Парнас землетрясения, бури и туман очень часты. Но если они случаются во время вторжения варваров и, более того, избирательно уничтожают дурных людей и спасают хороших, то они не могут не быть следствием вмешательства богов. Так считали греки, когда вскоре после этого события они решили организовать благодарственные жертвоприношения и празднества в честь спасения Греции.

После того как раненый Бренн покончил с собой, Акихорий с оставшимся войском отступил, терпя дальнейшие потери. Греция была спасена, хотя небольшие отряды кельтов прочно обосновались в Иллирии и Фракии. Что более важно, в Македонии опять не было царя. О таком шансе Антигон Гонат, сын Деметрия Полиоркета, не мог и мечтать. От отца он унаследовал не только часть армии, флота и крепостей, но и претензии и права на македонский престол. Со своей армией он бросился в Македонию и разгромил оставшиеся кельтские отряды при Лисимахии – как утверждают, при помощи бога ужаса Пана. Победа подтвердила право армии назначить его царем в 277 году до н. э. В 275 году до н. э. он был временно вытеснен из Македонии Пирром, но смерть Пирра в 272 году до н. э. устранила препятствия на пути к трону, на котором династия Антигонидов будет находиться до 167 года до н. э.

В конечном счете, однако, Македонию и Грецию от кельтской угрозы спасли не победы Антигона или чудеса Аполлона, но опрометчивость другого царя. Никомед I Вифинский искал наемников, чтобы стабилизировать власть в царстве, которое он только что унаследовал от своего отца Зипойта. По этой причине он пригласил сражаться под его началом два отряда кельтов под командованием Лонория и Лутария, которые грабили земли Геллеспонта и Фракии. В 277 году до н. э. галлы впервые попали в Малую Азию. Первоначально они помогали Никомеду в его войнах, но вскоре начали действовать самостоятельно. Жертвами их набегов стали прибрежные города, а затем и внутренние районы Малой Азии. Кельты пришли, чтобы остаться. Три племени обосновались в центре Малой Азии, в регионе, получившем название Галатия – «земли галатов», то есть галлов (см. карту 5). Толистобогии поселились близ Пессинунта, трокмы – у Анкиры, а тектосаги – у Тавия. Здесь они организовали вождества, устроенные по кельтским обычаям, и сохраняли кельтскую культуру, топонимы и личные имена, типы поселений и погребальные обряды. Галатская федерация существовала до 25 года до н. э., когда эти земли были включены в состав Римской империи.

Кельтское вторжение изменило этнический состав обширных территорий от Дуная до Эгеиды: в особенности Северных Балкан, в меньшей степени – Фракии, Иллирии и Малой Азии. Оно также вызвало важные политические процессы. В Греции больше всех выгоды от этого получили этолийцы. Не имевшие прежде веса на международной арене и считавшиеся ввиду своих набегов на Южную Грецию прежде всего фактором нестабильности, они сыграли важную роль в обороне Дельф и стали восприниматься как защитники греческой свободы. Как только кельтская угроза была устранена, этолийцы присоединили к своему федеративному государству большое число городов как Центральной Греции, так и более отдаленных, обещая им защиту от другой, постоянной угрозы их независимости – Македонии. Те, кто не присоединился к этолийцам, стали жертвами их нападений. Конфликты, порождавшиеся противостоянием Этолии и ее врагов, прежде всего Македонии и федеративного государства ахейцев на Пелопоннесе, определяли политическую историю конца III века до н. э. В Малой Азии кельтское вторжение способствовало возвышению Пергамского царства Атталидов. Лишь после великой победы над галатами ок. 238 года до н. э. династ Пергама Аттал I принял титул царя.

В греческой коллективной памяти и этническом самосознании в образе варваров, угрожавших греческой свободе и совершавших святотатства, но впоследствии разгромленных, кельты до некоторой степени сменили персов. Вторжение 279 года до н. э. было шоком, сравнимым с терактами 11 сентября 2001 года; и ужас, и победа запомнились на десятилетия благодаря рассказам, памятным годовщинам, празднествам, монументам (см. илл. 6) и прежде всего стремлениям тех, кто участвовал в борьбе, использовать свою победу на политической сцене. Вскоре после победы в Дельфах было учреждено поминальное празднество – Сотерии (праздник в честь Зевса-спасителя). Всего через несколько лет, к 246 году до н. э., этолийцы реорганизовали его и стали приглашать на атлетические и музыкальные соревнования участников со всего греческого мира.

На афинском Акрополе близ храма Афины Ники (Победительницы), содержавшего скульптурную сцену защиты афинянами своей родины от варваров-захватчиков – амазонок и персов, – начальник македонского гарнизона, подконтрольного Антигону Гонату, посвятил богине памятник, «содержащий напоминания о подвигах царя против варваров при спасении греков». Этот памятник, выполненный, вероятно, из раскрашенных панелей, увековечивал победу Антигона над галлами в 277 году до н. э. Он был возведен в тени храмов Афины Парфенос и Афины Ники, заимствуя темы их скульптурного убранства, – место идеально подходило для донесения главной мысли: греков от варваров спас именно Антигон Гонат, а не этолийцы. Эти претензии, однако, не остались без ответа. Пятьдесят лет спустя враг Антигонидов и царь Пергама Аттал I выбрал то же место для посвятительной скульптурной группы, изображающей умирающих галлов. Афинский Акрополь стал полем битвы произведений искусства, представлявших противоположные версии недавней истории.

Божественные явления стали важным элементом увековечивания Кельтских войн. Ни в какой другой период истории эллинизма мы не находим концентрации рассказов о чудесах, сравнимой с эпохой галльских нашествий. Истории о том, как боги разгромили кощунственных варваров, рассказывались не только в Дельфах и при македонском дворе, но и в городах Малой Азии. На одном рельефе в Кизике Геракл был изображен стоящим на галате; передают, что в Фемисонионе Геракл, Аполлон и Гермес пришли к городским правителям во сне и посоветовали укрыть все население в пещере; в Киликии варваров отвратил своей музыкой мифический музыкант Марсий. Вероятнее всего, рассказ о чуде под Дельфами вызвал к жизни и другие истории. Спуская богов на землю, греки, испытавшие ужасное вторжение галатов, приравнивали свои сражения к гомеровскому эпосу, в котором боги и люди бились плечом к плечу, и в равной степени к чудесам, о которых повествуют в связи с Персидскими войнами. Таким образом, божья помощь придала поражению галлов эпическое измерение и подняла его до статуса победы эллина над архетипом варвара. Следующие варвары, которые появятся в Греции, римляне, пришли по приглашению греков. Они нашли греков разделенными, как и прежде. Олимпийцы не пришли на помощь.