Текст книги "Дочь смотрителя маяка"

Спустя полчаса она припарковалась у старой гавани в Лангдраге и поднялась на борт своей яхты. И с плеч словно свалился тяжелый груз.

– Привет, лодочка, – тихо поздоровалась она, похлопав по борту свое сокровище. Какое счастье, что лодка принадлежит только ей. Карин ни за что на свете бы с ней не рассталась.

– Сегодня я одна, – сообщила она лодке, поглаживая полированное дерево. – Йоран больше не будет с нами плавать.

Она оглянулась по сторонам, чтобы удостовериться, что никто ее не видит. Людям может показаться странным, что она разговаривает с лодкой. Карин открыла дверь в трюм и спустилась вниз. Внутри пахло дизелем и керосином. Она почувствовала, как расслабляется.

Карин налила на ватку спирта и положила в нержавеющий обогреватель марки «Рефлекс», который надежно согревал яхту уже несколько лет. Он располагался в центре лодки и был снабжен плиткой, на которой можно было готовить еду. Плитка была закрыта со всех сторон на случай шторма, чтобы кастрюля не свалилась. Дизель уже был залит, оставалось только поднести зажигалку. Карин наполнила чайник и поставила на плитку. Потом легла на диван и стала ждать, пока вода вскипит под мерное покачивание волн.

Она даже задремала, но проснулась от свиста чайника. Женщина достала из рюкзака хлеб и сделала бутерброды. У бутербродов, съеденных на лодке, всегда был особый вкус. Снаружи стемнело, и при свете керосиновой лампы в трюме было уютно и спокойно. Она поставила диск. Стихи Эверта Тоба в исполнении Свена Бертиля. Карин взяла морскую карту. Йоран не понимал, почему ей нравилось часто ее разглядывать. Она провела пальцем от Люсекиля к Малэ, потом Серинэн и Гульхольмен, дальше на юг мимо Клэдесхольмен, маяка Баррлинда, через фьорд Марстранда. С закрытыми глазами она представляла себе все эти места. Карин читала названия фьордов, островов и шхер под звуки голоса Свена-Бертиля Тоба, исполнявшего стихи отца.[3]3
  Баррлинд – местное название тиса.


[Закрыть]

 
Кто плывет сюда по бурлящим волнам?
Девушка, господин Флинк, одна в лодке,
Северо-западный галс…[4]4
  Галс – движение судна относительно ветра.


[Закрыть]
 

Карин с детства обожала эти стихи. Лето они проводили с семьей на яхте, по вечерам они в трюме обсуждали, куда поплывут на следующий день. Ей давно пора было идти спать, но, видя живой интерес девочки к мореплаванию, родители разрешали ей задержаться. Папа знал все про историю Богуслена, и острова на карте оживали, когда он о них рассказывал. Яхта родителей была больше похожа на рыбацкую лодку, чем на яхту. Когда-то не ней и правда ловили рыбу, и у рыбаков она с ее красными парусами и традиционным дизайном – вызывала больше уважения, чем туристические пластиковые лодки.

Папа всегда болтал с рыбаками, а Карин слушала, пытаясь понять местный диалект, одновременно собирая ракушки и камушки. Лучшие ракушки попадались, когда рыбаки чистили сети. Карин улыбнулась своим воспоминаниям. Дядя Оке с острова Лилла Курнэ каждое лето играл на гармошке. Однажды, она забыла кофту, он хранил ее всю зиму и вернул на следующее лето. Фритц, директор порта на Рамсэ к югу от островов Кустерэарна, который любил пропустить рюмочку и нередко засыпал на палубе гостевой лодки. Тетя Герда на Кальвэ, которая пекла хлеб в каменной печи и угощала Карин с братом, когда они покупали у ее семьи крабов. С уходом рыбаков и их жен ушла целая эпоха. Сегодня в живых остались единицы, и рыбной ловлей они уже не занимаются.

Лодку дяди Стуре обнаружили дрейфующей по волнам в один солнечный октябрьский день. На восемьдесят седьмом году жизни он отправился за крабами и, судя по всему, упал за борт. Тело так и не нашли. Папа сказал, что дядя Стуре хотел бы себе такого конца. Но в то лето Карин боялась купаться, потому что где-то там в воде было тело дяди Стуре. У нее мурашки бежали при этой мысли. Сейчас мурашки у нее вызывает история Арвида Стернквиста.

И тут ее осенило. Она же может жить на лодке. Яхта станет ее домом. Много людей живут на лодках. Карин оглянулась. Ее яхта была марки «Кнокер-Имрам», металлическая французская яхта тридцать два фута длиной. На этих десяти тридцати метрах квадратных было все, что нужно для жизни, кроме стиральной машины и душа. Здесь был туалет, и стол, и кухонный уголок, и обогреватель. На диванах можно было спать, но было и место для матраса и дополнительная койка на носу. В мини-холодильнике было полно места для еды, и для одежды тоже место найдется. Карин открыла бар и выбрала бутылку с односолодовым виски – Ардбег семнадцатилетней выдержки. Она купила его прямо на заводе на острове Ислей у берегов Шотландии, куда плавала на этой самой лодке. С Йораном. Карин налила виски в бокал и добавил немного воды. Выпьем за новый дом, сказала она, и брызнула пару капель виски в трюме, потом надела обувь, вышла на палубе и брызнула немного в соленую воду. Я идиотка, подумала она, но от этого ритуала ей стало спокойнее.

Она еще полежала в трюме, глядя на звездное небо через люк в потолке, потом выключила обогреватель, почистил зубы в кухонном уголке и поставила будильник на час раньше, чтобы можно было успеть заехать домой принять душ перед работой. Она задула огонь в керосинке, и яхта погрузилась в полумрак. Но Карин чувствовала себя здесь в безопасности. Она пробралась на нос и залезла под одеяло. В койке было холодно, и она свернулась клубком, чтобы согреться. Несколькими минутами позже она согрелась и уснула под шум дождя, стучащего о палубу.

Маяк Патер Ностер, сентябрь 1962 года

Мать всегда говорила ей, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке. Ее мать, жена смотрителя маяка, знала о чем говорила. И родители доверяли Элин, хотя и замечали, что дочь сильно изменилась.

Нет, она не собиралась терять контроль над собой, но не могла не признать, что испытывает чувства к Арвиду. С их первой встречи она чувствовала, что между ними существует связь. И мысли о нем вызывали у нее улыбку.

Элин установила кучу правил, надеясь, что игра быстра ему наскучит. Но он только сказал, что уважает ее желания.

Они ходили на прогулки, но не в Марстрандн. Болтали ночи напролет, плавали на лодке, читали. Ей нравилось класть голову ему на колени и слушать, как он читает. Из его уст слова звучали по-другому, книжные образы оживали, обретали плоть и кровь. Он был герой, джентльмен, а она была принцесса. Арвид так же обожал музыку Эверта Тоба, как и она сама. Они танцевали вальс, напевая любимые песни.

Он познакомился с ее родителями. Смотритель маяка окинул ег изучающим взглядом, но не нашел ничего подозрительного. Арвид с интересом слушал, как работает маяк, и помог ему сделать сигнальный выстрел. Мать по-праздничному накрыла стол и угостила гостя кофе с семью видами печенья.

Медленно Элин начинала открываться на встречу чувствам в надежде, что он любит ее всю, а не только ее тело.

7

Без пары минут девять темно-зеленый «Ягуар» въехал на парковку перед зданием Судмедэкспертизы на Медисинарбергет и встал посреди разметки. Из машины вышла фру Сири фон Лангер в черных брюках, бледно-розовом пиджаке и туфлях от Шанель в тон. Карин пошла ей на встречу, гадая, почему Вальдемар не с ней.

– Я обычно езжу на «Вольво», но сегодня ее взял Вальдемар, – объяснила Сири, хотя Карин ничего не спрашивала.

– Может, позвонить кому-то из родных? – спросила Карин.

– Нет, не надо. У Вальдемара слабые нервы. Я справлюсь.

Карин положила карточку, разрешающую парковку, в машину. Сири достала ключи, заперла машину и пошла рядом с Карин, высоко держа голову и судорожно сжимая сумочку. Лицо у нее было напряжено. Интересно, рассказала ли она Вальдемару, куда собирается. Скорее всего, нет. Карин прошла за ней в палату, но держалась на отдалении. В комнате горел свет. Посетителям предназначались два стула, но Сири осталась на ногах. Сири долго стояла и смотрела на мумию перед собой на столе.

– Арвид, Арвид, – вздохнула она. – Как ты выглядишь… Как так получилось…

Поколебавшись, она подошла ближе и присела на стул.

– Где его обручальное кольцо? – спросила она спустя какое-то время, давая Карин возможность сообщить о находке.

– Может, потом посмотрим на все, что мы обнаружили.

– Хорошо. Вы не возражаете, если я попрошу вас выйти?

– Нет, конечно. Я подожду снаружи.

Спустя десять минут Сири вышла из палаты.

Карин нашла им комнату для разговора, но она оказалась слишком бездушной и серой, и находиться там было неприятно.

– Простите, но тут так душно, вы не возражаете, если мы присядем на лавке снаружи?

На улице дышалось легче. Сири тоже с облегчением присела на скамейку под японской вишней с распустившимися розовыми цветами. Подснежники уже отцвели, усыпав клумбы опавшими лепестками. А нарциссы выглядели так, словно готовы были раскрыться в любую секунду. Сири достала зеркальце в золотом футляре и поправила помаду.

– Кольцо? Кольцо Арвида? – снова спросила она.

– На его руке не было кольца, когда его обнаружили.

– Почему? И где же оно было? – удивилась Сири.

Карин задумалась, но решила сказать, как есть.

– Мы не знаем. Его нашли позже.

– Я могу его забрать?

– Конечно, когда криминалисты закончат экспертизу.

Карин сделала глубокий вдох.

– Судмедэксперты также проведут вскрытие.

– Это действительно необходимо? – спросила Сири.

– Мы уже сделали исключение из правил, позволив вам увидеть его до вскрытия.

– Разве я мало страдала? – спросила Сири, выпрямляя спину.

– Мы должны установить причину и время смерти. Мне жаль, но таковы правила.

– А вы в курсе, что я знаю начальника полиции? – спросила Сири.

– Нет, не в курсе, но мы делаем это для того, чтобы семья получила ответы на все вопросы. Что вы могли идти дальше.

– Это было так давно. Я не хочу больше копаться в прошлом, – сказала Сири. – Сегодня же свяжусь с бюро погребальных услуг. Когда можно будет забрать тело?

Она говорила резко и без эмоций. Время от времени Сири крутила свое обручальное кольцо на пальце. На нем был один крупный камень и несколько поменьше.

– Я позвоню, когда что-нибудь узнаю, – сказала Карин.

Сири поднялась. Карин пошла с ней к машине.

Мужчина с фотоаппаратом, спрятавшийся в кустах, следил за каждым их шагом.

…Полицейский участок располагался недалеко от Медисинарбергет, но дорожные работы и автобусы со школьниками сильно затрудняли движение.

Карин пересказывала утренние события Карстену, когда в дверь постучали. Это был Йеркер, криминалист, только что вернувшийся из свадебного путешествия. Вид у него был счастливый и отдохнувший. В руке у него был небольшой предмет, в котором Карин сразу узнала обручальное кольцо, найденное на Хамнесшере.

– Отчет будет позже, но я подумал, что вы хотите на это посмотреть. И кое-что услышать, – сказал Йеркер с хитрым видом.

– Как прошло свадебное путешествие? – спросила Карин.

– Очень хорошо, спасибо. Солнце и море.

Карин видела, что Йеркеру не терпится им что-то рассказать, и речь идет не о поездке. Он весь горел от нетерпения. Йеркер присел на краешек стула, словно был готов вскочить в любую секунду.

– После того, как я посетил много ювелирных бутиков в поисках кольца для жены, я не мог не заметить одну вещь с кольцом этого парня с маяка.

– Арвида, – поправила Карин.

– Знаю-знаю. Посмотри на мое кольцо.

Он снял обручальное кольцо, обнажив светлую полоску на загорелом пальце. Мы сразу поженились без обручения, а значит, что я ношу это кольцо всего две недели. Это недолго, но смотрите, сколько на нем уже мелких царапин. И обратите внимание на гравировку.

Карин посмотрела. Карстен тоже наклонился, чтобы лучше видеть.

– И? – спросил он.

– Арвид тоже сразу женился, поскольку в кольце только одна дата. И если мы посмотрим на царапины на его кольце, то заметим, что они весьма необычны, – с возбуждением сообщил Йеркер, недовольный тем, что мы не разделяем его волнения.

– Вернемся к моему кольцу. Вы можете посмотреть на свои тоже, чтобы понять, что я имею в виду. Карин дернулась, а Карстен начал подавать Йеркеру незаметные сигналы.

Карстен снял кольцо и положил на стол.

– Твое тоже, Карин, – попросил Йеркер.

– У меня его нет, – ответила Крин, краем глаза видя, как отчаянно трясет головой Карстен, а Йеркер ничего не замечает. До него так и не дошло, что не так с кольцом Карин.

– Ты его потеряла?

– У меня больше нет ни кольца, ни жениха, – пояснила Карин и добавила: – Не переживай, Йеркер, ты не мог знать. Продолжай. Мы умираем от любопытства.

Йеркер растерянно потрепал Карин по руке и продолжил.

– Посмотрим на кольцо Карстена. Видите, сколько грязи внутри гравировки? Тоже и со моим, хотя я ношу его всего две недели.

Он с многозначительным видом посмотрел на Карстен и Карин и показал им кольцо Арвида.

– А теперь посмотрите сюда. Гравировка чистая. Царапины слишком правильные. Такое ощущение, что их сделали при помощи наждачной бумаги.

Глаза у Йеркера горели.

– Хочешь сказать, что кольцо новое? – спросил Карстен.

– Осмелюсь утверждать, – ответил Йеркер, поднимаясь. – Дальше думайте сами, – сказал он и с улыбкой вышел из кабинета.

Карин тут же позвонила Роббану сообщить последние новости. Она рассказала об опознании и о кольце. Роббан присвистнул.

– И что это значит? – спросил он. Карин держала мобильный в одной руке, и кружку кофе в другой, и собиралась было ответить, когда в коридоре появился Фольке. Он направился прямо к ней и видно было, что он чертовски зол. Еще на середине коридора он начал орать:

– Как ты могла сказать, что со мной сложно работать?

Ему явно было плевать, что весь участок услышит.

– Роббан, прости, кое-что срочное. Выздоравливай, – поспешила завершить разговор Карин.

– Может, присядем поговорим? – предложила она, гадая, кто на нее донес. Но это мог быть только один человек. Карин была не из тех, кто поливает коллег грязью у них за спиной.

– Это ты сказала Карстену, что со мной сложно работать? – буравил ее взглядом Фольке.

Дерьмо, подумала Карин, пытаясь сохранять спокойствие. Сердце колотилось в груди, руки затряслись, и она пролила кофе на пол. Одно дело, когда на тебя кричит бой-френд дома, и совсем другое коллега – на глазах у других.

– Я только сказала, что порой тебе сложно сохранять концентрацию, – ответила Карин.

– Концентрацию? Милочка, знаешь, сколько я уже здесь работаю! – орал Фольке.

Карин никогда не видела его таким возмущенным. Марита, вышедшая пополнить принтер, испугалась его ора и выронила две пачки бумаги А4. Она уставилась на Карин и Фольке.

– Это не имеет отношения к делу, Фольке. Когда мы были на Марстранде… Можем мы присесть и обсудить все спокойно?

Карин старательно подбирала слова. Она пыталась поговорить с ним еще в понедельник, когда они были в Марстранде. Лучше бы он тогда так отреагировал. Они хотя бы были одни.

Впрочем, поведение коллеги ее не удивило. Карстен уже был в курсе того, что сотрудники избегают работать в паре с Фольке.

– Пойдем, – сказала Карин, открывая дверь в конференц-зал. Фольке, весь красный от злости, открыл рот для новых оскорблений. Карин вошла в комнату и поставила кружку с кофе на стол, потом повернулась к Фольке, который тоже не стал садиться.

– Даже не думай, что… – прошипел он.

– А теперь прекрати, Фольке, – Карин стукнула кулаком по столу со всей дури. Руку обожгло огнем, на глаза выступили слезы. Она сморгнула и закусила губу. Кружка с кофе от удара подпрыгнула и перевернулась. Разлитый кофе капал на пол со стола.

– Формально Карстен ведет расследование, но на практике я отвечаю за его результаты. Я хочу, чтобы мы сработались, но у меня нет сил выслушивать уроки шведского языка и прочую ерунду. Особенно, когда мы беседуем со свидетелями. У нас одна цель, и мы должны концентрироваться на ней, а не на других вещах. – Подумав, Карин продолжила. Надо добавить позитива. – У тебя большой опыт, и мне нужна твоя помощь. В этом деле много деталей, которые мы могли обсудить вместе, – Карин посмотрела на него, ожидая реакции. Фольке медлил с ответом.

Не говоря не слова, он вышел из комнаты. Через минуту он пронесся по коридору уже в куртке, направляясь к выходу. Проклятье, подумала Карин. Ей не нравились такие ситуации. Конфликты высасывают из тебя всю энергию, и лучше пытаться их разрешить сразу.

Фольке стремительно шел к трамваю, чтобы отправиться прямиком домой в Мёльндаль. Никогда еще он не был так зол. Проходя мимо киоска на Корсвэген он увидел обложки газет и остановился. «Без вести пропавший 45 лет назад, найден мертвым. Эксклюзивное интервью с женой». Фольке зашел и купил газету, потом еще одну, развернулся и пошел обратно в участок.

⁂

Сара уселась сиденье в самом конце автобуса и вжала голову в плечи, чтобы казаться меньше. Хоть бы никто не присел на соседнее сиденье и не заговорил с ней. Машину она не стала брать, потому что не доверяла себе. Когда Сара вела машину в прошлый раз, на светофоре она обнаружила, что не помнит, что означает красный свет. Это так сильно ее напугало, что женщина больше не садилась за руль. Но в автобусе ее окружали чужие незнакомые люди, и от этого ей было еще хуже. Сердце колотилось в груди как бешеное. Она зажмурилась, сделала глубокий вдох, вставила наушники в уши и попыталась сосредоточиться на успокаивающей музыке. Но вместо этого в ушах ее звучал разговор с Томасом предыдущим вечером. Речь шла о приглашении на ужин к родственникам.

– Мы не можем не пойти, – сказал Томас, демонстрируя ей карточку с бокалами шампанского.

– У меня нет сил на ужины с родственниками. Я на больничном, потому что не могу работать. А ужин с родственниками это хуже работы.

– Мы не можем не пойти. Диана и Александр не придут, так что важно, чтобы мы были. Мама настаивает.

Вот уж несомненно, подумала Сара. Наверняка купила дорогой подарок и хочет, чтобы мы все скинулись. И не факт, что напишет наши имена на открытке, как она уже не раз забывала.

– А они почему не могут? – напряженно просила Сара, чувствуя, как в ней вскипает раздражение.

– У него важный показ.

– Запланированный за шесть недель? Разве такое бывает?

– Почему ты так негативно настроена. Мне кажется, будет здорово, если мы пойдем всей семьей.

Сара вздохнула. Видимо, от этого чертова ужина ей не отвертеться. Томас отказывался принимать то объяснение, что она плохо себя чувствует. А вот Диане удалось отмазаться. Как всегда.

Зазвонил мобильный. Сара вздрогнула. Не сразу она поняла, что звонит ее телефон. Он теперь звонил нечасто. Все знали, что она дома на больничном.

– Привет, это я, Томас, все хорошо?

– Да.

– У тебя странный голос. Ты где?

– Еду в Гётеборг. У меня встреча.

– Какая встреча? – спросил Томас.

Сара оглянулась по сторонам и шепотом добавила:

– С психологом.

– Черт, я совсем забыл. У меня кое-какие проблемы на работе, я не смогу забрать детей.

– Но Сири же обещала их забрать.

Единственный раз бабушка согласилась помочь забрать Линуса и Линнею. Взяв на размышление два дня, она позвонила Томасу и сообщила, что найдет время. Надеюсь, не ошибётся детьми, подумала тогда Сара.

– Эй, Сара, ты там?

– Да.

– К сожалению, мама вынуждена была поехать помочь Диане в Гётеборге.

– Помочь с чем? – спросила Сара, борясь с желанием выйти из автобуса на безлюдной остановке посреди маршрута.

– Моя проблема в том, что я не могу отменить эту важную встречу, – сказал Томас, не отвечая на вопрос.

Твоя проблема в том, что ты не можешь сказать нет матери, подумала Сара.

– Встреча важнее твоих детей?

– Нет, конечно, нет, но мне…

– А ты сказал об этом матери, когда она звонила, чтобы все отменить, что у тебя важная встреча?

– Нет, она же не могла не помочь Диане. Я не хотел осложнить ей жизнь. Не подумал, что ты тоже занята.

Как-будто это что-то меняет, подумала Сара.

– Ты хочешь, чтобы я вышла из автобуса и пошла пешком обратно? – спросила она без всякого энтузиазма. – Я могу позвонить психологу и сказать, что не могу прийти…

Говоря по правде, Саре не очень-то и хотелось на эту встречу.

– Нет, я просто думаю, как нам решить этот вопрос.

Сара посмотрела на иконку, сигнализирующую о том, что телефон вот-вот умрет.

– Томас, у меня кончается батарея, тебе придется отменить твою встречу и забрать детей, поскольку мне сложно…

Телефон умер. Сперва, Сара думала одолжить сотовый у других пассажиров. Но не стала этого делать. Пусть Томас сам решает проблему. Муж никогда не забирает детей из садика. С тех пор, как она на больничном, он ни разу их не забрал. То, что он не может отводить их в сад, еще понятно, но уж забрать мог бы разок. Разве она много требует?

Гётеборг, октябрь 1962 года

Перед Арвидом словно открылась дверь в новый мир. Внезапно он понял смысл всех тех стихов, что мама читала ему вечерами. Папа тоже слушал и кивал, и они переглядывались так, словно у них была одна общая тайна. Наверное, так оно и было.

Любовь накрыла Арвида с головой. Он не мог ни есть, ни спать, и постоянно ловил себя на том, что улыбается. Чувства, которые он испытывал, сложно было описать словами. Он словно жил в темноте, а потом вдруг увидел свет. И она была этим светом. Всё остальное, даже работа, отошло на второй план.

В Гётеборге октябрьским вечером было сыро и зябко, но Арвида грела любовь. По дороге из офиса домой он зашел в ювелирный магазин проверить размер колец и заплатить. Женщина за прилавком улыбнулась и сказала, что надеется вскоре снова его увидеть. Он тоже на это надеялся.

Провожая его, продавщица поклонилась.

Коробочка в кармане пальто была совсем небольшой, но он чувствовал ее вес. Несколько раз Арвид совал руку в карман, чтобы коснуться ее. В этой коробочке было заключено его будущее. Так, по крайней мере, он надеялся.

Он прошел вверх по улице, повернул вправо на Васагатан, обдумывая в голове, как он будет делать предложение. Дома он присел в кабинете с ручкой и бумагой и начал подбирать фразы. Скомкав третий лист и выбросив в корзину, он взялся за четвертый.

Я знаю, что мы, точнее, что ты, испытываешь сомнения по поводу нашего союза, поскольку находишь между нами различия…

Еще один лист летит в мусорку. Иногда кажется, что язык слишком беден, чтобы передать его чувства. Штраус, Моцарт, Бетховен могли бы передать их через музыку. Эврика! Эверт Тоба! Вот кто ему поможет. Арвид достал собрание песен с полки и пролистал до стихотворения «Пьерина».

 
Синие анемоны,
Цветущий миндаль,
Дымкой обвевают холмы.
Петухи кричат за заборами,
Винные горы ждут нас,
Где зеленеют кусты
На красной земле
Но здесь в долине цветешь ты.
О, Пьерина, когда же ты решишься?
Тебе скоро девятнадцать.
Слышишь ли ты в долине мой весенний мадригал?
Этой весной ты будешь моей?
 

Можно остановиться на этом вопросе. Оставив бумагу на столе, Арвид поднялся и пошел через столовую в прихожую. Выудил из кармана коробочку. Кольца сверкнули в темноте. Или пан или пропал! Рискнем, подумал он. Никто, кроме Элин, ему не нужен.