Текст книги "Огневица"

Огонь, вырвавшийся из ее тела, не желал униматься и теперь жадно пожирал уцелевшие перекрытия и окружал людей, протягивая к ним когтистые лапы. Даромир подхватил покачнувшуюся девушку и вытащил ее на улицу.

Они отбежали шагов на сорок и рухнули в пшеницу. Итрида лежала ничком, тяжело дыша. Даромир сидел, подогнув колени и зажав в зубах сорванный колосок. На его глазах здание рассыпалось, давно позаброшенное и теперь окончательно умершее. Что ж, у него получился достойный погребальный костер.

Итрида перевернулась на спину и приподнялась, опираясь на локти.

– Бояна помогала тебе совладать с огнем, верно?

Итрида помолчала, не спеша с ответом. Потом все же кивнула и прокашлялась. А затем тихо сказала:

– Я всегда выбирала одиночество. И Бояну тащить с собой не собиралась. Но когда она впервые мне помогла, я поняла, что не смогу ее отпустить. Мне повезло, что и она не хотела уходить. Хотя я до сих пор не знаю почему.

Даромир повернул голову и долго рассматривал уставшую Итриду, не отводящую взгляда от амбара.

– Я бы на ее месте тоже никуда не ушел, – наконец тихо сказал он.

– Что? – не расслышала Итрида.

Даромир не стал повторять. Вместо этого он спросил:

– И как часто с тобой случается… такое?

Итрида села и устало растерла руками лицо, провела ладонью по волосам и наконец зябко обняла себя за плечи, будто вырвавшийся огонь унес все тепло из ее тела.

– Всё чаще и чаще.

Глава 9. Один неверный шаг

Тонко звенели комары.

Настойчивый писк присутствовал всегда, независимо от того, был тусклый день или непроглядная ночь, шел мелкий противный дождь-сеногной или светило солнце. А ветер в эти земли не забредал. И воздух всегда был душным, тяжелым и спертым.

Храбр хлопнул себя по шее. Поскреб вспотевшую кожу ногтями, отер ладонь о штаны и снова взялся за топорище. Наточенное до синевы лезвие взлетело в воздух и упало росчерком серебристой молнии, раскалывая кривую корягу напополам. Храбр взмахнул топориком еще пару раз – и кинул получившиеся добротные поленья к горке их собратьев, медленно росшей по правую руку от него. Потом снова прихлопнул комара, теперь уже на голой груди.

Судя по звону, кусать его должны были не две-три твари, а целое облако, от встречи с которым на теле не осталось бы живого места. Но, видно, лишь немногие из крылатых кровососов смогли преодолеть защиту ухмыляющейся рожицы на палке, которую воткнула возле Храбра Ихтор, когда он взялся за топор. Колдунья сделала это молча. Спокойно улыбнулась Храбру, отчего красные точки на ее лице слились в единую линию, похожую на надрез. И ушла обратно в покосившуюся избушку. Домишко вздрогнул, и возле одной из четырех свай, на которых он стоял, мох засочился зеленоватой болотной водой.

Храбр проводил колдунью взглядом, чувствуя, как в груди сжимается комок. Ему до боли хотелось последовать за ней. Увидеть Бояну. Убедиться, что она жива, что снова сможет ходить и улыбаться, рассекать воздух любимым хлыстом, окованным железом, готовить ароматную уху на костре, переживать за Итриду. Сможет снова жить. Но Ихтор запретила Храбру переступать порог избы до тех пор, пока она ему не разрешит. Колдунья указала гостю на небольшую клеть – чистую и сухую – и попросила набраться терпения. Храбр умел ждать. Но все равно то и дело сжимал зубы до хруста, а кулаки – до белых костяшек.

Взмах. Удар. Треск.

Взмах. Удар. Треск.

Взмах. Удар…

Топор скользнул по толстому пню и сверкнул в опасной близости от ноги Храбра. Парень отвел от себя лезвие и отер пот со лба. Волосы упрямо выбивались из-под повязки, липли к спине и плечам и не желали держаться в пучке. В который раз Храбр задумался о том, чтобы подстричь их покороче. Потом вспомнил, как Бояна иногда присаживалась рядом, вынимала старый гребень из его рук и подолгу расчесывала выгоревшие на солнце пряди, мурлыча под нос песенки, – и вздохнул. Воткнул топор в пень, уселся возле него и принялся разбирать волосы, переплетая их в косу. Кроме колдуньи да комаров на болоте, его все равно никто не увидит. Бояна давно порывалась заплести ему волосы на манер северных караалов…

Напряжение внутри звенело, как комариная стая. Снова скрипнула дверь избушки, выпуская Ихтор.

Что было после ухода Даромира и Итриды, Храбр помнил смутно: перед глазами поднялась мельтешащая хмарь, закружила, словно вьюга, а когда он проморгался и мир обрел четкость – ни друзей, ни леса, через который они пришли к рыжим болотам, не осталось. Лишь простирающаяся насколько хватало взгляда вздыхающая топь. А на самом ее краю – покосившийся домишко на сваях, будто на тонких кривоватых ножках.

– Добро пожаловать в обитель мою скромную, – повела рукой Ихтор. – Коли потеряться боишься, не отставай.

Волк призывно тявкнул, по-кошачьи потерся о ногу Храбра жестким мехом и скачками понесся впереди хозяйки, всем своим видом показывая, что рад вернуться домой.

И потянулись долгие, неотличимые друг от друга дни. Совсем как тогда, когда Храбр еще жил в маленькой избушке на краю безымянной волости. До тех пор, пока вся его жизнь не рассыпалась на куски…

Четыре весны назад. Беловодье

Солнце невыносимо палило макушку, и казалось, что еще немного – и от его жара вспыхнут волосы. Тяжелая цепь, наматываясь на бревно, жалобно скрипела и норовила вырваться из потных ладоней. Но Храбр не сдавался. Упрямо крутил рукоять до тех пор, пока спину не начало ломить, а из глубины колодца не показалась огромная темная бадья. Пахнуло холодом. Бадья качнулась, и через край плеснула прозрачная ледяная вода, от одного вида которой заныли зубы. Храбр налег на рукоять всем телом, доворачивая ее до упора. Закрепив цепь, он вытер со лба заливающий глаза пот и разогнулся.

– Ты и вправду медведь. Ну и силища…

Сердце подпрыгнуло до горла, трепыхнулось и провалилось в низ живота – да там и осталось, скручивая нутро тошнотворным узлом. Храбр резко обернулся и тут же мысленно укорил себя. Он слишком сосредоточился на колодце и не заметил, как кто-то подкрался со спины. Парень молча рассматривал стоящую подле него девушку. Храбр разом прочувствовал, насколько жалко выглядит: в потрепанных штанах, со всклокоченными волосами и покрасневшей от жгучего солнца кожей. Он наклонил голову, чтобы пряди волос упали на глаза. Девица же, которую звали Веселина, словно не замечая смущения Храбра, подошла к краю колодца и опасно перегнулась, разглядывая темную глубину.

– Отойдите, пани, – дернулся к ней Храбр.

Спохватился и опустил руки, которые уже протянул, чтобы перехватить девушку и отвести от опасного места. Веселина повернула голову и прищурила серые с голубыми крапинками глаза. Ее взгляд жег Храбра хуже полуденного пекла. От него нельзя было отгородиться навесом. Храбр знал, что, если он сейчас развернется и молча сбежит в избу к матери, этот взгляд все равно будет прожигать его до самых костей. Храбр сухо сглотнул и провел ладонью по волосам, пытаясь хоть куда-то пристроить руки.

– Ты, никак, испужался за меня, а, медведь?

– Там скользко. Вода пролилась.

– А ежели упаду? – Веселина отвела глаза от Храбра и снова всмотрелась в молчаливую воду. Храбр незаметно перевел дух. – Будешь плакать?

– Я?

– Ты, ты. Ты на меня не смотришь никогда. Всегда замолкаешь, когда встречаемся с тобой. Противна я тебе, да, медведь?

– Пани, – Храбр растерялся. – О чем вы молвите? Разве вы можете быть противны? Вас же все любят. Вы же как… Как луна, когда она в полну силу входит.

Веселина остро глянула на Храбра. Он уже кусал губы и сжимал кулаки, ругая себя за то, что наговорил. Храбр собрался было извиниться, как вдруг Веселина метнулась к нему и встала так близко, что он почувствовал запах свежего хлеба и цветочных притираний, которые отец привозил ей из Златоборска.

– А у луны есть выбор, выходить на небо или нет? По чьему велению она каждую ночь должна освещать землю? И не потому ли она так холодна, что выбора у нее и нет?

В голове Храбра зашумело. Он не понимал, о чем говорит Веселина, дочь головы, самая завидная невеста, та, кем Храбр позволял себе лишь полюбоваться издали. Он, безотцовщина с навьей кровью, не смел и мечтать о том, чтобы оказаться так близко к ней. А уж о том, чтобы Веселина провела теплой ладошкой по его плечу, легонько касаясь перевитых жил на руках, и во сне помыслить не мог…

Веселина продолжала поглаживать руку Храбра, словно не замечая, как он застыл, боясь даже дышать.

– Не потому ли ты меня луной назвал, Храбрушко, что думаешь, будто я так же холодна?

– Нет! Нет, что вы, пани, как можно…

– Молчи. Не верю я тебе. Впрочем, коль не врешь – докажи. Через три дня Купало. Докажи мне, что рядом со мной тепло. Докажи, что луна восходит, потому что сама того хочет…

Храбр молчал. Он не знал, что сказать. Чего ждет от него в ответ Веселина, глядя широко распахнутыми глазами и по-прежнему не убирая пальцев, гуляющих по его плечу? Кожу жгло там, где ее касалась девичья рука. Храбр огляделся: вокруг не было ни души, как назло. Парень снова наклонил голову, пряча глаза за волосами. Открыл и закрыл рот, но не смог вымолвить ни слова.

Веселина наконец отступила, продолжая без улыбки разглядывать Храбра. Потом отвернулась и пошла прочь, не попрощавшись, но ее слова про луну звенели в ушах Храбра, рокотали кудесом, не желая стихать или исчезать. Сердце его оказалось сильнее разума. Когда девушка скрылась промеж домов, Храбр наконец отмер и прошептал едва слышно:

– Докажу.

* * *

Храбр знал, что у купальских костров ему не будут рады. Но сегодня, кажется, впервые за всю жизнь ему было все равно.

Он то и дело одергивал чистую белую рубаху и приглаживал рукой волосы, в который раз думая, не лучше ль было подрезать отросшую до лопаток гриву. Поводил широкими плечами, опасливо слушая, как трещит неношеная ткань. Мать смотрела искоса, покусывала губы и вздыхала.

– Да что ты, мать? – не выдержал Храбр. – Я же на гуляния иду, а не на битву!

– Волнуюсь я, Храбрушко, – женщина потупила взор и медленно принялась оборачивать полотенцем горшок с еще теплой кашей. – Не по себе ты девицу приглядел. Отец Веселины – голова, а твой…

– Я про отца знаю и без твоих причитаний, – отрезал Храбр грубо.

Поднялся с лавки, одернул рукава и в три широких шага преодолел маленькую комнатку. Помедлил на пороге. Потом буркнул, не оборачиваясь: «Ложись, не жди». И вышел прочь – только дверь хлопнула так громко, что старушка, оставшаяся в избе одна, вздрогнула. Потом медленно прижала к губам край полотенца, повалилась на лавку и всхлипнула.

На душе у Храбра тоже было тяжело. Он ругал себя, что ни за что обидел мать. Пару раз обернулся, подумывая, не вернуться ли, чтобы попросить прощения. Но теплый ночной ветер принес запахи горящих костров, примятой босыми ногами травы, дыма, браги и человеческого пота, и он пошел за этими запахами, как за путеводной нитью.

Подумав, Храбр не стал выбирать главную тропу, по которой на берег отправилась молодежь волости. Свернул в сторону, на неприметную, едва видневшуюся в зарослях лопухов и крапивы светлую ниточку шириной в одну стопу. Тропка вилась через подлесок, огибала поляну папоротников и карабкалась на небольшой пригорок, у подножия которого и собрались гуляющие.

Храбр остановился, разглядывая тех, кто всегда смотрел на него словно на пустое место. Он не скрывался, но никто его не замечал – всех больше интересовали жар разгоряченных тел, едва прикрытых легкой одеждой, да пьянящее обещание близости, за которую в эту ночь не будет никакого наказания. Храбр не спеша выглядывал тугую светлую косу, перевитую зелеными лентами. Только Веселины нигде не было. Храбр встревожился. Что, если мать права и Веселина задумала лишь посмеяться над ним?

Нет. Храбр даже головой замотал, прогоняя темные мысли, и отступил от края пригорка.

Не могла она. Только не Веселина, самый светлый и добрый человек, которого он знал в своей жизни.

Вдруг его руки несмело коснулись чьи-то прохладные пальцы. Храбр обернулся так резко, что сердце на мгновение зашлось в груди и пропустило удар. А потом забилось снова, вдвое быстрее: рядом стояла та, что занимала сейчас все его мысли.

– Золотым лучом тебе дорога, Храбрушко. Как ты здесь очутился? Почему не празднуешь со всеми?

– Я о том же тебя спросить хотел, – улыбнулся Храбр.

Ночь скрывала его пылающие щеки и отражалась звездами в глазах Веселины. Девушка смотрела пытливо, точно решала для себя что-то важное. Но прежде чем Храбр успел забеспокоиться, Веселина глубоко вздохнула и улыбнулась той самой мягкой улыбкой, которую он так любил.

– Мне не хочется туда. Шумно. И людей видеть не хочется. Я завсегда на Купалу в лес ухожу.

– А как же русалки? Не боишься, что закружат и за собой уведут? – Храбр осторожно сомкнул пальцы вокруг ее маленькой руки.

Когда девушка ответила слабым пожатием, по его телу прокатилась теплая волна. Он говорил и сам не вслушивался в собственные слова. Все, что имело значение, – это запах ее волос и ощущение нежной кожи под его загрубевшими пальцами.

– А хоть бы и увели! Лучше так, чем за нелюбимого замуж! – Веселина вскинула голову, и в ее глазах блеснули слезы.

Храбр забормотал что-то, потянулся к ней другой рукой и осторожно вытер серебристые капли, скользнувшие по щекам. Веселина схватила его ладонь и прижалась к ней щекой.

– Поцелуй меня, Храбрушко, – прошептала она. – Поцелуй крепко-крепко, чтоб забыла я обо всем…

Она отпустила его, но он не убрал руки. Медленно погладил нежную кожу, очертил кончиками пальцев изогнутые брови, тонкую переносицу… коснулся губ. Веселина смотрела в ответ доверчиво, как будто совсем не боялась. Будто ей не было страшно остаться наедине с сыном оборотня ростом выше нее на голову с лишним. Смотрела так, будто верила, что он никогда не причинит ей вреда.

Их первый поцелуй был робким и едва ощутимым. Храбр попытался отодвинуться, но Веселина снова удержала его. Взялась обеими руками за одну его широкую ладонь и повела по тропинке в таинственно мерцающую искрами светляков темноту ночного леса.

Под ее белым телом листья папоротников смялись, разлетевшись по влажной земле, словно крылья диковинных птиц. Пальцы Храбра переплелись с ее и вонзились в землю, мягкую, рыхлую, жирную. Веселина упиралась лбом в его плечо, то целуя, то заглушая собственные стоны. А он летел – туда, к звездам, к бесконечному небу, полному ее запаха, ее кожи, ее вкуса…

Веселина потянулась к Храбру и поцеловала его в уголок губ. Подхватила свою рубаху и принялась натягивать на тело, перепачканное землей и травяным соком. Храбр приподнялся на локте, любуясь девушкой, чей силуэт жемчужно белел в лунном свете.

– Куда ты? – спросил он ее низким сытым голосом.

– Пора мне, пока не хватилися, – она наконец справилась с одеждой и принялась наспех переплетать косу.

– Но… почему? – тепло быстро уходило, и спина Храбра покрылась мелкими мурашками.

Он сел, не отводя взгляда от девушки. Веселина отпустила недоплетенную косу и встала перед парнем на колени. Потянулась к нему и вытащила из спутанных волос несколько травинок. Отбросила их в сторону и мягко прикоснулась губами к его губам.

– Мы всё расскажем утром. Нонче все шальные, хмельные – решат, что я пошутила. А завтра, под приглядом светлых богов, никто не сумеет отбросить наше признание.

– Так останься до утру, – попросил Храбр.

Все внутри него сжалось в ожидании ответа.

Веселина только глубоко вздохнула и сказала:

– Не могу.

Храбр долго-долго смотрел туда, где скрылась ее тонкая фигурка. Его рука лежала на груди напротив сердца. Почему-то там болело, глухо и тревожно. И нехорошее предчувствие ширилось и крепло в сыне оборотня, нашептывая, что счастье его долговечным не будет.

* * *

Сильный удар в спину заставил Храбра пробежать несколько шагов вперед. Он покачнулся, но удержал равновесие и не упал. Остановился и помедлил, заставляя глухую злобу, поднявшуюся из живота к горлу и сжавшую затылок ледяными пальцами, уползти обратно. Только убедившись, что не наделает глупостей, Храбр медленно обернулся.

– Ты что же, сопляк, совсем страх потерял? – ударивший его детина широко расставил ноги, упирая их в дорожную пыль.

Из-за его плеча выглядывали соратники. Их было трое, и Храбр хмыкнул, пройдясь по лицам взглядом. Один на мгновение отвел глаза, но двое других смотрели нагло, уверенные в своем превосходстве.

– О чем ты, Мотяш? Солнце голову напекло?

– Я тебя предупреждал, чтоб не смел на Веселину заглядываться?

– Не твоего ума дело, – Храбр выразительно повел плечами, которые были вдвое шире, чем у любого из четырех стоящих перед ним подростков.

– Как посмел ты, нечисть, ее тронуть? – Мотяш сжал кулаки.

Он рычал, ощерившись и походя на зверя куда больше, чем Храбр.

Казалось, еще немного – и у него пойдет пена изо рта. Храбр выпрямился и сжал кулаки.

– Она меня выбрала в ночь Купалы, Мотяш. Тебе с этим ничего не поделать. Свадьбы на Купалу сами боги творят…

– Свадьбы? – Мотяш внезапно успокоился. На его губах расцвела нехорошая улыбка, и у Храбра снова, как прошлой ночью, тревожно сдавило грудь. – Кто же тебе ее отдаст? Тебе, зверю, снасильничавшему девушку против ейной воли?

– Что за дурь ты несешь? – Храбр так опешил, что ответил не сразу. – Я бы волоса на ейной голове не тронул без ейного дозволения! Совсем рехнулся? Не веришь, так спроси у ней самой!

– Ну ты и тварь, – Мотяш покачал головой. – Даже не пытаешься укрыться. Еще и на девку валишь. Веселина уже все рассказала. Как она к тебе с бедой пришла, а ты ее в кустах зажал. Как рот закрывал, чтобы криков не слышно было. И ты говоришь о свадьбе? Ты, урод, чудище лесное? Верно батя говорил, надо было тебя утопить, когда ты родился. От гнилой навьей крови не рождается человек – только такая же тварь.

В голове Храбра застучали молоточки. Кровь прихлынула к щекам, в ушах зазвенело тоненько и настырно, словно пищал комар. Он задышал глубже, пытаясь унять сердце, бешено бьющееся в груди. Пальцы сами собой сжались в кулаки, так сильно, что кожа на костяшках натянулась, грозясь вот-вот лопнуть.

А Мотяш продолжал насмехаться, придвигаясь все ближе. Храбр почти не видел его из-за пелены, затянувшей взгляд. Все его силы уходили на то, чтобы стоять прямо и не рассыпаться на кусочки так же, как сейчас рассыпалось его глупое сердце.

– Пусть она сама мне все скажет, – все же сумел он выдавить едва слышно. – Пусть в глаза скажет, что я ее … что против ейной воли… Сама! – выкрикнул он, и его лицо болезненно исказилось.

– Ты ее больше не увидишь, – Мотяш глумливо усмехнулся. – Мы тебе сначала кости переломаем, чтоб неповадно было девок портить, а потом за ворота выкинем, чтоб ты в канаве сдох, как должен был еще в младенчестве. И мать твою следом отправим!

Храбр со свистом выдохнул сквозь зубы и прищурился. Его взгляд стал ледяным, и Мотяш неожиданно для себя стушевался и смолк. Храбр медленно двинулся на Мотяша, и тому показалось, что на него наступает огромный матерый медведь.

– Мать мою ты пальцем не тронешь, – низко прорычал Храбр.

– Бей его, ребята! – крикнул Мотяш и сам кинулся первым.

Рука Храбра с невозможной для человека скоростью и силой метнулась вперед и вцепилась в горло обидчику. Мотяш захрипел и задрыгал ногами, чувствуя, как отрывается от земли. А потом что-то хрустнуло, и мир для него погрузился во тьму.

Храбр откинул в сторону безжизненное тело.

– Кто еще? – перевел он тяжелый взгляд на опешивших кметов.

– Он его убил, – зашелестели голоса. – Убил Мотяшку… Убийца… Оборотень… навья тварь! Бей нечисть!

На голоса стали сбегаться люди. Они замирали при виде сломанного тела Мотяша и озверевшего Храбра, а потом присоединялись к тем, кто стоял напротив него. Храбр был выше и сильнее любого в волости, но он был один, а их много…

Его били без жалости, не боясь оставить следов. Методично дробили колени и локти, превращали лицо в одну сплошную рану, ломали пальцы. Словно чувство безнаказанности стало пьянящей брагой и неплохие в общем-то парни превратились в обезумевших животных. Тех, что и стая изгоняет, потому как неправда это, будто животные жестоки. С жестокими дела иметь не хочет никто.

Людям показалось, что Храбр мертв, и они вышвырнули его за ворота, как и грозились. Он не знал, сколько пробыл между жизнью и смертью, но горячечное сознание выдавало ему то образ Веселины, плачущей навзрыд, то скорбные глаза матери, то посиневшее, с вывалившимся языком лицо мертвого Мотяша. Храбр бредил, кого-то звал, убегал от медведя, но тот все равно нагонял, ударом лапы валил на землю и принимался жрать Храбра, почему-то начиная с левой руки. Тело горело и замерзало одновременно. Потом ему показалось, что его куда-то тащат, но в спину ударил камень, и разлившаяся боль снова опрокинула его в небытие.

Когда Храбр открыл глаза, над его головой темнел незнакомый сруб. Он медленно моргнул и попробовал повернуть голову, но движение отозвалось вспышкой боли, и, застонав, парень снова зажмурился.

Стукнула дверь, послышались торопливые шаги, а потом на его лоб легла прохладная узкая ладонь. Храбр посмотрел из-под ресниц на пришельца и подумал, что снова бредит.

Но взаправдашняя Веселина уверенно прижала пальцами живчик на его шее и замерла, прислушиваясь к сердцебиению.

– Зачем? – собравшись с крохами сил, вытолкнул из себя Храбр вопрос, огнем горевший в нем все это время.

Веселина отвела руку и осторожно присела на край лавки, на которой Храбр отлеживался, укрытый выцветшим стеганым одеялом по самый подбородок. Девушка сплела пальцы и тяжело вздохнула:

– Батя сказал, что отдаст меня старосте соседней деревни. Сказал, мы сможем объединить две волости и, может, даже заложим новый град, если князь позволит. Староста посулил ему богатый выкуп за меня. И приказал проследить, чтобы я была невинна в первую ночь, – отец сам рассказал. Но я не разменная монета в евонных чаяниях. Не знаю, почему старосте так важна была нетронутая невеста. И знать не хочу! Зато знаю, что отец все равно отдал бы меня ему, будь это кто угодно другой, только не ты.

– А я – навье отродье… да? – Храбр закрыл глаза, чувствуя, что потолок над ним начинает кружиться.

Попытался двинуть рукой или ногой и понял, что тело его слишком ослабло даже для таких простых действий. Ему и хотелось слышать объяснения Веселины, и не хотелось. Он знал, что ее слова сломают его, но в то же время желал знать правду.

– Да, – девушка опустила глаза и скомкала фартук. – Ты хороший… человек, Храбрушко, но я тебя не люблю. И не любила никогда.

– А зачем сказала, что снасильничал?

– Я ведь хочу когда-нибудь замуж. За любимого. А если скажу, что сама под навью кровь легла, кто же меня возьмет?

Храбр горько улыбнулся, не открывая глаз.

– Храбрушко…

Веселина попыталась коснуться его пальцев, но Храбр собрался с силами и убрал руку. Веселина снова принялась комкать фартук, кусая губы.

– Мы с твоей матерью тебя спасли. Я энту избушку нашла две весны назад и никому не сказала. Ты сможешь тут отлежаться, я еду принесла и снадобья…

– Мать где? – перебил Храбр.

В горле пересохло, и ему ужасно хотелось пить, но просить о чем-то Веселину было смерти подобно.

– На ручей подалась, воды набрать, – быстро откликнулась девушка.

– Хорошо, – Храбр подышал немного, коротко сглатывая вязкую слюну.

Нахлынули непрошеные воспоминания о белой шелковистой коже под его ладонями, приглушенных стонах и бесконечных звездах на непроглядно-черном небе… Но их заслонили другие образы, страшные, кровавые, и Храбр распахнул глаза.

– А что с Мотяшем?

Веселина отвела взгляд. Храбр почувствовал, как подступают злые, жгучие слезы.

– Благодарю, что мать не бросила. А теперь уходи.

Веселина подняла на него огромные испуганные глаза.

– Храбрушко…

– Уходи, – он с трудом, то и дело переводя дыхание, приподнялся и оперся спиной о стену.

Смертельная бледность залила его лицо, страшно чернели синяки, виднеющиеся из-под тугих повязок на груди. Храбр еще не понял, что нос ему сломали, как и левую руку. Веселина прокусила насквозь губу, разглядывая побитого парня. Она уже выплакала все глаза, сначала – в лесу, потом – здесь, в этой забытой богами избушке, после – на руках у матери Храбра, которая почему-то не оттолкнула и не прогнала ее. Но слезы не сняли ни капли вины, что тяжким грузом легла на плечи и сердце. Веселина смотрела на Храбра и видела, как его любовь к ней – нежная и трепетная, точно его прикосновения в ночь Купалы, – рассыпается в пыль. И дочь головы вдруг отчетливо осознала, что такую любовь она вряд ли когда-нибудь еще встретит.

Веселина тяжело встала с лавки и помедлила, прежде чем тихо сказать:

– Прощай, Храбрушко. И прости меня, если сможешь.

Дверь за ней закрылась бесшумно.

* * *

Оборотнева кровь и забота матери помогли Храбру встать на ноги быстрее обычного человека. Он проводил мать в город к дальним родичам, поклонился до земли и пошел прочь. Храбр не сказал единственному родному человеку, что задумал, но мать что-то чувствовала, как и тогда, на Купалу. Долго цеплялась за руку сына и пыталась заглянуть ему в глаза.

Храбр думал не о том, правильный ли выбор он сделал. А лишь о том, как лучше все обставить. Он брел по пустынным улицам маленького городка, опустив глаза в землю. Как вдруг на него налетело что-то отчаянно ругающееся, невысокое и все сплошь состоящее из острых локтей и крепких словечек. За дивным существом гнались двое, явно грозившие ему жестокой расправой. Храбр не раздумывая схватил беглеца за плечи и задвинул себе за спину. Все, что он успел заметить, – нежное девичье лицо и вместо привычных юбок штаны, в которых только воительницы да лаумы позволяли себе расхаживать. Но времени удивляться или смущаться не было: преследователи налетели на нежданного защитника, полные решимости отправить его в Навь. Вот только они никак не ожидали встретить того, в чьих жилах текла кровь оборотня.

Когда все закончилось, Храбр сидел посреди дороги, запрокинув голову и пытаясь унять кровь, текущую из едва успевшего зажить и снова сломанного носа. Девушка, которую он спас, присела рядом на корточки и дотронулась до его лица. Храбр зашипел и отдернулся, а она невозмутимо отерла ладонь о штанину и проговорила:

– Не знаю, откуда ты взялся, но вижу, что сам ты так и останешься тут сидеть. Знаешь что, давай-ка вставай.

Храбр с сомнением оглядел подставленное плечо, но девушка поторопила:

– Давай-давай. Обопрись на меня.

– Испачкаю…

– А то я прямо чистая, как жрица Сауле после бани. Я сказала, обопрись и не болтай. Вот так. Ноги переставлять можешь? По шажочку.

– Не надо, я сам.

– Вижу я, как ты сам. Что же ты за упрямец такой?

– Я иначе не умею, – пожал плечами Храбр и тут же зашипел из-за прострелившей спину боли.

Против воли он все-таки налег на странную девицу, содрогаясь то ли оттого, что внутри него все было бито и переломано, то ли оттого, что на ее одежду закапала его темная густая кровь. Девушка чуть согнулась, но и впрямь оказалась крепче, чем можно было подумать, глядя на нее.

Видать, и впрямь воительница какая.

Она ступала твердо и уверенно вела Храбра – он не знал куда, да это было и неважно. Дурнота то накатывала, то отступала, и все, что он мог, – дышать как можно глубже в перерывах между ее приходами. Он с трудом чувствовал девичьи плечи под своей рукой и цеплялся за эти ощущения, как за последний мост над обрывом.

Девушка, назвавшаяся Бояной, привела его в корчму. Заплатила заложницу, обработала раны и тихо исчезла, когда Храбр начал проваливаться в тяжелую дрему. Он был уверен, что видит ее в первый и последний раз. Но наутро, когда Храбр, хромая, спустился в зал корч мы, Бояна ждала его вместе с черноглазой рыжей подругой. Рыжая предложила ему присоединиться к их шайке. И Храбр не сумел сыскать ни одной причины, чтобы отказаться.

Когда-то Бояна спасла его. Теперь же помощь нужна была ей самой, и Храбр поедом ел себя, что ничем не может помочь. Оставалось только ждать.

Он снова взялся за топор.

Взмах. Удар. Треск…